Текст книги "История нелегкой победы"

Автор книги: Марат Межевич

Соавторы: Владимир Золотарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Во время так называемых военных бесед, проводившихся по округам, на основе опыта войны делались обзоры наиболее важных и интересных военно-исторических проблем. В 1892. г. в штабе войск гвардии и Петербургского военного округа прочел обширный доклад «Действие Западного отряда генерал-адъютанта Гурко за Балканами» участник войны подполковник Н. А. Епанчин. Он проследил весь путь отряда от Софии до стоянки под Константинополем. В 1893 г. с серьезным исследованием в одной из «военных бесед» выступил А. М. Зайончковский, видный впоследствии военный историк, в тот период – капитан Генерального штаба^{18}.

Центральные управления военного министерства с учетом опыта войны перерабатывали и исправляли основные документы, определявшие боевую деятельность войск, – уставы и наставления^{19}.

В 1879 г. начала свою деятельность Военно-историческая комиссия, в задачу которой входили сбор и систематизация официальных и частных документов, касающихся русско-турецкой войны; составление ее описания; составление статистических отчетов по различным отраслям полевого управления (два года спустя последняя задача отпала, так как составление отчетов было передано в соответствующие главные управления военного министерства).

Комиссия просуществовала 32 года и проделала огромную работу, которая оставила заметный след в источниковедении и историографии дооктябрьского периода^{20}.

Во главе Комиссии был поставлен генерал-майор С. П. Зыков^[2], в ее состав в качестве редакторов вошли генерал-майор К. В. Левицкий (помощник начальника штаба действующей армии), полковники М. А. Газенкампф и Н. А. Астафьев.

Поскольку предполагалось дать описание войны на обоих театрах – Балканском и Кавказско-Малоазиатском, JL А. Астафьев для сбора материалов отправился в Тифлис.

За первые пять лет в Комиссию поступило несколько сот архивных дел. Но то обстоятельство, что работа шла одновременно и в Петербурге и Тифлисе, создавало определенные трудности: достигнуть единообразия в обработке и систематизации документов было очень сложно. Кроме того, Левицкий и Газенкампф, как члены-редакторы, помимо работы в Комиссии, непрерывно выполняли поручения по линии Генерального штаба и военного министерства.

В октябре 1885 г. Зыков подал докладную записку военному министру, в которой объяснил причины, тормозившие ход работы. Главнейшей он считал «чрезвычайно медленное поступление материалов от войск, неполноту и разрозненность этих материалов»^{21}. В декабре 1885 г. Зыков оставил пост председателя Комиссии.

За время работы под председательством С. П. Зыкова Комиссия издала карту Балканского полуострова и напечатала Отчет полевого штаба (в одном томе). Общий обзор военных действий на Балканском театре был доведен до октября 1877 г.

После ухода Зыкова на пост председателя была предложена кандидатура генерала М. А. Домонтовича – видного военного писателя, человека образованного и вдумчивого.

Давая согласие занять пост главы Комиссии, Домонтович выдвинул два условия: во-первых, разделить работу по описанию войны на Балканском и Кавказско-Малоазиатском театрах, поручив последнюю штабу Кавказского военного округа (окончательно отредактировать материалы бралась Комиссия); во-вторых, помочь ускорить доставку материалов с мест. Условия были приняты.

Домонтович развил активную деятельность. На места для разбора войсковых архивов и извлечения из них нужных материалов уехали представители Комиссии (было получено также разрешение воспользоваться материалами, ранее оставленными для написания полковых историй).

К 1891 г. Комиссия располагала уже 3, 5 млн. документов. Началась работа по составлению самого описания войны. В связи с этим встал вопрос о его характере. Домонтович считал, что необходимо создать «не объяснительный обзор, но вполне законченный исторический труд»^{22}. Это определило отношение Домонтовича к документам. Он предпочитал использовать прежде всего те из них, которые были составлены до войны либо во время войны. Всем последующим наслоениям Домонтович не доверял. Описание войны предполагалось снабдить обширным приложением, в которое включить важнейшие документы и необходимые пояснения. В соответствии с планом Домонтовича труд должен был состоять из четырех томов. Особенно интересным представляется замысел первого: очерк дипломатии, сведения о театрах войны и армиях противников, о мобилизации, сосредоточении войск, очерк стратегии за весь период войны^[3].

В 1896 г. работа над рукописью закончилась, в июле 1897 г. военное министерство выделило необходимые ассигнования на ее публикацию. Но тут в дело активно вмешался тогдашний военный министр генерал А. Н. Куропаткин. Он потребовал исключить из описания войны «всякую критику, относящуюся к личностям»^{23}. Кроме того, Куропаткин приказал «в видах сохранения добытого документального военно-исторического материала» издавать параллельно с описанием войны сборник материалов по войне 1877–1878 гг. с тем, чтобы в него вошло возможно большее количество документов.

Новая установка военного министерства значительно осложнила работу Комиссии. В марте 1899 г. Домонтович сложил с себя полномочия председателя.

Председателем Комиссии был назначен генерал-лейтенант К. М. Войде^[4]. После его смерти (в 1908 г.) председательствовали генерал В. К. Афанасович и генерал-лейтенант Богданович (с 1910 г.). К 1912 г. Военно-историческая комиссия была упразднена. К этому времени вышли все 97 выпусков (112 книг) «Сборника материалов по русско-турецкой войне 1877–1878 гг. на Балканском полуострове» и восемь томов «Описания русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканском полуострове».

«Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877–1878 гг. на Балканском полуострове»^{24} (СПб., 1898–1911) – самое обширное собрание документов по истории войн в дооктябрьской России. Их в нем более полутора миллионов.

По тематическому принципу выпуски можно разделить на четыре группы: посвященные предвоенному периоду, руководству и управлению войсками, боевым действиям и обеспечению этих действий.

Представление о состоянии сил воюющих сторон, обстановке на театре военных действий, процессе выхода армий на стратегические рубежи дают семь выпусков. Особенно ценны помещенные в них документы и материалы о деятельности русских добровольцев в Сербии. Интересны также сведения об использовании железных дорог в России и Румынии, о тактической подготовке русской армии, ее мобилизации, сосредоточении в Бессарабии и развертывании в Румынии, свод правил на случай войны: наставления, уставы, положения.

Характеристике управления войсками посвящено семь выпусков. Надо сказать, что это наиболее слабо освещенная сторона войны. Журнал боевых действий, который составлялся в штабе армии, был доведен только до 19 октября 1877 г. (образовавшийся пробел лишь отчасти восполняется документами другого рода – распоряжениями штаба действующей армии до момента заключения Сан-Стефанского договора). Мало что для понимания основных принципов стратегического и тактического руководства давал и отчет штаба. Значительна, пожалуй, лишь одна подборка документов – переписка по поводу содействия образованию вооруженных сил молодого болгарского государства.

К документам по управлению войсками примыкают еще три выпуска, содержащие рапорты главнокомандующего – великого князя Николая Николаевича (старшего) царю; телеграммы; приказы по действующей армии.

Основная часть «Сборника» – это документы, относящиеся к боевым действиям войск: журналы боевых действий корпусов и дивизий, материалы о действиях отдельных отрядов, воссоздающие динамику боя.

Они дают богатый материал для анализа войны с точки зрения тактического искусства русской армии (правда, нелицеприятный разбор боевых действий в них отсутствует; можно найти замечания по адресу майора – коменданта какого-то города; подполковника, произведшего неудачный маневр батальоном в ходе боя, но не по адресу командира дивизии, корпуса или более крупного военачальника).

Большое место в «Сборнике» занимают документы, раскрывающие систему обеспечения воюющей армии (12 выпусков). Они свидетельствуют о том, что с увеличением численности и технической оснащенности армии возросла роль службы тыла.

Документы рисуют состояние всех видов снабжения армии, а также медицинской помощи.

«Материалы для описания русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Кавказско-Малоазиатском театре» стали выходить в свет в 1904 г. Редактированием первых четырех томов в Военно-исторической комиссии занимался Чернявский. После его смерти «Материалы» издавались в Тифлисе под редакцией штаба Кавказского военного округа.

Каждый том «Материалов» состоит из двух частей: текста и приложения (значительно большего по объему, чем текст). Приложение содержит документы, основная часть – анализ боевых действий на базе этих документов.

В первом томе собраны документы по мобилизации войск, формированию Действующего корпуса на Кавказе, состоянию театра военных действий, боевые документы, освещающие военные операции с 31 марта по 29 мая 1877 г. В принципе характер их аналогичен характеру тех, которые вошли в выпуски «Сборника».

Во втором томе, включившем наибольшее количество документов, объединены материалы, позволяющие проследить ход военных действий до начала декабря 1877 г., проанализировать важное с точки зрения развития военного искусства Авлияр-Аладжинское сражение.

Весьма интересны документы третьего тома «Материалов», позволяющие воссоздать картину подготовки и ночного штурма одной из сильнейших крепостей – Карса.

Наряду с обзором военных действий против турецкой армии в «Материалах» имеются документы об отношении к войне местного населения. Народы Кавказа восприняли эту войну с огромным воодушевлением. Они оказывали русской армии всестороннюю помощь. Производилась массовая запись добровольцев в милицию. Сформированные из местных жителей боевые соединения принимали участие в военных действиях против османских войск. В совместной борьбе с общим врагом укреплялась традиционная дружба между великим русским народом и народами Кавказа.

Подготавливая публикацию «Материалов для описания русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Кавказско-Малоазиатском театре», Военно-историческая комиссия в 1903 г. осуществила издание четырех небольших выпусков, которые содержат в основном документы и лишь небольшие вставки-связки^[5].

В отличие от материалов по Балканскому театру, документы Кавказско-Малоазиатского театра относятся главным образом к боевым действиям.

И в «Описании русско-турецкой войны», и в «Сборнике материалов», и в «Материалах для описания» Комиссия, увы, не подвергла документы критическому анализу – она следовала «высочайшему предуказанию» Александра II: «Составить полное систематическое описание всех событий войны, не вдаваясь в несвоевременную критику…»^{25}.

Ряд документальных изданий был осуществлен вне рамок деятельности Военно-исторической комиссии. Мы остановимся на двух, по-своему наиболее примечательных.

В 1878 г. в Москве появилась первая публикация о только что закончившейся войне – четырехтомный «Сборник материалов о русско-турецкой войне 1877–1878 гг., заключающий в себе акты предварительных дипломатических сношений, высочайший манифест о войне, всеподданнейшие адреса, официальные телеграммы и донесения с театра войны, специальные военные сообщения, Сан-Стефанский прелиминарный мирный договор, иностранные политические и другие корреспонденции».

Документы, вошедшие в сборник, охватывают период со времени российского ультиматума Турции по поводу прекращения кровопролития в Сербии (октябрь 1876 г.) до подписания Сан-Стефанского мирного договора. Значительный интерес представляют подборка высказываний ведущих органов западной печати о действиях русской армии, а также материалы английских корреспондентов, аккредитованных в Константинополе.

В 1879 г. увидел свет небольшой «Сборник турецких документов о последней войне», включавший перевод трех последних глав изданного еще в 1878 г. в Константинополе «Сборника избранных документов». Составитель этого сборника Ахмед-Мидхат-Эфенди, чиновник султанской канцелярии в период войны, написал краткие пояснения к документам – тескере (изложение от имени султана распоряжений по действующей армии), донесениям генералов в канцелярию султана, которые дают представление о стратегическом и тактическом мышлении турецкого руководства.

Документальное наследие войны позволяет сделать вывод, что русская военная мысль развивалась своим, оригинальным, путем и достигла ряда успехов как в области теории, так и в прикладных областях военного знания.

Документальное наследие войны показывает, каких громадных усилий стоила России свобода, которую она принесла народам Балканского полуострова.

ВОЙНА ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦЕВ

Мемуарное наследие войны 1877–1878 гг. весьма обширно и далеко не однородно с точки зрения исторической ценности, тем не менее оно существенно дополняет наши представления о войне. Это – дневник Д. А. Милютина, записки М. А. Газенкампфа, П. Д. Паренсова, Д. А. Скалона, А. Н. Куропаткина, А. К. Пузыревского, воспоминания С. Ю. Витте, офицеров Генерального штаба Г. И. Бобрикова, П. П. Карцова (боевого генерала, командира одного из отрядов, форсировавших Балканы зимой), инженеров М. Мазюкевича и В. Крепса, кавалеристов М. Грекова и С. Полушкина. О войне писали лично участвовавшие в ней В. В. Верещагин, С. П. Боткин, В. А. Гиляровский, В. И. Немирович-Данченко и др.

Мы остановимся лишь на наиболее примечательных мемуарах, в которых авторы попытались не только описать войну, но и осмыслить ее. Разумеется, на трактовке событий сказались и общественно-политическая обстановка, и существование двух направлений в военно-исторической науке в России – либерально-буржуазного и дворянско-консервативного (к началу XX в. наметилось их сближение, обусловленное общим усилением реакции в стране).

Военный министр Д. А. Милютин, инициатор военной реформы, давшей России буржуазную военную систему, рисуя яркую и выразительную картину политических и военных обстоятельств войны^{26}, довольно последовательно проводит мысль о том, что трудности войны усугубило неумение верхов решать такую сложную задачу, как «командование армией на войне»^{27}. Причем критической оценке подвергаются и царь, и главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич (старший), и штаб в целом. Вот что пишет Милютин после второго штурма Плевны: «За что ни возьмись, с кем ни заговори – одна общая жалоба на бессвязность распоряжений, инерцию и бессилие главного начальства (курсив наш. – Авт.), у которого, по-видимому, не хватает сил, чтобы обнять весь служебный механизм большой армии. Под видом секрета полевой штаб ни о чем и никому не дает указаний; ни один из главных органов полевого управления не знает плана действий и намерений главнокомандующего»^{28}. Милютин считает, что главнокомандующему некогда было «соображать будущее», он был занят исключительно сегодняшним днем. В то же время военный министр отмечает высокий боевой дух армии, ее героизм.

Верно фиксируя складывавшееся после второй неудачи под Плевной положение, существо которого состояло в том, что русская армия выпускала из рук инициативу, Милютин 27 июля замечает: «…мы разбросали наши силы и оказываемся везде слабыми»^{29}.

Весьма подробно излагает военный министр события, происходившие в полевом штабе после неудачного третьего штурма Плевны. По его словам, Александр II был в растерянности. «Надобно признать, – говорил он, – что нынешняя кампания не удалась нам». А когда Милютин заявил, что отступать от Плевны не следует, главнокомандующий сказал: «Если считаете это возможным, то и принимайте команду; а я прошу меня уволить»^{30}. «Злые языки даже в свите государя громко говорят, что война ведется по образцу красносельских маневров»^{31}.

По мнению Милютина, изъяны в управлении войсками явились главной причиной перехода армии к обороне на всех направлениях и тем самым обусловили затяжной характер войны.

Наблюдая в эти дни царя, Милютин с горечью пишет: «Государь, по своему счастливому характеру, уже смотрит на дело с благодушным спокойствием; его менее занимают стратегические и тактические соображения наших военачальников, сколько раздача наград»^{32}.

С оценками Д. А. Милютина в какой-то мере перекликаются оценки П. Д. Паренсова^{33}.

Профессиональный военный, окончивший Пажеский корпус и Академию Генерального штаба, Паренсов перед войной в течение ряда месяцев занимался разведывательной работой в Румынии и Болгарии. В декабре 1876 г. по заданию штаба действующей армии он создавал агентурную сеть на Балканах, принимал участие в военных действиях, будучи офицером для поручений при штабе отряда Скобелева, начальником штаба отряда князя Имеретинского и 2-й гвардейской дивизии.

Воспоминания Паренсова близки по характеру к дневнику. В основу их положены записи, сделанные в тот момент, когда происходили сами события. При подготовке рукописи к изданию Паренсов использовал свои письма тех лет к жене, дневники Куропаткина, предоставленные ему последним, штабную документацию, особенно во второй части, целиком посвященной третьему штурму Плевны, а также турецкие и немецкие источники.

Паренсов неоднократно подчеркивает, что общее состояние разведывательной деятельности штаба армии оставляло желать лучшего. «…Сведения о дорогах, железных и простых, реках, переправах, силах турок, средствах стран, в которые мы готовились вступать, были… недостаточны и во многом гадательны»^{34}. Будучи эрудированным и наблюдательным офицером, Паренсов хорошо понимал, что из-за инертности штаба упускаются возможности улучшить разведку. Одна из них – глубокое сочувствие болгар делу русской армии.

От Паренсова не укрылась слабая подготовленность штаба к войне: «Полевой штаб… действовал с поразительной небрежностью и необдуманностью; мало того, разные учреждения действующей армии не только чуждались, но как будто боялись друг друга, скрытничали и распоряжались без всякой связи»^{35}. Он отмечает большие трудности с обеспечением боевых действий со стороны органов тыла, некомпетентность полевого интендантства.

Паренсов убедительно показывает, что третья неудача под Плевной начиналась со скверной разведки. Незнание противника привело к неверному замыслу боя. Вместо атаки с запада, где город был менее всего укреплен, главный удар наносился с юга. Неверное распределение сил в ходе боя командование не скорректировало, успех генерала Скобелева не был развит. Между тем, в резерве имелись 42 батальона, которые так и не вступили в сражение.

Для большей доказательности своих выводов Паренсов построил синхронную таблицу времени нахождения в бою сил правого, левого флангов и центра, сделал чертеж, показывающий степень интенсивности боевых действий по главным направлениям. Из этих материалов видно, что на левом фланге бой продолжался непрерывно 30 часов, на правом – 10, в центре – 7.

Паренсов совершенно справедливо утверждает, что возникшая в ходе боя возможность маневра войсками не была использована. Между тем турецкое командование этот маневр осуществило; если к началу боя на правом фланге турецких позиций находилось всего 7 батальонов, то к исходу – 19.

Паренсов подчеркивает, что, хотя общий уровень руководства подчас оказывался невысоким, отдельные военачальники, такие, как Скобелев, действовали решительно и самоотверженно.

К мемуарам Д. А. Милютина и П. Д. Паренсова примыкают воспоминания М. А. Газенкампфа^{36}.

Профессор Академии Генерального штаба, полковник, видный и эрудированный штабной работник, Газенкампф вел официальный журнал боевых действий при штабе армии, заведовал военными корреспондентами при главной квартире. Он пользовался покровительством главнокомандующего, который полностью доверял ему. Во время пребывания царя на театре военных действий Газенкампф составлял для него ежедневную сводку, которую подписывал главнокомандующий. Находясь рядом с руководителями армии, разделяя трапезу с главнокомандующим и начальником штаба, Газенкампф был одним из наиболее осведомленных людей в армии. Он знал практически все о намерениях и делах руководства.

В основе дневника – 116 писем Газенкампфа к жене. Они дополнены обширными выписками из штабных документов, текстами телеграмм главнокомандующего царю и ответами царя. Дневник Газенкампфа воссоздает не только обстановку в штабе действующей армии, но и царившую там атмосферу.

Вскоре после третьей неудачи под Плевной Газенкампф пишет: «Настоящая беда в том, что, куда ни повернись, – везде недомыслие и беспомощность. Чрезвычайно характерно, что после каждого крупного сражения начальствующие лица на несколько дней складывают руки. И не только ничего не делают, но даже перестают думать и заботиться о будущем, а некоторые даже уезжают отдыхать: точно смотр отбыли»^{37}.

Газенкампф избегает прямо критиковать главнокомандующего, хотя у читателя не возникает никаких сомнений в ответственности последнего за крайне малую эффективность действий штаба. Прямую вину Газенкампф возлагает на главное штабное начальство. «Старческая апатичность Непокойчицкого и бестолковая суетливость вечно растерянного Левицкого, – сетует он, – в теперешнее горячее и тяжелое время оказывают весьма серьезное влияние на ход военных действий»^{38}. Под стать штабному руководству, по мнению Газенкампфа, и высшие, корпусные, командиры, характерной чертой которых он считает отсутствие самостоятельности, «вечную боязнь ответственности»^{39}. Мысль о том, что главная беда проистекает «от скверного управления со стороны штаба», Газенкампф проводит через весь дневник. Связь, интендантская служба, железнодорожное сообщение, система работы внутри штаба – все стороны управления берутся Газенкампфом под обстрел. «…Высокопоставленные лица уже свыклись с этим хаотическим состоянием и считают его неизбежным», – с горечью отмечает он^{40}. «Причины наших неудач – не в частных ошибках, а гораздо глубже… Если бы у нас был внутренний порядок, – говорит Газенкампф, – то частные поражения послужили бы нам наукою, а не повлекли бы за собой полный застой и общую неурядицу»^{41}.

Любопытны страницы дневника, посвященные описанию двух главных квартир – главнокомандующего и царя. О первой Газенкампф отзывается весьма резко: она, по его словам, «изумляет многочисленностью праздношатающихся дармоедов». «Императорская главная квартира тоже громадна. Чинам государевой свиты окончательно делать нечего» (в то же время многие штабные должности в корпусах и дивизиях остаются вакантными, добавляет он).

Наряду с характеристикой положения дел в штабе и в главных квартирах много места в дневнике занимает рассмотрение боевых действий армии. Надо сказать, что и здесь Газенкампф дает много верных оценок. Он грамотно трактует причины неудач под Плевной, справедливо подчеркивает важность обороны Шипки, детально анализирует форсирование Балкан в декабре 1877 г.

Читая его дневник, хорошо представляешь себе, какую огромную роль сыграли солдат и рядовой офицер русской армии в победе, столь дорого оплаченной их кровью. «Войска наши превосходны, но начальники оставляют слишком многого желать», – записал полковник Газенкампф^{42}. Помимо своей воли он нарисовал чрезвычайно яркую и впечатляющую картину того пагубного воздействия, которое царский режим оказывал на рост профессионального уровня вооруженных сил России.

Иначе, чем в. воспоминаниях Д. А. Милютина, П. Д. Па-ренсова, М. А. Газенкампфа, расставлены акценты в воспоминаниях полковника Д. А. Скалона, адъютанта главнокомандующего^{43}. Скалой был человеком ярко выраженных консервативных взглядов, типичным царедворцем. Его воспоминания посвящены Николаю Николаевичу, которого он величает победоносным полководцем. Любопытно, что М. Ф. Катков, реакционный журналист и издатель, просил именно Скалона выступить корреспондентом «Русского вестника», ставшего к тому времени знаменем наиболее реакционных сил русского общества.

Скалой пытается реабилитировать высшее начальство за неоправданно затянувшуюся кампанию, большие потери, навязчиво внушая мысль о вине дипломатов и вообще политиков, недооценивших Турцию, не сумевших обеспечить армии благоприятную международную обстановку, лишавших ее плодов победы. В ряде случаев он прямо говорит о «предательстве дипломатов»^{44}, а однажды на обеде у главнокомандующего произносит шутливый тост: министерство иностранных дел преобразовать в департамент военного министерства и на ответственные посты в нем назначать не иначе как после двух-трех лет командования ротой или эскадроном.

Любопытно, однако, то, что Скалой, которого нельзя заподозрить в недостатке желания возвеличить дом Романовых, отмечает многие пороки системы управления армией. Он считает ненужным и даже вредным пребывание царя в действующей армии: «Великий князь с приездом его величества не принадлежал уже себе и делу – от него полкнязя остается»^{45}, не умалчивает о том, что, вопреки стратегическому плану, Николай Николаевич летом 1877 г, дважды намеревался «втянуться» в крепостную войну, осадив Рущук.

А. К. Пузыревский^{46} и А. Н. Куропаткин^{47} не затрагивают вопросы политики и стратегии, не анализируют деятельность полевого штаба. Их воспоминания содержат оценку военного искусства в годы войны.

Полковник Пузыревский провел всю войну при штабе гвардейского корпуса. Эрудированный военный, впоследствии видный историк, он считал, что его воспоминания должны послужить «материалом для будущего историка последней нашей войны»^{48}. Надо сказать, что книга Пузыревского – и в самом деле важный источник для понимания уровня оперативно-тактической подготовки русской армии.

Автор прослеживает весь боевой путь гвардейского корпуса – от сражения под Горным Дубняком до вступления в Сан-Стефано – и излагает свои взгляды на важные и весьма поучительные этапы войны.

Участие в блокаде Плевны, причем на главном ее участке, форсирование Балкан зимой 1877/78 гг., освобождение Софии, наступление на Адрианополь – таковы основные вехи боевых действий корпуса. Автор приводит большое количество оперативных документов, в том числе диспозиций на боевые действия и боевых приказов. Он дает возможность проследить главные принципы оперативного управления на уровне корпуса, сопоставить уставные принципы, бытовавшие в армии до войны, с их осуществлением на практике. Пузыревский не ограничивается сообщением «расписания» действий, а прослеживает ход их, причем зачастую на уровне небольших подразделений: роты и батальона. Это дает богатый материал для изучения «реальной» тактики, «реального» боя.

Анализируя действия гвардии, Пузыревский останавливается на стихийной, самопроизвольной эволюции тактики. Сравнивая первые сражения осенью 1877 г. и зимой, Пузыревский отмечает «сильно разомкнутый строй», редкую цепь. «Всякий кустик был эксплуатируем», – говорит он^{49}.

Впоследствии, во время создания ряда военно-исторических работ о войне 1877–1878 гг., Пузыревский неоднократно обращается к материалам своих наблюдений при обосновании преимуществ тактики стрелковых цепей.

Полковник Пузыревский объективен и при оценке противника, выделяя сильные и слабые стороны турецкого солдата в бою. В целом воспоминания Пузыревского – солидный, добротный труд, четко излагающий хронику боевых действий гвардейского корпуса.

А. Н. Куропаткин, в будущем военный министр, провел русско-турецкую кампанию в чине капитана при штабе генерала Скобелева. Его записки в форме дневника – по существу монографическое исследование, достаточно обширное (около 700 страниц) и богато документированное (в нем приводятся и штабные документы, и турецкие источники, и донесения разведки), посвященное событиям, занимающим особое место в истории войны, – событиям у Плевны. «На некоторое время, – пишет он, – Плевна сделалась главным предметом для действий нашей армии, и падение Плевны… обусловливало собою окончание оборонительного для нас периода кампании»^{50}.

Куропаткин показал, что причины неудач штурмов Плевны в июле – малоэффективная рекогносцировка и недостаточное количество войск, выделенных в резерв, были во многом сходными, но командование не сумело их распознать и учесть, а потому и следующий штурм оказался безуспешным. Кроме того, по мнению Куропаткина, отрицательную роль сыграло отсутствие согласованности в действиях сражающихся отрядов и в действиях различных родов оружия в самих отрядах. Анализ действий всех родов войск под Плевной сопровождается уместными отступлениями о значении каждого из них в тогдашних условиях: так, например, Куропаткин опровергает утверждение, что усовершенствование огнестрельного оружия привело к падению роли кавалерии на полях сражений.

Вскрывая причины неудачи третьего штурма, Куропаткин стремится к определенным обобщениям, он показывает, в частности, слабые стороны тактической и оперативной подготовки русских войск.

Отмечает Куропаткин и неумелое распределение сил перед боем и неумелое их употребление в ходе сражений под Плевной. Невольно затрагивает автор и вопрос о слабой инициативности начальников. «Многие начальники, – пишет Куропаткин, – дожидались не только приказания, что и когда делать, но и как делать. Справедливые упреки в бездействии и неоказании помощи отражались фразою: «Я не получал приказания»^{51}.

Вывод Куропаткина заключался в следующем: Плевна «выказала недостаточную тактическую подготовку наших войск и их начальников»^{52}.

Яркое представление об основных тактических принципах действия небольших отрядов дают мемуары генерал-майора П. П. Карцова^{53}. Происходивший из мелкопоместных дворян, далекий от интриг штабной военной верхушки, Карцов представлял собой во многом типичную фигуру военного, несшего службу, а не делавшего карьеру. Именно на таких военных и держалась высокая репутация русской армии в Европе.

Карцов командовал 3-й пехотной дивизией, которая прибыла на театр военных действий в августе, когда «заминка» под Плевной уже привела к оборонительному или, точнее, позиционному периоду войны. В сентябре Карцов возглавил небольшой Ловче-Сельвинский отряд, в задачу которого входило обеспечение связи между войсками, блокировавшими Плевну, и отрядом, стоявшим на Шипкинском перевале.

Большой интерес представляют главы, в которых Карцов описывает преодоление его отрядом Балкан. Путь отряда лежал через Троянский перевал, наиболее труднодоступный. К горному переходу отряд долго и тщательно готовился. В течение ноября трижды проводилась подробная рекогносцировка, и двусторонний обход главного укрепления турок в горах был совершен умело. Именно благодаря этому удалось сравнительно быстро выполнить задачу и выйти в район южнее Балкан.