Текст книги "Грузовой лифт"
Автор книги: Марга Клод
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
24. Ложный выход
Мне казалось, если в крышках коробок просверлить два глазка, было бы легче проникнуть во мрак бескрайней пустоты, но вскоре я понял, что у всех людей глаза помещаются на разном расстоянии и, в конце концов, зрение всегда ограничено пределами уникального пучка…
Когда я дохожу в своих размышлениях до этого места, то, повернув набрякшие от сна веки к саду, вижу, как дверь в стволе дуба отворяется и оттуда вновь выходит старик, прикладывая ладонь ко лбу. Он шагает к сундуку, сдвигает его застекленную стенку, приближается, лавируя между мебелью, и говорит мне:
– Черт возьми, я ушел, не отдав постскриптум к письму, которое вручил вам в предыдущей главе. Простите, в моем возрасте память уже дырявая. Еще чуть-чуть, и я мог бы вас не застать…
Он передает мне смятый клочок бумаги, а затем семенит обратно в сад. Оставленное им послание нацарапано так небрежно, словно писалось в полной темноте, и содержит следующие слова:
P.S. Мир, который вы ищете, обладает двумя входами, которые ведут к двум параллельным коридорам. Насколько хватает глаз, оба они образуют один коридор. Тот вход, куда вы направитесь через несколько минут, чтобы уйти отсюда, – это выход через сад. Другой предназначен для меня – это выход в дереве. Мы будем пересекать разные пространства, вы об этом прекрасно догадываетесь. Тем не менее в конце нашего обоюдного движения через соответствующие отрывки мы станем абсолютно одинаковы, и лишь один из нас проникнет в завершающую трубу. Тот, кто останется, будет носить в себе тень двух других. Куда бы он ни шел и что бы ни делал, я всегда буду вами, а вы – мной. До скорого, с дружеским приветом.
25. Сад без возврата
Благодаря волшебной коробке, в начале двадцать пятой главы нашего рассказа все персонажи, за исключением читателя и писателя, ибо таков обычай, были возвращены в пустоту, откуда их извлекли.
С тех пор мы знаем, что вызов призраков – вовсе не сложная операция, но придание им видимости жизни – опасная физическая авантюра. Мы разломали одну за другой черные коробки и убедились, что обитаемая пустота везде одинакова. В эту минуту мы размышляем над хрупкостью вымышленного мира, что по контрасту приводит нас к жестокому осознанию господствующей тяжести реального. Мы вертим в пальцах огромный ключ, оставленный нам пернатым стариком, а затем бросаем прощальный взгляд на груду предметов, загромождающих сундук. Помянем беднягу Ламбера, приложившего столько сил, чтобы подвести нас к этому моменту синтеза, следующему за рассказом, но предшествующему его замыслу.
Проходя мимо венецианского зеркала, задержимся на пару секунд перед худым, сгорбленным отражением старика, чья улыбка напоминает уловку, а затем наденем плащ, валяющийся вместе с другими на полу. Моделей столько, что не хватит и тысячи страниц для их описания. Найдем плащ, соответствующий нашей эпохе, и облачимся в него. Теперь вынем стеклянную панель, отделяющую нас от сада, и пойдем по тропинке, петляющей между купами деревьев. Прошагаем под высоким дубом – его листья трепещут, а на коре мы не замечаем никаких следов двери. Зверей, пьющих у берега водоема, похоже, не беспокоит приближение человека.
Обретем здесь атмосферу летнего утра. Пока мы движемся по траве, стук нашего сердца начинает управлять ритмом наших шагов. Теперь мы пересекаем равнину, усеянную зелеными и цветущими островками. У подножия холма сидит молодой человек, прислонившись спиной к скале. Он читает книгу, но, похоже, охотно отвлекается, заметив стайку бабочек, порхающих у него над головой. Мы должны ему помахать или украдкой пройти мимо? Молодой человек встает и делает пару шагов в нашу сторону. Неужели он идет нам навстречу? Нет, он замирает, словно задумавшись, а затем отворачивается. На спине его куртки крупными мазками нарисованы буквы алфавита.
Дальше наша тропа забвения теряется среди камней. Сдвинем этот ногой: убегают три паука – это «черные вдовы». Однако над равниной проносится сильный вихрь, и солнце закрывают тучи. Идет дождь. Через несколько секунд повсюду из земли поднимаются растения. Слышно, как они растут в воздухе, вытягивая из наших ушей слова: ручей, молния, гром. Между камней выстраиваются колонны муравьев, а в проясняющемся небе – большие скопления птиц. Теперь, насколько хватает глаз, вокруг сплошные степи, колышущиеся на ветру. С побелевшего неба падают хлопья снега. Их сигнал послужит нам руководством. Впрочем, смотрите, завеса пыли истончается, а затем вновь надвигается на солнце, свет которого оттеняет контуры палисадников, обнесенных низкими стенками. Взгляд там задерживается, лаская пригорки и заросшие кустарником бугорки. Нам достаточно здесь поселиться, и время остановится. Достаточно одного слова, одной мысли, чтобы молния разорвала палимпсест пространства, чтобы в точке сборки взгляд наш отправился в погоню за воробьем, во всю прыть скачущим в ветвях боярышника, чтобы мы заблудились в густых колючих зарослях. Но меж двух базальтовых тумб мы замечаем конец тропинки. Она ведет к проходу, который вклинивается в кусты бересклета. Воздух гудит от насекомых…
Оставим справа от себя это болото – вероятно, просто воспоминание. У нас за спиной свет начинает мигать. Что это? Всего лишь день и ночь, сменяющие друг друга. Пойдем дальше. Теперь мы попадаем на веранду, которую затеняет плющ, а затем выходим в коридор, открывающий вид, расположенный выше глаз: линия горизонта – вверху, а точка схода – внизу. Все вместе образует параллелепипед, состоящий из двенадцати ячеек, соединенных между собой анфиладой двенадцати открытых дверей…
Первая ячейка, в которую мы проникаем, насыщена светом, поглощающим весь рельеф, а вторая, очень темная, пропускает глухой шум. Третья и четвертая – всего шаг глубиной. Пятая откликается всеми своими углами на капризный полет мухи. На глинобитном полу шестой лежат две скрещенные ложки. Стены седьмой с одной стороны совершенно гладкие, а с другой – сморщенные, правым глазом ее видно, а левым – нет. В восьмой деревянный робот выделывает акробатические трюки на маленькой трапеции. Девятая открывает с каждой из четырех сторон разные пейзажи, а через потолок – усеянное звездами небо. Стены десятой увешаны пожелтевшими портретами, а одиннадцатая, напоминающая мозаику из разбитых зеркал, пропускает сквозь щели лучи вечернего праздника. Но вот двенадцатая и конец коридора. Наконец-то дверь: маска с золотистыми волосами, инкрустированная в дерево, придает ей свирепый вид. Глаза кажутся живыми. Вытянутый палец перед сомкнутыми бесстрастно устами велит хранить молчание. Вот мы и добрались до конца пути. Вставим ключ в замок и повернем его. Задвижка свободно прокручивается в гнезде. Осторожно раздвинем створки, на плечо нам ложится рука. Неужели это вы, читатель, любезно дошли со мной аж досюда? Идите первым, прошу вас. Снаружи прохладный ветерок. По-моему, мы очень легко одеты. Подождите, я закрою. Смотрите, в эту самую минуту над Вольноградом занимается день, и из тумана, который ледяной ветер гонит по лабиринту сырых улиц… Вспомните. Здесь была набережная, или нет – проспект. 39, 37, 35, вот этот, мы на месте. Ламбер вошел сюда, а мы – следом за ним. В коридоре все еще горит лампа в плафоне, набитом дохлыми насекомыми. Но давайте перейдем улицу и проберемся, если хотите, в общественный сад. Я замечаю там человека, которого мы хорошо знаем, – высокого юношу в кожаной одежде, держащего под мышкой коробку. Видите, он смотрит на окно Ламбера? Правда ведь, можно подумать, будто ждет его? Потом он наконец нас замечает. Он медлит с минуту, а затем подходит, однако направляется не ко мне, а к вам: похоже, он меня не видит.
– Вы опоздали, – говорит он. – В этом плаще я с трудом вас узнал. Вот, держите, не теряйте времени. Это последняя коробка, которую я вам вручаю, и вы знаете, что в ней, не так ли? Тогда сделайте все возможное, прежде чем ее разбить…
26. Пропущенные главы, сожаления и перескакивания
По механико-ритмическим причинам, из страха перед многословием и по мотивам, связанным с темпераментом писателя, который, открывая дверь сада, воображает, будто вновь обрел своего читателя, тогда как в действительности он скончался в 5-й главе (писатель, а не читатель: Ламбер, избавившись от него, занимает его место и целиком придумывает продолжение рассказа), многие страницы, заполненные записями и комментариями, относящимися к жизни внутри лабиринта, были удалены из произведения.
После сноса здания, на месте которого построили парк аттракционов, цыган по имени Патар, торговавший отбросами, собрал в ящик все исписанные полоски, что смог найти на развалинах дома № 35 по проспекту Кастети. За разумную цену он изволил продать нам содержимое указанного ящика. Так результат отбора, который потребовал не менее пяти лет упорного труда, заставляет нас сегодня предать огласке часть записей, отложенных в сторону или сфальсифицированных Ламбером.
Среди этих записей имеется сообщение, найденное в бутылке, зарытой под фундаментом одним рабочим бригады, которой поручили снос здания. Конечно, необходимо учитывать, что речь может идти о подделке.
В этом сообщении говорится, что старик, проживающий в 12-й сети, поверяет компаньону следующий секрет:
Я – летающая лиса, разновидность летучей мыши, встречающаяся в Индии. Мой вес достигает 1,5 кг, а размах крыльев – 1,5 м. У меня заостренные клыки, но, вопреки такой внешности, я строгий вегетарианец…
Возможно, Ламбер, компаньон, старик и жильцы – лишь метафоры конфликтов, могущих разразиться между фразами, на которые отваживается повествующая единица в поисках самобытности, чудовищной зрительной оргии, за коей витает тень высокого Аргуса. В самом деле, есть одна очень краткая глава, в которой говорится, как писатель случайно направляется по трубе, ведущей к эмпирею, где боги, смущенные технологической ориентацией нашего столетия, решают отправить к людям незавершенное существо, способное принимать любую внешность; набросок их архаической памяти. Время – это читатель.
В стремительном развитии 22-й главы компаньон пишет, что, попадая в гигантский сундук, оплетенный ивняком, он ударяется головой о колени старика. Это неверно. В той версии этой главы, которую мы имеем, старик подвешен к потолку вниз головой. Компаньон (если он погиб в 5-й главе) или Ламбер (если он действительно убил компаньона), решив, вероятно, что столь неправдоподобная версия способна шокировать, сам подверг себя цензуре.
Опущен один абзац двадцать третьей главы – теоретический синтез всего произведения. В этом абзаце говорится о происхождении старика. Два желания, признается он нам, побуждают меня возвращаться на землю через каждые тридцать тысяч лет. Первое я объясняю своим нездоровым любопытством, а второе – температурой вселенской памяти. Всякий раз, перевоплощаясь, я прибываю одним и тем же ночным поездом, и затем, в волшебный час рассвета, все решается. В остальное время я летаю в облаках, которые проливают на землю обильные слезы мертвецов.
В другой главе компаньон обнаруживает, что он вовсе не автор дневника наблюдений, который сам составляет. Кто же тогда автор? Я погрузился в забвение, где меня забрал старик, утверждает писатель.
На страницах между 23-й и 24-й главами рассказывается об эксперименте, который проводит компаньон, следуя рекомендациям старика по поводу использования коробок для заполнения пустоты.
Припадая глазом к двенадцатой коробке, он обнаруживает там лягушку, чье пение, легко щекоча барабанную перепонку, проносит его сквозь пространство и время.
В другой версии 1-й главы все повествование стремительно развивается вокруг выражения «бумажный герой», которое обозначает Ламбера и сводит к нулю сам лабиринт и населяющих его персонажей.
Несвязанный элемент – ворон, появляющийся в середине 6-й главы, – это воспоминание Ламбера, которое новообращенный компаньон еще не может понять.
В версии рассказа, предшествующей той, что нам известна, компаньон перечисляет грубости и оскорбления, которым его подвергает Ламбер:
– удары дубинкой по затылку;
– булавки, втыкаемые в мышцы ягодиц;
– удары палками по пальцам и т. д.
Есть также абзац, в котором старый бес отчасти разъясняет компаньону метод использования и осуществления сна. Очевидно, речь идет о приемах, вызывающих вибрацию тела, что позволяет входить в резонанс с некоторыми вибрационными последовательностями физического мира. Опыт, который выражается в важных изменениях восприятия.
Есть также версия всего произведения, в которой компаньон обнаруживает, что Ламбер и старик – одно лицо.
Версия, в которой Ламбер вступает в союз со стариком, чтобы избавиться от него при участии компаньона.
Версия, в которой компаньон с самого начала рассказа обнаруживает, что он – старик и при этом раздвоился для формирования бессознательного Ламбера, стремясь раз и навсегда покончить со слишком громоздким сюжетом.
Версия, в которой утверждается, что ни компаньон, ни Ламбер, ни старик не являются вымышленными персонажами.
Версия, в которой речь идет вовсе не о лабиринте, а о путешествии одной группы по дикой стране в Южной Америке. Ее гостеприимные жители соглашаются научить самых внимательных туристов тайным методам путешествия глазами. Эта версия, в которой ничего не говорится о путешествии (кроме того, что оно состоялось), – компендиум описаний, посвященных предметам обихода.
Встречаются страницы, на которых компаньон сравнивает форму ушей Ламбера со схожей формой ушей старика.
Версия, в которой события имеют лишь символическое значение. Слова там состоят не из букв, а из пиктограмм и деталей, взятых из фотографий. Эта версия напоминает картину.
В 4-й главе опущено десять страниц. Упоминается второй компаньон, который якобы помог Ламберу убить первого. Этот человек – ренегат. Касательно сего персонажа сохраняется двусмысленность, поскольку он также включен в пацифистскую версию сюжета. Но и здесь остаются сомнения, так как существует еще краткий очерк о зрительном соединении, написанный в стиле компаньона номер один. А ведь этот очерк мог быть составлен только после упражнений, выполненных с помощью коробки…
Стало быть, наиболее правдоподобная концовка такова: есть лишь один герой или, если угодно, единственный персонаж, а все остальные – его забвения. На самом деле существует приложение, почти совпадающее с этой концовкой, которое завершается следующей версией событий: читатель, раздосадованный тем, что его принимают за другого, разбивает ногами коробку, которую ему передает тщедушный молодой человек в черной кожаной одежде, и наотмашь дает пощечину компаньону-призраку. В этот миг компаньон просыпается, сталкивается с самим собой и исчезает…