Текст книги "Другая страна(полная сборка)"

Автор книги: Марик (Ма Н Лернер) Лернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Я общаюсь с бывшими легионерами, советскими, лишенными гражданства, после выезда из страны и регулярно читаю Коль Ха-ам, газету КПИ.

– И что такое пишут в коммунистической газете? – восклицает он удивленно-издевательски.

– Кто всю жизнь прожил в СССР хорошо умеет читать между строк, что власти хотят сказать, даже если это прямо не сказано. Разрешите прочитать, – спрашиваю и достаю вчерашний номер: «Разоблачение группы театральных критиков, ударами в спину стремящихся свалить растущую советскую драматургию, оболгать и дискредитировать все лучшее, что было ею создано, – дает новые силы и веру не только нашим драматургам, но и каждому деятелю науки и искусства. Группа гурвичей и юзовских организованно, заранее выработанными методами всеми силами пыталась опрокинуть все ценное и самобытное в русской литературе, пустить под откос то, что несут народу передовые советские драматурги. Более того, они осмеливались поднять руку на Горького, пытались заглушить трубный голос Маяковского.

Группа воинствующих двурушников-космополитов...», – и дальше в том же духе...

– Звучит как донос, – говорит он озадаченно. – Но ведь здесь нигде не прозвучало слово «еврей» или, тем более «израильтянин».

– Тут прозвучало обобщение про «гуревичей, юзовских и космополитов». Космополит – это...

– Не надо, – перебивает он меня, – я знаю.

– И все это прекрасно ложиться на обострение отношений США и Англия против СССР. С проблемами в Германии, разговорами про Железный занавес и не желанием СССР выводить войска из Ирана.

– И все-таки именно эти слова и не звучали, хотя и можно рассматривать как какой то намек-предупреждение.

– Советским людям обычно намека достаточно. Компания будет усиливаться, пока сверху не скажут: «Хватит!» И вообще, – я замялся...

– Договаривай уже, раз начал...

– Это ведь читают не только в СССР. Даже у нас, в Израиле, дословно перепечатывают. Если не хочешь чтоб назвали антисемитом, зови жида космополитом.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Смотри, будем считать, что работу ты сдал. Но я запишу, себе эти твои предположения и дату. Если 1 января 1949г, еще не будут разорваны дипломатические отношения между СССР и Израилем, ты принесешь бутылку хорошего коньяка, прямо сюда.

– Я ведь только высказал догадку, – ответил я, – И хотелось бы обратного. Если я прав...

– Ты, сделал анализ на будущее, как и требовалось для сдачи работы. За свои слова надо отвечать... И не надейся, что я тебе поставлю. Это не спор, а положительную оценку ты получил – авансом... Да, ящик коньяка можешь получить с херутовского А-машкиф, за удачный афоризм. Им должно понравиться.

Впервые за долгое время я не был загружен с утра до ночи. Никуда не надо было бежать и ждать телефонного звонка. Это был почти курорт. Каждый вторник я покупал два билета в кино. В восемь вечера мы одевались, в четверть девятого уходили из дома. В кинотеатрах шла дикая смесь из трофейных немецких, американских и советских фильмов. До Ани иногда просто не доходили отдельные моменты, приходилось с серьезным видом пояснять, почему это летом у разговаривающих офицеров пар изо рта идет или с чего это политрук раскомандовался. С музыкальными фильмами было проще. Тут сразу понятно, что сюжет существует только чтобы спеть и станцевать.

Особенно приятно было, что удалось снять маленькую двухкомнатную квартирку из спальни и столовой, с крошечной кухней и не было необходимости каждый день сталкиваться с ее родителями. Нет, люди они вообще-то неплохие. Но любовь тещи к зятю и наоборот измеряется километрами. Чем дальше, тем лучше. При всем их левом социализме и отрицании религиозного, свадьбу им хотелось, как положено, с раввином и прочими вещами. Со мной у них явно на этой почве был облом. Вроде и человек неплохой, но все же что-то не то.

Жили мы в квартале Мекор Барух, на северо-западе Иерусалима. Это была моя первая настоящая квартира в жизни. Никогда еще не приходилось жить без соседей и общей кухни с постоянными криками и руганью по поводу того, кто что неправильно сделал и чья очередь мыть места общего пользования. Закрываешь дверь, и можно не ждать вопля дежурного по казарме. Иерусалим новой застройки тянулся к югу и к юго – западу. Там были стандартные коробки. Здесь – еще старые кварталы, постройки 20-х годов, имевшие свою индивидуальность, доставшуюся от немецких архитекторов. Квартира была темноватой, да и сантехника устаревшей, зато комнаты – с очень высокими потолками. Железные перила и, опять же, железные ворота, на которых выбиты дата постройки, имя того, кто пожертвовал на нее деньги, и имя его родителей. Железные ставни на окнах и протянутые через улицу веревки с бельем. А через дом, на соседних заборах, обязательная давняя выцветшая надпись: «В огне и крови пала Иудея, в огне и крови она восстанет».

С утра нас будил завывающий голос. Будильник не требовался. Старый араб появлялся всегда ровно в 7 утра. «Алте захен» – орет он на идиш, и поясняет для особо тупых на иврите – «старые вещи». Как можно прожить на перепродаже того немногого старья, которое люди, сами не очень богатые, готовы были отдать, было выше моего понимания. Потом появляются и другие. Стекольщик, починяльщик примусов, точильщик ножей. Очень похоже было, что места поделены, все время одни и те же люди. За полгода ни разу не видел кого-то чужого.

Вечером мы с Аней шли гулять. Каждый вечер все население, вплоть до стариков и младенцев, выползало на улицы. Люди чинно ходили, вежливо здороваясь. Иерусалимский муниципалитет установил в переулках зеленые скамейки и урны для мусора. По соседству был устроен небольшой парк, куда стягивались жители из соседних кварталов. Если вдруг кто-то не появлялся, всегда находились желающие выяснить, не заболел ли человек, не надо ли что ему. Только не надо думать, что все жили, страшно дружно. Бытовые, и особенно политические, страсти раскалывали гуляющих на отдельные группы. Особенно забавно было наблюдать со стороны, когда это происходило в одной семье. Не дай Бог такой ужас в собственной. Лучше вообще молчать. Если один человек убежден в том, что второй человек – верблюд, второму практически невозможно доказать обратное.

Сейчас основная тема – была экономические реформы. Бурно обсуждался рост цен и решение, рассчитанное на пять лет, о поэтапном снижение всех налогов. Подоходного налога, достигавшего 60% и налогов на доходы компаний. И если раньше многие израильтяне старались «не перерабатывать», потому что после определенной суммы работать становилось просто бессмысленно, то теперь работать стало куда выгоднее, да и риск быть пойманным за уклонение от налогов стал менее заметным. Противники указывали на повышение цен и бурно рыдали над своими и грядущими проблемами. Страстные вопли: «Мне нечем кормить детей!» у меня сочувствия не вызывали. Соседские дети были вполне накормленными и по мусоркам не лазили. Пока никто не собирался отменять карточную систему на гарантированный минимум продуктов и товаров первой необходимости, принятый еще до войны, но все страшно боялись снижения норм.

Впрочем, попадались и вполне довольные люди. Введенные правительством льготы для иностранных инвесторов и израильских предпринимателей стали постепенно оживлять частный бизнес. В последнее время в газетах старательно пережевывали провозглашенную программу «индивидуальной инициативы и частного предпринимательства в смешанной и управляемой экономике». То есть вмешиваться государство все равно собиралось, неизвестно только, в каком размере. Поэтому каждый имел свое, единственно правильное мнение, и желал его непременно высказать.

А в квартире появилась белая скатерть на столе. Мы начали обрастать разными необходимыми вещами. Сначала газовая плита, потом утюг, доставшийся на местной барахолке по случаю, гладильная доска и стиральная машина. Последняя стоила совершенно неподъемных денег и считалась предметом роскоши. На нее ходили смотреть соседи, с интересом обсуждая размеры, возможный вес белья и белизну, полученную после процесса. Обязательно выражалось восхищение, и звучала лекция, о том, что руками-то оно лучше будет, меньше материя изнашивается. Я в таких случаях кивал, соглашаясь и думая про себя, что, когда ты свою купишь, совсем не это запоешь. А холодильника мы так и не купили. Американские пропали сразу после конца войны, и были они скорее производственными, для нашей квартиры размеры совершенно не подходящие. А израильские стоили столько, что нас откровенно душила жадность. Гораздо проще было покупать большой кусок льда, который приносили мальчишки в наш квартал вечером. Зато я не поскупился и на день рождения жены принес в подарок проигрыватель и три пластинки классической музыки: Бах, Бетховен, Шуберт. Чтоб я еще что-то понимал в музыке! Но в магазине вроде не обманули. Аня осталась довольна.

По субботам мы шли обедать к ее родителям, зато вечером у нас регулярно собиралась куча народу. Выяснилось, что мне только казалось, что я мало кого знаю. Человек 5-6 регулярно заходило на посиделки. Обсудить проблемы и просто потрепаться про жизнь и происходящее в стране. Мои бывшие солдаты и солдатки, офицеры из роты, парни, с которыми я вместе учился, Аннины старые подружки из школы и знакомые, с которыми я когда-то служил еще в Легионе. Со временем, начал появляться Давид, отец Анны, тщательно проверяясь перед приходом, чтобы жена не засекла. Она крайне не одобряла, что я познакомил его с так же постоянно заходившим Ицхаком. Они нашли друг в друге замечательных слушателей и регулярно рассказывали различные байки. Мечтой жизни Давида было освобождение Иерусалима. Нет, он вовсе не стремился воевать, он страдал, что невозможно проводить археологические раскопки в Старом городе. Стоило произнести это словосочетание, как он моментально начинал рассказывать о подземных тоннелях в районе Храмовой горы и цистернах для сбора дождевой воды, высеченных в камне тысячелетия назад. При всей своей одержимости он говорил очень интересно, увлекая слушателей. Студенты его обожали.

У меня давно не было проблем с разговорным языком, но грамотность явно была на уровне школьника, причем двоечника. Записывая на слух, не всегда потом мог сам понять, что написал. Но тут у меня была собственная учительница с аттестатом зрелости и отличными отметками. Очень удачно Аня демобилизовалась. До нового учебного года в университете было еще несколько месяцев, поэтому у нее было полно времени для меня. Она заставляла меня читать и конспектировать, работы основоположников. Почти как в Союзе, классиков изучал. Всяких Ахад А– Амов, Герцелей и Жаботинских.

Местами, глядя из нашего времени, это выглядело диким наивом, я давясь от смеха, старательно выписывал особо убойные цитаты: «Еврейский Союз, эта великая моральная особь, этот руководитель евреев, будет состоять из наших лучших, идеальнейших людей, которые не превратят это дело в общественный пирог, извлекая себе из него материальную выгоду», – наслушался я за это время, про здешних идеальнейших депутатов.

«Обыкновенным рабочим днем считается семичасовой. Но это не значит, что ежедневно только в продолжение 7 часов будут рубить деревья, копать землю, возить камень и производить всякие другие работы. Нет, работа будет производиться в течение 14 часов, но рабочие группы будут сменять друг друга через каждые 3 1/2 часа. Организация будет совсем военная: с чинами, повышениями и пенсиями», – про рабочий день в трудовой армии Троцкого я слышал рассказы, от людей, там побывавших.

«Может быть – кому-нибудь приходит на ум, что затруднения произойдут от того что у нас нет единого языка, на котором бы все могли изъясняться, ибо древнееврейским языком мы не можем пользоваться. Разве есть кто-нибудь, кто, пользуясь им, мог бы купить себе, например, хотя бы железнодорожный билет? Ведь нет! Тем не менее, все очень легко и исполнимо. Всякий сохранит тот язык, которому он научился в своем отечестве.», – и будем общаться на 40 с лишним языках, то еще удовольствие, особенно в армии! Воистину теоретики странные люди, так все расписано замечательно, исполнение только изрядно подкачало.

Хотя были и вполне разумные мысли, с моей, конечно, точки зрения: «Каждый туземный народ, все равно, цивилизованный или дикий, смотрит на свою страну, как на свой национальный дом, где он хочет быть и навсегда остаться полным хозяином; не только новых хозяев, но и новых соучастников или партнеров по хозяйству он добровольно не допустит.», «Фантазия о том, что они добровольно согласятся на осуществление сионизма в обмен за культурные или материальные удобства, которые принесет им еврейский колонизатор, – эта детская фантазия вытекает у наших «арабофилов» из какого-то предвзятого презрения к арабскому народу, из какого-то огульного представления об этой расе, как сброде подкупном, готовом уступить свою родину за хорошую сеть железных дорог. Такое представление ни на чем не основано. Говорят, что отдельные арабы часто подкупны, но отсюда не следует, что палестинское арабство в целом способно продать свой ревнивый патриотизм, которого даже папуасы не продали.», » «добровольное соглашение немыслимо. Поэтому люди, которые считают такое соглашение за необходимое условие сионизма, могут уже теперь сказать; non, и отказаться от сионизма. Наша колонизация или должна прекратиться, или должна продолжаться наперекор воле туземного населения. А поэтому она может продолжаться и развиваться только под защитой силы, независящей от местного населения, – железной стены, которую местное население не в силах прошибить.»

Тем не менее, метод оказался достаточно хорошо. Читать я научился вполне прилично, хотя, когда писал, еще много лет делал грубейшие ошибки.

Мы узнавали друг друга и притирались в общей жизни. Может, потому я и кончил колледж не лучшим, но и не худшим. Так, в середине. Но Аниной вины в этом точно не было.

«В Канаде правительственная комиссия опубликовала сообщение о шпионаже СССР в этой стране. Посольство СССР выступило с гневным опровержением.»

Газета А-Арец

«Как стало известно, еще в 1945 году был арестован Английский физик Алан Нанн Мэй работающий в Канаде в составе группы ученых, которые сотрудничали с американцами и помогали им создавать первую атомную бомбу. Мэй был агентом советской военной разведки. Он передал советским разведчикам ценные сведения и образцы чистого урана.»

Газета А-машкиф

«Трудно поверить, что это правда. Условия работы в Канаде были очень жесткими. Местная контрразведка держала под контролем всех специалистов, которые работали в секретной Монреальской лаборатории и были связаны с американским атомным проектом. Не исключалось, что за физиками приглядывали и агенты американской контрразведки. По крайней мере, Мэй знал, что канадцы сотрудничают с американцами, и что агенты Федерального бюро расследований чувствуют себя в Канаде как дома. Секреты совместного англо-американского атомного проекта в Монреале охраняла и английская контрразведка.

16 июля 1946 г.»

Газета Коль Ха-ам

– Томски, быстро на выход, сказал дежурный, заглянув в дверь. На проходной меня ждала Анна. Лицо бледное, все в слезах.

– Что случилось?

– Дов погиб. Только что звонил Рафи. Похороны через два часа на солдатском кладбище Иерусалима.

Я побежал к начальнику курсов за разрешением уйти и выпрашивать машину. Мы еле успели. На кладбище были сотни людей. Сплошь знакомые лица из роты и бригады.

Отец Дова уже читал поминальную молитву, голос срывался. Страшное это дело – хоронить сына. Вряд ли ему послужит утешением, что в войну мы хоронили в братских могилах, да и то не всегда. Были случаи, когда некогда этим было заниматься. В лучшем случае, в похоронках писали про где погиб, возле поселка такого-то. Пожалуй, и не найдут родственники, даже если захотят.

Когда-то, на похоронах Шая, я слушая молитву, впервые осознал, что я понимаю иврит. Это ведь не первые мои похороны погибшего бойца. Очень похоже, что и не последние. С прошлого раза здесь добавилось еще несколько солдатских памятников, слава Богу, не из моих.

У свежевырытых могил лежали еще два тела. Гробов, как положено, не было, на завернутых телах лежали зеленые береты.

– Это только местные, тихо сказал мне на ухо Рафи. Еще двое, их будут хоронить завтра, в Хайфе и мошаве Бет Хананья.

– Потом, расскажешь что случилось.

Отделение выстрелило, салютуя. Рядом завыла мать одного из погибших...

– Мы должны были задержать Мухаммада Абу-Юсефа. – рассказывал Рафии. – Он очень осторожен, передвигается только с охраной и никому не говорит, куда направится завтра. Отец этого урода живёт в одной из деревень нашего сектора. Позавчера у него был день рождения, чтоб он сдох. На празднике Мухаммед не появлялся. Разведка думала, что он появится на следующий день, в пятницу, чтобы навестить родственников и сходить на молитву. Вышли к деревне в два ночи. Убедившись, что в крайних домах никого нет продолжили движение, огибая мечеть и оливковую рощу. В этот момент пулеметчик заметил выглядывающую из кустов бородатую голову и открыл огонь. Похоже, нас ждали. Большая группа боевиков открыла массированный огонь и начала забрасывать бойцов гранатами. Троих ранило. Мы укрылись в домах и вокруг них, начали отстреливаться. Двое были тяжело ранены. Я приказал прикрывать огнем и послал второй взвод в обход, чтобы зайти с тыла. В момент, когда раненого ложили на носилки, между солдатами упала граната. Дов крикнул «Шма Исраэль» и бросился на гранату, накрыв ее своим телом. Сразу ударил взрыв. Он умер мгновенно. Пытаясь вынести раненого, погиб сержант Борух Гольдштейн.

Третий взвод подтянулся, пытаясь помочь товарищам. Видя, что огонь ведется со стороны мечети, они обстреляли ее из гранатометов. Ответным огнем убит еще один боец. Солдаты перенесли тела погибших товарищей в дом и заняли круговую оборону. Когда второй взвод атаковал, пошли на прорыв, унося убитых и раненых. Отход продолжался 5 часов. Один расчет задерживал арабов; затем он отступал под огневым прикрытием, и все повторялось снова. Погибли 5 человек и 22 получили ранения.

Помолчали.

– Выводы? – спросил я.

– Ошибки не было. Похоже, нас заметили на подходе и приготовились.

– Нет. Вывод другой. К бою в застроенном районе еще не готовы. Все действия требуется отработать на макете, до начала операции – десять, двадцать раз! До полного автоматизма. И никакой самодеятельности с местью. Что там с подготовкой второй и третей роты?

– Они уже практически готовы. Церемония получения берета будет на днях, и после этого могут идти в рейд.

– Вот когда будет готов весь батальон, тогда и навестим нашего Мухаммеда. Никаких акций меньше, чем в составе роты. Противника надо давить количеством и огнем. Выслушайте и постарайтесь понять. У каждого воевавшего офицера есть свое личное кладбище за спиной. Хороший офицер, должен стараться, чтобы его размер был поменьше. Но оно будет все равно. Да! Будет! Не бывает войны без смертей. Когда ты посылаешь солдат в атаку, ты всегда знаешь, что они могут погибнуть. И они это тоже знают. Кто не бережет своих людей, тому не место в армии. Кто их жалеет слишком, тоже. Если они не выполнят приказ, потому что ты их пожалел, и не встанут здесь, то там, за нашей спиной, погибнут беззащитные люди. Ваши солдаты будут вам доверять, если вы будете идти с ними под пули. Я вас этому учил. И Дов это сделал. В Союзе за такое давали Героя Советского Союза. Может быть, ему и дадут «За доблесть», но он умер не за орден. Он сделал то, что должен сделать каждый офицер, спас своих солдат. Будь благословенна его память!

Да, имейте в виду, Рафи, Марсель и Аркадий – вас, точно пошлют на офицерские курсы. Не всех сразу, по очереди. К моему возвращению у вас должны быть готовы кандидатуры на замену. Комроты не может быть сержантом. А звание сейчас дадут только после курсов. Я с Меером об этом говорил.

– Соломон, – спросил я уже вечером, прощаясь, – в роте нет проблем, из-за того, что Рафи самый молодой, а все остальные ветераны?

– Не бери в голову, – ответил он. – Вначале были. Только мы с ним одним фронтом работаем, если надо я объясняю кто начальник, а кто дурак. Да и все прекрасно знают, что ты вернешься.

«Оглашен приговор. Все подсудимые кроме Шахта, Фриче и фон Папена, были признаны виновными в предъявленных обвинениях и приговорены: Геринг, Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрайхер, Заукель, Йодль, Зейс-Инкварт и заочно Борман – к смертной казни через повешение; Гесс, Функ и Редер, – к пожизненному заключению; Ширах и Шпеер,– к 20, Нейрат, – к 15, Денниц, – к 10 годам тюрьмы. Были признаны преступными организациями СС, гестапо, СД и руководящий состав НСДАП. Ходатайства осужденных о помиловании были отклонены Контрольным советом, и в ночь на 16 октября 1946 приговор о смертной казни был приведен в исполнение (Геринг покончил самоубийством незадолго до казни).

16 октября 1946 г.»

Газета А-Арец

Рафи бросил газету на стол.

– Не понимаю я этого. Здесь, в Израиле, долгое время не хотели верить, что такое вообще возможно. Слухи были, но им не верили. Как можно убивать всех подряд – мужчин, женщин детей? Невозможно заставить себя поверить в достоверность этих сообщений. Люди не могли представить себе такой ужас, чтобы не сойти с ума. Только в феврале 1942 года, в А-Арец, впервые написали «Убийство еврейского населения в фашистских концлагерях Восточной и Центральной Европы поставлено, на конвейерный поток». Ну, немцы – они не люди, но евреи, то что шли как бараны на бойню? Три миллиона!

– Дурак, ты. Сидишь тут вооруженный, рядом такие же, как ты, готовые стрелять во врага, а ничего не делаешь. Вот пошел бы и выстрелил в кого-нибудь. Не задавай вопрос, почему они шли на смерть как овцы. Спрашивай – почему сопротивление началось так поздно, и было таким слабым?

С чего ты взял, что они знали к чему идет? Они точно также не могли поверить в то, что сообщения о крематориях правдивы, что существует народ, который мог замыслить чудовищный план беспощадного уничтожения другого народа, без всякой реальной причины. К тому же нацисты скрывали от обреченных, куда направляются везущие их через всю Европу составы. Только в лагерях люди осознавали, что отсюда нет выхода. У них не было общего руководства, а страны были оккупированы, армии разгромлены. Большинство мужчин, во всяком случае, в СССР, успели призвать. Да и окружающее население очень часто было враждебным и само участвовало в убийствах. Ты что думаешь, одни немцы этим занимались? Нет, многие участвовали, во всех странах. Это ж какая замечательная возможность безхозным добром разжиться. А что надо сделать? Да всего-навсего выполнять приказы немецкого начальства.

– Но не могли же не знать, что их будут убивать.

– Есть, кто утверждает, что процесс уничтожения держался в секрете, и те, кто говорит, что многие люди знали о нем. Конечно же, тут нет никакого противоречия. В разных обстоятельствах и местах разные люди знали разные вещи. На самом деле, каждый человек всегда надеется, что вот его-то это и не коснется. Даже, понимая головой, что это не так и вопреки происходящему вокруг. Что еще остается, кроме надежды?

Знаешь, как на самом деле это происходило в СССР? Никакого общего плана. В одних местах маленькие поселки сразу расстреливали, в других вывозили несколько мелких в один большой. Но никто ж тебе не говорил, вот сейчас до ямы отведем и там расстреляем. Наоборот, говорили, возьмите вещички, вас отправляют в общее гетто. И ведь некоторых, действительно, отправляли. А когда ты видишь ямы, что можно сделать, если кругом вооруженная охрана?

В городах выселяли всех евреев в один район и в начале посылали на тяжелые работы. Люди думали, что самое страшное уже позади. Потом немецкий начальник приходил и говорил, вот у вас есть больные и старики. Их кормить не выгодно, давайте мы их уберем в другое место, и тогда начальство увидит, что ваше гетто рентабельно и других не тронет. Список на 200, 300, 1000 человек мне на стол. Не дашь, самого расстреляют. Дашь – кто ты после этого? Ты ведь в своей деревне всех знаешь, вот дать тебе приказ, кого выгнать, практически на смерть, а кого нет. Оставить чужого, но дающего выработку, или своего, но план производства за него будут делать другие. Некоторые вешались, другие писали, чтобы самому выжить и семьи сохранить и утешали себя, что ведь назначат на это место кого другого, так он не будет таким справедливым, как я. И снова и снова приходили. А потом стали просто отделять часть улиц и всех подряд вывозить. А каждый надеется на лучшее, что его не коснется.

И даже если ты хочешь предпринять что-то, ты должен был учесть ужасные последствия своего поступка. За ликвидацию одного эсэсовца могли заплатить жизнью сотни и даже тысячи ни в чем не повинных мужчин, женщин, детей. Были те, кто был готов к акту мщения, не мог осуществить его по моральным соображениям. Многие уходили в лес, но и за это расстреливали. В доме, где люди жили, и в рабочей бригаде была круговая порука. Один сбежал – всех расстреляют.

– Ты говоришь так, будто сам видел...

– Я видел людей, которые все-таки восставали. Которые уходили в партизаны. Они многое рассказывали. Мы знаем о восстании в Варшавском гетто. Были акты сопротивления и в других гетто и во многих городах и еврейских местечках. Евреи отчаянно дрались практически голыми руками в Вильне, Белостоке, Лемберге, Кракове, Бендине, Радине, Бродах, Клецке, Тырнове, Гродно... Восстания произошли в Треблинке, Освенциме, Собиборе. Сколько еще героических попыток остались неизвестными, ибо все участники и свидетели погибли?

Думаешь, уйти в лес достаточно? Только тем, кто приходил с оружием и без семьи, удавалось присоединиться к более или менее дружелюбно настроенной партизанской группе. Были случаи, когда партизаны убивали беглецов или выгоняли их. А ты попробуй, брось семью на смерть, а сам – в лес. Легко это? И все равно, несмотря на это, в Восточной Европе действовали еврейские партизанские отряды. Тут, в Израиле недавно издали воспоминания Ружки Корчак «Пламя под пеплом». Хочешь понять, как жили в гетто и партизанском отряде – прочитай.

Что, если обвинить евреев Европы в трусости, то мы, израильтяне не видевшие гетто, будем выглядеть лучше? Или лучше будут выглядеть поляки и французы, сдававшие прячущихся в гестапо? Может быть, поведение других народов не будет выглядеть столь позорно? Они тоже не все сопротивлялись, многие работали на немцев, служили им. Были страны, где и полиция сохранилась, и власть была местная. Никто их не убивал массово, а они служили не за страх, а за совесть. А в Белоруссии сжигали целыми деревнями и не все уходили в партизаны, многие участвовали в акциях против тех же партизан.

Евреи такие же, как все остальные. Есть среди них всякие. Герои и трусы, благородные и подлецы, умные и глупые, воры и готовые отдать последнюю рубашку. Не суди всех по одной мерке. Можно подумать, что сам не знаешь. Вот мы понимаем, что надо вводить армию, а не отлавливать каждого придурка по одному. Ты можешь убедить в этом всех? И никто не может. Каждый решает за себя, как ему жить и как умереть. Кто-то кидается на конвоира, кто-то спасает семью, а кто-то тебя продаст за три копейки, чтобы самому выжить. Покажи мне народ, который поведет себя по-другому, в такой же ситуации и не пытайся считать себя лучше, тех, погибших, только потому, что ты родился в другом месте и получил возможность бороться с врагом с оружием в руках.

А три миллиона... Если бы не возможность уехать в Израиль, их было бы и четыре и пять. Все равно, точной цифры мы никогда не узнаем. Они ж как считают? Берут довоенную общину и считают по послевоенной численности. А немцы расстреливали и крещенных, и половинок, и членов семей не евреев, которые в общине не состояли. С другой стороны, люди делали себе фальшивые справки, скрывали происхождение, назывались чужими именами. Некоторых детей прятали в монастырях и крестили. Они когда вырастут, будут считать себя кем угодно, но только не евреями. Но ведь в довоенных списках они есть, а в послевоенных их нет. О чем говорить, если даже в СССР специальная комиссия была, по преступлениям против советских граждан, так результаты запретили публиковать. И что, можно говорить о точной цифре? Там всегда будет плюс, минус лапоть, если даже в СССР, с его паспортной системой цифры то ли не знают, то ли говорить не хотят. 7 миллионов погибших, сказал Сталин. Лучше бы не врал, там раза в 3 больше, на глаз видно.

Сейчас говорят «Никогда больше такое не должно повториться!». Очень хорошо. Надо только, чтобы это не осталось словами. Нам показали, что миру нет дела до еврейских проблем. Значит, нужно вести себя так, чтобы с Израилем считались. И для этого он должен быть сильным. Не только армия, но и промышленность. Но главное, люди. Их нужно воспитывать патриотами своего народа и страны. И не дать им впасть в благодушие, напоминая про случившееся. Если сам не хочешь защищать свою страну, свою землю и своих родных, никто за тебя этого делать не будет.

«МАПАЙ потерпел на выборах сокрушительное поражение. Он получил только 28 мандатов. Бегин уже заявил, что пригласит в коалицию партию Общих сионистов, с их либеральными взглядами на экономику. 41 мандат Херута и 22 Общих сионистов дают возможность сформировать правительство. Достаточно ли оно будет устойчиво или при первых разногласиях развалится?»

Газета А-Арец

«Из факта изменения состава правительства не следует делать каких-либо серьезных выводов. Ни внутренняя, ни внешняя политика не изменится резко.

Новый кабинет создан на принципе реального сотрудничества всех течений, стремящихся изменить внутреннюю экономическую политику. Не должно быть предоставлено никаких привилегий и преимуществ какому-либо одному течению.

24 октября 1946 г.»

Газета А-бокер

В кабинете стоял страшный крик. Я так и не смог привыкнуть к подобному стилю общения. Все время казалось, что сейчас начнется драка, но до нее никогда не доходило. Покричат и продолжат нормально общаться. Главное было высказать, что ты думаешь, совершенно не слушая собеседника. Причем, это было общее у всех, откуда бы они не приехали, хоть из Китая. Наверное, это и называется национальным характером.

– А вот ты что думаешь? – спросил Рафи, и собравшиеся с интересом уставились на меня.

– Я думаю, что в ближайшее время ничего не изменится. Нам нужно продолжать тренировки и патрулирование.

– Нет, ты не уклоняйся, – воскликнул Марсель, – Ты ведь всегда, демонстративно уходишь от разговоров о политике, но ведь есть же у тебя свое мнение?