Текст книги "Плохие помощники (СИ)"
Автор книги: Маргарита Лапина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
– Хватит уже трясти, кидай!
Кубики с шумом покатились, а потом раздался дружный недовольный возглас и смех. Иона улыбнулась и поправила подушку под спиной. Соседнюю кровать освободили от постельного белья, и на ней закипели нешуточные страсти: бесконечное состязание скрасило не один вечер ребятам из лагеря. Парнишка из другого отряда обругал Дарси, Ситара засмеялась. Иона тоже хмыкнула.
Ребята частенько отвлекали её шумом. Однако в те вечера, когда Иона играла с ними, она сама кричала не тише, поэтому не ругалась на них.
Сегодня Иона не смогла составить игрокам компанию. Данные, обещанные Главой, оказались в её руках. Иона решила, что прочитает все бумаги до того, как окончательно стемнеет. Она уже добралась через множество бесполезной вводной ерунды к самому главному, к процессу зарядки «аккумуляторов». Согласно бумагам, полугэллоны быстро освоили подобный тип работы. Судя по показателям, они вообще всему обучались быстро, но взаимодействию с камнями – особенно.
Полугэллоны производили энергию, аналогичную постоянному и переменному току, получаемому из более привычных источников электричества. Полугэллоны каким-то образом сонастраивались с камнями и внедряли в них «кусочки своих душ». Пока такой «кусочек» находился в камне, полугэллоны могли отправлять туда свою энергию, которая, умноженная и преобразованная структурой самого камня, превращала его в аккумулятор.
И вот крайне интересная деталь. Результаты тестов на полугэллонах показывали, что существа прилагали гораздо меньше усилий для производства переменного тока. Постоянный же ток, который требовался от них сейчас, выматывал их до крайности. Пока связь с камнем держалась, полугэллоны могли двигаться лишь с большим трудом и предпочитали лежать неподвижно, погружённые в транс, а после отсоединения едва оставались в сознании от бессилия. В обоих случаях полугэллонам требовалось время для восстановления, прежде чем они могли установить новый контакт с камнем. Однако в случае с переменным током полугэллоны после работы могли хотя бы нормально делать ещё что-то, не связанное с зарядкой, и не так мучились от болей.
В голове Ионы трещало и искрило. Давным-давно отец рассказывал о теоретическом проекте, который он так и не довёл до конца. Ум Ивора не знал покоя, всегда изучал, изобретал, усовершенствовал машины. Ионе передались отцовские таланты, и Ивор всеми наработками делился с ней. Все проекты, от едва начатых до почти готовых, с уничтожением Даскерии теперь хранились в единственном экземпляре в её голове.
Почти против воли Иона вспомнила тот самый, что завис на начальной стадии. Во времена детства Ионы люди провели много экспериментов с камнями, и у кого-то даже получилось зарядить их с помощью различных хитроумных приспособлений. Камни стали бы идеальными аккумуляторами – экологичными и лёгкими – благодаря своей податливости и чувствительности. Эксперименты по большей части оказались не слишком удачными, однако Ивор всё равно взялся изобретать устройство, способное выпрямлять ток и подключать к стандартной машине аккумулятор-камень, теоретически заряженный переменным током.
Или, по-другому, выпрямитель для полугэллонов во времена, когда никто ещё не знал про полугэллонов. «Другой» выпрямитель.
Отчаянная идея, проект, состоящий из одних дыр и предположений. Иона никогда особо не задумывалась над ним и почти забыла об его существовании. Но сейчас лампочки замигали в голове ярко, как на панели управления. Рука забегала по бумаге, и смех товарищей превратился в мерный гул машины. Где-то далеко зазвучал хриплый голос отца, заговорил про другой выпрямитель. Иона писала, рисовала, черкала, злилась, хваталась за голову и снова черкала.
Значит, имеется камень. Есть график. Вот такие виды выпрямителей применяются уже. Другой график. Он должен стать почти прямой линией. Подключаться к машине без модернизаций самой машины. Как? Схема. Вторая. Десятая. Должен быть выход наружу, два… нет, четыре. Два на плюс и два на минус. Как во втором выпрямителе, что она припомнила. Без потерь. Материал? Коон должен подойти. И фильтр. Как думал отец, только сильнее. Сгладить, чтобы не падал до нуля. Получится ли? До сих пор никто подобной штуки не изобрёл. Почему? Если сделать вот так, тогда будет другой график. Вот это уже совсем другой график. Ещё чуть-чуть. Пара схем, и…
– Иона.
Иона вздрогнула. В комнате стояла темень. Дарси тряс Иону за согнутое колено. Игрища прекращались. Ребята с фонариками разбредались кто куда. Ситара и Оман стелили постель Омана обратно. В темноте никто больше не решался шуметь, все переговаривались очень тихо, так что Иона даже не разбирала слов.
Сколько времени она просидела над проектом?
– Ты так ушла в себя. Мы звали тебя играть, а ты даже не слышала, – тихо сказал Дарси и улыбнулся. Потряхивание колена сменилось поглаживанием. – Поиграй с нами завтра. Выходных нет, так надо хотя бы вечерами расслабляться.
И он туда же! Они все сговорились, что ли, отдыхать да отдыхать? Иона выпрямила ноги, и рука Дарси осталась висеть в воздухе.
– На Даскерии никогда их и не было, – Иона отложила ручку и тетрадь и размяла уставшую спину. Отсидела весь зад. – Всё равно поле, машины и скотина никуда не пропадали только потому, что по календарю Талерии наступал выходной.
– Но мы работали не все дни так, согласись, – проговорил Дарси тем же ровным тоном, что и всегда, его будто бы не задело её раздражение. – Сейчас мы несёмся на пределе. Тем важнее отдыхать. Ты не забыла? Забыла!
Он подался к ней и задышал в ухо.
Волосы, похожие на «пляж», пахли сеном.
– Сегодня наша очередь, – прошептал Дарси и положил тяжёлую руку на талию Ионы.
Великие небеса, очередь! У Ионы чуть не вырвался стон, но не от удовольствия, а от досады. Как быстро пролетело время, земля его забери! У Амбер и Енса тоже сейчас «очередь». Сейчас, сегодня, завтра, и во все другие дни. Выпрямитель, камень, переменный ток… Никаких сил, никакого отдыха – уже целую вечность. Она могла бы согласиться и предоставить Дарси возможность трудиться одному, но потеряла бы столько невосполнимого времени!
– Нет, Дарси, – Иона осторожно отодвинула парня за широкие плечи и убрала его обветренную руку с талии. Заглянула в голубые глаза, хотя темнота мешала их видеть. – Я сегодня не могу.
– Из-за работы.
– Конечно, из-за работы. Слушай. Это очень важное дело. Очень. Подождём другого раза? Он придёт совсем быстро.
Другой выпрямитель – самая бесполезная вещь, какой Иона только могла заняться. Пожалуй, даже проведя вечер с Дарси, Иона сделала бы более важное дело. Но упустить момент, когда оставшийся кусочек задумки всплыл перед глазами, только руку протяни куда надо?! Отец часто бросал проекты из-за того, что не видел им применения, или прятал их, потому что не доверял людям и не хотел, чтобы его труды достались им. Этот проект тоже нужно будет убрать как можно дальше от всех, чтобы случайно не подсказать кому-то идею. Но только не бросить, нет, только не сейчас, когда ответ уже почти нашёлся.
– Хорошо, – Дарси неторопливо облизнул губы, почесал ухо и медленно поднялся с кровати. Будто решил дать Ионе время передумать.
– Ситара, Оман, можете не трудиться, – крикнула горожанам Иона, выглянув из-за Дарси. Среди перешёптываний её голос громыхнул, как треск неожиданной поломки в машине. Оман перестал пушить подушку, замер и насторожился. – Мы передаём вам очередь.
– Так расстроился из-за поражения, что всё желание отпало? – Ситара ткнула Дарси в грудь пальцем, пока шла мимо к шкафчику.
Дарси промолчал и удалился в противоположную сторону, к кровати. Ситара захихикала, подбежала к своему Оману и, кажется, ущипнула его за мягкое место. В её руке показалось что-то тёмное – наверное, очередное расфуфыренное талерийское бельё. Иона хмыкнула. Если над кем и надо посмеяться, так над Ситарой и Оманом. Ладно ещё Амбер, она только что приехала с Талерии и в поле не возится, но эти двое даже по локоть в земле продолжали играть в город и удобства.
– Глупые вы, – напоследок сообщила Ситара, её увлекал вдаль Оман. – Не надейтесь, что вам потом перепадёт вне очереди. Вас никто не отговаривал!
– Ушли развлекаться. Хочу ещё играть. Они веселятся, а мы должны спать. Время детское, а темно, хоть глаз коли. Лучше бы полугэллоны сейчас заряжали нам лампочки, а не бездельничали.
Иона и все ребята засмеялись. Надо же, горожанину пришла хорошая мысль. Постепенно болтовня остальных утихла, прекратилось и шуршание пододеяльниками. Иона достала из-под подушки фонарик и включила, с удовольствием отметив, что он ещё даже не начал подмигивать. Можно поработать с ним пару часов, прежде чем ослабнут и свет, и она. Сегодня никто не составил Ионе компанию по чтению или письму в полумраке. В самом деле, полугэллоны совсем не помешали бы в роли лампочек. Глаза сказали бы спасибо.
Иона создала другой выпрямитель на бумаге, когда фонарик ещё не начал светить хуже. Ответ нашёлся очень быстро, и он лежал на поверхности. Озарение пришло краткой белой вспышкой, но его оказалось достаточно. Всё щёлкнуло, соединилось, встало на своё место. От радостного волнения даже закружилась голова. Рука Ионы заболела, исписанные и исчерканные листы зашелестели, когда Иона закрыла тетрадь. Каким же гением был отец, и как много Иона взяла от него! Он начал предложение, а она закончила. Он не смог завершить проект, а она смогла. В тетради, крепко зажатой в руках, притаилось теперь большое знание и большая опасность, которую Иона создала в запале, почти в горячке.
Отлично, только что теперь с этим знанием делать? Полугэллоны уже много страдали и жили ещё не так долго, чтобы кто-то выяснил, будут ли в будущем дополнительные негативные последствия их работы с камнями. Может быть, облегчить их жизнь сейчас – правильное решение? Получается, что они мучаются больше всех существ с особыми способностями. Целители просто устают, телепатов проблемы догоняют через двадцать лет, гэллоны, кажется, вообще ни капли не страдают от своего дара. Может быть, это человечное решение, и оно лучше любых угроз заставит полугэллонов отказаться от недобрых планов? Или лучше будет уничтожить тетрадь и забыть, что сегодняшний вечер вообще случился?
Иона в порыве спрыгнула с кровати, но замерла. Кто-то пошевелился во сне. Не проснулся. Пока она не решит, как лучше всего поступить, тетрадь надо спрятать. Только не в шкаф – туда залезла Амбер, и мог залезть кто угодно, – и не под подушку, потому что завтра столом для игр может стать её кровать. Трудно найти уединённое место, когда все живут друг у друга на головах. В подушку? Наволочка застёгивается на молнию, и даже если кого-то смутит посторонний предмет в подушке, тетрадь оттуда точно не выпадет и случайно не раскроется. А внутрь специально никто лазить не станет. Живём в тесноте, но не в беспределе, и ещё не опустились до револтистов.
Иона тихонько расстегнула молнию, и даже от такого звука кто-то заёрзал. Иона упаковала тетрадку и попробовала прилечь. Стало жестковато, но терпимо. Она создала чудовище из тетрадки, потому что не смогла остановиться и записала все свои мысли. Но понадеяться только на голову значило распрощаться с проектом навсегда. То, что в какой-то момент кажется кристально ясным, на следующий день может распасться на бессвязные куски, которые уже никогда не соберутся воедино. Проект нужно было ухватить и запечатлеть, пока пришло вдохновение. Другой выпрямитель – проект её и отца, последний, потому что Ивор уже никогда ничего не изобретёт.
Иону трясло. Всё внутри сжималось, ей хотелось прыгать, махать кулаками, падать, бить ногами об пол, снова вскакивать и кричать.
Иона крепко зажала рот руками и как можно тише выскользнула на балкончик, примыкавший к комнате. Прохладный ветерок заставил Иону вздрогнуть, немного охладил и успокоил. Она глубоко вдохнула, крепко ухватилась за перила и стала покачиваться. Закрыла глаза, и даже в черноте замелькали бесчисленные схемы и слова. Иона произнесла в голове «другой выпрямитель» со всеми возможными интонациями, о каких только смогла подумать, и в виске начало мерно пульсировать, будто мотор завели. Иона зачесала жёсткие волосы назад пятернёй и снова вдохнула, теперь носом.
В воздухе пахло мокрой землёй, листьями лопуха и металлом. Вдали горел костёр, и Ионе казалось, что она чует и дымок. Однако огонь находился слишком далеко, чтобы ветер донёс запах, и Иона знала, что выдумывает.
Гэллоны сидят у костра. Издалека можно разобрать их шевеление по бликам огня на глянцевых телах. Почти так же светятся волосы Лючии на серой коже и на телах её товарищей.
Почему из всех чужаков именно она досталась Ионе и её машине? Словно в насмешку природа или эксперимент выкрасили их волосы так похоже, только у Лючии они больше походили по цвету на мёд, а у Ионы – на медь. Иона крепче сжала перила и проглотила горечь, подступившую к горлу. Дру-гой вы-пря-ми-тель.
Вечер прохладный и тёмный, небо похоже на безумное бархатное платье в мелких бусинках-звёздах, Ионе однажды довелось такое увидеть на Талерии. Ещё даже не полночь. Кажется, лагерь без света погрузился в сон, но на самом деле он продолжает жить. Чем заняты гэллоны в такой час? Греются? Их привезли из жарких земель на юго-востоке от Даскерии. Страшно представить! Примерно оттуда же, как рассказывал Енс, пришла темнокожая ветвь людей. Их тоже тряхнуло первой ночью синей луны, и они объединились с выжившими из земель древних, чтобы спастись, обменяться опытом, увеличить численность.
Но темнокожие люди ничего не знали о гэллонах и никогда их не видели.
Сколько в мире ещё мест, о которых никто не знает и где кто-то может жить? Кто-то ещё страннее, чем гэллоны? Серые глазастые ребята удивились костру в первый раз, но огонь им понравился. Шол зажигал его теперь, как только наступали сумерки, и рассказывал, что гэллоны удивляются костру каждый день, словно видят впервые. Им будто бы правда нравится здесь жить, спать под звёздами, копошиться у огня, растить урожай. Их простота и неприхотливость даже немного успокаивали.
Похоже, они тут единственные, кто ничего не замышляет, ничего не добивается, ни на кого не злится. И ничего не боится.
Иона поёжилась и обхватила себя. Определённо, стало ещё прохладнее.
Револтисты сейчас тоже бодрствовали. Иона не могла точно знать, потому что ни она, ни кто-либо другой не заходил в их комнаты ни ночью, ни днём. Упасите небеса залезать в эту клоаку в миниатюре: неизвестно, что там водится, что подхватить можно и во что вляпаться.
И всё-таки они не спали. При ввозе на Даскерию все наркотические вещества у револтистов изымались, но Иона прекрасно помнила жуткие обучающие ролики из детства, и то, как колотилось сердце в груди под громовой голос за кадром: «Человек, не желающий проделывать работу, что положена каждому потомку древних людей, – будь то работа общественная или работа душевная, – называется у нас бездельником. Бездельнику надлежит оказаться в месте, где отсутствует сама возможность труда на благо общества или благо собственное. Безделье любого ведёт к разложению, отупению и опущению. В безделье человек потакает низшим инстинктам телесным и порокам душевным. Без возвышения путём честного труда и узнавания, на Револте живое существо вовсе лишается человеческого облика, сначала внешне, потом внутренне. По истечении пяти лет револтист не может даже больше зваться человеком и не подлежит возвращению в честное общество. Берегите свою небесную душу: заботьтесь о судьбе, трудитесь по определению, вовремя посещайте советников и целителей. Чиста душа – чиста правая рука. Смотрите эти кадры». И дальше шли фотографии, люди весёлые, счастливые – до Револта; с запавшими глазами, опухшие, серые, изъеденные какими-то рытвинами и шрамами – после. Иона долгое время не сомневалась, что ролики намеренно сделали чёрно-белыми, пока не пересмотрела их лет в четырнадцать и не поняла, что на Револте просто в принципе не существовало красок. Никакой травы и цветов, никаких ярких плакатов и вывесок. Только серые высотные дома с чёрными окнами без стёкол, тёмно-серый асфальт на дорогах и огромный непроницаемый купол над всем этим – скрывать небо и солнце. Вечная ночь для предателей небес.
Иона чуяла кислую вонищу тел и видела, как револтисты, потные, все в земле и удобрениях, в темноте без разбора трахают друг друга всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Предаются «порокам души и тела». И гордятся собой, тем, как ловко они устроились – на добренькой Даскерии можно продолжать заниматься любимыми увлечениями, при этом что-то кушать, и, так уж и быть, иногда делать над собой немыслимые усилия и работать. Иона раньше не знала, что в ней может жить такая злоба, но иногда хотелось ворваться к ним и передушить всех, на кого хватит сил, голыми руками.
Иона развернулась, чтобы пойти в комнату, но краем глаза уловила на плоской крыше столовой какое-то движение. Иона снова вцепилась в перила и подалась вперёд, чтобы получше рассмотреть, что туда забралось.
Лючия. Полугэллонка, кажется, сидела с запрокинутой головой, одна и без света.
А вот полугэллонам полагалось сейчас только лежать по койкам.
Где Лючия взяла силы, и, главное, зачем туда забралась? Что вообще могло сподвигнуть кого-то усталого и измученного среди ночи взбираться на крышу? Иона в жизни не полезла бы туда даже в бодром состоянии.
Полугэллоны совершенно непредсказуемы и от этого вдвойне опасны. Нельзя об этом забывать.
Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал про существование другого выпрямителя. Лучше бы изобрела что-нибудь, что выматывало бы полугэллонов ещё сильнее. Чтобы они не лазали ночами, где ни попадя.
Иона закончила приготовления ко сну и напоследок выглянула с балкона ещё раз. Лючия исчезла. Может, почувствовала, что её заметили, или просто сделала всё, что собиралась? Только вот что? Амбер может игнорировать всё на свете и считать полугэллонов милой расой, но Иона такой ошибки не допустит. Никто не должен найти тетрадь. Иначе получится, что Иона сама позволила полугэллонам навредить людям, почти что упросила их. Если чужаки получат возможность использовать переменный ток в камнях, то, наверняка, смогут работать ещё и после возвращения рактов с поля. Было бы неплохо превратить полугэллонов в зарядки для местного электричества, но им нужно восстанавливать силы перед новым контактом. Значит, работа будет физическая, связанная с их жилищем, запасами, чем угодно. Одно дело, если бы чужакам позволили просто отдыхать вечерами. Но в нынешних условиях ни одни рабочие руки не могли оставаться без дела. Иону за такую поблажку осудят и как человека, и как командира.
Лучше сохранить всё как есть. Устоявшийся порядок точно ни у кого не вызовет головной боли. Кроме полугэллонов. Но они потерпят.
Глава 6
Ждали ещё пятерых.
С самого утра Иона чувствовала себя точно во сне. Она успела отладить машины, слазить на крышу столовой и убедиться, что Лючия не оставила там ничего подозрительного, вспахать намеченный участок земли, заплести с помощью Амбер траурную косу и прийти сюда, к перевозчику. Но всё это время мысли Ионы находились далеко, а тело будто плавало в холодной воде.
Она знала, что этот день придёт, и ждала его, и он неизбежно настал. Подошёл даже назначенный час – четыре. Но сейчас Иона предпочла бы, чтобы всё действительно происходило во сне. Она уже осознала, что родители никогда не вернутся, что они упокоились в объятиях небес, как все полные узнанные пары, что были до них и что придут после. Но сегодня памятник поставят старой Даскерии, всей, не только её людям.
А мириться с тем, что старый порядок теперь будет олицетворять один лишь холодный камень, Иона не могла и не собиралась.
Жалкий клочок земли и красивая колонна – не всё, что осталось от дома, и никто не убедит её в обратном. Даскерия никогда не будет «старой», потому что никакой «новой» не существует.
Иона сохранит Даскерию в целости. Пока Иона главная, ни нелюди, ни револтисты не отравят её дом развратом, противными небесам порядками и поведением. А потом, когда панический посев урожая закончится, и все чужаки укатятся восвояси, жизнь и вовсе пойдёт по-старому. Иона продолжит честно жить, и окружать её будут только честные люди и друзья. Будет работать с землёй и машинами, к чему её предназначение определила мать. Найдёт судьбу и будет, как полагается, самой лучшей и верной спутницей своему мужчине. Катастрофа не сможет отнять у неё будущее. Никакая синяя луна, никакие чужаки не смогут. Такая жизнь была ей уготована с рождения, и Иона будет бороться за неё до последнего, против чего и кого угодно.
Единственным, на что Иона позволила себе поддаться, был приказ Главы о всеобщем дне памяти и траура: все работники лагерей, независимо от их расовой принадлежности, сегодня освобождались от работ в поле, начиная с трёх часов дня. Послабление досадное, но частично оправданное, так как даскерийцы в некоторых отрядах водили перевозчики или ракты, и их отсутствие значительно затрудняло остальных. Иона пообещала себе, что они обязательно отработают позднее. А её собратьям действительно требовался момент единения, напоминания, что Даскерия жива, пока живы они, и в их руках память, прошлое Даскерии и будущее.
В лагере Ионы жили всего двадцать девять даскерийцев. Сейчас у каждого лагеря так же собирались её сородичи и ожидали, когда транспорт доставит их к месту. Всех тех немногих, кому посчастливилось жить на самых окраинах или в ту злополучную ночь быть на Талерии, как самой Ионе. Дарси обнимал Иону за плечи, пока они ждали, и ей хотелось освободиться от него. Если бы не Дарси и его дурацкая болезнь, если бы не обследование на серьёзной медицинской аппаратуре в городе, которое ему требовалось, они не уехали бы тогда и погибли бы вместе с остальными. Иона до сих пор не могла решить, ненавидела она Дарси за это или благодарила, но его прикосновение сейчас только раздражало и ни капли не поддерживало.
Из лагеря вышли Енс и Амбер. Брат в тёмно-синей траурной рубахе, как сама Иона, а подруга в простом длинном тёмно-синем платье. От синевы болели глаза. Цвет синей луны.
Каково это, когда всё вокруг полыхает и светится синим? Такую картину видели в последние минуты жизни родители. Или только отец, потому что мать, как Иона надеялась, находилась в очередном выпадении и умерла, не понимая, что происходит, и не чувствуя боли.
За друзьями вышли оставшиеся трое даскерийцев, и Иона подняла руку, привлекая внимание. Однако удержать его надолго не сумела: следом за честными людьми на улицу вышли одиннадцать револтистов, в их числе Ллойд. Все молча уставились на сброд. У Ионы в жилах закипела кровь.
Она часто слышала такое выражение, но никогда раньше не понимала, что оно означает.
– Я попрошу вас очистить пространство, – проговорила Иона, и голос дрогнул. Она кашлянула.
Револтисты теснее прижались друг к другу, но не двинулись с места. Ллойд вышел вперёд, тем самым назначая себя лидером.
– От лица себя и своих товарищей-даскерийцев я прошу взять и нас тоже на установку памятника.
Дыхание перехватило. Честные даскерийцы так закричали в ответ, что Иона даже не стала пересиливать себя, чтобы возмутиться.
– Тоже мне, даскерийцы выискались! На Револт ступил – корни себе вырвал!
– Бездельники! Радуйтесь, можно полдня не пахать!
– Вспомнили, тоже мне! Раньше надо было думать, что вы даскерийцы!
– Картофелины гнилые! Подальше вас держать надо и от урожая, и от честных людей, чтобы воздух не отравляли!
Неслыханная наглость! Они вообразили, что будут стоять и поминать Даскерию с честными людьми в одном ряду, как будто ничего и не совершили вовсе?!
– Я говорю! – Ллойд не сдался и перекричал недовольный гомон. – Мы тоже даскерийцы! И тоже потеряли здесь родных и друзей. Мы хотим проститься с ними не меньше, чем вы.
Рука Дарси крепче сжалась на плече Ионы, и теперь его жест придал сил. Дарси полностью разделил её гнев, он и все сородичи. Обезумевших револтистов нужно поставить на место.
Больно, что среди них есть не только горожане, но и падшие даскерийцы, самые из них отвратительные.
– Вы уже простились с ними! Когда ступили на Револт! – Иона тоже шагнула вперёд. Кто-то попытался схватить её за рукав, но она сделала ещё несколько шагов. – Вы прекрасно знали о последствиях. Револтист лишается семьи и друзей, и это только его выбор. Вас никто насильно не принуждал! Не говорите теперь, что лишились чего-то из-за синей луны! Вы уже давно сами попрощались с ними!
Ллойд приблизился, и Ионе показалось, что он вцепится в неё, но он замер. За Ионой встали стеной почти тридцать разгневанных даскерийцев, а вместе с Ллойдом притащились лишь несколько оборванных револтистов, которые неожиданно вспомнили, что когда-то являлись нормальными людьми.
– Иона, – прозвучал сзади голос Амбер. Целительница мягко взяла Иону за запястье. В глазах Ллойда вспыхнула неожиданная надежда. Его подбородок с ужасным шрамом задёргался, будто револтист собрался зарыдать. – Ребята. Случилась большая беда, большое горе. При настолько чудовищных обстоятельствах разве не можем мы сделать исключение и позволить им проститься? Они могут стоять в стороне, далеко от нас. Одно дело – оставить родных и уехать. Совсем другое – знать, что они уничтожены, и каким образом!
– Нет, Амбер, – Иона выдернула руку из пальцев подруги.
Что она такое говорит? Сегодня позволишь револтистам прощаться вместе с тобой, а завтра они решат, что им снова полагается несинтетическая еда и свой участок земли с домиком.
В тот прекрасный день, когда их постигло узнавание, или они решили, что работа по определению им больше не нравится, над их головами возникли часы с обратным отсчётом. Одумайся, вернись на место среди честных людей или проваливай – так сеть отвечает отказом засчитывать графики рабочего времени, выдавать по обмену вещи, еду и закреплять за тобой жилище. С этих работничков блокировку до сих пор никто не снял, ведь они не одумались вовсе.
– Нет! Они выбрали свою жизнь! Они и так получают сейчас больше, чем заслуживают! Они тут живут припеваючи по сравнению с их дружками на Револте!
Неслыханно! Хорошим же она будет командиром, если допустит такой беспредел на территории, за которую отвечает. Проверка лишится дара речи и выкинет её с поста незамедлительно, как только дело дойдёт до обсуждения данного инцидента.
Видимо, у кого-то всё же появилось слишком много свободного времени.
– Значит, так, – проговорила Иона, еле сдерживая дрожь в голосе. – Я пересмотрела план работы лагеря на сегодня. День памяти у нас, честных даскерийцев, а остальным нечего полдня филонить за компанию. Все, кто не едет к памятнику, едет обратно в поле. Всем ясно? Сообщите старшинам. Те, кто остался без водителя, пусть идут и распределяются по остальным отрядам. Живо. Нечего время терять.
Амбер снова схватила Иону за запястье и крепко сжала его. На лице подруги появилось выражение такого жестокого страдания, что у Ионы в животе что-то вздрогнуло. Амбер поморгала, справилась с собой и повернулась к револтистам с каменным лицом.
– Я прошу вас, уходите. Уходите!
Ллойд махнул рукой и резкими шагами двинул в обратно лагерь. Кучка его собратьев опасливо оглядела даскерийцев и исчезла следом.
Иона тёрла зудящий висок. Амбер смотрела перед собой, нахмурив брови. Все вокруг молчали, едва дыша.
– Я понимаю. Всё понимаю. Тебе очень больно, – тихо сказала Амбер, не поворачиваясь к Ионе. Потом странно всхлипнула. – Всем больно. Никто ещё не готов. Это как соль на рану. Только не сегодня. Я понимаю. Поехали. Надо ехать.
Дорога тянулась бесконечно. Иона сидела на лавке, с обеих сторон её зажали Дарси и Амбер. Иона не чувствовала их тепла, зато ощущала ухабы, на которых подскакивал перевозчик. В другие дни она запрещала себе думать об этом, но сейчас не могла остановиться. Каждый ухаб мог быть испепелённым и спрессованным даскерийцем, коровой или каким-нибудь диваном или холодильником.
После катастрофы въезд на Даскерию запретили на две недели. Иона устроилась на сборы машин в крошечный цех в городе и каждый день злилась, что ей не дают вернуться, пока какие-то талерийцы разгребают руины её дома. Руин и было-то, в общем, немного, только на окраинах. В новостях сказали, что практически все следы человеческого пребывания на Даскерии просто испарились, даже вспаханные людьми поля стали ровной землёй.
Однако вещи и люди не превращаются в ничто. Значит, если что-то осталось, то только в земле. В той самой земле, по которой они теперь ехали и которую засеивали. Иона перестала злиться, как только заступила на поверхность Даскерии и лишилась чувств от страшного отчаяния, которое шло от земли, как горячий пар. И сейчас Иона благодарила небеса, что так и не прикоснулась к искорёженным обломкам домов на окраинах, потому что ощущение от столкновения с синей луной преследовало бы её во снах. Ей и так постоянно снились вскрик, треск и затем абсолютное молчание, которые она, скорее всего, слишком ярко вообразила, думая о последних секундах жизни родины.
Даскерийцы из лагеря Ионы, наконец, примкнули к остальным собратьям и встали вместе с ними полукругом рядом с накрытой тканью колонной. Их осталось до смешного мало перед засильем чужаков и по сравнению с числом талерийцев, живших ныне в городе. Даскерийцы и раньше составляли небольшой процент от всех людей. Ночь синей луны выкосила добрых девять десятых от их числа. Может быть, тут собрались вообще все оставшиеся в мире даскерийцы. Все на свете.
Глава в синем городском пиджаке с твёрдыми наплечниками и блестящими пуговицами встал спиной к памятнику и лицом к работникам, вытянул руки над головой и повернул их тыльными сторонами ладоней к людям.
– Потомки великих древних людей! – закричал начальник восстановления Даскерии. – Честные люди! Чиста душа – чиста правая рука!
Все задрали вверх руки без чёрных прямоугольников.
– На этой земле жили и честно трудились ваши предки. Многие поколения взрастила и вскормила плодородная земля Даскерии. Она для нас, она ждёт, она хочет нашего возвращения – не хотела синяя луна. Страшное событие искалечило всех нас, оторвало человечеству руку и сердце. Рука и сердце – вот то, чем были ваши честные родные и друзья для всех нас! И мы будем помнить их. Наше прощальное приветствие – для них!
Маленькая скорбная синяя кучка стояла и кивала, не опуская рук.
Иона всё прекрасно помнила. Помнила большой жёлтый дом, светлый из-за огромных окон. В нём всегда гулял свежий воздух. Их с отцом мастерскую, где проходили лучшие часы жизни. Помнила, как они с мамой и папой ходили на пикники под звёздами – это было в то время, когда Амна ещё не начала выпадать. Отец тогда укутывал их обеих мягким пледом и говорил, что они его самые любимые. Помнила свою первую машинку, которая жужжала и врезалась во всё, что плохо стояло. Семейные посиделки с родителями Енса, пирожки Амны с густым обжигающим шоколадом внутри. Ивор всегда радовался дальнему родственнику и его жене, а они вскоре совсем перестали заходить в гости, только Енса оставляли на попечение. Если бы они были живы ко времени катастрофы, то, наверное, спаслись бы, как Иона, потому что почти не возвращались на Даскерию. Люди, что занимали прежний дом Торов, как раз переезжали, Енс собирался взять дом себе, собирался вернуться из города… а теперь кругом только земля да ухабы.
