Текст книги "Портфолио мадам Смерти"

Автор книги: Маргарита Малинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да, – ответили все по очереди.

– Замечательно, – расслабился Женька и направился к входной двери. – Я пойду разыщу Иннокентия.

Видно было, что Катька хотела что-то возра-зить, да так и не решилась.

Несмотря на наши опасения, они вернулись оба, и довольно быстро. Тут выяснилось, что со вчерашнего дня практически ничего не изменилось: ворота на подступе ко дворцу были все так же заперты, а сторож на зов не вышел. На дорогах движение не возобновили – мужчины и это не поленились проверить, скорым шагом достигнув шоссе, а потом они даже стучались во все окна подряд и вскоре поняли, что в какой-то момент действительно произошла эвакуация, так как никто оттуда ни разу не выглянул. Город словно вымер. После этого они поспешили обратно в дом лесника, чтобы поделиться новостями.

Кешу очень расстроила смерть его товарища, он рвался зайти в комнату, но всякий раз натыкался на препятствие в виде Логинова, повторяющего из раза в раз, что никто туда больше не зай-дет. Негр скрипел белоснежными зубами, но не осмелился ослушаться. Наконец все разошлись по комнатам. Паша с Женей были за стеной, а у них за стеной, помимо нас, с другой стороны куковали Альберт и Иннокентий, живший с предыдущим в одной комнате, как мне кажется, не из мужской солидарности и не из боязни занять комнату, предназначавшуюся умершим Фалалею и Фелициане, а исключительно ради того, чтобы шофер постоянно находился на глазах.

Сначала все было спокойно, затем послышались шаги, шум, звон посуды – короче, большинство просто не могло бездействовать. Любимова тоже подскочила и принялась ворошить наши шмотки.

– Что ты творишь? – пыталась я ее вразумить.

– Вдруг еще что-то пропало?

– Когда? – устало взывала я. – Когда что-то могло пропасть, подумай!

– А когда записка могла исчезнуть? Я практически не покидаю это помещение! Ах, – вспомнила она через пару минут, – мы ведь ходили Фельку искать! А здесь оставалась Светка! Это она! Она выкрала, я знаю!

– Слушай, если тебе несимпатичен человек, это не значит, что именно он украл твою бумажку. Не нужно всех козлов спускать на несовершеннолетнего ребенка!

– Ничего себе ребенок! Вот бы у моей мамы был такой ребенок, она б его давно из окошка выбросила! – М-да, моя бы так же поступила. В этом Катя была права. – Какая же она противная, ужас!

– Катя, ты тоже не всегда нравишься окружающим. Что же, ты воруешь вещи, убиваешь людей? Я так не думаю, – скептически усмехнулась я. – Да и вообще у нее самой что-то пропало. Мобильник, точно! – вспомнила я тот разговор. – Значит, не она воришка.

– Ничего у нее не пропало, поверь мне. Это для отвода глаз.

– Глупости. Если бы у всех что-то пропадало, а у нее нет, тогда да, для отвода подозрений человек мог на такое решиться – сочинить байку. Но никто ведь не знает, что у нас исчезла шифровка двухдневной давности. Да кому она нужна вообще? Просроченная?

– Выходит, нужна, раз украли. – Катька оставила наш общий небольшой пакет, куда мы сложили всякие мелочи, собираясь на экскурсию, и переключилась на свою дамскую сумочку размером чуть больше аудиокассеты.

– Никто ничего не крал! – продолжала я горячо спорить.

– Тихо, не ори. У стен есть уши!

– Это точно! – постучал нам в стену Паша.

– Вот блин! – разозлилась Любимова и вышла из комнаты, грохнув дверью. «Наверно, в туа-лет», – подумала я, поворачиваясь на другой бок с намерением вздремнуть чуток, чтобы подправить нервную систему, но такого удовольствия мне не доставили: с кухни донеслись дикие писк-лявые вопли.

«Опять кого-то убили!» – с досадой подумала я, поднимаясь.

В столовой резвилась Светка, бегавшая вокруг стола, ронявшая по пути стулья и лохматившая свои белесые волосы, чем-то напоминая всеми этими действиями Пашу, когда он холерик. Но на данный момент он, видно, был флегматиком, так как из комнаты на крики не вышел. Зато вышли Жека, Лерка и Альберт Морозов. Кеша уже был там, и, насколько я поняла, он и являлся причиной, выведшей Барскую из душевного равновесия.

– Вы только послушайте, что он говорит! Вы только спросите его! Он такое, он такое… Он совсем спятил, придурок! Вот послушайте! – Однако послушать было невозможно, потому что Светка тарахтела как ненормальная, и слушать приходилось только ее. Негр же сидел на единственном уцелевшем стуле, невозмутимо улыбаясь и разглядывая групповой снимок.

Логинов не выдержал, набрал холодной воды из-под крана в стакан и выплеснул в лицо пробегавшей мимо Светлане.

– Ах! Зачем?! – схватилась та за свое лицо.

– Чтобы ты пришла в себя, – пояснил он свой поступок. – Садись, рассказывай. Из-за чего такой переполох?

– Блин. – Светка утерлась полотенцем и села, подняв один из стульев. Мы подняли остальные. – Этот урод, этот нигер позорный…

– Света! – возмутилась, как всегда, на такие выражения Лера.

Но подруга ее проигнорировала, даже не запнувшись, она продолжала говорить:

– …Утверждает, что мы умираем по порядку! Что мы все умрем! И я буду следующей! Козел! – Она швырнула в него кружкой. Кеша в последний миг, вытаращив от удивления глаза, увернулся, и кружка, срикошетив от стены, покатилась по полу, чудом не разбившись. Я подняла ее и бросила в раковину.

– Я не понял, – сказал Жека. – Поясни-ка, таинственный наш, – повернул он лицо к Александрову, изменив тон, которым обычно к нему обращался. Конечно, такие заявления никому бы не пришлись по вкусу. Как это, мы все умрем? Он что, спятил после смерти своего приятеля Монтесумы?

– Посмотри на снимок, и ты сам все поймешь, – протянул тот фото Жеке, продолжая улыбаться, но уже натянуто.

Логинов приблизил изображение к лицу.

– Ни фига себе, Большая Нога, похоже, знал, что медвежьи лапти отбросит. Иначе зачем сам себе глаза фломастером закрасил?

– Это я закрасил, – неожиданно для всех признался Кеша.

– … – не удержался Женька от ругательст-ва. – Зачем? Тоже веришь в обряды, твою разэдакую?

– Нет, – спокойно ответил темнокожий и беззаботно потянулся: очевидно, эти кухонные стульчики не были рассчитаны на высоченных баскетболистов, и у него от сидения на них побаливала спина. Затем снизошел до пояснения: – Просто Орлиный Глаз хотел, чтобы с ним обошлись так же, как он обходился с другими умершими. Поверь, для него это было важно. Это нужно было сделать. Он так желал.

– Ладно, – скривился Евгений, давая понять, что этого он не признает, но спорить отказывается.

– Ты посмотри на умерших, – не выдержала Светка и подскочила к Женьке, ткнув в снимок. – Смотри, как они стоят!

– Ну стоят, и что? Не лежать же им, – хохотнул Логинов.

– Прекрати, это не смешно!

– Да в чем дело? – не вытерпел Альберт. – Говорите же, что с этим снимком не так?

Ответил Кеша:

– Поглядите на нижний ряд. Мы умираем по очереди, в таком же точно порядке, в каком стоим на этом снимке.

– Да быть не может! – Альберт выхватил карточку из рук Жени и всмотрелся.

– Видите, – приблизился Иннокентий. – Крайняя слева Агата. Она умерла первой. Рядом с ней стоит Феля. Затем Фаля. В центре нижнего ряда, рядом с погибшим басистом, – Орлиный Глаз.

Дошел и до меня черед: по эстафете Морозов передал снимок Лере, она – Жене, а тот сунул его прямо мне в руки, дабы я смогла убедиться: все, о чем сказал сейчас Александров, – истинная правда. Все четверо с закрашенными по случаю смерти глазами стояли рядом. Следующей была Света. Немудрено, что она так встревоженна, я бы вообще в обморок грохнулась. Или просто грохнулась. Нелишним будет сказать, что правее Светланы расположился Павел (еще со школьных времен он никогда не встает во второй ряд по причине невысокого роста, а следовательно, боязни оказаться заслоненным), замыкал ряд сам Иннокентий. Прямо над Кешей, с правого края верхнего ряда, стояла я. Интересно, смерть будет идти змейкой или строго слева направо?

– Хотелось бы змейкой, – сказал Альберт серьезно в ответ на мои мысли вслух. Потому что крайним слева был он, еле успевший втиснуться к нам, чтобы сфотографироваться. Держу пари, сейчас он об этом сильно жалел. Как и все: зачем нам это нужно было? Фотографироваться?

– Лера! – набросилась на подругу Света, додумавшись до того же. – Это ты виновата! Я умру, а во всем виновата ты! Все из-за тебя, дрянь!

Лерка открыла рот и ничего не ответила, ошарашенно поглядывая на закадычную подружку.

– Она не виновата, – вступился Женька. – Ты что, правда веришь, что фотография проклята? Не смеши.

– Помните, что сказал индеец? Это он наколдовал! Мы не закрасили той старой сучке глаза сразу, и она теперь всех по очереди прибирает к себе!

– Заткнись, истеричка! – сказала вышедшая из «туалета типа сортир» Катя. – Конечно, легко винить во всем несчастную пожилую пианистку, у которой из-за переизбытка творчества поехала крыша. Проявила бы уважение!

Света разревелась:

– Она была плохой! Индеец так сказал! Она зло выпрыснула в окружающих! И теперь мы все умрем! И я первая! А-а-а! – Она упала на пол и забилась в истерике. Лерка, позабыв об обиде, кинулась ее успокаивать.

– Здесь должны быть лекарства, – задумчиво сказала я и начала шарить по полкам. Не знаю, почему я занялась этим, очевидно, чтобы избавиться от нервозности и не видеть рыдающую Свету. По-моему, я даже не замечала тех предметов, которые перебирали мои руки на полке, и вполне возможно, что я пропустила то, что искала, но вот чья-то ладонь остановила мои руки, я обернулась и узрела перед собой Пашу. Надо ведь, даже не заметила, как он появился.

– Не нужно, лекарства у меня всегда с собой. Забыла, я же медик?

– Все время забываю, – слабо улыбнувшись, ответила я.

Пока Павел отпаивал разными снадобьями Барскую, остальные стали думать, как докатились до жизни такой. Первым своими мыслями поделился активист Иннокентий:

– Мне представляются события следующим образом. Некая сила, бытовавшая в ауре Агаты Никитичны, с ее смертью вырвалась наружу и начала действительно забирать всех на тот свет. А вы не улыбайтесь, – парочка скептиков, таких как Женя и Альберт, на самом деле, нагло ухмылялась, – я это серьезно говорю, я, правда, в это верю. Не зря экстрасенсы по фотографиям могут найти человека, сказать, умер он или жив, чем болеет, кого любит и так далее. Вот ее внутренняя негативная энергия, преобразившись, и направилась по очереди на всех, кто находился рядом с ней. – Пожав плечами, мол, хотите верьте, хотите нет, он закончил: – Вот то, что я хотел сказать.

Дальше высказалась Лера:

– Вы знаете, мне кажется, дело вовсе не в Агате. Это моя первая экскурсия проклята. – Все начали гудеть, отрицая. – Нет, вы послушайте! Сначала ручка оторвалась в машине, потом погода испортилась, затем у Агаты случился инфаркт, далее оторвавшаяся антенна проткнула бензобак, потом отравилась Феля. Фаля не вынес смерти жены и повесился. Теперь вот индеец оступился и рухнул на острые прутья кровати. Это все знак свыше! Я плохой организатор, мне следует забыть об этом навсегда! Иначе будут гибнуть люди! И все из-за меня! – расплакалась Малинова.

Конечно, мы все кинулись ее успокаивать, а Паша теперь, забыв про Свету, ринулся пичкать своими лекарствами уже ее. Собственно, лично мне в проклятие старой пианистки верилось как-то сильнее, нежели в проклятую из-за неправильно выбранного гида экскурсию. Наверное, Малинова зря взвалила на себя такой крест.

– То есть ты думаешь, что убийств не было? – спросила Катька. – Что все смерти – либо самоубийства, либо случайности?

Малинова пожала плечиками:

– А как же иначе? Я не верю, что кто-то из нас способен на убийство. А по-другому не получается. Кроме нас же, здесь никого нет. Мне кажется, когда Феля нашла гараж, она просто за-шла внутрь, чтобы ждать там остальных. Было холодно, вот она и завела мотор. К тому же сама гово-рила, что в автомобилях разбирается, вот и решила, наверно, проверить, работает ли, хорошо ли вы залепили дыру в баке. Заждалась и не заметила, как уснула. Это ее и убило.

– Вполне могло быть так, – согласно закивал головой Павел, убирая пузырек в коробочку и занимая место за столом. – Это все объясняет.

– Зато не объясняет другого, – завел свою шарманку Женька, – как она попала в гараж, если ворота после себя шофер запер?

– Это как раз хорошо объяснимо, – вздохнула Лера и опустила глазки.

– А ну поподробней! – потребовал Логинов.

– Да, Лер, – уставился на нее негр. – Что ты хочешь этим сказать?

Валерия виновато посмотрела на Морозова, дескать, простите меня за то, что придется это сказать, и произнесла:

– Понимаете, Альберта Семеныча с работы выгоняли не только за пьянство. Он…

– Ой, Лера, – скуксился водитель и отвернулся: ему было неприятно слушать о себе правду, тем более сейчас.

И все же она продолжила:

– Он очень рассеян. Он даже по настоянию моей мамы ходил к врачу, тот выявил возможное развитие сосудистой деменции. Начальная стадия этой болезни проявляется дефектами внимания, гипертрофированной рассеянностью, раздражительностью и хронической усталостью. Ему нужно теперь строго каждые два месяца ходить на прием к доктору. Альберт Семеныч постоянно все забывает, теряет, пропускает мимо ушей и глаз, а я его выгораживаю перед мамой. Ведь если она его выгонит, он не найдет себе работу, – сказала она с таким чувством, точно нам всем была шибко важна его занятость и работоспособность. Не найдя в лицах понимания, она стала говорить уже ближе к теме: – Я это веду к тому, что он мог просто забыть запереть гараж, а ключи в замке зажигания оставить не преднамеренно из-за лени, а по забывчивости. Уже были случаи.

Морозов совсем повесил нос после этой фразы. Я вспомнила момент, когда он стукнул себя по лбу и сказал, что это все случилось по его вине, что это он оставил ключи в «Газели». М-да, похоже на то, что Лера говорит правду.

– На прошлом месте работы он возил жену крупного бизнесмена, пока тот работал. Один раз она попросила его сопровождать ее в супермаркете, потому что планировала много чего купить, а пакеты-то тяжелые. Вот, он пошел за ней, не закрыв машину. Пока они отоваривались, автомобиль угнали. А у нас он уже двадцать раз оставлял права на ресепшене. Хорошо, что я успевала заметить первой, звонила ему, пока не видела мама, он возвращался, и я отдавала ему документы.

Альберт Семенович нос так и не поднял плюс к тому покраснел, как томат. Да, такая забывчивость до добра не доведет. Угнали автомобиль, с ума сойти! Как его тот бизнесмен не прибил на месте, когда все выяснилось?

– Альберт смог убедить его в том, что ключи у него вытащили в супермаркете, – ответила мне Лера на вновь проговоренные вслух мысли. – Работодатель, наверно, поверил, но от греха подальше нашел своей жене нового водителя. Но это все неважно, я говорю лишь, что не верю в то, что кто-то из нас мог специально запихнуть Фелю в машину. Если вдуматься, можно увидеть события под другим углом, она, скорее всего, попала в гараж сама, – резюмировала она под конец.

– У меня иное мнение, – в полной тишине, повисшей после Лериной речи, зазвучал красивый Женькин баритон, и люди сразу начали настороженно вслушиваться. – Эти «несчастные случаи» и «самоубийства» очень похожи на убийства. Все, как один. И здесь у меня начинают трястись конечности от страха, – насмешливо проговорил он, – так как только очень матерый киллер мог так красиво и так безупречно загримировать все убийства под что-то иное.

Мы все замерли, не в силах ни вымолвить что-то, ни даже сглотнуть. Затем молча стали сверлить друг друга глазами, ведь если верить Женьке и мысленно продолжить развивать эту тему, то волей-неволей приходишь к выводу, что тот самый опытный и не знающий милосердия убийца – один из нас.

Глава 7

– А как же… – Лера заикнулась от испуга, – Аг… гата?

– Ну, думаю, вы в курсе, есть много препаратов, способных спровоцировать у больного пожилого человека инфаркт. Не так ли, Пахан?

Друг кивнул:

– Да, это так. Проблема в том, что все были у всех на виду.

– Для такого аса, уверяю, это вовсе не проблема. Ему использовать какой-нибудь отвлекающий маневр и подсыпать в стаканчик чего-либо – дело плевое.

– Какие ужасы ты говоришь, – попеняла ему я, обняв себя за плечи. А вдруг он прав? Ранее мы исходили из того, что смерть пианистки – результат ее слабого сердца и магнитных бурь, утопленных в вине. А вопросы начинались уже с другими инцидентами: умерла ли Феля сама, повесился ли Фалалей сам, упал ли индеец сам или всем троим помогли? А, может, кому-то помогли, но где-то была и случайность. Как это вы-яснить? Но теперь, после Женькиных слов… Четвертый случай уже не вписывался в простое стечение обстоятельств. Не может случиться четыре смерти за полтора дня просто так. Тут либо зверствует какое-то жестокое проклятие, либо какой-то жестокий человек. – Если это киллер, то чего он добивается? Неужто всех хочет убить?

– Я не знаю, – смутился Женька, так как не любил чего-то не знать. – Если предположить, что у него определенные цели здесь, то встает два «но»: во-первых, выбор туристов был беспорядочен, никто не знал до конца, кто едет, а кто нет; во-вторых, действительно пугает и зачаровывает порядок убийств, строго по фотографии. Еще одна загадка. Одно дело, если бы работал маньяк, для их мозгов – это самое оно. Но для профессионала… Какой-то дурацкий снимок… Чушь полная. К тому же оставили нас здесь тоже весьма мастерски. Это я про якобыоторвавшуюся антенну, которая якобы самалишила нас бензина до следующего тысячелетия.

– А я склонен верить больше Иннокентию насчет проклятия, – к удивлению присутствующих и, по-моему, самого себя, изрек Паша. Изумление вызывало не то, что Самойлов верил во все сверхъ-естественное – это я знала уже очень давно, а то, что он, наступив на горло своей ревности, принял сторону неприятеля во имя Правды. – Только вот, мне кажется, оно начало действовать не когда умерла Никитична, а когда индеец это произнес вслух. Всем верующим известно: не произноси имя Зла всуе, и Зло не придет к тебе. Он сам наговорил на нас. И сам же поплатился.

– А мне, например, – встряла Катя, – больше запомнилось стихотворение Фалалея. Рифмованные строчки подчас имеют куда большую силу, нежели все ваши дурацкие порчи и проклятия. Недаром во всех книгах волшебных заклинаний, заговоров и приворотов текст состоит из рифмованных четверостиший – видимо, близким к магии людям давно известна сила поэзии. И Юля со мной согласна, – добавила она непонятную вещь.

У меня даже глаза выпучились:

– Я?! Да с чего ты взяла?

– Как это? – замахала Любимова длинными накрашенными черными ресницами. – Ты же сама, когда увидела мертвого Орлиного Глаза, начала читать по памяти это Фалино последнее стихотворение! Ну же? Не помнишь, что ли?

– Я была на грани безумия. Не принимай мои слова в расчет.

– Да почему ты все время прячешь голову в песок, точно страус? – негодовала лучшая подружка.

– Да-да, я тоже слышал, как она что-то шептала в полуобморочном состоянии, – припомнил сперва Женька, а затем и все остальные, кто имел несчастье присутствовать при страшной находке мертвого тела.

– Не знаю, я помню только последнюю строку, про кровь рекой, – закачала я головой. Пусть они отстанут от меня, чего прицепились?

– Зато я помню. – Екатерина на глазах у всех достала с коленей блокнот скончавшегося музы-канта, неведомо каким способом попавший к ней, и принялась декламировать: – «Нагло мы их украдем, и тогда, когда мы умрем, чужая кровь будет литься рекой». Знаете, существует такое поверье, что творческие люди чувствуют, что проживут недолго, и эту мысль проецируют в поэзию, прозу, музыку, кинематограф. На самом деле, я считаю, все наоборот. Они сами на себя накликают беду. Много ярких примеров, подтверждающих мою гипотезу, допустим, известный Анатолий Папанов. Мало кто знает, что последним кадром его последнего фильма была смерть персонажа, которого он играл. Вскоре после этого он и сам скончался. А Игорь Тальков много раз утверждал, что умрет молодым. И пел что-то про возраст Христа, так почти и случилось.

– И я о чем! – обрадовался Самойлов, подпрыгнув, потянулся через весь стол, чтобы пожать очумевшей Кате руку. – Я о том же говорил!

Любимова молча разглядывала друга, затем произнесла, недоумевая:

– Нет, по твоей версии, во всем виноват индеец и его пророчество.

– Это неважно! Индейцы, стихи – какая разница? – «Действительно, стихи – те же индейцы», – хмыкнул мой внутренний голос. – Я говорил, что вслух такие вещи нельзя произносить!

– Тогда я согласна с тобой, – закивала Катя и, уже не колеблясь, крепко сжала ладонь Павла в своей руке.

– Что ж, – подытожила Света, – у нас пять версий. Первая: убивает дух Агаты, и он не угомонится, пока не заберет в свое темное царство каждого, кто отправился с ней на экскурсию, поэтому в живых не останется никто. – Она нервно хихикнула. – Вторая: по вине Леры проклята вся экскурсия в целом, поэтому в живых не останется никто. Третья: беду накликал индеец, поэтому в живых не останется никто. Четвертая: шизанутый металлист сочинил, что умрут они с женушкой, и после этого начнется настоящая резня. Это предсказание сбылось, Фаля с Фелей умерли сами по себе, а дальше… Либо мы друг друга будем кромсать от безысходности, либо по вине несчастных случаев, в любом случае кровь рекой нам обеспечена. А Агата тут вообще ни при чем: к ее радости, она отбросила копыта раньше. Я правильно тебя поняла, Катя? – Та с серьезным выражением лица кивнула. – Вывод из твоей версии… Правильно, в живых не останется ни-кто. Что ж, остается последнее мнение, – тут она посмотрела на Жеку, – которое заключается в том, что среди нас затесался крутой киллер, и он не успокоится, пока не укокошит всех. Голосовать будем? – предложила она, продолжая странно хихикать. – Кто за какую версию?

– То есть, – сказал Паша, – в первых четырех случаях не выживет никто, а в последнем – один человек, да и то безжалостная мразь. Господи, пусть им окажусь я!

– Паш, не время для шуток, – посуровела я.

– А я и не шутил.

– Как бы кому ни было смешно, – Александров одарил грозным взглядом попеременно Светлану и Павла, – придется считаться с каждой версией.

– Отлично, – обрадовался чему-то Логинов. – Начнем с моей. Думаю, неплохо будет разобраться, кто где находился во время убийств. Я повторюсь: убийств. Ведь это моя версия, верно? Имею право. Итак, Агата Никитична. Все сидели в кружке, кроме нас с Катей. Так что мы с подозрений снимаемся. – Некоторые громко проворчали что-то нечленораздельное, но не стали открыто возражать, не найдя аргументов против. – Дальше, следуя моей версии, убийца тот, кто остался среди ныне живых персонажей, иначе выйдет белиберда. Мы ведь сошлись на том, что ас в таком деле среди нас один, верно? – Все вынужденно кивнули. – Значит, не считая нас с Катей, подозреваемые сидят сейчас за столом. Давайте посчитаем их, – предложил он так, точно мы находились в детском саду и учились считать – одна из подготовок к предстоящей в будущем году школе. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Что ж, не так много.

– Ты издеваешься? – скривился Альберт.

– Нет, просто я оптимист, – обезоруживающе улыбнулся блондин Логинов. – Второй пункт. Убийство Фелицианы. Время смерти точно не установлено, но примерно это период между половиной седьмого (временем, когда ее видели на пороге дома плюс время на то, чтобы дойти до гаража, если, конечно, она не была убита раньше, вскрытие-то мы не проводили) и восьмью двадцатью – временем, когда мы ее обнаружили. – Я невольно восхитилась другом. Надо же, он запомнил время, когда мы вытащили бедную Фелю из «Газели». Я так вообще ни о чем тогда не могла думать, только о том, почему же нам не удалось спасти ее. – Итак, кто где был? За себя скажу, что в половине седьмого я сидел на этом же стуле и наблюдал за тем, как четверо человек накрывают на стол к ужину. А они, в свою очередь, наблюдали за тем, как я сижу. После ужина мы все разглядывали фотографии. Когда вернулись вы, – глянул он на водителя, – неизвестно где шатавшись до этого, я вместе с тремя своими друзьями отправился на поиски Фелицианы. Меня крайне интересует, где в этот период находились остальные. Далее я и трое моих друзей вернулись в дом, где застали Альберта Семеныча и Светлану. Было где-то около восьми. Все оставшееся время Морозов был на виду. По этому убийству у меня все. Любимова, Самойлов и Образцова меня не интересуют, так как все это время находились рядом со мной и просто не имели возможности совершить убийство. А вот остальных попрошу отчитаться.

– Это для вас они вне подозрений, – фыркнул Альберт. – А мы вот не знаем, вдруг вы все сговорились? Я вижу вас второй день!

– За себя я все сказал, – хладнокровно ответил Женя. – Теперь вас попрошу о том же.

– Хорошо, – сдался он. – Повторяю в сотый раз. Я не имею вашей любопытной привычки постоянно сверяться с часами и не могу сказать, во сколько точно я ушел из гаража. Сначала ушел механик, оставив мне ключи. Я доделал свою работу и ушел после него минут через пятнадцать-двадцать. – Слова Морозов проговаривал медленно и твердо, посматривая на Логинова очень недоброжелательно, почти что с ненавистью. – Я не помню, запирал ли ворота, Валерия вам уже говорила про мою болезнь. Потом я гулял. Еще раз говорю: гулял. Не помню, как долго, может, сорок минут, может, час. Я просто ходил по тропинкам туда-сюда. Затем нашел сторожку. Потом я был на виду у Светланы, так как мы оба сидели здесь, в этой комнате, пока не пришли вы. Это все.

– Отлично, приятно было вас послушать, – ухмыляясь, произнес Женя, затем поднялся, прошелся до тумбы, выдвинул ящик, взял оставлен-ный прежними жильцами лист бумаги и карандаш и положил перед Альбертом. – Рисуйте марш-рут вашей прогулки.

– Блин, я не знаю! Я не помню! – с мольбой кричал Морозов, но Евгений словно не слышал. Тогда водитель в исступлении уронил лицо прямо на бумагу. Что же должно было произойти, чтобы такой удавоподобно спокойный и бодрый тип, как Альберт Семенович, потерял душевное равновесие? Только встреча с Евгением Дмитриевичем Логиновым. Так-то, знай наших!

– Следующий, – скомандовал Женька, не называя имен, мол, мне все равно, однако не отрывая теперь глаз от Александрова.

– Вас интересует пока первый случай, Фелициана? – вежливо осведомился тот. – Или сразу про оба рассказывать?

– Рассказывайте как вам удобнее, – мило проворковал Катин возлюбленный, уподобившись находящемуся в хорошем настроении экзаменатору, разрешившему студенту отвечать на вопросы билета в любом порядке.

– Ну, вначале я был так же, как и вы, у всех на виду, помогая накрывать на стол. Когда вернулся Альберт Семеныч, я вызвался помогать Фалалею с поисками. Нас было трое, мы несколько раз выходили к гаражам, один раз даже слегка заплутали в лесу, но сумели выйти к заливу и сориентироваться на местности. Потом мы с Валерией стали уговаривать Фалалея вернуться, но он не согласился. Тогда мы с ней вернулись вдвоем, оставив его одного. Сейчас, поверьте, я об этом очень сожалею, ведь были бы мы вместе, мы не дали бы ему сделать это и не дали бы кому-то сделать это с ним. Вот, когда мы ушли, было, наверно, девять или начало десятого, да, Лер?

– Я не знаю, у меня нет часов, а мобильник я в комнате оставила, – смущенно ответила она, опустив глаза.

– Когда вы шли в направлении дома, что делал Фалалей? – обратился к ним двоим Женя.

– Он просто… стоял, – ответил Кеша. – Стоял и смотрел нам вслед. Я не боялся тогда, что он погибнет, думал, он быстро смекнет, что одному не слишком приятно вести поиски в потемках, догонит нас и предложит продолжить завтра, поэтому мы с Леркой специально шли медленно. Я бы согласился продолжить на следующий день прямо с утра, а столько часов без передышки ходить… Это же издевательство над собой. Но мы так и дошли до дома, а он не догнал нас.

– Значит, его умертвить могли в период с девяти до десяти вечера, когда мы его обнаружили. Если только… – Тут Женька в упор поглядел на негра и Леру. – Если только вы не сделали это раньше, вдвоем. Эх, зря мы тело не потрогали…

Те, опешив, разинули рты. Наконец Александров сказал:

– Я никого не убивал, ясно?

– Конечно, яснее ясного. Я тоже никого не убивал. Спроси здесь любого – никто никого не убивал. Однако мы имеем четыре трупа за два неполных дня, сечешь?

– Да, – хмуро кивнул тот, осознав правоту оппонента.

– Что ж, Валерия меня больше не волнует, остались вы, Светлана.

Света посмотрела на Женьку, потом поочередно на всех и выпалила на одном дыхании:

– Я готовила ужин, ела, смотрела фотографии, потом, когда все ушли, я была на глазах у Альберта Семеныча, и он может подтвердить, что я никуда не уходила. Затем, когда вы его забрали, в столовой появился индеец, и мы с ним болтали, так что я тоже не могла уйти. К тому же, вспомни этого Фалю, кем надо быть, чтобы без его разрешения его повесить? Довольно глупо меня подозревать в этом, как считаешь?

– Действительно, – согласился с этим Женька. – Однако с хрупкой женщиной, какой была Фелька, ты бы справилась. Сколько в тебе веса? Семьдесят?

– Грубиян! – подскочила Барская. – Накачал себе тут мускулы, а мозги забыл подкачать, да? – Женька лишь усмехнулся. – Во мне чуть больше шестидесяти, понял? – Я оглядела тело-сложение Светланы. Да нет, врет. Шестьдесят пять точно. – Я еще раз повторяю, для тупых специально. Меня видел сперва Альберт, затем индеец! Я была на виду, все время!

– Да, очень здорово, – влезла Катька, давно дожидавшаяся момента, когда же можно будет влезть. – Учитывая, что первый страдает частичными потерями памяти, а у второго теперь не спросишь. За то ты его и убила, да? Чтобы не сказал никому, что ты из дома спешно выбегала? Тебе удобнее всех, твое окошко в той же стороне, что и у убитого.

– Ха! – Света демонстративно всплеснула руками. – Ты уже на его стороне, да? – Кивок на Жеку. – А как же проклятие, Катя? Ты уже в него не веришь?

Любимова насупилась и ответила с горечью:

– Это и есть проклятие. Мы вынуждены жить рядом с убийцей.

С этим нельзя было поспорить, и все замолчали.

– Поговорим теперь про убийство Большой Ноги, – вновь заговорил Логинов.

– Орлиного Глаза, – подсказала я.

– Неважно. Плохой момент: его комната соседствует с пустой, где должны были жить металлисты. И все же должен спросить: кто-нибудь утром слышал что-либо необычное? – Никто не ответил. – Так я и думал. Я тоже ничего не слышал.

– Слушай, вчера был очень тяжелый день, – сказал Кеша. – Немудрено, что народ так отреагировал на стресс. Я тоже сразу отключился, стоило голову на подушку пристроить.

– Ладно, будем исходить из другого. Кто первым проснулся? Меня лично разбудил Пахан.

– Я проснулся рано, но не выходил из нашей комнаты, – сообщил Самойлов другу. – Ворочался, потом начал читать.