Текст книги "Я не люблю пятницу"

Автор книги: Марек Гот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Более чем удовлетворены, господин капитан. Мне не нужно документов, чтобы удостоверить вашу личность. Я имел честь служить под вашим командованием одиннадцать лет назад. Простите, что не узнал сразу, но говорили, что вас…

– Я БЫВШИЙ СЕРЖАНТ… и я слышал, что говорили. Где мой противник?

Подполковник Шварц, смотревший на меня с открытой неприязнью, развернулся на каблуках и отправился в толпу. Капитан проводил его взглядом и, наклонившись ко мне, сказал:

– Он в штаны от страха наделал, когда понял, что это серьезно. Мартин не знает, кто такой Питер Фламм. Он сын герцога и всю войну провел в штабе. Я надеюсь, что он извинится, чтобы избежать поединка. Это, право, было бы лучше для всех. Его папаша обладает огромным влиянием, что при короле, что при президенте. Если вы его убьете или покалечите…

– Он что, единственный сын?

– Ага. Остальные – дочери. Я говорю серьезно, господин Фламм. Не поздоровится всем – и победителю, и побежденному, и секундантам…

Я поглядел на Фрая, который, окончательно протрезвев, стоял рядом и скалил зубы, наслаждаясь тем, что оказался в центре внимания. Он заметил мой взгляд и осклабился еще шире:

– Действуйте, как считаете нужным. После восьми лет в пехоте я уже ничего не боюсь.

– Лучше уладить все миром, – не унимался Ковальски.

– Я хотел извиниться…

– Ну да. После того, как сломали ему нос…

– А до этого мне не за что было извиняться.

В этот момент мне на плечо легла рука, и яростный голос Карелла прошипел мне в ухо:

– У вас что, черт возьми, последние клепки повышибало?

Я обернулся. Карелла даже подбрасывало на месте от злости. Рядом с ним унылым пугалом торчал Альф. Где-то сзади мелькнуло непривычно бледное лицо Алисы.

– Отойдите, Карелла. У меня дуэль тут, и я изо всех сил старался не вмешивать вас. Подробности узнаете у нашего ходячего бедствия. Но предупреждаю – не особо ей доверяйте.

Я и сам был достаточно зол, поэтому Виктор, видимо, почувствовал, что сейчас не лучшее время для разговоров. Он поджал губы и отошел в сторону, не сказав ни слова. Зато подошел Шварц.

– Вы желаете посмотреть документы капитана Мартина Коха?

– Нет. Я уверен, что там все в порядке.

– Нас устраивает ваше оружие, но меч господина Коха будет длиннее на полторы ладони.

– Да пусть хоть алебарду берет.

– Я попросил бы вас…

– Попроси, попроси… Ишь ты, попрошайка какой… Я по вечерам не подаю. Примета плохая.

Я уже пошел вразнос. Это было прямое оскорбление, но Шварц его проглотил и отошел.

– Зря вы так, Питер.

– Заткнитесь, Карелла. Это вы во всем виноваты с вашими дурацкими идеями.

– Вы собираетесь его убить?

– Не знаю, – сказал я, подумав. – Не хотелось бы. У меня и без его папаши полным-полно приятелей.

Мартин уже направлялся ко мне. Мундир он успел переодеть, а поперек носа ему налепили широкую полоску пластыря. Гонору у него не поубавилось. Если он и «наделал в штаны от страха», то по виду никак не скажешь.

– Мы будем драться или ты пришел сюда лясы точить?

– А вы так торопитесь попасть на тот свет?

Он зло взглянул на меня, но ничего не сказал. Я вытащил меч и отбросил ножны в сторону.

– Завещание-то хоть написали?

* * *

Фехтовал Мартин на удивление хорошо. Обычно штабные лишь приблизительно знают, за какой конец держать меч. Хотя Мартин был сыном герцога и мог позволить себе лучших учителей. Но теория всегда остается только теорией. Поединок в фехтовальном зале и реальный бой – далеко не одно и то же. А вот практики нашему капитану явно не хватало. В первые десять минут он продемонстрировал мне, наверное, все финты и уловки, которым его научили. Мало того, что это было глупо – за просто так отдавать все козыри; это было еще и опасно – зачем так бездумно расходовать силы в начале боя. Впрочем, зрителям это понравилось. Большая часть из них были гражданскими, и внешний лоск им нравился. А насчет пускания пыли в глаза Мартин был настоящим специалистом – он из кожи вон лез, чтобы показать зрителям, какой он ловкий парень и какой я неумеха. Господин Кох улыбался всем подряд, шутил, отпускал едкие замечания в мой адрес, раздавал комплименты дамам… В общем, такое себе театрализованное действие. Рекламная сценка о силе нашего оружия и боевого духа. Я посмеивался про себя и берег дыхание. Большинство зрителей не видели скандала, и поэтому их симпатии находились на стороне капитана. Из толпы звучали подбадривающие возгласы. Я такой популярностью не пользовался, хотя и заметил в толпе несколько человек в мундирах, которые понимали, что именно реально происходит.

Здоровья у герцогского сынка хватило бы на двух лосей и небольшую собаку. Я уже начал сомневаться, что он когда-нибудь устанет, но природа взяла свое. Дыхание начало сбиваться, шутки и улыбки начали выглядеть слегка вымученными. Так всегда бывает. Но в фехтовальном зале можно просто пожать руки и разойтись. В реальном бою этого сделать не получится. Я еще немного подождал и, сделав первый выпад (до этого я только защищался), выбил меч у него из руки. Основная толпа зрителей замолкла, но зато загудели мои немногочисленные почитатели. Мартин растерялся. Он был так глуп, что даже не понял, что я с ним делал до этого. Я приглашающе показал на меч рукой:

– Бери, капитан, не стесняйся.

Кох, поглядывая на меня с опаской, поднял оружие. Шутки закончились. Улыбки тоже. Он начал рубиться яростно и всерьез, без лишних красивостей. Но силы были уже не те, поэтому выдохся капитан просто мгновенно. А я продолжал его изматывать. Мне не хотелось убивать Мартина, но чтобы этого избежать, нужно было, чтобы он понял, что все это серьезно и он вполне может умереть на верхней палубе парохода, идущего в Тако-Хо. Он парировал мои удары уже с видимым трудом и один раз упал, оскользнувшись на палубе. Дождавшись, пока мы сошлись поближе, я быстро сказал:

– Я не хочу тебя убивать, капитан. Бросай меч – и я даже извинений не потребую.

Вместо ответа он попытался провести еще одну атаку, но получилось это плохо. Заглянув в глаза капитану, я понял, что все это бесполезно – там царило безумие. Оставалось надеяться на его секундантов. Если Ковальски прав, то им тоже достанется на орехи от папочки-герцога – вот пусть и стараются. Штабисты как будто прочли мои мысли.

– Остановите бой! Остановите бой немедленно! – Шварц стоял рядом.

Я поднял меч над головой. Мартин опустил и оперся на клинок. Подошли Ковальски и Фрай.

– Вы же видите, что он выдохся! – Подполковник глядел на меня с возмущением.

– Вижу. Может, мне просто заколоться, чтобы вашему подопечному полегчало? Вы тоже прекрасно видите – я не хочу его убивать. Но он же просто не оставляет мне выхода. Повлияйте на него, если сможете. Пусть бросит меч. Я не буду требовать извинений.

– А сами согласны извиниться?

– А вот это уж хрен тебе в глотку, чтоб шея не болталась! – Я разозлился. – Нужно было соглашаться, когда я предлагал. Хотя… Я принесу извинения, если капитан извинится перед девушкой, с которой я был.

И тут Мартин выкинул фортель, которого никто не ожидал. Он перенес вес на левую ногу и сделал выпад, стараясь проткнуть меня. Только атака без намека на защиту. Я без труда отвел удар в сторону, а остальное капитан сделал сам, нанизавшись на мой клинок, как каплун на вертел. Он схватился за меч обеими руками, колени подломились, и Кох упал на палубу. Мы все ошарашенно смотрели на него. Первым нарушил молчание я:

– Ковальски, а у него с головой все в порядке было?

Ковальски смерил меня взглядом, в котором было мало дружелюбия.

– Считайте, что вы – покойник.

– Вы хотите продолжить наши упражнения?

– Я еще не выжил из ума. Юрген Кох вам этого не простит.

– Что поделать – даже сыновья герцогов имеют тенденцию умирать. Подполковник Шварц, у вас есть какие-нибудь претензии?

– Нет, – неохотно буркнул Шварц. – Вы сделали все, что могли.

– Благодарю вас. Теперь, с вашего позволения, я отправлюсь к себе.

Толпа расступилась, и я прошествовал на свою палубу.

* * *

Небо было затянуто тучами, и накрапывал мелкий дождик. Я стоял, курил и смотрел на темную воду. Самой воды я не видел, но слышал тихий плеск и знал, что она где-то там, внизу. На душе было погано. Паршивый день паршивой недели паршивого месяца паршивого года из последних паршивых двадцати восьми лет. Глупо как-то все получилось сегодня. Я не ругал себя и не сожалел о произошедшем – какой смысл ругать и сожалеть, если все уже произошло. Думать о том, «как все могло бы быть хорошо, если бы…» – самый верный способ испортить себе пищеварение и последующую жизнь. Все произошло так, как произошло, и надо было жить с этим дальше. Мне не было жалко этого идиота, но его смерть могла серьезно осложнить жизнь мне и моим спутникам. Как-то нехорошо у меня складывались отношения с герцогами. Сзади кто-то подошел. Я подумал, что это Виктор или Альф, и не стал оборачиваться.

– Привет, мистер.

Я глянул через плечо. Это был вахтенный матрос. Он растягивал слова и глотал «р» на манер уроженца восточной стороны хребта Фенрира, так что у него получилось что-то вроде «п`ивет мисте`». Да и само обращение «мистер» распространено только там.

– Чего тебе? – не очень-то любезно буркнул я.

– Ничего, мистер. Просто я ставил сегодня на вас и выиграл пятнадцать монет. Так что подумал, что мне следует поблагодарить вас. Спасибо.

– Не за что. – Вступать в беседу мне не хотелось. Однако матрос был явно расположен поговорить. Вахтенные должны были круглосуточно прогуливаться вдоль борта и высматривать все подозрительное на берегах и на реке. Пиратов в плавнях становилось с каждым днем все больше и больше. У этого парня, видимо, заканчивалась вахта, и он уже предвкушал завтрашний выходной. Однако я здесь был ни при чем. – Слушай, у меня отвратительное настроение и нет ни малейшего желания с кем-либо разговаривать. Это понятно?

Матрос состроил презрительную гримасу, хмыкнул и отошел. Понятно. Кажется, я завел себе еще одного друга на всю жизнь.

Проходя под фонарем, вахтенный вдруг громко закашлялся. Я машинально обернулся. Матрос стоял полусогнувшись и хватался левой рукой за воздух. Я подумал, что ему плохо, и сделал пару шагов к нему, чтобы помочь. Тут он обернулся, и я понял, что ему действительно очень плохо – из груди у него торчали две стрелы. А в следующую секунду стало еще хуже, потому что еще две стрелы воткнулись ему в живот, и тут же на палубу обрушился просто ливень из стрел. Я плашмя упал на палубный настил и перекатился к борту. Здесь, по крайней мере, я был защищен.

Стреляли залпами, и я, улучив момент, приподнял голову, чтобы посмотреть, что же там такое происходит, но едва я поднял голову, как ослеп и снова рухнул на палубу.

Зрение вернулось секунд через десять. Глаза жгло огнем. Я не сразу понял, что произошло. Был день настолько яркий и солнечный, что глядеть на это было невозможно. В небе висели солнца. Много солнц. На палубу продолжали сыпаться стрелы. Я снова приподнял голову над фальшбортом. Зрелище было не из приятных – Гьелль на протяжении всей видимости была запружена лодками, весельными шлюпами, шайбами, чайками, шаландами… Более разношерстной флотилии мне видеть еще не приходилось. В небе сияли огромные огненные шары, и их было не меньше десятка.

Не тратя больше время на созерцание, я прыгнул в открытый люк и покатился вниз по сходням. Навстречу мне неслись матросы и солдаты из охраны парохода, доставая на ходу оружие. Моя помощь им не требовалась – это были закаленные вояки, прошедшие суровую школу абордажных боев в море Рифф. Так что они знали, что делают, а у меня были другие заботы.

Когда я ворвался в каюту, Виктор и Альф уже не спали. Наверху по палубе грохотали сотни ног, и вокруг стоял дикий ор.

– Питер, что…

– Собирайтесь живо. Мы убираемся с корабля, и как можно скорее.

– Куда, черт возьми, мы уберемся?

– Алиса…

Дьявол!!! Опять эта Алиса! Я швырнул свой мешок в Альфа, предварительно выдернув из него меч. Альф от толчка не удержался и упал на кровать.

– Отвечаешь за мешок головой…

– Что нам делать?

– Выбирайтесь на палубу и прыгайте за борт. Скоро здесь будет очень-очень жарко. Не перепутайте борта, чтобы не попасть в Черную топь. Я иду за Алисой.

– Но…

Я выбежал, не дослушав.

* * *

На палубе царил хаос. Кое-где уже установили противоабордажные сетки, но я сомневался, что эта мера поможет – слишком уж много было пиратов. В нескольких местах шли бои на палубе. Я рванул вверх. Путь мне преградили два матроса, которые решили, видимо, что я не из их команды. Не тратя времени на разговоры, я двинул одного ногой в живот, а другого – рукоятью меча в висок. Ребята посыпались вниз по сходням, а я, не сбавляя скорости, направился к нужной каюте.

Вы не поверите: когда я вышиб дверь, она спала!

Однако тут же проснулась и выхватила из-под подушки тесак таких внушительных размеров, что, несмотря на серьезность ситуации, я чуть не захохотал – настолько уж это оружие не подходило маленькой и довольно заспанной Алисе.

– Уходим! Быстро!

Больше всего я опасался, что Алиса сейчас начнет задавать ненужные вопросы и мы потеряем драгоценное время. Но у этой девочки мозгов оказалось больше, чем у Виктора и Альфа, вместе взятых. Жалко только, что она ими так редко пользовалась. Ни слова не говоря, она выбросила тесак и начала натягивать какие-то штаны прямо поверх ночной рубашки. В коридоре загрохотали шаги, и я выглянул туда. Пару матросиков теснили превосходящие силы противника. Долго им было не продержаться. Я влетел в каюту и шарахнул мечом по оконной раме. Стекло послушно разлетелось на тысячу осколков.

– Лезь!

Алиса схватила сапоги в охапку и послушно юркнула в окно. Я мигом последовал за ней. Навряд ли у меня получился бы этот маневр в нашей каюте – тамошние иллюминаторы были гораздо меньших размеров. Но в Алисиной каюте были настоящие окна, хоть и меньше, чем мне хотелось бы. Оказавшись снаружи, я схватил сестрицу Квинт за руку и поволок по палубе по направлению к носу парохода. За нами катилась волна боя. Собственно, боем это было уже сложно назвать. Это была натуральная свалка из матросов, солдат, пиратов, пассажиров… Как-то мне довелось поучаствовать в одном абордажном бою. Там было примерно то же самое – через пять минут после начала никто уже не понимал, где свои, а где чужие, и все лупили всех почем зря.

Прыгать ночью в воду с третьей палубы было чистейшим безумием. Я хотел пробиться хотя бы до второй палубы, но когда мы добежали до носового трапа, оттуда полезли люди. Я свернул к правому борту, решив, что придется рискнуть, но, на наше счастье, прыгать не пришлось – за бортом болтались остатки противоабордажной сетки. Огненные шары светили уже и не вполовину так ярко, как вначале.

– Спускайся вниз. – Я сунул в руки Алисе веревку.

– Куда?

– Вниз. До нижней палубы. Если я задержусь – прыгай в воду и держись возле правого борта.

– Альф…

– Они уже должны были спрыгнуть. Пошла…

Сам я чуток замешкался, чтобы с высоты оценить положение по правому борту. Берега не было видно, и большинство пиратов с этой стороны уже перебрались на пароход. Теперь оставалось только надеяться, что у Виктора и Альфа хватило ума держаться у борта – в суматохе я как-то забыл предупредить их об этом. На берегу отыскать их будет много-много сложнее.

Задержался я секунд на десять-пятнадцать, но хватило и этого. Я успел только увидеть, как два человека на уровне второй палубы оторвали Алису от остатков сетки и куда-то поволокли. Как ни быстро я спустился, но все равно, спрыгнув на палубу, успел только увидеть, что они направляются к сходням на нижнюю палубу, огибая места схваток. Мне было за ними не успеть, тем более что массы людей, постоянно перемещаясь по палубе, уже успели накрепко отрезать меня от кормы. Я схватил свою веревку и прыгнул вниз. На этом мое везение закончилось, как, собственно говоря, и веревка. Я упал прямо в толпу, ухитрившись не напороться ни на что острое, но потеряв меч. Чтобы его отыскать, понадобилось не меньше минуты. Я ползал под ногами у дерущихся и ругал себя последними словами, что не удосужился застегнуть перевязь. К счастью, на меня не обращали внимания. Наконец я его отыскал, но не стал подниматься, а так же на четвереньках выполз из гущи схватки и только тогда поднялся на ноги.

Алисину белую ночную рубашку я увидел, только вскочив на какой-то тюк. Похоже, что ее похитители направлялись в трюм. Я попрыгал по тюкам, которые загромождали всю корму, и настиг их уже у трапа. Алиса билась, как дикая кошка. Ее рубашка была разорвана в нескольких местах, а лицо в крови. Двое пиратов держали ее в четыре руки, да и то им приходилось тяжеловато. Я проткнул мечом вначале одного, затем другого, не мучаясь угрызениями совести по поводу того, что убил безоружных и в спину. Затем я крепко схватил Алису за руку.

А она свободной рукой с разворота врезала мне в глаз. А потом – под ложечку. А потом добавила коленом в пах.

И в Школе и в Академии бокс, рукопашная и прочие боевые искусства входили в обязательную программу обучения, поэтому о качестве ударов я мог судить достаточно профессионально. Отменного качества были удары. Прежде чем рухнуть на палубу, я успел только просипеть:

– А-ли-са…

– Ой! – Она поднесла обе руки ко рту. – Питер… я… я не хотела… я думала… ты же…

– Да… куда ж я… без тебя… – Я глотал воздух, но он отказывался входить в мои легкие. – Ты ж… мое… проклятие… на веки… вечные.

И тут нас накрыло новой волной боя. Мы отползли в какую-то щель между тюками, и там мне кое-как удалось подняться на ноги. Я вяло отмахивался мечом от редких посетителей и восстанавливал дыхание. Алиса слабо попискивала у меня за спиной. Особого внимания на нас никто не обращал. Все были очень заняты.

– Застегни перевязь, – сказал я наконец. – Потом цепляйся за нее обеими руками и держись изо всех сил. Попробуем пробиться к борту.

Она из-за спины просунула руки под моими руками и на ощупь застегнула пряжки ремней.

– Все.

– А теперь держись крепче и молись всем богам, в которых веришь.

И я начал прорубать нам проход в стене людских тел. Дело лишь выглядело сложным. В этой толпе никто не знал, что делать, а у меня была конкретная цель, и я точно знал, что моих друзей здесь нет. До борта оставалось не больше десяти шагов, когда кто-то все же обратил на нас внимание. Кто это был, я так и не узнал. На мой затылок обрушился гнев богов, и я потерял сознание.

* * *

Эрскбе даже и городком назвать было трудно. Поселение какое-то. Думаю, что за две недели мы увидели всех его жителей. Их было не больше четырех сотен, а то и меньше. Ни борделей, ни кабаков. Средний возраст населения – лет пятьдесят. И в этой дыре мы уже третью неделю ждали связного, предаваясь единственному доступному здесь пороку – пьянству. Самогон отвратительного качества гнали тут же – в задней комнате единственного в городе питейного заведения.

– Надо уходить, Питер. Нас забыли тут к чертовой матери. Эти козлы просто забыли про нас. Мы можем дождаться тут только крупных неприятностей. – Хорька постоянно одолевали нехорошие предчувствия, а сейчас он к тому же был основательно пьян – пока я и Копачек рыскали по окрестностям, он сидел в кабаке. По-моему, даже ночевать не ходил.

– Иди поспи, Хорек.

– Я не хочу спать. Я хочу как можно скорее свалить отсюда. У меня очень нехорошее предчувствие…

– Еще четыре дня. После мы уходим. Такой был приказ, и я не собираюсь его нарушать из-за твоих предчувствий. Иди спать.

– Ну, ладно…

Тем не менее он остался сидеть и налил себе еще. Мы поддержали. Делать все равно было нечего, говорить тоже не о чем. Все уже было переговорено, и не один раз. Так прошло часа два. После третьего графина я сказал:

– Хорек, иди, к дьяволу, спать. Ты навеваешь на меня тоску.

– Хорошо, командир…

На этот раз Хорек поднялся и направился к двери. Видимо, действительно устал. В правой руке он держал заряженный арбалет, а в левой – пояс с мечом. Ножны волочились по полу, издавая противные звуки. Я хотел сказать ему… да какая, к черту, разница, пусть идет.

Хорек был подонком. Если бы он не играл на нашей стороне, то, убив его, я оказал бы услугу всему человечеству. С другой стороны – он вырос в трущобах Лиа Фаль – самом гнусном месте во всей Федерации. Он просто не мог быть иным, если хотел выжить.

Когда Хорек подошел к двери, та открылась и впустила в помещение трех королевских солдат. Наш приятель был здорово пьян, но действовал на уровне рефлексов. Вскинув правую руку, он разрядил арбалет и, отбросив его в сторону, поддернув ножны, выхватил меч. Солдаты не ожидали нападения, и Хорек, сделав выпад, проткнул одного из них. Второй юркнул за дверь. Хорек бросился за ним, но тут же влетел обратно и начал задвигать засов. Мы подскочили к нему.

– Что там?

– Королевичи. Много. Больше десятка.

Я выглянул в крохотное оконце. Солдат было десятка два. Я терялся в догадках. Альба вообще и Эрскбе в частности находились в глубоком тылу. Откуда тут могли появиться королевские солдаты?

Тогда я не знал, что, пока мы были в рейде, войска Федерации отступили и сейчас мы находились в глубоком тылу Четырех королевств. О нас действительно забыли.

– Сколько у тебя болтов?

– Только один был, – Хорек трезвел на глазах. – Остальные в гостинице. А ваши арбалеты?

– Там же.

– Паршиво.

– Господа солдаты… Господа солдаты… – хозяин трактира, крепкий старик лет семидесяти, пытался обратить на себя наше внимание. – Я так понимаю, что сейчас здесь будет бой.

– Правильно понимаешь, дед, – подмигнул ему Хорек. – Обязательно будет. Это уж как бог свят.

– Тогда я хотел бы уйти. Это ваша война – не моя.

– Вали, – разрешил Хорек и, выдернув засов, приоткрыл дверь. Старик выскользнул на крыльцо, и дверь снова захлопнулась. Снаружи что-то зашумело. Хорек выглянул в оконце. – Капец. Жалко деда.

Я тоже выглянул. Старика истыкали стрелами, как подушку для иголок.

– Что делать будем?

– Черт! – Копачек удивленно разглядывал арбалетный болт, торчащий из левой стороны груди. Потом он упал навзничь и затих.

Стреляли из другого окошка. Некоторое время мы с Хорьком переворачивали столы и подтаскивали их к окнам. Оконца были настолько крохотные, что сквозь них даже гном не протиснулся бы. С этой стороны нападения можно было не опасаться. В дверь беспрерывно колотили, но она выдержала бы и прямой удар тараном.

– Если там хоть у кого-нибудь есть мозги, то нас сейчас подпалят.

– Не-е… не сейчас. Вначале попробуют взять живыми, но долго возиться не станут. – Хорек что-то обдумывал. Мне это не понравилось. Если бы он хоть на секунду решил, что это ему выгодно, то тут же сдал бы меня королевским солдатам. Ну почему, почему убили Копачека, а не его.

– Уходи, Питер.

– Как?

– Через подвал на кухне. Он выходит на улицу.

– Откуда ты…

– В первый день проверил.

Я проглотил пилюлю. Это была моя обязанность – проверять входы и выходы, только это ведь даже рейдом не было. Тыл, мать его…

– Тогда уходим.

– Нет. Вдвоем будет тяжелее. Выход прямо на улицу ведет. Заметят.

Я внимательнее посмотрел на Хорька. Его черная рубашка набухала кровью из маленькой, аккуратной дырочки в боку. Арбалетный болт. Навылет. Не заметил когда. Он оставался живым только временно.

– Я останусь и отвлеку их.

– Каким образом?

– А вот таким. – Хорек приподнял огромную бутыль с самогоном и швырнул ее в стену. За ней же последовали бутылки поменьше. Помещение заполнилось густым сивушным духом.

– Не дури, Хорек. Уйдем вместе. Я вытащу.

– Нет, Питер. Извини. Я очень устал и хочу, чтобы все закончилось. А ты уходи. И постарайся уцелеть. Я прожил паскудную жизнь. Может, если я помогу выжить тебе, то она будет не такой бессмысленной, да?

Когда я вышиб дверь погреба на улицу, то пламя уже ревело в домике. Каким-то образом Хорек ухитрился закрыть дверь, после того как солдаты ворвались в трактир. Мне нужно было уходить, но я просто не мог уйти так. Поэтому я подобрал лук и стал напротив двери. Хорек отчаянно сопротивлялся. Они долго не могли его убить – минут пять или семь, но потом дверь распахнулась, и остатки солдат с клубами дыма посыпались наружу. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Дым разъедал солдатам глаза, и они даже не поняли, что их убивают. Последних трех я зарубил, потому что у меня закончились стрелы. Трактир полыхал, как стог сена, и вытащить тела Копачека и Хорька уже не было никакой возможности. Жители Эрскбе долго будут вспоминать наш визит.

* * *

Вначале вернулась боль. Абсолютно дикая, оглушающая и парализующая, она накатывала волнами, а потом немного отступала. В эти моменты я мог мыслить. Я качался на волнах боли и не понимал, кто я, где я и зачем вообще все это.

Потом вернулся слух. «… эго… вер… конэ… ба… пеор… бохада». Я слушал эту тарабарщину… не знаю, сколько я ее слушал. Долго. Очень долго. Века. Наконец звуки стали складываться в слова:

– …дней пять. Может, неделю.

– Это много.

– Посмотрим на это с другой стороны – воды у нас достаточно. Просто надо потуже затянуть пояса.

Через какое-то время я вспомнил, что у меня должны быть руки и ноги. Надо бы попробовать пошевелить ими. Но даже мысль об этом отозвалась такой болью, что я решил пока повременить с экспериментами.

Потом я увидел свет. Ну, не то чтобы прям какой-то яркий свет. Просто раньше была тьма, хоть я этого и не понимал. Но когда тьма стала не такой кромешной, то я понял, что это свет. Он становился все ярче и ярче, пока не стал совсем нестерпимым. Я напряг остатки воли, и…

– М-м-м… – то, что раньше было нестерпимой болью, сейчас казалось недосягаемым счастьем. Спасительной тьмой. Мои глаза выжигали раскаленными прутьями, а я не мог даже пошевелиться.

– Он открыл глаза!

– Слава богам!

– И персональное спасибо тому, который за ним присматривает!

– Питер! Вы слышите меня?

Я слышал. Только я не мог сказать, что я слышу. И я не видел, кто говорит. Я вообще ничего, кроме света, не видел.

– С ним все нормально, Альф? С ним все нормально? С НИМ ВСЕ НОРМАЛЬНО?

– Я не знаю, Алиса, отстань.

– Ты же врач! Чему тебя пять лет учили!

– Отстань!!!

– Почему он не закрывает глаза? ОН УМЕР?

– ДА УЙДИ ТЫ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!!!

Я вспомнил. Надо закрыть глаза, и тогда станет легче. Я закрыл, и пришла спасительная темнота.

– Он жив, Алиса. Успокойся.

Я не почувствовал, а скорее догадался, что меня приподнимают, а потом кто-то стал поить меня холодной водой. Господи! Какое это было счастье – пить холодную воду. С каждым глотком ко мне возвращалась жизнь. К концу я окреп настолько, что смог сказать:

– Хва… тит…

Правда, эта благодарственная речь отняла все накопленные силы, и я снова провалился в никуда.

Второй раз в сознание я пришел не по частям, а сразу. Открыл глаза, ожидая удара слепящего света, но увидел только Алису, которая спала, сидя напротив меня. Рот у нее был приоткрыт, нос распух, а все лицо в царапинах и порезах. Белая рубашка в засохшей крови была разодрана во всех местах, и сквозь прорехи были видны крупные девичьи груди с темными сосками. Обеими руками Алиса сжимала оловянную кружку.

Подняв глаза, я увидел круглую луну. Значит, ночь. Луна мне что-то напомнила… что-то круглое… яркое… огненный шар! Огненные шары. Много огненных шаров. Нападение пиратов. Поход за Алисой. Бой на нижней палубе. Кто-то крепко врезал мне по башке. Что было дальше? Как я оказался здесь? Где я вообще? Ответов на эти вопросы у меня не было. Голова болела сильно, но не так, как в первый раз. Но зато болело все остальное – руки, ноги, каждый палец, все тело, каждая его клеточка. Тем не менее надо было узнать, что там у меня с головой. Я поднял правую руку, стараясь не обращать внимания на боль, и ощупал голову. Она была чем-то туго замотана. Рука была тоже не ахти – вся черно-сине-желто-багрового цвета. Но пальцы шевелились нормально, значит переломов нет. Левая выглядела примерно так же. По крайней мере, то, что было видно, – выше локтя рука была забинтована остатками моей рубашки. Все тело покрывали синяки, ссадины и кровоподтеки. Было такое ощущение, что меня швырнули с пятого этажа на каменную мостовую, а потом по мне промаршировала армия. Тем не менее я попытался приподняться, приготовившись к новой вспышке боли. Наверное, я делал это слишком громко, и поэтому проснулась Алиса.

– Питер… как ты? Как ты себя чувствуешь?

– Я себя чувствую. Пока этого достаточно. – Слова произносились на удивление легко.

– Тебе надо выпить этот отвар. Альф сказал, что ты должен его обязательно выпить.

– Ну, если сам Альф так сказал… – Мне хотелось говорить, говорить и говорить.

Алиса приподняла мне голову и начала вливать в меня густую, отвратительно пахнущую жидкость. Ее грудь была прямо перед моими глазами, но Алиса этого как бы не замечала. А может, и вправду не замечала. Я деликатно отвел взгляд в сторону. А вот это она заметила и тут же догадалась о причине. Смутившись, она попыталась прикрыться, но поскольку обе руки были заняты, то попытка получилась скорее условной.

– Не смотри на меня.

– Извини.

– Не извиняйся.

– Хорошо.

И ей и мне было неловко.

– Что это за дрянь?

– Не знаю. Альф заварил какие-то травы.

– Где мы?

– Плывем по реке.

Только сейчас я заметил, что мы находимся в большой весельной шлюпке, скорее даже – в небольшом барказе. И покачивало меня не от слабости – это на волнах покачивало все наше суденышко. А Алиса сидела не на скамейке, а на шлюпочной банке.

– Как мы тут очутились? Где Виктор?

– Очнулись? – Карелла выглядел обеспокоенным. Его правая рука была замотана окровавленными тряпками. – В какой-то момент я начал думать, что мы вас потеряли – больно уж сильно вам досталось.

– Я ничего не помню. Последнее воспоминание касается того, что мне врезали по черепу. Что было потом?

– Потом? – Виктор задумчиво пожевал нижнюю губу. – Боюсь, что я мало чего смогу вам рассказать. Ничего этого я просто не видел. Мы добрались до кормы на нижней палубе, но не более того. Там была страшная давка, и мы с Альфом залезли в какую-то щель между ящиками. Сидели и ждали удобного момента, чтобы смыться. А потом вы начали рубить всех в капусту, но тогда я еще не знал, что это именно вы там буйствуете. Толпа немного схлынула, и Фрай показал нам, как спустить на воду лодку…

– Фрай?

– Ваш приятель. Тот, который был вашим секундантом. Оказывается, он матрос. Без него мы бы не справились. Мы попрыгали в лодку, и тут Алиса притащила вас.

– Притащила?

– Да. На себе. Вы были без сознания и… собственно говоря, вы были на три четверти мертвым.

Я внимательно посмотрел на Алису, которая сидела на банке, обхватив плечи руками. Притащила. Даже так? Она покраснела и шмыгнула распухшим носом.

– Сколько я был без сознания?

– Почти трое суток.