Текст книги "Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630"

Автор книги: Мари Боас Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Новизна и содержательность текстов Галена привлекала анатомов XVI века, и они ими воспользовались, одновременно свергая установившиеся традиции медицинских школ, в первую очередь тех, которые заявляли, что Мондино и авторы, комментировавшие его в XV и XVI веках, предпочтительнее Галена. Работы Галена действительно настолько превосходили все сделанное в промежуточный период, что восхищение и поклонение были неизбежными. Пока анатомы не познакомились с трудами Галена, у них практически не было шансов узнать об анатомии больше, чем знал он. Неудивительно, что многие ему поклонялись и считали, что Гален не может сделать что-то неправильно. Но были и недовольные. Только не следует путать критиков, которые были против Галена и считали, что средневековые анатомы лучше, с теми, кто следовал предписаниям Галена, исследовал проблемы человеческой анатомии и обнаружил у него ошибки. Так, Джон Каюс был вполне удовлетворен, посвятив большую часть своей жизни редактированию и подготовке к печати трудов Галена, и считал несогласие с Галеном признаком академического непостоянства и безответственности. Читая лекции по анатомии хирургам, он определял труды Галена как совершенные пособия и советовал другим делать то же самое.

Вместе с тем по мере роста авторитета Галена некоторые анатомы, решительно настроенные следовать его примеру и наставлениям, выполняли вскрытия, глядя на свою работу свежим глазом (пусть даже другой глаз в это время был устремлен в текст «Анатомических процедур»). Гален позавидовал бы тем, кто, как Везалий, имел доступ к человеческим трупам, и высмеял бы тех, кто, обладая преимуществами, которых не было у него, не верил в то, что видел собственными глазами, предпочитая видеть лишь непререкаемый авторитет Галена в человеческой анатомии. А ведь Гален всегда подчеркивал, что знает только анатомию животных. Но какой подмастерье от науки в современном мире, как и в Средние века, не предпочитал довериться авторитетному тексту, а не собственным неопытным глазам? Нужно было время, чтобы создать независимую школу анатомии, так же как для обучения отдельного анатома. И несмотря на сравнительное изобилие биологического материала, его все-таки не хватало. Вначале многие вскрытия проводились на животных, и усвоенные при этом уроки часто мешали впоследствии, несмотря на приобретенный опыт.

Примерно в то же время, когда гуманизм влиял на анатомию через повторное открытие Галена, пробудился интерес к анатомии и в художественных кругах. Каждая студия демонстрировала интерес к поверхностной и мышечной анатомии, без которой было невозможно натуралистическое изображение человеческого тела. Великий пример – Леонардо да Винчи (1452–1519). Он был лучшим из большой группы художников, в которую входили также Дюрер и Микеланджело, а также многие менее именитые художники, некоторые из которых стали делать анатомические иллюстрации. Леонардо познакомился с основами анатомии в студии Верроккьо, который настаивал, чтобы его ученики изучали анатомию. Он учил их наблюдать за поверхностной анатомией и присутствовать при вскрытии трупов – ведь надо знать многое о мышцах, чтобы правильно их изобразить. Художники конца XV века, как правило, посещали анатомические театры, имевшиеся во всех итальянских университетах, где в зимнее время выполнялись публичные вскрытия, а многие еще и брали частные уроки.

Ранние анатомические рисунки Леонардо, сделанные в 1497–1499 годах, показывают лишь слабое знание анатомирования, но уже глубокое понимание поверхностной анатомии. Примерно в это время он начал планировать свою великую книгу «О человеческой фигуре» (On the Human Figure), стремясь отобразить живую художественную анатомию, а не структурную и физиологическую. Но вскоре после 1503 года подход Леонардо начал меняться. Он получил доступ к большему количеству биологического материала (хотя все же не такому большому, как ему хотелось). А около 1506 года он прочитал «О назначении частей» Галена, и книга подтолкнула его к дальнейшему изучению костей и мышц, дала новые знания об анатомической процедуре, стимулировала интерес к физиологическим функциям. (Он часто столь же язвителен относительно утверждений Мондино, как любой медик-гуманист.) Именно к этому периоду относится его величайший труд, значительная часть которого основана на наблюдениях за столетним стариком, поверхностную анатомию которого Леонардо изучал во время визитов в больницу, а после смерти вскрыл тело и сравнил с телом семимесячного плода. Он изучал не только человека, но и животных. Во-первых, как и Гален, он считал, что анатомия человека и животного в основе своей идентична. А во-вторых, этого требовало его искусство. Леонардо изучал анатомию лошади, чтобы как можно более правильно изобразить коня для конной статуи Людовика Сфорцы, и интересовался пропорциями тел человека и животных.

Некоторые работы Леонардо потрясают воображение. Обладая тренированным наблюдательным взглядом, художник видел не хуже любого профессионального анатома правильные взаимосвязи и формы костей, мышц и органов, а знания механики дали ему хитроумные техники для изучения отдельных органов. Есть у него и слабые работы: или он не видел, что рисовал, или видел не так, как надо. Однако уровень его компетенции в разных областях, как правило, очень высок, и все его записи неизбежно сопровождаются великолепным набором рисунков: Леонардо – несравненный анатомический иллюстратор. Он, конечно, обладал большим преимуществом – был проницательным наблюдателем и рисовальщиком. Трудно отыскать хотя бы одну страницу в его рукописях, на которой бы не было прекрасного анатомического рисунка. Леонардо во всем искал скрытую телесную красоту, которая, по его убеждению, лежит в основе всего. Здесь Леонардо превзошел самого себя: величайший художник, он сделал произведением искусства анатомию.

Леонардо стоит особняком и по другой причине. Он работал тайно и ничего не публиковал. Было известно, что он работает над анатомическими проблемами и очень немногие художники видели некоторые его иллюстрации. На самом деле он оказал существенное влияние на анатомические иллюстрации, но, разумеется, не на анатомию. Анатомические иллюстрации получили широкое распространение в начале XVI века и были настолько блестящими, что появлялось искушение оценивать каждую работу по красоте ее иллюстраций. Это, разумеется, было неправильно. Имеют ли иллюстрации художественную ценность отдельно от текста или нет, не имело отношения к их истинному предназначению. Мог анатом позволить себе иллюстрации хорошего художника или нет, это зависело от многих факторов, среди которых достоинства текста занимали последнее место. Даже точность изображений больше отражала качества художника, чем автора. Как и в случае с травниками, неясно, насколько тесно художник контактировал с автором в процессе работы. Анатомические иллюстрации в начале XVI века появились, можно сказать, неожиданно – хотя первые книги по анатомии были иллюстрированы, рисунки не были анатомическими.

Обычно на иллюстрациях были показаны сцены вскрытий или хирургических операций, хотя изображались и раненые люди, с указанием вероятного расположения разреза от меча, а также астрологическая важность разных частей тела. Красиво иллюстрированная книга «Анатомическая связка» (Fasciculo di Medicinae, 1493), содержавшая текст Мондино, включала интересную иллюстрацию: сидящая женская фигура, тело которой в разрезе показывало репродуктивные органы. Рисунок весьма реалистичный, но с точки зрения анатомии не впечатляющий.

Первым анатомом, воспользовавшимся преимуществами анатомических иллюстраций, был Беренгарио да Карпи (1460–1530), имевший тесные связи с университетом в Болонье, славившимся своими анатомическими традициями. В 1521 году Беренгарио опубликовал комментарии к Мондино, а в 1522 году – короткую книгу с длинным названием: «Краткое, но очень ясное и плодотворное введение к анатомии человеческого тела, опубликованное по просьбе его студентов» (A Short but very Clear and Fruitful Introduction to the Anatomy of Human Body, Published by request of his Students – Isagogae Breves). В обеих книгах были качественные анатомические иллюстрации. Во второй работе также было несколько гравюр, иллюстрирующих роль мышц. Художник весьма наглядно изобразил то, что особенно привлекает внимание при изображении нормального тела с обычным выражением лица. Фигура в каждом случае поднимает участки кожи, чтобы показать мышечное строение. Такой способ демонстрации живой анатомии получил развитие позже, показывая не только мышечное строение, но и участки скелета. Фигуры Беренгарио изображены на фоне пустынного пейзажа, впоследствии сменившегося полной разрухой, на фоне которого показаны фигуры на иллюстрациях к трудам Везалия – это был высший этап развития анатомических иллюстраций.

Анатомический рисунок, несомненно, ценен, особенно при отсутствии хорошего технического словаря. Он делает текст наглядным. Но в нем заключены и некоторые недостатки, самый важный из которых следующий: рисунок отвлекает внимание от текста, который совершенно не всегда дает точное описание. Это было особенно нежелательно в таких книгах, как труды Везалия, которые были большим, чем просто азы анатомии. В XVI веке некоторые анатомы жаловались, что рисунок отвлекает студента даже от вскрытия. Имея картинку, студенты не желают видеть то же самое в натуре. Везалий писал: «Я убежден, что очень трудно – нет, бесполезно и невозможно – получить настоящие анатомические и терапевтические знания на основании одних только изображений и формы, хотя никто не станет отрицать, что они – хорошее подспорье для запоминания»[68]68
  Six Tables в A Prelude to Modern Science. P. 2. Оригиналы были опубликованы в 1538 г. и предназначались для «профессоров и студентов медицины».


[Закрыть].

Эта трудность существует до сих пор, особенно при оценке работ анатомов XVI века: рассматривая иллюстрации, читатель склонен забывать о тексте, который в большей мере отражает научные достижения. А текст сам по себе очень интересен. Каждый анатом того периода разделял некоторые общие взгляды. Так, они считали, что анатомии необходимо преобразование, потому что профессора – тупые чурбаны, и каждый полагал, что познал эту истину на собственном опыте, вскрывая бесчисленные трупы. Рано или поздно они осознавали, что их анатомические исследования в действительности основывались на относительно небольшом числе вскрытий человеческих тел, с добавлением аутопсии и вскрытий животных. Последний факт объясняет много аномалий. Всегда было трудно понять, почему анатомы XVI века «видели» в человеческом теле то, что Гален описывал у животных, и потому делался вывод, что все они разом ослепли или поглупели. Помимо того что легко «увидеть» на практике то, что, согласно учебнику, должно там быть, анатомы XVI века, как и Гален, нередко использовали биологический материал животных, поскольку он был доступным и совпадал с тем, что описывал Гален. Так, пятидольная печень, которая есть у собак и обезьян, но нет у человека, часто показана на анатомических иллюстрациях, включая ранние рисунки Везалия. Также утверждалось, что rete mirabile – чудесная сеть – присутствует у человека, хотя ее никто не видел[69]69
  Rete mirabile – сеть сосудов, расположенная в основании мозга. Она есть у скота, но отсутствует у людей. Трудности, связанные с ней, обозначены комментарием Никколо (Николо) Масса (1489–1569) во «Введении в анатомию» (1536): «Некоторые осмеливаются говорить, что эта сеть – вымысел Галена… но я сам часто видел ее и демонстрировал желающим, так что никто не может отрицать ее существования, хотя иногда она была очень мала» (A Prelude to Modern Science. P. XXXV).


[Закрыть]. Поэтому было принято изображать правую почку выше левой, хотя у человека она ниже. Ясно, что идеи многих анатомов, даже Леонардо и Везалия, сформировались и закрепились на первых вскрытиях животных, и они не пересматривали своих взглядов, приступив к вскрытиям людей. Так что даже профессионалам иногда трудно увидеть истинную картину[70]70
  Гален утверждает: «Правая почка расположена выше у всех животных» (On Anatomical Procedure. Book V. Ch. 13), но о человеке там не сказано ничего. Остальная часть параграфа не оставляет сомнений в том, что речь идет об обезьянах и скоте.


[Закрыть].

Начиная с 1520 года стали появляться многие анатомические труды – один за другим, – обладающие разной степенью оригинальности. Их авторы, разумеется, испытали то или иное влияние Галена в физиологическом или в анатомическом плане. Каждая книга имеет собственное достоинство и содержит определенные открытия. Все вместе они представляют «новую анатомию». Их трудно расположить в хронологической последовательности, потому что книги часто готовились к печати годами, в отличие от трудов Везалия. Среди ранних новых анатомических трактатов были труды Беренгарио да Капри «Комментарии к Мондино и Краткое введение».

Его авторитет намного превосходил авторитет Мондино. Свою позицию он объяснил в посвящении: «Есть много книг, в которых обсуждается анатомия, но они устроены не так, чтобы было удобно читателю. Судя по всему, авторы заимствовали чужие идеи из других изданий, вместо того чтобы излагать свои мысли по анатомии. По этой причине лишь немногие – если таковые вообще есть – сегодня понимают цель этого необходимого и важного искусства»[71]71
  Short Introduction to Anatomy. P. 35.


[Закрыть].

И он доказал собственное понимание, продемонстрировав свои достижения на настоящем вскрытии. Также он проявил внимание к читателям, поскольку, в отличие от Мондино, писал ясно, прямо, объяснял названия и положение органов, указывая, как с ними обращаться для самого эффективного препарирования, какие предосторожности следует соблюдать. Читая эту книгу, каждый чувствовал себя способным взять скальпель для вскрытия и приступать к работе. Беренгарио не был потрясающе оригинальным, но его наблюдения были точны. Он презрел распространенное мнение, что rete mirabile есть у людей. «Я никогда не видел эту сеть, – писал он, – и верю, что природа не делает многими средствами то, что может сделать немногими»[72]72
  Ibid. P. 147.


[Закрыть]. Если это не является необходимым, нет нужды это представлять. Есть много других анатомических трудов этого периода, имеющих определенные достоинства: «Введение в анатомию» (Introduction to Anatomy, 1536) Никколо Масса; «О препарировании частей человеческого тела» (On the Dissection of Parts of Human Body) Шарля Эстьена (опубликовано в 1545 г., хотя начато в 1530 г.) Эстьен (1504–1564) сделал иллюстрации для своей книги, взяв фигуры, выполненные современными художниками, и вставив анатомические детали. Также можно упомянуть «Анатомию Мондино» (Anatomy of Mondino, 1541) Йоганна Дриандера (1541).

В каждом из упомянутых выше трудов появлялось несколько новых имен и упоминался ряд новых фактов, но ни один из них не был намного лучше другого.

Везалию удалось создать труд, который сразу занял место на несколько ступеней выше всех остальных в плане и анатомии, и физиологии, и иллюстраций. Он был настолько выше других, что практически затмил работы современников. Везалий имел определенные преимущества, главное из которых – получил образование анатома. Он родился в 1514 году, начал свое образование в Лёвене, где изучал латынь и греческий язык, впитал гуманистическую любовь к языкам и стал практиковаться в препарировании животных. В 1533 году Везалий отправился в Париж, чтобы получить медицинское образование. Там он провел три года. И хотя позднее он характеризовал своих учителей как невежд в практической анатомии, на самом деле годы, проведенные в Париже, сформировали его как личность. Здесь под руководством Гюнтера Андернаха он познакомился с «Анатомическими процедурами» Галена. Он помогал Гюнтеру в подготовке к печати его трудов, и на него произвел глубочайшее впечатление огромный интерес к Галену, проявляемый преподавательским составом медицинского факультета и издателями Парижа. Презрение, которое Везалий впоследствии демонстрировал к своим учителям, по крайней мере частично является мерой того, как многому они его научили: и они, и Гален научили его подходить к анатомии не как к информации, которую можно вызубрить по учебнику, а как к предмету исследования. Умение во всем убедиться лично, увидеть внутреннюю связь между анатомией и физиологией – это принципы Галена. Везалий уверенно шел по пути, который предназначило ему полученное образование, оставив далеко позади своих учителей.

В 1536 году Везалий уехал из Парижа в Лёвен – тогда из-за войны медицинские школы закрылись. В течение года он читал лекции, выполнял вскрытия и публиковал свои тезисы, а потом отбыл в Италию. В Падуе он получил диплом доктора медицины и, несмотря на молодость, должность лектора по хирургии. Он читал лекции по анатомии и обобщил свой первый опыт, опубликовав в 1538 году анатомические таблицы – шесть листов гравюр, вошедших в историю под названием Tabulae sex. Листы большого формата – их можно прикрепить на стену, на каждом есть гравюры и текст. Характерно, что на первом листе имеется посвящение, которое объясняет, что эту работу Везалий выполнил по просьбе студентов и профессоров. Первые три листа (рисунки на них выполнил сам Везалий) представляют печень и связанные с ней кровеносные сосуды, а также мужские и женские репродуктивные органы, венозную и артериальную системы. Рисунки выполнены со знанием дела, однако содержат традиционные ошибки, касающиеся формы печени и матки, а также относительного положения правой и левой почек. На последних трех листах рисунки выполнены Йеном Калькаром, учеником Тициана. На них можно видеть три стороны скелета с названием всех костей. Эти листы, судя по всему, положили начало дальнейшему появлению анатомических атласов для студентов.

В течение следующих лет Везалий активно читал лекции и выполнял вскрытия. В конце концов, он ощутил удовлетворение и решил, что познал основные проблемы анатомии, а значит, может представить свои труды широкой публике. Свои достижения он изложил даже не в одной книге, а в двух, и обе увидели свет в 1543 году: «О строении человеческого тела» (De Humani Corporis Fabrica) и «Эпитома» (Epitome). Это воистину фантастическое достижение, тем более что Везалий в этот период был занят работой над трудом Гюнтера Anatomical Institutes и латинским переизданием 1541 года Галена (Giunta edition). В 1543 году Везалий уехал из Падуи в Базель, чтобы лично проследить за печатью своих книг. Первые экземпляры он отправил германскому императорскому двору, желая обеспечить себе положение при дворе. Ему повезло. После получения должности императорского врача Карла V у Везалия больше не оставалось времени для вскрытий, и его анатомические исследования практически прекратились, хотя второе издание Fabrica было исправлено и дополнено новыми материалами. После выхода в свет второго издания немедленно последовало назначение Везалия врачом Филиппа II Испанского. В Испании Везалий оказался менее успешным, чем в Германии и Бенилюксе, и в 1562 году он оставил этот пост. Чем он занимался потом, неясно, но умер он в 1564 году во время паломничества, намереваясь вернуться к преподавательской деятельности в Падуе.

Fabrica превосходит все прочие анатомические издания того периода не только из-за иллюстраций[73]73
  Они были приписаны Калькару историком искусств XVI века Вазари. Современные ученые в этом сомневаются. Фигуры так же превосходят те, что изображены в Tabulae sex, как и текст Fabrica в сравнении с его более ранними работами. Хотя возможно, что художник и автор учились одинаково быстро. Единственный кандидат вместо Калькара – неизвестный художник, тоже ученик Тициана. Трудно поверить, что такой прекрасный рисовальщик, как тот, что выполнил иллюстрации к Fabrica, больше нигде себя не проявил. Да и странно, что Везалий, отметивший прекрасную работу Калькара в Tabulae sex, не упомянул имени художника в Fabrica.


[Закрыть]. Главные достоинства труда – план и размах. Как предполагает название, это больше, чем просто рассказ о структурной анатомии, а судя по размеру – это уже не обычный учебник. Влияние Галена на Везалия оставалось сильным, и содержание частей следует плану Галена, а не Мондино. В последнюю книгу Везалий включил много опытов, ранее описанных Галеном, о рассечении и связывании нервов. В первой книге речь идет о скелете, во второй – о миологии – показаны все известные мышцы и их взаимодействие, в третьей и четвертой – о венозной, артериальной и нервной системах. В пятой и шестой книгах говорится об органах брюшной полости и грудной клетки, а также о мозге.

Везалий в какой-то степени вел антигаленовскую полемику. Во всяком случае, он увлеченно нападал на галенистов, даже если ими были его учителя. Ему нравилось не соглашаться с Галеном, и когда, на пример, он утверждал, что полая вена (vena cava) ведет начало от сердца, а не от печени, то доказывал это с максимальной полнотой. Но на самом деле он не смог бы написать свой великий труд без Галена. Глубокий смысл присутствует в том, что Везалий начал с Галена, а не с человеческого тела, так же как Коперник начал с Птолемея, а не с физического мира. Ни Коперник, ни Птолемей от этого не стали менее оригинальными. Везалий приглядывался к Галену, одновременно выискивая возможность для совершения открытия. Ни один анатом XVI века не считал себя состоявшимся в профессиональном отношении, если не обнаруживал чего-то ускользнувшего от Галена. Везалий не был исключением. Не был он исключением и в том, что упорствовал в ошибках, несмотря на множество выполненных вскрытий. (Наглядный пример – утверждение, что правая почка выше левой.) Везалий был исключительным в количестве нового материала, который увидел собственными глазами и снабдил подробными комментариями. Иллюстрации его книг превосходны, но все же они не столь точны, как текст. Время от времени фигуры включают органы и человека, и животного, и вовсе не по причине путаницы. В тексте Везалий обсуждает сравнительную анатомию и потом позволил художнику сделать комбинированные фигуры – или для простоты, или чтобы сберечь время.

Возможно, самый удивительный аспект работы Везалия – старание разобраться с отношением между отдельными органами и телом в целом. То, что начинается целым скелетом, заканчивается несколькими косточками. То, что начинается «освежеванной» фигурой, демонстрирующей поверхностные мышцы, препарируется слой за слоем, пока не остается только несколько отдельных мышц. Телесная полость сначала рассматривается в целом, а потом обсуждаются ее отдельные части. Такой подход отличается от общепринятого, но и цель книги другая. Везалий писал не элементарный текст и не учебное пособие, а великую монографию, которая должна была заменить труды Галена.

Нет ничего неестественного в том, что Везалий описывал использование частей тела в связи с их структурой, физиологию вместе с анатомией. Он, как и Гален, не слишком их различал. Структура где возможно связана с функцией. Везалий внимательно изучил разницу в волоконной структуре между венами и мышцами, выясняя, как она связана с их деятельностью и предназначением. Главная функция вен – служить телу, передавая питание, и их структура адаптирована для этой цели.

Природа дала венам прямые волокна; с их помощью кровь попадает в полость. Поскольку необходимо проталкивать кровь в следующий участок вены, словно по руслу, природа дала ей поперечные волокна. Чтобы вся кровь переносилась в следующую часть вены из предыдущей сразу и без перерыва, она также снабдила вену косыми волокнами[74]74
  По Везалию, прямые волокна ответственны за притяжение, косые за удерживание, а поперечные – за выталкивание. De Fabrica в Opera Omnia (2 vols. Leyden, 1725). Book III. Ch. 1. P. 305.


[Закрыть].

Дело в том, что «Творец всего сущего создал вены в первую очередь для переноса крови к отдельным частям тела, чтобы они были как каналы, из которых все органы получают питание»[75]75
  Ibid. P. 306.


[Закрыть].

Согласно физиологии Галена (другой он не знал) Везалий предположил, что вены берут свое начало от печени (эта вера, вероятно, была вызвана удивительными размерами полой вены) и их функция – переносить питающую кровь к разным частям тела, одновременно убирая отходы. А артерии предназначены для распределения жизненного духа между всеми частями тела. Заметна сильная механическая концепция телесных функций: притяжение и отталкивание – это вдох и выдох, а вся венозная система сравнивается с водоснабжением – эта аналогия сослужила хорошую службу Гарвею семьюдесятью пятью годами позже. Акцент на важность волокнистой структуры (особенно четкий при обсуждении легких в шестой книге) сохранился и после Везалия. Подход стал подчеркнуто механистическим в физиологии XVIII века.

Питание Везалий обсуждает в связи с анатомией брюшной полости. Здесь он не смог сказать ничего особенно оригинального, но ясно выразил общий вывод анатомов XVI века и Галена:

«Таким образом, пища и питье поступают через рот в желудок, как в некую общую мастерскую или склад, который сжимает все, что туда попадает, смешивает это и приготавливает, после чего все передается в кишечник. Оттуда ответвления vem porta всасывают лучшие из приготовленных соков, самые удобные для кроветворения, и вместе с жидким остатком этой готовки несут все это к печени… Между тем печень, допустив густой сок и жидкость, добавляет очищение, необходимое для производства совершенной крови. Она изгоняет двойные отходы, то есть желтую желчь, более легкую и жидкую, и желчный или грязный сок, густой и мутный. Но кровь продвигается из vena cava по многочисленным ответвлениям к разным частям тела. они притягивают к себе, усваивают и помещают на место. То, что лишнее, и отходы они изгоняют из себя по своим каналам»¹.

Для Везалия, как и для Галена, артериальная система была менее важна и не так интересна, как венозная. Важность венозной системы проистекала из ее ответственности за питание и необходимости знать точное положение каждой вены для успешной флеботомии. Кроме того, структура артериальной системы была не так противоречива, как венозной, хотя можно было задать множество вопросов о структуре сердца, от которого идет артериальная система.

«Разногласий между врачами и философами, касающихся большой артерии, было меньше, чем разногласия относительно вен и нервов. Гиппократ, Платон, Аристотель и Гален установили, что сердце – источник и начало артерий… Но если философы и ведущие медики решили, что сердце – источник артерий, и тем не менее они не сходятся во мнениях относительно пазухи сердца, откуда выходит большая артерия: одни считают, что она исходит из средней пазухи сердца, другие – что из левой. Но поскольку это противоречие затрагивает желудочки и пазухи сердца, а не само начало артерий и поскольку в сердце только два желудочка, мы подтвердим происхождение большой артерии в левой пазухе сердца, которая больше»[76]76
  De Fabrica. Book III. Ch. 12. P. 340.


[Закрыть].

Более сложный вопрос – природа межжелудочковой перегородки – толстой стены, отделяющей правую сторону сердца от левой. Поверхность перегородки покрыта маленькими ямками – Гален не без оснований посчитал их порами. Он объяснил их существование тем, что они позволяют небольшому количеству крови просачиваться из правой стороны сердца в левую. Важность этого была осознана в XVI веке, когда возрос интерес к деталям физиологии. Везалий был расположен принять идею, что эти ямки – сквозные отверстия, но после самого внимательного изучения не смог обнаружить это. Пришлось заявить, что уверенности в этом нет.

«Эти ямки, конечно, видны, но ни одна (насколько можно определить) не проходит из правого желудочка в левый через перегородку между желудочками. Я не смог увидеть ни одного сквозного отверстия, даже самого маленького… Хотя об этом пишут профессора, твердо убежденные, что кровь переносится из правого желудочка в левый. Лично у меня есть немалые сомнения в деятельности сердца в этом отношении»[77]77
  Ibid. Book VI. Ch. 7. P. 511.


[Закрыть].

Рассмотрев структуру сердца, Везалий описал «функции и использование сердца, как их описывали до сих пор, и основания для их структуры»[78]78
  De Fabrica. Book VI. Ch. 15. P. 516.


[Закрыть]. Везалий считал, что исследовав естественные функции сердца и легких, оказываешься втянутым в теологический вопрос о природе души. Это беспокоило ученого. Но строго говоря, утверждал Везалий, эта проблема не только теологическая, но и медицинская, а значит, подходящая для обсуждения в анатомическом опусе.

«Более того, чтобы я здесь не встретился с обвинением в ереси, воздержусь от обсуждения видов души и мест, где они помещаются. Потому что сегодня, и особенно среди наших соотечественников (итальянцев) можно встретить много судей нашей самой истинной религии. Эти судьи, услышав, как кто-то упомянет о душе Платона или Аристотеля и его толкователей или Галена (ведь поскольку мы имеем дело со вскрытием человеческого тела и вначале должны рассмотреть подобные вещи), сразу начинают думать, что имеет место отход от веры и сомнения в бессмертии души. Не беспокоясь об этом, доктора обязаны (если не хотят исполнять свои обязанности поспешно и неправильно применять лекарства) подумать о… и конечно же о сущности души»[79]79
  Ibid.


[Закрыть].

Заявив, таким образом, о своем праве обсуждать такой деликатный вопрос, Везалий перешел к подробному обсуждению функций сердца и некоторых связанных с ним функций печени и мозга. Он сделал вывод, что:

«Так же как вещество сердца наделено силой живой души и уникальная ткань печени наделена силой естественной души, чтобы печень могла создавать более густую кровь и естественный дух, а сердце – наделять кровь, которая течет по телу, жизненным духом. Таким образом, эти органы могут доставлять материалы ко всем частям тела, по каналам, оставленным для них. а мозг дает бодрость»[80]80
  Ibid. P. 535.


[Закрыть].

Возможно, это весьма слабый результат дерзких заявлений Везалия о своем праве обсуждать в медицинском труде душу – под таким выводом с готовностью подписались бы все галенисты, но, по крайней мере, Везалий объявил о своей независимости, хотя и не воспользовался ею.

Труды Везалия особенно впечатляют, вероятно, потому, что они настолько превосходят обычные анатомические опусы, что работы его современников в сравнении сильно проигрывают. Но ученый принадлежал к оригинальному и очень плодовитому поколению, и потому, когда он покинул Падую, университет без труда нашел ему замену, поскольку в Италии было немало достойных анатомов, внесших тот или иной вклад в науку. Один из самых интересных – Эустахио Бартоломео (1520–1574), практикующий римский врач, который – единственный из всех видных анатомов – не был связан с университетом. Его работы нередко были точнее, чем у Везалия, но он публиковался мало. В 1563 году увидела свет его маленькая книжица Opuscula Anatomica, в которой он сравнивал органы человека и животных. В ней автор отметил, что Везалий и многие другие анатомы обсуждали почки животных, а не людей, и указал на различия в венозной системе руки человека, обезьяны и передней конечности собаки. Эустахио также опубликовал анатомию уха. Он планировал большой подробный обзор, но уцелели только иллюстрации, напечатанные в XVIII веке. Среди профессоров анатомии в Падуе был Фаллопий (1523–1562). Его «Анатомические наблюдения» особенно хороши там, где речь идет о женских репродуктивных органах. Другие анатомы Падуи – Реальдо Коломбо и Фабриций из Аквапенденте – занимались физиологической анатомией венозной системы. Анатомия и физиология медленно разделялись, становились отдельными специализированными науками, правда, остались дополняющими друг друга.

В XVI веке существовало и другое, хотя и менее продуктивное направление в физиологии, видным представителем которой был француз Жан Фернель (ум. в 1557 г.). Его труд «Естественные части медицины» (Natural Parts of Medicine, 1542) был смоделирован по «О назначении частей» Галена, так же как Fabrica Везалия создавалась по образу и подобию «Анатомических процедур» Галена. Но Фернель был менее оригинален и недооценивал важность анатомии. Хотя он посвятил первую часть своей книги соответствующему обсуждению анатомических проблем, он явно считал, что врачи обращают слишком много внимания на анатомию и слишком мало – на врачебную практику. Современник писал: