Текст книги "Коза на роликах"
Автор книги: Маргарита Южина
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Так, может, мне в кресло сесть?
– Садитесь в кресло. Расслабляйтесь и слушайте меня, – строго приказала Люся и уже другим голосом продолжала: – Где-то в подсознании у вас живет…
– Давайте уж тогда я на диван лягу, если расслабляться-то…
Люся вдруг подумала, что неплохо бы и самой нервишки подлечить. Вот сейчас так хотелось силой усадить хозяйку на стул, да еще и чем-нибудь крепеньким сверху приложить, чтобы не прыгала! Однако надо было держаться.
– Если вы меня не собираетесь слушать, я пойду, – степенно поднялась она и тут же резко плюхнулась назад – хозяйка рванула гостью обратно на стул.
– Все. Я молчу!
– Нет, вы не должны молчать, я так вам помочь не сумею, – решила не тянуть резину Люся. – Давайте, рассказывайте мне о чем угодно, вам надо высвободиться от лишних эмоций. Говорите.
Женщина наморщила лоб, долго терла поясницу, а потом выдала:
– А чего говорить – болею…
– Хорошо, хорошо… Для начала расскажите мне о вашей семье, – погрустнела Люся и подперла ладонью щечку, приготовилась слушать. – Про мужа, про детей… Раскрепощайтесь…
– А чего тут… Семья у меня была… Да вся вышла. Муж, зараза такой, пил, меня бил, потом вдруг раз – и помер. Здесь ничего лечить не надо, это его бог прибрал. А затем… а затем я стала одна жить, детей-то у меня не было.
– Так, помедленнее, помедленнее. Чую, вот здесь уже горячее, – встрепенулась Люся и укоризненно взглянула на Валентину. – Вы что-то скрываете. У вас, наверное, дети все же были?
Недолеченная Валентина треснула об стол кулаком:
– Не было!! Своих никогда не водилось! Была лишь Римма, так она мне по мужу только, а так и не дите вовсе!
– Расскажите про нее. Чувствую, здесь прямо у вас биополе заклинивает.
– Я ж всегда говорила: от нее одна морока! Вот и поле заклинило! Надо же, змеища, а я ее еще так любила!!
Было ясно, что мачеха до сих пор не знает, что Риммы уже нет в живых. Но сейчас Люся ей об этом не скажет. Потом… когда придет домой – позвонит.
– Любили?
– Ну конечно! Мужик-то мой, отец ейный, меня с ней познакомил – вот, грит, моя дочь Римма, люби ее, как родную. Ну я и любила… а она…
– А она? – спросила Люся.
– А она мне такую пакость… Все, что ль, рассказывать? – уточнила Валентина и принялась рассказывать все.
Валентина всю жизнь прожила в стесненных условиях. Мать с отцом не смогли накопить единственной дочурке на отдельное жилье и, когда девице стукнуло тридцать пять, сами об этом крепко пожалели – к дочери стали наведываться ухажеры ненадежной наружности, частенько засиживались до глубокой ночи на кухне, пили крепкие напитки, рассказывали некрасивые анекдоты, Валюша громко смеялась, а старики в единственной комнатенке только кряхтели да терпели – все же пора было дочери создавать семью. Свидания на кухне вошли в добрую традицию, но дальше их дело как-то не двигалось, ни руки, ни сердца никто предлагать не собирался. Потом ухажеров стало меньше, смех стал звучать реже, зато все чаще доченька бросалась обидными словами:
– Вот если бы не вы, Ванька (Санька, Толька, Колька) давно бы со мной расписался! А так… Куда мы?!
Старики не знали куда деться, но однажды бог над ними смилостивился, и Валюшка выскочила все же замуж за залетного тракториста Митю. Митя так сильно стремился сделаться горожанином, что пожертвовал собственной свободой. Молодые жили вместе со стариками, было крайне неудобно, но потом все утряслось – Митя стал пропадать целыми днями неизвестно где и заявляться только под утро, когда старики уже спали, так что сильно он их не тревожил. Зато тревожилась Валентина. Однажды она даже отважилась на бурный скандал, после чего Митенька быстренько откланялся и сообщил, что уходит в общежитие. Якобы там ему не в пример удобнее. Валя спохватилась, загородила дорогу грудью и сообщила, что была не права, но Митю даже такое препятствие, как грудь супруги, не остановило. После этого Валентина решила всерьез заняться своей судьбой – написала во все газеты, раззвонила всем знакомым и незнакомым, что готова срочно выйти замуж! Откуда к ней принесло Рудина, она до сих пор не знает. Просто в один из вечеров в двери постучали, и на пороге оказался скромный мужичок, который вежливо щурился и прикрывал рот смятой кепкой.
– Вы к кому? – пробасила «невеста».
– Я это… жениться хочу…
В этот же вечер было организовано экстренное свидание, где снова лились горячительные напитки и рассказывались пошлые анекдоты. Только теперь анекдоты рассказывала сама Валя. Выйти за мужчину замуж она согласилась сразу же, как только услышала, что у него имеется собственная квартира. Даже то, что у жениха есть дочь, не играло уже никакого значения.
Утром Валя уже была в «своей» квартире, а через месяц они стали официально мужем и женой. Жили молодые какое-то время просто замечательно, первые четыре дня, потом же выяснилось, что супруг пьет. Нет, он даже не пил, а хлестал! Но, если честно, Валю это не сильно тревожило: чем меньше находился муж дома, тем ей было вольготнее. Правда, оставалась еще падчерица – Римма, девица восемнадцати лет, но Валя уже научилась с ней обращаться. Чуть что, и можно было прикрикнуть:
– В твои года девки уже по второму ребенку нянчат, а ты все мужа найти не можешь!
Римма тогда надолго затихала. Потом супруг умер – спьяну попал под чьи-то шальные колеса, – и пришлось задуматься о пропитании: как бы ни пил Рудин, а кормить своих женщин не забывал. И снова Валентине повезло. Однажды ей встретилась бывшая соседка и стала жаловаться, как-де трудно жить с деньгами. Вот якобы у нее дочь вышла замуж за состоятельного мужчину, а теперь мучается: ни кухарки порядочной не найдешь, ни садовника. А родную мать в кухарки брать положение не позволяет.
– Я! Я самое то, что вам нужно! – вскричала Валентина.
Она действительно считала себя поваром с большой буквы, так как два года смиренно отработала в студенческой столовой.
С понедельника Валентина вышла на работу. Хозяева оказались до неприличия наивными, платили огромные деньги и совершенно не опускались до контроля. Жизнь стала сытней и легче, Валентина расцвела и даже стала подумывать о новом замужестве. Сколько лет она еще проработала бы, неизвестно, но хозяевам взбрело в голову завести для своего пятилетнего дитяти гувернантку. И дернул черт Валентину предложить на это место свою падчерицу – Римму. А ведь все как лучше хотела: чтобы девка не болталась у мачехи на шее, а стала сама зарабатывать. Еще была мыслишка: может, девку кто в жены возьмет из друзей хозяев, тогда и квартиру менять не понадобится, и самой можно будет в старости к молодым пристроиться, не век же ей с кастрюлями плясать. Первое время все шло замечательно. Римма приходила утром и, пока ребенок занимался в малышовой школе, по настоянию мачехи варила, тушила и жарила, а потом занималась своими прямыми обязанностями. И ведь успевала же! Однако о такой расторопности очень быстро прослышали хозяева, Валентину уволили, ее обязанности возложили на Римму и зарплату, естественно, девчонке такую платили, что уже через полтора года она купила себе квартирку и съехала. Тогда Валентине стало совсем туго: работать абы где она не хотела, а кушать с каждым днем хотелось все сильнее. Пришлось заявиться к падчерице и потребовать у нее алименты. Римма, конечно, возмущалась:
– Валентина! Ну имейте же совесть! Я и так вам плачу ежемесячно три тысячи, больше пока не могу.
– И какое мне дело?! Я тебя растила, кормила, лелеяла – давай теперь ты меня пестуй!
Падчерица была не согласна пестовать, тогда Валентина обругала ее последними словами. Два раза пнула по двери и отбыла. Однако Римма радовалась рано. Валентина и теперь приходила за тремя тысячами, зато два раза в месяц.
– И что – Римма давала? – поразилась Люся.
– Так я ж продуманно заявлялась, – скромно хихикнула дама, – я ж первый-то раз как обычно приходила, а второй раз непременно к Римке на работу. А уж она так за свое место тряслась, ни пятнышка на себе не допускала. Неужель она станет терпеть, чтобы я на весь особняк порочащим криком исходилась? Оттого и давала. Безропотно. Только вот в этот месяц ничего не вышло: ее хозяева надолго укатили куда-то. То ли в Германию, то ли в Париж, врать не буду. Они-то укатили, а у Римки отпуск образовался, вот она и отсиживается дома, не открывает. Дома-то я ей чего ж… не страшно ей. Прямо извелась вся, никак не могу придумать, как к ней пробраться еще деньжат попросить.
– Вы говорите, Римма вам не открывает? Так, может, с ней случилось чего? Вы давно у нее были?
– Я ж говорю, в начале месяца, прям чем слушает человек! А случилось… Да чего с ей случится, девка-то здоровая, молодая, с деньгами, все у ее на месте, окромя совести.
– А внука своего вы давно видели? – допытывалась Люся, вспомнив Пашкины россказни об огнестреле молодой женщины у них на участке. Он говорил, что у погибшей еще и сынок остался пятилетний.
– Внука? Внука давно… еще ни разу не встречала. Да откуда у меня внуки-то?! – разозлилась уже Валентина. – Можно подумать, я бабка старая! У меня и детей-то не было, а она внуков каких-то придумала!
– А сын Риммы? Он же вам внуком приходится.
– Сын? У Римки чего ж, еще и сын был? Вот мерзавка… когда только успела. Ей прямо хоть на вторую работу устраивайся, не прокормит ведь она меня да еще и сына! Ой, как сердце-то щемит… так и ноет, так и зудит, чешется все…
Людмила уже видела, как хозяйка поглядывает на часы, поэтому вопросы из нее посыпались быстрее.
– Друг у вашей падчерицы был?
– Конечно, был. Собака. Страшенная такая…
– Я про мужчину… – начала выходить из себя уже и Люся.
– Нет! Вот чего не было, того не было! Я ей завсегда говорила, что она помрет, а так с мужиком и не помилуется, хи-хи. Ой, да откуда у нее мужчина?!
– Однако ж сын имеется…
– Дак сын-то какой мужик?! – никак не могла сообразить хозяйка. – Да ежли б она еще и по мужикам шастала, я б ее лично вот этими руками придушила, чтобы не срамиться!
Валентина потрясла пудовыми кулаками, и Люся поверила – такая бы придушила, и мотив у нее был, и злости достаточно, да только…
– Я, пожалуй, пойду. А вы немного полежите… после нашей беседы вам должно резко полегчать. Только подумайте над нашим разговором… у вас есть над чем задуматься…
Люся степенно, как и подобает истинному целителю, направилась к выходу, а хозяйка, дабы исцеление прошло быстрее, принялась морщить лоб, собирать к носу брови, то есть, как и советовала Люся, думать над разговором, нимало не беспокоясь о том, как гостья справится с замками.
Василиса оставила Катю дома без особого беспокойства. Как-никак девчонка была уже школьницей, росла вполне самостоятельной особой и проказничала не больше, чем Люсенька, когда оставалась одна. Теперь Василиса Олеговна стояла у дороги и лихорадочно трясла рукой, останавливая машину.
– Садитесь, – послышался хриплый голос из белых «Жигулей».
Голос водителя Василисе не понравился. Взгляд тоже. Мужчина был хмур, небрит, неприветлив и, честно сказать, весьма напоминал рецидивиста. Поэтому она опустила руку и резво посеменила к тротуару, будто ее у дороги никогда и не стояло.
Второй водитель оказался просто обаяшкой – улыбка подпирает уши, глаза с огоньком и молодежная челка цвета соломы.
– Вам куда, барышня? – обрадовался пассажирке водитель, будто это была его тетушка-миллионерша.
– Магазин «Соболь», – благочестиво сложила руки на коленях Василиса и тоже озарилась улыбкой.
Обаяшка тут же назвал такую цену, что улыбка у Василисы стекла к подбородку.
– Это же… что же… да за такую цену ты меня не на машине, а на руках нести должен, – проворчала женщина, но выходить было уже поздно: машина мчалась на полном ходу. – Еще улыбается… тут плакать надо…
Однако довез ее паренек быстро. Квартиру Кислицына Василиса тоже быстро нашла и смело ткнула пальцем в кнопку звонка.
– Вам кого? – открыла ей угрюмая пожилая женщина в темном одеянии.
– Мне… мне бы… Анатолия Кислицына, – предчувствуя недоброе, прошелестела сыщица.
– Анатолия? – всхлипнула женщина и обтерла лицо концом платка. – Не может Анатолий к вам выйти.
– Умер?
– Да господь с вами! – испугалась женщина. – Живой ишо. А вы кто?
– А вы, простите?
– Я – мать его, Любовь Викторовна Кислицына.
– А я Василиса Олеговна Курицына, очень рада познакомиться. Я по профсоюзной линии. Слышала, что Анатолию нездоровится, вот и принеслась. А вы что, меня впускать в дом не хотите? Мне с Анатолием поговорить надо.
Любовь Викторовна как-то закручинилась, блеснула слезой и, вытолкав Василису подальше от двери, выскользнула сама.
– Не может он на люди показываться, хворь у него! – звонко зашептала она, пытаясь дотянуться до уха Василисы.
– Ой, какие сложности! – фыркнула та. – Таблеточка имодиума, и результат налицо. Я всегда так делаю, если с желудком проблемы и на люди показаться невмоготу.
– Да что вы! У него совсем не то! – замахала на нее руками Любовь Викторовна. – У Анатолия боязнь людей! В детстве его сосед алкаш напугал, мальчонкой он вообще от людей бегал, а потом мы его к психиатру сводили, вот он и насоветовал, чтобы Толик с собаками возился. Помогло. Но вот иногда еще срывы случаются. Как чего стрясется волнительное, так Толик – бегом домой и под кровать. Сейчас вот снова что-то стряслось. Вы уж извините, он вас не примет, он любого человека боится.
– Ой, ну что вы! Да какой я там… меня многие вообще и за человека-то не считают, – замахала руками Василиса. – Неужели вы думаете, я его так испугаю?
Любовь Викторовна внимательно вгляделась в лицо собеседницы, Василиса даже профилем повернулась, даже улыбнулась нежно и ласково.
– Вы? Да. Испугаете, – не купилась на нежность женщина. – Вы в следующий раз зайдите, может, он в себя придет, тогда уж…
Женщина уже хотела скрыться за дверью, но Василиса вдруг цепко ухватила ее за рукав.
– Говорите, не выходит? А как же он пса выгуливает? – сощурилась она.
– Какого? Вы про какого пса? Мы собак не держим, Анатолию и на работе животин хватает, чего уж дома псарню разводить?
– Ага! А как же Олаф? Ротвейлер такой, сытенький? В последний раз, когда я видела Анатолия, он как раз его за поводок вел…
– Может, и вел, только нет у нас псов, – растерялась Любовь Викторовна, – вы же слышите – никто не лает.
Василисе крыть было нечем. В комнату силой врываться не хотелось, и верилось, что эта самая Любовь Викторовна не врет, видать, и впрямь неможется бедолаге.
Возвращалась домой Василиса в настроении самом мерзком: выкинула деньги на такси, пришлось разориться на Катюшин журнал, а самое главное, ничего стоящего от этой поездки не получила.
– Баба! – кинулась к ней Катюша, едва она открыла дверь. – Баба, ты журнал купила?
– Я же обещала, – Василиса обиженно дернула плечом и плюхнула на стол толстый журнал. – За него больше сотни отдала, но уж, если договаривались, можешь быть уверена, баба Вася наизнанку вывернется, а принесет!
– Баба! – вдруг со слезами вскрикнула Катя. – Я же тебя просила купить «Капельку дамской тайны»! А ты «Хорошего помаленьку взяла»!!
– А какая разница? – вытаращилась Василиса на внучку.
Девчушка уже начинала подвывать:
– «Каа-а-апелька та-а-айны» всегда печатает, как за собой правильно следи-и-ить, чтоо-о-обы муж не догадался-я-я-я… А в «Хорошего помаленьку» только порнуху печа-а-а-тают!
Василиса округлила глаза, потом схватила журнал и крепко прижала к груди.
– Катенька, что за лексикон у тебя! Ну ладно, ты не переживай, этот журнальчик я выкину потом… Надо же! А он еще в такой целлофановой упаковочке, в матовой…
– Так это специально, – уже тише всхлипывала внучка. – Это так делают, чтобы дети… не видели, а ты мне прямо на дом…
Катины рыдания прервал звонок в дверь. Василиса заметалась по комнате, не зная, куда пристроить срамной журнал.
– Мам, ну как вы? – вошел счастливый Пашка с коробкой торта. – А я вот сегодня пораньше смотался, ну и… Вижу, вы книжки читаете? – кивнул он на журнал, который Василиса так и не успела запрятать. – Мам, ты Кате «Каштанку» почитай, им по программе нужно. Ма, да чего ты вцепилась-то? А-а-а, так это журнал «Эрудит»?
Пашка внимательно присмотрелся и сквозь матовую пленку углядел, видимо, нечто…
– Да, Пашенька, это в некотором роде «Эрудит», но ты не волнуйся, я его Катеньке не читала! Это я для Люси, она просила! – зачастила Василиса. – А ты иди, Паша, иди, чаек ставь.
Едва Павел, качая головой, отправился на кухню, как Василиса Олеговна спешно сунула журнал под диван и с облегчением вздохнула.
– Садитесь, сейчас тортик резать будем. Ах ты, еще кого-то несет!
Принесло Люсю, а за ее спиной маячила счастливая физиономия Маши. Мария Игоревна Савина была давнишней подругой и Люси, и Василисы. Судьба долгое время обходила ее семьей, детьми, а потом вдруг разом огорошила и супругом, и отпрысками. Муж оказался мерзавцем, с ним пришлось расстаться, зато с Машенькой остались двое мальчиков – Гриша и Тема. Мария Игоревна расцвела запоздалым материнством, была счастлива, и поэтому на ее лице всегда играла улыбка, как вот сейчас.
– Тетя Люся, здравствуйте, – вышел в прихожую Пашка с куском торта. Увидел Машу и захлебнулся восторгом: – Мария Игоревна!! Проходите! Умница вы наша! Я так рад вас видеть! Ну как ваши дела?
Люся и Василиса онемели от удивления. Конечно, Павел никогда не был грубияном – он всегда тепло приветствовал всех друзей матери, однако же такой бурной радости в нем никто доселе не вызывал.
– Здравствуй, Пашенька, – усмехнулась Мария Игоревна, зардевшись.
– Проходи, Маша, – пригласила и Василиса. – Рассказывай, что у тебя за дела такие?
– Сейчас, девчонки, расскажу – со стульев попадаете!
Павел засуетился, стал собирать Катю и через несколько минут уже прощался:
– Мам, ну вы тут того… уже без нас. Я завтра, если попросишь, могу еще и Наденьку привести.
– Завтра у нас заслуженный выходной, – сурово нахмурилась Василиса и звучно захлопнула за сыном дверь.
Подруги устроились на кухне, Василиса поставила к Пашкиному торту свое нехитрое угощение и села напротив Маши – очень хотелось узнать, отчего это так перед ней распинался ее сынок. И, судя по лукавому Машиному взгляду, той было что рассказать.
– Девчонки, вы себе не представляете! – начала она, отрезая себе кусочек бисквита с кремовой розой. – Я же своим мальчишкам компьютер купила.
– Это мы знаем, – перебила ее Люся. – Тебе ссуду на работе выдали, и что дальше-то?
– А то! Мальчишки мои подключились к Интернету. Ну это, как бы вам объяснить, устройство такое…
– Это мы тоже знаем, – прервала ее теперь уже Василиса. Конечно, она знать не знала, что такое Интернет, однако драгоценные минуты на ликбез тратить не хотела.
Машенька же поедала маргариновые розы и будто нарочно испытывала терпение подруг.
– Так я ж и говорю, я эту штуку тоже освоила. И стала туда влезать надо и не надо. Ой, не поверите, там такой раздел есть – знакомства! Даже с иностранцами! Такие любопытные экземпляры попадаются… Да. Ну так вот. Вижу однажды – мой меньшенький, Темочка, нехорошо как-то к монитору прилипает. А глупенький совсем, думает, если мне столько лет, так я эту науку не осилю! Вижу – даже не пугается, так уверен, что я в компьютере полный ноль. Это я-то! Хи-хи…
– Нет, ну сколько можно тянуть?! Вася, пни ее, ты ближе сидишь! – осерчала Люся и рывком отодвинула торт от Марии Игоревны. – Ты о главном говори!
– Да не злись ты, Люся, – усмехнулась Маша. – Короче, дождалась я, когда детки мои в школу убегут, а сама в этот сайт. Вижу, много там всяких писак, чего только не пишут, но особенно мне не понравился некий Пупс. Вот, девчонки, объяснить не могу, а не нравится, и все тут. И ведь что интересно, у всех возраст спрашивает. Ему, конечно, пишут, но он не со всеми переписывается: если кто старше четырнадцати, мигом прощается, а вот у кого возраст младше, с теми нежное знакомство закручивает.
– Вот гад, да? – выдохнула Василиса. – Это что же, маньяк, да?
– И ведь главное, ничего не сделаешь, – раздосадованно прищелкнула языком Люся.
Маша опять лукаво сверкнула глазами и ухватила розочку.
– А я сделала! Стала с ним переписываться, представилась Аленкой Машиной одиннадцати лет, по компьютеру-то все равно ни черта не видно, и давай ему всякие глупости строчить.
– И что? – в голос выдохнули подруги.
– А то! Через две недели этот Пупс мне свидание назначил! Нет, представьте – девчонке одиннадцать, а ей какие-то пупсы!.. Ну, я, конечно, как полагается, твоего Пашку в известность поставила, посоветовалась – кто его знает, а может, мальчишечке лет десять. Однако «мальчишечка» старше оказался, а в милицию уже поступали какие-то жуткие сведения по поводу пропажи детей. Ну и представьте – они его, голубчика, и выловили. Как потом выяснилось, этому «пупсу» пятьдесят семь лет, и на его совести не одно преступление. Милиция давно за ним гонялась, да только отыскать его не просто было, а у меня получилось!
– Молодец… – пролепетала Люся.
Василиса тоже была рада успеху подруги, но полной радости не получалось – глодала обида на Пашку! Это же надо, деспот! Как только почует, что Василиса или Люся на что-то криминальное наткнулись, сразу же крику, угроз – целый вагон! А тут, пожалуйста, Машенька в самом пекле событий, и он милостиво разрешает даме вести дело наравне с органами. Даже оказывает всяческую поддержку! Конечно, Машенька с этим маньяком не сильно рисковала, по возрасту немножко не подошла, однако ж каков сынок, а? И он еще завтра хочет засадить ее дома с внучкой?! Пусть приводит, посмотрим, кто кого…
Машенька сидела еще долго. Она рассказывала, что записала младшего – Тему на бокс, говорила, что старшенький, Гришка, поссорился со своей подружкой Маринкой, потом сообщила, где она покупает кур на двадцать рублей дешевле…
– Ой, девочки, что это он тащит? – вдруг взвизгнула она, тыча пальцем на Малыша.
Малыш выцарапал-таки из-под дивана Василисин журнальчик, поработал над ним зубками и теперь рваные клочья притащил хозяйкам.
– Вася! Откуда в нашем доме такая мерзость? – подняла двумя пальчиками остатки странички Люся. – Может, хоть карандашом срам закрасить?
– Люся, выброси немедленно! Не знала, что у тебя тяга к такому… к такому… – Василиса не могла найти слов от волнения.
Вот сейчас подруга всерьез начнет выяснять, кто эту штуку купил, и что ей отвечать? Что Василиса купила его для внучки?
– Люся! Совсем забыла тебе сказать, сегодня же Ольга приходила! – лихо отвлекла она подругу от ненавистного журнала. – В ресторан собиралась, бусы твои искала, а потом… Ну ладно, потом…
– Вижу, снова какие-то секреты, – притворно вздохнула Машенька и стала собираться. – У вас, девчонки, хорошо, но пора и честь знать. У меня еще дома столько дел, столько дел…
Когда Мария Игоревна ушла, подруги переглянулись.
– Вот, Вася, так надо работать: никому ни слова, стираешь себе, стряпаешь плюшки и между делом раскрываешь преступления. И скромненько, и со вкусом. Так чего там Ольга-то говорила?
– Она мне адрес Кислицына дала. Я, конечно, понеслась к нему…
– Ну?
– Вот тебе и ну! Не дали мне с ним поговорить! Матушка статуей встала: не пущу, говорит, потому что сынок очень людей пугается, болезнь у него такая, вот. И самое непонятное – собаки Риммы у него нет.
– Так-так… А куда ж собачку-то?
– Я не знаю, не сказали. Может, отдали кому.
– Олаф пес солидный, его к кому попало не сунешь. Значит, есть еще кто-то, кого Римма со своим псом знали замечательно, он-то и взял собаку.
– Вот этот «кто-то» есть, а мы даже не знаем, кто он! Ты-то что-нибудь выяснила?
Люся подробно рассказала, как прошла встреча с мачехой Риммы.
– И ведь по характеру такая запросто прибить может, и мотив-то у нее есть, а вот что-то мне подсказывает, что не Валентина падчерицу прикончила, – рассуждала Люся.
– «Что-то»! Ты же сама говоришь, та нервная покупательница на весь рынок кричала, что в пятницу Валентина ей продала пирожок без мяса. А как же она могла с Риммой расправиться, если у нее еще торговля шла вовсю?
– Верно, не могла она. Вася, я вот все думаю, отчего никто не спохватился Риммы? Мы и с соседкой беседовали, и с мачехой, и подругой-одноклассницей! И никто – заметь, никто! – не обмолвился, что Рудина погибла. Может, она не умерла? Опять же и собака куда-то исчезла?
– Ну конечно! Ты, Люсенька, сейчас наговоришь! А где она тогда? И потом, ты помнишь, как она лежала? Может, тебе плохо было видно, а я отлично разглядела! У нее же все неживое было! И руки болтались, и голова свисала, и сама вся непонятная… Нет, с таким внешним видом не живут, это я тебе точно говорю. Мы же с тобой кого расспрашивали? Соседку, которая и не видит никого, кроме своего блудливого мужа; мачеху, та и вовсе вспомнит о падчерице, когда деньги кончатся. А хозяева, у которых работала Рудина, уехали за границу, Кислицын решил с ума сойти, и поговорить-то не с кем.
Василиса разошлась. В волнении она беспрестанно сыпала ложечкой сахар в кружку, и чай уже переливался на стол. И все же Люсю нелегко было сбить с толку.
– Не знаю… – задумчиво ковыряла она торт. – Мы ведь сообщили в милицию, а уже они должны были сказать о случившемся родственникам. Кому-то ведь и хоронить нужно. Но это если Римма скончалась, а если нет, тогда очень легко все объясняется: отправили в больницу и ждут, пока она в себя придет. Может, и нам подождать? Чего мы роемся на пустом месте? Может, и преступления нет никакого…
Василиса не могла слушать такие речи. Да еще после того, как Машенька расписала собственный триумф!
– Вот, Люся, я всегда подозревала, что ты на медузу похожа, такая же равнодушная!
– Я не…
– А я говорю, похожа!! Пусть даже так, девушку не до конца добили, но где она?! Ты вот спокойно вкушаешь сласти, а бедная Рудина, может быть, валяется сейчас где-то… полуживая… и ждет от нас помощи! Пока я не увижу Римму собственными глазами, не успокоюсь! Ее надо отыскать. И собаку, Олафа этого, тоже.
– Так, может быть, Олафа кому-то отдали?
– Кому?
– Да что ты кричишь на меня? Отдали или продали… – отбивалась Люся от взбудораженной Василисы.
– Продали? Я сама видела, Кислицын сейчас будто крот – под кровать зарылся, людей боится. Не в таком он состоянии, чтобы бизнесом заниматься, собаками торговать!
У Люси вдруг выпала кружка из рук.
– Ва-ся… А почему ты решила, что он боится? Может, он не пустил тебя просто потому, чтобы ты не увидела в его доме… Может, у него что-то там такое…
– Римма Рудина? – ужаснулась Василиса и прикрыла рот ладошкой. – Он ее убил… надругался… и еще не успел скрыть следы преступления, да?
– Нет не «да»!! – взвилась Люся. – Ну куда тебя несет все время?! Знаешь, скорее всего было так: Кислицын забирает Рудину к себе и скрывает ее. Понимаешь, он ее не убивал и не знает, кто это сделал, а пока не найдет преступника, просто держит Рудину у себя для безопасности. Потому и сказался больным. И собака у них!
– Не-а, не получается, – покачала головой Василиса. Конечно, версия эта сильная, однако выскочила она не из уст Василисы, поэтому надо было покритиковать. – Если Рудина жива, зачем ему тогда искать преступника, ведь Римма сама может его назвать, ведь она же дверь кому-то открыла. А если она погибла, то Кислицын к нам первым должен был прибежать. Сама подумай: он приходит, никого, кроме нас, нет, а хозяйка лежит на кухне убитая! Ну и на кого думать? Я бы сразу на тебя подумала, у тебя и лицо такое… морально неустойчивое. Хотя… за этим Кислицыным можно последить. Тащи листок, сейчас будем план работы расписывать. Эх, если бы нам кто-нибудь из милиции сказал, жива эта Рудина или нет…
За окном уже смеркалось, а подруги все сидели на кухне, чиркали ручкой на листке и что-то бубнили. В конце концов решили работать в трех направлениях: первое – вести за Кислицыным наблюдение; второе – проникнуть в театр и войти в доверие к артистам; третье – установить хоть какой-нибудь контакт с милицией, чтобы точнее узнать, а кого же, собственно, искать: еще живую Рудину или мерзавца, который ее убил…
И только когда план был аккуратно записан, душа как-то успокоилась. Василиса включила телевизор, уставилась в экран, где сражались за жизнь «Последние герои», потом достала вязание. Она уже давненько придумала себе новый рисунок для кофточки, купила пряжу и даже что-то уже связала, да вот дела никак не позволяли отдаться любимому занятию полностью. Финли немедленно улегся на уже связанный кусок и принялся урчать и тискать изделие когтями. Совершенно непонятно, отчего кот так любил теребить лапами Василисины эксклюзивные поделки! Малыш же не хотел тихо и мирно блаженствовать с пряжей, поэтому наскакивал на кота, приглашая того вдоволь поноситься по комнатам.
– Васенька, ты чего это? – удивленно вздернула брови Люся.
Она домывала в кухне посуду, и теперь мирная картина ее возмутила.
– Вася, ты что, никуда не собираешься? А зачем мы тогда ломали головы, придумывали планы?
– Люся, а мы разве не с завтрашнего дня приступаем?
– Правильно! Пока ты будешь плести свои дырявые кофты, преступник будет плести для невинных граждан паутину пострашнее! Нельзя терять ни минуты. Сейчас же идем следить за Кислицыным. У него может быть собака, а собаку он обязан выгуливать. Ну и когда песик вдоволь нагуляется, если не поздним вечером? У него же хозяин людей боится, значит, выйдет тогда, когда меньше всего народу, то есть сейчас.
Рассуждала Люся логично. Однако брести на ноябрьский холод поздним вечером несильно хотелось.
– А может быть, лучше начнем завтра, часиков с семи? – слабо предлагала Василиса.
– Завтра в семь у нас театр! – сурово отрубила Люся и промаршировала одеваться. Василиса поспешила за ней.