Текст книги "Поместье Даунтон. Начало"

Автор книги: Маргарет Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Роберт, право! Какая разница? Кажется, «Лоэн-грин».

– Леди Маргарет, вам все равно, что именно слушать, лишь бы в хорошем окружении?

– Да, дорогой. Вагнера я не люблю, мне ближе итальянская опера, а вот увидеть тех, кто представляет цвет американского общества, всегда интересно и полезно. Тебе особенно. – Взгляд леди Маргарет красноречивей всяких слов объяснил, почему Роберту так полезно изучить высший свет Нью-Йорка.

– Но «Лоэнгрин» идет долго, у Вагнера все оперы длинные.

Услышавшая их разговор леди Бельмонт даже руками всплеснула:

– Да кто же дожидается, когда Готфрид будет расколдован?

Роберт постарался скрыть улыбку – американская публика относится к вагнеровским операм весьма прагматично. У Вагнера крупные произведения, в «Лоэнгрине» целых два антракта, это позволит посетить ложи нескольких дам и раскланяться с большим числом знакомых. Что до самого «Лоэнгрина» и Вагнера вообще, то большинству достаточно послушать однажды или просто знать, в чем там дело.

– А ведь верно, едва ли кто-то из сидящих в ложах дождется финальной жалобы Эльзы. И вступления тоже не услышат.

– Ты не прав, друг мой, финальные аккорды вступления услышат. Это особый шик – явиться в ложу как раз, когда предстоят аплодисменты после Увертюры.

– Леди Маргарет, вы хотя бы у одной оперы слышали первые такты Увертюры?

Маргарет Кроули рассмеялась:

– Нет.

В театре Роберт с усмешкой отметил, что, даже прибыв, леди Бельмонт и леди Кроули под явно надуманным предлогом задержались, не входя в ложу. Слуга о чем-то сообщил им вполголоса. Нетрудно догадаться, что эта информация касалась событий, происходивших в зале. Заметив интерес Роберта, леди Бельмонт улыбнулась ему:

– Я не люблю Вагнера, как и всю немецкую музыку, предпочитаю мелодичных итальянцев, но Вагнер явно учел, что ложи пустуют первые четверть часа – у «Лоэнгрина» такое длинное вступление… Приходится вести беседы перед ложей, прислушиваясь к происходящему на сцене. Так что, дорогой граф, вы все же не правы, мы слышим Увертюру, правда, не из ложи.

Рано приезжать в оперу, равно как и досиживать спектакль до конца не принято не только в Нью-Йорке. Артистам со стороны лож вполне достаточно легких аплодисментов, которые из-за перчаток на руках дам вообще не слышны, основные аплодисменты труппа получает из партера и ярусов. Благосклонность лож проявляется в простом посещении спектаклей и щедрых дарах зрителей-мужчин понравившимся актрисам. Дамы из лож делают вид, что не подозревают о проявленном их мужчинами интересе. Так удобно всем.

Если ложи полны, вовсе не значит, что от спектакля ждут чего-то особенного, просто в такой день у кого-то из очень важных персон прием после спектакля. Чтобы понять, кто будет на балу и как выглядит, многие являются послушать оперу. Большинство дам там проверяют, насколько готовы к балу соперницы или подруги, не появился ли новый поклонник, не вернулся ли из поездки кто-то достойный внимания.

Метрополитен-опера была выстроена несколькими нуворишами буквально в пику тем, кто не желал пускать их в свой закрытый круг, отказав в ложе в Музыкальной Академии. Чего проще? Обиженные, в числе которых были Вандербильт, Рокфеллер, Джером, Левинсон и другие, у сумм на чьих счетах много знаков, а вот родословная подкачала, просто сложились и выстроили новое огромное здание на Бродвее между 39-й и 40-й улицами, названное Метрополитен-опера. Оно было, в отличие от Академии, не только большим, но и удобным.

Первый сезон с его итальянским репертуаром принес одни убытки, практичные миллионеры настояли на смене главного дирижера, им стал Дамрош-старший, которого позже заменил сын. С того времени на сцене зазвучал Вагнер.

Едва ли именно вагнеровские оперы привлекли в Метрополитен-опера высший свет, просто там взяла ложу сама леди Астор – абсолютная законодательница стиля избранного общества Нью-Йорка начала восьмидесятых. Впрочем, ее все больше теснила «выскочка из Алабамы» Алва Вандербильт. Состояние супруга Алвы Уильяма – внука железнодорожного и корабельного магната легендарного Корнелиуса Вандербильта – исчислялось девятизначными цифрами, делая его одним из самых богатых людей Америки. Деньги мужа позволяли Алве Вандербильт строить один особняк за другим и сумасбродствовать куда ярче леди Астор.

Леди Астор в тот вечер устраивала прием, ради которого дамы были разряжены в пух и прах, а кавалеры вставили в манжеты рубашек самые дорогие запонки.

Роберт прекрасно понимал, что во время приема должен будет выказать внучатой племяннице леди Астор Дженни особые знаки внимания, если желает заполучить ее приданое. Какой уж тут Вагнер!

Это утомительно – после «Лоэнгрина» еще следовать к Асторам, но и спектакль, и бал один из последних в Сезоне. Во всяком случае, у Асторов, да и остальных «самых-самых» до осени в Нью-Йорке приемов не будет. Общение «четырехсот», как называли блестящее замкнутое общество, собранное Алвой Вандербильт (по числу мест за столом большой столовой в ее особняке), продолжалось и в Ньюпорте во время летнего отдыха, а вот театральный сезон заканчивался. Вместе с ним таяли надежды тех, кто не сумел в этом Сезоне попасть в бальные залы и гостиные нуворишей, поскольку приглашать в Ньюпорт таковых не стали бы вовсе, на то общество и замкнуто всего четырьмя сотнями избранных.

Они действительно вошли в ложу почти с последними аккордами вступления, как раз, чтобы поаплодировать, не успев даже присесть на свои места.

Немало голов повернулось в сторону ложи Бельмонтов. Но если честно, еще больше в сторону роскошных лож самих Вандербильтов, Джеромов и Асторов. Что ж, старая элита еще не сдала своих позиций, а у новой уже были свои верхушки и законодатели.

Дамы из двух самых блестящих лож слегка наклонили головы, приветствуя друг дружку. Вот теперь можно начинать спектакль – главные зрители на месте.

Роберт заметил в большой ложе Асторов Дженни, за которой должен нынче ухаживать. Девушка тоже увидела его, смутилась, но склонила головку в ответ на его легкий поклон. Леди Маргарет отметила это с удовольствием, ведь за Дженни обещаны те самые полтора миллиона, она наивна и не испорчена, хотя едва ли быстро сумеет стать настоящей леди – сказывалось сумасбродство двоюродной бабушки.

Леди Бельмонт тоже заметила перегляд, и это ей вовсе не понравилось!

На сцене герольд уже объявил о прибытии короля Генриха, действие началось. На декорации явно не жалели денег, берег Шельды был столь густо усеян валунами, а костюм короля Генриха так богат, что закрадывалось сомнение, что декоратор читал либретто. Фридрих с трудом втиснулся в костюм, сшитый явно не для него, а прима, поющая Эльзу, была в ее возрасте лет этак… не стоило прикидывать как давно…

Толстая тетушка, изображавшая молоденькую, несчастную красавицу, влюбленную в таинственного незнакомого рыцаря, являвшегося ей во сне, и поющая с откровенным повизгиванием, мало интересовала Роберта, он принялся осторожно разглядывать ложи.

Еще раз отметив наивную прелесть Дженни, перевел глаза на соседнюю ложу, в которой сидели три дамы и двое мужчин. Две дамы были старше, а вот третья… Что-то в облике девушки показалось Роберту смутно знакомым. В полумраке театра он не мог разглядеть лицо девушки внимательней, не привлекая к себе внимания, пришлось откинуться назад и взять бинокль.

Это уловка многих мужчин, она нигде не вызывала осуждения, главное, не разглядывать чью-то ложу в упор, а вот осторожно можно, этим занимались все. В руках многих мужчин бинокли и направлены они вовсе не на сцену, где толстая Эльза уже распевала о том самом рыцаре из ее сна.

Роберту было плохо видно девушку, тем более она сидела вполоборота, но что-то очень знакомое почудилось в повороте головки, манере чуть наклонять ее, слушая слова сидевшего позади мужчины.

– Леди Маргарет, чья это ложа?

Вместо Маргарет Кроули ответила леди Бельмонт:

– Это ложа Левинсонов, а девушка, которую вы так внимательно изучаете довольно долго, моя племянница Кора Левинсон. Кажется, вы были ей представлены в Лондоне?

Скрыть некоторое смущение Роберту помогли царивший полумрак и единодушный взвизг хора на сцене, услышавшего решение короля о Божьем суде для Эльзы.

– Я потому и поинтересовался, что она показалась знакомой.

Роберт опустил бинокль, разглядывать мисс Левинсон далее было неприлично, а происходившее на сцене его не волновало совсем. Не слушать он не мог, но еще и смотреть, как упитанный не меньше Эльзы Лоэнгрин пытается изобразить честный поединок с худым и высоким Фридрихом, более подходившим на роль Дон Кихота, чем вагнеровского злодея, невыносимо.

Очень быстро он убедился, что остальные испытывают такие же эмоции. Казалось, все явились на спектакль вовсе не ради пения, а для того, чтобы поприветствовать друг друга или попросту разглядеть. Головы партера почти все отвернуты от сцены в стороны лож, а сидевшие в ложах то и дело кивали кому-то. Ясно, один из последних спектаклей в Сезоне был в меньшей степени оперой и куда большей спектаклем лож.

– Который раз дают «Лоэнгрина» в этом сезоне?

– Наверное, десятый, – усмехнулась леди Бельмонт. – Вы правы, граф Грэнтэм, это худшее исполнение, но ведь для лучших актеров было бы просто оскорбительно петь при отсутствии интереса публики. Поверьте, в этом сезоне мы уже слышали оперу в должном исполнении. Разве во всех остальных театрах не так?

Роберт кивнул:

– Вы совершенно правы, леди Бельмонт, нигде не стоит слушать первый и последний спектакли Сезона.

В антракте леди Бельмонт сделала знак Роберту остаться в ложе, в то время как леди Маргарет поднялась, чтобы сходить поприветствовать какую-то из многочисленных приятельниц. Она намеревалась взять с собой и Роберта, но, заметив жест леди Бельмонт, возражать не стала.

Леди Бельмонт повернулась в сторону ложи Левинсонов и, раскланявшись с сестрой, попросила племянницу:

– Кора, перейди в нашу ложу, пожалуйста.

Девушка улыбнулась:

– Да, тетя.

Роберт мысленно усмехнулся: новая атака? Он узнал и миссис Левинсон, легким поклоном приветствовал ее, получив в ответ весьма насмешливый взгляд и склоненную голову. Миссис Левинсон привычно ярко одета и блистала несметным количеством бриллиантов, которые не затмевали свет люстр только потому, что на остальных дамах драгоценностей оказалось не меньше.

Исподтишка следившая за их ложей Дженни Астор была явно недовольна активностью ложи Бельмонтов и Левинсонов. Нахмурился и ее кузен Джон Джекоб Астор, сын леди Астор, до того внимательно следивший за Корой Левинсон.

– Кора, граф Грэнтэм был представлен тебе в Лондоне? – Леди Бельмонт повела рукой на Роберта, поклонившегося мисс Левинсон, когда та вошла в ложу тетушки.

– Да, конечно. Лорд Кроули, позвольте выразить вам соболезнование, хотя и несколько запоздало.

– Благодарю вас, мисс Левинсон. Я получил ваши соболезнования с визиткой в Лондоне. Вы покинули Лондон так поспешно, что мне не представилось возможности извиниться за свою неловкость в первый день знакомства. Приношу извинения сейчас, если они, конечно, будут приняты.

Коре удалось удивленно приподнять бровь и сдержать улыбку.

– Не стоит, я все забыла. Вы без сестры? Я была бы рада встретиться с леди Эдит, хотя мы едва знакомы. Как она?

– Благодарю вас, хорошо, насколько это возможно.

– А леди Кроули?

– Леди Кроули, конечно, в трауре, но переносит несчастье стойко. Благодарю за сочувствие, но не хотел бы омрачать ваше прекрасное настроение напоминанием о своих несчастьях. Вам нравится нынешнее исполнение?

– Конечно, нет! Это даже не запасной состав. Мы намерены уйти по окончании второго действия. А вы, тетушка?

– Я, наверное, еще раньше. Лучше заехать домой и позволить голове отдохнуть от этого визга.

Кора улыбнулась:

– Боюсь, в финале аплодировать будет просто некому. Позвольте мне удалиться, мама что-то хочет сказать.

Леди Левинсон и впрямь делала дочери знаки, прося вернуться в свою ложу.

Оглянувшись на ту, которую он мысленно называл вороной в павлиньих перьях, Роберт увидел, что рядом с ней в ложе помимо молодого человека, уже сидевшего в первом акте, появился лорд Уэсли. Ах, вот оно что! Миссис Левинсон привлекает граф Уэсли? Что ж, это ее право – интересоваться кем угодно.

Роберт перевел взгляд на ложу Асторов и заметил, что Дженни, беседуя со своим кузеном, украдкой косится в его сторону. Улыбка Роберта, адресованная Дженни, смутила девушку. Что ж, возможно, ему больше не стоит никого искать, леди Маргарет права, советуя выбрать девушку с хорошим приданым, но неискушенную, такую, которую можно воспитать, начав с чистого листа.

Вернулась леди Маргарет, свет в зале притушили, оркестр заиграл вступление ко второму действию, занавес пополз вверх, и Роберт откинулся на спинку кресла, чтобы послушать мотив мести из второго действия.

Впрочем, его мысли оказались далеки и от происходившего на сцене, и от мести тоже. Они вернулись к выбору будущей супруги. Собственно, выбора практически не было, леди Маргарет права – времени слишком мало, еще неделя, и общество начнет разъезжаться по летним резиденциям. Мало того, леди Бельмонт объявила своей приятельнице, что тоже вынуждена ехать, причем далеко – в их летнюю резиденцию в Филадельфии. Бельмонтхаус, конечно, прекрасное место, но леди Маргарет уже выяснила, что в этом году там практически не окажется никого, кто представлял бы интерес для ее племянника. Это нелепо, но Роберту предстояло сделать выбор буквально в ближайшие дни, поскольку он либо должен отправиться вместе с леди Маргарет в скучное общество почтенных тетушек в Филадельфию, либо… вернуться домой? Можно, конечно, провести лето в Нью-Йорке, но дома много дел и такое пустое времяпровождение стоит денег, которых у него просто нет. Остается мисс Астор…

Роберт снова скосил глаза на ложу Асторов, убедился, что мисс Дженни Астор весьма привлекательна, по крайней мере внешне, и стал думать о том, как можно воспитать юную особу, чтобы та стала настоящей английской леди. Он ничего не знал о Дженни, хотя ее покровительница всемогущая леди Астор представлялась ему сущим наказанием, временами даже большим, чем миссис Левинсон. Один плюс – она никогда не отправится через океан, чтобы представить на балу свою внучатую племянницу. В конце концов, это неплохой брак – с внучатой племянницей Асторов, за которой дают полтора миллиона.

Возможно, она не так неразвита, как ему показалось после первого знакомства. И это даже неплохо, ведь он сможет развить у юной особы желание учиться, много читать, подскажет, что именно взять в библиотеке, сам подберет книги, найдет того, кто победит ее акцент… Леди Вайолет поможет невестке исправить некоторые привычки, не вполне подходящие для английской леди…

Снова посмотрел в сторону ложи Асторов и вдруг понял, что меньше всего ему хочется воспитывать юную красавицу и помогать ей превращаться в английскую леди. Девушка хороша внешне и неглупа. Всего лишь неглупа… Конечно, ей можно посоветовать прочесть все книги из богатейшей библиотеки Даунтона, можно даже запереть на время там, но будет ли толк? Интересы юной мисс Дженни Астор лежат совсем в иной плоскости, увы. И вообще Роберт, как ни силился, не мог представить мисс Астор ни в своих объятьях, ни рядом с собой под венцом.

Переводя взгляд обратно на сцену, он невольно скользнул по ложе Левинсонов. Кора Левинсон тоже не смотрела на сцену, она слушала Джона Астора, склонившегося к ее уху. Почему Астор там, ведь он только что сидел рядом с кузиной в ложе Асторов?

Неожиданно подумал, что вот эта девушка могла бы стать леди, она, хотя остра на язычок, способна сдерживаться, если в том есть необходимость. Но на глаза тут же попала ее мать миссис Левинсон… О нет!

Дворец Асторов сверкал, как шкатулка с драгоценностями. Впрочем, так и было, поскольку золотом и бриллиантами оказалось украшено все – от причесок дам до дверных ручек. Леди Каролина Астор устраивала последний в этом Сезоне бал и просто обязана показать свое главенство в свете! К ее постоянному соперничеству с Авой Вандербильт Нью-Йорк уже привык, но появилась еще одна конкурентка – жена собственного племянника Каролины Уильяма Вальдорфа Астора Мэри! Казалось, потрясены сами основы существования аристократии. Разлад в семье Асторов существовал давно, поскольку два брата – Джон Джекоб 3-й и Уильям Бэкхауз 2-й – были полной противоположностью друг другу, первый оказался легендарным богачом-филантропом и коллекционером, а второй (при активной роли супруги) знаменитым растратчиком.

Старший брат с супругой собирали книги, живопись, мебель, антиквариат, имели великолепный винный погреб, но одновременно огромные средства тратили на филантропию, основывая и содержа больницы, библиотеки, щедро одаривая церкви. При этом Джон Джекоб умудрялся увеличивать состояние, скупая Нью-Йорк целыми кварталами, безжалостно снося устаревшие здания и возводя на их месте новые. В результате, унаследовав от отца 50 миллионов, несмотря на огромные траты, он оставил единственному сыну Уильяму Уолдорфу в два раза больше – целых сто миллионов.

Этот племянник, а особенно его тщеславная супруга Мэри и доставляли леди Астор наибольшее беспокойство.

Мэри возомнила, что именно она должна стать некоронованной королевой Нью-Йорка и попыталась перехватить у тетушки ее знаменитое прозвище «известнейшая миссис Астор».

Уильяма Бэкхауза 2-го нью-йоркская недвижимость, как и недвижимость вообще, интересовала мало. Он предпочитал море, но не в качестве объекта исследований или битв, а как средство сбежать от своей помешанной на светских приемах и блеске драгоценностей супруги на яхте. Каролина Астор на борт самой большой в мире паровой яхты «Нурмахал» поднималась всего дважды, предпочитая свое обтянутое красным шелком и щедро украшенное позолотой кресло-трон в огромном зале на четыре сотни гостей. Супруги не мешали друг дружке вести тот образ жизни, который нравился – Уильям Бэкхаус 2-й беспробудно пьянствовал с приятелями и приятельницами на борту яхты, а Каролина тратила безумные деньги на приемы и балы.

Вот и сейчас она сидела прямая, как натянутая струна, в своем красном кресле на помосте, а прибывшие подходили кланяться, словно королеве. Недаром у Каролины Астор было прозвище «Виктория». Саму леди почти не видно из-за бриллиантов, затмевавших своим блеском свет множества свечей (электричество? фи! пусть простолюдины жгут).

Необходимость подходить к трону и приветствовать некоронованное величество явно раздражала большинство дам, в том числе леди Бельмонт, вовсе не считавшую Каролину Астор королевой. Конечно, леди Каролина уже немолода (на вид ей было лет шестьдесят), но это не давало ей права восседать на ступеньку выше остальных. Леди Бельмонт прошипела с чуть кривоватой улыбкой на губах:

– Сидит, словно доску проглотила…

Сестра за ее спиной не смогла удержаться, чтобы не добавить:

– Нелегко сидеть, опираясь на бриллианты.

Кора, не раз слышавшая истории об Астор, но впервые видевшая ее на знаменитом троне, пригляделась внимательней.

На леди Астор и впрямь был знаменитый корсет казненной французской императрицы Марии-Антуанетты, сплошь усыпанный крупными бриллиантами, в таком не только в кресле не посидишь, но и на троне можно держаться лишь прямо. Блеска некоронованной королеве добавляли бриллиантовая же диадема, роскошное колье, серьги, браслеты и прочая «мелочь», на деньги за один камешек которой средняя семья могла бы прожить год.

Все в леди Астор и ее обрамлении должно подавлять, на это и рассчитан безумный блеск безумных камней. В устроенной ею гонке трат человеку, не имеющему пятидесяти миллионов долларов, делать нечего. Каролина Астор тратила и тратила, а ее супруг пропивал и пропивал, оба не задумывались о заработке, источник денег казался неиссякаемым, а желание подавить соперниц роскошью у жены и желание ублажить своих гостей у мужа было столь велико, что перед ним отступали последние доводы разума и осторожности. «В конце концов, я оставлю наследникам столько бриллиантов, что можно будет безбедно жить еще трем поколениям!» – заявляла леди Астор.

Но вот в зале появилась первая из соперниц стареющей миллионерши – ее собственная племянница, супруга Уильяма Астора Мэри. Уильям получил в наследство от отца сто миллионов долларов и успешно продолжил его деятельность по умножению семейного богатства. Это позволяло Мэри Астор считать себя не просто ровней тетушке, но и превосходящей Каролину. Холодная война между дамами стремительно набирала обороты.

Но внешне все прикрывалось фальшивыми улыбками и приторными приветствиями. Мысленно желая друг дружке околеть прямо на месте, дамы произносили самые милые комплименты.

На правах родственницы Мэри Астор направилась прямо к тетушке… на помост! Не кланяться же этой старой фурии в ноги?! После короткого приветствия, прежде чем начать беседу с тетушкой, Мэри оглядела с высоты помоста зал, приветственно улыбнулась нескольким знакомым и наконец обратилась к хозяйке:

– Я не вижу мистера Астора, дядюшки сегодня не будет?

Конечно, это была очередная шпилька в бок, но Каролина Астор непробиваема, она к шпилькам привыкла.

– Нет, дорогая. Он в восхитительном круизе, морской воздух так полезен вашему дяде. Я же плохой моряк, иначе непременно сопровождала бы его.

Сколько сотен раз повторяла Каролина Астор эти фразы, переставляя лишь слова в них! И каждый раз все понимающе кивали: да-да, морской воздух полезен, но не все хорошо переносят море…

Племянница сочувствующе улыбнулась:

– Конечно, в вашем возрасте, тетя, следует поберечь себя, не всем здоровье позволяет путешествовать, некоторым лучше оставаться дома в тепле.

Это была отменная гадость, высказанная в виде заботы о тетушкином здоровье. Завтра половина Нью-Йорка будет болтать о том, что младшая Астор подчеркнула возраст старшей. Каролине через год шестьдесят, Мэри моложе почти в два раза, но это же не повод, чтобы подчеркивать разницу в возрасте!

Неизвестно во что вылилась бы беседа двух соперниц, но в зале во всем блеске появилась вторая соперница – Ава Вандербильт. Вот уж кого леди Астор и вовсе не желала бы видеть в своем особняке, но не приглашать не могла, иначе рисковала не быть приглашенной в ответ в очередной дворец Вандербильтов, а это опасно потерей положения королевы.

Прежде чем Ава Вандербильт подошла к трону Каролины, Мэри сделала очередную гадость – она сама направилась к гостье со словами:

– Ах, Ава! Извините, тетушка, я приветствую леди Вандербильт, у нас есть о чем пошептаться!

Она шла через огромный зал, прямая, надменная, всем своим видом демонстрирующая презрение к оставшейся на троне стремительно стареющей Каролине Астор, и претендентку на королевский пост провожали взглядами все, напрочь забыв о нынешней королеве.

А дальше произошло то, что повлияло на судьбу Роберта, хотя ни он сам, ни даже участницы этого события не подозревали. После Авы Вандербильт, Мэри подошла к леди Бельмонт, леди Маргарет и Коре. Приветствовав хозяйку возможно менее подданически, Ава Вандербильт присоединилась к Мэри Астор.

Коалиция младшей Астор и младшей Бельмонт против старшей королевы назревала давно, но продемонстрирована оказалась в этот момент. Мало кто из мужчин вполне осознал, почему большинство дам тихо ахнули и почему буквально пожирали глазами передвигавшуюся по залу Мэри Астор. Леди Маргарет была из тех, кто понял. Она щебетала со своей подругой, Мэри и Авой Вандербильт, но как только леди Бельмонт сделала знак мисс Левинсон и Коре, чтобы подошли, шепнула ей:

– Предупрежу Роберта…

И снова не стоило объяснять, о чем и почему, Ава-старшая прекрасно поняла.

Леди Маргарет, разыскав Роберта, который беседовал с Эдуардом Коллинзом и Уильямом Астором-младшим, отвела его в сторону:

– Роберт, думаю, не стоит ухаживать за Дженни Астор, ее приданого ты не получишь.

– Я и не намерен делать предложение мисс Астор, мне кажется, она еще молода для замужества.

– Да, обрати внимание на других, я тебе подскажу.

Когда Роберт вернулся в мужской кружок, Эдвард поинтересовался:

– О чем тебя предупредила тетушка?

– Потом расскажу.

– А мы спорим с мистером Астором, он утверждает, что настоящему джентльмену в Нью-Йорке делать нечего. Сэр Уильям, вот вам образец настоящего джентльмена с родословной, уходящей корнями к первым королям. Вы считаете, что ему неуютно в Нью-Йорке?

– А разве уютно?

Эдуарда отозвали для какого-то делового разговора (бывают на балу и такие), а Роберт остался беседовать с Уильямом Астором. Рядом с ним стоял один из самых богатых людей Америки, состояние которого исчислялось числом с девятью знаками и постоянно росло, супруга которого претендовала на роль некоронованной королевы Нью-Йорка, а его отца не зря называли Ленд-Лордом города, но Роберт должен признать, что никакого неудобства от такого соседства не чувствовал. Уильям Астор был столь же прост и приятен в общении, сколь и богат. Роберт вспомнил, что рассказывала леди Маргарет об этой ветви семьи – они настоящие аристократы, хотя и без титула, коллекционеры, меценаты и филантропы.

– Я намерен переехать в Лондон, купить большое поместье и прилагающийся к нему титул, чтобы дети моего Уолдорфа именовались детьми лорда.

Роберт скупо улыбнулся:

– Стоит ли переезжать в Англию ради титула?

– Мои предки оттуда, и моих родителей всегда тянуло обратно в Старый Свет.

Роберт невольно обратил внимание, что Уильям Астор говорит по-английски без американского акцента.

– Дядя вашего мистера Эдварда мистер Беннет ежегодно устраивает в Ньюпорте встречи, посвященные военным операциям разных стран. Конечно, странно жертвовать почти светский прием военным победам и героизму на полях сражений, но это прекрасная возможность продемонстрировать себя в форме и рассказать множество щекочущих нервы историй. Вы знакомы с мистером Беннетом?

– Да, сэр. Не только знаком, но и получил приглашение на предстоящую встречу в честь Хартумской операции и лорда Уолзли, как человек особенно ценный, поскольку знаком с ним и был в Судане.

– Я буду рад вас там встретить. Я не участвовал ни в каких сражениях, во время Гражданской войны был слишком юн, иногда завидую тем, кто носит или носил форму. Надеюсь, мы еще поговорим? Извините, дамы требуют внимания.

Обеды, приемы и даже балы леди Астор были знамениты присутствием только избранных, немыслимой роскошью и такой же скукой. Это лишь подтверждение принадлежности к четырем сотням элиты, демонстрация новых нарядов и, главное, драгоценностей, а остальное мучительная дань за право слушать резковатый голос леди Астор и числиться среди ее четырехсот.

Танцевать необязательно, да и музыка слишком чопорная, во всем, кроме разве моды, леди Астор предпочитала то, что нравилось ей в собственной молодости, потому танцевали строгие менуэты и парадные полонезы, никаких жиг или полек! Молодежи вовсе не хотелось расхаживать шеренгами, чинно кланяясь и приседая, а прыгать в особняке королевы Нью-Йорка не полагалось, даже вальс не был в чести. Но все терпели, ведь не принять приглашение леди Астор значило быть исключенным из всех остальных списков приглашенных. Малейший проступок мог стоить места в бальных залах.

Зато светские львы и львицы в возрасте, которым уже не под силу подскоки и резкие повороты, с удовольствием танцевали танцы своей молодости. Девушки прятали усмешки за веерами, молодые люди старательно отводили глаза или вовсе выходили, якобы подышать воздухом или побеседовать о делах.

Кора тоже предпочла побыть в стороне и присела в небольшое кресло рядом с разросшимся рододендроном. Уехать бы домой, но этого делать нельзя, не позволит этикет, оставалось скучать. И вдруг она услышала, как по другую сторону куста беседуют двое мужчин.

– Я поддерживаю твое нежелание продолжать ухаживания за мисс Дженни Астор, даже хотел посоветовать найти другой объект для осуществления матримониальных планов, но объясни, что тебя самого привело к такому решению? – голос вопрошающего насмешлив. Кору покоробил вопрос, она уже вознамерилась встать и тихонько удалиться, тем более мужчины явно не подозревали, что их подслушивают, но второй голос ей показался очень знакомым.

– Мисс Дженни Астор хорошенькая, милая девушка, не обремененная никакими добродетелями, кроме прелестного личика, доброты и большого приданого.

– Так чего же тебе не хватило?

– Ума. А еще… вряд ли мисс Дженни Астор когда-нибудь сумеет стать настоящей леди. Тебе ли объяснять, сколь высоки требования у моей матушки и остальных дам. Мисс Астор не справится с такой ролью, к чему превращать и ее, и свою жизнь в настоящую пытку?

Кора не слышала последнюю фразу, вернее, услышала и даже запомнила, но в ту минуту кровь в ее висках стучала от возмущения! Несомненно, второй голос принадлежал надменному Роберту Кроули, вернее, лорду Кроули графу Грэнтэму, как его милость полагалось называть!

Пришлось отвернуться и задержать дыхание, чтобы возмущение не прорвалось какой-нибудь выходкой. Сноб несчастный! Значит, его слова на балу в Лондоне вовсе не были случайными, он и впрямь презирает всех рожденных не в Англии, тех, кто не леди по крови?!

Мужчины уже ушли, и больше Кора ничего не слышала, но долго не могла прийти в себя, старательно прячась от любых знакомых. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы взять себя в руки. Лучше бы уехать, потому девушка отправилась разыскивать мать или тетку, чтобы отговориться внезапной головной болью.

В бальном зале зазвучали первые звуки вальса. Это было столь необычно для особняка Асторов, что из соседних комнат многие поспешили посмотреть, кто же отважится танцевать вальс на виду у леди Астор. Кора, не задумываясь, направилась вместе с остальными. Ей все равно, кто именно окажется самым смелым, если таковые вообще найдутся, девушка просто надеялась, что миссис Левинсон или леди Бельмонт непременно окажутся в числе любопытствующих.

Но первым, кого она увидела, войдя в зал, был Роберт Кроули, танцевавший вальс с леди Мэри Астор! Второй парой, рискнувшей выйти в круг, были Уильям Астор и леди Маргарет. Скандал!

Кора не могла слышать, как миссис Мэри Астор поинтересовалась у пригласившего ее Роберта:

– Вы понимаете, что наделали? Теперь вас к миссис Каролине Астор не пустят и на порог. Как и вашу тетю леди Маргарет.

Роберт рассмеялся в ответ:

– А в соседний особняк пустят?

Мэри Астор с удовольствием кивнула:

– Приглашаю. Но только не в соседний особняк, мы послезавтра переезжаем в Ньюпорт. Вы бывали в Ньюпорте? Почти все перебираются на лето туда, там прекрасные скаковые дорожки, конюшни и само общество.

Роберт подумал, что странновато поставить общество после скаковых дорожек и конюшен, но видно столь невысоко его ценила миссис Астор.