Текст книги "Господин (СИ)"

Автор книги: Мари Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Глава 20. Халиб Терджан

Эта женщина сводит меня с ума. Своим упрямством, прежде всего. Но как ей объяснить, я не знаю. Что все будет хорошо, стоит ей только сдаться. Что я окружу ее всем, чем только можно окружить женщину и что делает ее счастливой. Что я буду сдувать с нее пылинки и носить на руках. Что у меня уже не только сердце, но все тело болит от нестерпимого желания и невозможности ею обладать.

Конечно, заставить ее легче легкого. Взять силой или пригрозить. Это на словах они все смелые, а как до дела дойдет – побежит обменивать жизнь на свое тело, как миленькая. Но… сам не знаю, зачем, но она нужна мне целиком, с душой и сердцем. Я хочу, чтобы она любила и желала меня, как и я ее. Самое смешное и нелепое в этой ситуации то, что я почти уверен: мои чувства взаимны. Но она продолжает упираться! Упрямая девчонка…

Эта идиотская жажда взаимности поселилась во мне с самого начала – с нашего странного и удивительного знакомства. Разве не чудно, что Ева не знала, как выглядит ее господин? Прожила в моем доме столько времени и не видела меня ни разу. Но самым удивительным был тот способ, каким она обратила на себя мое внимание. Я бы и не заметил ее: обычная служанка, симпатичная белая девушка – я сотни таких видал в своем и чужих домах. Но Ева обняла меня за то, что я говорю по-английски, и в этих объятиях чувствовалось столько отчаянной тоски и боли одиночества и в то же время столько тепла – невыразимо целомудренного, словно мы с ней старые друзья или потерявшиеся родственники.

Любопытство к этой необычной девушке помножилось на вынужденную изоляцию из-за размытой дороги, и я упоением принялся играть с ней в предложенную ею игру. Очень трогательной была ее забота обо мне, например, в виде десерта, украденного для меня на кухне, но первое время у меня и в мыслях не было ничего романтического: я прекрасно знал, что такая красивая женщина никогда не стала бы горничной, если бы была девственна, а значит, ее тело не представляет для меня ценности: я ни за что не стал бы подбирать объедки с чужого стола, да еще стола иноверцев. Поэтому я просто наслаждался необычным общением: практически никогда я не беседовал так много с женщинами – даже со своими женами, хотя они обе образованны и начитанны – а уж тем более с представительницами чужой национальности. Такие имелись у меня и в гареме, и среди служанок, но… разговаривать с ними – это казалось мне до смешного нелепым.

Поэтому мы с Евой играли в дружбу – и это было довольно увлекательно. Она очень хорошо говорит по-английски и хотя наш диалог не всегда шел гладко (порой приходилось прибегать к объяснениям незнакомых слов через знакомые или к жестам), беседовать с ней было сплошным удовольствием, да еще и пользой: мы улучшали лингвистические навыки друг друга.

Я сам не помню, когда именно это случилось – когда щелкнул переключатель, но в один прекрасный (или ужасный?) момент, уже дома, я понял, что мне ее не хватает. Что мне хочется услышать ее голос, рассказать о том или об этом. Дошло до того, что я стал регулярно заглядывать в английский словарь – посмотреть, как переводится то или иное слово, будто постоянно мысленно веду с Евой диалог, объясняя различные объекты и явления из своей жизни. Тогда мне пришла в голову "гениальная" мысль – написать ей письмо и проверить, ответит она мне или нет. Я решил, что если ответит, значит, тоже скучает по мне, и у нас могут быть какие-то отношения. Какие именно – я не стал додумывать до конца, просто спрятал эти мысли на дне сознания, хотя любому ясно, что за отношения бывают между взрослым мужчиной и молодой привлекательной девушкой.

И она ответила. А я окончательно понял, что пропал. Выгнал присланную мне Дальхотом наложницу, перечитал Евино письмо, наверное, раз десять – только что не целовал его. Но понюхать позволил себе. Ничем не пахнет – просто бумага. Ну конечно, откуда у служанки духи? Само собой, когда я обнимал ее, то чувствовал ее тонкий, нежный аромат, но письму он, к сожалению не передался. Да, я сильно сожалел об этом и желал прижать девушку к себе, вдохнуть ее запах, попробовать ее кожу губами на вкус. Эти чувства встревожили меня, я решил бороться с собой, потому что роман с подобной женщиной не сулил ничего хорошего, если рассматривать его с рациональной, нравственной точки зрения. Но надолго меня не хватило.

Она снилась мне, манила, завораживала. Я проводил ночи с другими рабынями – выбирал как можно более похожих на нее, но это не помогало. Я не чувствовал удовлетворения, сколько ни старался. Только горькую тоску, жажду, томление. В такую беспросветную ночь я написал Еве второе письмо. Мне до боли в груди важно было знать, взаимно ли мое желание встретиться с нею.

И я узнал. И впал в форменное бешенство, прочитав ответ. На что она намекает! Что я старик! Что она годится мне в дочери! Нахальная девица! Да я… в полном расцвете сил! Если бы только мне представилась возможность доказать ей это, клянусь, она не ушла бы от меня живой! Разве что полуживой, где-нибудь на рассвете. А впрочем нет, я не отпустил бы ее и тогда. Скрутил бы по рукам и ногам и оставил в постели рядом с собой. Вот уже лет десять я не просыпался рядом с женщиной – всегда выгонял после всего. Но Ева – совсем другое дело. Хочу держать ее в руках, хочу срастись с ней в одно целое, хочу чувствовать ее рядом… Хочу, хочу, ХОЧУ!!!

Мое третье письмо было пропитано этим желанием и гневом, смешавшимися в один сногсшибательный коктейль. Ее ответы всегда приходили через день-два, а тут – тишина. Я вытерпел неделю, а потом сорвался. Как глупый влюбленный юнец. Словно мне 20, а не 44. Провел в пути почти целый день, просто чтобы заглянуть ей в глаза, увидеть ее улыбку. Понять, что все хорошо – просто она не знает, как ответить. Ничего удивительного: я устроил целую проповедь в последнем письме. Конечно, ей не стоило пугаться – это глупо, но вот такая уж она чувствительная, что тут поделаешь? И мне нравится ее чувствительность…

Увидев, как она улыбается и машет мне с балкона, я принял решение: мне нужно забрать ее к себе домой, иначе я не буду знать покоя. Эта улыбка – мне необходимо видеть ее каждый день. Знать, что моя Ева в безопасности, что она в хорошем настроении и любит меня – хотя бы как друга и защитника.

Очень помогла информация о ее профессии – я быстро состряпал идею с "работой", поручил главному помощнику написать техническое задание. Задача была настоящей, давно запланированной, но отложенной в долгий ящик, и я знал, что Ева не справится с ней в одиночку: такие вещи всегда разрабатываются командой разработчиков и дизайнеров – мы уже заказывали нечто в этом духе для другого предприятия холдинга. Но мне нужно было усыпить бдительность моей подозрительной и несговорчивой рабыни – я видел, как она напряжена из-за этого переезда, отдельной комнаты, моих взглядов и объятий.

К тому же, это прикрытие дало мне возможность провести рядом с Евой много времени, будто бы вникая в то, что она делает, а на самом деле просто наслаждаясь ее обществом, голосом, запахом, который заполнял всю ее комнату и от которого безбожно кружилась голова.

До безумия, до отчаяния мне хотелось прикасаться к ней – и я не упускал ни единой возможности для этого: приветствия, прощания, совместное приготовление пищи… Я знал, что нельзя слишком давить, что она очень пуглива… В ту ночь, когда мы запекали картошку с кислыми сливками, а потом опять поспорили о ее замужестве (тогда я был уже почти уверен, что хочу стать ее мужем, потому что до боли желал ее, а она не была согласна стать просто любовницей. Черт побери, ну с какой стати мне было так необходимо ее согласие?!), я долго не мог успокоиться. Ходил по комнате кругами, не глядя на стройную молодую девушку в прозрачном костюме, уснувшую в ожидании меня на моей кровати. В последние дни они совсем мне опротивели! В конце концов, грубо разбудил ее и вытолкал за дверь, а сам отправился к Еве. Хорошо, что она не запирает дверь! Я подошел к изголовью кровати, опустился на колени, разглядел белые листки бумаги, сложенные несколько раз и смятые Евиными руками. Один лежал на полу – я поднял и развернул его, уже зная, что там увижу. Мое письмо. Отталкивает меня, а сама… Как трогательно и странно! Но странности меня не пугали. Важно одно: я ей вовсе не безразличен, и это вовсе не дружеское чувство. Ее тянет ко мне. Возможно, для нее действительно важно то, что я женат, но с этим мы как-нибудь разберемся.

Наверное, влюбленность в нее серьезно помутила мой разум, раз я дал такого маху на следующий день! Это же надо было не продумать столь элементарную вещь: что моя маленькая птичка из северной страны совершенно не приспособлена к здешним климатическим условиям! Спрашивал у нее еще, не хочет ли она в машину… Да кто ж в таких вопросах полагается на мнение ребенка? И она хороша: чего храбриться-то? Не иначе, это их европейский феминизм доводит женщин до такой глупости.

Должен признаться: этот Евин недуг все же подарил мне несколько приятных минут – пока я вез ее в своих объятиях на своем верблюде и почти признался ей во всем. А она льнула ко мне, губами прикасаясь к моей шее и отвечала совсем не то на словах, но таким ласковым голосом, что я просто умирал от счастья.

А потом я ухнул в бездну отчаяния. Я круглые сутки повторял самому себе, как мантру: "С ней все будет хорошо", – и все равно беспокоился. Не мог унять дрожь в руках. Мысль о том, что Ева может оставить меня, была такой страшной, что я физически не мог думать ее в полную силу, но она преследовала меня неотступным фоном и пугала так, будто прямо сейчас у меня под ногами тряслась земля, а вещи падали со столов и полок. И как я мог в столь солидном возрасте так фантастически вляпаться?

Глава 21. Халиб Терджан

Как я мог в столь солидном возрасте так фантастически вляпаться? И Ева добавляла беспокойства. После ночной сцены с письмами, после нашего разговора вдвоем на верблюде я был почти уверен, что все – она моя, вопрос решен, и не о чем больше говорить. Осталось дождаться ее выздоровления, подписать вольную, принять ее в мою веру – и… Сердце сладко замирало от мысли об этом скором будущем. Конечно, дождаться, когда будут улажены все формальности, нелегко, и уж точно я вряд ли дождусь дня бракосочетания – это слишком долго. Меня всего трясло от мысли о том, что я скоро проснусь рядом с ней в одной постели. Что она будет при этом обнажена. Что еще немного – и Ева станет носить в себе моего ребенка – все эти сладкие мысли помогали мне терпеть и ждать, находясь в счастливом предвкушении. Мне уже было совершенно наплевать, была ли она чьей-либо когда-нибудь до меня. Главное – что теперь она моя, на всю оставшуюся жизнь. Я не стану расставаться с ней – буду брать ее с собой в командировки и спать с ней каждую ночь. Только с ней. Моя маленькая Ева. Мой воробышек…

И тут меня снова постигло разочарование. Она опять упрямится! Какого черта?! Совершенно непонятно… Какие-то нелепые оправдания… цену себе, что ли, набивает? Она и так уже выше некуда. Я готов чуть ли не жизнь отдать за возможность быть с ней рядом… а она что? Глупость, просто глупость!

А потом моя малышка меня удивила. Явилась ко мне прямо в спальню – я так изумился, что даже забыл спросить, зачем она пришла. Ева оказалась очень сообразительной и не стала устраивать сцен в духе "Как ты мог?! Я же верила тебе!" Зато она испугалась – и это меня отнюдь не радовало. Зато я одел ее в свою сорочку, и это очень сместило градус нашей встречи. Вожделение буквально кипело во мне, я готов был махнуть рукой на все и взять ее прямо здесь и сейчас, если бы только она хоть чуточку расслабилась. Но это был воплощенный комок напряжения, злости, страха… и мне опять пришлось ее отпустить, хотя, признаюсь, у меня в очередной раз мелькнула мысль о том, чтобы наплевать на ее мнение и решить все самому: глупая девчонка по-прежнему не понимала своего счастья… Но я все еще не мог побороть желания, чтобы она принадлежала мне добровольно.

И проститься с надеждой на это у меня не получалось: я знал, что Ева ко мне не равнодушна. Это просто смешно – обнимать во сне письма мужчины и утверждать при этом, что относишься к нему только как к другу. Я был уверен, что все ее истинные возражения сводятся к тому, что я женат. Мне же это вовсе не казалось проблемой, ведь в нашей стране это законно даже юридически. Поэтому я продолжал надеяться, что смогу победить упрямство своей возлюбленной, и мы с ней воссоединимся в законном браке.

Тем же вечером я пришел к ней на ужин.

– А зачем ты приходила ко мне сегодня утром?

– Я искала господина, – буркнула Ева.

– Зачем?

– Это уже неважно.

– И всё-таки мне интересно. Я ведь твой господин. Расскажи мне.

Она вздрогнула на словах "твой господин", и мне это было неприятно. Вовсе не страх хотел я вызывать у нее, а то самое яркое и теплое чувство, из-за которого она обняла меня при нашей первой встрече. Ева немного подумала, но потом все же выдавила:

– Я хотела предложить вам выкуп за себя.

Губы мои дрогнули против моей воли, но я удержался от смеха:

– Деньги?

Моя маленькая девочка кивнула с серьезным лицом. Тут уже я не смог не рассмеяться:

– А сколько денег ты хотела мне предложить?

Ева покраснела и нахмурилась.

– Столько, сколько вы скажете, – голос ее становился все тише и неувереннее. – Чтобы перекрыть все ваши расходы…

Это было смешно, но я, наоборот, почувствовал негодование: какова для меня цена этой женщины? Неужели она сама не понимает? После всего, что я сделал и сказал ей…

– Ты считаешь, что я слишком стар для тебя? – спросил я холодно.

– Нет… я не знаю… Дело не в этом.

– А в чем?

– Я не буду счастлива здесь. Среди чужих людей, вдали от родных и близких. Я не хочу принимать вашу веру, я не хочу делить мужа с другими женщинами, я не хочу провести остаток жизни взаперти…

В моей груди шевельнулась надежда: я очень внимательно слушал ее, ожидая, что она скажет: "Я не люблю вас", но этого не произошло. Значит, не все потеряно! Я принялся планомерно разбивать ее аргументы:

– Отсутствие у тебя здесь близких людей – вопрос времени. Ты подружишься с кем-то, твои родственники могут навещать тебя, у тебя, в конце концов, появятся дети… Веру нужно принять номинально, никто не застявляет тебя молиться целыми днями или учить наизусть священные писания. Ты будешь жить совершенно отдельно от других жен, и вообще не почувствуешь, что они есть – я тебе обещаю. И почему ты решила, что я стану держать тебя взаперти?

– А ты уверен, что когда-нибудь начнешь доверять мне настолько, чтобы выпустить одну из дома?

– Зачем тебе выходить из него одной? Ты можешь выходить со мной или охранником. Доверие тут ни при чем – это забота о твоей безопасности.

Но упрямица только покачала головой. А я опять начал злиться. И чтобы не рассердиться совсем, мне нужен был допинг. Я подхватил свою несговорчивую невесту, сел на застеленную покрывалом кровать и усадил Еву к себе на колени, вдохнул запах ее волос. Она сжалась в комочек, опустила голову, почти не дыша. Где же моя смелая малышка, что бросилась мне на шею в приемной охотничьего домика..?

– Посмотри на меня, – попросил я ее.

Ева медленно подняла глаза, полные какого-то животного ужаса. Боится! Да что же это такое?! Кажется, я даже голоса на нее ни разу не повысил – откуда этот страх? Тут мне стало интересно, насколько сильно страх владеет моей милой пленницей – как далеко простирается его власть над ней.

– Поцелуй меня, – попросил я мягко.

Ева закусила губу и состроила брови домиком.

– Это приказ, – добавил я чуть строже.

На самом деле, поцелуи по приказу меня не очень привлекали – это был просто эксперимент. Моя девочка зажмурилась и опустила голову. По ее щеке сползла слеза, но она торопливо смахнула ее тыльной стороной ладони и, судорожно вздохнув, прижалась к моей щеке пылающими губами – они даже не дернулись, чтобы изобразить поцелуй. Что за странный спектакль! Повторюсь, я не верил в отсутствие у нее чувств ко мне, и насчет женских слез имел весьма большие сомнения. С этой соленой водой я сталкивался в своей жизни тысячи раз, и, наверное, больше половины этих случаев через совсем короткое время переходила в спокойствие, безразличие или даже смех. Женщины знают, как их слезы действуют на мужчин, и пользуются этим с различной степенью осознанности. Одно я усвоил ясно: не всегда стоит доверять эмоциям, которые выражает представительница прекрасного пола, особенно если есть серьезные сомнения на их счет.

– Я имел в виду поцелуй в губы, – сказал я, нарочно подбавив недовольства в голос.

– Халиб… – горестно прошептала Ева.

– Если помнишь, ты обещала обращаться ко мне иначе…

Она шумно выдохнула, распрямила плечи и посмотрела мне в глаза. Попыталась даже слезть с коленей, но я не пустил. Тогда Ева сказала тихим, спокойным голосом:

– Ты обманул меня, ввел в заблуждение, притворившись другом и защитником. И я не желаю называть тебя своим господином. Лучше отправь меня мыть туалеты, просить подаяния, умирать от голода…

Я не выдержал и вспылил:

– Что ты несешь! Умирать?! С какой стати? Я в жизни не слышал большей глупости…

Ева отвернулась и опустила глаза. Внутри меня кипело негодование. Она лжет! Не может быть, чтобы я был ей настолько противен… Но к чему тогда эти требования?

– Чего ты хочешь? – со вздохом спросил я.

– Домой, – охрипшим голосом прошептала она.

– Кроме этого!..

– Умереть.

Я расцепил руки и быстро встал, чуть не уронив ее на пол. Еще немного – и я бы взорвался… Мне нужно было срочно остыть… Я пересек комнату и вышел, громко хлопнув дверью.

Глава 22. Конец I части

Я замирала от страха, слушая его удаляющиеся шаги. Нет-нет, он меня не обманет – я ясно увидела свое будущее в его глазах. Остаться здесь в качестве его жены – то же самое, что рабыни, разницы никакой. Кроме того, я буду всеобщим изгоем. Подруги? Дети? Они все будут меня презирать, а разговаривать разве что из страха. И Халиб – он разлюбит меня рано или поздно. Он и сейчас не любит – это очевидно. Просто увлечен, влюблен, желает обладать. Если бы любил, отпустил бы, потому что здесь я буду несчастна – это сразу понятно.

Я решила, что не сдамся ни за что – лучше пусть казнит. В противном случае он наиграется и забудет меня в каком-нибудь чулане, а мне придется с этим жить всю оставшуюся жизнь здесь, среди чужих людей…

Я, однако, недооценила его коварство. Уже на следующее утро он явился при полном параде, решительный и мрачный, и сказал:

– Я не желаю причинять тебе боль и унижать тебя и потому предлагаю выбор. Одна ночь со мной – и ты свободна. Утром я отправлю тебя домой. Или смерть. Подумай. Даю тебе время до вечера, – и сразу вышел вон. Ни разу не прикоснулся – только обжег на прощание полным горечи взглядом – и исчез.

Я упала на постель. Умереть… Это очень страшно. С другой стороны, его постель. Казалось бы, не так страшно – одну ночь можно перетерпеть, если потом он действительно отправит домой. Но тут кроется две опасности: ЕСЛИ (а проверить, говорит ли он правду, никак нельзя) и то, как я себя буду чувствовать после этой ночи. Смогу ли я когда-нибудь быть счастлива, заплатив такую цену, продав себя. Ведь это предательство: себя, Пети, мамы… Отдаешь тело, но губишь душу…

И я стала готовиться к смерти. Приняла душ, умылась, переоделась (хотя уже делала это все с утра, но теперь мои омовения приняли ритуальный характер). Села на постель и начала молиться – своими словами, потому что правильных не знала. Я попросила Бога позаботиться о моих родных: маме, папе и сестре – и, если возможно, спасти Петю. Я попыталась вспомнить и исповедаться Богу во всех грехах, которые вольно или невольно совершила в своей короткой 25-летней жизни. Я вспоминала свою семью и друзей и все светлые моменты, что мы с ними делили, искренне, от всей души прощая им обиды, что они мне причинили. Теперь все это казалось до того мелким, что не стоило даже упоминания, хотя когда-то я искренне страдала из-за них. Как удивительно преображает человека одиночество и отдаление от близких, а особенно скорая смерть! У меня не было времени на 5 стадий принятия, поэтому я усилием воли перешла к последней и просила только об одном: чтобы это было быстро и легко.

Не могу сказать, что в мою голову ни разу не закрадывались сомнения в правильности моего выбора, но сразу вслед за тем я видела замученного, изможденного Петю и качающую головой маму – и снова воодушевлялась. Скоро я буду свободна от всего и всех. Я не стану подстилкой тирана и рабовладельца! Я совершенно убедила себя, что, стоит мне согласиться на одну ночь, как за ней последует вторая и третья – и так до тех пор, пока я ему не надоем, после чего и ему подавно не будет смысла переправлять меня на родину. Нет уж, лучше я умру сейчас – молодой, верной, честной с самой собой. Без раздирающих меня сожалений и мук совести.

Сразу после ужина служанка отвела меня в покои господина – это была малая гостиная, небольшая, но очень изящно оформленная комната в голубых тонах, с изразцами и драпировками.

Халиб восседал на подушках на небольшом подиуме, все такой же решительный, но как будто приободрившийся: конечно, он уверен, что я выберу жизнь…

Господин стал рассказывать мне какую-то притчу из своих священных писаний – что-то о промысле Божьем и Его воле, но из-за сильного волнения мне было тяжело сосредоточиться на иностранной речи. Я отвернулась к витражному окну и стала рассматривать изображенный на нем узор – причудливо сплетающиеся листья и лепестки растений. Внезапно орнамент стал расплываться в моих глазах, и в эту же самую секунду громкий мужской голос резко окликнул:

– Ты слушаешь меня?

Я честно покачала головой: глупо лгать на пороге смерти.

– Ты приняла решение? – уточнил Халиб дрогнувшим голосом.

Я кивнула.

Он встал, подошел ко мне, схватил за плечи:

– Ева, очнись! Это неправда, ты не можешь… Это просто безумие..!

Я сморгнула слезу, чтобы видеть его четче, и та скатилась по моей щеке.

– Это была очередная уловка? Ты снова обманул меня? Чего стоит твое слово, господин Насгулл? – я нарочно злила его, чтобы покончить с этим, чтобы прекратить эту нескончаемую агонию. И я добилась своего – Халиб в гневе вскричал:

– Как ты смеешь говорить мне такое?!

– Тогда убей меня прямо сейчас! – потребовала я.

Мужчина был в ярости: глаза его метали молнии, ноздри раздувались, на потемневших щеках играли желваки. Он отошел куда-то в сторону, открыл маленький шкафчик в стене, достал оттуда темно-фиолетовый флакончик с позолоченной крышечкой и принес мне.

– Это яд, – хрипло сказал Халиб, налил в медную рюмку какой-то сладкой жидкости из кувшина и добавил туда несколько капель из флакона. Но бокал не вручил мне, а поставил на стол, меня же заключил в крепкие до боли объятия. – Спрашиваю в последний раз. Я предлагаю тебе свободу в обмен на одну ночь со мной – или смерть. Подумай хорошенько! Неужели ты не понимаешь, что это абсурд?!

– Я не верю тебе… – призналась я тихо.

Халиб отпустил меня и приложил правую ладонь к сердцу.

– Я могу поклясться своим Богом! Отпущу!

– Если я сама не изменю решение, верно?

– Разумеется. Отпущу, а не отправлю домой насильно.

Я знала, что тут и кроется подвох. Что он станет делать со мной этой ночью, одному Богу известно. Ну, или черту. Я не попадусь на эту удочку! Коротко вздохнув, я схватила со столика рюмку и залпом опустошила ее. Мой бывший друг Терджан ошеломленно смотрел на меня. Вкус у напитка оказался одновременно приторно сладким и невыносимо горьким. Сразу начала кружиться голова, и это ощущение вязким ядом разлилось по моим артериям. Помню, как рюмка выпала из мгновенно ослабевших пальцев, как господин Насгулл подхватил меня своими сильными горячими руками – но не удержал, и я стремительно полетела в пропасть.

Понятия не имею, сколько времени я в ней провела – думаю, в той пропасти не было ни времени, ни пространства, как до Большого Взрыва. А потом в мою голову начали проникать звуки. Первый – тиканье часов. Это было так обыденно, что я стала замечать его лишь через какое-то время. Потом – шелест занавески и листьев на дереве за окном. Мою щеку лизнул легкий ветерок, и я с трудом разлепила глаза. Ослепительно белая комната – лишь позже, привыкнув к свету, мои очарованные черной пропастью небытия глаза смогли определить, что она не совсем белая, а скорее просто светлая: желтовато-серовато-бежевая.

Я вдруг вспомнила, что умерла, и у меня на секунду мелькнула мысль: я наверное, в раю? Но разве у души может так затекать правая нога, что хочется выть? И на дом господина Насгулла не похоже: там совсем другие интерьеры. Я хотела крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь, но язык совсем задеревенел, а горло наотрез отказалось производить звуки. Однако сомнения мои скоро разрешились: в комнату вошла женщина средних лет и приятной наружности в серой юбке и терракотовой блузке и радостно ахнула:

– Проснулись наконец-то! – совершенно по-русски, без малейшего акцента!

Я так изумилась, что даже подскочила своем мягком ложе, неловко дернув всеми конечностями, отчего правая нога отдала в мозг просто непереносимый сигнал.

– Лежите-лежите! – улыбнулась приветливая женщина. – Я вам сейчас все объясню!

Она рассказала мне легенду о том, что я коммандировочная, которая приехала в страну по делам и потерялась в городе, а сердобольные граждане меня случайно обнаружили и доставили в Российское посольство. Мое состояние они объяснили сильным наркотическим опьянением, произошедшим по вине какого-то мошенника. Документов при мне якобы не обнаружилось, но все те же добросердечные горожане выяснили мое имя и фамилию, а также город проживания, и работники посольства уже отправили запрос и получили ответ, что таковая гражданка действительно разыскивается.

– Завтра утром самолет доставит вас в Москву, где вас встретят родственники! – со счастливой улыбкой заключила терракотовая

женщина и помогла мне сесть.

Я долго молчала, переваривая выданную мне информацию – так долго, что сотрудница посольства Анна успела уйти и вернуться с подносом, на котором возвышалась большая дымящаяся кружка и красивый аккуратный сендвич с разноцветными овощами.

Он отпустил меня – вот о чем я думала. Халиб устроил мне последнюю проверку и, поняв, что я не сдамся, позволил вернуться домой. Значит ли это, что он любит меня? Вовсе нет! – уверяла я себя, но сердце горячо и благодарно сжималось при мысли о том, как дорого ему стоили все эти игры со мной, начиная моей покупкой и заканчивая ухаживаниями в его доме. Сколько времени, сил, внимания он мне уделил – и ни разу по-настоящему не применил силу, хотя имел все возможности… И вот так просто отпустил. Этот человек заслуживает, как минимум, уважения, как максимум – восхищения, но я, к сожалению, уже никогда не смогу его поблагодарить…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ХАЛИБ ТЕРДЖАН

Я сидел в мягком кресле у окна и вот уже полчаса подряд смотрел на экран смартфона, где на электронной карте, прямо на здании Российского посольства мигала темно-красная круглая метка. Теперь это единственная форма, в виде которой я смогу созерцать Ее. Я нежно погладил мерцающее пятнышко большим пальцем правой руки. До свиданья, Ева. До скорой встречи…