Текст книги "ДСВ. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Марина Аэзида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– А ты утверждал, что угомонишь своих торговцев! – прикрикнула Джефранка. – Они же вместо того, чтобы сидеть тихо, вышли из своих лавок, присоединились к черни и начали оскорблять уважаемого каудихо. Отца князя, моего свекра!
Это, конечно, была не совсем правда: ни Андио Каммейра, ни Джефранка не знали, были среди крикунов торговцы или нет, но и Нир ничего об этом не знал. Значит, ему придется поверить Джефранке на слово. А уж что и как она должна говорить, решили заранее: то есть каудихо решил, а она послушалась.
– Но моя княгиня! – воскликнул «ювелир». – Я ведь не могу отвечать за каждого лавочника!
– Очень жаль, – Джефранка покачала головой. – Но речь даже не об этом. Поразмыслив, я поняла, что ты не сам придумал ту наглую просьбу, с которой явился. Кто-то подговорил тебя, верно? Подкупил. А может, угрожал? Я желаю знать, кто этот предатель.
– Нет! Нет, княгиня! Никто не подговаривал! – Нир всплеснул руками. – Я тогда сказал правду: торговля страдает, вот и…
– Не лги! Талмериды не мешают торговле.
«Ювелир» открывал и закрывал рот и, видимо, думал, как еще оправдаться.
Вот и настал страшный для Джефранки миг… Она отошла к двери и два раза ударила по ней кулаком. На стук открыл стражник.
– Палач уже пришел? – спросила Джефранка.
Разумеется, пришел, иначе быть не могло. Высокий широкоплечий мужчина с неподвижным, почти как у нее, лицом протиснулся внутрь. В руках он держал щипцы, железный прут и жаровню с углями, пока холодную.
При взгляде на эти орудия Джефранка содрогнулась. Интересно, Нир обратил на нее внимание?
Вряд ли: он, не отрываясь, смотрел на палача и все больше бледнел – это было заметно даже в неверном свете факелов.
Отпрянув к стене, он выставил вперед руки и завопил:
– Княгиня! Я ни в чем не виноват! Ни в чем! Пощади!
Джефранка кивнула палачу.
– Начинай.
Может, все-таки не дойдет до дела? Вдруг достаточно просто угрозы, и сейчас «ювелир» во всем признается? Если, конечно, есть в чем признаваться. А если не в чем? Неужели с ее позволения пыткам подвергнут невиновного? А вдруг он укажет абы на кого, лишь бы избавиться от боли?
Сомнения все сильнее шевелились в душе, а к горлу подкатывала тошнота. О, проклятый каудихо, ну зачем он подверг ее такому испытанию?
Палач надвинулся на пленника, тот начал сопротивляться, но, разумеется, бесполезно. При помощи Андио Каммейры палач быстро стянул с Нира одежду, оставив в одних штанах, затем распял его на кровати, привязав за руки и ноги. Глава гильдии уже не кричал, не возмущался, а плакал. Неудивительно – торговец человек не войны, а мира. Это воины способны ухмыляться в лицо палачу – и то лишь какое-то время.
– Ну что, готов говорить? – взяв себя в руки, выдавила Джефранка.
– Княгиня! Я сказал все, что мог! Больше нечего!
– Вот и проверим, – хмыкнул Андио Каммейра и встал рядом с палачом, наполовину загородив пленника от взгляда Джефранки.
Хвала духам! Наконец-то каудихо взял слово, теперь он будет приказывать палачу – это также было решено заранее. Ей же придется лишь смотреть и слушать, хотя и это непросто.
– Работай только по тем частям тела, которые можно скрыть под одеждой, – велел Андио Каммейра. – Лицо и ладони не трогай.
Палач раскалил угли в жаровне и положил на них прут. Сейчас начнется…
Джефранка зажмурилась, но скоро заставила себя открыть глаза. Как раз в тот миг, когда палач поднес к груди несчастного раскаленный прут.
Затрещала кожа. В уши ворвался хриплый рев, полный нестерпимой боли, по воздуху разлилась вонь паленых волос и плоти.
Сердце Джефранки колотилось, пальцы сжались, будто сами собой, ногти впились в ладони. Быстрее бы все это закончилось!
Палач еще раза два прижимал к груди Нира прут, затем снова положил его на жаровню и схватил щипцы.
– Ну что, будешь говорить? – спросил Каммейра.
– А-а-а, – скулил несчастный, заливаясь слезами. Увидев в руках мучителя щипцы, он закричал, захрипел: – Не надо! Хватит! Я скажу! Это… это Изир… Изир из рода Виленка попросил меня… Это все он!
Один из советников отца?! Не может быть! Он всегда был верен князю и ей, Джефранке.
Каудихо покивал и бросил:
– Возможно. Сейчас проверим, правду ты сказал или возвел напраслину на невиновного.
Он махнул рукой палачу, Нир задергался, выгибаясь дугой на кровати.
Снова хриплый рев.
Кислый запах крови смешался с вонью паленой кожи.
Еще чуть-чуть, и Джефранка не выдержит: бросится к двери и вылетит за нее так быстро, будто по пятам гонится мальчик-смерть!
Однако она выдержала, а Нир снова выкрикнул:
– Это Изир! Изир!.. Он… он обещал моему сыну должность во дворце!
Андио Каммейра дал палачу знак остановиться и спросил:
– Что еще?
– Н-ничего. Только должность. А если откажусь, угрожал… угрожал, – он захныкал и умолк.
– Чем угрожал?
– Не могу сказать…
– Уверен?
Палач снова поднес щипцы, и Нир прохрипел:
– Не надо… Хватит, умоляю… Он угрожал, что расскажет… расскажет, что это я… я убил бывшего главу моей гильдии.
– Ясно. А какую должность он обещал твоему сыну?
– Казначея… – Нир разрыдался в голос. – Умоляю, пощадите.
– Чем он подкупил других торговцев?
– Он мне… мне велел это сделать. Пожалуйста… хватит пыток…
Андио Каммейра глянул на Джефранку и многозначительно изогнул брови. Значит, теперь опять ей надо говорить… Что ж, раз Нир оказался и предателем, и убийцей, то изображать суровую княгиню будет немного проще.
– Ладно, пока достаточно. Сейчас к тебе приведут лекаря, а потом ты посидишь здесь и подумаешь, что еще полезного можешь рассказать, чтобы загладишь свою вину.
Наконец-то все закончилось! Или нет? Изир… Неужели улыбчивый, веселый советник предал ее?
Мимо стражников Джефранка прошла уверенной походкой, но стоило оказаться на лестнице, вдали от глаз подданных, и навалилась слабость. Ноги задрожали, она покачнулась и вцепилась в плечо Андио Каммейры, чтобы не упасть. Он приобнял ее и погладил по спине.
– Ну-ну, милая, все, уже все. Ты хорошо держалась, ты умница. Настоящая княгиня! Ну же, родная, успокойся! Идем.
Как ни странно, его слова и впрямь слегка успокоили. Джефранка выпрямилась, отпустила плечо свекра и двинулась вверх по лестнице, к выходу из подземелья.
Скоро они с каудихо оказались в приемных покоях, и она сразу же высказала свои сомнения:
– Не верится, что это Изир… Он всегда был предан моему отцу.
– Твоему отцу – возможно, – каудихо пожал плечами и сел на скамью.
Джефранка не могла сидеть: напротив, принялась ходить по комнате.
– Может, он по-своему верен и тебе, – продолжил АндиоКаммейра. – Но не моему сыну. Отсюда и его козни.
– Он всегда был очень, очень осторожен, осмотрителен, он вряд ли стал бы рисковать, устраивая заговоры…
– Поэтому он дождался, пока Виэльди уедет, только потом начал действовать, – Каммейра хлопнул себя по коленям. – И вряд ли он действовал один, наверняка тут замешаны еще какие-то вельможи.
– И что теперь? Что дальше? – вздохнула Джефранка и наконец остановилась, посмотрела на свекра в упор. – Теперь мы будем пытать Изира?
– О нет, пока нет. Не показывай ему, что о чем-то знаешь или догадываешься. Дождись мужа, он со всем разберется. До этого просто наблюдай: те, кто в сговоре, узнают, что торговца держат в темнице, и заволнуются. А волнение еще никому не добавляло ума: они могут наделать ошибок или как-то себя выдать. Твоя задача быть внимательной и улавливать любые изменения в поведении твоих подданных. А еще…
Андио Каммейра вдруг осекся, а его глаза округлились. Проследив за его взглядом, Джефранка опустила голову. Несколько мгновений тупо смотрела, как под ногами ползет кровавая струйка. Тут же ощутила жар и влагу на внутренней стороне бедер. Затем живот взрезала боль. Голова поплыла.
Будто сквозь туман до Джефранки донеслись крики каудихо: «Быстрее! Лекаря сюда! – а потом его встревоженное бормотание: – Проклятье, девочка, что же ты не сказала?.. Я бы не заставлял…»
Дальнейшие слова растворились в мягкой и на удивление уютной тьме.
* * *
Джефранка открыла глаза. В уши врезался возглас:
– Моя княгиня! Хвала Спящему ворону, ты очнулась!
Над ней склонилась Руниса. Почему служанка так взволнована?
– Что случилось? – Джефранка едва успела задать вопрос – и воспоминания вернулись.
– Моя княгиня, ты…
– Не надо. Не говори ничего. Я вспомнила…
Кровь на полу, резь в животе… ребенок, который уже не родится, никогда не родится.
Внутри все сжалось от боли, но болело не тело – душа. Джефранка застонала и прикрыла веки ладонями. Вот бы снова впасть в забытье, а очнувшись, ничего не помнить. А ведь она даже не была уверена, что тяжела… До чего же горько узнать об этом, лишь потеряв…
Сделав над собой усилие, она убрала ладони от глаз и приподнялась на подушке.
Руниса по-прежнему стояла рядом, прижимала руки к груди и смотрела с тревогой и сочувствием.
– Мне так жаль, моя княгиня, – она сокрушенно покачала головой.
– Мне тоже, – вздохнула Джефранка. – Но сожаления ничего не изменят.
– У вас еще будут дети и скоро, вот увидишь! – теперь Руниса пыталась утешить, как всегда.
– Конечно. Будут. Но хватит об этом. Лучше ответь: долго я была без сознания?
– Почти сутки. Ты то приходила в себя, то снова… Потом тебе стало лучше, ты уснула. А сейчас как себя чувствуешь?
Джефранка прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болит, будто ничего и не случилось, будто она просто спала и проснулась, как и каждое утро.
Она попыталась выбраться из кровати, но Руниса не позволила: силой удержала на месте.
– Нет-нет, лекари сказали, тебе пока нельзя вставать.
– И сколько же продлится это «пока»? – если бы Джефранка могла, то нахмурилась, а так лишь в голосе прозвучало недовольство.
– Лекари сказали, что до вечера точно, а потом они должны тебя осмотреть.
– Да лед глубин!.. Возьми бездна этих лекарей! Ладно… А каудихо талмеридов еще здесь или уехал?
– Здесь, еще как здесь, – закивала служанка. – Постоянно спрашивал о тебе, беспокоился.
– Хорошо… Я желаю его видеть. Пусть придет.
– Прямо сюда?! – глаза Рунисы округлились. – Но это не очень… это…
– Неподобающе, неприлично. Знаю. Но меня это не волнует! – прикрикнула Джефранка. – Раз я не могу вставать с ложа, то пусть он придет к моему ложу.
– Хорошо, моя княгиня… – пролепетала служанка, все еще поглядывая с сомнением. – Сейчас позову.
– Спасибо.
Она удалилась, а Джефранка выше приподнялась на кровати и в ожидании уставилась в окно: за ним, как и несколько дней назад, висело грязно-серое небо, а по стеклу растекались капли дождя.
Андио Каммейра не вошел, а ворвался в покои и сразу же ринулся к ложу. Растерянная Руниса стояла в дверях, и Джефранка махнула ей рукой, позволяя удалиться.
Каудихо опустился на ковер у подножия кровати и заговорил:
– Княгиня, девочка моя, прости старого олуха! Если б я знал… – он хлопнул себя по лбу и покачал головой. – Хотя я сам себя не прощу… Сам себя внука лишил, бестолочь!
О нет, не для того она хотела его видеть, чтобы выслушивать извинения. Приятно, что он хоть в чем-то чувствует себя неправым, но сейчас важнее другое.
– Виэльди меня убьет и правильно сделает! – сокрушался Андио Каммейра. – А если это как-то скажется на… дальнейшем… Если я лишил сына наследников… Да я тогда сам себя убью!
– Зачем Виэльди знать, что случилось? – собственный голос показался усталым и отрешенным. – Все равно ничего не изменить, а он только зря огорчится.
… А может, и не огорчится. Может, ему будет все равно.
– Да мне совесть не позволит лгать собственному сыну…
Джефранка не удержалась от насмешки:
– Не ты ли говорил, что нужно договариваться с совестью?
– Бьешь меня моим же оружием, милая? – усмехнулся каудихо, на миг став похожим на себя обычного. – Похвально.
– Я тебя не виню. Это случилось не из-за тебя, не из-за этих пыток, а из-за другого…
– Вот как? Из-за чего же? – каудихо приподнял бровь.
– Из-за предательства советника… Я не ожидала, вот и переволновалась, – солгала Джефранка.
На самом деле виной всему проклятая Ишка – ненавистная, злобная нечисть! Вот уже второй раз встреча с ней приносит беду, но об этом никому не расскажешь. Никто не поверит. Одно ясно: добра от девчонки-оборотня ждать не следует. Ей нельзя верить и вообще лучше держаться от нее подальше. Джефранка ни за что не передаст слова нечисти мужу, не подвергнет его такому риску. Хватит того, что сама пострадала.
Она так глубоко погрузилась в гневные мысли, что не заметила, как на лице Каммейры появилось недоверие.
– Сдается мне, ты врешь, – сказал он. – Пытаешься меня успокоить, хотя это я должен был успокаивать тебя. – Каудихо криво улыбнулся и провел рукой по ее волосам. – Если так, то ты очень добрая, моему сыну повезло с женой. Главное, чтобы твоя доброта не распространялась на изменников и врагов.
Ну наконец-то беседа свернула туда, куда нужно!
– Поэтому я и хотела тебя видеть… Ты вот-вот уедешь, а мы не договорили. Ты собирался рассказать, что мне делать дальше, как вести себя с предателем.
Ей показалось, или во взгляде Андио Каммейры мелькнули удивление и уважение? Что ж, предводитель талмеридов, для которого важнее всего государственные дела, наверняка оценил, что она не заливается слезами, а думает о княжестве.
Джефранка бы и рада поплакать, пусть бы ее все жалели и утешали, да только времени нет слезы лить…
– Так ты расскажешь? – переспросила она.
Лицо каудихо стало сосредоточенным.
– Раз ты готова слушать, то да.
Лишь через несколько часов Андио Каммейра покинул ее опочивальню, а Джефранка, вымотанная беседой, уснула, забыв даже о том, что голодна… Когда же вечером проснулась, каудихо уже покинул Адальгар.
Глава 5
После совета Ашезир вернулся в свои покои и по привычке подошел к окну, обдумывая все услышанное и сказанное. Подошел – и не поверил своим глазам. Там, на подворье, поблизости от злосчастного колодца, на дне которого навсегда исчезла дорогая сердцу бронзовая роза, стояли двое: Хинзар и Данеска. Они стреляли из луков в установленную у дворцовой стены мишень. Поразительно! Степнячка не только отважилась выйти на улицу в такой мороз, так еще и выглядела едва ли не счастливой.
Вот она выпустила стрелу и, видимо, попала точно в цель. Захлопала в ладоши, запрыгала на месте и засмеялась. Брат, напротив, нахмурился и что-то сказал. Ни слов, ни даже голоса через стекло не долетело, однако понять, чем Хинзар недоволен, было несложно: наверняка Данеска выстрелила удачнее него. Говорят, степняки учатся стрелять из лука и ездить верхом чуть ли не раньше, чем ходить. Преувеличение, конечно, а все-таки доля истины в этом есть.
Хинзар слепил снежок и бросил в Данеску – та не осталась в долгу. Вот уже между ними завязалось состязание: кто кого закидает снегом. Тут выигрывал брат: пока талмеридка лепила один снежок, противник успевал бросить в нее несколько. Данеску это не злило, даже не смущало, наоборот, ей явно было весело, она хохотала.
Ашезир поймал себя на том, что сам невольно заулыбался, глядя на это ребячество. Данеска, оказывается, не меньшее дитя, чем братишка. Неспроста в сумеречном мире Ашезир увидел ее маленькой девчонкой. Ну, зато наконец-то она хоть чему-то радуется, еще и с Хинзаром поладила. Ничего зазорного в том, что императрица играет с принцем, нет. Главное, предупредить, чтобы с другими мальчишками, даже знатными, играть не вздумала. Мать-императрица уехала, а значит, предупреждать об этом придется ему.
Все еще улыбаясь, Ашезир отошел от окна, но скоро улыбка сползла с губ: он погрузился в письменные донесения от наместников провинций. За этим занятием прошел час или больше, потом в комнате жены раздался громкий смех и отвлек от дел.
Ашезир постучал в дверь и вошел: как и думал, в опочивальне Данески находился еще и Хинзар. Ну точно поладили!
Брат встряхнул каштановыми вихрами и с деланным возмущением воскликнул:
– Божественный! Женщины не должны стрелять так, как твоя императрица! Она неправильная женщина!
– Очень даже правильная, – усмехнулась Данеска. – Просто я талмеридка, а не эти ваши…
Она стояла довольная, раскрасневшаяся, с горящим взглядом. Улыбаясь, посматривала на Хинзара.
Дите! Видеть в ней женщину ой как непросто. Тот единственный раз, когда она танцевала и соблазняла, почти изгладился из памяти. Хотя с Виэльди талмеридка, наверное, всегда была соблазнительной… Тьфу, мерзость!
– А вот посмотрим! – фыркнул Хинзар. – Когда достроят ледяной лабиринт, я тебя туда отведу. Согласна? Поглядим, кто быстрее из него выберется! – опомнившись, мальчишка глянул на Ашезира и прижал руки к груди. – Если ты позволишь, божественный.
– Позволю. Но сейчас иди к себе, переоденься, приведи себя в порядок.
– Но я…
– Мигом!
Хинзар скорчил рожицу, но послушался. Оставшись с Данеской вдвоем, Ашезир сказал:
– Я рад, что ты подружилась с моим братом.
– Он забавный. И с ним хотя бы есть, о чем поговорить, а то здешние вельможи болтают о ничего не значащей ерунде.
– Так положено. Тебе тоже надо научиться красиво болтать о ерунде. Твой отец умеет.
– Пф-ф, – она пожала плечами. – Мой отец чего только не умеет… – немного помолчав, Данеска продолжила: – Знаешь, когда я сюда приехала, думала, что ненавижу его… А недавно поняла, что скучаю.
– Просто тебе повезло с отцом. Вот я по своему совсем не скучаю.
– Это понятно…
– Наверняка скоро увидишься с каудихо, – Ашезир усмехнулся. – Думаю, он приедет, чтобы выразить почтение новому императору и поздравить дочь-императрицу.
– Хорошо бы, – вздохнула Данеска.
– Так и будет, вот увидишь.
Он скользнул взглядом по ее плащу: снег на нем уже растаял и превратился в воду. Волосы жены, выглядывающие из-под коричневой вязаной шапочки, слипшимися сосульками падали на плечи.
– Переоденься, – велел Ашезир и двинулся к двери. У выхода обернулся и добавил: – Вот еще что: я рад, что ты подружилась с принцем. Но с другими мальчишками тебе, императрице, нельзя вести себя так свободно, понимаешь?
– Не держи меня за дуру! – вскинулась Данеска. – Все я понимаю.
– Замечательно, я и не сомневался в твоем уме, моя императрица, – Ашезир коротко поклонился и ушел в свои покои.
* * *
А муж не ошибся! Нескольких дней не прошло после того разговора – и Андио Каммейра приехал. Правда, было слегка обидно, что сначала он полдня провел с Ашезиром, лишь потом зашел к ней. Удивляться, конечно, нечему: отец как всегда в первую очередь думает о Талмериде, во вторую – о врагах, и лишь в третью – о детях. Данеска хотела показать ему свою обиду, но сама о ней забыла, стоило отцу появиться на пороге.
Отец… Родные черты… Высокий, широкоплечий… Рядом с ним так легко чувствовать себя защищенной! Его острый, чуть насмешливый и словно всезнающий взгляд всегда дарил ей уверенность: все будет хорошо.
Какая уж тут обида?
– Отец! – вскрикнула Данеска и, подбежав, повисла на его шее.
– Родная моя! – Андио Каммейра приподнял ее, покружил, потом крепко, до боли прижал к себе. – Моя красавица, принцесса, императрица… Боги, как же я скучал!
– И я скучала! Сильно-сильно! – у Данески даже слезы на глаза навернулись. – Скажи, что останешься здесь надолго! Ну скажи!
– Ты же знаешь, я не могу… Скоро море начнет замерзать, мне нужно успеть вернуться до того, милая.
Ну вот…
Данеска отстранилась и сказала:
– Я здесь совсем одна, среди чужих людей. Неужели тебе все равно? Хоть бы Азари сюда прислал. Вторая мать тоже родная…
– Я бы рад, но нельзя, – отец скорбно поджал губы. – Шахензийцы должны воспринимать тебя, как свою, поэтому никаких талмеридов в твоем окружении не должно быть. Ну, кроме тех, которые…
– Которые твои соглядатаи… – шепнула Данеска и еще тише добавила: – Сволочь ты, хоть и отец.
Каудихо приподнял пальцами подбородок Данески и отчеканил:
– Иногда приходится быть сволочью. Это не значит, что я тебя не люблю.
Она убрала его руку и отодвинулась. Проползли мгновения, потом каудихо наклонился к уху Данески и спросил:
– Скажи, почему ты несчастна? Ашезир дурно с тобой обращается? Унижает? Бьет? Только скажи, и я…
– Да он со мной никак не обращается! – выпалила Данеска. – Я тут вроде… вроде домашней зверушки: когда хочется, погладят, когда не хочется, не удостоят и взглядом.
– Почему так?
– А я знаю?!
– Плохо, что не знаешь. А я тебе объясню… Признайся: ты ведь и не пыталась поладить с имперцами? Ну так попытайся! Хотя бы с мужем. Он тебя не унижает, не избивает, да и относится, как я понял, неплохо. И ты – императрица. Чего еще тебе надо?
Он издевается? Точно издевается!
Данеска чуть не задохнулась от возмущения и непослушным голосом выдавила:
– По-твоему, это все, что нужно?
– Ну извини, родная, – отец приобнял ее за плечи, усадил на кровать и погладил по голове. – Я понимаю: ты молода, тебе любви хочется, но это пройдет. Ты научишься находить радость в ином. Вот Джефранка Адальгарская… Она тоже вышла замуж по необходимости, но не жалуется, даже довольная.
Нет, он точно издевается!
Данеска вскочила на ноги и прошипела:
– Еще бы она жаловалась. Этой похотливой сучке Виэльди достался, а не…
– Умолкни! – прикрикнул отец. – Я не хочу, чтобы моя дочь сквернословила.
– Но именно ты научил ее сквернословить, – съязвила Данеска. – Своим примером.
– Я отец и мужчина. Мне можно, тебе нет.
– Сам вырастил меня такой, сам и отвечай.
– Виэльди тоже я воспитал, – Андио Каммейра поднялся вслед за Данеской. – Однако он куда благоразумнее. Даже полюбил свою жену. Почему бы и тебе не полюбить мужа?
У Данески задрожали колени, затряслись руки, а в животе закрутило, завертело. К горлу подкатила тошнота, чуть не излилась вонючей жижей. Воздуха не хватало, ноги подкосились, и все-таки Данеска сумела выдавить:
– Ты… лжешь…
Встревоженный, даже испуганный взгляд отца… жесткая хватка его рук…
Он удержал Данеску на ногах, усадил обратно на ложе и обнял, почти вдавил ее в себя.
– Девонька… Да, я лгу. Лгал. Не думал, что для тебя это до сих пор так тяжко. Думал: уже должно пройти. Если тебе будет легче, скажу: Виэльди ее не любит. Кажется, она даже страдает от этого, бедная.
– Так ей и надо, потаскухе! – Данеска до боли сжала кулаки.
– Эй! – отец шлепнул ее по щеке и не слабо, в его взгляде сверкнул гнев. – Я же сказал: не ругайся. Тем более что Джефранка не виновата в твоем несчастье. Никакая она не потаскуха, не оскорбляй тех, кого не знаешь. Если уж на то пошло, ты должна винить меня и Виэльди.
– Да! Но вас я не могу ненавидеть, а ее – могу.
– Глупенькая, – пробормотал каудихо и снова привлек ее к себе. – Поверь, я знаю, что такое любовь, знаю, как больно ее терять. Но еще я знаю, что иногда другого выхода нет: только потерять и смириться с потерей.
Данеска промолчала. Обхватила отца за шею, уткнулась в его грудь и замерла. Он гладил ее по спине, что-то шептал. Что? Данеска не прислушивалась – все неважно, слова неважны. Все равно она никогда не отдаст Виэльди другой! Никогда!
Данеска все еще злилась на отца, но любовь к нему была сильнее гнева. Так зачем омрачать встречу спорами и ссорами? Вдруг она еще нескоро с ним увидится? Пусть хотя бы в этот раз все пройдет хорошо…
– Отец… – протянула Данеска. – Я так тебе рада!
Андио Каммейра поцеловал ее в макушку – и еще раз, и еще…
Он очень странный, его не поймешь: то суровый и даже жестокий, то мягкий и понимающий. И он любит Данеску, но легко жертвует ею ради выгоды…
Они долго просидели в обнимку. Молча. Слова бы все испортили: невозможно с их помощью выразить чувства. Зато объятия, теплые и доверительные, передавали всю нежность.
До чего же уютно в руках отца! В его власти, под его защитой, пусть и суровой…
Лучше этого только объятия Виэльди…
– И когда ты уедешь? – спросила Данеска и всхлипнула: иногда на отца это действовало. – Неужели прямо завтра?
– Не так скоро. Останусь посмотреть на казнь изменника – убийцы императора. Потом уеду.
– Какого-такого убийцы? – спросила Данеска и отстранилась.
– Твой муж что, совсем ничего тебе не рассказывает? А ты совсем не прислушиваешься к дворцовой болтовне? Это плохо, – каудихо глянул на нее с неудовольствием. – Вообще-то я рассчитывал, что ты будешь передавать мне важные известия. Но пока что это делал только Виэльди. Он находился здесь недолго, и то успел. А с тобой что не так?
– Да все со мной не так! – вспылила Данеска: похоже, мирный разговор любящих отца и дочери все-таки не получится. – Я вообще ничего этого не хотела. Я не такая, как ты, не такая, как Виэльди. Мне эти ваши власти-государства безразличны. Лучше бы я родилась дочерью бедного скотовода…
– Разбаловал я тебя, – проворчал каудихо. – А надо было держать в черном теле и плетью каждый день поглаживать. Хотя еще не поздно…
– Вот только попробуй! – вскричалаДанеска. – Попробуй только! Но после не забывай оглядываться! А то вдруг я тебя прирежу, как Ашезир…
Ой! Она осеклась и прижала ко рту ладонь. Поздно. Каудихо уже все понял. Встал, схватил ее за плечи и спросил:
– Так что Ашезир? Это он убил императора? Значит, догадки Виэльди были правдой?
Данеска молчала, а в душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она хотела добра отцу и не думала ему лгать, с другой – не желала зла Ашезиру. А каудихо, когда придет время – если придет, – вполне может использовать свое знание против императора.
Зачем она проболталась, дура?!
– Ну же, родная, ответь, – голос отца стал мягким, как часто бывало, когда он пытался чего-то добиться. – Это он?
– Да, – выдохнула Данеска. – Но я тоже была в этом замешана. Поэтому если кто-то узнает, если ты когда-нибудь кому-нибудь об этом скажешь…
– Я понял, не продолжай. Разумеется, я не причиню вреда собственной дочери. Но каков Ашезир, а?! – он воздел руки к потолку и в изумлении покачал головой. – Надо же: умудрился убить отца, потом занять престол, а теперь еще и повесить вину на своего врага. А еще наивным мальчишкой прикидывался… Ладно дочь, а теперь расскажи все по порядку.
Она рассказала, а в конце добавила:
– Не используй это против Ашезира, не надо.
– Даже если бы я хотел, все равно не смогу. Пока что мне самому это невыгодно, а потом эти знания уже ничего не будут стоить. Но ты молодец, девочка моя, что не потеряла в тот день разума и не испугалась… Но объясни, почему ты тревожишься за Ашезира? Мне казалось, ты его не любишь…
– Конечно не люблю! Ни капельки. Его невозможно любить! Но это не значит, что я желаю ему зла или ненавижу. Я нормально… хорошо к нему отношусь.
– Рад это слышать, – голос прозвучал рассеянно, словно отец о чем-то задумался. Тут же выяснилось, о чем именно: – А кто тебя пытался отравить, по-прежнему неизвестно?
– Нет. Наверное, этого мы уже никогда не узнаем.
– Э нет, так не пойдет. Надо узнать. Пойду снова к божественному, – каудихо двинулся к двери, бормоча на ходу: – Ну надо же, о стольком спросил, а об этом забыл, вот остолоп.
– Отец! Ты только что пришел и уже уходишь?!
– Что? – он обернулся, затем махнул рукой. – А, да, ухожу. Я ненадолго, скоро вернусь, жди.
Данеска скорчила гримасу и противным голосом, передразнивая, сказала в закрывшуюся за Андио Каммейрой дверь:
– Жди. Вернусь. Когда у людей крылья вырастут.
Опять у отца появились ну очень важные дела. Конечно, он собирается выяснить, кто подсыпал Данеске яд, но… Это уже давно не имеет значения, с тех пор столько всего случилось!
Нахмурившись, она с размаху рухнула на кровать, закинула руки за голову и уставилась в потолок: там полз большой мохнатый паук, тянув за собой паутинную нить, и Данеска с неожиданным любопытством принялась следить за его движениями.
* * *
Виэльди кутался в тяжелый подбитый овчиной плащ, но даже он почти не спасал от холода и промозглого, порывистого ветра, который, будь он проклят, еще и дул наискось. Морякам приходилось то и дело его ловить, поворачивая паруса. Из-за этого путь удлинялся. Корабль делал немалые крюки вместо того, чтобы напрямую идти к Адальгару, где, если верить отцу, неспокойно.
Люди Виэльди, непривычные к такой стуже, мерзли не меньше, если не больше него. Хоть и не жаловались, но лица у всех были смурые, покрасневшие, кое-кто уже шмыгал носом и покашливал. Как бы воины окончательно не заболели к концу пути. Среди всех только Сарэнди выглядел довольным. Впрочем, ему было теплее, чем остальным: он прижимал к себе девку, согревая, и сам грелся о нее. Друг все-таки дошел до невольничьего рынка на Медной улице и купил себе вожделенную девицу-с-желтыми-волосами. Теперь то и дело рассматривал светлые пряди, теребил их в пальцах и ни на шаг не отпускал рабыню от себя. Разумеется, вызывал этим кучу насмешек, в которых, правда, сквозила плохо скрытая зависть.
Вот и теперь…
– Эй, Сарэнди, дай мне свою бабу пощупать, хоть погреюсь!
– И мне! Нам всем дай!
– Друг о друга грейтесь, псы смердящие!
– Да мы тебе за нее заплатим!
Один из воинов тут же попытался облапить девицу, Сарэнди отпихнул его.
– Пошел прочь! На Медной все были? Все. А только я монет не пожалел! Вот теперь расплачивайтесь за жадность, паскуды!
Девица захныкала: видать, испугалась. Сарэнди принялся ее утешать, да только она не понимала ни талмеридского, ни имперского. Впрочем, если бы понимала, ей стало бы еще страшнее и стыднее. Особенно к вечеру, когда Сарэнди повел ее в закуток, занавешенный шерстяным полотном и шкурами.
– Осторожнее! – хохотнул один из воинов. – А то при таком морозе твое копье заледенеет и переломится!
– Мое копье и при морозе жаром пышет, – крикнул Сарэнди и похлопал себя по паху. – А будешь много болтать, на тебе потренируюсь.
Вокруг заулюлюкали, загоготали, засвистели, так что Виэльди даже пришлось прикрикнуть. Шутки шутками – развлечься перебранкой в длительном и тягостном пути милое дело, – но как бы до драки не дошло.
Хотя в конце концов он сам не удержался и, когда Сарэнди с девицей скрылись от любопытных глаз, со смехом воскликнул:
– Смотри до смерти ее не залюби, а то денег твоих жалко!
К ночи он отправился спать – ему, как рин-каудихо, была отведена крошечная надстройка на корме, но в ней оказалось не теплее, чем снаружи, разве что ветер не гулял.
Он подложил под себя шкуры, с головой закутался в плащ и, наконец пригревшись, закрыл веки.
Закрыл – и тут же в ноздри ударил запах гари и вонь паленой плоти. На корабле пожар? Но тогда почему не слышно криков? И кто это там, впереди? Что за черное, обугленное, дымящееся существо медленно удаляется и тянет к кому-то руки?
* * *
На дворцовой площади собралась такая куча народу, какой, наверное, и в дни празднеств не бывало. Еще бы! Редкое зрелище – казнь могущественного вельможи, который казался несокрушимым и недосягаемым.
Для знати соорудили трибуны, простые люди толпились внизу, тянули шеи, чтобы лучше видеть, отпихивали друг друга и гомонили. Отцы и матери усаживали детей на шеи.
В центре площади, окруженной стражниками, возвышалась гора из дров и хвороста, посреди которой торчал столб – скоро к нему привяжут ли-нессера Цаура Саанхиса, а затем подожгут.
