Текст книги "У подножия старого замка"
Автор книги: Марианна Долгова
Жанры:
Повесть
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Не скажете, где хозяин этого дома?
– Не знаю, я ничего не знаю, – залепетал старик.
– Может, припомните?
– Нейн! Нейн!
– Тогда, может, вы знали его конюха? Поляк, высокий, светловолосый, уже немолодой. Его звали Бронислав. Бронислав Ольшинский…
– Бруно? Как же, знаю! Бруно каждый день водил коней герра Юриша к Реге на водопой. У Бруно были больные ноги, он сильно хромал. Очень хороший манн, – торопливо отвечал немец.
– А где он сейчас?
– Герр Юриш еще в феврале уехал из Трептова и увез с собою всех коней и работников. Куда уехал, не знаю. Моя жена Ирма говорила, что у герра Юриша еще одно поместье под Гановером… Мы с Ирмой бедные люди, нам некуда ехать. И мы надеемся, что фрейлен пришла не за тем, чтобы выгнать нас из дома? – спросил, заискивающе улыбаясь, немец.
– Мне ваш дом не нужен, – успокоила его Ирена. – Я ищу своего отца.
Она пошла обратно к вокзалу и не видела, как лицо старого немца стало вдруг мрачным и злым.
Возвращалась назад тем же товарным поездом. Он ходил, как вздумается, без расписания. Ирена устроилась на открытой платформе, битком набитой людьми.
Было начало мая. Солнце пригревало совсем по-летнему. Ирена с интересом глядела на проплывающую по обеим сторонам Померанию. Аккуратную, разлинованную Померанию, где уютные домики утопали в лиловой сирени. Теперь это была польская земля. Рядом с немецкими названиями станций уже появились польские, написанные краской, а где мелом или углем. И везде, куда ни посмотришь, следы панического бегства немцев. На полях и в перелесках сотни перевернутых машин, обгорелых и искореженных танков с опущенными к земле хоботами замолкших навсегда орудий. В кюветах, упираясь тупыми носами в цветущий кустарник, стояли изрешеченные пулями и осколками штабные автобусы, грузовики. Поезд шел по местам, где еще недавно бушевала война.
Часть пути Ирене пришлось идти пешком по шоссе. Поезд дальше не пошел из-за неисправности моста. И она влилась в толпу пешеходов. Тут были и поляки и немецкие беженцы. Беженцы были напуганы и безразличны ко всему окружающему, на рукавах у них белые повязки – знак капитуляции. Немцы уходили из городов и сел Померании дальше на запад, к своим.
Увидев идущие навстречу части русской пехоты, беженцы бледнели и испуганно жались к обочинам дороги. Но русские солдаты, выйдя из колонн, совали немецким детям хлеб, сахар, консервы и говорили при этом, смешно путая русские и немецкие слова:
– Битте, кушай, киндер! На, битте! Твой Гитлер все равно капут!
На четвертый день путники подошли к переправе. Одер словно кипел и клубился – такое было сильное течение. А его берега – в розово-белых шапках расцветших садов. К переправе потоком шли машины. И вдруг разноголосый шум толпы и рокот моторов перекрыл неожиданный грохот артиллерийских орудий.
– Боже, что это? – послышалось кругом.
– Езус, Мария, Юзефе святой, спаси нас, грешных!
Люди ринулись к мосту. Понтонный мост с шатким деревянным настилом не смог бы выдержать неожиданный натиск сотен перепуганных людей.
– Назад, граждане! Сохраняйте порядок и спокойствие! Это салют в честь победы, война окончена! – пронесся над толпою чей-то зычный голос.
Мгновенно стало тихо. Потом раздались взволнованные возгласы:
– Салют победы?
– Не может быть!
– Неужели вправду война кончилась?
– Да, кончилась! Сегодня утром Германия капитулировала, – оповещал в рупор все тот же зычный голос русского офицера, стоявшего у контрольно-пропускного пункта на спуске к мосту. – С победой, товарищи!
– Ура-а-а!!! – подхватила толпа. – Ура! – И поток людей понес Ирену на мост. Он ходил под ногами ходуном, трещал, но каким-то чудом держался. Вскоре его охране удалось навести кое-какой порядок. И два потока людей, военных и гражданских, прижимаясь к деревянным перилам, пошли навстречу друг другу. Одни – на левый, другие – на правый берег Одера. Когда в наступающих сумерках в небо взвился разноцветный фейерверк, все остановились. Россыпь зеленых, желтых, красных и синих огней повисла над потемневшей рекой. Они летели букетами к небу, падали, сыпали на головы людей дождь золотых искр и гасли с легким шипением в Одере. Не переставая, торжественно и ликующе били вокруг орудия, и людям казалось, что сейчас весь мир состоит из этих ликующих звуков и огней. Кто-то из поляков запел гимн, и тут же все остальные подхватили его. «Марш, марш, Домбровский, с земли итальянской на польскую…» Мелодия гимна, запомнившаяся с детства, была величественная и прекрасная, как этот победный салют.
Ирена плакала. Кончилась война. Две тысячи семьдесят девять дней войны и фашистской оккупации остались позади. Было это девятого мая 1945 года.
Вернувшись из Трептова, Ирена еще раз написала в Варшаву в организацию Красного Креста. Наряду с тревогой о судьбе отца ее подсознательно мучил вопрос, что стало со Стефаном? И в своем вторичном запросе Ирена просила сообщить ей и о пане Брошкевиче. На этот раз ответ пришел быстро. Ей написали, что о Брониславе Ольшинском новых данных нет, но не следует терять надежду. А Стефан Брошкевич, как удалось установить по найденным в Познани немецким архивам, умер в штрафном лагере, как заключенный под номером 1284.
У Ирены словно огромная тяжесть свалилась с плеч.
Андрей
Ирена сдала экзамены и стала студенткой гралевского педагогического техникума. Мечта ее сбывалась.
В выходные дни техникум часто устраивал воскресники. Студенты разбирали развалины, выходили с кирками и лопатами за город и засыпали траншеи и окопы. Вместе со студентами и школьниками трудились приехавшие русские и польские солдаты.
Однажды, недалеко от того места, где работала Ирена, взорвалась мина. Один студент зацепил лопатой торчащий из земли ржавый провод, потянул его. Раздался взрыв. В небо взметнулся фонтан земли и осколков. Студент погиб, ранило еще нескольких ребят и девушек, в том числе и Ирену. Осколок попал ей в ногу чуть выше колена. Рана сильно кровоточила. Ирена сняла с головы косынку, завязала рану, но повязка быстро намокла от крови. К месту происшествия уже спешили русские и польские солдаты, подъехали машины.
– Вы ранены? – спросил у Ирены молодой польский капитан. – Идти сможете?
– Пустяки, пан капитан, – ответила тихо Ирена и покачнулась.
– Носилки сюда! Живо! Везите ее в наш госпиталь.
Ирена попыталась было отказаться от помощи, но ее не слушали. Положили на носилки, а потом вместе с остальными ранеными увезли в госпиталь.
Раненых было пятеро, двое из них тяжело. Их тут же понесли в операционную. Ирена терпеливо дожидалась своей очереди, лежа в коридоре на носилках. Было досадно, что ее так нелепо зацепило осколком. Наконец, пришли и за ней. И тут от боли и крепкого запаха йодоформа все вдруг поплыло у нее перед глазами, и она потеряла сознание. Очнулась уже на операционном столе, увидела озабоченное лицо врача. Он держал в высоко поднятой руке, обтянутой резиновой перчаткой, шприц и что-то говорил операционной сестре. Над переносицей врача, под надвинутой по самые брови белой шапочкой образовалась глубокая вертикальная складка. Ирена, лежавшая в одной коротенькой рубашке, застеснялась своей наготы, пошевелилась, пытаясь натянуть повыше простыню. Но в этот миг ее пронзила нестерпимая, резкая боль. Ирена застонала.
– Спокойно! Потерпите еще немного, – сказал врач. И обратился к сестре: – Щипцы, пожалуйста!
Звякнул металл. И сразу стало легче, боль притупилась.
– Вот и все! – Врач устало вздохнул и стянул с лица маску.
– Вы? – удивилась Ирена. Она узнала в нем того самого польского капитана, который велел солдатам везти ее в госпиталь.
– Да, я.
Он улыбнулся Ирене, взял ее руку, сосчитал пульс и сказал:
– С ногой у вас теперь все в порядке. Через месяц сможете танцевать. А это возьмите на память. – И он подал Ирене темный кусочек металла с зазубренными острыми краями.
Ее отвезли в палату. Рана заживала быстро. На третью неделю Ирену выписали домой. За все время, пока лежала в госпитале, она ни разу не видела того врача, который ее оперировал. Все ждала, что он войдет к ней в палату (ей почему-то очень этого хотелось!), улыбнется и спросит: «Как ваше самочувствие, паненко?»
Но он не приходил. Вместо него ей делал перевязки другой врач.
Выписываясь из госпиталя, Ирена спросила дежурную сестру:
– Скажите, пожалуйста, как фамилия того врача, который меня оперировал?
– А зачем вам это?
– Хочется поблагодарить его.
– Он уехал. И когда будет, не знаю, – ответила почему-то сердито сестра.
В конце сентября Ирена получила приглашение в клуб. Там устраивался вечер в честь советских и польских солдат и офицеров, освобождавших город.
Ирена долго думала, идти ли ей на этот вечер. Одной там неинтересно, была бы Леля… Да и занятий она много пропустила за время болезни, надо нагонять. Села писать сочинение по книге Пруса «Кукла», но дело подвигалось плохо. Ирена махнула с досады рукой, надела свое лучшее платье, причесалась и пошла в клуб.
Вечер только что начался. После многочисленных теплых речей, тостов и шумного ужина началась забава [18]18
Танцы (польск.).
[Закрыть]. Ирена не умела танцевать, села в сторонке под большим олеандром и стала наблюдать за кружащимися парами. Духовой оркестр исполнял какой-то незнакомый, но очень хороший, задушевный мотив. Может быть, от этой музыки, от той сердечности и доброжелательности, с какой все русские и поляки обращались друг к другу, а может быть, от двух бокалов выпитого ею вкусного вина, у Ирены вдруг пропала скованность, с которой она сюда вошла. Все показалось ей вдруг необычным и красивым: люди, убранство зала, музыка, певучий русский говор.
В фойе висело большое зеркало. Ирена подошла к нему, чтобы поправить выбившуюся прядку волос, да так и застыла с поднятой вверх рукой: позади нее стоял знакомый врач. Он с минуту пристально разглядывал Ирену, потом улыбнулся своей доброй улыбкой и обрадованно воскликнул:
– О, старая знакомая! Здравствуйте, паненко!
– Здравствуйте, пан доктор!
– Как ваша нога? Не беспокоит?
– Нет. Я уже и забыла о ней.
– Тем лучше! Тогда позвольте вас пригласить на танец?
– Я не танцую, пан доктор. Не умею, – тихо призналась Ирена, и лицо ее зарделось.
– Жаль. Ну тогда разрешите с вами посидеть. Можно?
Ирена молча кивнула. Она испытывала какую-то странную робость.
Офицер принес стул и уселся рядом. Ирена ловила на себе его пристальные взгляды, и это смущало ее еще больше. Некоторое время они молчали. Но вот он спохватился, поднялся со стула.
– Простите, паненко! Забыл представиться. Капитан Андрей Иванов.
– Очень приятно. Ирена Брошкевич, – тихо отозвалась она, протянув ему холодную от волнения руку. Услышав его фамилию, недоуменно подумала: «Почему Иванов? Он же поляк».
– У вас красивое имя, Ирена, – заметил капитан, не отпуская ее руки. – Может, все-таки потанцуем? Это совсем не трудно, я вас научу. Пойдемте, панно Ирено.
– Хорошо, попробуем. – Ирена поднялась.
Офицер нравился ей все больше и больше. Он вел себя просто и непринужденно. Ей хотелось так же свободно говорить, смеяться, но она только смущалась, краснела и злилась на себя за это. Такого с ней еще никогда не бывало. А Андрею Иванову девушка запомнилась еще с первой встречи на поле, когда, превозмогая боль, она застенчиво улыбнулась. Ему понравились ее упрямые брови вразлет, открытый взгляд больших глаз, высокий чистый лоб и светлые волосы.
Боясь показаться смешной и глупой, Ирена, не дожидаясь конца забавы, вдруг заторопилась домой. Капитан вызвался проводить ее. Погода была теплая и тихая, луна пряталась где-то за облаками, но на землю все же проникал ее голубовато-серебристый свет.
Они медленно шли по пустынным улицам. Андрей Иванов о чем-то рассказывал, но до сознания Ирены смутно доходили его слова. Она делала вид, что внимательно слушает, а на самом деле слышала лишь, как звенят его шпоры. Этот звон множился, отражаясь гулким эхом в уснувших улицах. Он казался Ирене то очень нежным, то тревожным и заставлял замирать ее сердце.
– Удивительный сегодня вечер, не правда ли, панно Ирено? – спросил вдруг капитан, когда перед ними возникли из темноты контуры старого замка. – У меня, пожалуй, такого еще никогда не было.
– Да, вечер необычный, – согласилась Ирена, искоса поглядев на своего спутника. – А вот и мой дом. Спасибо, что проводили. Прощайте, капитан Андрей Иванов!
– Не уходите, – тихо попросил он. – Еще несколько минут.
– Но ведь поздно.
– Мы с вами должны условиться о встрече, – решительно сказал Андрей. – Ведь мы не можем теперь так просто расстаться, верно, панно Ирено? – спросил он, пытаясь заглянуть в ее глаза.
– Не знаю. У меня так мало свободного времени…
– Вы работаете?
– И работаю и учусь.
– Где же?
– Работаю в магистрате, а учусь в педагогическом техникуме.
– Извините, можно узнать, сколько вам лет?
– Скоро двадцать, – ответила Ирена.
– А мне двадцать семь. Как видите, я уже старик, – вздохнул Андрей.
Оба рассмеялись.
– Итак, когда мы встретимся?
– Если вам так хочется… Приходите в воскресенье к старому замку.
– В воскресенье? Но ведь сегодня только вторник!
– Раньше не могу. У меня семья…
– Семья?! У вас есть семья?!
– Да, сестренки.
– Ах, сестренки! – вздохнул с облегчением Андрей.
– До свидания! В воскресенье ровно в шесть я приду к замку. Встретимся у главного входа со стороны улицы Свободы, – уточнила она и быстро скрылась в подъезде.
Поднимаясь по лестнице, Ирена ругала себя. «Что я наделала, глупая? Назначила свидание мало знакомому человеку. Весь вечер робела, стеснялась, а потом назначила свидание. Глупо!» Лежа в постели, она долго не могла уснуть. Сердце было наполнено чем-то очень радостным и тревожным. Она задремала, когда за окном уже обозначилась светлая полоска зари.
Неделя тянулась бесконечно. Но вот и воскресенье. Ирена готовила обед, убирала квартиру, проверяла заданные сестрам на дом уроки, а сама то и дело поглядывала на часы. Выгладила синий костюм, вычистила до блеска «лодочки», старательно уложила волосы, перевязав их голубой ленточкой. Сестры с интересом наблюдали за ней. Наконец Халина спросила:
– Ты снова идешь на забаву, Ирка?
– Нет. Просто хочу погулять.
– Обманывай! Ишь, как вырядилась!
– Ну и что?
– Не хитри. Мы с Ядькой уже не маленькие. Скажи, с кем идешь гулять?
– Много будете знать, скоро состаритесь, – ответила со смехом Ирена. Подошла к зеркалу, критически осмотрела себя со всех сторон и спросила сестер:
– Тогда скажите честно, как я выгляжу?
– Прекрасно, Ирка! Ты самая красивая на нашей улице.
– Ну, это уж чересчур. – Она взяла сумочку и сказала: – Пойду проведаю Данусю. Вчера получила от Лели письмо, она просит зайти к Граевским. Потом забегу на почту и пошлю ответ. Приду не скоро, ужинайте без меня и ложитесь сразу спать. Хорошо?
– Ладно! Беги уж на свое свиданье, – снисходительно сказала вслед Халина.
Подходя к замку, Ирена еще издали увидела Андрея. Он стоял у входа, возле разбитой северной башни и нетерпеливо поглядывал на улицу Свободы. А Ирена нарочно пришла с другой стороны. Увидев девушку, глаза Андрея засияли. Он вдруг смутился и потому, наверное, задал нелепый вопрос:
– Вы пришли?
– Как видите! Я привыкла держать слово. – Ирена улыбнулась и подала ему руку.
Они постояли с минуту около замка, потом Андрей предложил:
– Давайте пройдемся по Грюнвальдскому шоссе. Там сейчас очень красиво.
Ирена согласно кивнула.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как раздался душераздирающий женский крик:
– Мой ребенок! Спасите моего Эдя!
Андрей и Ирена быстро подбежали к женщине.
– Что случилось?
Вокруг уже собралась толпа.
– Ребенка ее засыпало в подземелье замка, пан капитан, – пояснил кто-то.
– Не одного, а двоих, – уточнил другой голос. – С Эдком был еще Януш Брезиньский. Мать его погибла во время войны, отца тоже нет. Вот хлопец и бегает беспризорный, куда ему только вздумается, и водит за собой других. Сегодня его, Эдка и Казика понесла нелегкая в замок. А он местами того и гляди рухнет. Занес их, нечистый, в подземелье, там их и засыпало. Казик-то выбрался, прибежал домой, а те двое…
– Так чего же вы стоите? – возмутился Андрей. – Надо попробовать спасти ребят.
– Вы, видно, не знаете нашего замка, пан офицер. С него теперь так и сыплются кирпичи. А в подземелье и вовсе не войти, – оправдывались люди.
– Несите скорее лопаты, ломы, веревки и фонарь, – потребовал Андрей. – Я спущусь в подземелье.
– Пан офицер, спасите моего Эдя, – молила мать.
Андрей сбросил китель, взял зажженный фонарь и пошел к черному лазу в подземелье. С ним вызвались идти еще двое мужчин. Они спустились в сырой, узкий проход и вскоре наткнулись на обвал из земли и кирпича, преградивший им путь.
Андрей осмотрел завал, постучал, прислушался и сказал мужчинам:
– Будем копать, пока не доберемся до ребят. Завал, видно, не широкий. Простукивается.
Работали согнувшись – подземный коридор был низок. Пот лил градом, воздуха не хватало. Вдруг лопата Андрея стукнулась о что-то деревянное. Все трое увидели перегородку, упавшую наклонно к стене, а под ней, в образовавшейся пустоте, полузадохнувшихся ребят. Мальчик постарше тихо застонал, когда Андрей поднимал его на руки. «Видно, где-то перелом, – подумал он. – Теперь скорее наверх, на воздух».
Люди, оставшиеся во дворе замка, истомились от долгого напряженного ожидания. Уже стемнело, когда Андрей, весь измазанный землей, вынес пятилетнего Эдка. Другой мужчина нес Януша, а третий – фонарь, кирки и лопаты. В толпе набожно перекрестились. Андрей устало улыбнулся и сказал кинувшейся к нему с воплем матери Эдка:
– Успокойтесь, пани. Дети живы. Они только испугались, поцарапаны. У старшего, кажется, сломана нога. Мы поспели вовремя. А сейчас надо их отнести в больницу, вывести из шока. Через день-другой сможете забрать своего Эдка домой.
– Спасибо, пан офицер, – прошептала мать. – Да вознаградит вас бог!
Детей отнесли в больницу. Андрей ушел с ними. А люди долго не расходились.
– Если бы не этот офицер, детей бы не спасти.
– Кто он?
– Как его фамилия?
– Надо сообщить о нем командиру…
Ирена встретилась с Андреем через неделю снова у входа в замок и первым делом спросила:
– Пан капитан, как ребята?
– Поправились. Давно уже дома. – И добавил шутя: – Ну, что же, продолжим нашу прогулку по Грюнвальдскому шоссе?
Шел последний день сентября. Он был яркий, солнечный, по прозрачному воздуху плыли серебристые паутинки «бабьего лета». Они цеплялись за деревья, садились на волосы, щекотали лицо. Андрей снял конфедератку, подставив загорелое лицо ветру. У него были темные, вьющиеся крупными волнами волосы, высокий открытый лоб, несколько большой для его худощавого лица нос с горбинкой. Лицо его нельзя было назвать красивым. Но оно нравилось Ирене. Больше всего привлекали его глаза. Они были большие, серые, с искорками в глубине темных зрачков. Говорил он горячо, убедительно, с легким восточным акцентом. «Уж не русский ли он?» – Ирена несколько раз порывалась спросить об этом и все никак не решалась. Она боялась, что Андрей скажет: да, я русский. А тогда?.. Что тогда? «Нет, он, видно, с Подоля или Волыни и потому у него такой мягкий, певучий акцент», – решила про себя Ирена.
Над ними тихо и дремотно покачивались вековые липы, растущие по обеим сторонам шоссе. Они образовали над головой длинный зеленый тоннель, сквозь который даже в полдень трудно пробиться солнцу. Листья начали желтеть и горели в лучах заходящего солнца, словно маленькие желтые фонарики. С поля ветер доносил запахи скошенных хлебов, сена. Шоссе было пустынным в этот предвечерний час. Лишь изредка проезжала крестьянская телега на резиновом ходу. Цокот копыт по асфальту слышался долго, пока не замирал вдали.
Андрей рассказывал Ирене о недавних боях, в которых он принимал участие, о том, как его дивизия освобождала Варшаву, форсировала Одер.
– А вот до Берлина не дошел, – сказал он с сожалением. – Меня ранило под Щетином, и я попал в тыловой госпиталь. А когда выписался, война уже кончилась. – Он немного помолчал. – Многие из нашего полка скоро демобилизуются и уедут домой.
– А вы? – быстро спросила Ирена.
– А я кадровый офицер и моя служба продолжается. Только я тоже скоро уеду дальше на запад. А жаль, особенно теперь. Мне очень нравится… И город, и…
– Я очень рада, что вам понравился наш городок, – поспешно сказала Ирена, не дав ему досказать те слова, которые она бы и хотела услышать, и боялась.
– Городок живописный, – продолжал Андрей. – Я всегда сюда приезжаю с радостью. Только уж очень маленький и тихий.
– Тихий? Ну, нет! Я с вами не согласна! Теперь он уже не тихий, – горячо возразила Ирена и неожиданно для самой себя спросила:
– А где вы жили до войны?
– Далеко, – ответил уклончиво Андрей.
Они вернулись в город, и Андрей уговорил Ирену посидеть с ним немного у реки. От Дзялдувки тянуло прохладой. В рыбачьих домиках светились окна, их неяркий свет отражался в черной воде реки и разбегался по ней мерцающими дорожками. Рядом темнела громада старого замка. Вокруг него шумели дубы. Вслушиваясь в этот знакомый с детства шум, Ирена все время испытывала щемящее чувство непонятной тревоги и опять насторожилась, услышав тихий голос Андрея:
– Мне очень нравится ваша страна. Я ее прошел с боями всю – с востока на запад. И особенно мне по душе западные городки, вроде вашего Гралева. Люди здесь трудолюбивые, но, простите, чересчур набожные и суеверные. Но это ничего! Скоро они перестанут тянуться по воскресеньям в костел. Особенно молодежь. Ей некогда будет туда ходить.
– Значит, вы русский? – с грустью сказала Ирена. – А я-то думала… Мне казалось, что вы поляк, только родом из Восточной Польши.
– Почему же? – Андрей засмеялся.
– Потому что вы совсем не похожи на русского. Манеры… И вообще…
– Я русский, панно Ирено. С деда и прадеда русский! Иванов! Но, я вижу, вы этим очень огорчены?
– Но почему вы в этом мундире и служите в польском кавалерийском полку? – уклонилась от прямого ответа Ирена.
– Все очень просто. Я и другие мои соотечественники, русские специалисты, служим в Войске Польском со дня его основания. Я попал в Первую Варшавскую имени Грюнвальдского Креста дивизию кавалерии Войска Польского прямо из Ленинградской медицинской академии. Надел польский мундир, выучился польскому языку. В Польше нахожусь временно в длительной командировке. Надеюсь, что, в конце концов, и меня отзовут домой.
– Куда? – с трудом спросила Ирена.
– В Приокск.
– Приокск… – Ирена повторила незнакомое слово. – Где же это?
– Недалеко от Москвы. Наш город стоит на берегу русской реки, о которой у вас в песне поется:
Но я надеюсь, что все, о чем я рассказал, не помешает нашей дальнейшей дружбе, панно Ирено?
– Не знаю, пан капитан, – призналась она чистосердечно. – Все это так неожиданно… Мы, поляки, плохо знаем русских, не дружили с ними до войны. Хотя сейчас многое изменилось…
– Но вы… как вы, панно Ирено, относитесь к русским? Смогли бы вы, например, полюбить русского? – спросил напрямик Андрей, взяв ее за руку.
– Не знаю… – прошептала она, не отнимая руки. – Все это так сложно и страшно…
– Не вижу в этом ничего сложного и страшного, – возразил он. – Когда любишь, ничего не страшно.
– Но ведь вы уедете из Польши?
– Да.
– И возьмете польскую девушку с собою в Россию? Ведь это невозможно!
– Трудно, но возможно. Только на такое не каждая решится. Буду говорить прямо. Придется покинуть родину, оставить надолго родных, быть может, навсегда…
– Не говорите так, – перебила его Ирена. – Покинуть родину сейчас! Оставить близких! Мне кажется, что это будет предательство.
– Работать можно везде. Наши народы борются за одно общее дело. Подумайте, Ирена, прошу вас, и пока не отвечайте мне ничего. Знайте только, что я люблю вас.
– Хорошо, – прошептала Ирена, дрожа словно в лихорадке от охватившего ее волнения.
Андрей заметил это:
– Вам холодно?
– Нет, нет! Это просто так. Вы ведь совсем не знаете меня, моей жизни. – Голос ее задрожал. – Я вам не сказала, что была замужем. К счастью, так вышло, что никогда не принадлежала мужу. Его забрали гестаповцы прямо из-за свадебного стола. Он умер в лагере. Следовательно, я вдова… – торопливо закончила она.
Андрей взял ее руки в свои.
– Расскажите мне о себе все, – негромко попросил он.
И Ирена рассказала о жизни в оккупированном Гралеве, об отце, угнанном в лагерь, о смерти матери, свадьбе с ненавистным Брошкевичем, о фабрике, о том страшном поезде, который увез ее в Германию, и, наконец, о своем побеге. Андрей слушал Ирену и перед глазами его вставали: зимний лес, белое безмолвие снегов и хрупкая девушка, упорно пробирающаяся к своим. В его груди поднялась теплая волна нежности и любви к ней. Он наклонился и приник губами к ее руке…
Они стали часто встречаться. Андрей приезжал каждую субботу и после работы ждал Ирену у ратуши. Они бродили по городу, сидели во дворе старого замка на любимом Иреной замшелом валуне. Окруженные лесами луга за рекой Дзялдувкой казались с высоты холма чашами, наполненными голубоватым туманом. Туман этот клубился над самой землей и оседал жемчужинками на траве и кустах. Вот он закрыл уже низенькие рыбачьи домики у реки и начал подползать к подножию замка. Прикоснется к увядшим цветам, растущим в немецких касках, к пожухлой траве холма, полижет их и отступит. Туману не подняться до замка. Куда там! Он слишком огромен. И туман уползает назад в торфяные болота и луга.
Андрей молчит. Молчит и Ирена, словно боится вспугнуть эту тишину. Она понимает: пришла любовь, которая может круто изменить всю ее дальнейшую жизнь. Андрей человек из другого мира, которого она не знает, которого она, наслушавшись в школе ксендзов, еще недавно так страшилась…
Андрей обнял Ирену, и она очнулась от своих мыслей.
– Я люблю тебя, Ира! Ты моя судьба. Но ты до сих пор не ответила мне, поедешь ли со мной в Россию?
– А ты не мог бы остаться у нас в Польше? – робко спросила она.
– Это невозможно. Я офицер, врач.
Андрея послали на несколько дней в отдаленный район. Засевшие в лесах националисты тяжело ранили одного советского командира, ему предстояла сложная операция. За это время Ирена должна была решить, станет она женой Андрея или нет.
Все эти дни Ирена жила словно во сне. Тревога за Андрея не давала ей покоя. Она боялась, что его убьют «Лесные», или банды «Вервольф» [20]20
«Лесные» – подпольные организации, враждебные новому строю Польши. Они занимались массовыми убийствами, поджогами, грабежами. «Вервольф» или «вильколаки» («волкоподобные»), как их обычно называли, были немецкие диверсанты, засевшие в западных лесах Польши.
[Закрыть], то и дело плакала или становилась такой задумчивой, что сестры начинали ее тормошить и уговаривать: «Ирка, не надо… Что с тобою? Ты заболела?»
Но вот вернулся Андрей. И на душе стало сразу спокойно и ясно. Она села и написала два письма: брату и Леле. Сообщила им, что выходит замуж. Юзефа просила приехать в ближайшее воскресенье. Потом объявила сестрам:
– Девочки, я выхожу замуж…
Халина и Ядька так и застыли ошеломленные. Первой опомнилась Халина. Она спросила, сгорая от любопытства:
– За кого, Ирка?
– За одного хорошего человека… Сами понимаете, мне почти двадцать. Должна же я когда-нибудь выйти замуж…
– Ты же замужем! – выпалила Ядя.
– Замолчи, дурочка! – прикрикнула на нее Халина. – Постой, Ирка, – вдруг спохватилась она. – А как же мы? Как мы без тебя жить будем?
– Кохана моя, кто сказал, что без меня? Вместе жить будем! Если нам придется уехать, я вас с собою возьму.
– Уехать? – насторожились сестренки. – Разве твой жених не здешний?
– Нет. Он из России.
– Что?! – глаза Халины и Ядьки округлились от удивления и испуга. – Он большевик?! Москаль?!
Ирена рассмеялась, притянула к себе сестер, поцеловала и сказала:
– Он хороший человек. Вы сами увидите.
– Он к нам придет?
– Да.
Свадьбу договорились сыграть в середине ноября. Ирена решила справить ее по народному мазурскому обычаю, чтобы она запомнилась на всю жизнь.
– Хорошо, – согласился Андрей. – Только с одним условием: без венчания. Я не верю ни в бога, ни в черта и в костел не пойду.
– Ну, разумеется, – засмеялась Ирена. – Неужели ты думаешь, Андрей, что я собираюсь тащить тебя в костел? Да я и сама туда давно не хожу.
За два дня до свадьбы приехали Юзеф и Леля, а вслед за ними тетя Марта и другие близкие и дальние родственники Ирены.
Леля вернулась в Гралево насовсем. Юзеф вырвался домой только на свадьбу. Он говорил, что ему некогда гулять и отдыхать, слишком много дел ждет в Варшаве. Кроме основной работы на стройке, он возглавлял теперь молодежную организацию в Жолибоже, одном из районов Варшавы. Юзеф и его друзья Стах и Франек первыми из гралевцев вступили в ряды «Звензку Млодежи Польскей» – «ЗМП» [21]21
«ЗМП» – «Союз Польской Молодежи».
[Закрыть]. Юношей и девушек из «ЗМП» можно было встретить там, где труднее всего. Они прокладывали в разрушенных городах новые улицы, закладывали новые дома, смело ехали осваивать западные земли, где в лесах засело еще много всякой недобитой гитлеровской нечисти.
В день свадьбы стояла ясная сухая погода. В доме Ирены кипела работа. Тетя Марта и пани Граевская вторые сутки не отходили от плиты: пекли пироги, жарили мясо, фаршировали рыбу, готовили разные салаты. И хотя достать продукты было очень трудно, все же благодаря выдумке и умению хозяек свадебный стол обещал быть богатым. Женщинам помогали Халина и Ядвига. Но девочки то и дело отрывались от работы и с любопытством заглядывали в спальню, где Ирена с помощью Лели одевалась в подвенечный наряд. Вот-вот должен прийти Андрей со своими друзьями. Ирена стояла перед большим зеркалом уже в нарядном длинном белом платье и нервничала – Леле никак не удавалось закрепить фату на ее высоко взбитой прическе. Наконец справилась.
Ирена оглядела себя внимательно со всех сторон и вдруг заплакала.
– Ты чего, Ирка? – растерялась Леля. – Перестань сейчас же, не то глаза покраснеют.
– Вспомнила мать, отца… Если бы они были сейчас рядом и увидели, какая я счастливая. Мне самой все еще не верится: не сон ли это. Боюсь проснусь – и все исчезнет…
– Вот выдумщица, – удивилась Леля. – Сегодня лучший день твоей жизни. Ты должна быть веселой и красивой. Наклони-ка голову, вот так. Надо еще прикрепить венок, – сказала она и приколола поверх фаты маленький миртовый венок с мелкими белыми розочками.
Сама Леля была одета в длинное платье лимонного цвета, которое очень шло к ее черным волосам и смуглому лицу.
В дверь постучали.
– Скорее, девчата, вас ждут, – послышался голос Юзефа. Он распахнул дверь и охнул: – Боже мой! До чего вы обе красивые!
– Ладно! Будет тебе! – засмеялась довольная похвалой Леля.
Юзеф подал Ирене руку и по обычаю подвел сестру к жениху. Андрей поблагодарил Юзефа, поцеловал бережно обе руки невесты, вручил ей большой букет белых хризантем. Потом повел невесту к стоящим поодаль друзьям и представил:
– Моя Ирена.
Друзья, как по команде, щелкнули каблуками, зазвенели шпоры. Подошли с поздравлениями родственники, знакомые. В числе гостей был и председатель Гралевского районного Совета пан Казимир Малек.
