Текст книги "Так вовремя… с опозданием…"

Автор книги: Маргарита Кононова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Это логично…

–Да, предвкушая твой вопрос – папа дипломат. Представляет интересы наших граждан в Италии.

– А мой отец умер.

Чёрт, прозвучало как-то слишком резко и неприятно. Я опять заставил его понервничать, хотя в голове это звучало как поддержка. Мне показалось, что он чувствует себя хуже всех, и хотелось показать, что он очень счастливый.

– Нет, не думай. У меня было прекрасное детство. Мама с бабушкой постарались. Я вообще всё детство думал, что папа ушёл, но хочет общаться. Мама создала и поддерживала эту легенду, и кажется, я пьян и развязал свой язык…

– Всё хорошо, Слав, ты не против, что я тебя так зову?

– Нет, мне на самом деле побоку.

Мы продолжали гулять и болтать так, будто всю жизнь знакомы. Он учится в экономическом вузе, чтоб идти по стопам отца. Владеет тремя языками. А я владею только умением боксировать и «потрясающим» генетическим сбоем. Мне не доставляется возможности напиться и кайфануть. Я либо трезв, либо сплю.

Мы безумно разные, совершенно не похожие друг на друга. Он раскрыт, располагает к общению, целеустремлённый и безмерно общительный. А я… я другой. Мне сложно общаться, мне не хочется этого. Я не хочу знакомств, они мне не нужны для жизни. Чтоб потом не потерять, лучше не заводить. И ещё один момент, у меня нет счастливого будущего, нет целей, нет желания к чему-то идти. Я не вижу себя где-то или кем-то. Пустой всё, «лишний» человек. Мне нет места в моей семье, и это не потому, что у меня плохая семья, нет, всё наоборот. У меня замечательная мама, лучшая на свете младшая сестра, это я не той масти. Это мои проблемы, мои действия, моё поведение. Всё это оттолкнуло меня от них, чтоб перестать делать им больно.

Чем больше мы говорили о прошлом и будущем, о жизни и стремлениях, тем больше я видел наши различия. И меня это не пугало, мне это даже нравится. Я вижу в нём парня, такого счастливого и свободного, чёрт возьми, мне хочется быть таким же. Я будто бы приобрёл идеал, к которому стоит, а главное хочется стремиться. Мы долго шли по всем тем местам, по которым я так любил гулять, прошли и мимо дома детства. Мой взгляд прошёлся по окнам, и вот опять в её окне темнота. Как и в день, когда нас выселили из нашей квартиры.

Мама всю жизнь была простой учительницей, в простой школе. Хваталась за все подработки, за каждый дополнительный урок. И всё ради нас. Что бы мы с сестрой ни в чём не нуждались.

– Мама могла прийти домой в самый обычный, даже не праздничный вечер и приносила нам с сестрой что-то такое, о чём можно было сказать «это вам папа прислал, я с почты иду.». Мы верили ей и радовались. Позже, когда игрушки уже не были нам интересны, мама приносила нам деньги «от папы».

– И вы не думали о том, почему папа не приезжает? Ладно, чёрт с ним, можно и в правду не иметь возможности приехать, но звонить. Неужели он не мог звонить?

– Он писал письма. Мама читала нам их каждый вечер, это было нашей традицией. Мы садились в зале и слушали маму.

–А когда вся эта сказка закончилась?

– Всё заканчивалось постепенно, по мере моего взросления. В двенадцать лет мне стало невыносимо стыдно, и когда мама принесла нам деньги, я от них отказался. Сказал, что пусть лучше потратит их на что-то важное и нужное, а заодно и от отработок откажется.

– Это был очень взрослый поступок, для ребёнка твоего возраста. Я в двенадцать ничего не понимал и только ненавидел родных за какие-то мелочи.

– А потом в моей голове начала складываться картинка, и мне захотелось правды. Той, что поразила меня до глубины души.

– И когда ты узнал всю правду?

– Я узнал в самый неподходящий и тяжёлый момент. Тогда я потерял единственного друга, начались проблемы в школе и на тренировках из-за постоянных подработок, а на шабашках было сложно из-за школы и тренировок.

– Ты просто мой герой. Правда, ты… просто невероятно. Не знаю. А можно ещё вопрос?

– Ну, раз уж у нас вечер откровений, вперёд.

– А как умер твой отец. Извини, если это очень личное и тяжёлое. Я не хочу тебя обидеть или расстроить. – Сейчас я понимаю, что парень наивен и общителен по одной причине – он пьян. Очень пьян.

– Жень, слушай, похоже тебе пора домой. Ты далеко живёшь?

– Я правда не хотел тебя обижать.

– Мне не обидно. Правда, не бери в голову, ладно. Моего отца убили. Он потерял работу, и чтоб мы могли прожить большой семьёй, вышел сторожем в ночную пивнушку. Там пьянь сцепилась, он полез разнимать, за что и лишился жизни.

– Кошмар… пошли ко мне, я сварю тебе кофе, и ещё поболтаем. Завтра же всё равно выходной. Мы уже пришли почти.

На дворе ночь, транспорт не ходит, а я забрался очень далеко от общаги. Предложение Жени было как никак кстати, ведь от всей это прогулки стало прохладно до дрожи. Даже не заметил, как замёрз. Собственно, по двум этим причинам, я не стал отказываться от столь выгодного в сложившейся ситуации предложения. Шли мы ещё минут пять от силы и подошли к подъезду, раньше тут жил мой первый тренер – Валентин Семёнович. Прекрасный мужчина, замечательный спортсмен. Их семья переехала куда-то за границу, после его выхода на пенсию. Женька жил на третьем этаже, за огромной железной дверью. Первая мысль – мысль о безопасности. После того, как я узнал об отце всю правду, в переплетении с событиями, связанными с моей Женькой, я понял, что кругом, за каждым углом, на каждом шагу подстерегает опасность. Расслабляться нельзя. Кем бы ты ни был, ты не застрахован от глупости других людей. И лишь за этой огромной сейфовой дверью мне впервые за несколько лет стало как-то комфортно.

Интересный факт, который пришёл ко мне лишь сейчас, мне вновь комфортно с чужим совершенно человеком, и его имя такое же как носит она. Интересно, как её дела? Она решила кем будет в будущем, что будет дальше? Отошла ли она от ужаса, что с ней произошёл, или всё ещё боится каждого шороха и находится в трауре? Видит ли она себя кем-то? Столько вопросов, ответов на которые я не получу. От этого на душе стало ещё тяжелее. Всё это душевное говно забивает даже физическую боль. Интересно, а может ли это работать наоборот?

Мы прошли в квартиру, что-то бурно обсуждая, но я замолчал, когда увидел, что на диване спит девушка. Стало как-то неловко, захотелось исчезнуть. Такая маленькая, хрупкая и беззащитная, как моя сестрёнка, до того дня, как я сломал ей жизнь. Как и моя Крис.

– Блин, я не думал, что она приедет, даже просил её не приезжать. Сейчас разбужу. – Проговорил Женя, направившись к дивану.

Я остановил его, и остановил не просто так. Что-то казалось мне не так, и я всматривался в её лицо, пока не понял, что. Смазанная тушь и припухшие глаза. Перед сном девушка плакала, а вернее сказать ревела. Я видел такое у Кристины, которая делала вид, что всё хорошо, но потом полночи рыдала в подушку, а когда успокаивалась, я заходил, чтоб поднять её с пола и уложить в кровать. Она часто засыпала на полу, и её глаза… никогда в жизни не забуду. Моя рука схватила руку Жени, планировавшего сделать глупость.

– Не стоит, давай просто перенесу её куда скажешь, или просто тихонько посидим на кухне.

Женя выглядел раздражённым. Это накаляло ситуацию, его беспокоило появление сестры, будто произошло что-то, что его раздражает больше всего на свете. Но если включить логику. Женя сестру не ждал, а значит – ключи ей не оставлял. Если это был незапланированный визит, значит их отношения очень близкие и у неё есть доступ к его гнёздышку. Получается, что нового знакомого выбесила цепь событий, которая привела эту девушку в квартиру, а не появление её на диване. К тому же, сомневаюсь, что Женька собирался тащить кого-то из клуба, судя по беспорядку в квартире.

– Я понять не могу, что за дура то такая? – Он ворчал, но отправился к одной из дверей и открыл её, скрылся в темноте, а потом выглянул и жестом показал, что нужно сюда.

Я поднял девушку на руки, осторожно, чтоб не разбудить и не напугать, чтоб не потревожить. Мне в голову всегда вкладывали, что женщины сильные, женщины храбрые и тому подобное, и я может соглашусь с этим, но точно понимая, что это храбрость и сила – панцирь, наросший из-за того спектра негатива, что выпал на них, когда они были слабыми и беззащитными. Моя Кристи была слабой, хрупкой и ранимой, и я позволил её сломать, тогда, когда должен был спасать.

Я уложил девушку на большую кровать, в комнате, куда пригласил Женя. Она не проснулась, не заметила, как её перенёс левый парень в спальню. Меня охватил трепет от этого умиротворения, что охватило её во сне, после чего-то, что заставило плакать. Лёгкая и невесомая, нежная и хрупкая, она лежала на огромной подушке и смотрела сны. Замёрзла там, на диване, и я накрыл её одеялом и пледом. Мне захотелось этого, захотелось дать заботу, что переполняла меня через край.

Мы вышли, и Женя начал ругать сестру, эмоционально и без конкретных предъяв, сыпать оскорбления. Я не выдержал и вышел из квартиры, не могу это слышать, не могу. Я курил на лавочке, подавляя чувства в себе. Обиду, агрессию, непонимание. Всё это было огромным комом, что я не в силах так просто проглотить.

– Слав, что случилось, ты даже куртку не накинул.

Вышел Женя и растерялся, когда увидел меня в этом истерическом состоянии. Меня колотило, мне не было места в этом мире, я глотал немые слёзы вместе с никотином.

– Слав… – Он коснулся моего плеча, осторожно опускаясь рядом.

– Ты пойми, пойми, Жень… – Я пытался держаться, перестань рыдать, перестань рыдать, Свят!

–Пошли в квартиру, ты замёрз.

Я не хотел слышать его, он не прав и не понимает этого.

– Жень, она ж самое родное, что у тебя есть. Ты этого ещё не понял просто. Но подумай, она единственная пройдёт с тобой почти всю твою жизнь, понимаешь меня? Она рядышком будет и поддержит всегда. А ты, ты же сейчас её отталкиваешь, понимаешь. Ты её опорой должен быть, чтоб потом не жалеть, понимаешь, ты же потом не исправишь всё.

Мне было так тяжело говорить.

– Слав, это из-за твоей сестры, да? С ней что-то случилось?

Он пытался успокоить меня, накинул на плечи свою куртку, я ощутил запах незнакомых духов.

– Я не защитил её. Я предал её… ничтожество, ничтожество просто. Ты только не будь таким, не нужно.

– Слав, Слава, посмотри на меня, у тебя истерика. Пошли в квартиру.

– Из-за меня… я оставил её с теми уродами, поддался её уговорам и сам привёл в лапы к этим тварям… потом… – Захлёбываюсь… слёзы, воспоминания, картинки ужаса. – Я нёс её на руках домой. Мою маленькую, хрупкую. Такую напуганную, заплаканную. Сломленную…

– Расскажи, Славка, расскажи и станет полегче. Пошли в квартиру, я заварю тебе чай, ты отдохнёшь, придёшь в себя. Всё уже закончилось, Слав. Вставай.

Он говорил так понимающе, с таким сочувствием, будто ему не насрать. Будто мы лучшие друзья, прошедшие большой путь, а не еле знакомые пьяные подростки. Он завёл меня в квартиру, усадил на тот же диван, накинул плед и не отпускал. Пока дрожь не ослабла.

– Слава, что у тебя случилось? В чём ты себя так винишь?

И я рассказал. Впервые в жизни я поведал кому-то этот кошмар, что произошёл с нами в прошлом году.

Я собирался отмечать новый год в большой компании, ведь мать была на смене, Кристинка ходила вокруг меня хвостиком на протяжении нескольких дней, умоляя взять с собой. А я… я не собирался, мне казалось, что ей нечего делать среди пьяных незнакомцев. Но она всё-таки уломала меня за полчаса до выхода, я взял её с собой. Привёл, познакомил с ребятами, должен был догадаться что что-то не так, заметить их взгляды, но я думал не о том. Я думал о девчушке, что тащила меня за руку в хозяйскую спальню, с которой мы хотели провести эту ночь. Оставив сестру, я пошёл на второй этаж. Для праздника такого масштаба был снять целый дом в частном секторе. Мы с той девушкой провели в комнате около часа, но ничего так и не вышло, она была слишком пьяна. Поэтому, я уложил её спать, а сам пошёл за сестрой, чтоб вернуться домой, но на первом этаже её не было. Я искал ребят, с которыми она была оставлена мною, но их тоже не было. Прошарив весь первый этаж и двор, я побежал на второй, уже не в состоянии скрыть беспокойство. Кристик была в соседней комнате с этими уродами. Я вошёл, когда они пытались изнасиловать мою девочку, вернее… они уже практически сделали это. Они надругались над ней. В соседней комнате, за стенкой от меня моя сестра страдала. Я никогда, никогда себе этого не прощу. Я не помню, не помню, как отбил её от этих двоих. Но помню, как нёс её на руках, заплаканную, на глазах у кучи людей. Тех людей, что игнорировали её мольбы о помощи, когда эти двое затаскивали её силком в комнату. Это всё моя вина. Только моя.

Вдох… выдох… ком в горле не даёт говорить, голос срывается, но я стараюсь быть тише потому, что в соседней комнате спит маленькая крошка.

– Я не должен был сдаваться, должен был отказать ей, не должен был оставлять её. Я должен был её защитить, Жень.

Он обнимал меня и отпаивал какой-то горькой водой, молчал на протяжении всего моего рассказа.

– Слава, ты не виноват, слышишь. Ты не можешь отвечать и корить себя за поступки чужих людей, понимаешь. Ты взвалил на себя огромную ответственность. Так нельзя. Слава, невозможно было предугадать, что так всё произойдёт. Твоей вины нет. Тут виноваты только эти нелюди и твари.

– А меня чуть не посадили за то, что я отбивал у них мою девочку… Она не хотела никому говорить о той ночи, не хотела. А они, они сняли побои, даже написали заявление.

– Кошмар, Славка, это ужас. То, через что ты прошёл… никому не пожелаю. Они посмели ещё и так поступить, что за твари?

– Я не мог даже просить мою маленькую говорить о том, что произошло. Она не должна была тонуть со мной, я запретил ей говорить… она всё ещё плачет по ночам и засыпает со включённым светом на полу, понимаешь?

Женя тщетно пытался меня успокоить, но дрожь не отпускала.

– Никогда не отталкивай свою сестру. Женька, никогда.

– Я не стану, Слав, не стану. Тебе нужно лечь спать. Тебе нужно отдохнуть. Я постелю тебе во второй спальне, ладно? Мы спим с Яськой вместе, ей так спокойнее, и та комната свободна.

– Я поеду домой. Скоро пойдёт общественный транспорт, я доеду.

– Не неси херни. Я не отпущу тебя в таком состоянии, ты понял меня? Ты тут не помешаешь, даже не смей беспокоиться. Я тебе постелю, а ты отдохнёшь. В таком состоянии сидеть пару часов на остановке. Это невообразимо.

Я проснулся от страшной головной боли в чужой квартире, с чувством, что наделал глупостей и желанием бежать и сменить внешность. Что вчера на меня нашло?

За окном уже высоко взошло солнце, пуская яркий свет в окно, прикрытое шторкой. Я встал и начал одеваться, только вот подскочил я резко, от чего резко всё вокруг расплылось, а меня повело. Пришлось вернутся на кровать. Всё-таки мягкая и удобная куда круче наших матрасов, набитых камнями и опилками. По крайней мере, так кажется после первой ночи. Сегодня я даже выспался, или просто почувствовал себя отдохнувшим. Открылась дверь и в неё вошла та самая девушка, что вчера так крепко спала на диване.

– Ты чего так рано подскочил? Женька ещё спит. Как себя чувствуешь? Сейчас сварю тебе кофе, хорошо?

– Нет, не нужно. Сейчас немного приду в себя и пойду домой.

– Меня зовут Есения. Можно просто Яся. А ты, Святослав, правильно?

– Да… всё верно. Можно просто Свят, или Слава. Пофиг.

Девушка подошла ко мне и провела рукой по лицу. Осторожно, но получилось больно. Я даже прошипел.

– Прости, болит? Так, давай ложись обратно, я сейчас сварю нам кофе и принесу чего-нибудь холодного. Потом проснётся Женя, мы позавтракаем.

Яся была такой приветливой и счастливой. Она так похожа на Женьку, хотя внешне они очень разные, они одной энергетики. Девочка располагает. Её милые детские черты лица, такие большие серые глаза, в них столько честности и неподдельной искренности. Что же вчера заставило их плакать?

– Спасибо, конечно, но думаю, мне лучше идти домой. Я и без того уже воспользовался вашим гостеприимством.

– Ну, нет. Ты вчера спас лицо моего брата от синяков. Так что мы теперь тебе должны, и это малое, что мы могли предложить. Знаешь, я так боялась, когда он уходил. Предчувствие было плохое, как оказалось не зря. Давай, чтоб тебя не терзали мысли о побеге, я туда и обратно, потом поговорим.

Я кивнул, и девушка скрылась за дверью, осторожненько её прикрыв. Странно, что ж так голова то болит, я ж не пил практически. Ставшие привычным слабость и апатия, сегодня были будто бы помножены на два. Я совершенно точно залип на вид из окна. Странно, мыслей нет, привычного отвратительного настроения тоже. Мне будто стало легче. Не на много, совсем чуть-чуть, но лучше. Будто бы легче дышать. Не знаю, что это, это либо от страшной головной боли, что вытеснила душевные муки, а может… это от того, что я выговорился. Впервые в жизни кто-то узнал о том, что так сильно болело и царапало душу.

– Так, я принесла кофе. Хотя, может ты хотел чай?

Девушка ворвалась, но её голос не привлёк моего внимания, по крайней мере, я на него не отреагировал так, как обычно все это делают.

– Слав, всё хорошо? – Она слегка коснулась моего плеча и меня будто ударило молнией от её руки. Я даже вздрогнул, но не от неожиданности, вовсе нет, это что-то другое.

– Прости…я не хотела напугать тебя. Как ты?

– А… всё хорошо, просто голова болит. Не бери во внимание.

– Слав, тебе нужно ко врачу, сильно болит? А если тебя вчера сильно приложили?

Она села рядом со мной и приобняла, проводя по плечу и спине, будто бы жалея.

– Всё хорошо, Есения, правда. Даже если и травмировали, то не в первый раз. Заживёт.

– Тебя тоже били?

Меня просто передёрнуло от этого вопроса, что значит «тоже били»? Кто-то её тронул? Кто-то посмел ударить этого невинного ребёнка? Глупо мне задавать этот вопрос, но даже если сравнивать Есению и мою Кристи… они разные, такие разные, хотя почти одного возраста. Моя девочка, она боец. Сильная, уверенная, дерзкая. Она всегда знала, что я её поддержу и защищу. Я бросался цербером на её защиту, даже когда понимал, что она не права. Постепенно, изучая меня и моё поведение, она научилась самостоятельно стоять за себя, давать отпор. Судьба без отца сделала из неё сильного человека, независимого и уверенного, пока я её не сломал, вернее… не позволил её сломить? Сложно формулировать это так. Есения, она другая. Это нежная, женственная девочка. Воздушная и беззащитная, как цветочек. Такая воздушная зефирка, которую нужно оберегать. Она… этой девочке нужен сильный человек рядом.

– Маленькая, кто посмел? – Я выпалил прежде, чем подумать. Стало даже стыдно, за эту фразу, а вернее за действие. После её фразы, мне захотелось её защитить и обнять. Что я и сделал, опять же, прежде чем подумать. Не понимаю, раньше я распустил руки, или язык?

Я прижимал это девочку и чувствовал такой трепет и такое волнение в душе. Она такая маленькая и хрупкая. Ей нужна защита и, как мне кажется, любовь. Она робкая и в ней есть что-то, что она скрывает. Девочка, что всё держит в себе и улыбается. Кто-то считает таких людей сильными, а я… я считаю, что даже сильным нужна поддержка и любовь.

Её запах, был таким сладким, что я потянулся к её волосам губами. Вдохнул всей грудью её запах, но от глубокого вдоха тоже закружилась голова. Как-то рефлекторно, моя рука сжала её талию, от чего я сразу же отдалился. В глазах лишь кадры из прошлого. Моя Крис в этих грязных лапах. Зажатая ими, как и эта малышка мною.

– Слав…

Она опять прильнула ко мне и вновь прижалась к моему, дрожащему от воспоминаний, телу.

– Всё хорошо, Есения, прости меня.

Моя рука опять слегка приобняла её.

– Меня никто не трогал, если ты так подумал… нет. Это Женьку. Его постоянно били за его прямолинейность. Он постоянно говорит, что думает. Чем часто обижает людей. И тебя он вчера задел, прости, но я всё слышала. Не держи только на него зла. Женька такой… я не знаю, как назвать. Он не привык задумываться о чувствах других, тем более, если вопрос питает его любопытство.

– Он меня не обижал, и никогда, запомни, никогда не извиняйся за мужчину. Не взваливай на себя чужую вину.

Мы болтали, и с каждой фразой приближались друг к другу. Пили кофе, потом я лёг от сильной головной боли, просто тянуло вниз. Яся легла рядом, и в какой-то момент её голова легла на мою грудь, а мои руки гладили её волосы.

– Сильно болит?

Спросила она в очередной раз, смотря на меня обеспокоенно. Кто я такой, чтоб вызывать её беспокойство? И по какому праву мы так близко друг к другу? Почему мне этого так страстно хочется?

К счастью, мне не пришлось отвечать, ведь за дверью послышались шорохи. Значит, Женя проснулся.

– Полежи немного, я сейчас вернусь. – Проговорила эта малышка, перебираясь через меня. Тепло её кожи приносило облегчение, но сейчас она ушла и стало как-то не так. – Женька, пожалуйста, зайди туда, Славе очень плохо. – Послышалось за дверью. Ну, зачем, маленькая?

Женя ворвался в комнату, полный тревоги и непонимания спросонья.

– Что такое, Слав? Ты и в правду какой-то бледный… Господи, какой синяк… Ясь, солнышко, тащи аптечку, быстро.

Женя сел рядом, не дав мне и слова вымолвить.

– Так голова кружится?

– Немного…

– Голова болит?

– Тоже есть.

Есения принесла коробку, в которой, по всей видимости и существовала аптечка. Он порылся в ней и недовольно хмыкнул.

– Яся, сейчас беги в аптеку за обезболом и купи охлаждающую мазь. От синяков и ушибов.

– Так, бросьте оба. Не нужно никуда бежать, всё хорошо. Я уже готов идти домой.

– Слав, у тебя, кажется, сотрясение, какой домой? Только отдых и тишина. Так, Ясь, сейчас ты в аптеку, я готовлю завтрак, а потом ты посидишь со Святославом, а я схожу домой.

Чего они со мной носятся как с писанной торбой? Мне очень неловко и хочется исчезнуть. Не люблю я такого внимания, ненавижу, когда вокруг меня крутятся, тем более, когда я этого и не заслуживаю. Это никогда не было для меня нормой. В меня вложили понимание того, что я – мужик, меня нельзя жалеть, я не должен показывать слабость. Женя ушёл, а Яся, ещё не на долго осталась, обняла меня за плечи, я взял её за руку. Маленькая хрупкая и такая нежная девочка. Повезёт же мужчине, которого она выберет в мужья.

– Ты замёрз? Тебя так трясёт…

– Мне не холодно, спасибо за беспокойство. Это от слабости и… скорее всего похмелье…

Девушка всё равно накинула на меня плед и покинула комнату. Тут же послышались голоса за неплотно закрытой дверью. Небольшой звон в ушах не позволял мне разобрать и пары слов. Меня одолевали мысли, всё те же, уже привычные нехорошие обрывки. Плохие сны, все ситуации и чувство вины. Всё это давило на меня с невыносимой тяжестью. Единственное, чего сейчас очень сильно захотелось – поговорить с Кристиной, и всё-таки попросить прощения… нет, не так… вымолить его. Я извинялся миллиард раз, но стена, выросшая, между нами, не разбивалась. Так быстро были возведены баррикады, разделяющие некогда самых близких людей. Мы с ней всегда были вместе, и то, что произошло между мной и Женькой – сплотило нас. Кристи первая прибежала меня поддерживать и была плечом, на которое мне можно было опереться, чтоб встать. Она была на каждом соревновании, на каждой тренировке. Даже на последней, когда мысленно я понимал, что всё – бой окончен, перчатки на гвоздь. Кристина от начала и до конца просидела со мной, смотря на то, как я отбивал пальцы об грушу, а потом ушла со мной, под аплодисменты и крики. Так было принято, мы выходили под аплодисменты, под них и уходили. И даже если этот уход был последним, уходом из спорта.

Решение, что было принято не мною. Обстоятельства, они шли по головам, ломая мои собственные кости. Этот кошмар наступал, не давая возможности выдохнуть. Все неприятности разом высыпались из мешка жизненных неурядиц. Всё началось с моего прощания с рыжей красавицей. С того, которое я запомнил навсегда. В тот вечер она поцеловала меня в щёку, процитировав то, что я не понимал и то, что я слушал лишь от того, что её глаза горели огоньками, способными осветить весь район. Тот невинный детский поцелуй в щёчку, со словами, что я не мог вспомнить первые несколько дней, но, когда вспомнил, уже не смог вырезать из памяти. Тот диалог:

«-И зачем это? Разве я заслужил?

–Цени каждое касание губ от близкого человека, ведь никогда не знаешь, какой поцелуй будет последним.»

Она чувствовала, она знала. Эта девочка будто напророчила расставание, последнее слово, последний поцелуй, и долгие, но такие короткие последние объятия. В тот вечер мы стояли в нашем подъезде, между этажами, её руки как всегда были дико холодными, я взял их и начал греть, не сводя взгляда с её лица. Мне страшно мало было её взглядов в тот вечер, между нами, будто рушились стены и момент был на столько интимным, что срывало крышу. В этом мире словно вымерли все, и были только мы вдвоём. Не сумев согреть её руки своими, и даже когда дыхание не помогло, я позволил себе пересечь черту и дал её рукам коснуться собственной кожи. Дрожь от холодных пальцев пробежала по всему телу, до самых кончиков волос, а в её лице появилось смущение. Она отвела взгляд, и я прижал её к себе. Обнял, просто так, не на прощание и не приветствуя. Это было первым проявлением нашей близости, нашим первым наслаждением друг от друга. Мы стояли, погрузившись друг в друга, позволяя переплетаться душам, я чувствовал запах духов её матери, ведь в последнее время она пользовалась только ими. Со временем мне удалось разобрать этот запах по ноткам. Мы стояли так до поздней ночи, и лишь к четырём утра, она подарила мне последний взгляд, скрываясь за дверью, из которой сама она больше не вышла. С ней исчезло всё моё внутреннее тепло, исчез жар, что шёл из самого сердца, и теперь мои пальцы стали предательски холодными, словно проклятье снежной королевы и её льдинки в моей пустой душе, а этот запах… его больше никогда и ни на ком не было.

С этого вечера, а вернее с раннего утра начался ад. Началась война с самим собой и чувствами, переполнявшими меня. Потом вскрылась вся правда о моём родном отце, я был на его могилке впервые в жизни. И смог позволить себе это лишь однажды, уходя от него, я надеялся, что больше никогда не вернусь, попросив у него за это прощения. А потом, через пару месяцев – новый удар. Мама лишилась работы, нашу квартиру решили забрать, попросив съехать меньше чем за месяц. В никуда, без денег и надежды на светлое будущее. Мама не впадала в отчаяние, она привыкла всё тянуть самостоятельно, и вытянула вновь. Она нашла работу в трёх тысячах километрах от родного дома, а значит, пора бросать всё, что всегда было моей жизнью. Я не мог поверить, что это конец, и пора всё бросить. Столько лет, столько пота и крови. Всё моё детство, моё юношество… я вырос в том зале, а теперь всему пришёл конец. Последняя капля, как мне тогда казалось, наивному глупцу. Меня посетило ощущение, что жизнь закончена. Глупый и мерзкий юношеский максимализм, как хорошо, что я не дал ему волю. Хоть с чем-то я не сплоховал. И в этом мне помогла Кристина. Она держала мой дух, подогревая собственным огнём, а я… я позволил этому огню погаснуть. Укусил руку, что кормила меня. Это можно называть как угодно, но суть не изменится. Я – предатель, разрушивший всё самое дорогое. Я предал Женю, позволив ей в тот день задержаться, предал отца, отказавшись от его памяти, предал мать, уехав обратно, Кристину, позволив ей страдать, да что там. Я даже предал самого себя, оставив то, что всегда было внутри меня. Спорт, которым я так болел, который был моим смыслом долгие годы. Это было, пожалуй, единственным, что я умел.