Текст книги "Лори Лэн, металлист (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XIX)"

Автор книги: Мариэтта Шагинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава девятнадцатая
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КОНФЕРЕНЦИИ ГОРНЯКОВ И МЕТАЛЛИСТОВ

– Ребята, это доктор Гнейс, величайший химик и минералог нашего времени! – крикнул Сорроу.

Рабочие сбежали в пещеру и окружили старика, растерянно смотревшего мимо них двумя кроткими глазами – желтым и зеленым.

– Сорроу, – произнес он, выпрямляясь и сбрасывая капюшон, – я ушел от них навсегда. Примите меня к себе.

Сорроу хлопнул его по плечу без всякой торжественности:

– Выкладывайте, старина. Нынче последний день нашей конференции. Вас будут слушать самые умные парни в мире. Мы ждали из Зангезура бедняжку Лори, а вместо него получим вас.

– Я ушел оттуда, – задумчиво начал Гнейс. – Они потребовали, чтоб я разложил минерал. Сорроу, друг мой, они хотят, чтоб минерал отдал им назад все скверное дыхание, весь яд, все зловоние, скованные тысячелетиями! И чтоб в этом я помог им моими собственными руками.

– Верно, вас тащут в химическую войну! – догадался Сорроу. – Ну, дядя, без этого не обойдется.

Гнейс поник головой и заглянул в хрустальную чашу:

– Друзья мои, – слабым голосом пробормотал он, – у меня был какой-то министр. Он уверял, что на Германию наступают русские. Война предстоит с большевиками. Значит – и вы тоже пойдете бить своих братьев?

Рабочие переглянулись и расхохотались.

Сорроу быстро подмигнул своему соседу, рурскому шахтеру Францу, и тот, сбросив куртку, вошел в озеро. Дойдя до его середины, он нырнул вниз головой. Не прошло и секунды, как свет в пещере изменился. Он погустел, опаловые краски отдали багрянцем. Вода в озере шевельнулась и пошла на убыль. Вскоре от нее не осталось ни капли. Вся пещера горела оранжево-красным огнем. Перед ними, вместо озера, лежали отлогие, полированные ступени вниз, – откуда, как дым, излучался пурпур.

– Ну-ка, дядя, спуститесь в нашу собственную лабораторию, – не без гордости промолвил Сорроу и, подхватив Гнейса подмышки, потащил его вниз. Горные хрустали передавали друг другу трепетанье тысячи красных огоньков. Внизу шел гул от подземной реки. Вверху носились подземные ветры. Во второй пещере перед Гнейсом открылась отлично оборудованная мастерская. Все виды машин стояли тут в строгом порядке. Способы обработки металлов, изготовления сложных сплавов, ковка, отливка, прокатка, выделка машинных частей, их соединение, их демонстрация – одно за другим открывалось зрению. Но все это было детского размера. Пушки, аэропланы, пулеметы, газобросы и газопрожекторы, убивавшие светом, все было рассчитано на пятилетнего ребенка.

– Мастерская военных моделей, – произнес Сорроу. – Слушайте меня, дядя Гнейс! Раз в год горняки и металлисты собираются сюда на конференцию. Каждый приносит за пазухой чертежи. Каждый знакомит другого с тайными изобретениями своей страны. Нет ни одного рабочего, который не знал бы, чем вооружен его брат в другом государстве. Лучшие умы, сойдясь вместе, в течение недели изобретают здесь способы, как поворотить эти штуки в нашу пользу. А вы воображаете, что мы пойдем бить своего брата!

Он был прерван ярко-зеленой вспышкой прожектора, загоревшейся под потолком.

– Вода пущена из озера. Кто-то идет! – закричали рабочие, кидаясь к гранитной стене, защищавшей лестницу. – Пустите электрический ток!

В мгновенье ока между мастерской и стеной протянулся обнаженный электрический ток. Пурпур пещеры померк. Рабочие выхватили оружие.

 
…В мир велим металлу течь
С тайным порученьем…
 

Загремел с лестницы веселый голос, и в ту же минуту, перепрыгивая через десять ступеней сразу, к ним ринулось ободранное, грязное, странное существо в женском чепце и широчайшей юбке.

– Менд-месс, братцы!

– Месс-менд!

– Лори Лэн!

– Скотина!

– Мошенник этакий!

Сотни рук протянулись к бегущему для того, чтоб хозяева их были отшвырнуты на самый конец пещеры.

– Эй, уберите ток, чорт возьми!

Провод, свистя, потянулся обратно.

Лори вбежал в мастерскую и упал на шею к Сорроу, стиснув его так судорожно, словно дамский чепчик решительно отразился на его мозгах:

– Сорроу, дружище. Ребята. Ух!

– Ну, теперь тебе впору упасть в обморок, раскинув все четыре лапы, – ворчливо пробормотал Сорроу. – Когда ты угомонишься, Лори Лэн, металлист?! Откуда ты в таком виде?

– К чорту! – проревел Лори, сбрасывая с себя юбку и чепчик: – меня задержали. Не стоит об этом говорить. Хорошо, братцы, что я все-таки очутился среди вас.

– Садись и говори! – с этими словами Сорроу тряхнул Лори за шиворот и поместил его на каменную плиту, прямехонько у ног дяди Гнейса, задумчиво прислушивавшегося к происходящему.

Лори вытер лицо рукавом.

– Коротко говоря, ребята, в Зангезуре мною найден новый минерал. Вышло это диковинным образом. Я не мог определить, что это за штука. Знаю только, что сила его эманации огромна. Он разложил все соединение залежи меди, он превратил руду в какое-то кипение. Глина вокруг него превратилась в фарфор. И при всем том, ребята, он на вид самый холодный, простой, серо-синий камешек, не оказавший ровно никакого действия на мои руки, покуда я его отламывал от скалы. Молоток-то мой пришлось бросить.

Никакой металл с ним не справляется. Я орудовал руками.

– Что за сказки! – вырвалось у Сорроу, слушавшего Лори с нахмуренными бровями.

– Посмотрел бы я на тебя, Сорроу, с этим минералом в карманах! – ответил Лори спокойно. – Посмотрел бы я, как бы ты отмахал тысячи верст без железных дорог, аэропланов и автомобилей.

Рабочие вытаращили на него глаза.

– Ну, да, я прослыл конокрадом и контрабандистом, – продолжал Лори, – я загонял одну за другой всех коняг, которых мне удалось стибрить. Я плыл на лодках и кораблях. Я летел на старом аэростате, точь-в-точь таком, как рисуют его в старых книжках. Бедняга Ребров сидел три ночи, обдумывая план моего продвижения.

– Да почему, чорт возьми?

– А потому, ребята, что поезд сойдет с рельсов, аэроплан потеряет высоту, каждый мотор начнет врать, как газета, каждая стрелка отклонится, каждый револьвер даст осечку, если вы возьмете с собой кусок этого вещества. Только вода умеряет его действие. Но не мог же я, чорт возьми, сесть в вагон вместе с ванной или пуститься к вам вплавь!

– Дай-ка сюда эту диковину!

Лори развел руками:

– Скрадена, братцы. Скрадена при обыске немецким жандармом, в трех верстах от нашей пещеры, на Зузельском шоссе!

– Н-ну! – промычал Сорроу иронически. Рабочие переглянулись между собой.

– В Зангезуре, как я слышал, – начал Сорроу миролюбивым тоном, – свирепствует страганецкая лихорадка, ребята. Люди от нее так и валятся и спят по суткам. В эти сутки не без того, конечно, чтоб им не снились разные там сны. Вот и наш Лори, по-видимому…

– Сорроу, – свирепо прервал его Лори, вспыхнув, как кумач, – какие бы сны ни снились… – Он стиснул зубы, словно отгоняя от себя надоедное воспоминание, – какие бы сны ни снились во время лихорадки, а они снятся, чорт их побери!.. То, что я рассказал вам…

– Совершенная истина!

Голос, произнесший эти два слова, принадлежал дяде Гнейсу. Старик обвел изумленных рабочих задумчивыми глазами и положил руку на белокурую голову Лори Лэна:

– Такой минерал существует, юноша не соврал. Он сейчас перед вами, вот в этой чаше из горного хрусталя. Не бойтесь, друзья мои, в таком виде он связан по рукам и ногам, потому что он бессилен над девственным холодом хрусталя. Он закупорен.

– Где вы его взяли? – спросил Лори.

– Полицейский агент принес его ко мне для определения. Я дал ему взамен несколько безвредных кусочков медной окиси. Все, что я получил для исследования, мною претворено до последней крошинки вот в этот драгоценный сок.

Наступило торжественное молчание. Сотня глаз устремилась теперь на хрустальную чашу, высоко поднятую стариком. Не это ли, наконец, страстно искомое рабочими всего мира средство, что сделает их хозяевами положения?

Глаза старика светились грустью. Он медлил. Казалось, он не хотел открыть тайну.

– Перед вами, – сказал он, наконец, дрожащим голосом, отдавшимся под сводами пещеры, – перед вами конденсированная кровь той странной руды, которая не должна была бы никогда быть найденной человеком, ибо ее пребывание связано с центром нашего земного шара. Это – магнитная сила всех элементов, это – пол неорганического вещества в его обнаженном виде. Как и откуда этот элемент мог найтись в Зангезуре, нам расскажет Лори. Я же могу только сказать, что если он здесь, он может пойти в работу. Но, дети мои, друзья мои… – Глаза старика наполнились крупными слезами. – Простите мою слабость. Эта страшная сила принесет камню страдание. Она должна дать ему то, что двигает человеком, что лишает покоя вселенную, крутит все живое в отвратительной судороге, умножая бессмысленный хаос форм. Она должна принести ему то, от чего он был до сих пор почти свободен, должна обокрасть его, унизить, раздвоить его, словом, она должна принести металлу то нарушение земного ритма, которое вы, слепые люди, называете… любовью.

– Чертовщина, дядя! – ласково упрекнул Сорроу. – Валяйте-ка безо всякой алхимии!

– Хорошо, – решительно ответил Гнейс, твердыми шагами подходя к рабочим, – идемте, друзья. Я покажу вам колоссальное практическое значение этой жидкости, призванной поляризовать металлы.

С этими словами он взял под руку Сорроу и повлек его в то отделение мастерской, где производились опыты по сплаву и ковке.

Глава двадцатая
КАК ФИРМА ЛУРЗЕ ПОЛУЧАЕТ БОЧКИ С КЛЕЕМ

Как только поезд приблизился к Эльберфельду, Дурке протер глаза и выскочил из своего купе на приступку. Перед ним шел товарный вагон с бочками. Он не спускал с него глаз. Платформа уже надвигалась, как вдруг он заметил, что она оцеплена жандармами, на ней не виднеется ни единого пассажира, и только два каких-то господина в крылатках и с бумагами в руке одиноко прохаживаются взад и вперед. В ту же минуту поезд дал задний ход, товарный вагон отцепился от соседнего и полным ходом пошел к платформе, в то время как его собственный выразил намерение пятиться назад.

– Пассажиры выходят на нижней платформе, – крикнул кондуктор, – здесь происходит приемка груза.

Дурке выскочил на перрон быстрее зайца.

– Как бы не так! – пробормотал он, подсовывая кондуктору полицейский билет. – Скорей фрау Дурке отцепится от своего мужа, чем я отцеплюсъ от этого вагона. Пусти-ка, любезный!

– Проходите, – буркнул кондуктор. – Эй, да куда вы! Берите пропускной билет!

Он вырвал из чековой книжки розовый билетик и вручил его Дурке как раз во-время, ибо честный слуга правосудия собрался уже покатиться вслед вагону. Сунув розовый билетик в зубы, он-таки догнал его и, подскочив, устроился на площадке. Между тем кто-то выглянул из вагона и отсалютовал двум мужчинам в крылатке черным флагом.

– Клей фирмы Лурзе?

– Клей фирмы Лурзе, – послышалось в ответ многозначительным тоном.

Тут двое людей заметили Дурке. Один из них выхватил свисток. Раздался свист.

– Стой! Держи! Кто таков!

– Свои люди, – ответил Дурке с важностью, – разве не видите, что я полицейский агент?

– Чорт! – выругался человек в крылатке, топнув ногой: – двадцать раз говорил, чтоб не вмешивали сюда полицию! Остановите вагон у ссыпки.

Огромный элеватор был спущен к самому вагону. Безлюдная платформа мертва. В полной тишине и молчании несколько человек принялись выгружать бочки.

Вот выкатилась одна. За ней другая. Приподняты к элеватору, зацеплены на крюк, опрокинуты…

Глаза Дурке вылезли на лоб от изумления! Клей фирмы Лурзе обладал необычайными свойствами: из открытых бочек в чашку элеватора посыпался порох.

Между тем два человека считали бочки. Когда чашка наполнилась, элеватор поднял ее, точь в точь как слоновый хобот поднимает копеечку, и перебросил за вокзал, во двор великолепного белого здания, похожего на молитвенный дом или воскресную школу.

– Девяносто восьмая, сто первая, сто двадцатая, сто тридцать шестая… сто сорок…

– Стой! – завопил Дурке, когда бочка номер сто сорок один взлетела над чашкой элеватора: – осторожней! Держите ее горизонтально. Там не… не клей!

Но было уже поздно. Голова несчастного проповедника высунулась вниз, в тщетной попытке найти перемещенный центр тяжести, потом судорожно втянулась в плечи, и хозяин ее пролетел, как снаряд, прямехонько в чашку пороха, под дождем голубых брошюр.

– Что это значит? – свирепо зарычал господин в крылатке, подходя к Дурке. – Извольте объяснить, кто уполномочил вас вмешиваться в чужие дела? Как вы смеете подсовывать нам вместо нашего товара…

– Помалкивайте! – отрезал Дурке: – это беглый убийца. Тащите его сюда. Вяжите его по рукам и ногам!

Проповедник высунул голову из чашки и уставился на них побелевшими глазами. Он был обсыпан порохом, как мукой. В ноздрях, волосах, ушах и веках его сидел порох.

– Любезные братие, – завопил он диким голосом, – не слушайте этого человека с тонким носом. Дайте мне покушать. Дайте мне попить. Я агент Международной Лиги мира!

Жандармы сунули ему шест с перекладиной и сняли его из чашки, как гусеницу с фруктового дерева.

– Хорошенькое место для проповеди, – заметил человек в крылатке, подозрительно оглядывая проповедника. – Все это очень мило, но каким образом вы попали в бочку?

– Интриги, – простонал проповедник, сжимая себе живот обеими руками, как если б духовная пища, вкушенная им в течение суток, вызвала в нем судороги, – интриги разоблаченной гиены. Дайте мне покушать! Дайте мне попить! Я все открою.

Между тем Дурке прыгал вокруг своего врага с отчаяньем настоящей гиены, бессильной пожрать живую жертву. Он никак не мог привести ее в тухлое состояние. Он не имел в кармане бланка об аресте!

– Поймите, – взывал он к жандармам, – я Дурке, полицейский агент! Вот мой билет, вот пропуск. Я охочусь за этим преступником двое суток.

– Попросите этого доброго человека достать из пороха мою брошюрку, – выл проповедник, – вы увидите, что я жертва политической мести.

Жандарм полез тем же шестом в порох и извлек оттуда несколько голубых брошюр:

ГИЕНА В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ, ИЛИ ВОЕННЫЕ ЗАМЫСЛЫ БОЛЬШЕВИКОВ

– Гм! Гм! – произнес человек в крылатке, не без удовольствия перелистывая брошюру: – очень хорошая вещь. Разумная, популярная, современная вещь. Это издание Лиги Мира? Так, так… Петер! Возьмите этих людей под руку и выведите их вон. Если один хочет арестовать другого, пусть сделает это на улице. Я умываю руки. Брошюры оставьте тут, они могут нам пригодиться.

С этим соломоновым решением человек в крылатке оборотился к бочкам и махнул платком:

– Сто сорок вторая…

– Ай-ай! – взвыл проповедник, – гыррр! – зарычал Дурке, влекомые жандармом с платформы.

Но крики и вопли их не предотвратили течения судьбы, поставившей их через десять минут друг против друга на чистенькой улице Эльберфельда.

Глава двадцать первая
ГОСТИНИЦА СВЯТОЙ КУНИГУНДЫ

Справа и слева от них тянулись прехорошенькие домики, занятые главным образом благочестивыми книжными магазинами и типографиями. Витрины пестрели духовными картинками о «Конце мира», «Сошествии в ад», «Чуде святого Конкордия» и «Молитве на сон грядущий», изображавшей дитя с приподнятыми кулаками. Это зрелище, по-видимому, подняло дух проповедника. Он сунул руки в карманы своей юбки, задрал чепец и толкнул Дурке плечом.

– Фью! – пискнул он вызывающе.

– Фью! – ответил Дурке, взъерошиваясь, как петух, и в свою очередь сунув руки в карманы.

– Ну-ка! ехидствовал проповедник, явно издеваясь над агентом.

Чорт побери Дубиндуса! Дурке был разбит, побежден, унижен. Он ничего не мог сделать, кроме как повторить восклицание проповедника, вложив в него всю силу ненависти:

– Ну-ка!

Неизвестно, сколько времени простояли бы они плечом к плечу, один – сотрясаясь от злобы, другой – хихикая от насмешки, если б проповедник не счел за нужное прервать эту опасную близость с разоблаченной гиеной: он победоносно оглядел Дурке с ног до головы, преспокойно перешел улицу – и скрылся в книжном магазине.

Однако Дурке был не из таковских, чтоб выпустить птицу из-под самого своего носа. Оглядевшись вокруг, он увидел приветливую вывеску:

ГОСТИНИЦА СВЯТОЙ КУНИГУНДЫ

и, не медля, вбежал в нее, то и дело оглядываясь на книжный магазин.

За конторкой сидела приятная полная дама в зеленом переднике. У дверей стояла длинная, худая дама в зеленом платье. На лестнице мелькнуло еще что-то зеленое, и через секунду агент был окружен целым цветником милых, приятных созданий, одетых в зеленое. Правда, каждой из них было не менее сорока, но еще покойный Овидий, специалист по женской части, как известно, рекомендовал «отсчитать пять раз семь» и предпочитать женский пол «как раз вскоре после этого».

Зеленые нимфы оглядывали его, то и дело хихикая себе в ручки.

– Мадам, – сказал Дурке, подходя к конторке, но не выпуская из поля зрения книжного магазина, – дайте мне комнату с окном на улицу, точь-в-точь как эта самая.

– Хи-хи-хи! – залилась приятная дама.

– Хи-хи-хи! – ответил ей весь цветник, скрыв покрасневшие лица в зеленых складках фартуков, отчего они удивительно напомнили надрезанные арбузы.

– Я нанимаю у вас комнату! – сердито повторил Дурке, придвигаясь к конторке.

– Но дорогой господин и, смею надеяться, добрый христианин! – вспыхнув, произнесла дама: – ведь это же христианская гостиница для одиноких женщин. Разве вы не видели вывеску?

Дурке хотел было чертыхнуться, но вовремя удержался. Взглянув в симпатичные глазки дамы, он нашел, что они, право же, были недурны собой.

– Я полицейский агент и должен караулить преступника, скрывшегося в магазине, что напротив, – произнес он самым нежным голосом. – Правосудие, дамочка, стоит выше предрассудка! Вы можете положить полицейского агента прямо к себе в постельку, если этого требует правосудие, и, смею вас уверить, красавица, оно не повредит вам ни на волосок.

Прелестная хозяйка залилась краской, что сделало ее еще соблазнительней. Она беспомощно поглядела на свою помощницу.

– Вот мои документы, – продолжал Дурке, выкладывая на конторку полицейский билет. – Не думал я, сударыня, что наши лютеранки хуже католичек. Коли я пойду с моим чином и званием в католический монастырь, они меня впустят во всякое время дня и ночи.

– Если правосудие требует, – шепнула хозяйка расслабленным голосом, – чтоб мы приняли в свои недра мужчину, то пусть Октавия Фрунк проведет уважаемого господина в мою комнату.

– Моя не в пример удобней! – взволнованно вмешалась худая помощница: – из моей, фрейлейн Тропик, видно каждое окошечко парфюмерного магазина!

– Но ему нужен книжный магазин, а не парфюмерный! – настаивала хозяйка. – Из моей комнаты можно прочитать псалом под молящимся дитятей, буква в букву. И так как, дорогой господин, вы представили документ, я не имею права взять с вас за содержание… Нет, нет, ни слова!

Октавия Фрунк с сердцем подхватила агента под-руку, чтоб провести его в комнату своей хозяйки.

– Еще одно! – повернулся Дурке. – Вы, душечка, сидите тут перед самым окном. Следите, пока я дойду до комнаты, не выйдет ли из магазина кособокая фигура в чепце и женской юбке… О, не волнуйтесь, это и есть переодетый преступник! Чуть что, мамочка, забейте тревогу.

С этой ласковой речью Дурке последовал вслед за нервной Октавией Фрунк, страдавшей затяжными сердцебиениями, по причине которых она вынуждена была то и дело падать на руки своего спутника.

Глава двадцать вторая
УСПЕХИ СЫСКА

Попросив одновременно горчицу, сою, зубочистку, плевательницу, полотенце, бинокль и ряд разнообразнейших предметов домашнего обихода, Дурке на минуту добился одиночества, вздохнул широкой грудью, извлек свой счет и написал:

Счет.

За комнату с пружинным матрацом в отеле святой Кунигунды против магазина, укрывшего преступника, – 8 марок посуточно.

За пользование биноклем для слежки – 1 марка посуточно.

За полный пансион – 12 марок посуточно.

После этого он вынул заметно полегчавший кошелек, отсчитал сколько нужно, подбросил на ладошке и отправил себе во внутренний карман.

Не успел он произвести означенную репарацию, как в комнату вбежали Оливия с соей, Олимпия с горчицей, Октавия с зубочисткой и остальные девицы, каждая с каким-нибудь предметом в отдельности, вплоть до хозяйки, фрейлейн Кунигунды Тропик, принесшей бинокль. Они разместили все это на столе перед Дурке, уже обильно уставленном пуддингами, печеными яблоками и вареным картофелем, и добродетельно разместились вокруг него, чтоб оказывать правосудию помощь.

Каждая из них во все глаза глядела в окно. При появлении чего-либо, хотя отдаленно напоминающего преступника, как, например, стриженной собаки аптекаря, подметальщика или почтальона, все двадцать девиц пронзительно вскрикивали и падали в обморок друг на дружку, делая таким образом пространство, окружавшее полицейского агента, в силу теории относительности, все более и более относительным. Они отнесли бы его и совершенно в сторону, если б действия их были согласованы и не страдали внутренними противоречиями. Как бы то ни было, внимание их было столь сильно поглощено преступником, что ни одна не заметила руки полицейского агента, поочередно облегавшей их талии.

– Ах, – вздохнула Кунигунда, – ах, дорогой господин! Вы не должны были пускать его в книжный магазин. Он оттуда не выйдет раньше, как через неделю.

– Может быть, он даже нанялся в магазин приказчиком, – подала голос Октавия. – Каково-то нам будет не спать все ночи напролет, чтоб не упустить его, когда стемнеет!

– Я буду варить кофе, – вмешалась Кунигунда, – и, наконец, мы можем сторожить по-очереди.

– Вам необходим покой, – сладко протянула Октавия Фрунк. – Как христианка, я не могу допустить, чтоб вы, умаявшись за целый божий день, еще отказались от ночного сна. Не могу и не могу!

– Но, душенька моя, ведь я тоже христианка! – нежно настаивала фрейлейн Тропик. – Почему это вы хотите, чтоб моя совесть была спокойна, когда вы бодрствуете? Да я глаз не сомкну!

– Позвольте, дорогая фрейлейн Тропик…

– Нет, уж разрешите мне, любезная Октавия Фрунк…

– Ни за что, ни за что!

– И я ни – за что!

– Фрейлейн!

– Октавия!

Здесь две нервные женщины внезапно так судорожно наклонились друг к другу, что зыбкое равновесие стула, на котором сидел полицейский агент, не выдержало, и Дурке полетел на пол, сопровождаемый пронзительными воплями двадцати девиц. Кунигунда и Октавия свалились рядом с ним, одна по правую, другая по левую руку, и в ту же минуту зоркие глаза Октавии увидели недопустимую, неслыханную вещь, – полицейский агент чмокнул ее хозяйку сперва в одну щеку, а потом в другую. Она не могла этого вынести.

– Преступник! – заорала она неистовым голосом: – преступник, преступник, преступник!

Дурке вскочил и подбежал к окну. Чорт побери: – перед книжным магазином действительно стоял извозчик, нагруженный розовым портпледом и чемоданом. На чемодане белело клеймо:

ПОМЕРАНИЯ

– Да почему же?.. – попыталась было вмешаться Кунигунда.

– Нет, простите меня, фрейлейн Тропик, – процедила Октавия с ненавистью, – я имею два своих глаза, которые видят все, что происходит. Это самый настоящий преступник с алиби. Он приготовил себе извозчика и чемодан. Он сейчас выйдет и, наверное, будет загримирован… ай!

Она никак не ожидала от себя подобной пророческой силы: дверь книжного магазина раскрылась, и из нее вышел преступник. Он был загримирован симпатичной старой дамой!!. Белый парик выбивался у него из-под шляпки. Лицо его было покрыто густой синей вуалью. Преступник держал в руках газету, он добрел до извозчика неверными шагами, сел и…

Но тут полицейский агент быстрее молнии сунул себе в карман остаток пуддинга, нахлобучил фуражку и помчался вниз по лестнице, даже не сделав ручкой двадцати нежным христианкам, ничего не пожалевшим для правосудия.