Текст книги "Декабристы"
Автор книги: Марианна Яхонтова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
(Входит Ланг.)
Л а н г. От его императорского величества.
А р а к ч е е в. Где они? Где?
К р а с о в с к и й. Тройки...
Л а н г. Тройка? Я точно приехал на тройке, ваше сиятельство. Его величество приказали арестовать известных вам лиц, уличенных в злодейских умыслах, взять унтер-офицера Шервуда и сначала исследовать подробно. Первыми должны исчезнуть Пестель и Сергей Муравьев-Апостол. Вот пакет на имя вашего сиятельства. Когда прикажете отправиться?
ЗАНАВЕС
КАРТИНА II
Имение Стрешневых. Гостиная в их доме. Маскарад. Стрешнев без маски, в мундире, Марина в домино и Софья в костюме албанки.
С т р е ш н е в. Марина, ты довольна? Ты всегда любила рождественские праздники и маскарады. Улыбнись же, сестренка. Ну!
С о ф ь я. Дело в том, что Мишель не приехал, как обещал.
С т р е ш н е в. И ты печальна? Веселись, пока свободна, скуку узнаешь после свадьбы. Подумать только, что такую прелесть, как ты, живую, румяную, свежую, какая-нибудь усатая гора будет увозить с бала и мучить ревностью.
М а р и н а. Ты забываешь, что у Мишеля нет усов и он так же тонок, как Софи, к тому же, совсем не ревнив.
С т р е ш н е в. Не верь, милая, – мы все не ревнивы, пока не женимся. Ну, маску, живо!
М а р и н а. Нас никто не узнает?
(Музыка.)
С т р е ш н е в. Никто, кроме меня. Только я знаю, что за шалунья в оборках спрятана.
(Софья и Марина надевают маски. Входит Аннет в костюме Психеи – в длинной тунике и с крылышками.)
С т р е ш н е в. Все боги спустились с Олимпа! Как ваше имя?
А н н е т. Я – Психея, душа.
С т р е ш н е в. О, тогда возьмите мою руку и, как Данте, через ад введите в рай.
А н н е т. Рай открыт для избранных. (Стрешнев наклоняется и тихо говорит ей.) Злой, замолчите, или я покину вас. (Стрешнев и Аннет уходят.)
М а р и н а. Я всегда слышу скрипку Фомушки в оркестре. Как должно быть противно играть для тех, кто может продать его. Когда он играет...
С о ф ь я. Или поет Сергей Иванович...
М а р и н а. Тогда ничего не хочется. Только бы сесть, опустить руки и ни на что не смотреть. Софи, мне скучно. Ах, если бы обвалился потолок и раздавил всех и меня тоже. Но этого не будет.
С о ф ь я. Конечно, что за глупости ты говоришь. Дом совсем новый.
(Входит капуцин.)
М а р и н а. Души ловите, отец мой?
К а п у ц и н. Увы, дитя, нет истинно верующих. Если б вы избрали меня, дабы я мог вести вас к спасенью. Дайте вашу ручку. (Целует руку Марины.) О, что это были бы за исповеди!
М а р и н а. Во время вальса, отец мой, я готова послушать вас.
С о ф ь я. Мы обе.
К а п у ц и н. Когда б была услышана молитва бедного монаха, то я всю жизнь только бы и делал, что исповедывал вас по очереди.
(Марина, Софья и капуцин уходят.)
П а с т у ш к а (вбегая). Grand-rond! Grand-rond!
(Входит Сергей и Матвей Муравьевы.)
С о ф ь я (пробегая). За вами песня о "Кресте и розе".
С е р г е й М у р а в ь е в. Если вы этого требуете. (Матвею, когда комната пустеет.) Что пишет отец?
М а т в е й М у р а в ь е в. Ничего нового. Император Александр умер, Николай занял его место.
С е р г е й М у р а в ь е в. Мы ждали Александра на смотр – и он не приехал, мы хотели убить его – и он умер спокойно в Таганроге, а вместо него сел другой. Мне это не нравится, Матвей. Почему Александр не приехал на смотр? Донос это или неудача?
М а т в е й М у р а в ь е в. Если б был сделан донос, нас всех давно бы арестовали.
С е р г е й М у р а в ь е в. А может быть, и нет, выждали бы, чтоб взять уже наверное. Я думаю по возвращении созвать совещание членов нашего Общества, чтоб решить, когда начинать. Я чувствую, что это нужно и немедленно, сейчас, – иначе будет поздно.
М а т в е й М у р а в ь е в. Почему мы сейчас более готовы, чем когда-либо, чтобы действовать? Где Бестужев?
С е р г е й М у р а в ь е в. Он в Василькове. После завтра там полковой праздник, на котором мы должны быть. Я веду свой батальон в Васильков и по дороге зашел повидаться с тобой.
М а т в е й М у р а в ь е в. Значит, Бестужев еще что-нибудь оставил в душе моего брата для меня.
С е р г е й М у р а в ь е в. Он никогда ничего не брал у тебя. Кажется, перерыв между танцами. Скрипка. Фомушка играет один.
М а т в е й М у р а в ь е в. Здесь плохо слышно.
С е р г е й М у р а в ь е в. Когда я его слушаю, ко мне приходят странные мысли. Мне кажется, мы немного понимаем друг друга. Он крепостной, я свободный, но и мне, как ему, иногда хочется сказать: я хочу. Вопреки всему в мире, всем обязанностям и долженствованиям.
М а т в е й М у р а в ь е в. Ты всегда и во всем склонен к мятежу. Я подойду поближе.
(Матвей Муравьев уходит. Входит Марина.)
М а р и н а. Вы? Вы здесь?
С е р г е й М у р а в ь е в. Я узнал вас сразу, несмотря на маску.
М а р и н а. Как душно в ней. (Снимает маску.) Я очень рада. Вы давно не были у нас. Вы слышите, что он играет? Что он говорит?
С е р г е й М у р а в ь е в. Он говорит, что мне не надо слушать его.
М а р и н а. Почему он так играет сегодня? Я не могу ни танцовать, ни думать. Мне почему-то страшно и радостно.
С е р г е й М у р а в ь е в. Это песня не любви, а ненависти.
М а р и н а. Вы сердитесь? Не надо, не надо, я так люблю вас.
С е р г е й М у р а в ь е в. Вы любите меня? Зачем вы это говорите?
М а р и н а. Почему вы так меня мучаете? Вы не были таким прежде. Вы никогда не смотрели на меня так странно и строго.
С е р г е й М у р а в ь е в. Если б вы знали цену этой строгости. Марина, я говорил с вами о революции, и вы умели хранить нашу тайну, но вы видели во мне Брута. Вы любите его, а не меня. Я не Брут, я только офицер русской армии и больше ничего.
М а р и н а. Нет, нет, я не думала о Бруте. Я всегда чувствую, даже не глядя на вас, нравится вам или нет то, что я делаю. Но сейчас я боюсь, я не понимаю вас, но не говорите мне строго, – ведь я так люблю вас.
С е р г е й М у р а в ь е в. Молчите... молчите... (Обнимает Марину и, наклонившись, целует ее в губы.)
М а р и н а. Не надо. Да... Я тоже не хочу, чтоб вы говорили...
С е р г е й М у р а в ь е в. Вам первой, вам единственной я так много мог бы сказать, слишком много, моя дорогая, поэтому лучше молчать.
М а р и н а (целует его в лоб). А так можно?
С е р г е й М у р а в ь е в. Да.
(Голос Бестужева на лестнице: "Сережа здесь?". Голос Аннет: "Идите сюда, ужасный человек. Мне только что сказали, что вы безбожник".)
С е р г е й М у р а в ь е в. Мишель!
М а р и н а. Он приехал? Я не могу его видеть сейчас...
С е р г е й М у р а в ь е в. "Нравственность необходима", сказал мне Шервуд; пошлость тоже необходима, веления долга непреложны, глупые, бессмысленные жертвы нужны кому-то. Неужели никогда, ни на мгновенье человек не вправе думать о себе, а всегда будет жалкой овцой, которая подставляет горло под нож.
М а р и н а. Вы хотите, чтоб я вернулась к нему? Но я не могу, я не хочу. Я люблю его больше, чем брата, но нет, нет.
С е р г е й М у р а в ь е в. Не смотрите на меня вашими любящими глазами, иначе я не найду слов, не вспомню ни одного. Я не знаю, что стоит передо мною, но не могу переступить черты. Поэтому забудьте, что я вам сказал. Когда люди теряют самообладание, они теряют и рассудок. Мишель верит вам и мне слепо и наивно, и если отнять это у него – кому он будет верить? Старая ложь сильнее новой истины, она живет в крови, и тяжело бороться с ней. Впрочем, я не подумал о вас, я забыл, как вы оба молоды. Я прошу вас, Марина, прошу бесконечно. Не отказывайте Мишелю, подождите год. Его не будет близ вас, мы скоро отправимся на север, и вы поймете со временем, насколько его любовь ценней моей. Вы исполните это?
М а р и н а. Вы не верите мне? Я сделаю все, что вы хотите, но не забуду. Я не смогу, мне больно. Дайте взглянуть на вас еще раз, прежде чем вы уйдете так далеко и станете опять чужим.
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, больно, больно, радость моя, как сама жизнь.
М а р и н а. Я люблю тебя...
(Марина быстро отнимает у Сергея Муравьева руки и убегает в противоположную дверь. Входят Бестужев и Матвей Муравьев.)
Б е с т у ж е в. Ты здесь? Я искал тебя.
С е р г е й М у р а в ь е в (не глядя на него). Что случилось? Ты совсем задыхаешься.
Б е с т у ж е в. Полковник Ланг приехал в Васильков арестовать тебя.
М а т в е й М у р а в ь е в. Арестовать его? Сережу?
С е р г е й М у р а в ь е в. Скорей!
Б е с т у ж е в. Вчера вечером я был у нашего полкового командира Гебеля. В одиннадцать часов приехал Ланг с двумя жандармами с приказом арестовать тебя.
М а т в е й М у р а в ь е в. Донос?
Б е с т у ж е в. Вероятно. Я и Сухинов бросились к тебе на квартиру и уничтожили некоторые бумаги. Всего не успели, вскоре за нами явились Гебель и жандармы. Но пока они делали обыск, я нанял тройку и поехал тебе навстречу. Сухинов и Кузьмин тоже взяли лошадей и поскакали другой дорогой, потому что не знали, по какой ты пойдешь. Гебель и жандармы едут следом за нами и каждую минуту могут быть здесь. Что делать? Решайся.
С е р г е й М у р а в ь е в. Тут нет выбора. Две роты со мной здесь. Нужно собрать их и ехать в Васильков, увлекая по дороге другие роты. Никто из наших сочленов не извещен, вот что плохо. Но Матвей съездит к Артамону, его полк стоит в двадцати верстах отсюда. Кроме того, мы пошлем Мозалевского в Киев с воззваниями и письмами к товарищам. Дай мне скорей бумагу и перо!
Б е с т у ж е в. Я не сказал самого главного: Пестель арестован!..
С е р г е й М у р а в ь е в. Что ты говоришь? Он и я. Почему только мы? А, это Шервуд! Что еще, говори.
Б е с т у ж е в. В Петербурге северяне предупредили нас. В гвардейских полках они подняли восстание, воспользовавшись всеобщим недовольством в связи с отречением от престола цесаревича Константина и восшествием Николая.
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет ничего хуже отваги нерешительных. Ее никогда не хватит надолго. Восстание подавлено?
Б е с т у ж е в. Они вывели около двух тысяч солдат и матросов к памятнику Петра Великого с требованием конституции. Но у них не было артиллерии, и первый же залп из орудий расстроил ряды наших товарищей. А толпа народа, собравшаяся около них на Сенатской площади, обращенная в бегство картечью, окончательно смяла и увлекла их за собой. Там масса убитых, а все наши арестованы.
С е р г е й М у р а в ь е в. Судьба издевается над нами. Революцию начали те, кто не думал начинать. Они не надеялись, а приносили жертву. Вечные жертвы, вечная кротость умирающих! А мы тоже пойдем, ляжем и подставим головы, как во всем. Ну, что ж? Все это не меняет дела. Жертвовать, так жертвовать до конца. Попроси лошадей у Стрешнева для меня и для Матвея. Скажи, что, ввиду петербургских событий, нас вызывают в полк. А чтоб нам не мешали, расскажи о бунте в гвардии хозяевам и гостям. Теперь все равно. Скорей!
(Бестужев уходит. Сергей Муравьев садится и пишет записку.)
М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа, это конец.
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, начало – как бы ни кончилась наша попытка.
М а т в е й М у р а в ь е в. Когда император Александр ехал в Таганрог, народ бросался под колеса его коляски. Ты думаешь, что за три месяца он переменился?
С е р г е й М у р а в ь е в. Важно, чтоб он понял, кто будет давить его и кто – нет.
(Вбегает Звездочет и две пастушки.)
П а с т у ш к и. Петр Иванович! Мы узнали вас, узнали!
З в е з д о ч е т. Вы ошибаетесь, это не я.
1-я п а с т у ш к а. Не вы, тогда кто же?
З в е з д о ч е т. Мой брат.
2-я п а с т у ш к а. Мы вам верим. Предскажите нам будущее.
З в е з д о ч е т. Ваши левые ручки.
П а с т у ш к и. Ну!
З в е з д о ч е т. Вы останетесь непонятыми.
П а с т у ш к и. Как? Почему?
З в е з д о ч е т. Вы никогда не выйдете замуж. Но найдутся люди, которые сложат к вашим ногам чистейшую преданность.
П а с т у ш к и. Кто же?
З в е з д о ч е т. Я.
1-я п а с т у ш к а (Сергею Муравьеву). Кому вы пишете? Это тайна?
С е р г е й М у р а в ь е в. Простите, мне некогда.
1-я п а с т у ш к а. Как вы нелюбезны.
(Входит Аннет.)
А н н е т. Господа, вы слышали? В России революция!
П а с т у ш к и. Ах, что вы? Разве это возможно? Это только французы, вольтерианцы. Боже мой! Ведь Пугачев давно умер.
З в е з д о ч е т. Революция? Это интересно.
П а с т у ш к и. Нас убьют. Ах, пойдемте! Опять эти мужики бунтуют! Что будет? Что будет?
(Пастушки, Звездочет и Аннет уходят.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Вот записка Артамону. Пусть он ведет своих гусар по дороге в Васильков.
М а т в е й М у р а в ь е в. Ты надеешься на победу?
С е р г е й М у р а в ь е в. Я иду – значит надеюсь.
М а т в е й М у р а в ь е в. Ты ведешь других. Они молоды, им рано умирать.
С е р г е й М у р а в ь е в. Лучше умереть, чем гнить в каземате.
М а т в е й М у р а в ь е в. Ответственность за чужую жизнь ужасна. Взгляни на Мишеля. Ему двадцать два года. Он надеется на успех. Но, если он обманется, он не обвинит тебя в своей гибели?
С е р г е й М у р а в ь е в. Чего ты хочешь от меня? Возврата не будет, хотя бы мне пришлось сойти с ума от сознания, что я гублю других, что взял у Мишеля все, что мог, и дал взамен... Довольно, надо спешить.
(Входит Степан.)
С т е п а н. Шинель пожалуйте. Михаил Павлович сказал, что ехать хотите. Сейчас подадут лошадей.
(Сергей Муравьев набрасывает шинель и берет двууголку. На лестнице шум. Входят: Гебель, Ланг, два жандарма и Стрешнев.)
С т р е ш н е в. В чем дело?
М а т в е й М у р а в ь е в. Кончено!
Л а н г. Подполковник Муравьев-Апостол?
С е р г е й М у р а в ь е в (бросая двууголку). Здесь.
Л а н г. По предписанию фельдмаршала, я должен арестовать вас.
Г е б е л ь (Стрешневу). Представьте. Во главе заговора. Покушение на цареубийство. Я так и думал, что он кончит преступлением. Он развращен с юности.
С т р е ш н е в. Ничего не понимаю. Муравьев? Не может быть.
Г е б е л ь. Однако так. Вы простите меня. Мой долг...
С т р е ш н е в (Сергею Муравьеву). Сергей Иванович, дружба и родственные чувства...
С е р г е й М у р а в ь е в. Не имеют значения, полковник. Вот моя шпага.
С т е п а н (тихо). Ваше высокоблагородие... (Указывает глазами на подушку дивана, под которую кладет пистолет.) Вещи отнести прикажете?
Г е б е л ь. Не разговаривать с арестантом.
С е р г е й М у р а в ь е в (Степану). Ступай.
(Степан уходит.)
Л а н г (жандармам). Ведите.
(Вбегают Марина и Бестужев.)
М а р и н а. Вы опоздали. Он арестован! Как они посмели!
С е р г е й М у р а в ь е в (тихо). Уйдите, моя дорогая, уйдите.
М а р и н а. Мишель, что же вы стоите? Разве вы не видите? Я не дам... нет, нет.
Б е с т у ж е в (тихо, глядя на нее). Вижу, вижу все, Марина.
С е р г е й М у р а в ь е в (Бестужеву). Приведи солдат.
Б е с т у ж е в. Сейчас, Сережа! Ты будешь свободен.
(Бестужев уходит. Вбегают гости.)
С т р е ш н е в. Идем, Марина. Ты слишком теряешься. Не будем делать зрелища.
Г о с т и. Что такое? Жандармы? Какой ужас!
Г е б е л ь. Сюда нельзя, господа.
Г о с т и. Он арестован. Муравьев. Они оба? Якобинцы в нашем отечестве?
Л а н г. Пропустите, господа.
(Звон колокольчиков и шум голосов.)
С е р г е й М у р а в ь е в (хватает чугунный столбик с Наполеоном и одним ударом разбивает окно). Сюда, Сухинов!
Г е б е л ь. Охраняйте арестованного.
Л а н г. Бунт!
(Вбегают Сухинов и Кузьмин с винтовками в руках.)
Г е б е л ь. Что это значит, г-н поручик?
С у х и н о в. Это значит, что вы подлец.
(Кузьмин бросается на жандармов.)
Г е б е л ь. Езус! Мария! Революция!
Г о с т и. Бунт! Бунт! Бегите!
(Гости разбегаются. Жандармы бегут.)
С т р е ш н е в (Гебелю). Мой полк близко. Я приведу вам эскадрон. Полковник, соберите караул. Ваши солдаты в деревне.
С у х и н о в. Если он выйдет отсюда, все пропало. Наш полк разбросан по деревням. Задержите его.
Л а н г. Бегите!
С е р г е й М у р а в ь е в (хватая пистолет). Стой!
С т р е ш н е в. Я безоружен.
М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа!
М а р и н а. Вы не сделаете этого! Вы не убьете его!
С е р г е й М у р а в ь е в. Здесь не дуэль, а судьба бунта. (Стреляет. Стрешнев падает.)
Г е б е л ь (раненый Кузьминым, бежит). Помогите!
М а р и н а. Что это? Что? (Падает на ковер.)
(Вбегает Бестужев и солдаты.)
С о л д а т ы. Муравьев! Муравьев!
Б е с т у ж е в. Марина!
С е р г е й М у р а в ь е в. Я виновен только перед ней, перед ней одной. (Солдатам.) Друзья, революция началась. Пусть неудачи наших товарищей не смущают нас. Один тиран умер, не будем же рабами другого. За свободу и землю, вперед!
С о л д а т ы. Ура, Муравьев! Ура, вольность. Где Гебель? Бей его! Бей!
(Сергей Муравьев, Сухинов, Кузьмин и солдаты уходят.)
М а т в е й М у р а в ь е в (Бестужеву). Я останусь с ней. Идите.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Ковалевка. Конец села. Занесенная снегом кровля. Плетень. Холмы и поля. Ночь. Степан и Грохольский.
С т е п а н. Эк, прихватило. Все лицо обледенело. То сляка, то мороз.
Г р о х о л ь с к и й. Лицо? Уж и говоришь ты, Вологда. Водочки бы, согреться. Да у шинка часовые стоят, не пустят. Строг уж очень Сергей Иванович. А ведь русский трезвый – одна дрянь. Как напьется, мысли высокие приходят о вольности и прочем таком.
С т е п а н. На то и бунт. В шинке-то кто не бунтовал. Никак идут, слава тебе, господи. Чать, уж четвертый день в походе. Их высокоблагородию и вздохнуть не дают: и туда и сюда, и думай за вас. Было б за кого! А то пьяницы, шинки оберегаем. Сынки шутовы. Два офицера да трое рядовых сбежали, как медведей прихватило. Будто им и смерти не будет. Придет, голубчики, никого не обойдет. Хари-то, видно, генералу под кулак подставить охота. А уж я, оченно вас благодарим, отвык при Сергее-то Ивановиче. Вона экой гвардеец идет, чтоб его разорвало.
(Входит мушкетер.)
М у ш к е т е р. Ты что стоишь? Чего тебе надо?
С т е п а н. Стою, стало быть, не падаю. Где нализался?
(Входит Бестужев.)
Б е с т у ж е в. Что это? Он пьян?
С т е п а н. Успел, на это мозгу всегда хватает.
Г р о х о л ь с к и й. Увести его, Михаил Павлович? Другим соблазн.
Б е с т у ж е в. Заприте его где-нибудь, пусть проспится. (Мушкетеру.) Ступай.
М у ш к е т е р. А коли я не желаю. Теперь воля. Никаких командиров нету.
Б е с т у ж е в. Нет, пока еще есть. Отведи его, Степан.
С т е п а н. Двигайся. Искровяню.
Б е с т у ж е в. Что ты. Разве можно рукам волю давать?
С т е п а н. За свою обиду, ваше благородие, не трожьте. Двадцать лет терпел. Баста нонече.
М у ш к е т е р. Волю обещали. Подавай волю!
С т е п а н. Иди, дьявол! (Уходит с мушкетером.)
Б е с т у ж е в (вслед им). Ты полегче, Степан. Вот не ожидал от него, точно проснулся человек. Все отлично понимает – и сколько в нем ненависти. Умрет, а назад не пойдет. Прежде все молчал, только на Сережу ворчал за нерадение к хозяйству. Нет лучше русского народа, Грохольский!
Г р о х о л ь с к и й. Когда он пьян?
Б е с т у ж е в. Это наша вина, мы ничего не оставили ему, кроме пьянства. Ну, да скоро этому конец.
Г р о х о л ь с к и й. Что-то вот только никто к нам не присоединяется. Как был один Черниговский полк, так и остался.
Б е с т у ж е в. А вы умереть боитесь?
Г р о х о л ь с к и й. Нет, я тоже пьян, Михаил Павлович, только вольностью. Жил свиньей, может, умру человеком.
Б е с т у ж е в. Страха нет, когда терять нечего... Надо посмотреть, хорошо ли шинок охраняют, иначе откуда он мог достать?
(Бестужев уходит. Вбегают Сенька и Ванька.)
С е н ь к а. Солдаты идут. Раз, два. Раз, два. Здорово!
В а н ь к а. Сабля-то, сабля-то, Сень.
(Входит Черниговский полк. Впереди Сергей и Матвей Муравьевы, Сухинов и Кузьмин. Толпа крестьян.)
С у х и н о в. Смирно!
С е р г е й М у р а в ь е в (тихо Сухинову). Как вы находите их настроение?
С у х и н о в (тихо). На них произвел очень невыгодное впечатление отказ роты Козлова следовать за нами. Поговорите с ними.
(Входит Бестужев.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, непременно. (Громко.) Ну, вот и привал, ребята. Мы выступим только утром. Но прежде чем вы разойдетесь, я хочу ответить вам на те слухи, что тревожат вас. Вы говорите об опасности, не видя ее, вы передаете друг другу нелепые слухи, и я хочу сказать вам правду. Генерал Гейсмар преследует нас с артиллерией, против нас двинуты две дивизии, но дивизии таких же солдат-крестьян, как и вы. Я знаю, что вы четыре дня идете без отдыха, но я также знаю, что вы жалуетесь на усталость. Но когда царь гнал вас усмирять бунтовавших крестьян, разве вы говорили об усталости? Почему вы молчали, когда жгли свои деревни по указу генерала? Кто ослепил вам глаза, когда вы стреляли в своих братьев и детей, когда посылали пули против кос и вил, когда вы сами себя рядами косили картечью? Ведь это были вы сами, это были те же мужики, те же избы, из которых пришли вы. Почему вы молчали тогда, почему не боялись смерти и почему не повернули свои штыки против тех, кто вел вас на убийство? Для кого вы убивали и жгли? Для царя, который раздавал вас фаворитам, чтоб вы работали и охраняли дворцы разврата, а они зарывали вас в землю и резали ремни из ваших спин. Пришла минута, когда вас зовут направить штык на вашего тирана, но если вы боитесь – ступайте к Гейсмару, сила у него, и придите с ним убить нас, потому что мы узнали свободу и готовы умереть свободными. Я говорю мы, потому что уверен – вы пойдете за мной, мои бывшие семеновцы, и я повторяю вам правду: я не обещаю вам победы, а только надежду на нее. И мы будем биться до конца за эту надежду.
С е м е н о в ц ы. Пусть все остаются, мы идем. Ура, вольность! Ура, Муравьев!
Б е с т у ж е в. Да погибнет дворянство вместе с царским саном!
С у х и н о в и К у з ь м и н. Да погибнет неравенство. Свобода или смерть!
Б е с т у ж е в. Ребята, Россия и весь мир ждут освобождения. Умрем за весь мир!
Ч е р н и г о в ц ы. Мы все идем. Все! Ура! Ура!
С е н ь к а и В а н ь к а. Ура!
С у х и н о в. А теперь расходитесь, ребята. Душу согрели, плоть надо отогреть.
Щ у р. В самую точку попали, пан поручик.
С е р г е й М у р а в ь е в. А утром в поход, ребята. Пусть ружья не дают осечки.
С о л д а т ы. Не дадут.
К р е с т ь я н е (Сергею Муравьеву). Будь здоров. Дай тебе бог успеха.
(Солдаты расходятся. Крестьяне уходят, Сенька и Ванька идут за ними.)
С е р г е й М у р а в ь е в (Сухинову). Расставьте караулы, я обойду их. (Сухинов уходит.) (Бестужеву.) А ты пошли разведку. Гейсмар должен быть близко. Я думаю итти к Брусилову на соединение с преданными нам артиллеристами. С тех пор как мы выступили из Василькова, я не получал никаких известий от Артамона Муравьева. Он или арестован, или полк его отрезан от нас отрядом князя Щербатова. Ну, скоро все решится. Пока еще солдаты одушевлены, надо принять сражение. Дух их падает с каждым днем, и неудивительно: одиночество и неизвестность плохие спутники. Я сегодня напал на них несправедливо, но иначе нельзя.
Б е с т у ж е в. Я пошлю на разведку Кокурина и Крылова.
С е р г е й М у р а в ь е в. А потом приходи, Степан расположился в этой избе. Эти дни ты точно горишь, тебе тоже надо отдохнуть.
Б е с т у ж е в. Нет, я не устал. Я сейчас все смотрел на тебя, Сережа, когда ты говорил, и понял как-то сразу...
С е р г е й М у р а в ь е в. Что ты понял?
Б е с т у ж е в. Нет, я просто так. Они очень любят тебя. (Уходит.)
К у з ь м и н. Продовольствие раздать прикажете?
С е р г е й М у р а в ь е в. Разве вашему рвению надо приказывать?
К у з ь м и н. Влюблен в революцию, Сергей Иванович. Она жива – и я жив, ее нет – и меня нет. Иной мысли не имею. Не понимаю я тревоги солдатской. Живут хуже эскимосов, а чего-то боятся. Как будто может быть хуже.
С е р г е й М у р а в ь е в. Это тяга земли. Только бы жить, все равно как. – Помните, Святогор хотел поднять сумочку, в которой тяга земли была. Не поднял, сил не хватило, только в землю ушел по грудь... Так в обоз, Кузьмин.
К у з ь м и н. Пойду горло затыкать подлецам.
Г р о х о л ь с к и й (подходит к Кузьмину). Нельзя ли нектару, Анастасий Дмитриевич. Сосульку вместо сердца чувствую.
К у з ь м и н. Убирайтесь.
Г р о х о л ь с к и й. Да вы не опасайтесь, у меня голова крепкая сколько ни пью, т.-е. ни в одном глазу. Человек бо есмь, а не скот.
К у з ь м и н. Не вижу этого. Отстаньте! Под арест посажу!
(Грохольский и Кузьмин уходят.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Как вызвездило, а днем было пасмурно.
М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа, вы губите себя, – успеха не будет.
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, не будет...
М а т в е й М у р а в ь е в. Так зачем все это? Меня гнетет сознание, что это я привел тебя к гибели. Ведь я ввел тебя в наше Общество – тебя, тогда еще двадцатилетнего юношу.
С е р г е й М у р а в ь е в (не слушая его). Я понял это, когда обходил посты, когда сидел с ними у костра, когда услышал, что они устали. Да, они правы, потому что народ не может ошибаться.
Но я надеюсь, на что – не знаю. Может быть, потому, что нужно начать. Первый удар редко бывает смертельным, но его надо нанести. Я не преодолел этой тяги земли, я не сумел подойти к солдатам. О, как трудно говорить с русскими по-русски. Мы уйдем в землю, как Святогор, увязнем в ней, но не поднимем. Но придет тот, кто поднимет, не знаю когда, но придет... Не упрекай себя напрасно, я сам выбрал свою судьбу и сам приду к концу.
(Вбегают Сенька и Ванька.)
С е н ь к а. Рукава подбери, мамкина кофта. (Сенька с разбега налетает на Сергея Муравьева, который схватывает его за плечи и не пускает.)
С е н ь к а. Ей-богу, нечаянно, не видал.
С е р г е й М у р а в ь е в. В плен беру, не уйдешь. Ты откуда?
С е н ь к а. На солдат глядел. Я вон из избы из эстой.
С е р г е й М у р а в ь е в. А как тебя зовут?
С е н ь к а. Семен Порфирович Батурин. А это – Ванька, Иван. Марьев да Иванов, как грибов поганых.
С е р г е й М у р а в ь е в. То-то он такой угрюмый. Так ты из этой избы. Ну, мы твои гости. Примешь нас?
С е н ь к а. Я-то приму. У нас только тетка больно жадная.
С е р г е й М у р а в ь е в. Скажи ей и матери, чтоб не боялись, – все целы останутся, кроме тебя.
С е н ь к а. А я не боюсь, ты это так... У меня и мамки-то нету. Ее генерал купил далеко. А ты на французов идешь?
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, на своих, Семен Порфирьевич. На того генерала, что мамку купил.
С е н ь к а. И я пойду.
С е р г е й М у р а в ь е в (Ваньке). А ты?
В а н ь к а (угрюмо). И я тоже.
С е р г е й М у р а в ь е в (Матвею). Вот мы думаем, что одиноки. Смотри, какие богатыри. (Сеньке и Ваньке.) Ну, бегите спать, а то поход проспите. Живо!
С е н ь к а. Прощай, дяденька, приходи.
(Сенька и Ванька убегают.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Люблю детей, – с ними веришь в будущее. Вот и преемники, есть кому сделать завещание.
(Входят Бестужев и Пашков.)
П а ш к о в. Караулы расставлены, ваше высокоблагородие.
С е р г е й М у р а в ь е в. А здесь?
П а ш к о в. Не извольте беспокоиться. Спасенихин, Гульбин и Щур.
М а т в е й М у р а в ь е в (Сергею Муравьеву). Я пойду. Ты скоро?
(Уходит, Пашков отходит к плетню.)
Б е с т у ж е в. Сережа, я хочу знать. Ты скажешь мне, ответишь?
С е р г е й М у р а в ь е в. На что?
Б е с т у ж е в. Марина любит тебя.
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет.
Б е с т у ж е в. Я понял это, когда тебя арестовали. И ты, Сережа: ее невозможно не любить. Я ничего не говорю. Этого нельзя вернуть, нельзя заставить.
С е р г е й М у р а в ь е в. Она не любит меня.
Б е с т у ж е в. Ты не хочешь, боишься моего отчаяния, но его не будет. Я много думал...
С е р г е й М у р а в ь е в. Она не может любить меня.
Б е с т у ж е в. Я привык тебе верить, но, может быть, ты отказываешься от нее для меня? Дай мне увидеть.
С е р г е й М у р а в ь е в. Я не лгу, мой друг.
Б е с т у ж е в. А я думал... Как это глупо. Сережа, прости меня. Ведь придет же в голову. Я только задерживаю тебя. Холодно, а я и не заметил. Все в отличном настроении, а я... я счастлив, Сережа.
С е р г е й М у р а в ь е в. Тогда я тоже счастлив, Миша. (Пашкову.) Пашков! (Пашков подходит.) Кто эти вздорные слухи распускает об опасности, не знаешь?
П а ш к о в. Ровно из-под земли берутся. А главное, первая рота, – там все кантонисты, ну, известно, народ последний. Слаб человек. Всего лучше страхом держать. Ну, да ничего, стрелять будут.
С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Я скоро приду, Миша (Уходит.).
Б е с т у ж е в. Если опять шпионы нашептывать будут, так уж понимаешь?
П а ш к о в. Не сумлевайтесь, ваше благородие. (Бестужев входит в избу.) Эй, командиры, аль дорогу потеряли?
(Входят Щур, Спасенихин и Гульбин.)
Щ у р. Ухо, а не дорогу.
С п а с е н и х и н. Оттерли. Отморозил, разиня. Дров в костер подложить.
Г у л ь б и н. Тьфу, тошно. Обещали, что вся армия к нам пристанет, а и собака паршивая не забежала. Еще бы, кому охота! Спустит шкуру Гейсмар, спрашивай тогда.
П а ш к о в. Молчи.
С п а с е н и х и н. Знать, уж так на роду писано. Ступай Щур. Скоро смена.
Щ у р (Гульбину). Заткни рот, не то штыком заклепаю, чортова котомка.
(Щур уходит. Степан выходит из избы и подходит к костру.)
С т е п а н. Огоньку взять.
П а ш к о в. Бери.
С т е п а н. Ну, что, нажрались и бася нету. Тоже революция!
Г у л ь б и н. Ты что лаешься?
С т е п а н. Всех убью, саму смерть напужаю, а нонече хвост поджал. Языком-то и вошь не убить.
Г у л ь б и н. Не хочу, чтоб меня убивали! Терпел, терпел, да меня же и убьют? Не хочу!
С т е п а н. Утроба заныла! Ну, и пущай, коли бабья она у тебя. Только если громко завоет, лучше не попадайся, – не погляжу, что мужик, как и я.
Г у л ь б и н. А ты что за командир?
С т е п а н. Не командир, а не плоше Гейсмара кишки твои выпущу.
П а ш к о в. Плюнь ему в рожу, Степан. Молотком ему по башке, тогда поймет, а может все равно не поймет. Утром в обоз отправим под караул. Языки больно выросли. Брось!
С т е п а н. Воли хочу!
С п а с е н и х и н. Будет и воля. Ложись, ребята. Ишь звезды-то какие.
П а ш к о в. Словно кто по чернозему сеет. Ох, ты, небушко темное! А ведь мы сейчас сами господа, никого над нами нету. Сергей Иванович по воле командир, у него душа разумная. Эх, и спать неохота.
С п а с е н и х и н. А я сосну. Бласлуй, господи.
С т е п а н. Словно позади кто след заметает. Мочи нет назад ворочаться. Кажись бы, голыми руками глотку генеральскую ухватил.
Щ у р (из-под горы). Шпигоны! Держи! Пашков!
С т е п а н. Вставай! Держи!
Щ у р (входит, таща солдата). Вот он. Второй вниз побег. Держите бисова сына.
(Пашков и Спасенихин бегут вниз.)
С т е п а н (Гульбину). Ступай его высокоблагородию доложи. (Гульбин уходит.) Вяжи его! Давай веревку.
Щ у р. Чертяка! По снегу приполз.
С т е п а н (солдату). Стой! Убью! (Щуру.) Беги за вторым, не выпущу.
(Щур уходит. Солдат молча вырывается. Входят: Сергей и Матвей Муравьевы, Бестужев и вскоре Грохольский.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Что здесь?
Б е с т у ж е в. Кого поймали?
