Текст книги "Песнь Кобальта (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дюжева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я сама, – просто сказала Даниэль, когда Ярина опять к ней потянулась.

***

Неровным шагом пошла к помосту, чувствуя, как сердце в груди заходится.

Почему привязался к ней тъерд окаянный? Неужели почувствовал, что обманывает?

Не может этого быть! Не может!

Шла вперед, как на казнь. Молясь про себя, чтобы Песнь опять не откликнулась. Уж несколько лет, даже намека легкого на нее не было. Пусть так и остается.

Молодой тьерд, что у ступеней стоял, подал ей руку, но Дэни даже не посмотрела в его сторону. Поднялась сама, в гробовой тишине, остановилась рядом с исполином, не отводящим от нее взгляда тяжелого.

– Давай, – кивнул в сторону камня.

Девушка обреченно голову повесила и подошла ближе.

Скользнула взглядом по белой поверхности, задержавшись на пульсирующем в углублении Вей-маане. Думала, что в прошлом году закончились ее мучения с Песней Земли, а оно вон как обернулось. Послала же нелегкая этого тьерда прозорливого именно в Змеево!

– Клади руки, – прозвучало прямо за спиной. Бесшумно ближе подошел, словно чувствовал неладное.

Закусив губу, так что солоноватый привкус крови почувствовался, Даниэль осторожно, легко-легко, будто бабочка крылом, прикоснулась к камню.

Испуганно сердце сжалось, когда почувствовала, как душа ее к ладоням рванула.

В прошлом году все не так было, не чувствовала она ничего, кроме дрожи легкой, а сейчас все тело гудело, покрывшись испариной.

Охнув, отняла руки от камня, прижав их к себе испуганно, и попыталась отступить, но наткнулась на тьерда, по-прежнему стоявшего за спиной.

– Минута не прошла, – холодно заметил он.

Задрожала, когда на плечо рука тяжелая легла, не давая сбежать.

Подтолкнул к камню:

– Клади руки обратно!

Обвела беспомощным взглядом жителей деревенских, надеясь, что хоть кто-то заступится. Только зря, все смотрели зачарованно, ожидая развязки, и никто не собирался защищать племянницу безумной Бренны.

– Живо! – прогремел тъерд, сдавив плечо так, что ойкнула.

Чуть не плача, приложила руки обратно, тотчас почувствовав, как камень на прикосновения откликается, притягивает к себе.

Кровь быстрее по венам побежала, сердце птицей забилось, а на глаза слезы навернулись.

Здесь ее Песнь. Откликнулась с жадностью, голодным зверем набросилась, словно только этого момента и ждала.

Теперь Дэниэль уповала только на одно. Чтобы не кобальт проклятый был. Что угодно. Хоть золото столичное, хоть аметист захудалый. Только не кобальт.

– Достаточно, – произнес тьерд, когда минута миновала, – показывай.

Дрожа, как осинка на ветру, Дэниэль медленно подняла руки.

Ни лучей золотых, ни разводов кровавых не было, как у предшественниц. Значит, другая Песнь пришла.

Не дыша, повернула руки ладонями кверху, и чуть не закричала.

Темно-синий, блестящий на солнце кобальт, покрывал ее кожу, словно перчатками.

Случилось то, чего она так боялась. Все напрасным оказалось, уловки ее наивные, ложь многолетняя. Не удалось судьбу переиграть. Пробился кобальт, как ни отгоняла она его от себя.

На три секунды, будто замерзла деревня. Все смотрели на мерцающую синеву: и жители ошарашенные, и тьерды проклятые, а потом все закрутилось со скоростью бешенной.

Словно в бреду, смотрела, как лучник, что сидел на крыше дома, точнехонько напротив нее, из колчана стрелу выхватил, и, почти не примериваясь, в нее выпустил.

Зажмурилась, вспомнив, как матушка на землю оседала, с кровавым пятном на груди. А Тами? Неужели так же сразили, когда кобальт Золотым Пескам явила?

Стрела цели своей не достигла. Исполин проворнее оказался. Отдернул ее в сторону, щитом прикрыв.

Тут уж все сразу в движение пришли.

Крики людские, звон мечей, смешалось все.

Столкнул он ее вниз, зашвырнув, как котенка под помост.

Сквозь щели между досок видела, что безумие творится. Лучник, вторую стрелу заложить не успел, потому что сам был пронзен острием, и повалился на землю.

Гигантский тьерд с двумя сразу бился. Молодого, да улыбчивого, что девицам помогал по ступеням подняться, перерубил пополам, словно дерево сухое. Второй опытнее оказался, прозорливее. С ним сцепился не на жизнь, а на смерть.

Деревенские жители в панике метались, между тьердами, что словно с цепи сорвались, пошли друг против друга.

Второй лучник тоже на землю повалился – стрела в глазницу вошла: пробив голову.

К ней ринулся тьерд, что у избы в сторонке прохаживался, но на его пути еще одни солдат встал. Уже потрепанный, из раны на боку кровь сочилась.

Снова мечи зазвенели, а Дэни забралась глубже, не понимая, что происходит.

Три минуты прошло, и битва была закончена.

В тишине услыхала голос главного:

– Достать девчонку!

Не успела она даже глазом моргнуть, как откуда-то сбоку подскочит тьерд, и ухватив ее за ворот, вытащил из-под укрытия.

Дэни в ужасе смотрела по сторонам. Шестеро из десяти имперских солдат лежали поверженные на земле, как и десяток неудачливых односельчан, что оказались в опасной близости от нападающих. Кровь по траве темными пятнами, вокруг тел расползалась.

Трагедией закончился праздник, которого все ждали целый год.

– Цела? – рослый тьерд, бесцеремонно развернул ее к себе, пробежался взглядом сверху вниз.

На его руках еще кровь чужая не засохла, и Дэни испуганно в сторону отшатнулась.

– Вроде да! – вмешался лучник, – Поехали!

Свистнул громко, так что в ушах зазвенело, и тот час из-под навеса вырвалась четверка вороных коней в полной упряжи.

Дэниэль попыталась сопротивляться, вырваться, да куда там! Взвизгнула, когда словно куклу закинули в седло:

– Свалишься, костей не соберешь! – рыкнул на нее тьерд, когда брыкаться начала еще сильнее, в грудь широкую толкать.

На крики ее никто из домов не выглянул, никто не заступился, и не попробовал воинов остановить.

Пришпорили коней, так что с места галоп взяли, и понеслись прочь от деревни, насильно увозя ее с собой.

Как ни вырывалась, ни кричала, ни умоляла отпустить, глухи остались к ее словам тьерды. Все четверо мрачнее тучи, гнали коней вперед, пригибаясь вперед, зорко по сторонам оглядываясь. Плащи черные, подбитые золотом, по ветру развивались, делая их похожими на стаю воронов, что к добыче устремилась.

Дэни вцепилась в луку, так что пальцы свело, глаза зажмурила, чтобы не видеть ужаса окружающего ее. Только по щекам слезы горькие ручьями бежали.

Гонки продолжались, и спустя час, выскочили наездники на большой тракт, пришпорили коней еще сильнее, и стрелой полетели вперед, только не к Тродосу, как того ожидала Дэниэль, а совсем в другую сторону.

Глава 5

Только поздно вечером, в потемках глубоких, тъерды решили остановиться на ночлег. Спешились, хрипящих коней взяли под уздцы и повели с широкой дороги в лес.

– Ты сиди, – большой тьерд придавил ее тяжелой рукой; вынуждая оставаться в седле.

Еле сдержала надрывный стон. Как же больно! Не привыкла она к верховой езде. За

жизнь свою недолгую всего пару раз в седло забиралась, с опаской поглядывая на землю. Тактам мерин был старый, мохноногий, а здесь высокий скакун, мчащийся во весь опор.

Слезы уже высохли, оставив после себя глухую тоску. Как там Бренна без нее будет? Не придут ли односельчане под ее окна с огнем и вилами? Ведь из-за кобальта проснувшегося погибли невинные, а людям всегда надо кого-нибудь обвинить, наказать, отомстить, чтобы успокоить боль сердечную.

Только бы не навредили ей! Не виновата она ни в чем!

О своей судьбе Дэни даже не думала. Незачем, все решат за нее.

Путники пробирались вперед долго, в полной тишине, не говоря друг другу ни слова.

Шли под ветвями деревьев, избегая открытых мест, то и дело прислушиваясь и бросая тревожные взгляды на небосвод вечерний.

Спустя час забрались в такую глушь, что без провожатого обратной дороги и не найти. Дэниэль только диву давалась, как им удается ориентироваться в потемках. Идут вперед тихо, уверенным шагом, словно звери лесные, ветка под ногой не хрустнет. Она же ничего не видела уже на расстоянии вытянутой руки, только силуэты деревьев, темными призраками встречающиеся на пути.

Наконец вывернули на широкую прогалину между елями огромными да вековечными дубами. Корявые кроны сплетались между собой так плотно, что едва заметны были звезды в прорехи меж листьев резных.

– Ночлег, – тихо произнес главный, – Стеф, защиту ставь.

Воин, тот самый, что был ранен в деревне, открыл кожаную сумку, притороченную к поясу и достал оттуда плоский камень величиной с мужскую ладонь. Подышал на него, потер, разогревая, и осторожно на землю опустил. Словно ударом воздух в стороны взметнулся, поднимая листву да хвою опавшую, а потом обратно в камень втянулся. Да так резко, что из седла бы вылетела, если бы ненавистный тьерд не удерживал на месте.

Передернуло от его прикосновения так сильно, что заметил, почувствовал это. Ни слова не сказал, но руку убрал.

Только тут Дэниэль поняла, что находится в лесу одна с четырьмя мужчинами далеко не благородных кровей и нравов. Поежилась. Холодно стало и страшно, и стычка с Оршей в ночь лунную показалась лепетом детским.

От камня в сторону искры синие побежали, поднимаясь по стволам деревьев, заползая в каждую расселину, заглядывая под каждый куст травы. На миг загорелись ярче и потухли.

Тъерды сразу спокойнее стали. Расслабились, выдохнули.

Дэниэль же, наоборот, почувствовала, как в груди зажгло, сдавило, лишая дыхания. Ей не нравился синий цвет, он ассоциировался с бедой неотвратимой.

– Слезай, – скомандовал тьерд.

Девушка вздрогнула, еще сильнее сжав пальца на истертой луке. Попробовала пошевелиться, но тут же охнула, когда боль скрутила измученное тело, не привыкшее к таким скачкам.

Тъерд, стоявший рядом со скакуном, смотрел на нее, не выказывая ни единой эмоции, как и раньше пугая до дрожи.

Страшно такого злить. Хоть и не дал стреле на Смотринах пронзить ее, но умыслы у него явно не добрые, раз увез насильно, не обращая внимания на мольбы и крики отчаянные.

– Чего ждешь? – холодный тон царапнул, как игла острая.

Стиснув зубы, осторожно перекинула ногу через седло и сползла вниз, едва не ободрав живот о стремя чеканное.

От многочасовой скачки ноги задрожали и подкосились. Если бы тьерд не подхватил под руку, то осела бы прямо к его ногам, как снег зимний.

– Что еще? – впервые в голосе проявилась эмоция. Недовольство.

– Я не привыкла ездить верхом, – тихо ответила она, облизнув пересохшие губы, обветрившиеся от ветра, что всю дорогу безжалостно бил в лицо. Голос как карканье воронье, горло словно песком усыпано.

Попыталась руку его тяжелую с локтя скинуть и шаг вперед сделать, но покачнулась, не сдержав стон.

Больше он не церемонился. Рывком подвел к дереву, так что ноги не успевала переставлять.

– Сиди тут!

Спорить девушка не собиралась. Зачем? Она одна, их четверо, в глубокой чаще и ждать помощи неоткуда.

Придерживаясь рукой за темную, изъеденную временем шершавую кору, медленно сползла по стволу вниз. Опустилась на колени, и чуть не упав неуклюже, встала на четвереньки, чувствуя себя жалкой, несчастной и глубоко одинокой.

Привычные перчаточки остались в деревне, на кухне постоялого двора, где еще с утра работницей была. Впервые за много лет прикоснулась к земле, устланной мягким ковром прошлогодней хвои, села, не подкладывая ничего под себя. И тут же побежала по жилам кровь быстрей, задрожало в животе, будто мотыльки бились.

Проклятая Песнь. Радовалась, ликовала, что пробиться смогла, окаянная.

Дэниэль губы поджала в горькой усмешке. Пусть радуется. Пусть ликует. Только не долго это продлится. Не примет она эту Песнь, всеми силами отталкивать будет. Пусть уходит не найдя отклика в душе, или жалкими крохами проскакивает. Не по пути им! Не нужна она!

Кое-как уселась поудобнее, привалившись спиной к дереву и за тъердами наблюдать стала.

Один четверку коней отвел к соседнему дереву, привязал к ветке, склонившейся чуть ли не до самой земли, и начал расседлывать, что-то тихо приговаривая и трепля по холке то одного, то другого.

Другой скользнул черной тенью между елей и вернулся обратно с ворохом веток сухих. Сделал углубление в земле, обложил его по кругу камнями, что нашел под ногами и развел маленький костер, такой, что света от него почти не было, а дыма и подавно.

Из походной сумки достал шмат мяса вяленого, флягу и хлеба серого большую краюху.

В животе заурчало. С самого раннего утра маковой росинки во рту не было. Как перехватила на кухне кусок, оставшийся от вчерашней трапезы гостей дорогих, так больше к еде и не притрагивалась, наивно полагая, что спешить некуда.

Раненый тьерд снял легкие кожаные доспехи, стащил через голову рубаху изрезанную и стал ближе к огню, чтобы рассмотреть рану. Кровь уже давно остановилась, образовав темную корку, но Дэни все равно отвела глаза в сторону, почувствовав дурноту.

Не привыкла она к такому. Не нравился ей вид крови, тут же горько во рту становилось да голова кружиться начинала.

– Царапина, – равнодушно произнес он.

– Прижечь надо.

– Надо.

Взял и прижег. Ни стона с губ не сорвалось. Только шипение сквозь зубы стиснутые.

Дэни показалось, что наполнился ночной воздух запахом горелой плоти.

Уткнулась лицом в ладони, чтобы не видеть происходящего, потому что совсем плохо ей стало, страшно до дрожи. To, что нормальным было для воинов тренированных, для нее – пытка изощренная, пугающая хуже демона кровожадного.

***

Так и просидела, не отрывая рук от лица, пока не услышала как к ней обращаются:

– Голодная.

В ответ покачала головой да отвернулась в сторону. Как бы голодна не была, а принимать еду от врагов, похитивших из деревни, не хотела.

Не нужна ей еда! Лучше от голоду помереть, чем пищу с ними разделить! Только вот пить хотелось безудержно. Особенно когда краем глаза заметила, как приложился один из них к фляге походной и сделал пару больших глотков.

Сглотнула с трудом, и взглядом в землю рядом с собой уперлась, понуро опустив плечи. Устала она, измучилась. Тело болело, сердце в груди надрывно стонало, молило о том, чтобы все кончилось поскорее.

– Уговаривать не буду. Захочешь – сама попросишь.

Да что же он никак в покое ее не оставит? Чего привязался с вопросами своими? Почему взглядом зацепился, еще там, в деревне? Если бы не он, сегодня в полдень закончились бы ее мучения! Ушла бы Песня, не получив выхода, страхи бы все остались позади, и можно было жить, не оглядываясь назад!

Несмотря на усталость, на то, что чувствовала себя куклой разбитою, сон не шел. Прикрыв глаза, слушала как тихонько потрескивает огонь в очаге и как тъерды переговариваются.

Они обсуждали путь дальнейший. Называли места, о существовании которых она даже не слышала, строили планы.

На нее внимания никто не обращал, даже головы в ее сторону никто не поворачивал. Словно забыли о присутствии пленницы.

Сбежать бы, да нет сил на ноги подняться. Спину ломило от скачек многочасовых. Между ног саднило, нежная кожа, не привыкшая к седлу стерлась, наверняка покрылась волдырями.

Дэниэль прислушалась к своему разбитому телу. Не стоит даже пытаться! Поймают через два шага, еще чего доброго свяжут, чтобы проблем не доставляла.

Решила для себя, что потерпит пару дней, выждет, когда на ногах твердо стоять сможет, а потом непременно сбежит. Выберет момент, когда отвлекутся, да попытает удачу, чего бы ей это не стоило. Не отступится, даже если побегом своим гнев тъердов на себя навлечет.

От мыслей о судьбе дальнейшей отвлек голос исполина. Снова к ней обращался, вызывая в душе негодование.

– Я смотрю, ты не из болтливых.

Дэни спокойно посмотрела в его сторону. Сидел напротив, привалившись спиной к стволу широкому. Одну ногу перед собой вытянул, на вторую согнутую локтем опирался. Наблюдал за ней, рассматривал, чуть склонив голову. Остальные тоже рассматривали, но попыток заговорить не делали.

– Я не знаю что говорить, – повела плечами и тут же поморщилась. Спину опять сковало обручем боли, так что искры из глаз посыпались.

– Даже вопросов нет?

– Нет, – покачала головой, отрешенно глядя на огонь.

– Неужели не интересно?

– Нет.

Все и так ясно, незачем спрашивать.

– А меня вот кое-что интересует, – не отступал он, хоть и видел, что разговор с трудом давался девушке.

Сжалась еще больше, когда четыре пары глаз впились, жадно всматриваясь в нее.

– Зачем обмануть пыталась?

Опустила голову еще ниже, пряча от них взгляд. Опасная тема, неприятная. Годами молчание хранила и сейчас не собиралась душу раскрывать, тем более перед похитителями.

– Деревенских тебе удалось обмануть, но Чий-маан не проведешь.

Провела бы, если бы он к ней не прицепился! Чуть было вслух не сказала, но вовремя язык прикусила, смолчала.

– Знала, что кобальт откликнется, – непонятно, то ли утверждал, то ли спрашивал.

Вздрогнула невольно, услыхав ненавистное слово.

– Не слышу ответа, – тон такой, что спорить и противиться желание отпало. Не тот он человек, чтобы ходить вокруг да около и в ответ только молчание получать.

Сдавшись, прикрыла глаза, кивнула обреченно. Она ведь действительно знала. Всегда знала, что за Песнь в ней сидит, поэтому и боролось с ней так отчаянно, да без толку все оказалось.

– Видела, значит, что бывает с теми, кто слышит Песнь Кобальта?

– Видела, – прошептала чуть слышно, а перед глазами опять деревня разоренная появилась, маменька оседающая на землю. Но ярче всего отпечаталось в памяти счастливое лицо Тамиллы, собирающейся на Смотрины. Как взметнулись волосы, золотым шелком отливая на солнце, когда в повозку забиралась. Как махала рукой на прощание, еще не зная, что своим даром всю деревню на погибель обречет.

– Почему не спрашиваешь, куда мы тебя везем? – продолжал допытываться тьерд. И Дэни показалось, что пытается рассмотреть ее, вытащить на поверхность то, что спрятано. По голосу, по жестам считывает, изучает. Неприятное чувство. Поежившись, обхватила себя руками за плечи и ответила не таясь:

– Я знаю, куда вы меня везете.

– Да-а? – протянул он, и в голосе насмешка проскочила.

– В запретный город, – не смогла вслух произнести название его, словно беду боялась накликать. Хотя куда уж больше? И так увязла по маковку, не выплыть, не отмыться, – думаете, что я помогу Ильфид разрушенный восстановить.

На поляне повисло молчание. Не видела она, как тъерды меж собой удивленно переглянулись, потом раздался другой голос, лучника, что растянулся возле костра, подперев щеку рукой.

– Ты умнее, чем кажешься на первый взгляд.

Не удержавшись, бросила в его сторону сердитый взгляд. Пусть она из деревни глухой, но это не значит, что дура бестолковая!

Он усмехнулся:

– И смелее.

Тут же снова сжалась. Зачем на него так посмотрела? Нельзя их злить! Никак нельзя! Пусть думают, что слабая и нерешительная!

– Откуда тебе это известно? – снова подал голос их предводитель.

– Тетушка рассказала. В драконьих городах в библиотеках работала, вот и знает многое, – нервно облизала потрескавшиеся губы. Не нравилось ей с ними разговаривать, интерес не нравился, что в темных глазах отсвечивал.

Один из них, что молча сидел по правую руку, поднялся и подошел ближе. Отпрянула, прижимаясь спиной к дереву. Неужели сказала что лишнее?

Он протянул ей флягу:

– Пей.

– Не хочу.

– Хочешь. Голос хрипит, как несмазанные ворота.

От нелестного сравнения покраснела до кончиков волос, покосилась в сторону фляги. Вдруг яд?

– Бери уже – хмыкнул он, – не бойся, не отравим. Сама понимаешь, что живой нужна.

С опаской приняла сосуд и, открутив крышку поцарапанную, сделала несколько глотков осторожных, подозрительно поглядывая в сторону остальных.

Просто вода, нагревшаяся. Не очень приятная на вкус, но вода. Еще немного попила и вернула флягу, тихо прошелестев неуверенное «спасибо».

– Скажи-ка мне вот что… – начал было лучник, но замолчал, вскинув встревоженный взгляд к небу. Остальные поступили также, подобрались, головы кверху задрали, высматривая что-то сквозь крону густую.

Дэниэль тоже посмотрела, не понимая, что происходит.

По ночам небо в середине лета особенно темное, а звезды сияли драгоценными камнями на черном бархате. Что же встревожило воинов бывалых?

Тут звук раздался свистящий, словно прут воздух рассекает, и гигантская тень скользнула над ними, закрывая собой мерцающие огни.

Дракон!

Пролетел над ними, крылья раскинув, напугав до смерти.

Ее искал! Поняла это; почувствовала, когда дрожь по плечам пробежала.

Удалось ей уйти от людей обычных, так змей крылатый по следу отправился.

– Это за… – чуть было не спросила вслух.

Цыкнул на нее предводитель, а потом глухим шепотом приказал:

– Спать ложись. Завтра с рассветом в путь отправимся, – и взглядом таким недобрым наградил, что спорить расхотелось.

Свернулась клубочком, подложила ладонь под щеку и из-под полуприкрытых век за остальными наблюдала. Как в полной тишине костер притушили, лошадей проверили. Трое примостились на земле, готовясь ко сну, а один остался на посту. Подсев ближе к еле тлеющему огню, сидел, прислушиваясь, то и дело на небо поглядывая.

***

Утро было немилосердным. Тряхнул ее за плечо один из тъердов. Спросонья испугалась, увидев склонившегося над ней мужчину. В утреннем сумраке показался тенью зловещей.

– Подъем, – скомандовал он и отошел к лошадям.

Дэниэль со стоном приподнялась на руках, села, морщась от боли. Все тело ломило, будто палками били да в жернова закидывали.

Мужчины наоборот были суровы, собраны, полны энергии. Быстро сворачивали маленький лагерь, не оставляя после себя и следа.

Кое-как поднялась на ноги, и сделала в сторону зарослей шаг неловкий.

– Куда? – тотчас раздался оклик суровый.

Залилась краской пунцовой по самую макушку, взглядом впилась в подол старенького платья и пролепетала себе под нос:

– Надо мне.

Воин смерил ее пронзительным взглядом, от которого провалиться сквозь землю готова была, и кивнул:

– Далеко не отходи. Пять минут у тебя есть. Не вернешься – пойду на поиски.

Сгорая от стыда, скрылась меж зеленых тяжелых ветвей, прихрамывая, отошла подальше, так чтоб поляну и тъердов ненавистных видно не было.

Присела, быстро сделав свои дела и тревожно осматриваясь по сторонам. Торопливо поправила одежду, жалея о том, что ручья поблизости нет студеного. Умыться бы сейчас. Смыть с себя пыль дорожную, освежить лицо брызгами холодными.

Обвела взглядом глухой лес, обступающий со всех сторон, и пригорюнилась – некуда бежать. Найдут ее тъерды, как бы не пряталась. Да и сил нет по-прежнему. После вчерашней скачки и ночи на жесткой земле чувствовала себя разбитой, как старое корыто. Каждый шаг, каждое движение отдавались болью мучительной, а как подумала, что сегодня путь продолжится верховой, так совсем осунулась, и слезы на глаза навернулись.

– Задержалась! – сурово произнес главный тьерд, заприметив, как, пошатываясь, вышла из кустов на прогалину, приютившую на ночь.

Лишь пожала плечами, и встала, обхватив себя руками. Утренний воздух свеж и влажен, а на ней лишь платье тонкое, в котором вчера из дому вышла. Прохлада по ногам стелилась, под подол забираясь, дрожать заставляла, да крепче себя обхватывать.

– Ешь, – ей в руки всучили краюху хлеба и кусок мяса.

– Я не голодна, – попыталась отказаться от даров нежеланных, но в этот раз воин был неумолим.

– Достаточно! Мы увидели, что ты не хочешь от нас ничего принимать. Прониклись до мозга костей, погрустили, – не скрываясь, насмехался над ней, – а теперь бери и ешь.

Привал будет в полдень, а до этого времени никаких остановок.

Чуть не заплакала, представив, что ее ждет впереди.

– Ешь, – снова прозвучал приказ неумолимый.

Осторожно откусила жесткое мясо, с трудом прожевывая небольшой кусочек. Есть хотелось до невозможности, живот сводило болезненной судорогой, но она не торопилась, грустно глядя перед собой.

Взгляд опустился на землю. В утреннем свете увидела камень, от которого ночью искры бежали. Темно-синий, мерцающий на гранях таинственными искрами.

Больно странной была форма его. Треугольный, широкий с одного конца, сужался к другому. На вид зуб напоминал огромный. Или… Или чешую.

Похолодела изнутри не в силах отвести взгляда от артефакта, сообразив, что перед ней. Чешуя кобальтового дракона! Осталась, с древних времен нетронутая!

И они надеются, что она: Дэни из погорелых Золотых Песков, поможет их воскресить? Никогда! Даже если бы сил хватило, не стала бы помогать!

Никогда!

Как и говорил главный тьерд, привала не было до самого полудня. Они мчали вперед по узким тропам, свернув с большой людной дороги. Петляли по лесу, огибая бескрайние поля. На открытые места всадники не выезжали, и Дэниэль понимала почему. Опасались драконов. Несколько раз над ними пролетали исполинские змеи, янтарными глазами рыща по земле. Дэни насчитала пятерых. Сколько их было на самом деле, неизвестно.

Ее похитители всегда были начеку и заранее знали, когда к ним приближался дракон золотой. To ли зрением их природа наградила соколиным, то ли чутьем волчьим, но всегда успевали свернуть под сень деревьев раскидистых, чтобы с воздуха незаметно было.

В полдень выехали на край равнины зеленой. Дэни уже была чуть жива, когда они переглянулись между собой, посмотрели на небо чистое, а потом, не сговариваясь пришпорили коней во всю прыть. Неслись вперед так, будто за ними демоны подземные охоту вели безжалостную. Ястребами летели вперед, пока не показалось беспорядочное нагромождение камней, посреди моря травного.

Подскочили к камням, и один за другим юркнули в расселину глубокую между ними. Земля под откос пошла, темные стены нависали над ними, норовя раздавить. Путники были вынуждены плотнее к шеям конским пригибаться, чтобы плечами да головой своды не задевать.

Наконец проход стал расширяться, выводя их в крохотную пещеру, больше похожую на логово медвежье.

Тут же спешились всадники и начали обед организовывать.

Дэни осталась сидеть верхом, потому что одеревенело тело измученное и слушаться хозяйку отказывалось. Заметив, что сидит: как изваяние неживое, вцепившись пальцами побелевшими в поводья, один из тъердов подошел к ней и, не спрашивая, ухватился за девичью талию, да стащил на землю. Она только тихо охнула, когда в спину будто штырь огненный воткнули. Больно!

Привал длился целый час. Дэни была почти уверена, что из-за нее. Давали ей время, хоть немного придти в себя да отдохнуть. Но никакой благодарности к своим похитителям не испытывала. Не нужна ей такая забота! Лучше бы в деревне оставили, в лесу бросили! Да все, что угодно, любая напасть лучше, чем видеть их подле себя!

Слушала отрешенно, как они обсуждают дальнейший путь: лесными тропами, избегая трактов больших да дорог проторенных. Крюк придется делать, чтобы большую реку, разрывающую долину на две части, преодолеть вдали от переправ людных. И в конце пути неизвестно, что их ждет. To ли напрямую к главным воротам Вар'шааны пойдут, то ли придется тайными путями через горное ущелье пробираться. Дней десять в пути проведут, не меньше. От новости такой Дэни снова пригорюнилась.

– Пора в путь, – тихо произнес один из них, и все начали собираться, а Дэниэль стояла чуть в стороне и со слезами смотрела на скакуна.

***

Вечером на ночлег остановились раньше, чем накануне. Сумерки еще не перешли в непроглядную тьму и даже Дэниэль не побоялась бы идти вперед, не говоря уж о воинах, что сопровождали ее. Только дело вовсе не в усталости или заботе было.

Драконы.

Они кружили низко над лесом, и их утробный рев разносился над долиной. От него затихали птицы, глубже прячась в крону лесную, припадал к земле дикий зверь, смолкали все шорохи в лесу.

Драконы искали их. Вернее ее. Ту, что услыхала Песнь Кобальта. Ту, которую тъерды– изменники хотели доставить в Вар'шаану. Знали бы они, что нет у нее ни малейшего желания помогать Павшим драконам. Что ненавидит Песнь свою всем сердцем девичьим!

Опасались тъерды продвигаться дальше. Глаза у дракона зоркие, слух как у совы, и чутье звериное. Уверена была Дэни, что найдут их ящеры, спалят дотла.

Торопливо лагерь разбили, снова положив чешуйку кобальтовую у костра.

Прижавшись к дереву, испуганно следила, как над ними снова скользнул коричневый дракон, по мощному телу которого искры золотые да блики пробегали.

В детстве думала, что золотой дракон весь из золота, как сверкающая статуэтка, но потом узнала, что не бывает так. Коричневые они или серые, и лишь на ребрах треугольных чешуй золото пробивается или серебро, или другой цвет какой, сияя на солнце таинственным маревом.

Только с кобальтом не так было. С ним всегда все не так!

Чешуя, что лежала перед ней, вся синяя была, а на изломах цвет становился еще ярче, будто искрился от внутреннего огня.

Красиво.

Только ненависть от этого не угасала. Чем дальше они продвигались вглубь долины, тем сильнее она тосковала по дому, ни на миг не оставляя мыслей о побеге. Только бы сил набраться! Выбрать момент и попробовать улизнуть! Схорониться где-нибудь в тихом месте, и жизнь свою снова по крупицам собирать.

Опять сухую трапезу извлекли из походного рюкзака и меж всеми разделили. В этот раз Дэниэль не стала отказываться. Приняла пищу у тъерда ненавистного, твердо для себя решив, что сил набираться надо, если сбежать от них хочет.

Тот посмотрел в ее сторону подозрительно, но ни слова не проронил.

Весь день она молчала, не желая с ними разговаривать, да и возможности не было – скакали во весь опор. Но под вечер не выдержала, задала вопрос, что покоя не давал:

– Зачем чешую каждый раз выкладываете?

Думала, не ответит никто на вопрос озвученный. Все четверо были заняты своими делами: кто оружие чистил, кто одежду чинил, а кто молчал просто, давя своей угрюмостью.

– Для маскировки, – наконец снизошел до ответа лучник, которого, как она успела узнать из их разговоров, звали Бремом, – не могут драконы увидеть то, что с ее помощью укрыто. Сил им не хватает. Взгляд отводит, чутье притупляет. Не могут они бороться с магией кобальтовых.

– Зачем тогда прячемся целыми днями?

– Чешуя действует только если на землю ее положить, да огнем согреть. И с пути только драконов сбивает. Воины все равно увидят, если не прятаться от глаз посторонних.

– Воины? – удивленно спросила девушка.

– А ты думаешь, только драконы за нами идут? Сейчас всю долину прочесывают, чтобы найти нас… тебя.

Она испуганно вздрогнула. Никак не могла поверить, что все происходит именно из-за нее. Из-за простой деревенской девочки, что услыхала песнь проклятую.

– Где вы взяли ее? Синих драконов больше нет, – кивнула на чешую, мерцающую в свете огня.

Ничего не ответил тьерд: только усмехнулся снисходительно.

– Любопытная ты больно стала, как я погляжу.

Дэниэль тут же осеклась и вопросов больше не задавала. Свернулась клубочком на траве мягкой и глаза прикрыла. Отдыхать надо: сил набираться.