Текст книги "(Не) люби меня (СИ)"
Автор книги: Марианна Красовская
Жанры:
Любовное фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
13. Тот самый разговор
– Раиль! – позвал Аяз сына, только переступив порог дома. – Сюда поди.
– Дадэ? – Раиль отчего-то испугался серьезного взгляда отца. – Что-то случилось?
– Идите с Лилианой… Ну хоть в театр. Или в ресторан. Или в парк. Куда угодно идите, только чтобы матери на глаза не попадаться. За сестру отвечаешь головой. Глаз с нее не спускать.
– Дадэ? – юноша уставился на Аяза так удивленно, что степняку сделалось даже смешно.
– Лили завтра выходит замуж. Укрощать дракона я буду сам.
– Это кого ты назвал драконом? – раздался негодующий голос с лестницы.
– Раз, два, три! – хлопнул в ладоши Аяз, и Лили с Раилем мгновенно исчезли.
Спустившаяся Виктория вплотную подошла к мужу, обвила руками его шею и потянулась за поцелуем.
– Так кто здесь дракон? – прошептала она.
– Ты, любимая, – усмехнулся мужчина, скользя по ее спине руками и стискивая ее бедра. – А сейчас просто выслушай и не злись. Лили завтра выходит замуж.
– За кого? – полюбопытствовала жена, расстегивая на нем кафтан.
– За Кьяна Ли. Она пошла к королю и заявила что берет приговоренного к смерти в мужья по старинному обычаю.
– Какая прелесть, – пробормотала Виктория, продолжая стягивать с супруга одежду. – Только можно я попозже буду истерить? Ты куда детей отправил?
– Подальше отсюда, – признался Аяз, гладя пальцами ее ключицы. – Эти платья мне очень нравятся. А чулки на тебе есть?
– Есть.
– С ленточками?
– Конечно. Как ты любишь. Сейчас будешь проверять, или в спальню поднимемся?
– А слуги?
– Где ты видишь слуг? Или ты думаешь, что они не знают, чем мы занимаемся по ночам?
– Вики, – хмыкнул довольно Аяз, опускаясь на колени и скользя ладонями по ее ноге, задирая юбку. – Ты говоришь как степнячка.
– Я жена степняка, а, значит, самая настоящая степнячка, – хихикнула Виктория. – Да я твоя жена больше половины жизни!
– Не могу сказать, что я об этом сожалею, – невнятно пробормотал Аяз, стаскивая зубами чулок с ее ноги. – Даже и наоборот.
Виктории от его шальных губ и горячих рук вдруг срочно понадобилась какая-то опора, она, всхлипнув, схватилась за вешалку для плащей и с грохотом опрокинула ее. Она выругалась и рассмеялась, а Аяз, не давая ей опомниться, принялся ее целовать, ловко расстегивая крючки на платье.
Хлопнула входная дверь. Вернувшиеся за зонтами дети – на улице начинался дождь – растерянно смотрели на непристойную сцену, не зная, что им делать: убегать прочь или прервать увлекшихся родителей.
Аяз очнулся первым. Покосившись на зрителей, он принялся застегивать крючки на платье жены обратно.
– Что встали? – поинтересовался он спокойно. – Совести у вас нет, я же просил погулять!
Раиль поспешно отвернулся, весь покраснев. Лилиана же, напротив, кусала палец. Ее глаза улавливали детали: упавшая вешалка, шелковый чулок на полу, полурасстегнутая рубашка отца и криво сидящее платье на матери. Но главное было, конечно, не это. Просто мужчина и женщина перед ней стояли обнявшись и смотрели друг на друга по-особому: нежно и без всякого смущения. Видимо, они вовсе не собирались в их отсутствие скандалить, а сразу перешли к более приятным вещам.
Что родители любят друг друга далеко не платонически, девушка знала давно. Нет, они не выставляли свои отношения напоказ, но живя в одном доме, невольно замечаешь то брошенную на пол мужскую рубаху, поверх которой красуется женский елек, то скрип кровати ночью, то коробку с противозачаточными пилюлями в шкафу у матери. В Степи вообще не слишком скрывали любовные отношения. Откуда берутся дети, отец рассказал ей довольно рано. Как сделать, чтобы детей не было, в подробностях поведали подруги. Лилиане всё это казалось естественным течением жизни.
А сейчас, глядя на столь явную любовь, она вдруг осознала, что совершает огромную ошибку, вообще затеяв этот брак. И что с того, что Кьян ей нравится? Ведь это же отнюдь не залог счастливой семейной жизни! Она совершенно ничего не знает о нем. Да узнает ли она этого мужчину, если встретит на улице?
– Лили? – встревоженно дотронулась до ее плеча мать. – Что с тобой?
Лили поглядела на нее и вдруг расплакалась.
– Я не хочу замуж, – прошептала она, глядя на мать испуганными голубыми глазами и комкая в руках перчатки.
– Отлично! – обрадовался Аяз. – Я немедленно дам знать королю!
– Погоди! – отмахнулась Виктория. – Мы с Лили поговорим как девочки и всё обсудим. Пришло время Того Самого разговора.
– Какого разговора? – с любопытством спросила Лилиана, спешно утирая слезы.
– Про жизнь и судьбу.
Мать и дочь прошли в гостиную, сели на диваны и замолчали, размышляя каждая о своем.
– Знаешь, Лили, – мягко начала Виктория. – Много лет назад в этом самом доме мама, леди Милослава, рассказала мне совершенно невероятные вещи. Она сказала, что жизнь – сложная штука, что ничего нельзя предсказать наперед. Она собиралась выйти замуж за князя Волчека, любила Тамана, а потом ее насильно выдали замуж за лорда Оберлинга.
– Погоди, леди Милослава? – изумилась Лили. – Та самая леди Милослава? Образец добродетели? Любила степного хана? Собиралась за жениха сестры?
– Ну, с сестрой было наоборот. Это Святослава ее жениха нагло увела. А с ханом, знаешь, как я удивлена была? Я ведь маму не представляю ни с кем, кроме отца. Они созданы друг для друга.
– Да ну! – с сомнением в голосе протянула Лилиана. – Леди Милослава и Таман-хэ! Это вообще невероятно!
– А теперь слушай дальше, – усмехнулась Виктория. – В юности у меня был роман с королем Эстебаном. Я была даже моложе тебя.
– Не-е-ет! – Лилиана уставилась на нее с открытым ртом. – Быть не может!
– Мне сейчас тоже так кажется, – улыбнулась Виктория. – Но было время, когда я любила его, а потом твой отец просто украл меня и силой сделал своей женой.
– Я знаю про это, но… это всегда казалось мне таким романтичным!
– Никакой романтики, Лили. Мне накинули мешок на голову, привезли в незнакомое место и сказали, что я права выбора не имею. А потом еще пытались накормить стряпней Наймирэ-нэ.
Лилиана фыркнула недоверчиво. Казалось просто невероятным, что ее родители когда-то не любили друг друга.
– Я его просто ненавидела, Лили, – продолжала мать. – Мне он был противен. Я его рубашки в помойную яму выкинула.
– А дадэ рассказывал, что в нужник.
– Это неважно. Важно то, что сейчас я жизни своей не мыслю без твоего отца и ни за что не пожелала бы себе другой судьбы. Я для чего тебе это всё рассказываю, Лили: мы не можем знать, как повернется наша жизнь. Ты решила спасти от смерти Кьяна Ли. Признаться, для меня это дико и страшно. Но почему-то ты делаешь это? Может быть, это и есть твоя жизнь?
– Бабушка предсказала, что он – моя судьба.
Виктория нахмурилась. Она была во многом не согласна с Наймирэ, но сейчас дело было не в этом.
– Ты хочешь выйти за него замуж, потому что бабушка так сказала? – уточнила Вики.
– Нет. Мама, я всегда думала, что люблю его… Но сейчас, правда, не знаю. Вот вы с папой… У вас любовь. А я, кажется, всё себе придумала.
– У нас было так: сначала твой отец себе всё придумал, а потом уже любовь. У тебя есть время, Лили. Утром всё кажется проще, чем вечером. Не нужно сейчас плакать. Вернемся к этому разговору утром. И знаешь, я очень рада, что ты научилась думать.
***
– Что это за разговоры про Эстебана? – спросил Аяз, резко толкая жену в стену и притворно хмурясь. – Кого это ты там любила, кроме меня? Отвечай!
– Ты подслушивал?!
– Разумеется. Должен же я знать, что за разговоры у моих девочек. И знаешь, Вики, я теперь отчаянно ревную.
Он скользнул рукой по в волнении вздымающейся груди жены и обхватил ладонью ее затылок, поглаживая большим пальцем голубую жилку на шее. Казалось – в любой момент он сможет сжать руку и причинить ей боль.
–О, помогите, – простонала Виктория, закрывая глаза руками. – Меня хочет похитить дикий степняк!
– Ну нет, – фыркнул супруг ей в губы. – Если бы дикий степняк хотел тебя похитить, он бы уже похитил! А сейчас он хочет совсем другого…
– Это чего же? – Виктория убрала ладони с глаз и с интересом уставилась на Аяза.
Он низко наклонился к ее уху и подробно рассказал, чего он хочет. Виктория заливалась краской и тяжело дышала. За столько лет брака она, зная своего мужа, отчетливо представляла всё то, что он ей сейчас говорил. Ему даже не нужно было касаться ее тела, чтобы возбудить жену до предела.
– Я буду кричать, – предупредила она, взволнованно дыша. – Ты не посмеешь.
– Будешь, – самодовольно согласился Аяз, опуская вторую руку на ее поясницу. – Ты очень несдержанна. Но мне это нравится.
– Зато ты очень медлителен, – укорила его Вики. – И слишком болтлив. Только угрожаешь, а сделать ничего не можешь!
– Я понял, – ухмыльнулся Аяз, подхватывая ее на руки и закидывая на плечо. – Моя жена уже в нетерпении. Еще немного, и снова появится дракон.
– Еще как появится! – сердито воскликнула Виктория, пытаясь вырваться из его вдруг ставших просто железными рук. – Сейчас тебе такой дракон появится! Мало не покажется!
Увесистый шлепок по обтянутому юбкой заду заставил женщину сначала замереть, а потом начать вырываться с новой силой. Она шепотом ругалась на славском и галлийском, а Аяз торжествующе смеялся, таща супругу в спальню, время от времени встряхивая и снова шлепая. Уже в комнате он опустил жену на пол, а она сама прижалась к нему всем телом и принялась целовать и стаскивать с него рубаху.
– Ах ты, собака степная, – шептала она. – Медлительная степная собака…
– Я не медлительный, – отвечал он, быстро расстегивая крючки на корсаже, а потом, не выдержав, рвал платье своими сильными пальцами. – Я просто растягиваю удовольствие. Ты еще будешь просить у меня пощады, моя голубка!
14. Приговор
Кьяна Ли разбудило ведро ледяной воды, вывернутое ему на тело.
– Вставай, висельник, – заявил ему зверообразный мужчина со шрамами на лице и убранными в хвост светлыми волосами, видимо, палач. – Пришел твой час.
«Висельник – это хорошо, – подумал Кьян Ли, послушно поднимаясь на ноги. – Лучше виселица, чем гильотина». Было страшно, так страшно, что руки тряслись и во рту пересохло. Вчера он думал, что готов к смерти, что встретит ее со спокойным достоинством, но сейчас, когда час пришел, достоинство куда-то испарилось. Усилием воли он заставил себя подавить надвигающуюся истерику, выпрямляясь и оправляя на себе рубашку. Она была из грубого полотна, но хотя бы чистая и не рваная. Прежнюю у него отобрали. Бок, разодранный страшными когтями лорда Браенга, заболел так сильно, что катаец испугался за швы, наложенные лекарем. И к чему, спрашивается, было тратить на него силы и время? Неужели только для того, чтобы привести его на место казни в относительно приличном состоянии? Хотя почему нет? Король в Галлии справедливый и милостивый, узников своих не пытает без нужды. Недаром народ его любит.
– Я готов, – заявил катаец, убедившись, что все части тела у него на месте, и повязка на боку не намокла.
– Обедать не будешь? – палач снисходительно кивнул на стоящую на столе деревянную миску с похлебкой. – Подкрепился бы… напоследок.
– Благодарю, как-то аппетита нет, – вежливо отказался молодой человек.
– Ну да, в следующей жизни теперь, – ухмыльнулся мужчина. – Пошли, что ли, тогда?
Сейчас вдруг Кьян Ли заметил, что его сопровождающий одет слишком роскошно для палача. И не такой уж он и страшный, просто очень крупный. Даже Ли с его ростом был мужчине до плеча. И прическа у «палача» не простая: виски выбриты, несколько прядей заплетены в мелкие косички, украшенные бусинами. Как дикарь, право слово. В Катае длинные волосы носили только женщины и бывалые воины, и уж совершенно немыслимо было представить, чтобы мужчина заплетал себе косы и украшал их. Впрочем, в силе и мужестве этого здоровяка усомниться не смог бы никто. Наверное, он все же воин.
Катайца держали не в тюрьме, а в подвальной камере дворца, а это значит, что до площади, где обычно казнили преступников, нужно было идти не менее четверти часа. К слову подобные зрелища были очень редкими, Кьян Ли работал во дворце четыре года, и за все это время казни видел не более дюжины раз. В Катае каждый день кого-то казнили или публично били плетьми.
Воздух был до того свеж и влажен, что Ли не мог надышаться им, хватая его губами и дрожа от холода в одной рубашке. Стояла весна, для Галлии – еще ранняя. Только-только начинали распускаться листья на деревьях. Умирать весной даже обиднее, чем зимой или осенью, но сейчас мужчина был благодарен своему провожатому за эти мгновения острого счастья, которое он ощущал при виде неба и низких тяжелых облаков на нем.
Они вышли в сад. Ни одного человека не попалось им навстречу.
– Площадь в другой стороне, – нервно сказал катаец, оглядываясь. – Куда мы идем?
– В храм, – ответил «палач». – Тебе там грехи напоследок отпустят, ха-а-а!
– Зачем? Я не верю в ваших богов. Я вообще в богов не верю.
– Ну да, а в драконов веришь.
– Драконы существуют.
– Да-да, а я старичок-лесовичок.
Кьян Ли не раз бывал в храме. Он вообще изучил тут, во дворце, всё, что можно было изучить. В храме было тихо и спокойно, он любил там обдумывать свои планы. Кто бы мог подумать, что ему доведется зайти туда перед смертью!
Из дверей храма вышел незнакомый старик, тяжело опирающийся на трость.
– Привел? – густо и насмешливо спросил он. – А рубашки получше не нашлось?
– Узникам приличная одежда не полагается, – пожал плечами конвоир.
– Эх, молодежь, – усмехнулся старик. – В храм – и в рубище! Ты же весь трясешься! Держи, тебе подойдет.
Он снял с себя черный бархатный камзол, расшитый серебряной канителью, оставшись в рубашке и жилете, и заставил Кьяна Ли просунуть руки в рукава. Совершенно отупев от холода и волнения, кружащего голову, катаец послушно надел толстый камзол, еще хранящий тепло чужого тела. Только трясти начало еще сильнее, так, что даже зубы застучали. Зачем это всё? Зачем жалость, зачем этот старик смотрит на него без презрения, без ненависти? Зачем внимательно осматривает его со всех сторон и застегивает крупные серебряные пуговицы?
– Пойдем, Герхард, ждут уже, – заявляет старик, как будто не он тут всех задержал. – Не волнуйся, парень, всё будет хорошо. Всё уже кончилось.
«Что хорошего-то? – тоскливо думает Кьян Ли, подчиняясь повелительному жесту старика. – Издеваются еще». Вбитое палками почтение к старшим не позволяет ему отпустить язвительные комментарии, да и к чему? Побыстрей бы! Внезапно и ясный весенний день, и величественная красота храма, и зеленая трава под ногами опостылели ему настолько, что он почти бегом бросился в большие двери и замер в недоумении.
Представшее перед ним зрелище было достойно самых странных катайских гравюр. У алтаря стояла демоница с большими белыми рогами, а рядом с ней в чем-то воздушном – девочка, которая, как оказалось, не могла быть его кровной родственницей. Почему-то именно эта мысль запульсировала в его измученной голове: «Не родственница, не родственница». Ад представлялся ему каким-то менее сложным.
– Иди вперед и не тушуйся, – подсказал ему черный старик. – В конце концов, от этого еще никто не умирал.
Кьян Ли прошел вперед. Здесь были люди, которых он никогда не хотел бы встретить: степной лекарь, держащий на руках ребенка, и его супруга, канцлер Браенг и сам король, а также незнакомо-знакомая высокая женщина с белыми волосами, рядом с которой встал черный старик. Катаец вдруг узнал их – это лорд и леди Оберлинг. Их портреты он не раз разглядывал в галерее. Неужели знаменитый Огненный Генерал еще жив? Он был легендой даже в Катае. Молодой человек только благодаря присутствию легендарного героя вдруг осознал, что это не сон, не бред, не выдумка воспаленного сознания. Что-то непонятное вокруг него происходит на самом деле.
– По старинному закону преступник, именуемый Кьян Ли, помилован будет, поскольку нашлась дева невинная, пожелавшая взять его в мужья, – скучающим голосом заявил король, и Кьян Ли, как раз пытавшийся сглотнуть вязкую слюну, поперхнулся и раскашлялся, хватаясь за ребра, которые от этого движения отчаянно полоснуло болью.
Дева невинная? Это Колючка, что ли? Да в ней невинности меньше, чем в нём! Она же едва не соблазнила его тогда, пять лет назад! И самое обидное, ведь не родственницей оказалась! А он, дурак, за тот поцелуй себя корил столько лет!
Маленькая Ци, имя которой он никак не мог вспомнить, смотрела на катайца встревоженно. Она была бледна, под ясными глазами залегли черные тени, пухлые губки сжаты так плотно, словно она, так же как и он, боится закричать.
«Я все равно буду твоей женой», – вспоминает он слова Ци, и ему ничего не остается, как признать ее правоту: умирать совсем не хочется, тем более, если можно не умирать. Брак, да еще с Колючкой, теперь вовсе не внушает ему отвращения.
Женщина-служительница (вовсе не демоница, а просто дама в смешной рогатой шапке) выступает вперед и начинает церемонию, которая явно звучит не по шаблону.
– Лилиана Кимак, дочь рода Оберлингов, согласна ли ты принять в свой род Кьяна Ли, быть ему хорошей женой и хранить ему верность до конца жизни?
– Согласна, – мягким, нежным голосом отвечает Лилиана, у которой при виде Кьяна Ли прошли все сомнения.
– Осужденный на смерть Кьян Ли, согласен ли ты взять в жены деву из рода Оберлингов и принять имя и покровительство ее семьи? Готов ли ты хранить и почитать свою супругу и быть ей верным мужем?
– Да, – мрачно отвечает катаец, хмурясь от того, что церемония унизительна для него.
– Отныне вы являетесь мужем и женой, а с Кьяна Ли Оберлинга снимаются все обвинения.
На руки ему и супруге подошедший канцлер Браенг молча надевает широкие серебряные браслеты. Почему-то в этот момент в голове Ли вдруг мелькает совершенно нелепая мысль, что сегодня ночью у него будет секс, которого не было уже так давно, что он почти забыл, что это такое – быть с женщиной. Он попытался выкинуть эту неуместную мысль из головы, но стоило взглянуть на Колючку, которая смотрела на него, не отрываясь, как по телу прошлась горячая волна, и в сюртуке лорда Оберлинга сделалось даже жарко.
– Поздравляю, приятель, – поглядел на него канцлер Браенг, который давно должен был помереть от действия яда. – Ты везунчик, каких мало. Даже жаль, что ты не мой сын.
– А… спасибо, – пробормотал Кьян Ли. – Мне, наверное, тоже жаль.
Король, морщась как от головной боли, кивает, отпуская всех присутствующих.
– Возьми жену под руку, – шипит в ухо Ли черный старик. – Не тупи. И вперед, в карету!
Катаец осторожно сжимает крохотную ладошку своей теперь уже супруги и движется в указанном направлении. Его глаза замечают совсем уж ненужные детали: белый мех на плечах девушки, идущей рядом, серебряный обруч тончайшей работы (в Катае такой красоты не делали) в ее черных волосах, злой взгляд степного лекаря, алые цветы вдоль дорожки, усыпанной гравием.
Кьян Ли садится не напротив Колючки, а рядом – смотреть ей в лицо совершенно не хочется. В карету вслед за ними запрыгивает отец невесты, нет, теперь уже жены, усаживается напротив них на лавку. Мда, на девушку было бы глазеть всё же приятнее.
– Как приедем – ко мне на осмотр, – отрывисто командует Аяз.
– Дадэ! – возмущается Лилиана. – Прекрати!
– Что? – степняк делает невинное лицо. – Я перевязку сделаю. У него швы, да, сынок? – последнее слово он выплевывает с нескрываемой насмешкой. – Кстати, можешь называть меня Аяз-дэ. Это будет правильно.
15. Новое начало
– Как ребра? Ложись, я перевязку сделаю, – холодно приказывает Аяз. – Сейчас наложу компресс, будет лучше. До утра обезболивания хватит.
Кьян Ли покорно ложится на кровать, а лекарь, несмотря на нарочитую грубость тона, очень бережно снимает повязку и осторожно, едва касаясь швов, ощупывает бок.
– Что ж, заживает на тебе, как на собаке, – заключает степняк. – Ни один шов не разошелся. Сейчас будет холодно.
Он накладывает какую-то мазь, которая сначала щекотно щиплет, а потом полностью снимает даже намек на боль, а потом заново перевязывает бок.
– А теперь снимай штаны и рассказывай, с кем ты спал в последние годы.
– Что? Зачем? – возмущенно отпрянул Кьян Ли.
– А ты думал, я тебя к моей дочери подпущу без осмотра? Вдруг у тебя сифилис или еще какая-нибудь дрянь? Вот ни за что не поверю, что ты девственник.
– Не девственник, конечно. Но я здоров!
– Вот и проверю. Богиня, Ли, я врач вообще-то! Ты что, стесняешься?
– Нет, – буркнул катаец, стягивая штаны и терпя унизительный осмотр. – Просто это… неправильно.
– Да всё правильно, – пожимает плечами Аяз, споласкивая руки в тазу. – Так и должно быть. Кстати, хорошо, что опыт есть, учить ничему не надо. Я сразу предупреждаю: обидишь Лили – навсегда останешься импотентом. У меня всякие зелья есть. Тебе для потенции что-нибудь накапать?
– Для потенции? – тупо переспрашивает катаец.
– Чтоб член стоял, ну! Ты совсем неуч, что ли?
– У меня нет проблем с потенцией, – спокойно, устав волноваться, отвечает Ли. – Я знаю, что нужно делать с женщиной в постели. Я постараюсь, чтобы у моей жены ночью не возникло неприятных ощущений. Она невинна, да?
– Честно говоря, понятия не имею, – признался лекарь. – Думаю, да.
– Плохо, – вздохнул катаец. – У меня не было невинных девиц.
– Может, все же капелек? Как-никак, ты раненый. Мало ли что?
– Увольте. Я точно справлюсь.
– Ну гляди. И будь с ней осторожен…
– Да-да, – отмахнулся Кьян Ли. – Иначе вы оторвете мне яйца и заставите меня их сожрать. Я помню.
– Молодец. Свободен.
Кьян Ли вышел из спальни совершенно оглушенный. Подобной «беседы» с тестем он даже представить не мог. Это было совершенным безумием, словно вокруг был театр теней, а не реальный мир. Он даже забыл, что еще утром готовился к смерти, и не помышляя о иной участи.
Лилиана ждала его в коридоре и глядела на него встревожено.
– Кьян? – тихо называет она имя, которое Ли не имеет право носить. – Всё хорошо?
– Да, Аяз-дэ сменил мне повязку, – кивнул невозмутимо катаец. – Почему ты здесь?
– Волновалась.
– Ну и зря. Иди вниз к гостям.
– А ты?
– И я. Я есть хочу, я со вчерашнего дня не ел.
– Если хочешь, я принесу тебе ужин в комнату, – робко предложила Колючка.
– Я нормально, – пожал плечами Ли и попытался пошутить. – Там же есть еда. Поэтому меня никто не сожрет.
Ци робко улыбнулась, и катаец в очередной раз подумал, что раньше она была гораздо смелей. О дракон, да что с ней в спальне-то делать? Она ж при виде члена в истерику впадет! Они спустились по лестнице в гостиную, где сидела его новая семья. Странные они. Должны его ненавидеть, а вместо этого улыбаются и кивают ему. Ли осторожно опустился в кресло, внимательно разглядывая людей вокруг. Лорд Оберлинг ему заранее нравился – он встречал его возле храма. Его супруга тоже глядела спокойно и доброжелательно, чего не скажешь о двух совершенно одинаковых мужчинах, сверлящих катайца взглядом. Они были очень похожи на лорда Оберлинга, сыновья, видимо. Еще ему были незнакомы двое: невысокий юноша-степняк и маленькая девочка с черными волосами. Катаец попытался есть, но кусок в горло под столь пристальными взглядами в горло не лез, и он стал глядеть на ребенка, который всеми силами привлекал внимание взрослых: бегал по комнате, кричал и дергал родителей за одежду.
Кьян Ли любил детей. Для катайцев вообще дети – свет в окошке.
– Можно ее подержать? – довольно робко спросил он у Виктории.
– Только осторожно, – сказал Аяз, хмурясь, и, прежде чем Ли успел оскорбиться, добавил. – У тебя швы. Белла – девочка шустрая, как бы не повредила.
Катаец с трепетом усадил малышку на колени и внимательно слушал, как она принялась ему что-то рассказывать про лошадей и овечек, а потом сам в ответ начал рассказывать про кошек Императора. Не сразу Ли заметил, что вокруг тихо, и все смотрят только на него и на уснувшую в руках девочку. Он моргнул растерянно, а Аяз осторожно забрал у него дочь и улыбнулся непривычно мягко, по-доброму. Кьяну Ли, никогда не знавшему отца, пришлось отвернуться и закрыть глаза, чтобы никто не догадался, как он взволнован.
За окном было темно.
Лилиана осторожно дотронулась до его руки, и он понял, что тянуть с брачной ночью дальше уже некуда. Самое противное было в том, что все знали, почему Ли поднимался и куда пошел. Ощущения были такие, словно ему предстояло заниматься постельными утехами в присутствии кучи зрителей, а он и без того был не слишком опытен в любовных делах, да еще так и не смог избавится от робости в отношениях с женщинами. Но выбора не было ни у кого из них. Завтра с него спросят окровавленную простыню, или что там спрашивают эти варвары, которым почему-то важно, кто был у женщины первым. А может, ее сумасшедший отец и вовсе проведет осмотр. Удивительно еще, что он не предложил сделать это в его присутствии, чтобы уж точно убедится в результате.
Кьян Ли злился и чувствовал себя беспомощным. Он и в самом деле не знал, что ему делать с этой девочкой, которая стояла посередине спальни и смотрела на него перепуганными глазами. Нельзя сказать, что она его не привлекала. Она всё же была хорошенькая, хоть и совсем не такая, каких он любил. Мужчина сел на кровать и молча уставился на жену. Принято ли в Галлии раздеваться догола, или он должен трогать ее, не снимая одежды? Немногочисленные служанки, одаривавшие его своим вниманием, обычно оставались в платьях. Дамы из публичного дома предпочитали резвиться обнаженными. Великий дракон, отчего же все так сложно?
– Кьян, помоги мне расстегнуть платье, пожалуйста, – не выдержала напряжения Лилиана. – Корсет очень неудобный. Я не привыкла к такой одежде.
Ага, значит платье можно снять! Ли с готовностью подскочил, осторожно убрал со спины ее волосы и принялся разбираться с застежками. Крючки показались ему даже проще, чем привычные пуговицы. Какая глупая и странная одежда! Под платьем, скользнувшим вниз, к ногам, оказался еще жесткий, охватывающий тело доспех, затянутый на спине тугим шнуром. Скользнув пальцами по перекрещивающимся завязкам, напомнившим ему струны на лютне, он нашел узел, потянул его и неожиданно порвал. Надеясь, что она не заметила, Ли быстро распустил шнуровку и снял это орудие пытки. Под ним была еще одежда, но уже похожая на нормальную: тонкая белоснежная сорочка без рукавов и нижние юбки. С этой частью женского гардероба Ли был знаком намного лучше, но торопиться не хотел.
Он осторожно развернул девушку к себе лицом и вдруг вспомнил, как первым делом, приехав в Галлию и обнаружив там приличный дом утех, он попросил купленную даму научить его целоваться. Колючка тогда ничего не сказала о его неопытности, но вдруг он опозорился в тот раз? Целоваться ему ужасно не понравилось – скучно и противно. Никакого трепета он тогда не испытывал. Возможно, девушка была не та? Ци это нравилось, он точно помнил, и поэтому наклонился и прикоснулся губами к ее губам – сначала осторожно, потом настойчивее – проникая внутрь языком. От того, что девушка смело отвечала ему, вдруг закружилась голова, а когда нежные руки обвили его шею, вся робость и сомнения словно растворились.
Кьян Ли щелкнул пальцами, гася маг-светильники и погружая спальню в полную темноту. Он был мужчиной, а она женщиной, что могло быть естественнее? Стащил с нее нижнюю рубашку и юбки, и панталоны – кому они нужны в постели? – и уложил жену на кровать. У нее была такая нежная кожа, что ее хотелось попробовать на вкус; под его руками и губами Ци вздыхала и вздрагивала, не забывая стаскивать с него рубашку. Он отстранился от девушки, чтобы раздеться и вернуться в постель, а Лили – никакая она сейчас не колючка – обхватила его лицо руками, сама принялась его целовать бесстыже и жадно и, когда он скользнул руками по ее бедрам, застонала ему в губы так жалобно и сладко, что он совершенно потерял голову. Наверное, он был поспешен и неловок, но его уже это не волновало. Ночь была темна, женское тело в руках податливо и горячо, а удовольствие растеклось по телу столь ярко, что даже неприятные ощущения в раненом боку он не замечал.
Лилиана вскрикнула, сжалась под ним от боли, но боль быстро прошла, оставляя после себя волны странного жара. Она немногого ждала от первого опыта, наслушавшись рассказов подруг, которые после брачной ночи порой плакали, но всё оказалось гораздо лучше, чем она воображала. Муж был с ней нежен и аккуратен, пожалуй, это было даже приятно… не сказать, чтобы она желала повторить, но и плакать ей не хотелось.
Хотелось спать – предыдущая ночь далась ей тяжело. Половину ночи она проплакала, вторую половину – дремала. Менять решение она не собиралась, Кьян Ли будет жить. В конце концов, она и вправду ждала его эти пять долгих лет, и ни один мужчина не смог вызвать в ней такие же чувства, хотя, видит богиня, она давала им все шансы. Если первый год она искренне хранила ему верность, то потом ей это наскучило. В конце концов, она была молодой и красивой, ей хотелось ухаживаний и внимания молодых людей.
Юноши и мужчины постарше пытались завоевать ее сердце: кто-то из-за ее семьи, а кто-то искренне увлекался красивой степнячкой. Славские кнесичи дарили ей цветы и привозили всякие диковинки, степняки приводили к дверям дома баранов и буйволов. В один день отец, устав от скотины и поклонников в своем дворе, раскричался и переселил дочь во дворец к деду: там уж никто не смел досаждать ей своим вниманием. Однажды Лили даже пытались украсть – но она могла за себя постоять. Отбилась она кнутом самостоятельно. После этого она полгода жила у оборотней в клане Волчеков, там была жесткая дисциплина, и никто даже смотреть не смел в ее сторону. Это было веселое время. Она учила местных юношей орудовать кнутом, а они ее – метать кинжалы и драться в рукопашную. Оборотни все как на подбор – желтоглазые красавцы, но от их поцелуев у Лили ни разу не закружилась голова и не подкосились колени как тогда, с Кьяном Ли.
«Все-таки оно того стоило, – подумала Лилиана, прижимаясь лбом к твердой руке своего супруга. – Не зря я столько ждала».
