355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарет Уэйс » Легион призраков » Текст книги (страница 10)
Легион призраков
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:17

Текст книги "Легион призраков"


Автор книги: Маргарет Уэйс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Можно включить свет? – спросил Дон. – А то еще пролью мимо.

– Включи свет, Икс-Джей, – сердито распорядился Таск.

– Еще чего! – огрызнулся компьютер. – И пусть твои пассажиры не думают, что захватили наш корабль. Я им в этом деле не помощник. В конце концов, что они мне сделают? Убьют?

– Нет, они могут убить нас! – крикнул Линк.

– Ах, невосполнимая была бы утрата! – усмехнулся компьютер.

– Уверяю вас, нам вовсе нет нужды кого-то убивать, – сказала Цинтия. – Миссис Мопап умеет вторгаться в чужие компьютерные системы, стирать их память и брать под контроль. Для этого надо только нажать…

Свет вспыхнул так внезапно, что Цинтия умолкла. Наверное, от неожиданности.

Таск прислонился спиной к перегородке. Скрежеща зубами от нестерпимой боли, он взглянул на кровоточащее плечо. Рана была не опасная. Лазерный луч обжег мышцы, но не затронул кость. Потом Таск взглянул на Линка. Тот оставался на ногах, но одна его рука была повреждена. Пистолет, который он всегда носил при себе, лежал на полу у его ног.

– Видите, я безоружен, – сказал Таск, медленно встав с пола и подняв руки так, чтобы пассажиры могли убедиться в правдивости его слов.

Миссис Мопап по-прежнему блокировала пути к отступлению.

– Зачем вы захватили нас? – спросил Таск. – На кой черт сдались вам Линк и я? Наше дело – доставить вас, куда вам надо, и не задавать лишних вопросов.

– Не совсем так, – сказал Дон, наливая себе ликер. – Преддверие Ада, таверна «Изгнанник»?

У Таска вытянулось лицо и отвисла челюсть.

– Считайте нас вашими дружественными соседями, рекрутирующими офицеров, – добавила Цинтия, направляясь в кабину экипажа «Ятагана». – Разрешите продолжать выполнение задания, командир Перрин?

– Разумеется, капитан Цорн. – Дон не спеша передал свой пустой стакан Таску. – Кажется, виски у вас кончилось.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Настоятельница, подвижная деловая женщина, встретила архиепископа у самого входа в госпиталь энергичным рукопожатием – как одного из братьев ордена, а не его номинального главу.

Визит Фиделя необходимо было сохранить в строжайшей тайне, поэтому по просьбе настоятельницы он прибыл сюда в простом и скромном плаще, прикрывая лицо низко надвинутым капюшоном. Братья ордена Адаманта часто посещали госпиталь, и визит еще одного из них не должен был вызвать особого любопытства у персонала, которому и без того хватало своих забот и дел.

Настоятельница не сумела скрыть своего неприятного удивления при виде молчаливого брата в грубой, потертой сутане, явившегося сюда с архиепископом.

– Может быть, святой отец, ваш спутник отдохнет и выпьет чашку кофе, пока мы займемся своими делами, – предложила она.

– Благодарю вас, преподобная мать, но я хотел бы, чтобы брат был свидетелем нашей встречи, – сказал архиепископ.

Настоятельница нахмурилась, но не решилась возражать архиепископу в присутствии персонала и пациентов и повела своих гостей в свой кабинет, поспешно и как бы между прочим знакомя их по пути с госпиталем. Кабинет настоятельницы находился на верхнем этаже. Как и во всем большом и внушительном здании госпиталя, там было светло и просторно.

– Весьма впечатляюще, – сказал архиепископ при входе в кабинет. – У вас здесь превосходные условия и оборудование, преподобная мать.

– Благодарю вас, Ваше преосвященство. Прошу садиться. Чай, кофе, стакан воды? – спросила настоятельница. – Хотя на вашем месте от воды я отказалась бы: у нее привкус йода. – Голос настоятельницы звучал немного резко и выдавал ее раздражение. Она казалась несколько растерянной и оттого, наверное, предложив гостям кофе, как будто напрочь забыла, что его надо приготовить для них.

Не замечая удивленного взгляда и того, что архиепископ слегка улыбнулся, она покачала головой.

– Прошу прощения, я собиралась заварить чай с утра, да так и не удосужилась… Я быстро…

– Спасибо, не беспокойтесь, – сказал Фидель.

Настоятельница взглянула на спутника архиепископа, который лишь молча отрицательно покачал головой.

– В таком случае прошу извинить меня. Секундочку, – сказала настоятельница и подошла к двери своего кабинета. – Сестра Ирэн, вы можете идти завтракать. И не забудьте прикрыть наружные двери, хорошо? Чтобы никто нас не потревожил.

Настоятельница вернулась на прежнее место, сев напротив архиепископа. Ее лицо казалось напряженным.

Фидель бросил быстрый взгляд на брата Непрощенного, стараясь понять, что тот думает о столь странном поведении настоятельницы, но брат сидел спиной к свету, и капюшон спускался ему на лицо до самых глаз. Казалось, он вообще не замечает того, что происходит вокруг.

Настоятельница тоже взглянула на брата и снова нахмурилась.

– Простите, Ваше преосвященство, – обратилась она к архиепископу, – но я хочу напомнить еще раз, что дело, из-за которого я просила вас прибыть к нам, чрезвычайно деликатное.

Фидель почувствовал неловкость.

Настоятельница, судя по всему, не очень-то легко поддавалась на уговоры. Получив от нее такое необычное приглашение, архиепископ проверил все, что было о ней известно. До объединения церкви, которое последовало за восстановлением Ордена Адаманта, она была администратором госпиталя; став духовной особой, она возглавила госпиталь, остро нуждавшийся тогда в средствах и умелом руководстве.

За два года, прошедшие с тех пор, настоятельница сформировала хороший персонал и навела порядок в делах, показав себя деловым и практичным руководителем.

Прежде чем заговорить, Фидель откашлялся:

– Я понимаю ваше беспокойство, преподобная мать, но у меня есть особые основания просить вас согласиться на присутствие этого брата при нашей беседе. Не стану вдаваться в подробности, но готов поручиться за его благоразумие и надежность.

– Но вы пока еще ничего не знаете о деле, Ваше преосвященство…

Фидель поднял руку, мягко, но достаточно убедительно, чтобы напомнить настоятельнице, с кем она вступает в спор.

– Ладно, пусть будет так, – не очень любезно согласилась она. – Прежде чем я скажу, зачем вызвала сюда Ваше преосвященство, я должна рассказать вам кое-что об истории госпиталя. Это может показаться несущественным, но имеет прямое отношение к тому, о чем в дальнейшем пойдет речь.

Нашему госпиталю примерно семьдесят лет. Здание и прилегающие земли сейчас в хорошем состоянии, но раньше, мне говорили, здесь было еще лучше. Госпиталь предназначался для особ Королевской крови, которым, вследствие их особой генетической природы, не очень помогали обычные медицинские средства. В ночь революции здесь находилось около ста таких пациентов и представителей персонала. Госпиталь окружила революционная армия. Тем представителям персонала, которые не были лицами Королевской крови, приказали разойтись по домам. Когда они вернулись на следующий день к работе, то оказалось, что пациенты и часть персонала исчезли. Их «переместили».

После революции, – продолжала настоятельница, – госпиталь передали в распоряжение правительства. Началась обычная в таких случаях бюрократическая волокита, от последствий которой мы сейчас постепенно избавляемся.

– Вы проделали большую и успешную работу, – дипломатично вставил Фидель.

Настоятельница в ответ коротко кивнула, слишком, видимо, занятая своей историей, чтобы оценить комплимент.

– На прошлой неделе к нам поступил новый пациент. Это женщина, которой уже далеко за шестьдесят. Она умирает и знает об этом, будучи сама врачом. У нее нет сомнений в диагнозе болезни. Ее болезнь неизлечима. Ей осталось жить несколько недель, и она прибыла к нам, чтобы провести их в покое, который могут дать ей обезболивающие средства.

Эта история покажется вам вполне обычной, но есть некоторые обстоятельства, которые делают ее очень важной. Больная проделала огромный путь, чтобы оказаться у нас. Она жила в мире, от которого до нас несколько световых лет. Там есть превосходные медицинские средства, а их врачи гораздо лучше знают, как лечить таких больных, потому что это их местная болезнь. Но ведь зачем-то эта женщина прибыла к нам? Видите ли, когда-то она работала в этом госпитале, еще до революции.

– Эта женщина – Королевской крови? – спросил Фидель.

– Нет, – ответила настоятельница, которую вопрос Фиделя как будто бы взволновал. – Нет, конечно. Все представители Королевской крови умерли, кроме Его величества, храни его Господь.

– Храни его Господь, – как эхо, отозвался Фидель.

Казалось, настоятельница никак не может справиться с замешательством, в которое привел ее неожиданный вопрос, заданный Фиделем. Чтобы продолжить свой рассказ, ей пришлось сделать небольшую передышку.

– Мы, конечно, задумывались над тем, зачем эта женщина вернулась сюда. Ведь при ее теперешнем состоянии такое путешествие было просто мучением. На наши расспросы она ответила, что всегда с любовью вспоминала о тех днях, что прожила здесь, и хочет быть здесь похороненной. Но раньше вернуться сюда ей мешало то, что у нас борются с ее болезнью хуже, чем у них. Она отказалась говорить с психиатром, но, когда узнала, что я духовное лицо, просила, чтобы я исповедала ее. Я согласилась и выслушала ее исповедь. – Настоятельница вздохнула и крепко стиснула кисти рук. – А потом я вызвала вас сюда, Ваше преосвященство.

– Но, преподобная мать, если эту тайну вам доверили на исповеди, вы не можете открыть ее никому – даже мне, – сурово произнес Фидель.

– Я знаю это, Ваше преосвященство, – спокойно сказала настоятельница. – Потому-то я и убедила эту женщину рассказать свою историю вам. Ее болезнь и тяжелое состояние не мешают ей. Она сама не знает, важно или нет то, что ей известно. Я сказала ей, что, по-моему, это очень важно. Поэтому она согласилась говорить с вами. Я провожу вас к ней, Ваше преосвященство.

Эти слова относились к одному Фиделю, а в сторону послушника настоятельница бросила лишь мимолетный суровый взгляд, давая понять ему, что проводит к больной одного только архиепископа. Взглянул на своего спутника и Фидель, одними глазами спрашивая, пойдет ли тот к больной.

В ответ на этот испытующий взгляд брат поднял голову. Его лицо поразило Фиделя своей бледностью и мрачной решительностью. Послушник кивнул и встал со стула.

Поднялся на ноги и архиепископ, готовый последовать за настоятельницей, чтобы выслушать обреченную больную.

– Сюда, пожалуйста, – сказала настоятельница. У двери она приостановилась и прошептала – скорее самой себе, чем своим спутникам: – Молю Бога, чтобы он не дал мне сойти с пути истинного.

* * *

Чистый, острый запах антисептиков и спирта, белизна накрахмаленных простыней с неодолимой силой напомнили Фиделю о днях его службы санитаром на борту боевого корабля «Феникс» под началом Дерека Сагана. Пациентка находилась в специально отведенной для нее палате, двери которой выходили в пустой коридор. Она сидела в кресле на колесиках, установленном так, чтобы ей открывался вид из окна. За ним на просторной лужайке группа выздоравливающих детей наслаждалась покоем теплого дня. Палату щедро освещало солнце. Рядом с больной сидела медицинская сестра и читала книгу. Женщина казалась спокойной и непринужденной. Когда настоятельница, Фидель и послушник вошли в палату к больной, она обернулась к ним и приветливо улыбнулась. Архиепископ подошел к ней и осенил крестным знамением, а она приняла благословение, кивнув архиепископу и тихо произнеся несколько слов благодарности.

Настоятельница отпустила сиделку и закрыла дверь. В палате было очень тихо, лишь отдаленный смех детей с лужайки долетал сюда.

– Может быть, вам удобнее будет вернуться в постель? – спросила настоятельница больную.

– Нет, спасибо, преподобная мать, – ответила та. – Я лучше останусь здесь, пока солнышко не зашло.

Пришедшие сели. Больная не выказывала удивления присутствием угрюмого послушника, и ее, казалось, нисколько не пугало, что рассказывать свою историю она будет столь высокой особе, как Его преосвященство. Она не роптала на Бога, у нее был отрешенный, потусторонний взгляд человека, покидающего этот мир и медленно, как бы засыпая, переходящего в другой.

– Обо мне здесь очень хорошо заботятся, – сказала она, улыбнувшись настоятельнице, которая хлопотала, взбивая подушки и наливая воду в стакан. – Я рада, что вернулась сюда, где делают так много добра. Я помню… помню ту ночь… Пустота. Молчание. Бездна молчания.

Никто из посетителей не произнес ни слова. Настоятельница закончила свои хлопоты и села. Больная огляделась вокруг.

– Мне было страшно, когда я вернулась и впервые оказалась в этой палате. Но теперь я ничего не боюсь.

– Это свойственно каждому из нас – бояться смерти… – заговорил Фидель.

Но больная отрицательно покачала головой:

– Нет, смерть не страшит. Я давно уже знаю, что умираю. Так давно, что успела смириться со своей болезнью. Это был он, я боялась его, но теперь я для него недосягаема, нас разделяет слишком большая пропасть.

Послушник, не произнеся ни слова, внезапно взял в свою руку кисть правой руки женщины и повернул к себе ладонью. Настоятельница слегка отпрянула назад, испуганно глядя на эти странные действия, но умирающая женщина-врач нисколько не смутилась и не сделала попытки высвободить руку.

– Нет, брат, – сказала она, – я не Королевской крови. Но эта кровь текла в жилах моей матери.

Послушник отпустил руку больной и снова сел на свое место. Фидель, о чем-то догадываясь и не веря своим догадкам, вздрогнул.

– Я была здесь врачом. Незадолго до революции. Лечила особ Королевской крови, страдающих психическими расстройствами. Да, бывали в их роду такие расстройства, хотя об этом и не говорили вслух. Пожалуй, так оно было лучше, с тех пор как они стали правителями большинства миров галактики. Особам Королевской крови не полагалось обнаруживать ни малейшей слабости. Свои недостатки они должны были скрывать. Вот почему мы изо всех сил старались сохранить в тайне имена наших пациентов, чтобы избежать смуты и волнений на их родных планетах.

Однажды к нам поступила такая пациентка, что от нас потребовали соблюдать даже более строгую секретность, чем обычно. Ее привезли в госпиталь глубокой ночью. Она была закутана в тяжелый плащ, а ее лицо скрывала маска. Пациентку сразу же поместили в специально отведенные для нее палаты. Только четыре человека знали ее имя. Администратор госпиталя, я и две специально подготовленные сиделки, прибывшие вместе с ней. Больная редко выходила из своей палаты, и никто больше во всем госпитале никогда не видел ее. Ей было тогда двадцать лет. В ее жилах текла Королевская кровь. Природа одарила ее удивительной красотой, а судьба наделила тяжким недугом. Нарушение химического баланса мозга вызывало у нее частые вспышки неукротимого гнева. Она совершила убийство. Об этом знали лишь очень немногие, потому что ее семья всеми силами старалась сохранить это в тайне. Однако заботиться о ней родные больше не могли и прислали ее сюда. Ее болезнь почти не поддавалась лечению.

Когда ее состояние улучшалось, женщина эта становилась очаровательной, восхитительной. Когда же действие лекарств ослабевало, больная превращалась в исчадие ада. Надежды на ее полное излечение не было. Семье не оставалось ничего другого, как только держать эту женщину взаперти.

Родным, однако, разрешили навещать ее. А приезжал сюда к ней лишь один человек – ее брат. Он был старше ее больше чем на двадцать лет и бесконечно предан сестре. Их родители были уже не молоды, когда родилась их дочь, и она осиротела в ранней юности. Они с братом души не чаяли друг в друге. Он навещал ее раз в месяц, и, хотя был очень занятым человеком, никакие дела не могли помешать ему увидеться с сестрой. Его визиты полагалось держать в строжайшей тайне. Все это очень затрудняло жизнь персонала. Но он любил свою сестру, а она его. И вот так из месяца в месяц она жила в ожидании того дня, который они проведут вместе. Их отношения казались нам трогательными и прекрасными. Мы слишком поздно узнали правду. – Больная умолкла и выпила воды. Солнце между тем спряталось за старой елью, и длинная тень пролегла через зеленую лужайку. Затихли детские голоса и смех, лужайка опустела. – Когда больной становилось лучше, мы разрешали ей прогулки в сопровождении ее брата. Такие прогулки длились недолго, обычно не больше нескольких часов. Брат и сестра проводили эти часы на его яхте. Сначала, должна признаться, мы неохотно отпускали ее, но вскоре убедились, что это не вредит ей. Нам даже казалось, наоборот, – приносит пользу.

И вот однажды – это было лет за пять до революции – ее брат, как обычно, навестил больную и провел с нею целый день. Она вернулась в очень хорошем настроении. Я ничего не подозревала до тех пор, пока – в результате обычного обследования больной – не заметила характерных изменений в химическом составе крови этой женщины. Она была беременна.

Фидель вздрогнул и побледнел. Чего угодно ожидал он, только не этого.

– Не может быть… – Казалось, ему недостает сил, высказать вслух ужасное подозрение.

– Мне страшно сказать вам правду, Ваше преосвященство, – тихо произнесла больная. – Эта женщина без всякого принуждения, абсолютно добровольно призналась нам, что ее брат – отец ребенка. Уже несколько лет они предавались кровосмесительному греху. Ей было восемнадцать, когда она соблазнила его. Раньше она всегда принимала меры предосторожности, чтобы избежать последствий их связи, однако ей пришло в голову, что брат не женится потому, что любит ее. Ему был необходим наследник, и она решила стать матерью его сына, думая – в состоянии умопомрачения, – что ей удастся узаконить происхождение ребенка.

Мы пришли в ужас, и брат этой женщины – тоже. Разумеется, мы сразу же послали за ним и все ему рассказали. У него было больное сердце, ему было в то время уже пятьдесят лет. Он впал в отчаяние и непременно хотел повидаться с сестрой. Мы не могли допустить их встречи, мы изолировали больную. Но тем сильнее было его желание встретиться с ней еще раз.

Мы настаивали на искусственном прерывании беременности – ради самой несчастной женщины, – потому что не могли больше лечить ее, не причиняя вреда еще не родившемуся ребенку. Брат не соглашался на это. Он был убежден, что эта беременность – Божья кара за его грехи. Он обещал нам, что будет заботиться о будущем сыне или дочери. Больше он никогда не навещал свою сестру, которая очень тосковала и ждала встречи с ним. Трудное это было время для нас. Будущая мать нуждалась в постоянном наблюдении. Часто приходилось с помощью физической силы укрощать ее, иначе она могла бы причинить вред себе или другим людям. Сначала все ее помыслы сосредоточились на брате, а потом, к счастью, – так нам тогда казалось – она перенесла все свое внимание на ребенка, которого ей предстояло родить. Стоило лишь напомнить ей о нем – и она успокаивалась даже тогда, когда все другие средства оказывались бессильны.

Роды прошли трудно, но ребенок – мальчик – родился здоровым и крепким. Мы немедленно сообщили об этом ее брату – как и обещали, – и на следующий день к нам прибыл один из ближайших друзей ее брата, чтобы забрать с собой ее новорожденного сына. Наверное, так было лучше, – вздохнула больная. – Я знала, конечно, что младенца нельзя оставлять под присмотром матери, хотя ее психическое состояние в последнее время, казалось, улучшилось, но я надеялась, что несколько месяцев, проведенных в заботах о новорожденном, приведут к стойкому улучшению ее здоровья. Я и до сих пор думаю, что такое могло случиться, но узнать об этом мне так и не пришлось.

Я сразу же возобновила лечение этой женщины с помощью медикаментов, но трудные роды и страдания из-за разлуки с горячо любимым братом и сыном погубили ее. Мы сделали все возможное, чтобы спасти ее, она угасала у нас на глазах и вскоре умерла.

Женщина-врач обвела взглядом своих посетителей. Никто из них не двигался и не проронил слова после испуганного возгласа Фиделя.

– Я считала, что сама во всем виновата, – тихо продолжала она. – Меня мучила память об этой несчастной молодой женщине. Тогда я решила уйти из госпиталя, но меня уговорили остаться. Потом случилась революция. В ту ночь, когда солдаты ворвались в госпиталь, я не дежурила. Они арестовали всех пациентов и часть персонала и увезли их – одному Богу известно куда. Потом нам сказали, что всех их убили. Ни о ком из них я больше ничего не слышала и никого из них больше никогда не видела.

Я была предупреждена, что меня разыскивают из-за Королевской крови моей матери. В отчаянии я решила сама сдаться им, но один очень дорогой мне человек убедил меня, что я не имею права лишать себя жизни, а должна посвятить ее тому, чтобы делать добро другим людям. Но чтобы оставаться в живых, мне необходимо было изгнать из своей памяти прошлое. Я так и сделала. Я и мой друг улетели на другую планету. Мы стали мужем и женой, я сменила свое имя и запретила себе думать о прошлом, но мне пришлось вспомнить о нем, когда к власти пришел молодой король. – Умирающая перевела свой взгляд на послушника, как будто он один мог понять ее. – Несколько месяцев назад я поняла, что умираю, и тогда меня стали неотступно преследовать сны, в которых мне являлись несчастная женщина и ее сын. Я видела ее сына в своих снах не тогдашним младенцем на чужих руках, а взрослым мужчиной. Где-то позади него сиял свет, и тень от этого человека отягощала мне душу. А сам он молча стоял передо мной и, казалось мне, своими вытянутыми вперед руками преграждал мне путь в иную жизнь. Я не могла бы спокойно умереть, не примирившись с ним. Другого пути помочь ему нет. Ведь из всех, кто знал тайну его рождения, я единственная осталась в живых.

– Но должны существовать госпитальные записи, – сказал Фидель.

– Мы фальсифицировали их, – ответила умирающая. – Так велел ее брат, а он обладал достаточным влиянием и властью, чтобы проверить, выполнят ли его волю. Это прегрешение было невелико, – она слабо улыбнулась. – Мы просто написали в графе «Имя настоящего отца» – неизвестно. Мы сделали так ради нашей пациентки, а не ради ее брата. Если бы кто-то узнал правду, ей грозила бы страшная опасность. Записи были уничтожены, а все, кто знал правду, исчезли в ту ночь, когда произошла революция. – Женщина тихо вздохнула и обернулась к архиепископу. – Ваше преосвященство, я хочу… я должна… сказать вам правду. Я должна назвать вам имя… Никому еще я никогда не говорила этого, только настоятельнице на исповеди. Она убедила меня открыть вам эту тайну.

Теперь умирающая смотрела на настоятельницу, которая кивнула ей в знак согласия. Фиделю пришла в голову мысль, в реальность которой он отказывался верить, надеясь, что окажется не прав.

– Конечно, я выслушаю вас, если признание облегчит вашу душу…

– Сначала я должна сказать вам, Ваше преосвященство, что молчала все эти годы, потому что заговорить означало бы для меня нарушить клятву хранить тайны моих больных. Я давала эту клятву, когда стала врачом. Я хранила тайну, пока оба они были живы. Но теперь их нет в живых, и если я по-прежнему буду хранить эту тайну, для них это не будет иметь никакого значения, но может принести немалые беды живым людям.

– Я понимаю вас, доктор, – сказал Фидель, и сердце его сжалось.

Он взглянул на послушника. Тот не шелохнулся. Его лицо по-прежнему оставалось в тени от низко надвинутого капюшона.

– Ту молодую женщину звали Джезриль, а ее брата Амодиус, – тихо сказала больная. – Амодиус Старфайер, ныне покойный король, бывший правитель галактики.

Настоятельница, архиепископ и послушник замерли. Они, казалось, были подавлены этим рассказом о преступной любви, трагической смерти и связанной с ней тайне. Архиепископ мысленно молил Бога простить грешникам их вину. Внезапно больная закашлялась и едва не лишилась чувств. Настоятельница тотчас вскочила на ноги и поспешила к ней на помощь, уложив больную в постель.

– Нам лучше уйти, – сказал архиепископ, вставая.

Кто-то коснулся руки Фиделя. Вздрогнув, тот удивленно уставился на послушника.

– Один вопрос, – приглушенным голосом сказал Непрощенный.

– Неужели вы не видите, – возразила настоятельница, – больная не в состоянии…

– Нет, я отвечу, – сказала больная: – О чем вы хотите спросить меня, брат?

– Как звали человека, который забрал с собой сына Амодиуса и Джезриль? Ведь вы знали его? Вы не отдали бы мальчика незнакомому человеку?

– Вы правы, – ответила больная, хотя этот вопрос смутил ее. – Мы знали этого человека и по имени, и в лицо. И мы проделали различные тесты, дважды проверив, он ли это. Мы изучили его глаза и исследовали ДНК. Это был он. Мы проверяли его не потому, что сомневались. Этот человек был очень хорошо всем известен. Его звали Панта. Да, это был прославленный ученый Гарт Панта.

Послушник больше ни о чем не спрашивал. Больная откинулась на подушки обессиленная, но спокойная и умиротворенная.

Фидель подошел к ней и прикоснулся к ее бледной, высохшей руке:

– Вам не о чем сожалеть. «О, ниспошли мне твой свет и твою истину, и да наставят они меня на праведный путь…» Господь да пребудет с вами, дочь моя.

– Он со мной, Ваше преосвященство, – сказала больная, внимательно глядя на Фиделя. – Я хочу, чтобы вы рассказали обо всем королю, если сочтете это необходимым.

– А теперь отдыхайте, – тихо сказала больной настоятельница.

Фидель вслед за преподобной матерью вышел из палаты. Послушник молча шел следом за ними, спрятав руки в рукава сутаны. Настоятельница вернула сиделку к больной.

Теперь в коридоре преподобная мать, Его преосвященство и мирской брат остались одни.

– Что скажете вы, Ваше преосвященство? – спросила она.

Фидель вздохнул и покачал головой:

– Я верю ей. Глядя на нее и слушая ее, нетрудно поверить в ее правдивость. Хотя и не все в ее рассказе правдоподобно. Этот младенец, ставший мужчиной в ее снах…

– Галлюцинация, – сказала настоятельница. – Такое бывает, если учесть ее состояние и характер болезни. Прибавьте к этому сознание вины, и вы согласитесь, что эта ужасная тайна не могла не сказаться на ее психике.

Послушник немного оживился, и Фидель с надеждой взглянул на него, ожидая услышать что-нибудь новое об этой истории, но Непрощенный по-прежнему хранил молчание.

– Можно ли как-то проверить правдивость ее слов? – спросил Фидель, снова взглянув на послушника.

Тот не отвечал.

Настоятельница с сомнением покачала головой.

– Не знаю, как это сделать. Как сказала эта женщина, все записи были уничтожены, а еще раньше – фальсифицированы. Я понимаю, что с моей стороны это непозволительная дерзость, но позвольте спросить, Ваше преосвященство: вы расскажете об этом королю?

– Не знаю, преподобная мать, – сказал Фидель. – Если эта история разойдется среди многих людей, может случиться много зла. Мне остается молить Бога о помощи и надеяться, что Он не оставит меня.

– Позвольте и мне, Ваше преосвященство, смиренно присоединить мои молитвы к вашим. А теперь я покажу вам, как отсюда выйти.

Преподобная мать простилась с архиепископом и молчаливым послушником уже у самого выхода из здания госпиталя.

– Господь да пребудет с нами, – сказала она.

– Может быть, он действительно с нами, – неожиданно произнес Непрощенный.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю