Текст книги "Чака"

Автор книги: Марат Брухнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Только па третий день к воротам военного крааля Эмангвени, где расположен был полк Чаки, пришли Ном-цоба с Пампатой и принесли ему снедь. По обилию ее Чака сразу же догадался, что это опять Пампата выпросила у своих родителей провизию для него.

Вскоре Изи-цве было приказано отправляться в первую настоящую военную экспедицию. Чака с нетерпением дожидался встречи с подлинным противником.

Незадолго перед выступлением Буза собрал молодых воинов и объявил им, что согласно обычаям предков каждый из них, убив врага, обязан будет затем совершить суда изембе – искупительный поступок, который смоет лежащий на нем грех – убийство человека. До совершения сула изембе даже самый заслуженный воин считается оскверненным, и ему нельзя участвовать в жизни крааля, а кроме того, он должен еще соблюдать самым строгим образом целое множество запретов.

Назначить новичкам сула изембе пришла известная знахарка Долела. Она сразу же заметила в длинной шеренге воинов Чаку – слишком уж выделялся он ростом и статностью. Чака впервые видел вблизи знаменитую колдунью, и, поскольку опыт приучил его не ждать ничего хорошего от людей, водящихся с духами, он поглядывал на нее с опаской, а когда она вплотную приблизилась к нему, то и вовсе отвел глаза. Приняв его беспокойство за смущение, Долела испытующе посмотрела на юношу и изрекла:

– Твоим сула изембе будет провести ночь с женщиной.

Сзади кто-то хихикнул. Чака хотел было что-то сказать, но знахарка уже разговаривала с его соседом. Он оглянулся, чтобы разглядеть насмешника, но лица всех были серьезны.

Чака трудно сходился с новыми людьми и даже здесь, среди воинов Изи-цве, долгое время держался особняком. Другу следует все знать о тебе, а рассказывать печальную повесть своей жизни первому встречному ему не хотелось. И все же очень скоро у него появились два человека, дружбу и любовь к которым он пронес через всю свою жизнь. Первым из них был выходец из племени мсане, Мгобози, человек общительный, смелый и великодушный, весельчак, готовый не только разделить с товарищами и трапезу и колебасу пива, но и прийти на выручку в трудном положении. Чака и сам не смог бы точно объяснить, чем именно и когда сумел Мгобози завоевать его расположение, но, видимо, таков уж был этот Мгобози – каждый, кто сталкивался с ним, мгновенно подпадал под его обаяние. Несколько иначе обстояло дело с Нгобокой. С ним Чаку роднила скорее всего общность их судеб. Нгобоко тоже пришлось искать пристанища среди мтетва, покинув родные земли племени сокулу. Однажды, сидя у вечернего костра и попивая пиво, добытое неведомо где все тем же неунывающим Мгобози, Нгобока поведал друзьям но только свою собственную историю, по и историю своего племени.

Оказывается, сокулу в свое время прославились тем, что сумели вывести настолько жирную породу скота, что коровы и быки их могли лишь с трудом передвигаться. Со своим вождем Длабелой, дедом Нгобоки, они прибыли на побережье и попросили пристанища у вождя мтетва Кайи, деда Дингисвайо. «Хорошо, – ответил тот, – отправляйтесь на южный берег дельты Умфолози, прогоните оттуда ама-нтлевенга и оставайтесь там вместо них». Однако на следующий день Длабела вернулся, понеся тяжелое поражение. Но тут с подобной просьбой обратились к Кайе и ньяво-суто. Объединенными усилиями они разбили ама-нтлевенга, после чего племена слились под общим названием сокулу. Этому племени, столь искушенному в животноводстве, нетрудно было завоевать некоторый авторитет среди соседей, и Джобе, ставший вождем мтетва после Кайи, отдал одну из своих дочерей замуж за сына Длабелы Лангу, который стал теперь вождем сокулу после смерти отца. От этого-то брака и появился на свет Нгобока.

Однако после смерти Ланги началась борьба за власть между другим его сыном Нондлову и Нгобокой, в результате которой Нгобоке пришлось бежать к мтетва – народу его матери. Так он и попал в Изи-цве.

Друзья попытались утешить его, но он и сам заявил, что пребывание в армии Дингисвайо послужит для него отличной школой, а там, что бы ни случилось, он уже не повторит своих юношеских ошибок, и горе Нондлову, если духам будет угодно снова столкнуть их на узкой дорожке.

И вот наступила наконец пора отправиться в первый поход. Молодежь страшно волновалась, и волнение это передалось их командиру, хотя он прекрасно знал, что предстоящая схватка эта будет иметь чисто воспитательное значение: просто вождю людей ксаве захотелось немного покуражиться, но всерьез тягаться с силами мтетва он не может.

По освященному веками обычаю враги выслали вперед своих отборных воинов, которые завязывали поединки, издалека раззадоривая друг друга насмешками. В числе воинов, вышедших из рядов Изи-цве, был и Чака.

Примерно в пятидесяти шагах от себя он увидел старого и, судя по почетному кольцу на голове, заслуженного воина ксаве. Чака хотел было сразу же сблизиться с ним, но не заметил торчащего в траве корешка и, споткнувшись, чуть было не растянулся во весь рост. Пропади они пропадом, эти сандалии, к которым он так и не смог привыкнуть!

– Полюбуйтесь на этого юнца, – выкрикнул ветеран ксаве, – он уже на ходу ест землю!

Чака яростно метнул копье. Только человек, обладающий незаурядной силой и меткостью, может надеяться поразить цель на таком расстоянии, и это сразу же должен был оценить ксаве. Но старый воин ленивым, почти неуловимым движением уклонился от удара, ловко подставив щит так, что копье только скользнуло по его коже и, мелко дрожа, воткнулось в землю.

– Тебе не терпится поскорее выбросить свои копья и сдаться в плен? – осведомился невозмутимый ксаве под одобрительный хохот своих соплеменников.

Чака сделал еще несколько шагов вперед и снова метнул копье, но с тем же результатом. Он понял, что воин ксаве намочил перед боем покрывавшую щит бычью шкуру и теперь ему достаточно слегка наклонить его, чтобы любое копье соскользнуло с его поверхности, не причиняя никакого вреда владельцу щита. Мбийя рассказывал Чаке когда-то о такой хитрости, но разве все упомнишь. Шнурок на его сандалии лопнул, и теперь она волочилась за ним, окончательно мешая передвигаться.

У Чаки осталось одно-единственное копье. И, метнув его с тем же результатом, он вынужден был бы вернуться в строй под насмешливые выкрики врагов. Ему вспомнился леопард. Только бы сойтись сейчас вплотную, грудь с грудью с этим надутым хвастуном! Он присел и, уже вовсе не заботясь о том, что о нем подумают друзья или враги, принялся яростно срывать сандалии.

– Эй, щенок, ты что, собираешься бежать за подмогой? Ты наконец понял, что обувь воина тебе ни к чему. Иди и снова просись в пастухи! – кричал ксаве. Но Чака уже освободился от ненавистных сандалий и легкими прыжками устремился к врагу. На бегу он перехватил копье поближе к наконечнику, чтобы удобнее было действовать в ближней схватке. Только теперь воин ксаве метнул почти в упор свое копье. Чака не успел увернуться, и копье, пробив щит, прошло почти вплотную с его левым боком, чуть пониже согнутого локтя. Воин ксаве занес для броска второе копье, но было уже поздно – своим щитом Чака ударил в щит противника, разворачивая его и открывая тем самым незащищенный бок. В последний почти неуловимый миг Чака прямо перед собой увидел выкатившиеся от ужаса глаза врага и нанес страшный удар в этот незащищенный бок, действуя наконечником копья как ножом. Тонкое древко копья сломалось при этом, как сухая тростинка.

Наступив на поверженного врага, Чака выкрикнул боевой клич: «Нгадла (Я съел)!» И только после этого он подобрал копья врага. Он постоял над ним, бросая вызов остальным воинам ксаве, но ни один из них не решился выйти к нему. Чака хотел было уже вернуться в строй, по воины Изи-цве, разгоряченные неожиданным успехом своего товарища, сами устремились на врага, подбадривая себя воинственными криками. Их толпа захлестнула его, и он побежал вперед, раздавая удары направо и налево, но так больше ни разу и не метнув своих копий. Схватка была недолгой, а победа очевидной.

Сразу же после боя Буза собрал воинов и форсированным маршем повел их обратно к Эмангвени, выслав к Диигисвайо гонца с известием о победе.

Много женщин вышло встречать победителей, но Пампата была впереди всех. Она поджидала их на полпути между краалем Нгомаана и Эмангвени. Так сам собой и решился для Чаки вопрос о сула изембе. Не заходя даже в крааль, где ему делать было нечего, в полном вооружении отправился Чака вместе с Пампатой к облюбованному ею ручью. Там в тени огромной мимозы и провели они первую свою ночь, и ложем им служил огромный щит Чаки со свежими еще пробоинами первого боя. А наутро Пампата предрекла юному воину его трудную и завидную судьбу. И неизвестно, чего было больше в этом пророчество – здравого смысла, веры в своего возлюбленного или просто девичьих грез…

Время было тревожное. Государство Дингисвайо формировалось постепенно – переговорами, союзами, родственными связями, но чаще всего военной доблестью. Полк Изи-цве проводил время почти в беспрерывных походах, и из всех схваток Чака неизменно выходил победителем. Более того, тактику его переняли теперь и Нгобока с Мгобози, Сразу же после первого сражения Чака отказался не только от сандалий, но и от пары запасных копий, и теперь, когда он устремлялся навстречу врагу, у того уже обычно не оставалось времени, чтобы поизощряться в остроумии. Вскоре он сделался общим любимцем и гордостью полка – ему поручалось открывать церемонии победного танца. Единственно, что смущало Чаку, так это то, что легкие копья часто ломались при ударе, и однажды это чуть не стало причиной его гибели.

Слава о непобедимом воине проникла, по-видимому, и в стан врагов. И тогда в одном из сражений на Чаку была устроена самая настоящая засада. Когда он по установившемуся уже неписаному правилу вышел перед началом боя на поединок, его противник вместо того, чтобы стоять на месте и метать свои копья, начал отступать перед приближавшимся к нему Чакой. Бросившись вперед, Чака наконец настиг его и нанес смертельный удар. Хрупкое копье предательски сломалось у самого наконечника, и не успел Чака завладеть копьями врага, как на него со всех сторон бросилось несколько воинов противника, заблаговременно укрывшихся в густой траве у места предполагаемого поединка. Только благодаря подоспевшим на выручку Мгобози и Нгобоке Чаке удалось отделаться лишь несколькими царапинами.

Случай этот заставил его вновь задуматься над несовершенством своего оружия. Он перепробовал самые различные метательные копья, но ни одно из них так и не пришлось ему по руке. Прикидывал он и возможность использования более тяжелых копий, приспособленных для охоты на крупного зверя, но они тоже не подходили для его цели, хотя он по нескольку раз переделывал древко, укорачивая его и подгоняя поудобней. Однако труды эти не пропали даром. Воин живет своим оружием, следовательно, ему необходимо изготовить себе такое копье, которое не подведет в решительный момент. И вот постепенно благодаря всем проведенным испытаниям Чаке мало-помалу стало ясно, каким именно должно быть его новое оружие. Однако, чтобы и здесь не произошло ошибки, Чака решил обратиться к лучшему из кузнецов.

К юго-западу от земель мтетва раскинулись земли племени мбонамби, которое издавна славилось своими кузнецами, самым же знаменитым из кузнецов мбонамби был человек по имени Нгоньяма.

Глава V

Искусство кузнеца, искусство человека, обращающего камень в железо, – ремесло трудное, почетное и загадочное. Секреты его строго охраняются посвященными, а посвященные эти пользуются недоброй славой. Как и все люди, часто общающиеся с духами – а ведь кто, кроме духов, помогает кузнецам обратить красный камень в благородное железо! – они внушают окружающим суеверный страх, а случайная встреча с кузнецом не предвещает удачи…

Давняя это история – столь давняя, что люди уже и не помнят толком, происходило ли это на самом деле или только пригрезилось кому-то. Стада племен нгуни паслись тогда далеко на севере, а соседями нгуни были могучие и воинственные народы, которыми правили грозные и жестокие цари. Воинов у них было больше, чем звезд на небе, чем травинок в вельде. И никто не мог противостоять этой силе, ибо цари ради власти запродавали себя злым духам и приносили им человеческие жертвы. А злые духи взамен обучили царей искусству обращать хрупкий камень в упругое и покорное в умелых руках железо. Но только мало кому было пользы от этого царского ремесла. Вооруженное железным оружием войско их легко опрокидывало отряды храбрейших воинов, и не помогали против копий с железными наконечниками ни отвага воина, ни мудрость пастуха, ни хитрость и смекалка охотника. И пришлось племенам нгуни собирать скот свой, жен своих и домашнюю утварь и бежать на юг, чтобы спастись от полного уничтожения. И долго еще народы нгуии охотились на зверей и сражались с врагами деревянным и каменным оружием. Много лет скитались они, пока добрались до здешних мост, но и тут пришлось вести им долгую борьбу с бушменами – низкорослыми людьми, которые не любят пристального взгляда и убивают врагов своих заговорами. Здесь научились нгуни строить краали для защиты от диких зверей и незваных гостей. Но много гибло охотников и воинов, потому что вступать в поединки со львами или леопардами им приходилось с простыми деревянными копьями.

И вот в те далекие времена появился в этих краях странный незнакомец. Дурной это был человек, и злоба руководила всеми его поступками. Был он царским сыном могущественного северного народа, того самого, от которого достаточно натерпелись люди нгуни. Много дурного совершил он в родных краях, свергнув с престола отца, долго и жестоко боролся потом за власть со своими братьями. Но не на пользу пошли ему злые дела. Войска его были разбиты, а сам он, как преследуемый охотниками зверь, бежал в эти далекие земли.

Долго скрывался он в лесах, куда без крайней нужды не заходят люди нгуни, и только изредка попадался на глаза жителям близлежащих краалей. А потом, облюбовав укромное местечко на лесной опушке неподалеку от бьющего здесь родника, он занялся хитроумным своим ремеслом. То ли помогали ему лесные духи, то ли действительно велико было искусство царского рода, но наконечники для копий, выкованные им, были прочными и никогда не ломались. Не только скот, но и лучших юношей и девушек потребовал он в обмен на свои смертоносные изделия. Очень рассердили людей нгуни его непомерные требования, да не обойтись им было без доброго оружия в сражениях с многочисленными врагами. Вот и пришлось им идти на поклон в логово кровожадного и алчного царского сына.

Скоро крааль его стал самым богатым в этих краях. Много было у него сыновей, и смешалась кровь далекого царского рода с кровью народа нгуни. Но ревниво оберегали тайну своего мрачного ремесла его потомки, от отца к сыну передавая секреты. И смешали они нравы и обычаи добрых и справедливых жителей вельда с жестокими обрядами северных людей. Вот почему и по сей день не любят люди приближаться к краалям кузнецов, а если уж выпадет такая нужда, то отправляются туда не иначе как испросив заступничество духов предков в этом опасном предприятии.

Если прикинуть все эти соображения, станет понятно, что задуманный Чакой визит в крааль Нгоньямы был делом довольно-таки рискованным и необычным. Поэтому-то, когда он, отпросившись у Бузы па несколько дней, пустился в путь, вооруженный тремя тяжелыми копьями для охоты па буйволов и своим огромным щитом, друзья провожали его с тяжелым чувством.

Крааль Нгоньямы раскинулся в пустынной местности, окруженной мрачным и таинственным лесом. Без колебаний вошел Чака в ворота крааля и с достоинством поздоровался с жителями его, которые, изумленные необычным визитом, удивленно уставились на него. Окинув взглядом внутренние постройки, он сразу же направился к большой хижине, у входа в которую восседал мужчина средних лет с кольцом на голове. Чака безошибочно угадал в нем главу крааля.

Подойдя, Чака в соответствии с обычаем приветствовал его словами «Сакубона, баба» («Мы видим тебя, отец») и молча застыл перед ним.

Незнакомец помолчал несколько мгновений, внимательно изучая пришельца, а затем ответил: «Сакубона».

И опять, выдержав приличествующую в таком случае паузу, глава крааля осведомился о здоровье пришельца, на что тот учтиво ответил и, в свою очередь, задал аналогичный вопрос.

Затем хозяин поинтересовался, далеко ли держит путь его гость, что по правилам вежливости, которые не допускают прямых вопросов, давало наконец Чаке возможность представиться. Такая беседа велась еще некоторое время, однако цель визита все еще не затрагивалась в разговоре.

Нгоньяма, человек опытный и наблюдательный, мог бы за это время попять, что перед ним стоит человек не вполне обычный. Правда, это было ему понятно с самого начала, так как обычный человек и вовсе не решился бы на такой визит. Величавое достоинство молодого воина, его несомненно огромная сила, щит с многочисленными отметинами вражеских копий – все это говорило о том, что перед ним стоит искушенный воин, но робеющий перед лицом врага и привычный как равный вести беседу с высшими. И, несмотря на то, что па пришельце не было ни клочка леопардовой шкуры, кузнец понял, что перед ним либо вождь, либо сын вождя – явление нередкое в эти времена смут и взаимных распрей.

Когда же Чака наконец рассказал ему о цели своего визита и о своих заботах, кузнец и сам заразился его горячностью. Он тут же согласился, что наносить удары в ближнем бою метательным копьем не имеет смысла – слитком уж оно легкое и хрупкое. Сначала он предложил переделать для этой цели исипапа – одно из тяжелых копий, принесенных Чакой, которые используются для охоты на буйволов, но гость его тут же сказал, что он уже перепробовал все виды существующих копий и что ради простой переделки копья он не стал бы обращаться к столь прославленному мастеру. Ему требуется копье, которого еще никто не видывал в этих краях, копье совершенно новое. Копью этому предстоит сыграть большую роль, и поэтому ему следует придать особую форму в строгом соответствии с указаниями Чаки.

В результате ожесточенного спора, в ходе которого кузнец позабыл о своей профессиональной важности, а Чака – о своем юном возрасте, они пришли к выводу, что наконечник колья нужно сделать в виде клинка шириной примерно в три пальца, равномерно сужающегося к острию, и длиною в руку, от кончиков пальцев до локтя. Древко копья должно быть достаточно массивным, а соединение наконечника с древком особенно прочным.

Наступило время ужина, и только за обильной трапезой хозяин крааля вновь обрел свою прежнюю невозмутимость. Досадуя на то, что в увлечении он позволил себе спорить как мальчишка, Нгоньяма принялся толковать о больших затратах, которые ему придется сделать ради создания нового оружия. Ведь если при изготовлении обычного копья общепринятого вида иногда можно и пренебречь кое-какими обрядами, то теперь при выполнении заказа Чаки необходимо совершить абсолютно все обряды, чтобы заручиться поддержкой духов в этом важном начинании. На этот раз никак нельзя пользоваться металлом, побывавшим в употреблении, а это означает, что придется делать новую плавку в новой плавильной печи и с новыми мехами.

По мере того как кузнец говорил о предстоящих ему расходах, лицо Чаки все более омрачалось. Ему, никогда в жизни не владевшему собственным стадом, любая цена была высокой, и он не на шутку встревожился, что невозможность расплатиться с Нгоньямой может окончательно сорвать задуманное дело.

Однако Нгоньяма не зря славился не только своим кузнечным искусством, но и умением разбираться в людях. Сидящий перед ним юноша явно не богат, и тем не менее он задумал дело, которое, приведи оно к успеху, будет залогом богатства многих краалей. Да и на новый вид копья, сделанного в соответствии с его указаниями, наверняка найдется впоследствии немало более состоятельных заказчиков.

– Но ты не горюй, человек народа зулу, – неожиданно прервал свои сетования Нгоньяма, – за это копье ты пригонишь мне одну-единственную телку, да и ту ты пришлешь мне в любое удобное для тебя время.

Приготовления к новой плавке были начаты утром следующего же дня. Нгоньяма разрешил Чаке наблюдать за всеми стадиями появления на свет нового оружия. Но Чака не стал злоупотреблять доверием кузнеца и, как только была изготовлена плавильная печь, вернулся в свой полк. Через пять дней он снова повторил свое путешествие и прибыл в крааль Нгоньямы как раз в тот момент, когда кузнец собирался приступить к окончательной отделке наконечника. С первого же взгляда на заготовку Чаке стало ясно, что Нгоньяма отлично понял и воплотил в металле его замысел. Клинок наконечника получился именно таким, какой требовался, – массивный, достаточно длинный и широкий. Наконечник был готов. Оставалось только соединить его с древком, а это тоже немаловажная операция – ведь от прочности соединения зависит надежность оружия. Нгоньяма, оказывается, продумал и это. Для древка он уже заготовил молодое деревцо с прочной и упругой древесиной красноватого цвета. Отрезав кусок указанной Чакой длины, он раскаленным прутом проделал в торце его отверстие и залил его соком какого-то луковичного растения, а затем, нагрев черенок клинка, вставил его в подготовленную выемку. Постепенно охлаждаясь, сок затвердел и прочно закрепил черепок. Место соединения туго обмотали лубяными нитками, а сверху натянули кожу, снятую с хвоста только что забитого быка. Высохнув, кожа еще туже стянула древко, а оставшаяся на ней шерсть не давала скользить руке. Да, такое оружие не подведет в бою!.. Но теперь Чаку волновало другое. И когда наконец он высказал свои опасения, Нгоньяма понял, что не зря назначил он столь низкую цену за свой тяжкий труд – ведь не успев нарадоваться только что рожденному ассегаю, юноша народа зулу осведомился, неужто на изготовление сотни таких копий Нгоньяме понадобится целых три года. Да, на этот раз Нгоньяма сделал ставку на нужного быка! Чуть приоткрыв завесу таинственности, покрывающую кузнечное ремесло, он объяснил будущему вождю – теперь он уже не сомневался в высоком предназначении гостя, – что строгое соблюдение всех обрядов необходимо только при рождении новой разновидности оружия, а такое случается нечасто. В дальнейшем копья того же вида можно будет изготовлять и без соблюдения всех этих формальностей. Нгоньяма понял, что вскоре ни один из кузнецов племени мбонамби не останется без дела.

Копье, изготовленное Нгоньямой, было испытано при весьма благоприятных для Чаки обстоятельствах. Пунгаше, старый противник Сензангаконы, одерживая неизменные победы над более слабыми соседями, настолько уверовал в свою непобедимость, что перестал считаться с могуществом мтетва, и Дингисвайо решил сбить с него спесь. Вождь мтетва лично возглавил сведенные в одну бригаду полки Изи-цве и У-Енгондлову. Цель похода держали в тайне, и Чака начал догадываться о ней только тогда, когда они достигли реки Умлатузи и ему все чаще стали попадаться знакомые еще с детства места и. названия краалей. В душе он не имел бы ничего против, если бы экспедиция эта была направлена против зулу, но, прикинув в уме число воинов мтетва, сообразил, что бой предстоит с более серьезным противником.

Когда стемнело, воины мтетва ускоренным маршем двинулись вперед и вскоре достигли крааля Пунгаше. То, что Дингисвайо решил покарать именно бутелези, Чака счел добрым предзнаменованием. Ему давно уже было известно, что отец его, устав от поражений, которые Пунгаше наносил ему с обидным постоянством, назначил наследником Бакузу, сына своей десятой жены Сондабы, взятой им из племени бутелези. Может быть, духи предков сделают так, что Чаке удастся столкнуться с братом в бою, и тогда их отцу придется только пожалеть, что он не назначил своим преемником более достойного. В исходе же этой встречи, как, впрочем, и в исходе предстоящего сражения, Чака не сомневался.

Однако на этот раз проверенная тактика Дингисвайо не оправдала себя – Пунгаше проявил осмотрительность и не дал захватить себя врасплох. Когда воины мтетва, соблюдая величайшую осторожность, окружили наконец его крааль, оказалось, что западня пуста.

И все же скрыться от карающей руки Дингисвайо Пунгаше так и не удалось. Высланные во все стороны разведчики вскоре обнаружили бутелези, затаившихся в узкой долине реки, примерно в двухчасовом переходе от крааля. Полки мтетва стремительным маршем двинулись на сближение с противником.

Дальше все пошло по заведенному порядку. В последовавшей стычке Пунгаше потерял пятьдесят из своих шестисот воинов и, уплатив дань скотом, покорился Дингисвайо.

Однако напрасно Чака предвкушал поединок с наследником Сензангаконы. Ведь он никогда так и не видел своего сводного брата, а следовательно, и узнать его не имел никакой возможности. И хотя новый ассегай его изрядно поработал, то обстоятельство, что Бакуза пал именно в этом бою, было делом простой случайности. И все же сражение это сыграло в судьбе Чаки большую роль. Важно было уже то, что Дингисвайо впервые увидел Чаку в деле. Вождь мтетва не только отдал должное доблести и мужеству юноши, но и разгадал скрытый в нем полководческий талант. Молодой воин был назначен командиром сотни и получил десять голов отборного скота. Значение этого боя, по крайней мере для Чаки, не исчерпывалось этими наградами. Сензангакона, его отец, после разгрома, учиненного бутелези, без присущих ему колебаний полностью подчинился Дингисвайо, а это означало, что теперь он не только станет прислушиваться к советам вождя мтетва, но и будет вынужден подчиняться его приказам.

Дингисвайо правильно рассудил, что не имеет смысла сворачивать так удачно начатый поход, не приведя в покорность и остальных соседей бутелези. Войско мтетва двинулось на Кали, сына Шапду, вождя эма-мбатени. Племя это успело скрыться на недоступной вершине горы Нтлазаче, что и спасло его от разгрома, но тем не менее во время прочесывания окрестностей был обнаружен и убит Нкомо, младший брат Кали.

Неожиданно свернув со своего пути влево, мтетва захватили врасплох Ньяныо, сына Согиди, вождя младшей ветви племени зламини. Вождь умер от ран, а племя признало верховенство мтетва. Затем, форсировав реку Умбекулози, мтетва добрались до Веси-Зиба – крааля Донды, вождя племени кумало. Тот, видя явное превосходство мтетва, подчинился их власти, так и не решившись принять бой…

Отметив отличившегося в сражении с бутелези Чаку, Дингисвайо продолжал пристально следить за его действиями на протяжении всей кампании. Его сотня решила исход большинства сражений, последовавших за битвой с бутелези, и это вовсе не потому, что остальные командиры уклонялись от боя. Несмотря на юношеский азарт, Чака не теряет из виду общую картину боя и появляется именно там, где он бывает нужнее всего. Если этот юноша не сорвется, ему вскоре можно будет поручить и полк.

Понравился Дингисвайо и Нгобока, но относительно него у вождя мтетва были свои планы. Что проку назначать его командиром сотни или даже тысячи – в армии мтетва и без него хватает способных военачальников, а то, что он по нраву может претендовать на место вождя племени сокулу, – обстоятельство весьма благоприятное. Пусть еще послужит, пусть заведет здесь побольше друзей, пусть убедится в могуществе мтетва и привыкнет считать дело мтетва своим собственным делом, и тогда, но только тогда, полезно будет помочь ему стать во главе родного племени. Это не потребует значительных затрат и даст Дингисвайо преданного и мужественного союзника. Чака полагал, что теперь мтетва повернут на юго-восток и расправятся с такими племенами, как цубе, цуну или тембу, но Великий решил иначе. Дингисвайо великолепно знал, что на севере крепнет сила ндвандве. Звиде, их вождь, пусть и разбитый в свое время Дингисвайо, несмотря па заверения в дружбе, напряженно следит за каждым шагом вождя мтетва и, стоит тому только оступиться, немедленно нанесет предательский удар в спину. Племя у Звиде многочисленное, и только дисциплина и отличная выучка полков мтетва обеспечивают им превосходство. С юга владычеству мтетва если и не угрожает, то, во всяком случае, успешно противостоит племя гвабе во главе с Пакатвайо. Гвабе далеко не так сильны, как мтетва или ндвандве, но, присоединившись к тем или другим, могут существенно изменить соотношение сил. Нет, пока что Дингисвайо не следует прибегать к крайним мерам, ему нужно добиваться объединения племен нгуни преимущественно мирным путем. Поэтому, не слушая советов горячих голов, вождь мтетва велел возвращаться домой.

Сотня Чаки на пути в родные места свернула к краалю Нгомаана, где командир ее намеревался рассказать о своих подвигах, а может, и просто покрасоваться перед близкими во всем блеске своего нового чина. Здесь, однако, вместо радостных объятий и веселой пирушки воины узнали о беде, невесть откуда свалившейся на самого Нгомаана и на всю округу. Не так давно в этих местах построил себе крааль незваный пришелец, который не только не испросил у старейшин разрешения на это, но и стал нападать на соседские стада и уводить скот. Буйный нрав и гигантский рост укрепили за ним прозвище Безумного великана. Нгомаан послал к нему нескольких воинов, дабы одернуть наглеца, но тут оказалось, что человек этот способен сражаться как разъяренный буйвол или носорог. К тому же и бой он ведет невиданными среди нгуни приемами. Вооружившись тяжелым топором с рукоятью из полированной слоновой кости, – второй топор и щит для отражения метаемых в него копий он держал в левой руке – Великан ринулся на подошедших воинов, и только кое-кому из них удалось спастись бегством. Из рассказов этих беглецов следовало, что человек этот одержим духами, а накурившись конопли, он забывает о всякой осторожности и атакует врагов, не считаясь с числом их. Все свято уверовали в правдивость их слов, а у Нгомаана не было под рукой достаточного количества воинов, чтобы еще раз испытать, так ли уж могущественны духи, помогающие пришельцу.

Вот эти невеселые новости Нгомаан и поведал Чаке, когда тот прибыл к нему доложить о своем возвращении. Старейшина округа попросил дать ему воинов, чтобы предпринять еще одну попытку избавиться от незваного гостя. Искреннее горе старого друга, а главное, какая-то обреченность в тоне всегда столь спокойного и рассудительного Нгомаана, опытного и в бою и в управлении округой, произвели тягостное впечатление на молодого воина. Нет, это не дело направлять своих воинов на рискованное предприятие под руководством другого, пусть даже прославленного индуны. Во главе их пойдет сам Чака. Этим он уплатит хотя бы малую часть своего долга народу мтетва. В почтительных выражениях, но весьма твердо Чака так и объявил старейшине, а поскольку дело это не терпит отлагательств, он тут же и попросил заметно повеселевшего Нгомаана прислать ему тех воинов, которые уцелели после злополучной схватки с Великаном.