Текст книги "Цветок на ветру"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Глава 6
Люстры отбрасывали ослепительный свет на красное дерево, шелк и серебро гостиной. При виде Оливии мужчины учтиво поднялись. Она с удовлетворением отметила, что дядя уже не выглядит таким бледным и осунувшимся. Правда, морщинки вокруг глаз стали глубже, но в остальном выглядел он совсем неплохо.
Она нежно поцеловала его в щеку. Он сжал ее руки.
– Рад видеть, что тебе намного лучше, дорогое дитя. Мы очень волновались, но доктор Фицпатрик сказал, что ты всего лишь нуждаешься в отдыхе.
– И был прав, – кивнула Оливия и повернулась к Филиппу.
– Оливия! – Голос его был нежен, в глазах плескалось сочувствие. – Клянусь жизнью, что негодяи, причинившие тебе столько зла, будут пойманы и повешены.
Оливия молча смотрела, как он сжимает ее руку и подносит к губам.
– Думаю, Филипп, вам придется нелегко, – заметила она, и что-то в ее голосе заставило дядю резко вскинуть голову. – «Боксеры» все на одно лицо.
– Ваша тетя сообщила, что вчера днем вас едва не покалечили на улице, – продолжал Филипп, не обратив внимания на ее холодный тон. – Что случилось? Надеюсь, вы уже поправились?
Он осторожно подвел ее к стулу.
– О да, благодарю, – ответила она, садясь и глядя на жениха так, словно видела впервые.
Блестящие светлые волосы. Сияющие голубые глаза. Ни упрямство, ни суровость не портят классические черты. Элегантные усики. Великолепные манеры.
Он стоял так близко, что Оливия ощущала запах крахмала от его модной вечерней, отделанной кружевами сорочки. Сладкий аромат его любимого одеколона. Да, красив, очарователен, обходителен. Но она знала, что больше никогда не захочет оставаться с ним в одной комнате, говорить с ним или даже здороваться, когда их экипажи встретятся на мостовой.
Его красота и обаяние поверхностны. Под этой маской прячется другой Филипп. Филипп, с которым она не желает общаться, а тем более становиться его женой.
– Жаль, меня там не было! – горячо воскликнул Филипп, встав на одно колено. – Если бы кто-то коснулся волоса на вашей голове, я бы высек негодяя до полусмерти!
Как ни странно, она поверила ему. И все же он ничуть не сострадал китаянке, которую его носилки сбили на землю, под конские копыта.
Его ногти так ухожены, руки так белы и мягки!
Она вздрогнула, вспомнив руки Лыоиса, большие и сильные.
Чресла Филиппа обдало волной жара. Оливия изменилась, хотя он не понимал как. Она всегда была прелестна. Теперь же стала красавицей. Появилась в ней некая уверенность. Уравновешенность. И манера держаться тоже была новой.
В мягких темных, уложенных узлом волосах, украшенных китайскими гребнями слоновой кости, играли отблески золотистого света, и эта простая прическа показалась ему невыразимо чувственной. На тонком овальном лице сияли огромные светло-голубые, обрамленные густыми ресницами глаза. До отъезда в Северные холмы она всегда смотрела на него с обожанием. Теперь же в этих голубых озерах появились новые глубины. То, чего он не понимал, и от этого ему было не по себе. Но он желал ее, и желание это только усиливалось при виде упругих холмиков, натянувших аквамариновый шелк лифа, и изгиба бедер, обтянутых юбкой.
– Слава Богу, вы живы и здоровы, – пробормотал Филипп, страстно желая, чтобы сэр Уильям и леди Харленд куда-нибудь исчезли. Дали ему полную волю обнять соблазнительно тонкую талию Оливии, осыпать поцелуями гладкую кремовую кожу и розовые нежные губы.
Кольцо с изумрудом впивалось в ладонь. Оливия не могла вернуть его в присутствии тети и дяди. Возможно, когда Филипп соберется уходить, они смогут побыть несколько минут наедине.
Нет, не минут, поправила себя Оливия, вспомнив его взбешенное лицо и ругательства, которыми он осыпал слуг с палками, приказывая расчистить ему дорогу. Миг. Один миг – вот все, что ей нужно. Один миг, и она успеет сказать, что не любит Филиппа и не станет его женой.
– Вы не представляете, что нам пришлось вынести, – жаловалась Летиция Харленд. – Мы едва не погибли от рук «боксеров». А потом чудом не были раздавлены толпой при входе в город. Это был кошмар. Настоящий кошмар!
– Необходимо что-то предпринять относительно беженцев, – встревожено нахмурился сэр Уильям. – Город переполнен до отказа.
Филипп, неверно поняв причину его беспокойства, ответил с едва заметным акцентом:
– Совершенно с вами согласен, сэр Уильям. Улицы так запружены, что и шагу сделать нельзя. Меня самого едва не убили вчера днем. Какая-то глупая китаянка бросилась под ноги носильщиков. Давно пора закрыть городские ворота и никого не пускать.
Сэр Уильям, придерживавшийся противоположного мнения, смущенно кашлянул.
– И куда, по-вашему, должны деваться беженцы? – сухо осведомилась Оливия, не понимая, как могла воображать себя влюбленной в этого черствого человека.
– Тяньцзинь, – безразлично бросил Филипп, пожимая плечами. – Найдут куда идти. Такие люди всегда как-то устраиваются.
Оливию передернуло от омерзения. Такие люди. Люди, подобные сестре Анжелике, Чуню и Чен-Ю и Лань Куй с малышом.
Глаза Оливии сверкнули недобрым огнем, но прежде чем она успела заговорить, вмешался дядюшка:
– Тяньцзинь в восьмидесяти милях отсюда. Большинство беженцев идут пешком. Вряд ли они сумеют проделать такой путь. Их нужно устраивать здесь. Я намерен договорить об этом с сэром Клодом завтра утром.
Филипп, поднаторевший в искусстве скрывать собственное мнение, особенно в неприятных ситуациях, кивнул:
– Возможно, вы хотели бы, чтобы и я поговорил с месье Пишо?
Сэр Уильям не сумел подавить облегченный вздох. Он заметил вспышку гнева в глазах племянницы и на какое-то жуткое мгновение посчитал, что она собирается высказать молодому Казаноффу все, что думает о его предложении не пускать в город измученных беженцев. Нужно поговорить с ней… после ухода Казаноффа. Очевидно, тот еще не вполне понимает суть сложившейся ситуации. Каким ударом был бы для семьи Харленд разрыв помолвки! Казанофф самый подходящий жених для Оливии – богат, красив. Более того, его ждет блестящая карьера. Сердце Легации будет разбито, если Оливия откажется выходить замуж.
– Эта китаянка была ранена? – продолжала допрашивать Оливия, и дядя снова насторожился, услышав новые странные нотки в голосе племянницы.
Филипп слегка пожал плечами – типично французский жест.
– Понятия не имею, дорогая Оливия. Вот лошади перепугались. Последнее время подобные нападения происходят все чаще.
– Нападения?! – удивилась Оливия. – Простите, Филипп, я и не подозревала, что на вас напали.
Белые ровные зубы блеснули в ободряющей улыбке.
– Не волнуйтесь. Оливия. Я вполне способен постоять за себя против уличной банды китайцев.
Ее вдруг разобрал смех. Уличные банды, вот как? Он преспокойно сидел в носилках в окружении вооруженных палками всадников, которые расчищали ему дорогу. Да и происшествие пустяковое: она, совершенно не привыкшая ходить по оживленным улицам, не смогла увернуться от удара, упала и преградила дорогу носильщикам. Толпа была слишком запугана, чтобы напасть на европейца.
При этой мысли ей стало не до смеха. Весь страх пройдет при появлении «боксеров». Льюис уверял, что многие китайцы им сочувствуют. А ведь в городе много китайцев, не перешедших в христианство. Они и начнут убивать отступников. Нет, Пекин вовсе не такое безопасное убежище, как считают многие беженцы.
Изумруд жег руку.
Филипп поднялся и подошел к ней; Оливия подняла глаза и, не обращая внимания на тетку с дядей, тихо сказала:
– Филипп, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Голубые глаза жадно блеснули.
– Разумеется, cherie,[4]4
милая (фр.).
[Закрыть] – хрипло прошептал он и, повернувшись к чете Харленд, пояснил: – Прошу извинить, но в девять у меня встреча с посланником.
– Вы поговорите с ним о беженцах? – настойчиво спросил сэр Уильям. Филипп кивнул:
– Конечно. И завтра вечером за ужином Оливия сможет сама все ему рассказать.
– За ужином? – встрепенулась Оливия. – О каком ужине идет речь?
– Месье Пишо пригласил нас на ужин завтра вечером. Ваш дядя уже разрешил вам принять приглашение при условии, что вы достаточно хорошо себя чувствуете.
Сердце Оливии бешено заколотилось.
Ужин с французским посланником? Ей предоставляется возможность подробно рассказать ему, что творится на дорогах, ведущих в город. Она попросит организовать спасательные отряды. И заодно передаст ему рассказ епископа Фавье.
– Я достаточно здорова, чтобы принять любезное приглашение посланника Франции, – твердо заверила она.
Они вышли в холл. Мальчик-слуга подал Филиппу цилиндр и трость и накинул на плечи подбитый шелком плащ.
– Филипп…
Она сжала кольцо. Если разорвать помолвку сейчас, никакого завтрашнего ужина не будет. Она откажется от единственного шанса помочь миссионерам и новообращенным.
– Итак, дорогая? – спросил Филипп, целуя кончики ее пальцев. Глаза его призывно горели. Он хотел прижать ее к груди. Почувствовать, как льнет к нему податливое тело. Зацеловать до умопомрачения, пока она не задохнется.
Но ничего этого не будет. Сэр Уильям стоял рядом и явно не собирался оставить их хотя бы на несколько минут.
– Не дождусь завтрашнего вечера, – прошептала она. Это, по крайней мере, было правдой, и Оливия поспешно надела кольцо на безымянный палец левой руки.
– Люблю тебя, – прошептал он, снова поднося ее руку к губам, после чего распрощался.
– Прекрасный молодой человек, – заметил дядя, пока слуга закрывал двери.
Оливия не ответила. Да и что тут скажешь? Дядя и без того немало выстрадал в последние два дня. Не стоит говорить ему, что это слуги Филиппа били ее палками. Да и чего этим добьешься?
Тяжело вздохнув, она поцеловала дядю и пожелала спокойной ночи. Он расстроится, узнав о расторгнутой помолвке. Но гораздо хуже, если ему станет известно, что молодой человек, которого он считал порядочным и благородным, на самом деле вовсе не таков.
Она поднялась к себе, но в постель не легла. Долго стоила у окна, глядя на залитые лунным светом крыши Пекина и гадая, где и с кем сейчас Льюис.
А тем временем в супружеской спальне Летиция Харленд встревожено говорила:
– Уильям, думаю, что Оливии неприлично посещать ужин во французском посольстве, если нас туда не пригласили.
– Пожалуйста, не волнуйся, Летиция, – устало выдохнул сэр Уильям. – Нас тоже приглашали, но завтра я снова должен встретиться с сэром Клодом, а это куда важнее. И Оливию будет сопровождать жених. Туда приедут Маклауды и чета Лежен.
– Но нас там не будет, – упрямо возразила Летиция Харленд, хмурясь еще сильнее. – Не желаю, чтобы кто-то упрекнул Оливию в легкомыслии!
– Никто так не подумает. Их мысли заняты другим.
– Чем, Уильям?! – вспылила Летиция.
Но муж улегся на другую сторону кровати и задул лампу, погрузив комнату во мрак.
– «Боксерами», – коротко ответил он и закрыл глаза, размышляя о том, что нужно предпринять, чтобы подвигнуть дипломатический корпус на решительные действия.
Наутро за завтраком Оливия объявила, что собирается в Пэйтан помочь епископу Фавье и сестрам ордена милосердия позаботиться о беженцах.
– Прости, Оливия, – ответил дядя не допускающим возражений тоном, – но больше ты не покинешь этот дом без сопровождения.
– В таком случае я возьму с собой кого-нибудь из слуг, – настаивала она.
– Нет.
Их глаза встретились. Оливия намазала джем на кусочек тоста.
– Там невыносимые условия, дядя Уильям. Пожалуйста…
– Нет. – Сердце Оливии упало. Он не отступит.
Видя отчаяние племянницы, сэр Уильям накрыл ее руку своей ладонью. Выражение его глаз смягчилось.
– Знаю, Оливия, насколько тебе небезразлична судьба беженцев, но ты не должна быть слишком опрометчивой. Нельзя так волновать тетушку.
– Может, тогда в англиканскую миссию? – взмолилась она. – Это гораздо ближе, и сестра Анжелика тоже там…
Уильям покачал головой.
– Я дал слово твоей тете, что сегодня ты не выйдешь из дома, пока за тобой не заедет Филипп. И буду очень благодарен, если ты не станешь требовать, чтобы я это слово нарушил.
Какой у него измученный вид!
– Да, дядя Уильям, – покорно кивнула Оливия.
Жаркое утреннее солнце струилось в окна. В его лучах танцевали пылинки. Сегодня ей предстоит бесконечно-тоскливый день. В соборе будет неустанно трудиться епископ Фавье. Сестра Анжелика станет ухаживать за детьми, стариками и больными в англиканской миссии. А она… ей делать нечего.
Сознавая свое бессилие, она скомкала салфетку и швырнула на стол рядом с пустой тарелкой. Остается ждать вечера, а потом сделать все, чтобы убедить французского посланника выслать спасательные партии.
Не находя себе места, она поднялась на верхний этаж дома в надежде увидеть улицы города. Но ее ожидало разочарование: слишком высоки оказались стены, окружавшие дом и посольство. Были видны только крыши огромных ворот Чэньмэнь. И ничего больше.
Она снова вспомнила о Льюисе. И снова заболело сердце. Успел ли он встретиться с доктором Моррисоном и месье Шамо? Может, они уже выехали из Пекина и мчатся на помощь испуганным миссионерам и новообращенным, туда, где каждую минуту могут появиться «боксеры»?
Она прижала руку к груди, словно пытаясь облегчить боль. Прошло уже два дня с тех пор, как они расстались. С той минуты, когда он поцеловал ее так страстно, на виду у дяди и слуг. Должно быть, к вечеру дядя успеет что-то узнать о Льюисе.
Но боль только усилилась. Он все равно ничего не расскажет. Вряд ли имя Льюиса Синклера когда-нибудь сорвется с его губ.
Спускаясь вниз, она услышала женские голоса, доносившиеся из утренней гостиной. Наверное, к тете приехали гостьи.
– Дорогая, я понять не могу, что на нее нашло, – возмущалась одна из приятельниц Легации. – Показаться на людях верхом на монгольском пони, да еще с двумя грязными китайчатами!
Глаза Оливии рассерженно сверкнули. Пальцы судорожно сжались на перилах.
– Но им некуда было идти! – возразила тетка. Собеседница язвительно хмыкнула.
– Было, дорогая Легация, было! Для сирот и бездомных существуют приюты, не так ли? Привести этих детей в посольский квартал – невероятная глупость с ее стороны. Подумайте только, какие болезни они могут с собой принести!
– А доктор Синклер? Вломиться в кабинет сэра Клода так нагло и без предупреждения! – вставила вторая гостья.
– И требовать, чтобы он послал за подкреплением, – добавила первая. – Да он, должно быть, безумен!
– Но подкрепление необходимо, – возразила тетка.
– Если и так, это решать посланникам. Не сумасшедшему. Вчера он вместе с доктором Моррисоном, корреспондентом «Таймс», выехал в Хосфан, и вместе они привезли свыше сорока миссионеров, и детей! В город и без того переполненный до отказа! Такое легкомыслие! Почему они не могли оставаться там, где жили до сих пор?!
И тут Оливия не выдержала. С нее достаточно! Сбежав по ступенькам, она без стука распахнула дверь гостиной.
– Потому что иначе их сожгли бы заживо, – сверкнув глазами, бросила она тоном, так не похожим на обычный, что тетка побледнела. – Они погибли бы от рук «боксеров», как погибли бы мы с тетей и дядей и леди Гленкарти, не приди нам на помощь доктор Синклер!
Растерявшиеся гостьи уставились на нее с раскрытыми ртами.
– Что же до детей, которых взяла к себе леди Глен-карти, – продолжала дрожащая от гнева Оливия, – вам лучше привыкнуть к этому, поскольку таких, как они, сотни и тысячи и многие найдут убежище здесь! В единственной части города, где еще есть место!
– Оливия! – слабо запротестовала тетка.
– И доктор Синклер не безумец! Он поразительно отважен, и только он может верно оценить сложившееся положение! – добила Оливия и, прежде чем кто-то успел ответить, круто повернулась и хлопнула дверью.
– Ничего подобного… – начала одна из дам. – Такое поведение…
Тут же зазвонил колокольчик, призывающий горничную. Оливия поняла, что тетка сейчас потребует нюхательной соли.
Девушка вне себя от злости вылетела в сад. Как они могут быть так слепы?! Не видеть, что творится вокруг! Неудивительно, что Льюис вспылил и ворвался в святилище сэра Клода. Она много отдала бы, чтобы увидеть выражение лица британского посланника при виде незваного гостя!
Приблизившись к миниатюрной пагоде, украшавшей газоны, она спугнула стайку белых голубей. Птицы выпорхнули из-под карнизов, расправили крылья и облетели сосны, отгораживавшие их сад от соседних.
Девушка грустно улыбнулась. Скорее всего, она больше никогда не увидит Льюиса. Слишком чудовищно, чтобы быть правдой, но это так. Он женат. Его брак – вот непреодолимое препятствие для их любви.
Оливия уселась на деревянную скамью в тени пагоды, вспоминая радостную мордашку Рори, бегущего к отцу.
Бредя рядом с Льюисом по пыльной равнине, она смогла забыть о существовании его жены-китаянки. Но радость Рори, обретшего отца, все расставила по местам. И все же, размышляла она, следя за взмывавшими в небо птицами, он поцеловал ее. И смотрел с такой неприкрытой страстью, что даже изменился в лице.
Ее руки сами собой сжались в кулаки. Неужели с его стороны это было только желание? Или и любовь тоже?
Оливия со вздохом встала, Нельзя непрерывно думать о нем. Этим его не вернешь! Ничем не изменишь того факта, что он женат, и женат по любви. Сколько лет Рори? Четыре, возможно, пять. Пять лет назад Оливии было всего тринадцать. Они разминулись во времени и пространстве и ничего не могут с этим поделать.
Лучше поразмыслить о нынешнем вечере. Разговор с французским посланником будет нелегким, а ведь ей необходимо сохранять спокойствие. Обеденный стол не место для серьезной беседы, тем более в присутствии дам.
Оливия нахмурилась. Необходимо потолковать с ним наедине, но, как и где?
Она думала об этом, не переставая все утро, до самого обеда. Но решения так и не нашлось.
Экипаж Филиппа прибыл ровно в семь. Оливия оделась более тщательно, чем обычно. Не для того, чтобы угодить Филиппу! Пусть сам французский посланник не сможет отвести от нее глаз. Платье из темно-синего шелка было вырезано так низко, как только позволяли приличия. Гроздья крохотных речных жемчужинок украшали лиф и подчеркивали тонкую талию. Юбка обтягивала бедра и резко расширялась на уровне щиколоток, открывая изящные атласные бальные туфельки. Несмотря на протесты тетки, она уложила волосы в простой строгий узел, закрепив его только что срезанной гарденией.
Усаживая ее в экипаж, Филипп с гордостью отметил, что она затмит всех приглашенных на ужин женщин. Едва дверцы закрылись, он сжал ее руку, намереваясь в полной мере воспользоваться неожиданно представившимся уединением.
Горячие губы прижались к ее виску, но Оливия застыла от омерзения.
– Нет, Филипп, пожалуйста, – пробормотала она. – Тетя полностью вам доверяет и…
– Оливия! – тихо воскликнул он, притягивая ее к себе.
– Филипп… – начала она, но он заставил ее замолчать, прижавшись к губам поцелуем. Оливия пыталась вырваться, но силы оказались неравны. Как странно, что поцелуи этих мужчин так различны!
Он положил руку ей на грудь и глубоко проник языком в рот. Она сама не понимала, как смогла оттолкнуть его. Взмах руки – и на щеке Филиппа появился красноречивый красный отпечаток.
Голова его откинулась назад. В голубых глазах мелькнуло сначала изумление, потом гнев.
– Что это с тобой?!
Экипаж, покачиваясь, продолжал катиться вперед. Отвращение Оливии сменилось паникой. Одно слово Филиппа, и экипаж повернет обратно, а она так и не доберется до французского посольства.
Девушка поспешно сжала его руки, понимая, как жизненно важны следующие несколько секунд.
– Простите, Филипп, – дрожащим голосом пробормотала она, изображая раскаяние, – но оказаться с вами наедине – это так волнующе… Я ужасно испугалась, что окончательно потеряю голову и…
Она многозначительно воззрилась на него.
На какое-то бесконечное мгновение ей показалось, что уловка не сработала, но он тут же стал целовать ее пальчики, бормоча нежности, твердя, что она богиня, колдунья, ангел!
Невероятное облегчение охватило Оливию, когда лошади остановились. Поездка окончена, а на обратном пути ей не будет нужды притворяться. Она вернет обручальное кольцо, и ей больше никогда не придется терпеть его объятия!
Их встречали месье Пишо, энергичный коротышка с густыми черными усами, и его жена – пышногрудая особа в рубиново-красном бархате.
– Как я счастлива, что вы благополучно добрались догмой! – воскликнула она при виде Оливии. – Ходят слухи, что «боксеры» дотла сожгли вокзал в Фэнтае.
Оливия закусила губу. Если слухи верны, тем легче будет убедить месье Пишо немедленно предпринять необходимые меры.
Она под руку с Филиппом вошла в столовую и немедленно ощутила царившее там напряжение. Кроме них, на ужине присутствовали мистер и миссис Маклауд и чета Лежен. Мистер Маклауд был бизнесменом, а Лежены—друзьями семьи Шамо. Отправившись в длинное, неспешное путешествие по Востоку, они решили посетить Пекин.
Едва присутствующие расселись за столом, месье Пишо куда-то вызвали. Гости ковыряли вилками паштет из утки. Никому не хотелось выказывать страха, очевидно, владевшего всеми и каждым. Только Филиппа, казалось, ничуть не встревожили слухи о нападении на Фэнтай. При взгляде на него становилось ясно, что он поверит в опасность не раньше, чем «боксеры» займут город.
Гости встревожено уставились на вернувшегося посланника. Вид у него был взволнованный. Усевшись, месье Пишо осушил бокал вина, прежде чем объявить:
– Слухи оказались верны. Вокзал и локомотивное депо в Фэнтае сожжены, так же как и дома работавших там бельгийских инженеров.
Дамы дружно охнули. Только Оливия словно оцепенела. Внутри у нее все сжалось. Слишком хорошо она представляла, что случилось в Фэнтае.
– Стальной мост взорван, – продолжал месье Пишо, отодвигая тарелку. – Очевидцы утверждают, что небо заволокло дымом на сотни миль вокруг.
– Фэнтай – это узловая станция? – нерешительно спросила мадам Лежен.
Месье Пишо мрачно кивнул:
– Да, боюсь, что так. Он стоит на пересечении железнодорожных путей пекинской и тяньцзиньской линий.
– А бельгийцы? – неожиданно вмешалась Оливия, не спуская глаз с посланника. – Что с ними?
Вошла горничная. Тарелки были убраны. Принесли яблочный торт по-швейцарски.
– Тяньцзиньская линия пока не повреждена, – успокоил ее месье Пишо. – Счастлив сообщить, что рабочие сумели уехать в Тяньцзинь поездом.
Со всех сторон раздались радостные восклицания. Филипп позволил наполнить свой бокал и улыбнулся Оливии, словно желая сказать, что для паники нет никаких причин.
Но Оливия не ответила на улыбку.
– Скажите, во время нападения все инженеры находились в Фэнтае? – сухо допытывалась она.
Месье Пишо уже был готов ответить утвердительно, но что-то в выражении глаз Оливии остановило его. Они горели на белом как снег лице, требуя правды.
Плечи посланника обреченно опустились.
– Нет, мисс Харленд. Боюсь, что нет. Главная контора находилась неподалеку от Фэнтая. В Чансынтене.
– И… – не отставала Оливия, судорожно сглотнув. Месье Пишо неловко откашлялся.
– Нападение «боксеров» и последовавший за этим пожар означают, что Чансынтень полностью отрезан от железной дороги и телеграфа. Они не могут добраться ни до Пекина, ни до Тяньцзиня.
– Значит, они оказались в ловушке? – почти взвизгнула мадам Лежен, забыв о десерте.
– Думаю, да, – мрачно признался месье Пишо. – Им ничем нельзя помочь.
– Можно! – почти с яростью выпалила Оливия, подавшись к нему. Глаза цвета горечавки пылали голубым огнем. – В городе достаточно европейцев, чтобы организовать спасательную экспедицию.
Остальные женщины дружно ахнули от такой дерзости. Месье Лежен исподтишка любовался ее высокой, упругой грудью, натянувшей шелк платья, и втайне завидовал тому, кто завладеет этим неукротимым, диким созданием. Мистер Маклауд с интересом рассматривал девушку, пораженный уверенностью, звеневшей в ее голосе. Филипп с ужасом взирал на невесту. С самого возвращения посланника она подвергла его нешуточному допросу. А теперь ведет себя как безумная. Больше ее никогда не пригласят в посольство. Каждым новым словом она все больше губила его карьеру.
– Оливия, держите себя в руках! – рассерженно воскликнул он, хватая ее за руку. Но Оливия, даже не потрудившись взглянуть на жениха, небрежно стряхнула его пальцы.
– Это невозможно, – настаивал месье Пишо. – Округа кишит «боксерами». Маленький отряд попросту уничтожат.
– Возможно! – настаивала Оливия. – Два дня назад доктор Синклер выехал из города в сопровождении доктора Моррисона, корреспондента «Таймс». Вместе они привели в город более сорока миссионеров и детей!
Филипп вскочил, едва не опрокинув стул. Кровь бросилась ему в лицо. Губы были плотно сжаты.
– Прошу прощения, – обратился он к потрясенным гостям, – но моя невеста недавно перенесла страшное испытание и едва не погибла от рук «боксеров». Она еще не до конца оправилась. У нее расстроены нервы и…
Он поспешно подошел к ней, пытаясь увести.
– Пустите меня! – прошипела Оливия. – Мои нервы ничуть не расстроены, по крайней мере, в том смысле, на который вы намекаете. Я просто пытаюсь убедить посланника в необходимости выслать на помощь беженцам спасательные партии. И заверяю, что есть люди, которые именно в этот момент стараются защитить несчастных.
– Оливия! – прорычал Филипп, вновь вцепившись в ее руку.
Но и Оливия, и посланник его проигнорировали.
– Я слышал о партии Синклера, – кивнул месье Пишо, забыв о гостях и ужине. – Очень храбрый молодой человек. Насколько мне известно, именно он благополучно привел в Пекин вас, ваших тетю и дядю и леди Гленкарти.
– Да, и еще монахиню, сестру Анжелику, молодую китаянку и троих детей. – Она сверлила посланника гневным взглядом. – Месье Пишо, китайские христиане из последних сил пытаются добраться до Пекина. Их смерть будет на нашей совести. Это наши священники обратили их в христианство. Мы не можем позволить, чтобы их убили за веру. Не можем стоять в стороне, пока их уничтожают.
Пальцы Филиппа безжалостно впились в ее руку, и посланник резко приказал:
– Немедленно оставьте в покое мисс Харленд!
Филипп выпустил руку Оливии и отступил, прекрасно понимая, что никогда не простит ей сегодняшнего унижения. И гибель всех своих надежд.
– Необходимо выслать войска, – продолжала Оливия, успев завладеть вниманием не только посланника, но и всех сидевших за столом. – Совсем скоро будет поздно что-то предпринимать. Пекин возьмут в осаду, и мы не дождемся помощи извне.
– Но надеюсь, Пекину не грозит опасность? – дрогнувшим голосом спросила миссис Маклауд. – «Боксеры» не посмеют напасть на город.
Оливия грустно усмехнулась:
– Посмеют, миссис Маклауд. Это их заветное желание и главная цель. Епископ Фавье утверждает, что в столицу уже проникло немало «боксеров», которые только ждут сигнала, чтобы вытащить из карманов красные повязки и ополчиться против китайских и европейских христиан.
– К-кто такой епископ Фавье? – пролепетала побелевшая миссис Маклауд.
– Апостолический викарий Пекина. Его собор Пэйтан находится в западной части Императорского города и уже забит беженцами, – пояснила Оливия и снова обратилась к внимательно слушавшему посланнику: – Он с помощью одних только монахинь заботится о сотнях голодных и больных китайцев. Святой отец сказал мне, что не раз пытался объяснить членам дипломатического корпуса всю серьезность ситуации. В англиканской миссии положение не лучше. Там буквально дышать нечем и нет дюйма свободного пространства. Им нужна наша помощь. Еда и лекарства.
– Откуда вам известно положение дел в западной части города? – поинтересовался заинтригованный посланник.
– Потому что я была там, – пояснила Оливия. – И все видела своими глазами.
Месье Пишо слегка кивнул. Да, тут нет ничего удивительного. Мисс Харленд – поистине необыкновенная девушка.
– Поздравляю, Филипп, с таким удачным выбором невесты, – сказал он своему бледному, взбешенному сотруднику. – Мисс Харленд не только умна, но и храбра.
Он подпер сложенными руками подбородок и обратился к Оливии с таким видом, словно они были одни в этой комнате. Словно она была мужчиной и его ровней.
– Я единственный из своих коллег с самого начала разделял ваши страхи. За четыре дня до приема, данного сэром Клодом в честь восьмидесятой годовщины королевы Виктории, на совещании дипломатического корпуса я предложил послать в Тяньцзинь за подкреплением.
Оливия вспомнила, с каким жаром леди Гленкарти требовала, чтобы предложение было отвергнуто.
– Сегодня, после нападения на Фэнтай, мы снова созвали совещание и единогласно решили затребовать военной помощи. Если все пойдет, как запланировано, войска отправятся из Тяньцзиня в Пекин через два дня.
Два дня?..
Радость Оливии тут же угасла. Поздно! Через два дня «боксеры», скорее всего, будут уже у ворот города.
– Как, по-вашему, когда солдаты или матросы прибудут в Пекин? И в каком количестве?
Глаза месье Пишо сверкнули. Очаровательной мисс Харленд следовало бы родиться мальчиком! Из нее вышел бы великолепный оппонент за любым столом заседаний.
– Матросы и морские пехотинцы, мисс Харленд. Недалеко от побережья, в Таку, стоят на рейде боевые корабли. От Таку до Тяньцзиня тридцать миль по железной дороге, а потом еще шестьдесят восемь миль до Пекина, – пояснил посланники, помедлив, добавил: – Боюсь, что первый отряд будет крайне невелик по численности.
– Сколько? – коротко спросила Оливия.
Взгляды всех присутствующих были обращены на склоненную седую голову посланника.
– Триста человек. Офицеров и матросов, – выдавил он, наконец.
Мистер Маклауд, уже успевший понять вею степень грозившей им опасности, побледнел.
– Триста? – прошептал он. – Против такого количества «боксеров».
Посланник смущенно кивнул.
– Но железнодорожная станция находится за стенами Пекина, – медленно произнесла Оливия. – Их наверняка заманят в ловушку и убьют еще до того, как откроются городские ворота.
Все присутствующие молчали.
Горничные убрали тарелки с нетронутым десертом.
Посланник вновь посмотрел на Оливию.
– Что вы предлагаете, мисс Харленд? – без всякой насмешки или снисходительности спросил он, словно советуясь с коллегой.
– Послать как можно больше войск, прежде чем будет прервано железнодорожное сообщение с Тяньцзинем. И немедленно организовать спасательные партии для поездки в Чансынтень. У рабочих наверняка есть семьи. Там остались беззащитные женщины и дети.
Посланник покачал головой.
– Чансынтень слишком далеко, – вздохнул он. – Бельгийцам ничем нельзя помочь.
– А я думаю, можно, – возразила Оливия, надменно вздернув подбородок. – Вот вы, мистер Маклауд, согласны участвовать в спасательной партии?
Лицо мистера Маклауда пошло уродливыми красными пятнами.
– Нет, я плохо езжу верхом и стал бы обузой для любой партии.
Оливия окинула его пренебрежительным взглядом и отвернулась.
– А вы, месье Лежен, тоже плохо держитесь в седле? Месье Лежен опустил глаза и покачал головой.
