Текст книги "Дитя платонической любви"

Автор книги: Маргарита Южина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– И ноги кривые? – насторожился Дуся.

– Не, нормальные ноги. Только у нее колготки такие… ну, кривые будто бы, все в такой узор изломанный. И, значит, прошла, а я ей еще крикнул: «И кто это тебя, касаточка, к нам заслал?» Она так на меня глянула, так еще наклонилась бессовестно и с хитрой такой улыбочкой мяукает: «Сам вы, дедушка, засланец!» – и поскакала на второй этаж.

– Так прямо и сказала «засланец»? – не поверил Дуся.

– Так я чего – врать буду, что ли? Самому обидно.

Мужичок от такого недоверия даже закурил.

– А чего за ней не побежал? – тормошил его Дуся.

– Хотел побежать. Хотел. Но забоялся. Ты ж знаешь мою кикимору! Ну, в смысле, жену мою! Ведь она, например, всегда в самый неподходящий момент возникает! И как только пробирается? Я, значит, уселся снова перед телевизором, а у самого все так и просится на второй-то этаж. И тут слышу – хорошо что не ушел, моя откуда-то лезет.

– А чего это ваша жена не в двери?

– Она ж знает, я двери ей ни в жисть не открою! Что она – роженица какая, чтобы ее ночью в роддом пускать? Вот и ищет пути обходные. А я потом эти пути заколачиваю. Тут вот, например, только заколотил, так ведь нет, слышу, опять где-то кряхтит. Значит, новый путь отыскала. Пошел искать и точно – на лестнице с черного хода дыра – бычок трехлетка пролезет! И возле той дыры чья-то корма женская торчит. Застряла, значит, бедняжка моя супружница. Я думаю – сейчас подкрадусь и ка-а-ак рявкну в ухо, может, оглохнет хоть немножко. Подкрадываюсь, только в легкие воздуха набрал, глядь, а это и не моя вовсе! Это у нас на сохранении лежит одна. Давненько уже отдыхает, да вот, видно, по мужу соскучилась, решила в самоволку сбежать. Да вот незадача – застряла. Ну я здесь-то кричать не стал, что ж я, не понимаю! Наоборот, приладился, в седалище ей уперся и значит, по всем правилам, толкаю. Осторожненько, чтобы здоровью вред не нанести. И уже вроде как на лад дело пошло – протискивается дамочка-то! А тут, как на грех, и моя сирена взвыла! Откуда ее черт пригнал, ведь все же дырки, кажется, заколотил!! Дамочка ногами от нервности дрыгает, а обратно просочиться уже не в состоянии. «Ой, – кричит, – вы мне фигуру помяли! Куда, – грит, – вы меня выталкиваете, когда я вовсе даже обратно лезу!» А моя оглобля подскочила, рот растопырила: «Отпусти, – орет, – ее места деликатные! Надо же – весь тыл у женщины руками исщупал! И какая только дура, – кричит, – к тебе задом догадалась застрять!» Ну и чего? Ты ж должен понимать, какая там заваруха поднялась. У меня, например, потом часа три щеки горели, будто на них блины жарили.

– Да чего уж так стыдом казниться?

– Каким стыдом! Сначала моя анафема меня по морде лица приложила, а потом и та дамочка разохотилась. А в конце концов пока мы там в Тянитолкая играли, у нас еще и мамашу куда-то утащили! Ну невезуха и все тут! Да еще и дитёнка… Вот дитёнка мне жальче всего… сам-то за себя не постоит.

– И женщину тоже, говорят, сонную утянули. Сонная ведь тоже сильно руками не намашет, – напомнил Дуся.

– Так она ж проснуться может! Я б, например, и не спал бы вовсе, если б меня куда транспортировать взялись!

Дуся тяжело вздохнул. Ирина бы тоже по доброй воле не дрыхла. Тут все продумано было.

– Спал бы, – успокоил он сторожа. – Укол бы воткнули, и спал бы.

– А ты откуда знаешь, что ей воткнули? А… Так это ж… это ж твоя жена? – испуганно прикрыл рот сторож. – И ты, значит, меня казнить пришел…

– Да нет, я узнать просто…

– А я б, например, казнил. Чего это нет-то? – не согласился дядя Юра. – Ну не хочешь, я не набиваюсь. А вот рассказать, я тебе все рассказал.

Мужчина важно поднялся со стула и направился по длинному коридору – бдеть.

– Дядя Юра! – кинулся за ним Дуся. – Дядь Юра. А вы никаких санитаров вместе с той медсестрой не заметили?

– Каких санитаров? – набычился охранник. – Я тебе, Евдоха, так скажу – я этих санитаров и замечать не собираюсь. Лодыри они! Бездельники! Они, например, женщин на носилках таскать должны, а их самих носить надо – то пьяные, то больные! А деньги, значит, такие же, как я, огребают! А разве ж мой труд с их сравнишь? Я же день и ночь тут пнем сижу – охраняю!

– Ага… Пнем и сидите – из-под носа на носилках женщину похитили. Скоро машинами вывозить станут…

– А ну иди к носилкам, паразит! Чего тут толкешься? Я вот, например, видел, сейчас дамочку привезли, а муж ее от переживаний в обморок улегся, и так неаккуратно – прямо среди порога – ни пройти, ни проехать. А Васька-студент возле него крутится, то за ногу потянет, то за шею, да только разве одному Ваське того быка упереть! А тебя нету! А ты тут мне голову морочишь! Сейчас как наверну тряпкой! Баб Глаша! Дай тряпку, я Дуську бить собрался!

Дуся обиделся. Такого несерьезного отношения к допросу он от дяди Юры не ждал. Прошляпил, ротозей, Ирину Радько, а еще тряпками машет…

Дуся повыше поддернул штаны и побрел осматривать все лазейки. Ведь откуда-то же появилась эта «медсестра» со своими «санитарами»! И эта лазейка должна быть на первом этаже – иначе как же вынесли Радько на носилках? Дуся увлеченно таращил глаза, кривил губы, даже язык вываливался от усердия – он искал дверь, или дыру, или еще что-нибудь, через что могли вынести носилки с несчастной Радько. Ведь не через главный вход ее своровали! И тут Дуся как-то не совсем комфортно себя ощутил. Вот елозит что-то и все, будто червяк какой по спине ползает. В общем, ощущение какое-то было. Надо сказать, неприятное чувство, словно ты сидишь… в ванне, а за тобой подглядывают. К примеру, затылок так и сверлил чей-то взгляд. Дуся напрягся, потом резко обернулся – оп! Никого. Показалось. Ну совершенно пустой коридор… А кто сверлил? Нервы…

Дуся снова принялся соваться во все закоулки, а из дверного проема беззвучно вылезла тень, и пара напряженных глаз опять уставилась ему в затылок.

Евдоким Филин заглядывал в каждый кабинет, в каждую палату, добросовестно облазил даже маленькие закутки – лазеек было великое множество. Однако носилки с лежачим человеком ни в одну просунуться не смогли бы.

– Это ктой-то тут нюхается?! Дуся?! А чегой-то ты шныряешь? Никак рупь потерял? – появилась с неизменным ведром баба Глаша.

– Баба Глаша! Вы-то мне и нужны! Сейчас я вас допрашивать стану. Ну чего вы скуксились, надо же преступника искать!

– Ну уж ты-то искун! Иди вон, работай лучше! Так я и буду допрашиваться! У меня еще работы – почитай на весь день. Да и в душ тороплюсь! – отмахнулась санитарка.

Дуся загородил старушке дорогу.

– Чего это вам приспичило в рабочее время – и в душ? – скривился Дуся. – Хотя, конечно… С вашей работой вечно и руки грязные, и ноги, наверное…

– И ничего не наверное! Я вся как есть чистая! – обиделась старушка. – А в душ тороплюсь вовсе не мыться! Там сейчас сеянс хранцусского языка будет!

– А… А вы ничего не путаете? С чего бы это в душе – французский? – оторопел Филин.

Многое можно было встретить в их роддоме, но вот иностранные ликбезы до сих пор не устраивались. Как-то наивно считалось, что дамочкам в этом месте не до французских языков. Видать, медицина резко вперед рванула – ни часу без образования!

– А и чего с тобой лясы точить? – махнула рукой баба Глаша. – Говорю же – иностранщиной там маются! Вчера вечор приходила тетка, косметику притаскивала – «Запах детства» называется. А сегодня специлист придет, беременным мамочкам по-хранцусски на брюхи орать станет, тода детки в утробе услышат и сразу родются с хранцусскими знаниями. По-ненашему лопотать начнут еще в пеленках, во!

– А нельзя, чтобы сразу в пеленках – и по-нашему, по-русски? – глупо хлопал ресницами Дуся.

Бабуся не стала тратить драгоценного времени на дремучего санитара.

– Ой, да чего тебе толковать! Сам не пользуешься, другим не мешай!

– Не-е-ет, вы, баб Глаша, погодите! Да куда вы несетесь все время?! Прямо на французский она собралась! В вашем-то брюхе кто учиться будет?! – осерчал уже Дуся. – Куда идти?

Баб Глаша хотела было съязвить, что и в его брюхе особенно обучать некого, но отступилась, уж больно решительно у Дуси дергались щеки.

– Вон туда, самая последняя дверь по этажу… – буркнула она. – Да нешто не знаешь, где у нас душ?!

Дуся уже не слушал коллегу, он отправился в душевую.

В маленьком помещении негде было яблоку упасть, и появления мужчины в деликатной дамской комнате никто не заметил. Однако баба Глаша просчиталась. Сегодня вместо французского специалиста человек шесть беременных пациенток завороженно глазели на пожилую, дебелую даму, которая активно размахивала руками, закидывала голову и закатывала глаза, иными словами – что-то рекламировала.

– Девочки мои! – тоненьким голоском верещала дама. – Корректор фигуры «Молодая антилопа» – это единственное, что вам сейчас требуется. Вот смотрите – здесь семьдесят ампул. Всем видно? Разбрасываем их по полу… Женщина! Не швыряйтесь препаратом! Вы его еще не купили! Так вот, значит, разбрасываем, а потом подбираем – и в рот!

Особенно послушные мамочки так и делали – что-то разбрасывали на полу душевой и стремительно тянули в рот. Вероятно, мечтали откорректировать фигуру немедленно. Причем такая мелочь, как последняя стадия беременности, никого особенно не смущала. И все же дама была недовольна.

– Господи! Что вы там в рот тянете?! Это не ампула, это совершенно посторонний мусор! А вы, дамочка! Что это вы на полу расползлись? Неудобно подбирать? А как вы хотели откорректировать фигуру? Старайтесь! Нет, пока еще не старайтесь, сначала деньги уплатите… Кто еще не заплатил? Это вы там бесплатно приседаете? Запомните – «Молодая антилопа» ничего, кроме радости и улыбок, не принесет!

– Точно! Мужики бы ухохотались, если бы вас сейчас видели! – не удержался Дуся. – Особенно наш главврач.

– Девочки! Это провокация конкурентов! – взвизгнула дама и стала надвигаться на Дусю мощным, неоткорректированным торсом. – Нам надо от него избавиться.

Дамочки дружной стайкой послушно двинулись на «конкурента».

– Стойте! Я вам избавлюсь! – грозно рыкнул Дуся и выпятил живот. – Я, может быть, тоже жутко интересуюсь фигурой! А еще я интересуюсь, кто это вам, уважаемая, позволил наших беременных калечить? У вас лицензия есть? Значит, вами еще и органы заинтересуются! А также мне жутко интересно, как это вы прокрались в наше закрытое помещение?! Сюда даже мужья пробраться не могут! Разве что только поужинать, а вы каким путем?

Пожилая дама мигом остыла и даже, наоборот – вся засветилась:

– Так вас только это интересует? Господи! Какие мелочи! Сейчас покажу!

Дама подскочила к куче с простынями.

– Вот сюда на простынку ложитесь… Нет, лучше на две… ложитесь, ложитесь! Так, теперь закрываете глаза… Да не бойтесь вы! Сами же спрашивали! Ну что – дальше рассказывать? Тогда прикройте глазки и представьте себе море, песочек…

Дуся блаженно растянулся, прикрыл глаза, однако представить ничего не успел, а ведь хотел! Крепкий букет из чьих-то сильных рук попросту вышвырнул его из окна.

– Ння! – постыдно вякнул Евдоким Филин, тюкнувшись седалищем о газон.

Конечно, простыня развернулась, и он поспешно вскочил. Хорошо еще, что никто не углядел этого позорного падения. Ну сейчас он покажет это старой Антилопе!

Бежать снова через дядю Юру Дуся не захотел и метнулся в служебный вход. Двери гостеприимно распахнулись.

– Ну погоди, холодец с глазами! – понесся он к душевой и вдруг остановился как вкопанный.

Служебный вход! Вот оно что! Ну конечно! Зачем искать какие-то лазейки, когда совершенно свободно можно пройти через эту дверь! Между прочим, все так и делают… Теперь дело труба – ни один свидетель точно не уследит, сколько человек и кто именно проходит через этот вход.

Дуся расстроился – дело еще не успело развернуться, а уже зашло в тупик. Радько украли, ребенка похитили, и одному ему никак не найти преступников. Тут нужна спаянная команда.

Евдоким уже хотел с горя уволиться, но вспомнил маленький квадратик клеенки «Филина. Девочка…» и решительно всхлипнул. Он найдет эту маленькую Филину! И мать ее, черт с ней, тоже найдет! А что ему! Соберет команду из мощных и надежных единомышленников и накажет злодеев! Только надо подумать.

Дуся встал в позу Наполеона и устремил взгляд на покрашенную стену. Из мощных и надежных единомышленников ярко высвечивались только две фигуры – сам Дуся и его матушка. Больше достойных не намечалось.

– Ну и ничего! Не очень-то и нуждаемся… Сами найдем. Маменька, кажется, хотела кого-то огорошить, то есть уже приступила к поискам. Ох, не знает похититель, кому войну объявил… – с сожалением вздохнул Дуся и потрусил домой.

О работе в такой судьбоносный день он и не вспомнил.

Глава 3
Полцарства за… мышь

Олимпиада Петровна еще с самого утра выудила у сына записку с телефоном Антона Сивцова и теперь нервно нажимала кнопки аппарата. Антон являлся близким другом Ирины Радько, и ее адрес должен был знать. Непонятно отчего, но детективная деятельность очень волновала даму. От повышенной нервозности Олимпиада Петровна даже схватила на руки терьериху Душеньку и теперь с трепетом наматывала на палец ее шерсть вместе с хвостом. Душенька тявкала и кусала хозяйку за пальцы. Однако Олимпиада Петровна уже ничего не замечала, она волновалась, как школьница после первого прогула.

– Алло… Это Антон? Ах, это его папа! А мне нужен Антон!.. Антон? Здра-а-авствуйте, это Ли… Леночка!.. Как какая? Хо-хо-хо, неужели не узнали? Проказник! А ведь нас Ирочка знакомила! Хо-хо-хо! Я ее маленькая подружка!.. Как это нет лающих подружек?.. Ах, так это не я лаю, это у меня так… не отвлекайтесь. Я ведь к вам по делу, да! Я вам сейчас звоню из… из конторы, да. Так вот, я выписала Ирине внеочередное пособие… Ой, да никто у меня не храпит… Не отвлекайтесь! Так вот, я выписала, а куда принести не знаю… Большое ли пособие? О да! Я же по-дружески! А куда принести… Нет, ну зачем же сразу к вам! Я ее родителям должна… С чего вы взяли, что у нее и родителей-то нет? Вы что – знаете наверняка?.. А, ну да, ну да… Есть, только они плохо себя ведут… Ну тогда я пойду их пожурю… Ах, их воспитывать и воспитывать?.. Ну… понимаете… Короче так! Адрес Ирины диктуй, Макаренко! Мал ты еще родителей воспитывать!.. Записываю, конечно!.. Нет, это не я лаю, это собака храпит!.. Ну конечно, записала!.. Я вам премного благодарна, хо-хо-хо… Ах, и вам пособие? По-дружески? Ну какой разговор! Непременно выпишу – по беременности!

Олимпиада Петровна устроила трубку на рычаг и мило улыбнулась зеркалу:

– Только не надо меня хвалить, это не скромно, – сладко кокетничала она со своим отражением. – Хотя… Пора признать, что преступники у меня почти в косметичке! Во всяком случае, адрес Ирины Радько у меня в кармане. И кто знает, может быть, она сама сейчас откроет мне дверь.

Зеркало охотно кривлялось вместе с хозяйкой и бесстыдно кричало, что в роли «маленькой подружки» в доме Ирины Радько ее не примут.

По адресу Ирины Олимпиада Петровна добралась к полудню. Мелькнула недобрая мысль, что в будний день родственников может не оказаться дома, тогда новоиспеченная сыщица немедленно пообещала себе наведаться сюда еще раз вечером. Однако вечером возвращаться не пришлось – двери открыли после первого же звонка. Олимпиада Петровна уже заготовила «сказку» про то, что якобы она владелица мясокомбината, Ирина взяла у нее несколько телячьих туш взаймы и до сих пор не расплатилась. А потому ей просто необходимо разузнать досье девчонки, чтобы ее найти в скорейшем времени и стрясти туши невинных телят. Но и этого говорить не понадобилось.

На пороге стояла высоченная худая женщина в шелковом халате, ноги ее украшали страшные тапки с длинными крокодильими мордами вместо носков, а на голове щерились бигуди.

– Вы мне уже надоели! – четко произнесла женщина, качая бигудястой головой. – Я все равно не буду у вас ничего приобретать! Я у вас уже купила ершик для посуды! А вы мне в нагрузку и микроволновку втюхали!

– Позвольте, но я…

– Не позволю! – топнула крокодилом женщина. – Я даже из дома боюсь выйти!

– Так-так-так! А вот об этом подробнее! – насторожилась Олимпиада Петровна и решительно отодвинула хозяйку рукой.

Она увлеченно занеслась в прихожую, уселась на маленький пуфик и пристально уставилась на хозяйку.

– Быстренько поведайте мне, отчего вы боитесь выходить из дома? Вам угрожали? Звонили? Требовали выкуп? Да что ж вы молчите, будто ежа проглотили?! Отвечайте же!

Женщина два раза возмущенно пыхнула носом, подергала бровями, а потом немного присмирела, от гостьи такого напора она не ожидала.

– По… а… чему… кряк… кхм, простите, – покраснела дама и постаралась взять себя в руки. – А кто, собственно, мне должен угрожать и за кого выкуп? У нас что-то случилось?

Она пыталась сохранять спокойствие, но ее левое веко импульсивно дергалось, а потом и вовсе закрылось, колени весело подрыгивали, а бигуди все сильнее вибрировали.

– Что у нас произошло, я вас спрашиваю?! – сорвалась дама на визг. – Лелик!!! Иди немедленно сюда! Поддержи меня морально!!

В прихожую выскочил испуганный господин с какой-то волосяной ветошью вместо прически и ухватился за бок хозяйки.

– Я просила морально! – рявкнула та и нашлепала охальника по дланям.

– Что стряслось, счастье мое? – проблеял, по всей видимости, Лелик.

– Вот! Эта дама ворвалась к нам в дом и не собирается нам говорить, что у нас случилось! А у нас случилось непоправимое! – тяжело дышала особа, аккуратно складывая длинное туловище, дабы умоститься в обморок и не повредиться. – Нам угрожают выкупом!!

– И кто? Кто нам угрожает? – гневно выкатил Лелик маленькие глазки на Олимпиаду Петровну. – Вот эта… эта… кровопийца?!

– Да нет, что вы! – замахала руками Олимпиада Петровна. – Я, знаете, кровь не уважаю. Нет, вот если у вас коньячок имеется, я бы не отказалась. Сегодня, между прочим, звезды мне очень рекомендуют коньячок. А вы, женщина, чего на полу-то расстелились? У вас тут, я смотрю, не мыто…

– Молчите, бессердечное чудовище! – подняла голову хозяйка. – Это я так нервничаю!

– Да! – петушком крикнул Лелик. – Вы вот… Вы вот к нам ворвались… переполошили, а сами еще и не объяснили, кому выкуп нести! Вот Вандочка и пребывает в обмороке.

– Кто, простите? – не поняла Олимпиада Петровна.

– Ванда Павловна, – снова подняла голову с грязного пола хозяйка и вежливо закатила глаза.

Олимпиада Петровна искренне пожалела хозяйку.

– Господи… И кто это вас таким имечком наградил?

– Любимый… принеси мне корвалолу… – пролепетала несчастная. – У меня сердце кто-то схватил, прямо вот так, и не отпускает…

– Ой, ну ты посмотри на нее! – шлепнула себя по бокам гостья. – Да чего вы раньше времени за сердце хватаетесь-то? Я же даже у вас имени не спросила! Может, я просто адресом ошиблась, а вы уже и улеглись! Мне вот, к примеру, нужно узнать, здесь ли проживает Радько Ирина… Алексеевна, кажется… ага, точно, Ирина Алексеевна.

– Да… – начала подниматься дама. – Она тут… прописана.

– Ах тут… Тогда не поднимайтесь, лежите-лежите. Лелик! – гаркнула Олимпиада Петровна на кухню. – Где вы там застряли?! Я же просила – мне коньяку, а Панда Иванна корвалолу желает!

– Ванда Пална, – поправил Лелик, появляясь в дверях.

– Какая разница. Я вот что предлагаю, – развернула активную деятельность гостья. – Пусть ваша нервная супружница здесь пока поваляется, а мы с вами в комнаты пройдем, поговорим за рюмочкой чая.

Лелик растопырил руки со стаканчиками и послушно поплелся в комнату.

Олимпиада Петровна смело вошла в гостиную и оторопела – по всей комнате высились маленькие клетки.

– Кого это вы тут… храните? – не утерпела гостья. – Что это еще за зверинец развели?

– Не ваше дело, – вскинул головку Лелик и демонстративно уселся на единственный стул. – Вы, кажется, пришли выпить? Так вот, пейте и немедленно оставьте нас в покое. Только коньяка у нас нет, чистый спирт подойдет?

– Да что ж я – лошадь, в обед спирт хлестать? И не пить я к вам пришла. И вообще уступите даме место!

Ослушаться гордый хозяин поостерегся. Он вскочил, нервно подбежал к клеткам и принялся кому-то там строить рожи.

– Я у вас хотела спросить – где Ирина-то? Ванна Иванна говорила – она тут прописана.

– Панда… Ванда! Ванда Павловна! Запомните уже! – нервничал Лелик. – Прописана ваша Ирина здесь, а где она находится… Ванда же! Ну иди поговори с ней сама, сколько можно там отлеживаться?! И полы у нас, действительно, не мыты!

– Тут, кстати, тоже, – подсказала Олимпиада Петровна.

– Не ваше дело! – снова рявкнул Лелик. – А вам это зачем?

– Ну как же – не люблю, когда свинарник в доме разводят…

– Я про Ирину спросил!

– Ах, про Ирину… – Олимпиада Петровна не спешила раскрывать карты.

Пока не подошла хозяйка, она быстро оглядела комнату. Ничего, кроме клеток, в комнате не было. Даже стул был всего один. Правда, имелся старый диван, с ободранной обивкой. Точно такой же Олимпиада выкинула на помойку еще лет пятнадцать назад – не место в квартире мусору. А эти – ничего, держат. И ведь сами хозяева нищими не выглядели. Только вот почему у них мебели нет?

– А вы, простите, кем Ирине приходитесь? – уставилась на мужчину Олимпиада Петровна. – Родственники? Или так – квартиру снимаете?

– Мы? Мы вообще-то родители! – явила себя гостье Ванда Павловна. – Я – мать этой девушки, а вот это Алексей Венедиктович, он ее папа! А где Ирина?

– Я пришла у вас спросить… – растерялась Олимпиада Петровна. – Как ее с роддома увезли, так больше ничего… А разве она домой не приходила?

– Фи! А чего ей здесь делать? – скривилась матушка.

– Подожди, Ванда… С какого роддома ее увезли? – насторожился Алексей Венедиктович, он же Лелик. – А чем она вообще там занималась?

– Ну вам-то, конечно, в жизни не догадаться, что там женщины делают, – перекосилась Олимпиада Петровна. – А вот жена ваша должна помнить. Дочку она там родила! Неужели не знали?

Ванда Павловна отправилась обратно в прихожую укладываться в обморок, а Лелик стал стремительно терять краски.

– Слушайте, а кого вы в клетках высиживаете? – легкомысленно лопотала гостья. – Нет, ну чего вы скисли-то? Вы теперь – бабушка и дедушка! Лелик, тащите же ваш спирт, обмоем такое дело.

– Бабушка?! Ни за что! – выскочила из прихожей Ванда Павловна. – Немедленно рассказывайте, как это произошло!

– Что вы имеете в виду? – не поняла Олимпиада Петровна. – Как она дочку, что ли, родила? Так я и сама не знаю, это вам к акушеру надо.

– Я не хочу к акушеру! – опять дернула крокодилами на ногах хозяйка. – Рассказывайте!

– Нет уж, сначала вы ответьте на мои вопросы, а потом я вам расскажу, – торговалась гостья. – Вот поведайте мне, что за девушка – ваша дочь?

– Ой! Что это за девушка! Это же сплошное наказание! – взвизгнула новоиспеченная бабушка. – Разве нормальная дочь стала бы связывать руки и ноги родителям своим ребенком?! И это в то время…

– Любимая! Не надо трагедий, давай научимся стойко держать удары судьбы… под дыхло, – попытался красивничать Лелик.

– Да какое там дыхло? Чего вы взвились-то? – обиделась за «внучку» Олимпиада Петровна.

Она представляла себе немного иначе поведение людей, у которых родилась первая внучка. Сама она, например, ликовала бы и гордилась. И что, право, за горе такое? Новый человечек родился, малюсенькая девочка, а они ее ударом под дых величают!

– Кто вам руки связал? – накинулась она на супружескую чету. – Вы хоть девочку-то видели?! Удары судьбы! Это подарок!

– Знаете… вот нам такие подарки… – затараторила Ванда Павловна. – Вы вот ничего не знаете…

– Так я и пришла спросить!

– Ах спросить? Ну так слушайте! – нервно дернулась хозяйка и начала излагать. – Ирина родилась в семье научных работников, то есть в нашей семье. Лелик работал лаборантом в экспериментальном институте, а я… ах, я была ветреной красавицей – завхозом…

– Подождите, а кто у вас тогда был научный работник? – не утерпела Олимпиада Петровна.

Хозяйка недовольно фыркнула.

– Так мы же и были! Мы же в институте трудились, значит, на благо науки! И вообще не перебивайте, не видите – я волнуюсь! Мы поженились и долгое время не хотели детей. Наука – она, знаете ли, требует фанатизма, тут уж некогда о детях заботиться. А потом… Господи, я сейчас и не вспомню, как все произошло, но Ирина родилась абсолютно по собственному желанию! Я вовсе и не думала, что у нас кто-то родится! Ну и, конечно, нам пришлось идти на жертвы!

Ванда Павловна так расстроилась о прежних жертвах, что плюхнулась на старенький диван и достала сигарету.

– Я разрывалась буквально на части, – продолжала она, щурясь от дыма. – Ребенок орал, работу бросить было невозможно – туда немедленно взяли бы кого-то блатного, а еще муж!

– Я, Вандочка, тоже разрывался, – быстренько напомнил Лелик. – Помнишь, Ирине было месяцев восемь, ты тогда спать легла, а я полночи ее коляску тряс? Помнишь? Тоже хоть разорвись.

– Да ты-то разорвешься! – сверкнула на него глазами супруга. – Ну и вот, значит, металась я, металась, а потом не заметила, как Ирина школу стала заканчивать. И такая почему-то своенравная сделалась к этому возрасту!

– Ага! – возмущенно поддакнул Лелик. – Так-то мы ее и не замечали, а тут…

– Перестала учиться? – спросила Олимпиада Петровна.

– Ой, да при чем здесь учеба?! – отмахнулась Ванда Павловна. – С учебой у нее не было проблем.

– Да и по дому грех жаловаться – все на ней, все на ней…

– Да чего уж на ней-то? – снова вызверилась на супруга хозяйка. – Я тоже – когда пыль подотру, когда веником там… поработаю. Нет, у нее другие заскоки приключились. Выискала она себе какой-то институт модный…

– На журналиста, – снова не утерпел Лелик.

– Вот, на него. Так в тот институт непременно с деньгами поступать надо было! – сокрушалась мать потерпевшей. – А у нас как раз денег – ну шаром покати!

– Нет, ну были, конечно, но мы же хотели мышек покупать…

– Ну да, были, не стану скрывать, – подпрыгнули бигуди на голове Ванды. – Были. И Ирина это знала. Но мы собрались ставить эксперимент! Это было дело всей нашей научной жизни! И для этого требовались большие деньги!

Лелик, видя, что гостья не до конца осознает всю глобальность эксперимента, старательно пояснил:

– Понимаете, мы с Вандой решили разводить белых лабораторных мышей. Развернуть, так сказать, семейный бизнес. Вы знаете, стерильная лабораторная мышь может буквально озолотить производителя! За нее же в валюте платят!

– И вы развернули это мышиное дело? – удивилась Олимпиада Петровна.

– Ну конечно! Мы закупили элитных мышей, клетки, препараты различные и вбухали туда почти все состояние!

– А нельзя было так – в подвалах мышек караулить? – наивно интересовалась непросвещенная гостья. – Ой, вот плохо, что я вас раньше не знала! У нас в подвалах этой заразы!.. А я бы вам по дешевке наловила.

– Да вы что?! Это же… Это же – стерильные! В подвалах! Скажете тоже! – оскорбилась длинная Ванда.

– Нет, ну я думала в целях экономии…

– А кому они потом будут нужны? Это же… – задохнулась Ванда Павловна.

– Ну и бог с ними, с мышами, – отмахнулась гостья. – С Ириной-то что дальше было?

– А с Ириной… Короче, деньги мы ей не дали, – снова запыхтела сигаретой Ванда.

– А зачем? Она и так школу окончила с золотой медалью, – обиженно тянул Лелик. – Должна была сама поступить.

– И поступила?

– Да нет, конечно! Как же она поступит, если там было тридцать шесть человек на место. Там, оказывается, кто деньги сдал, тот и прошел по конкурсу, – опечалилась Ванда. – Да кто же знал…

– Правильно, Вандочка, никто не знал, но мы-то! Мы-то знали! – подмигивал папаша. – Нам же Аркадий Сергеевич говорил! У нас знакомый один – Аркадий Сергеевич, он сразу сказал – помогите девчонке, без денег она не пройдет, есть точные сведения. А Вандочка тогда еще на него ножкой топала: «С деньгами любой дурак…» Вспомни, Вандочка, ведь топала, а? Я помню!

– Короче, денег не дали, и Ирина не прошла, так я понимаю? – вздохнула гостья.

– У нас тогда были мыши! – с неимоверной усталостью произнесла Ванда. – А Ирина нас не поняла. А мы ведь приглашали ее в наш семейный бизнес. «Давай, – говорили, – будешь клетки чистить, а тебе за это зарплату будем выдавать». Она тогда еще так напыжилась и фыркнула: «Мне, – говорит, – от вас ничего не надо! Теперь понимаю, что на свете все за деньги покупать нужно, даже любовь родительскую! И скоро у меня все будет! А ваши мыши все равно передохнут!» И убежала из дома.

– Вандочка, а мыши-то и правда ведь передохли! – непонятно чему радовался Лелик. – Вот как она сказала, так и получилось!

Олимпиада Петровна никак не могла настроить родителей на нужный лад, все их разговоры непременно сводились к мышам. А хотелось бы услышать про Ирину.

– Подождите вы с мышами! Так что – она больше к вам не приходила?

– Не приходила. Ну а чего? – вытаращилась Ванда Павловна. – Девочка созрела, решила вести собственную жизнь…

– И вы даже не знаете, где она проживала, куда устроилась, на что питалась, что с ней? Вы не узнавали? – не могла поверить Олимпиада Петровна.

– Мы, знаете ли, по западному принципу живем! – горделиво заявил Алексей Венедиктович. – Ребенок школу окончил, и ему сразу же крылья обрезают!

– Его из гнезда выпускают, несчастье мое! – поправила Ванда Павловна.

Она, видимо, еще не до конца простила дочери, что та совершенно не полюбила мышей и семейный бизнес бросила. Теперь Ванда Павловна сидела, закинув голову, и старательно глотала слезы обиды. А тут еще и муж лепечет всякую чушь!

– Вы его не слушайте, – швыркнула носом ученая надомница. – Лелик совершенно не владеет языком. А Ирину мы больше не видели. Однако мы не вправе себя казнить, всю свою жизнь мы посвятили науке!

– То есть мышам? – уточнила Олимпиада Петровна, поднимаясь.

– А я повторяю – науке!

Олимпиада Петровна хитро прищурилась:

– Интересно знать, если бы за ваших мышей платили не долларами, а копейками, причем совсем недорого, вы так же преданно служили бы науке?

– Ой! – взорвался Лелик. – Так их ведь и за копейки никто не берет! В институтах своих выращивают. А наши, гады, ничего понимать не хотят – плодятся и плодятся! И куда их девать? Чем их кормить-то?

– Вы бы лучше беспокоились, что ваша дочь сейчас ест. И чем внучка питается, – топала к выходу Олимпиада Петровна. – Похитили их.

– Кто? – в голос выдохнули родители.

– Если б знать. Дайте мне адрес какой-нибудь подруги Ирины.

– А где мы его возьмем? – набычился Лелик. – У нас нет никаких адресов. И со своими подругами нас Ирина не знакомила…

– Ну хорошо, вы не знаете подруг, а какую школу посещал ваш ребенок, вы помните?! – уже начинала злиться гостья.

– Школу? Это даже я знаю, – расцвел Лелик. – Вот у нас возле дома здание трехэтажное. Там она и училась, Ирина.

Олимпиада ушла не попрощавшись. Таких родителей она никогда не понимала. Как же можно не помочь родному ребенку? А новорожденная девочка? Про нее и не вспомнили! Только про мышей и ворковали! А ведь, казалось бы, единственная внучка… Нет, надо скорее бежать домой, Дуся уже наверняка пришел и ждет ужина. Не забыть бы купить ему в магазине глазированный сырок. А в школу можно сходить и завтра.