Текст книги "Ценность всех вещей. Создание и изъятие в мировой экономике"

Автор книги: Мариана Маццукато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Это представление о том, что мы можем задавать для рынков определенную форму, имеет важные последствия. Мы способны создавать более надежную экономику благодаря пониманию того, что рынки являются результатом решений, принимаемых бизнесом, государственными организациями и гражданским обществом. Восьмичасовой рабочий день сформировал различные рынки – и это был результат борьбы в рамках профсоюзов. Возможно, причина того отчаяния, которого сейчас так много во всем мире, – отчаяния, ныне ведущего к популистской политике, – заключается в том, что экономика представляется нам попросту «сконструированной» торговыми правилами, технократами и неолиберальными силами. Действительно, как будет показано в этой книге, теория «ценности» сама представляется некой разновидностью объективной силы, определяемой предложением и спросом, а не чем-то глубоко укорененным в определенных типах мировоззрения. Экономику действительно можно конструировать и форматировать – но делать это можно либо со страхом, либо с надеждой.

Особый вызов, который я формулирую в своей книге, заключается в том, чтобы в отношении экономики надежды, в которой мы сможем более уверенно оспаривать допущения экономической теории и то, как они преподносятся нам, а заодно и выбрать иной путь среди множества доступных, – выйти за рамки позиции циника в духе Оскара Уайльда, знающего цену всему, но ничего не умеющего ценить.

Глава 1. Краткая история ценности

Один вид труда увеличивает стоимость предмета, к которому он прилагается, другой вид труда не производит такого действия. Первый, поскольку он производит некоторую стоимость, может быть назван производительным трудом, второй – непроизводительным.

Адам Смит

«Богатство народов» (1776)

Сегодня мы воспринимаем рост достатка как нечто само собой разумеющееся, допуская, что следующее поколение в общем и целом будет более зажиточным, чем предыдущее. Но так было не всегда. На протяжении большей части человеческой истории у людей не было подобных ожиданий, так что лишь некоторые мыслители – отчасти потому, что уровень жизни повышался в лучшем случае очень медленно, – уделяли много внимания вопросу о том, почему одни экономики растут, а другие нет. Темпы изменений ускорились в период раннего Нового времени. Прежде статичные экономики стали динамичными. Движение распространялось буквально по воздуху. Подъем национальных государств в Европе, необходимость финансировать войны, колонизацию, технику, фабрики и добычу угля вкупе с ростом населения стимулировали новое мышление во многих сферах. Правительства и люди из всех социальных слоев хотели знать, что вызывает это беспрецедентное движение и как им можно управлять. Какие налоги можно взимать? Почему мои заработки так низки в сравнении с прибылями капиталистов? Насколько можно быть уверенным в будущем своих сегодняшних вложений? Что создает ценность?

Ключевым моментом для ответа на подобные вопросы является понимание природы производства. Как только те или иные виды деятельности определены как производственные, у экономической политики появляется возможность для направления экономики в нужное русло с помощью распределения более значительной доли капитала и усилий в пользу производительных видов деятельности, которые стимулируют и поддерживают экономический рост. Однако разграничение того, что является производительным, а что нет, варьировалось в зависимости от изменявшегося состояния экономических, общественных и политических сил. С того самого момента, когда экономисты примерно 300 лет назад стали изучать меняющиеся условия производства, они приложили немалые усилия для рационального обоснования классификации одних видов деятельности как производительных, а других – как непроизводительных. В конечном итоге экономисты, как и все остальные люди, являются продуктом своего времени, и если речь идет о понимании того, что такое ценность, важно отделять устойчивые критерии от преходящих – также, как мы увидим, важно, в каком направлении развивается идеология.

В этой главе будет рассмотрена эволюция теорий ценности примерно с середины XVII до середины XIX века. Мыслители XVII века сосредоточивались на способах расчета экономического роста в соответствии с запросами своего времени – ведением войн или повышением конкурентоспособности относительно какой-то другой страны (например, Англии по отношению к ее торговому и морскому сопернику – Голландии). Меркантилисты фокусировались на торговле и потребностях торговцев (на продаже товаров). Начиная с середины XVIII до конца XIX века экономисты рассматривали ценность как нечто возникающее из объема труда, затраченного в процессе производства, – сначала сельскохозяйственного труда (физиократы), а затем промышленного (классическая школа политической экономии). Поэтому, по их убеждению, данная ценность предопределяла цену продажи конечной продукции. Их теории ценности – теории создания богатства – были динамичными и отражали мир, пребывавший в состоянии трансформации, как экономической, так и общественно-политической. Эти экономисты концентрировались на объективных силах – воздействиях технологических изменений и разделения труда на способы организации производства и распределения. В дальнейшем, как мы увидим в следующей главе, на смену подобным представлениям пришла иная – неоклассическая – точка зрения, в рамках которой большее внимание уделялось субъективной природе «преференций» различных экономических субъектов, а не объективным производительным силам.

Меркантилисты: торговля и сокровища

С древних времен человечество делило свою экономическую деятельность на два типа: производительный и непроизводительный, благородный и низменный, усердный и праздный. Ключевым критерием данного разделения в общем случае выступало то, какой тип деятельности считался увеличивающим общее благо. В IV веке до н. э. Аристотель выделял ряд сравнительно благородных профессий в зависимости от принадлежности к тому или иному классу (граждан или рабов) населения древнегреческого полиса[37]37
  См. его работы «Политика» и «Никомахова этика».


[Закрыть]. В Новом завете апостол Матфей приводил слова Иисуса о том, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное»[38]38
  Мф., 19:24.


[Закрыть]. В Средние века церковь поносила и даже осуждала ростовщиков и торговцев, которые «покупали задешево и продавали задорого»[39]39
  Reinert E.S. How Rich Countries Got Rich and Why Poor Countries Stay Poor. L.: Constable, 2008; Райнерт Э. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: Изд. дом ВШЭ, 2011.


[Закрыть] – несмотря на то что они могли и не вести праздный образ жизни, их считали людьми непроизводительными и низменными.

До начала Нового времени определения того, какая работа была полезной и наоборот, никогда не были четкими. С началом колониальных захватов в XVI веке эти определения стали еще более размытыми. Завоевание колоний европейскими странами и защита торговых маршрутов с новоприобретенными землями обходились недешево. Государствам приходилось выискивать деньги на содержание армии, бюрократических аппаратов и приобретение экзотических товаров. Впрочем, казалось, что выход находится под рукой: в Америке были открыты громадные залежи золота и серебра, после чего в Европу хлынули несметные сокровища. Поскольку эти драгоценные металлы воплощали собой богатство и процветание, казалось, что всякий, кто приобретал их запасы и отчеканенные из них деньги, владел ими и контролировал их, тем самым участвовал в производительной деятельности.

Ученые и политики того времени, утверждавшие, что накопление драгоценных металлов представляет собой путь к могуществу и процветанию той или иной страны, назывались меркантилистами (от латинского слова mercator – торговец), поскольку они выступали в поддержку протекционистских торговых мер и профицита торговых балансов для стимулирования притока и предотвращения оттока золота и серебра. В Англии самым известным сторонником меркантилизма был сэр Томас Ман (1571–1641) – купец и член правления Ост-Индской компании. В своей известной книге «Богатство Англии во внешней торговле, или Баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства» он дал следующую общую характеристику меркантилистской доктрины: «Ежегодно продавать иностранцам товаров больше, чем мы потребляем их товаров по ценности»[40]40
  Mun T. England’s Treasure by Forraign Trade (1664). L.: Macmillan, 1865. P. 7.


[Закрыть].

Меркантилисты также выступали в защиту развития национального государства как необходимого инструмента финансирования войн и экспедиций для обеспечения безопасности торговых маршрутов и контроля над колониальными рынками. В Англии, Голландии и Франции меркантилисты выступали сторонниками законов о мореплавании (таких как английский Навигационный акт 1651 года), которые обязывали принимавшие их страны и колонии использовать для нужд торговли только корабли, которые ходят под их национальным флагом.

По мере того как меркантилистская теория развивалась, а люди начинали осознавать производство богатства как национальный феномен, стали появляться и первые оценки национального дохода как общего объема доходов, зарабатываемых всеми в отдельно взятой стране. В Британии XVII века были предприняты две новаторские попытки подсчитать национальный доход. Одну из них предпринял Уильям Петти (1623–1687) – земельный спекулянт, анатом, медик и депутат парламента, при Реставрации занимавший пост генерал-контролера в Ирландии[41]41
  Studenski P. Income of Nations. N.Y.: University Press, 1958. P. 27; Студенский П. Доход наций (теория, измерение и анализ: прошлое и настоящее). М.: Статистика, 1968. С. 67.


[Закрыть]. Вторым был Грегори Кинг (1648–1712), специалист по геральдике, генеалогии, гравер и статистик: его интерес к национальным счетам возник в процессе работы над введением нового налога на браки, рождения и похороны.

Петти и Кинг остроумно использовали неполные и запутанные данные для создания на удивление детализированных оценок доходов. Им приходилось работать с пребывавшими в зачаточном состоянии данными правительства о сборе налогов, оценками численности населения и обрывочной статистикой потребления таких базовых товаров, как овес, пшеница и пиво. Однако их оценкам не хватало внятной теории ценности: Петти и Кинга интересовал только подсчет объемов национального выпуска, а не то, каким образом он осуществляется. Тем не менее их попытки осуществить национальные экономические подсчеты были беспрецедентны и заложили основы для современных национальных счетов.

В 1660-е годы, когда Петти занимался своими исследованиями доходов, Англия выходила из республиканского эксперимента и вела борьбу с Голландией и Францией за первенство на морях. Петти хотел выяснить, есть ли у Англии ресурсы, для того чтобы выстоять перед этими угрозами ее безопасности, – как выражался сам Петти, «доказать математически, что государство могло бы получать значительно больше дохода от налогов, чтобы финансировать свои гражданские и военные нужды»[42]42
  Studenski P. Income of Nations. N.Y.: University Press, 1958. P. 27; Студенский П. Доход наций (теория, измерение и анализ: прошлое и настоящее). М.: Статистика, 1968. С. 67.


[Закрыть], поскольку он был уверен, что его страна была богаче, чем обычно об этом думали.

Петти совершил решительный прорыв. Он осознал, что на национальном уровне доходы и расходы должны представлять собой одну и ту же величину. Он же понял, что если рассматривать некую страну как замкнутую систему, то каждый фунт, который тратит один человек, означает, что другой человек получает доход в тот же один фунт. Это был первый случай, когда кто-то уловил эту принципиальную догадку и стал с ней работать. Чтобы компенсировать нехватку доступных статистических данных, Петти ухватился за допущение, что доходы той или иной страны равны ее расходам (без учета накоплений в благоприятные времена, хотя Петти осознавал это потенциальное расхождение)[43]43
  Petty W. Political Arithmetick // Hull C.H. (ed.). The Economic Writings of Sir William Petty: 2 vols. Cambridge: University Press, 1899. Vol. 1. P. 306; Петти В. Политическая арифметика // Петти В. Экономические и статистические работы. М.: Гос. соц. – экон. изд-во, 1940. С. 199: «Там, где население преуспевает, доход больше расхода, и стало быть десятая часть расходов будет меньше десятой части дохода».


[Закрыть]. Это означало, что для вычисления размера национального дохода можно было взять размер расходов на одного человека и умножить его на количество населения. Тем самым Петти в неявной форме стал использовать концепцию границы сферы производства, включая в ее пределы лишь деньги, потраченные на «еду, жилище, одежду и все другие средства существования»[44]44
  Petty W. Verbum Sapienti // Hull C.H. (ed.). The Economic Writings of Sir William Petty. P. 105; Петти В. Verbum Sapienti // Петти В. Экономические и статистические работы. С. 79.


[Закрыть]. Все прочие «необязательные траты», как определял их Петти, не принимались во внимание.

Расширяя этот подход, Петти пришел к пониманию того, что всякая отрасль экономики, которая не производит указанные предметы первой необходимости, является непроизводительной, то есть ничего не добавляет к национальному доходу. По мере продвижения работы Петти его идея границы сферы производства получила дальнейшее оформление: по одну сторону оказались «крестьяне, моряки, солдаты, ремесленники и купцы[, которые] являются опорой всякого государства», а по другую – «все остальные крупные профессии» (great professions), которые «имеют своим источником недостатки и ошибки этих профессий»[45]45
  Petty W. Political Arithmetick. P. 259; Петти В. Политическая арифметика. С. 164.


[Закрыть]. Под «крупными профессиями» Петти подразумевал стряпчих, клириков, чиновников, лордов и т. д. – иными словами, некоторые из этих занятий были для него просто неким необходимым злом, требующимся просто для стимулирования производства и поддержания статус-кво, но фактически несущественным для производства или обмена. Хотя Петти и не был уверен, что в центре экономической политики должен находиться контроль над импортом и экспортом, меркантилисты оказали на него серьезное влияние. «Торговля (Merchandise), – утверждал он, – более производительна, чем мануфактурное производство и сельское хозяйство. Голландцы, – с одобрением отмечал Петти, – передали свое сельское хозяйство на откуп Польше и Дании, что позволило голландцам сосредоточиться на более производительных “промышленности и искусстве” (Trades and curious Arts)»[46]46
  Petty W. Political Arithmetick. P. 267; Политическая арифметика. С. 171.


[Закрыть]. Англия, делал вывод Петти, также получила бы выгоды, если бы больше земледельцев становились торговцами[47]47
  Petty W. Political Arithmetick. P. 256; Политическая арифметика. С. 162.


[Закрыть].

В конце 1690-х годов, после первой публикации работы Петти «Политическая арифметика», более детальную оценку доходов Англии проделал Грегори Кинг. Как и Петти, он был озабочен военным потенциалом Англии и сравнивал ее доходы с доходами Франции и Голландии. Опираясь на самые разнообразные источники, он педантично подсчитал доходы и расходы примерно двадцати разных профессиональных групп страны – от аристократии до юристов, от купцов до нищих. Кинг даже сделал ряд прогнозов (например, численности населения), опередив появление «научного» прогнозирования примерно на 250 лет, и провел оценку урожайности основных сельскохозяйственных культур.

В процессе работы у Кинга, как и у Петти, стала возникать подразумеваемая граница производственной сферы, когда он оценивал производительность, определяя ее как доходы, превышающие расходы. Самой производительной группой Кинг считал торговцев, чьи доходы на четверть превосходили расходы, за ними следовали «мирские и духовные владыки», а далее различные престижные профессии. На самой границе располагались фермеры, которые зарабатывали почти столько же, сколько тратили, а на «непроизводительной» стороне уверенно помещались моряки, рабочие, прислуга, крестьяне, нищие и «рядовые солдаты»[48]48
  Boss H.H. Theories of Surplus and Transfer: Parasites and Producers in Economic Thought. Boston: Unwin Hyman, 1990. P. 21.


[Закрыть]. С точки зрения Кинга, непроизводительные массы, на долю которых приходилось чуть больше половины населения, были пиявками на теле общественного благосостояния, поскольку они потребляли больше, чем производили.

В таблице 1 показано, что Петти и Кинг расходились во мнении, какие профессии считать «производительными». Почти все занятия, которые Петти признавал непроизводительными, Кинг в дальнейшем рассматривал как производительные, в то время как ряд профессий, которые, по Петти, порождали ценность – моряки, солдаты и неквалифицированные работники, – не соответствовали критериям производительности в анализе Кинга. Их разные взгляды могли быть обусловлены их биографией. Петти, человек скромного происхождения, наделенный республиканскими инстинктами, начинал на службе у Оливера Кромвеля. Кинг, вращавшийся в аристократических и придворных кругах, вероятно, был менее склонен считать выделявшиеся Петти «возвышенные профессии» непроизводительными. Однако оба они относили к непроизводительной категории «лиц без определенных занятий» (vagrants) – в качестве параллели для подобной позиции можно привести тех, кто сегодня получает от государств социальную помощь, финансируемую за счет налогов на производительные сектора экономики.

Таблица 1. Граница сферы производства в 1600-х годах

Некоторые идеи Петти и Кинга оказались на удивление стойкими[49]49
  Smith A. The Wealth of Nations. Books I–III / ed. by A. Skinner. L.: Penguin Classics, 1999. Book I. P. 180; Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. (Далее – Богатство народов.) С. 128: «В 1688 г. Грегори Кинг, искусство которого в политической арифметике так восхваляется доктором Дэвенантом, определил обычный доход рабочих и батраков в 15 фунтов в год на семью, состоящую, по его предположению, в среднем из 3 1/2 лица».


[Закрыть]. Возможно, самым важным было то, что их так называемая «политическая арифметика» заложила основу того, что сегодня мы называем «национальными счетами» для вычисления ВВП – того компаса, по которому разные страны пытаются вести корабли своих национальных экономик.

Отзвуки меркантилистских идей по-прежнему присутствуют в современной экономической практике. Осуществляемое сегодня различными государствами «управление» обменными курсами ради незаметного достижения конкурентных преимуществ для экспорта и накопления резервов иностранной валюты напоминает о меркантилистских представлениях о стимулировании экспорта с целью накопления золота и серебра. Напоминанием об этих ранних идеях о способах создания ценности являются и таможенные тарифы, импортные квоты и другие меры контроля над торговлей и поддержки внутренних производителей. В призывах к защите западных производителей стали от китайского импорта или к субсидированию собственной энергогенерации с низкими выбросами углерода для замены импорта нефти, газа и угля в целом нет ничего нового. Тот акцент, который популистские политики делают на негативном эффекте от свободной торговли и на необходимости сооружения различных барьеров для предотвращения свободного перемещения товаров и рабочей силы, также заставляет вспомнить об эпохе меркантилизма, когда упор больше делался на то, чтобы установить правильные цены (а также обменные курсы и заработные платы), нежели на инвестициях, необходимых для долгосрочного экономического роста и более высоких доходов на душу населения.

Петти и Кинг были новаторскими фигурами в первых попытках поставить вопрос о том, как и где создается ценность. Однако оба они в конечном итоге смогли классифицировать занятия на производительные и непроизводительные, исходя из собственных субъективных предпочтений. Работа этих двух авторов была сугубо описательной – она не претендовала на то, чтобы дать количественную оценку отношениям между различными группами и индивидами в экономике либо смоделировать их или же провести расчеты того, каким образом вся эта система воспроизводила себя и поддерживала условия для будущего производства. Одним словом, работа Петти и Кинга не была связана с некой основополагающей теорией того, что именно составляет богатство и откуда оно берется, то есть с теорией ценности. В результате любая политика, ориентированная на экономический рост, оказывалась несистемной, поскольку оставалось непонятно, что именно этот рост порождает. Однако в следующем столетии данная ситуация стала меняться.

По мере появления новых экономических исследований в течение XVIII столетия разные мыслители стали все больше задумываться об отыскании теории, которая объясняла бы, почему одни нации развивались и процветали, в то время как другие деградировали. Несмотря на то что экономисты этого периода не использовали термин «граница сферы производства», именно эта идея лежала в самой сердцевине их работы. Поиск источника ценности привел их к тому, что они в его качестве стали указывать производство – сначала землю (что было вполне объяснимо в условиях преимущественно аграрных обществ), а затем, по мере того как разные экономики все больше индустриализировались, труд. Трудовая теория ценности достигла своего апогея у Карла Маркса в середине XIX века, когда промышленная революция приобрела максимальный размах.

Физиократы: истина – в земле

Первые попытки отыскать формальную теорию ценности были предприняты в середине XVIII века при дворе короля Франции Людовика XV – как потом оказалось, на закате абсолютной монархии в этой стране. Франсуа Кенэ (1694–1774), которого часто называли «отцом экономической теории», был королевским лейб-медиком и советником. Свою медицинскую подготовку он использовал для понимания экономики как «метаболической» системы. Ключевой момент в данном случае заключался в том, что всё участвующее в процессе метаболизма должно откуда-то браться и куда-то направляться – и богатство, полагал Кенэ, тоже подчиняется этой логике. Этот подход привел Кенэ к формулированию первой систематической теории ценности, в которой была дана классификация производительных и непроизводительных субъектов в экономике и представлена модель того, как целая экономика может воспроизводить себя, исходя из ценности, порождаемой небольшой группой ее членов. В своей опубликованной в 1758 году новаторской работе «Экономическая таблица» (Tableau Économique) Кенэ представил систему, которая демонстрировала, каким образом в экономике создавалась и обращалась новая ценность. В своей таблице он продолжил аналогию с метаболизмом: пути входа в экономику новой ценности изображались в виде насосов, а то, как ценность покидает систему, – в виде выходящих труб.

Во времена, когда Кенэ писал свои труды, французское общество уже сталкивалось с проблемами, которые через пятнадцать лет после его смерти привели к революции. Сельское хозяйство Франции пребывало в плохом состоянии. Крестьян душили высокие налоги, установленные землевладельцами (как правило, аристократами), которым требовалось оплачивать свой расточительный образ жизни, и центральным правительством, искавшим источники финансирования войн и торговли. В дополнение к этому бремени благодаря меркантилистской политике французского правительства, столкнувшегося с агрессивной экспансией Британии, цены на сельскохозяйственную продукцию держались на низком уровне, дабы обеспечить для внутренних мануфактур дешевое сырье, которое, в свою очередь, можно было дешево обработать и затем экспортировать в обмен на исключительно желанное золото, которое по-прежнему считалось мерой национального богатства. Обратившись к рассмотрению этой ситуации, Кенэ и его последователи сформулировали сильные аргументы в пользу крестьян и против меркантилистов. И хотя в дальнейшем Кенэ и его сторонники стали известны как «физиократы» (по названию одной из работ Кенэ), сами они называли себя иначе – «экономисты» (Les Économistes).

Позиция Кенэ резко отличалась от преобладавшего меркантилистского направления мысли, ставившего в привилегированное положение золото, – Кенэ был уверен, что источником любой ценности является земля. На рисунке 2 показано, каким образом, с точки зрения Кенэ, всё, что обеспечивало людей, в конечном итоге исходило от земли. Он указывал, что, в отличие от людей, Природа действительно производила нечто новое: зерно из маленьких семян – для пропитания, деревья из саженцев и минеральную руду из почвы, а уже из деревьев и руды – дома, корабли и машины. Люди же, наоборот, не могут производить ценность, а способны лишь трансформировать ее: изготовлять хлеб из зерна, доски из древесины, сталь из железа. Поскольку сельское хозяйство, земледелие, рыбная ловля, охота и горное дело (все, что находится внутри более темного овала на рисунке 2) приносят дары Природы обществу, Кенэ относил эти виды деятельности к «производительному классу». Напротив, почти все прочие сектора экономики – домохозяйства, государство, услуги и даже промышленность (собранные вместе в более светлом овале) – Кенэ считал непроизводительными.

Рис. 2. Граница сферы производства в 1700-х годах

Классификация Кенэ была революционной. Порывая с взглядами меркантилистов, ставивших в центр процесса создания ценности торговлю и приносимую ею выгоду – золото, Кенэ теперь неразделимо связывал этот процесс с производством. Разрабатывая свою классификацию производительного и непроизводительного труда, Кенэ разделял общество на три класса. К первому из них относились крестьяне и представители близких к ним занятий, связанных с землей и водой, – согласно Кенэ, это и был единственный производительный класс. Далее шли мануфактуристы, ремесленники и связанные с ними рабочие, которые трансформируют материалы, получаемые от производительного класса: дерево и камень – в мебель и дома, овечью шерсть – в ткани, и металлы из рудников – в различные инструменты[50]50
  Boss H.H. Theories of Surplus and Transfer… P. 32.


[Закрыть]. Однако, добавлял Кенэ, этот класс не добавлял никакой ценности – скорее, его деятельность заключалась просто в рециркуляции уже существующей ценности. Третьей группой был непроизводительный «собственнический», «распределительный» или «бесплодный» класс, состоявший из землевладельцев, знати и духовенства. Слово «распределительный» в данном случае имело неодобрительный смысл: этот класс перераспределяет ценность, но лишь в собственных интересах – по той единственной причине, что он владеет землей, не давая ничего взамен[51]51
  Как утверждал сам Кенэ, «производительные издержки совершаются на земледелие, луга, пастбища, леса, рудники, рыболовство и т. д. с той целью, чтобы воспроизводить беспрестанно богатства, состоящие в зерновых хлебах, напитках, лесе, скоте, в сырых материалах для изделий ручного труда и т. д.» Цит. по: Meek R.L. The Economics of Physiocracy: Essays and Translations. L.: George Allen & Unwin, 1962. P. 128; Кенэ Ф. Объяснение «Экономической таблицы» // Кенэ Ф., Тюрго А.Р.Ж., Дюпон де Немур П.С. Физиократы. Избранные экономические произведения. М.: Эксмо, 2008. С. 279. «Бесплодный» класс находится вне границы сферы производства, то есть вне границы производства ценности. Его представители трудятся, но не увеличивают богатство. «Бесплодные издержки совершаются на изделия ручного труда, на помещения, одежду, на уплату денежного процента, на прислугу, торговые расходы, чужеземные товары и т. п.» (Ibid.; Там же).


[Закрыть].

В таблице Кенэ производительная часть экономической системы полностью основана на крестьянах, однако прочие субъекты также играют полезную роль в обеспечении самовоспроизводства этой системы. На рисунке 3 показан детальный процесс производства, получения доходов и потребления для каждого класса или сектора экономики, а также то, как они взаимодействуют. Возможно, это была первая в истории сводная хозяйственная ведомость, а также первая последовательная абстрактная модель экономического роста.

Количественный образец для «Экономической таблицы»

Логика модели Кенэ проиллюстрирована на рисунке 3. Самое важное заключается в том, откуда проистекает изначальное богатство, как оно обращается и какая его доля реинвестируется в производство (в натуральном виде) в следующем цикле, создавая больше ценности – последнее и является сутью процесса роста. В самом простом случае нерасширяющейся экономики производительный класс обладает неким исходным количеством «продуктов земли» (produits de la terre), которое мы для дальнейшего изложения оценим в 5 млрд ливров. Они делятся на 4/5 доли продовольствия (для пропитания крестьян) и 1/5 долю, принадлежащую «бесплодному» классу. Собственники держат 2 млрд ливров в наличных деньгах, которые они собрали в виде налогов с производительного класса, а «бесплодный» класс обладает запасами в 2 млрд ливров в виде инвентаря и прочих мануфактурных товаров.

С этого момента начинается процесс обращения, каждый шаг которого соответствует передвижению от одного ряда к другому. На каждом шаге одинаковый объем ценности переходит от одного владельца к другому, подготавливая следующий цикл производства. Однако при этом не создается новой ценности. Исключением является шаг между периодами 5 и 6 в процессе обращения, на котором происходит перечисление, а не обмен 2 млрд ливров. Движутся только деньги, а не продукты[52]52
  Отметим также, что объем денег для обращения составляет 2 млрд, этого достаточно для обмена продуктами стоимостью 5 млрд. «Скорость обращения денег» равна 2,5 – за один производственный период деньги переходят из рук в руки 2,5 раза.


[Закрыть]. В конечном итоге осуществляется производство – в производительном секторе появляется избыточная продукция в объеме 2 млрд ливров, в то время как 2 млрд ливров непроизводительно потребляются классом собственников, что запускает новый цикл обращения. Очевидно, что если этот избыток превышает потребление, то экономика будет расти от цикла к циклу.

(Все единицы даны в млрд французских ливров; сплошные стрелки обозначают потоки продукции, пунктирные – денежные потоки)[53]53
  Rubin I.I. A History of Economic Thought (1929). L.: Pluto Press, 1989. P. 135; Рубин И.И. История экономической мысли. М.: Госиздат, 1926; Meek R.L. The Economics of Physiocracy… P. 158; Кенэ Ф. Анализ «Экономической таблицы» // Кенэ Ф., Тюрго А.Р.Ж., Дюпон де Немур П.С. Физиократы… С. 356.


[Закрыть].

Самое важное заключается в следующем: в таблице Кенэ обстоятельно, от ряда к ряду показано, что, пока объем произведенного превышает объем потребленного, получающийся остаток может быть реинвестирован, и это позволяет экономике продолжать свое воспроизводство. Если какие-либо непроизводительные элементы общества изымают слишком много, сокращая количество того, что крестьяне могут реинвестировать в производство, экономика застопорится. Иными словами, если осуществляемое непроизводительными элементами изъятие ценности превосходит объем создания ценности элементами производительными, рост экономики прекратится.

Рис. 3. Образец экономической таблицы

Хотя сам Кенэ не использовал термин «граница сферы производства», его теория ценности совершенно определенным образом эту границу предполагает, причем это был первый случай, когда она была очерчена настолько четко, что становится очевидным: излишки, производимые «производительными» секторами, обеспечивают существование всех остальных.

Классификация, предложенная Кенэ, была быстро подвергнута анализу и критике со стороны других экономистов. Основные их нападки были связаны с тем, что Кенэ отнес ремесленников и рабочих к «бесплодному» классу – подобное определение соответствовало политическим задачам Кенэ, который защищал существующий аграрный социальный порядок, но противоречило повседневному опыту огромной массы людей. Дорабатывая теорию Кенэ, его современник А.Р.Ж. Тюрго сохранил представление о том, что вся ценность проистекает из земли, но при этом отмечал ту важную роль, которую для поддержания общества на плаву играют ремесленники. Тюрго также признавал наличие иных «всеобщих потребностей», которые приходится удовлетворять тем или иным людям, таким как судьи, отправляющие правосудие, причем эти функции имеют принципиальное значение для создания ценности. Соответственно, Тюрго переименовал «бесплодный» класс Кенэ в «оплачиваемый» (stipendiary), или получающий заработную плату, класс. Что же касается богатых землевладельцев, которые могли выбирать, работать ли им самостоятельно или нанимать других людей, используя для этого свои земельные доходы, то Тюрго назвал их «бесполезным» классом. Кроме того, он уточнял, что некоторые крестьяне или ремесленники регулярно нанимают других людей и зарабатывают на этом прибыль. Когда крестьяне переходят от обработки земли к найму других работников, утверждал Тюрго, они остаются субъектами производства и получают прибыли от своего предприятия – и только когда они совсем прекращают смотреть за хозяйством и просто живут на свою ренту, они становятся «бесполезными» сборщиками рентного дохода. Таким образом, в более детальном анализе, проделанном Тюрго, акцент делался на характере выполняемой работы, а не на самой ее категории.

Уточнения Тюрго были крайне важны: в них можно заметить возникновение категорий заработных плат, прибылей и рент – явное указание на ту форму распределения богатства и доходов, которая станет одним из краеугольных камней экономической мысли последующих столетий и по-прежнему используется и сегодня при подсчете национального дохода. Однако источником ценности для Тюрго оставалась земля: те, кто не обрабатывал ее, не могли быть включены в границы сферы производства[54]54
  Тюрго также различал «необходимое» воспроизводство и производство предметов роскоши – эта тема займет видное место в работах Рикардо, а затем у родившегося в Италии экономиста Пьеро Сраффы (1898–1983).


[Закрыть].

Почти полное отождествление производительности с сельскохозяйственным сектором у Кенэ и Тюрго преследовало одну главенствующую цель. Жестко очерченная ими граница сферы производства наделяла земельную аристократию оружием, которое можно было использовать против меркантилизма, благоприятствовавшего торговому классу, и лучше соответствовала аграрному, а не индустриальному обществу. Учитывая пренебрежительное отношение физиократов к промышленности, неудивительно, что наиболее существенной критике их идеи подверглись в той стране, где уже стало очевидным, что ценность производилась не только в сельском хозяйстве, но и в других развивающихся отраслях – этой страной была стремительно индустриализирующаяся Великобритания. Наиболее влиятельным из этих критиков был современник Кенэ, путешествовавший по Франции и обстоятельно с ним общавшийся, – Адам Смит.