Текст книги "Полуночная звезда (ЛП)"

Автор книги: Мари Лу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Неловкое молчание. По выражению каждого из нас, я могу с точностью сказать, что мы все знаем о правоте Люценты, даже без тестирования Рафаэля; Мэв, чья сила связывает её с самой смертью, несомненное дитё Моритас. Но будет ли она сотрудничать со мной, которая совсем недавно разгромила её флот?

– А война? – спрашивает Рафаэль. – Что насчёт войны?

– Этого я не знаю. – Люцента трясет головой.

И внезапно я кое-что осознаю. Это настигает меня с такой силой, что заставляет задыхаться. Рафаэль косится в мою сторону.

– Что случилось? – спрашивает он.

Я знаю. Я безусловно знаю Элиту, чьи способности соответствуют последнему богу. Но он не мой союзник, или кто-либо ещё. И он томится в цепях, в Кенетре.

– Терен Санторо, – отвечаю я, поворачиваясь к Рафаэлю. – Он будет соответствовать войне.

Глава 15

Магиано

В первом воспоминании мальчик, которому было семь лет. Когда он спросил у своего священника, какое у него было имя, священник сказал ему, что он в нём не нуждается. Он был Мальчиком из Менсаха, одним из молодых мальфетто, выбравших жизнь в менсахском храме в Домакке, и это было единственное имя, которое ему когда-либо было нужно.

Он плёлся за священником и смотрел, как он показывал ему, как правильно связывать и закалывать козла на алтаре перед храмом. Она была добра и терпелива с ним и хвалила его за правильное владение ножом. Он вспомнил, как тоскливо смотрел на мясо, мечтая заполнить им пустоту в желудке. Но мальфетто в домаканских храмах кормили очень мало. Это держало их начеку, делая их чувства обостреннее, так, что они всегда были в поисках еды. Когда он спросил, для чего это нужно, священник мягко ему сказал, что это для укрепления связи с богами, так священники могли общаться через него.

Во втором воспоминании мальчику было девять лет, и тёмные отметины на его спине теперь изгибались от начала рёбер до костей бедра. Он стал другом Девочке из Менсаха, второму мальфетто в храме, и они играли вместе, когда не было священников. Они сбегали в сада на свидания или пугали коз. Она играла с его длинными косами, плела из них что-то сложное.

Однажды, когда они оба были особенно голодны, они своровали персики из корзинки с фруктами, стоящей перед одним из алтарей. Ах, какие они вкусные! Спелые, мясистые, полные соков. Они хихикали и крутились вокруг, когда священники были заняты другими делами. Ведь там было три алтаря, и они могли крутиться вокруг них. Это стало ежедневной привычкой мальчика и девочки, и они стали искусны в этом: пока однажды они украли не один из фруктов, а два. В ту ночь мальчик увидел его священника, перешёптывающегося о нём с тремя другими священниками в храме.

Затем она нашла его, вытащила его из постели и приказала другим удерживать его. Он закричал, когда она пробормотала ему мягкие строки и прорезала края его метки кинжалом.

В третьем воспоминании мальчику должно было исполниться двенадцать лет. Девочка нашла его и рассказала о Магиано, рыбацкой деревне вдоль домакканской Алой Реки. Она рассказала ему о лодке, которую оставляли один раз в неделю для Эмберских островов, нагруженную грузом пряностей. Встретишься ли ты со мной там? Сегодня ночью? спросила она его. Он кивнул, желая пойти с ней. Она сжала его руку и улыбнулась, сказав ему, что не смотря ни на что, мы будем идти вперёд. Радость там, за этими стенами.

В ту ночь он завернул немного фруктов и нужные вещи в одеяло и тихо сбежал из храма. Он почти вышел за ворота, когда услышал крик девушки, идущей рядом с алтарём. Он вернулся обратно, чтобы спаси её, но было слишком поздно. Мальчик и Девочка из Менсаха не нуждаются в имени, потому что они должны быть принесены в жертву в возрасте двенадцати лет, священное число.

Поэтому мальчик сделал единственное, что мог. Он сбежал из храма, когда священники искали его, и не прекращал бежать, пока не достиг деревни Магиано. Там, он забился в темноту вместе с грузом до тех пор, пока не пришла лодка. Когда он отчалил на рассвете, он дал себе два обещания.

Первое: У него всегда будет имя, и имя это – Магиано.

И второе: Что бы не случилось, он будет хранить в себе радость. Так, будто он сам несёт её.

Глава 16

Аделина Амутеру

Если судно может преодолеть бурные моря на пути от Эмберских островов к Небесным землям, оно окажется в самых спокойных водах, настолько спокойных, что ему может угрожать опасность сесть на мель.

– Выписка из журналов капитана Моррина Вора.

* * *

Следующие утренние рассветы серые, такие же, как и последние облака задержавшегося шторма Серджо. Мы плывём пять дней, прежде чем достигаем водопадов Лаэтеса, которые разделяют Солнечные земли от Морских. Затем несколько дней мы следуем за бездной пока не доплываем до места, где снова сходится океан, и здесь мы, наконец, плывем по краю.

Иногда барилы летают между разинутой пасти бездны, такие величественные, какими я их помню, но всё же они кажутся обессиленными: их полёт медленнее, свечение их полупрозрачных тел тусклее. Я вглядываюсь в воды, низвергающиеся в пропасть. Вода выглядит так же странно, как и тогда, когда мы отплывали, жуткая, почти чёрного цвета, будто из её глубин были высосаны все краски жизни.

Несмотря на то, что Виолетта и я на одном корабле, и даже не смотря на то, что Серджо постоянно посещает её каждый день… она никогда не спрашивает обо мне. Я, конечно же, не собираюсь идти к ней самостоятельно, чтобы она не наслаждалась отворачиванием от меня. Но каждый раз, когда Серджо выходит из её каюты, я жду здесь, наблюдая.

Каждый раз он смотрит на меня и качает головой.

Я не могу спать этой ночью. Тишина открытого океана слишком громка, давая слишком много места шёпотам в моей голове. Я приняла два стакана травяного напитка, а они продолжают болтать, их голоса вырывают меня из сна снова и снова, пока я, наконец, не уступаю им и покидаю свою каюту.

Я брожу по палубе в одиночестве. Даже моряки, наблюдающие за мачтой, не спят в это время, и море все еще такое тихое, что я едва слышу плеск волн, разбивающихся о корус нашего корабля. Недалеко от нас, где рассеянные факела теперь блестят в ночи, плывет Тамуранский корабль с Рафаэлем и Кинжалами на борту. Мой взгляд устремляется от него к небу. Сегодня ясная ночь. Звёзды слой за слоем усыпают темноту над головой: знакомые созвездия богов и ангелов, древних мифов и легенд, так густо, что небо сверкает вместе с ними. Этой ночью океан отзеркаливает их свет, словно мы плывём через море звёзд.

Мой глаз задерживается на созвездии, состоящее из полукруга и длинной линии. Падение Лаэтеса. Если то, что рассказал нам Рафаэль правда, то мы не продержимся надолго в этом мире с нашими силами. Не важно, что произойдёт, будет ли наша поездка удачной или мы погибнем в пути, я покину этот мир без своих сил. Шёпоты в моей голове яростно отшатываются от этой мысли. Мои руки сжимают и разжимают перила. Я должна найти способ избежать этой участи, должен быть путь, который позволит мне жить и сохранит то, что делает меня сильной.

Ты всё ещё можешь повернуться к ним спиной. Ты всё ещё можешь…

Звук шагов заставляет меня оглянуться вокруг. В тусклом свете факелов я могу разобрать Виолетту, приближающуюся ко мне, тяжелый плащ, которым она укуталась. Она выглядит худой и больной, её глаза впали, но она стоит сама, на своих ногах. Она замирает от моих движений.

– Аделина, – говорит она.

Это первое слово, которое я услышала от неё с тех пор, как она оставила меня несколько месяцев назад. Даже её голос звучит сейчас по-другому, слабый и хриплый, будто она может сорвать его в любой момент.

Враждебно. Отдалённо.

Я жмурюсь и отворачиваюсь от неё.

– Ты проснулась, – бормочу я.

После столь долгого времени, это единственные слова, которые пришли мне в голову. чтобы ответить. Она отвечает не сразу. Вместо этого, она обматывается плащом сильнее, подходя к перилам, и смотрит в ночное небо.

– Серджо сказал, ты пришла в Тамуранию, чтобы найти меня.

Я молчу в течении долгого времени.

– Я пришла по многим причинам. Одна из них касается тебя и слуха, что ты была там.

– Зачем ты хотела меня найти? – Виолетта поворачивает своё лицо ко мне.

Когда я не отвечаю, она хмурится.

– Или ты вспомнила обо мне только после того, как твоё вторжение не удалось?

Лёд в её голосе удивляет меня. Полагаю, что так не должно быть.

– Я хотела сказать тебе вернуться в Кенетру, – отвечаю я. – Что это безопасно для тебя, и то, что я сделала…

– Ты хотела попросить меня вернуться? – Виолетта смеётся и немного качает головой. – Я бы отказалась, если бы ты нашла меня, при любых обстоятельствах.

Шёпоты говорят мне не волноваться о её словах, о том, что они ничего не значат. Но они продолжают причинять мне боль.

– Смотрю на тебя, – шепчу я. – Снова думаю о том, какая ты благородная.

– А что на счёт тебя? Убеждаешь себя, что ты улучшаешь те страны, в которые идёшь, думая, что делаешь что-то хорошее…

– Я никогда не думала так, – рычу я, перебивая её. – Я делаю это, потому что хочу, потому что я могу. Это то, что кто-то на самом деле считает правильным, когда они захватывают власть и называют это альтруизмом, разве не так? Я просто не боюсь это признать.

Я вздыхаю и снова отворачиваюсь. Наполовину, я ожидала, что Виолетта прокомментирует мою горячность, но она не делает этого.

– Почему ты хотела меня найти? – Снова спрашивает Виолетта тихим голосом.

Я сильно прислоняюсь к перилам, ища честного ответа.

– Я плохо сплю, когда тебя нет рядом, – наконец раздраженно бормочу я. – Есть… голоса, которые отвлекают меня, когда я одна.

Виолетта сжимает губы.

– Это не имеет значения. Я здесь, и ты здесь. Счастлива? – Она позволяет молчанию пронестись между нами. – Рафаэль сказал мне, что я была в бреду несколько недель, что я проснулась только после того, как вы прибыли.

Она говорит это горько, будто не хочет этого признать. Но это заставляет меня посмотреть на неё снова, изучить её выражение лица, будто я пытаюсь выяснить, о чём она думает. Она ничего больше не говорит.

Интересно, означают ли её слова то, что она оплакивала моё отсутствие, что она, возможно, тоже не спала по ночам, смотря в сторону своей кровати и размышляя, почему меня там не было. Интересно, были ли её сны полны ночных кошмаров.

Я жду, пока она оставит мою компанию и вернётся в свою каюту. Но, по какой-то причине, она решает остаться со мной на палубе. Мы обе не желаем извиняться, обе пытаемся расшифровать скрытые послания в словах друг друга, никто из нас не хочет провести ночь в одиночку. Поэтому мы ждем вместе, когда дрейфуем в тишине сквозь звёзды.

К тому времени, мы достигаем Эстенцианской гавани, мой Кенетерианский флот окружил наши корабли с обеих сторон, и мои Инквизиторы направляют нас в порт. Виолетта молчит этим утром; она вернулась, чтобы игнорировать меня, и я удовлетворена, делая то же самое. Магиано стоит рядом со мной и хмуриться на приближающуюся гавань. Хотя он стоит спокойно, я чувствую тот страх, скрытый внутри него. Он слегка наклоняется ко мне.

– Если Терен не тот, кто нам нужен…

– Это он.

Я выпрямляю спину и поднимаю голову. Это сердце моей империи. Я Королева, я снова здесь и я не сомневаюсь в этом.

– Нам придётся понаблюдать за новым раундом теста Рафаэля. – Магиано корчится от этих слов, и я удивляюсь снова, во что он вернулся во время своего теста.

Тяжёлые облака висят над городом, когда мы направляемся во дворец. Даже воздух кажется сегодня душным, что-то похожее на сырое утро, но темнее, более коварнее, признаки бури. Кинжалы идут позади нас, возглавляя патруль Тамуранских солдатов. Они тоже непросты. Ты можешь убить их здесь всех, нетерпеливо говорят мне шёпоты. Они находяться в твоей стране, в окружении твоих Инквизиторов. Почему бы тебе не начать действовать, волчонок?

Я должна. Часть меня трепещет при мысли, видящей предательство на лице Рафаэля. Но вместо этого, я веду их во дворец и вниз к подземельям. Когда мы приближаемся к камере Терена, Рафаэль, кажется, замедляет шаги, будто сам воздух вокруг нас истощает его. Он должен был почувствовать тёмный вихрь энергии Терена, и это влияние тянуло его вниз.

Виолетта рядом с ним. Она, кажется, устала после времени, проведённого на палубе прошлой ночью, потому что она не может стоять на своих ногах этим утром. Серджо несёт её. Он делает это без особых усилий, в то время, как Виолетта льнёт к нему, как будто может развалиться. По крайней мере, она проснулась. Я заставляю себя отвернуться от неё.

Когда мы достигаем двери камеры Терена, Серджо проходит мимо стражников, стоящих по обе стороны.

– Нет, – говорит он им, когда они идут за нами, как обычно. – Мы пойдём одни.

Стражники обмениваются неуверенными взглядами, но Серджо просто мрачно кивает им. Они склоняют свои головы и не перечат ему.

Мы входим в камеру.

Серджо сообщил нам, что Инквизиторы, стоящие на посту в камере, должны были уйти сегодня. Так что камера пуста, звуки воды водяного рва усиливаются от их отсутствия. Единственная фигура здесь сидит, согнувшись, в самом центре каменистого островка, его изодранные тюремные одежды раскидались вокруг него в круг. Он смотрит вверх, когда мы входим. Тёмные тени под его глазами кажутся ещё глубже, чем я помнила, придают ему призрачный вид. Засохшая кровь покрывает его вокруг запястьев, и, когда я присматриваюсь ближе, я ясно вижу появление свежей крови, более яркие и свежие.

– Ты уверенна, что хочешь сделать это? – спрашивает Магиано, когда мы собираемся на краю рва. – Ты можешь говорить с ним отсюда, разве нет?

– Могу, – отвечаю я, хотя мы оба знаем ответ, который я на самом деле хочу дать. – Но мы не можем отправиться в поезду с кем-то, кто отделён от нас цепями и рвом.

Магиано не спорит. Вместо этого, он неуловимо сжимает мою руку. Его прикосновение посылает искру тепла через меня.

Рафаэль смотрит на Виолетту. Я смотрю на сестру, упираясь в плечи Серджо. Она шевелиться, её лицо пепельно-бледное, затем она позволяет Серджо помочь ей спуститься. Её энергия пошатывается, когда она подходит ко мне ближе, и облако страха парит над ней. Я не могу сказать, опасается ли она из-за Терена и меня, или нас обоих. Тем не менее, она смотрит в сторону Терена, сжимает руку в кулак и тянет.

Глаза Терена расширяются. Он выпускает резкий вздох, затем понимает, что его руки цепляются за камни под ним. Я даже отшатываюсь, наблюдая за этим. Я слишком хорошо понимаю то, что он чувствует – будто воздух вдруг выкачали из моих лёгких, и потоки, которые заставляют моё тело натягиваться, угрожают разорваться. Терен издаёт тихий стон, затем снова смотрит на нас с ненавистью в глазах.

Виолетта опускает руку и делает глубокий вдох. Она слегка встряхивается; свет фонаря освещает её дрожащие одежды. Она смогла в таком состоянии использовать свою силу?

– Он готов, – шепчет она.

Серджо крепит верёвку, которая перенесёт нас через ров. Терен наблюдает, как мы приближаемся, сначала его глаза смотрят на меня. потом на Рафаэля. Его взгляд задерживается на лице Рафаэля. Я смотрю на Рафаэля, ища выражение его реакции, но он натренированный консорт, он в спокойном состоянии, его страх сейчас – тонкое глубинное течение под вуалью из стали. Он встречает взгляд Терена. Если он и замечает на запястьях незаживающие раны, то не показывает этого.

– Что ж, Ваше Величество, – говорит Терен в своём обычном тоне, адрессованом мне без единой насмешки в его глазах, направленных на лицо Рафаэля. Небольшая улыбка играет на его губах, посылая муражки по моей спине. – Вы привели общего врага в этот раз. Ваши вкусы в пытках, кажется, развились.

– Он даже дружелюбнее, чем я помню, – лопочет Магиано с другой стороны рва.

Я ничего не говорю. Вместо этого, я жду, пока мы собиремся в нескольких футах от него, останавливаясь на безопасном расстоянии, чтобы Терен не мог достичь нас в своих цепях.

Глаза Терена снова находят меня.

– Почему он здесь? – спрашивает он низким голосом.

Я поворачиваюсь к Серджо и киваю.

– Освободи его.

Удивление мелькает на лице Терена. Он застывает, когда Серджо подходит к нему. одна рука покоится на рукояти меча, и он наклоняется к запястьям Терена. Серджо крутит ключ в кандалах. Они по-одному ударяются о землю.

Я настраиваю себя. В последний раз, когда я навещала эту камеру, Терен бросился на меня; он может сделать это и сейчас ещё раз, даже с отнятыми силами. Но вместо этого, он подталкивает себя встать на ноги и смотрит на меня.

– Что ты хочешь, волчонок? – говорит он.

На другом краю, через ров, двигается Магиано. Я чувствую его беспокойство, и моя энергия тянется к нему. Я позволяю этому усилить меня. Я врала Терену раньше, я могу сделать это снова.

– Разве не ты всегда ненавидел существование Элиты, Терен? – спрашиваю я. – Разве не ты надеялся увидеть нас уничтоженными, забранными в Преисподнюю?

Терен не отвечает. Ему не нужно, конечно же, все итак знают ответы на эти вопросы.

– Хорошо, – отвечаю я, – думаю, боги могут исполнить твоё желание после всего этого.

Жуткая улыбка Терена исчезает.

– Не играй в игры с богами, Аделина, – говорит он. – Ты хочешь услышать большего?

Терен оскаливается на меня. Он делает шаг ближе, достаточно близко, чтобы он протянул руку и схватил меня за горло, если захочет.

– У меня есть выбор?

– Мы можем уйти, конечно же. Ты можешь вернуться в свои оковы. Здесь ты можешь просидеть всю вечность, никогда не увидеть свет, никогда не умереть. Это же тоже является частью твоей силы, не так ли? Слишком сильный, слишком непобедимый, чтобы умереть и закончить свои страдания? Какая ирония. – Я склоняю голову в его сторону. – Итак. Ты хочешь услышать большего?

Я быстро смотрю на Рафаэля.

– Ты должен доверять нам, на мгновение.

Терен смеётся над этим. Он качает головой.

– Какое доверие когда-либо имело значение для всех вас?

Но, когда Рафаэль шагает вперёд, чтобы поместить камни в широкий круг вокруг Терена, он не реагирует. Он наблюдает, отмечая каждый из камней.

Когда Рафаэль заканчивает, он делает шаг назад и скрещивает руки. Я тоже вытягиваю шею во внезапном любопытстве. Какие воспоминания увидит Рафаэль из прошлого Терена? Какие соответствия ему принадлежат?

Что, если в конце концов, он не совпадёт с тем, что нам нужно?

Камера погружается в тишину. Рафаэль хмурит брови, концентрируясь, когда он изучает каждый из драгоценных камней. Когда мы всматриваемся в темноту, три из драгоценных камней начинают светиться. Один белый, который я сразу узнаю как алмаз, как амбициозность; затем смелость, блестящий синий; наконец, камень, алый цвет которого настолько сильный, что камень похож на кровотечение. Я выпускаю свой вздох. Я узнаю синее свечение – это одно из моих соответствий – соответствие Сапиентусу, мудрость и любопытство. Но алый…

Когда Рафаэль тянется, Терен застывает, а потом задыхается. Его глаза расфокусировываются, будто он находится в своих воспоминаниях, тогда он морщится, сжимает свои глаза, закрывая их, и отворачивается. Я завороженно смотрю, вспоминая своё собственное тестирование. Я никогда прежде не видела Терена таким уязвимым, его разум открыт не только для другого человека, а для кого-то, кто является его врагом. Снова и снова Рафаэль протягивает руку, и снова и снова Терен пятиться от него.

Амбиции. Мудрость. И…

Наконец, Терен издаёт рык и бросается на Рафаэля. Рафаэль быстро отходит, когда Серджо встаёт между ними. Он вытянул свой меч, прежде чем я успела моргнуть. Он сильно ударяет Терена в грудь рукоятью меча, затем отталкивает его назад. Терен спотыкается и падает на колени. Я жду, сердце колотится в горле, Терен стоит там, с опущенной головой. Его дыхание тяжёлое. Он ничего не говорит.

Теперь Рафаэль выглядит бледно. Он кивает, подтверждая то, о чём мы догадывались.

– Рубин, – говорит он, его голос раздается эхом по подземелью. – Тристус, сын времени и смерти. – Его взгляд блуждает по мне. – Ангел Войны.

Я снова выдыхаю. У Терена то соответствие, которое нам нужно.

– Зачем ты здесь? – шипит Терен.

Все намёки на его привычные насмешки улетучились, сменившись сырым гневом.

– Чего вы хотите? Чего ты хочешь?

Я шагаю к нему и наклоняюсь к его уровню глаз.

– Терен, – говорю я тихо. – Кое-что происходит с миром. С тобой, со мной, со всеми нами. Бессмертие Подземного мира проникает в реальный мир, отравляя все, что в нём находится.

Я объясняю то, что Рафаэль сказал мне о яде в тёмных водах, умирающих барилах, его ранах, которые заживают намного медленнее, чем раньше.

– Мы верим, что мы единственные, кто может прекратить это. Элита. И ты связан с бессмертным миром связью, в которой мы нуждаемся.

Голова Терена всё ещё склонена, и непонятно как, но часть меня ноет от понимания. Что Рафаэль вынудил из его прошлого?

– Я хочу, чтобы ты пошёл с нами.

Терен выпускает ломанный смех. Он поднимает голову, и моё дыхание перехватывает, когда его бесцветные глаза находят мои, окна, полные безумия и трагедии.

– У нас есть общая неприятная история, волчонок, – говорит он. – Что заставляет тебя думать о том, что у меня есть желание помогать тебе?

– В последний раз, когда мы работали вместе, был кто-то, стоящий между нами, – отвечаю я.

Терен наклоняется вперёд. Он так близко, что я чувствую его дыхание на моей коже.

– Этот кто-то, стоящий между нами, была ты, – огрызается он. – Мы можем быть только врагами.

Я подавляю в себе ненависть к нему.

– Когда мы впервые встретились, ты сказал мне, что я заслужила того, чтобы вернуться в Преисподнюю. Что вся Элита – мерзость, которая не должна ступать на земли этого мира. – Я сужаю глаз на него. – Но скажи мне, Терен. Если ты демон, и я демон – мерзость в глазах богов, тогда почему боги дали мне Кенетерианский трон? Почему я правлю Морскими землями, Терен, и почему все армии пали передо мной? Зачем, Терен, боги продолжают вознаграждать меня?

Терен смотрит на меня.

– Ты родился сыном Ведущего Инквизитора, – говорю я. – Тебе твердили всю жизнь, что ты не хуже собаки, и ты поверил в это. Даже женщина, которую ты когда-то любил, сказала, что ты ничтожество. Она отвернулась от тебя. – Затем я поднимаю голову и смотрю прямо на него. – Что, если ты ошибаешься? Что, если боги послали тебя, да и вообще всех нас, не потому, что мы никогда не предназначались для существования, а потому, что мы всегда были предназначены для существования?

– Это невозможно, – спокойно отвечает Терен. Но он не ответил на мой вопрос.

– Возможно ли, что боги создали нас для того, чтобы спасти мир, а не уничтожить его? – настаиваю я, зная слова, которые ослабляют его. – Возможно ли, что они создали нас для того, чтобы мы развеяли что-то сломанное, так. чтобы мы однажды пожертвовали собой?

Терен остается спокойным.

– Итак, – наконец говорит он, – ты хочешь, чтобы я присоединился к вам в стремлении устранить разрыв между мирами? Зачем мне это делать?

– Потому что ты нужен нам, – отвечаю я. – И ты по-прежнему сильнейшая Элита, я знаю.

Без предупреждения Терен набрасывается и хватает меня за запястье одной руки. Его железная хватка болезненна и неуступчива. Я резко втягиваю воздух от его прикосновения. Серджо наполовину достает свой меч из ножен; Магиано произносит резкое предупреждение.

– Я могу убить тебя прямо сейчас, Аделина, – шепчет Терен. – Я могу сломать каждую кость в твоём теле, могу стереть их в порошок, и нет ничего, что могу сделать твои люди, чтобы меня остановить. Пусть это докажет тебе, что боги не на твоей стороне. Ты всё такая же дрожащая маленькая девочка, которую я привязал к столбу тем утром.

Моя ненависть к Терену бурлит, чёрная и клокочущая, возвышающаяся над страхом и болью в моём запястье в его руке. Позади меня пробуждается энергия Магиано. Я смотрю прямо на Терена.

– И вот она, я стою перед тобой. Твоя королева.

Мои слова вызвали в нём сомнения – мерцание в его глазах, которое я никогда раньше не видела. Он задаётся вопросом, могла ли я быть права. И я права, не так ли? Боги благословили меня. Они избавили этот мир от Кенетерианского короля, который презирал нас, затем от его королевы, которая использовала и манипулировала нами. Боги посадили на трон девочку, родившуюся от отца, который желал её смерти. Они щадили мою жизнь снова и снова. Они дали мне всё.

Ты оттолкнула свою сестру. Ты убила человека, которого когда-то любила. Ты пустой сосуд. Ничтожество. Боги дали тебе силу, которая тебя убивает.

– Терен, мы собираемся отдать наши силы обратно богам. Мы исправим мир, отказавшись от нашей мерзости. Это единственный способ, и это единственная мантра, которой ты всегда следовал, – говорю я, будто пытаюсь уговорить себя присоединится к этой поездке, что я не боюсь потерять силы, что я всё ещё не пытаюсь обмануть неизбежное.

– У меня нет другой причины, чтобы стоять рядом с Рафаэлем. И у тебя. – Я делаю глубокий вдох. – Это то, чего ты всегда хотел.

Терен на мгновение исследует меня. Его выражение меняется от одного к другому, наконец его взгляд изменяется так, что я не могу понять. В нём есть какой-то блеск, позади его безумия, мерцание, которое его влечет. Это то, чего ты всегда хотел, не так ли, Терен? думаю я.

Он отпускает меня. Серджо ослабляет хватку на своём мече, и другие в камере меняют позиции. Я расслабляюсь, выпуская дыхание, пытаясь сохранить своё самообладание. Моё сердце колотится в моей груди.

Терен одаривает меня мягкой улыбкой.

– Мы увидим, кто прав, моя Аделинетта, – говорит он.

Глава 17

Терен Санторо

В первом воспоминании Терену было семь лет.

Он был в ученической форме Инквизиции Аксиса, простой серой куртке и брюках, ученики тренировались, чтобы вступить в белые плащи, над которыми председательствовал его отец. Его волосы были коротко подстрижены и чисты, а глаза по-прежнему были цвета океана. Он был в одном ряду с десятком других, смотрящих на толпу молодых учеников, собравшихся во внутреннем дворе дворца, окружённого высокими статуями двенадцати богов и ангелов. Его отец обратился к ним всем.

Терен стоял гордо, с высоко поднятой головой. Он был единственным сыном Ведущего Инквизитора Кенетры, и это делало его лучше других, во всяком случае, так говорил его отец.

– Нашей целью всегда была защита Кенетерианской короны, – сказал его отец, – для защиты превосходства наших людей над всеми остальными и для защиты чистоты нашего наследия. Залогом своих жизней в Инквизиторском уставе вы обещаете навсегда посвятить себя королевской семье и охранять трон своими жизнями.

Терен почувствовал, как его грудь немного поднимается, с гордостью. Инквизиция Аксис была самой уважаемой армией в мире, и его отец главенствовал в ней. Он надеялся, что в один прекрасный день, он сможет выглядеть так же царственно, как и его отец, одетый в свинцовую броню Ведущего Инквизитора и плащ.

– Мы будем вести благородную войну против тех, кто нечист. Запомните это, и идите с этим в своих разумах: защитить свою страну любой ценой, любыми жертвами.

Терен закрыл свои глаза и глубоко вздохнул, усваивая слова. Благородную войну против тех, кто нечист.

– Терен Санторо. – Его отец назвал его имя. – Выйди вперёд.

Терену не нужно, чтобы его звали дважды. Он немедленно вышел из своего ряда и направился вперёд. Когда он достиг своего отца, мужчина кивнул ему встать на колени, протягивая ему его первый меч, и сказал ему осмотреть толпу. Терен повиновался. Другие ученики, которым были выданы лишь деревянные учебные мечи, а не стальные, как у Терена, они последовали его примеру и преклонили колени. Терен склонил голову и закрыл глаза, когда его отец зачитал присягу Инквизиции Аксиса.

Он был чистым. Лучшим. И он пойдёт по стопам своего отца.

Терену было одиннадцать лет во втором воспоминании.

Кровавая лихорадка пронеслась по Кенетре в начале года, поэтому его глаза больше не были чисто бирюзовыми, теперь они были бледными, такими бледными, что они казались бесчеловечными, полными отсутствием света. Он стоял с опущенной головой и тяжелым сердцем перед погребальным костром, на котором лежало тело его отца. Огонь уже распространился от лучины к одежде Ведущего Инквизитора. Терен молчал, когда взревело пламя. Его отец заболел сразу же после Терена, но пока Терену удавалось выживать, Кровавая лихорадка убила его отца через два дня.

Терен знал, что это его вина. Это должно было случиться. Боги не ошибаются, и он знал, что он должен был быть отмечен лихорадкой, на это была причина.

После этой ночи Терен выполз из своих покоев и сбежал в храм во дворце. Там, в тёмных углублениях и бассейнах при свечах, он опустился на колени перед богами и рыдал. Доктрина Инквизиции Аксиса специально учила тому, что выжившие в кровавой лихорадке были мерзостью, наказанием от богов.

Теперь он был демоном. Что он сделал? Он шептал полу в храме, когда опустился на колени. Перед ним возвышалась статуя Святого Сапиентуса, бога Мудрости. Почему мой отец? Почему ты не забрал меня тоже? Там он стоял на коленях в течении трёх дней, пока его не измучила жажда и голод. Как далеко я пал, думал он про себя снова и снова, пока эта мысль, казалось, не закрепилась в нем слишком сильно. Когда-то я был самым лучшим, и теперь я – ничто. Мой отец умер из-за меня. Мусор. Мерзость.

Внезапно, в порыве отчаяния Терен схватил свой меч и вытянул его из ножен. Это был тот самый меч, который его отец подарил ему в день, когда он присоединился к Инквизиции в качестве ученика. Он взял меч, приложил его к одному из своих запястий и рубанул изо всех сил. Он закричал от резкой боли. Над его кожей мгновенно расцвела кровь.

Но, затем… рана закрылась. Терен видел это вблизи, наблюдал с открытым ртом, как одна сторона разрубленной плоти соединилась с другой, рана закрылась. Боль исчезла.

Терен быстро заморгал, увидев это. Затем он попытался снова, вскрыв себе запястье.

Снова рана зацвела кровью, прежде чем закрылась.

Этого не может быть. Терен попробовал ещё несколько раз, скрипя зубами от боли, а потом ужасался, когда рана, как и боль, мгновенно исчезала. Он резал себя более и более лихорадочно, пытаясь пролить больше крови. Но он не мог. Каждый раз рана заживала сама по-себе, будто ничего не происходило.

Наконец, Терен отбросил меч подальше. Он рухнул у ног Сапиентуса, рыдая. Он даже не мог оборвать свою жизнь. Он навсегда был проклят кровавой лихорадкой.

Он остался в храме на следующий день. Потом ещё. Несколько друзей, других учеников, пришли проверить его. Он отталкивал их, отказываясь отвечать на вопросы. Он не хотел говорить о причине, почему не хотел говорить с ними, о том, что это было потому что он больше не был равным им, он был собакой, которая осмелилась поговорить с человеком. Он не хотел говорить, потому что он был в ужасе от отвращения от тайной силы, которую оставила ему кровавая лихорадка.