Текст книги "Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ»"
Автор книги: Мануэль Саркисянц
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Корреспондент нацистской газеты «Volkischer Beobachter» с удовлетворением сообщал из Лондона, что там фактически действует общая воинская повинность для господствующих классов – «корпус офицерской подготовки» (Officer Training Corps). Во время всеобщей стачки 1926 г. – и вообще при каждой угрозе возникновения демонстраций – в качестве добровольных помощников полиции привлекались члены гольф-, теннис-, регби– и охотничьих клубов, которые все входили в «корпус офицерской подготовки». (Как отмечал Ханс Тост, «нескольких слов против <корпуса офицерской подготовки> было достаточно, чтобы виновный «дискуссионный клуб» был разогнан, а виновные ученики – если требовалось – выброшены из высшей школы». Можно привести в пример и Уильяма Джойса, которого называли «англичанин Гитлера», – он читал лекции, облачившись в форму корпуса офицерской подготовки.[519]519
354a. Thost, Als Nationalsozialist in England (Munchen, 1939), S. 82; J. A. Cole, Lord Haw-Haw and William Joyce (London, 1964), p. 31; G. StrobI, The Germanic Isle (Cambridge, 2000), quoting Morgen: Nationalsozialistische Jugendbldtter, № 11 und 12 (1935).
[Закрыть])
Они прошли… урок расы, научивший их избавляться от всех эмоций.
Уорсли Т. «Barbarians and Philistines», 1940 г.
Не пропускайте ни одного человека с задатками лидера – учите его думать имперскими категориями.
Саймондз Р. «Оксфорд и Империя»
«Чувствительный» – вежливая форма понятия «болезненный».
Чарлз Кингсли
БРИТАНСКОЕ ВОСПИТАНИЕ ВОЖДЕЙ КАК ПОДАВЛЕНИЕ СПОСОБНОСТИ К КРИТИКЕ И СОСТРАДАНИЮ
Даже в то время, когда Англия проповедовала защиту демократии от нацизма, «английское <элитное> образование… как по форме, так… и по содержанию строилось… на принципе фюрерства. <…> Паблик-скул по своей сути являются абсолютно недемократическими заведениями», – утверждал автор «Barbarians and Philistines» в 1940 г.[520]520
354b. Т. C. Worsley, Barbarians and Philistines. Democracy and the Public Schools (London, 1940), pp. 74, 7, 10, 16; Wilkinson, The Prefects, p. 178.
[Закрыть] Под варварами Мэтью Арнольд подразумевал английских эсквайров, а под «филистерами» – буржуазию. Степень заботы его отца, Томаса Арнольда, директора паблик-скул Регби, о «душах богатых» (в Регби) «можно сравнить лишь с тем, какой страх он испытывал перед недовольством бедняков. Изо дня в день он жил страхом революции».
«Исполненные яростной решимости отвергать «революцию» и «атеизм», во всякое время готовые защищать существующий общественный порядок от всякой критики», – так (незадолго до рождения Гитлера) охарактеризовал своих питомцев Томас Арнольд,[521]521
355. Hitler, Monologe im Fuhrerhauptquartier, S. 213:18./19. Januar 1942; Fortnightly Review, Juni 1882, p. 684f cited in Mack.
[Закрыть] отметив также, что его ученики почти не «отягощены грузом культуры и не имеют идей».[522]522
356. Hermann Keyserling, Reise durch die Zeit («Schweiz», 1948), S. 135, zitiert nach Geoffrey Field, H. S. Chamberlain, Prophet of Bayreuth, p. 359f; Mack, p. 72.
[Закрыть] Арнольд опасался, «что поощрение интеллекта может погубить «гораздо более важную вещь: характер». Другими словами, Арнольд предпочитал, чтобы культура была востребована лишь теми, «чьей функцией являлось обслуживание страны при помощи мозгов…» А для аристократии, у которой было более важное предназначение – управление, нравственные принципы, по мнению Арнольда, значили больше, чем всякие премудрости…».[523]523
357. Robert Briffault, Decline and Fall of the British Empire (New York, 1938); J. Wellard, Understanding the English (New York, 1937), quoted in: Mack, p. 449f.
[Закрыть]
Типичного английского эсквайра «не учили думать самостоятельно, и сам он не позволял себе этого. Лучшие представители данного класса очень редко являлись интеллектуалами, и, хотя среди них и могли оказаться люди, испытывавшие привязанность к книгам – наподобие привязанности к бутылке – они прекрасно понимали, что им лучше не выставлять свое увлечение напоказ», – утверждалось в книге «Эсквайр и его родичи».
«То, что вы называете невежеством, – это ваша сила… Книги пагубны. Это проклятие человечества…» (Дизраэли, «Лотарь»). «Какое счастье для правителей, когда люди не думают! Думать следует только при отдаче… приказа, в противном случае человеческое общество не могло бы существовать» (Адольф Гитлер, «Монологи»). Хили Хатчинсон Олмонд, директор школы Лоретто под Эдинбургом начиная с 1862 г., прямо-таки ополчился против изучения литературных произведений, требуя уделять внимание не литературе, а дисциплине и силе. Олмонд уверял, что «для полка доценты еще вреднее, чем для <элитарных> школ», что хранителей империи формирует не книжное знание, не педантизм и дотошность, а охота на оленей и футбол. Значение имела лишь «физическая активность нашей имперской расы». Ведь «не ученый педант… но человек со стальными нервами и животным духом может предотвратить бедствия, которыми грозят будущие мятежи <туземцев, как, например, мятеж в Индии 1857 г.>». Ведь «первое условие преуспеяния нации заключается в том, что это должна быть нация здоровых животных», – повторял (слова Герберта Спенсера) в своих поучениях директор Олмонд.[524]524
358. Mangan, Games ethics and Imperialism, p. 27–28.
[Закрыть] И вообще «он очень много говорил о насилии, силе, борьбе… и жесткости, его проповеди изобиловали выражениями из лексикона… неоспартанского воина, не терзаемого сомнениями» – лексикона, созданного, чтобы разить с силой и мощью, сохраняя суровые колонии от бабьей изнеженности и пороков. Олмонд и ему подобные считали себя воинствующими священнослужителями и вместе с тем своего рода «тренерами». С кафедры Олмонд проповедовал самое настоящее мускулистое христианство, например, в проповеди «Долг силы» (которая напоминала императив Киплинга: «Будь готов! будь готов! и еще раз будь готов!»): «Быть сильным – не смейте нарушать эту божью заповедь», потому что «Бог хранит могущество, тех, кто уверенно идет вперед к окраинам империи… чтобы управлять судьбами мира» – во имя «Бога и страны <Англии>»[525]525
359. Ibid., p. 25–27; Rudyard Kipling, Land and Sea Tales for Scouts and Guides (London, 1951), p. VI.
[Закрыть] (видимо, с криками «ура» и «аминь»).
Столь имперская форма благочестия побуждала «испытывать к жителям континента такое же презрение, как к кафрам». Такое мировоззрение, разумеется, являлось крайним выражением этноцентризма,[526]526
360. Mangan, Games ethics and Imperialism., p. 27.
[Закрыть] который подпитывался осознанием собственного классового превосходства и отождествлением себя с «расой господ». Олмонд полагал, что расширение избирательного права «не принесет нации истинного благосостояния». Говоря о воспитании правящего класса, Олмонд настаивал на необходимости «обособлять этот класс и ставить его выше других… причем интеллектуальная сторона не имеет большого значения».[527]527
361. Ibid., p. 23f.
[Закрыть] Если верить тому, что говорится в книге «Школьные годы Тома Брауна», ученики паблик-скул Регби не отличались ни мудростью, ни остроумием, ни красотой, однако благодаря своим бойцовским качествам они «веками держали в покорности мир – будь то леса Америки или плато Австралии. Ныне же они составляют костяк мировой империи, в которой никогда не заходит солнце».[528]528
362. Houghton, p. 203.
[Закрыть] Само собой разумеется, что цель достижения мирового господства ставила перед британскими элитными учебными заведениями задачу культивировать мускулы, а вовсе не чувства или дух.[529]529
363. Ibid., p. 202.
[Закрыть] Притом англичане считали, что тип человека, сформированный таким воспитанием, «бесконечно выше философствующих немецких увальней или тонконогих французских интеллектуалов, разглагольствующих о политике и искусстве».[530]530
364. Noel Gilroy Annan, Leslie Stephen. His thought and character in relation to his time (London, 1951), p. 38, cited in: Houghton, p. 202.
[Закрыть]
Потому британский истеблишмент считал Байрона и Шелли «изнеженными натурами – не только за их способность к состраданию и чувствительность, но уже за их физическое отвращение к мясу и алкоголю».[531]531
365. H. John Field, Toward a Programme of Imperial Life, The British Empire at the turn of the Century (Oxford, n. d.), p. 39; Houghton, p. 202: «Moral attitudes».
[Закрыть] Ведь английское представление о мужественности было поистине неоспартанским: стоицизм, смелость, выносливость. Эти добродетели являлись неотъемлемой частью воспитания в английских паблик-скул наряду с дисциплиной, буквально воплощенной в «стиснутых зубах».[532]532
366. J. A. Mangan, Games and the ethics of Imperialism (Harmondsworth, England, 1985), p. 147.
[Закрыть] Настоящий «мужчина, стиснув зубы, неуклонно движется вперед; гибнут лишь жалкие слабаки».[533]533
367. Houghton, p. 205.
[Закрыть] Эсэсовцы Генриха Гиммлера должны были во всем придерживаться аналогичного правила: «необходимо… чтобы они не размякали, а действовали, стиснув зубы».
Англичане – и вслед за ними немцы (к своему несчастью) – ошибочно принимали привитую им черствость за «силу», а чувствительность – за слабость. Слабость считалась признаком низшей расы не только во времена викторианского империализма.[534]534
368. Francis Hutchins, The Illusion of Permanence. British Imperialism in India (Princeton, USA, 1967), p. 72. 368a. Albert Speer, Erinnerungen (Frankfurt, 1969), S. 181, 403, 446.
[Закрыть] Даже в последние дни своей жизни Адольф Гитлер не изменил этим убеждениям: он пришел к выводу, что «будущее принадлежит более сильному восточному народу» – а до этого он стремился сделать немцев «жесткими, как кожа и твердыми, как крупповская сталь». Девиз национально-политических воспитательных заведений нацизма гласил: «Будь тверд». «Чем жестче и суровее воспитание, тем лучше конечный продукт. И у меня нет сомнений, что такой результат уже достигается», – заметил один наставник паблик-скул после знакомства с системой воспитания гитлеровской элиты в 1937 году, с искренним удовлетворением отметив параллели между национал-социалистской и английской системами.[535]535
369. J. W. Tate, «Nationalpolitische Erziehungsanstalten and the English Public Schools», in: Zeitschrift fur Erziehung, VI (1937), S. 162f, 171.
[Закрыть]
Такие параллели прослеживаются и в воспоминаниях воспитанника одной из «наполас», пишущего о необходимости показной жесткости, которую прививали всем ученикам этих школ. О личных чувствах в «наполас» полагалось молчать: их наличие считалось слабостью и вызывало смех. Но самым ужасным считалось быть не таким, как все, о чем говорил Ханс Мюнхенберг в интервью австрийскому телевидению.[536]536
370. Fernsehkanal 3 Sat am 5. September 1996; Hans Miinchberg, Gelobtsei, was hart macht. Ausdem Leben eines Zoglings derNationalpolitischen Erziehungsanstalt Potsdam (Berlin, 1991), S. 48, 122ff, 181.
[Закрыть] Все сказанное относится к гитлеровским «наполас», тогда как в английских паблик-скул большинство, ориентированное на атлетизм, уже не запугивало «чувствительное меньшинство» и «других» учеников с помощью прежних грубых методов, а, похоже, перешло к чисто словесному глумлению.[537]537
371. Mack, p. 216, 138, quotes Macmillan's of March 1870, p. 406; Mihran Dabag und Kristen Piatt (Hrsg.) Genozid und Moderne (Opladen, 1998), S. 131.
[Закрыть] Традиция высмеивать гениальность как «смешное» отклонение, подавлять социальное, нравственное и интеллектуальное своеобразие прослеживается в английских паблик-скул начиная с 1870 г. Так что более чем сомнительно, чтобы британский истеблишмент перестал считать английский романтизм Байрона и особенно Шелли выражением их «изнеженной натуры».[538]538
372. Houghton, p. 202.
[Закрыть]
Перси Биши Шелли (1792–1822) стал жертвой «гляйхшальтунга», политики враждебной по отношению к индивидуальности. С самых ранних лет проявилась его неприспособленность к английской реальности с ее строгим иерархическим устройством. Даже внешне он не соответствовал «нормам», предъявляемым английской системой: в десять лет, когда его отдали учиться в «академию» Лайон-хауса (в 1802 г.), он слегка напоминал девочку, и соученики встретили его громкими насмешками. Преподавателям не удалось воспитать у Шелли привычку властвовать и повиноваться, его не привлекали ни драки, ни состязания, он не желал тиранить младших – даже в Итоне, воспитавшем виднейших молодых вождей Британии, в Итоне, порядки которого Шелли был вынужден терпеть с двенадцати до восемнадцати лет. Непривычный интерес к литературе и нежелание приспосабливаться сделали его объектом травли со стороны других учеников. При его появлении сотни будущих «властителей» поднимали крик: «Шелли, Шелли!» Они выбивали из его рук книги, рвали одежду. Но никакие издевательства, никакая обструкция со стороны коллектива не смогли сломить его и заставить приспосабливаться. Эти ранние гонения, помимо чувства одиночества, оставили в его душе ненависть к тирании. Через всю лирику Шелли красной нитью проходит мотив бунта, на который решаешься после долгого героического терпения. Его «Королева Маб», мечта, выраженная в форме сна (1813), считается самым революционным документом Англии того времени: в нем выносится обвинение тогдашней религии, имущественным и властным отношениям.[539]539
373. Kenneth Neill Cameron, The young Shelley. Genesis of a Radical (New York, 1950), p. 7–11, 37, 273.
[Закрыть] А в 1819 г., находясь за пределами Англии, он написал следующие строки: «Промчатся звучные слова, / И будет сила их жива, / Сквозь каждый разум их печать / Блеснет опять – опять – опять: / Восстаньте ото сна, как львы, / Вас столько ж, как стеблей травы; / Развейте чары темных снов, / Стряхните гнет своих оков, / Вас много – скуден счет врагов!».[540]540
374. Marilyn Butler, Romantic rebels and reactionaries in English literature and its background 1760–1830 (Oxford, 1981), p. 148; Маскарад анархии / Пер. К. Бальмонта // Шелли П. Б. Избранное. М.: Терра. 1997. С. 100.
[Закрыть]
Лорд Байрон (1788–1824), учившийся в паблик-скул Харроу, тоже получил в детстве психическую травму, связанную с отношением соучеников к его хромоте.[541]541
375. Friedrich Heer, Europa, Mutter der Revolutionen (Stuttgart, 1964), S. 29.
[Закрыть] Вероятно, эта травма способствовала желанию Байрона бороться с «тиранией на небесах и на земле». На какое-то время он стал «источником силы не только для угнетенных эллинов, за которых отдал жизнь. Он на время стал настоящим знаменосцем свободы для всех, кого преследовали за политические убеждения во Франции, Испании, Италии, Польше и Германии»: «Я научу камни восставать против тиранов земли», – восклицал он. Вполне понятно, что в самой Англии значительная часть лирики Байрона долгое время замалчивалась.[542]542
375a. Ifor Evenas, Geschichte der englischen Literatur (Munchen, 1983), S. 68.
[Закрыть] В 1812 г., выступая в лондонской верхней палате, Палате лордов, Байрон заявил: «Разве мало крови <бунтарей> на вашем уголовном кодексе, что надо проливать ее еще, чтобы она вопияла к небу и свидетельствовала против вас?»[543]543
376. K. N. Cameron, The young Shelley, p. 162; Речь, произнесенная в палате лордов 27 февраля 1812 года во время обсуждения билля против разрушителей станков / Пер. О. Холмской. // Байрон Дж. Г. Собр. соч. в четырех томах. М.: Правда. 1981. Т. 2. С. 129.
[Закрыть] «Смуглая раса с берегов Ганга до основания потрясет вашу империю тиранов». Байрон «всего себя положил на борьбу… с бесконечной черной… бездной британских филистеров», – писал Мэтью Арнольд. Однако грезы мятежных романтиков и даже позднейшие гуманистические увещевания критиков империализма не могли ослабить имперский энтузиазм буржуазии и значительной части рабочих, энтузиазм, выпестованный чарлзами кингсли, бенджаминами дизраэли и джозефами чемберленами.
Клеймо проклятья лежало на тех, кто культивировал в себе не черствость, а чувствительность: так было в расистско-империалистической Англии, к этому же пришли и «наполас» и «гитлерюгенд» (не говоря уже об СС). Не только великие английские романтики – до сих пор более ценимые за пределами Англии, чем у себя на родине, – считались «больными, истеричными и спазматическими индивидами».[544]544
377. Houghton, S. 201.
[Закрыть] Популярный британский писатель Чарлз Кингсли «сорвал маску» и с Шекспира, обнаружив в его сонетах признание ущербности – неспособности быть сильным («чувствительный» – вежливая форма понятия «болезненный»»[545]545
378. Charles Kingsley, «The limits of exact science as applied to history: The Roman and the Teuton»: Works, Vol. X, p. 331, quoted in: Houghton, p. 205.
[Закрыть]). Такое же клеймо стояло и на интеллектуальности, якобы порождающей «непочтительность» по отношению к установленному.
Критерием принадлежности к группе вождей считалась не ученость, а характер[546]546
379. The Edingburgh Review (April 1897), p. 356, 371, quoted in: Mack, p. 214.
[Закрыть] – причем в понятие «характера» входило самообладание, доходящее до полной отрешенности от чувств. (В контексте фашизации мещанского субъекта отмечается, что воля – это и есть «характер в действии».[547]547
380. Wolfgang Hong, Die Faschisierung des burgerlichen Subjekts. Ideologic der gesunden Normalitat (Berlin, 1986), S. 92.
[Закрыть]) Эдвард Мэк, британский историк, изучавший паблик-скул и их имидж, охарактеризовал воспитание в этих школах как «систему организованной жестокости», которая либо истязаниями, либо глумлением «атрофирует любые эмоции или гуманные чувства новичка». «Холодность и бесчеловечность благовоспитанного англичанина – вот результат…» А «муштра и наказания, которые ему <англичанину> пришлось снести, вымещаются потом на покоренных расах».[548]548
381. Mack, p. 451.
[Закрыть]
Поверь мне, есть вещи, которых лучше не знать. Да, именно здесь невежество является счастьем… Безумие – быть мудрым.
Дж. Уэллдон (Директор паблик-скул Харроу) [549] 549
381a. J. E. C. Welldon, Youth and Duty. Sermons to Harrow Schoolboys (London, 1907), p. 69.
[Закрыть]
Какое счастье для правителей, когда люди не думают!.. В противном случае человеческое общество не могло бы существовать.
Адольф Гитлер
Самообладание <как> первая и последняя из добродетелей.
Чарлз Кингсли
САМОКРИТИКА И УТРАТА САМООБЛАДАНИЯ КАК СМЕРТНЫЕ ГРЕХИ В ИМПЕРИИ
Дж. О. Миллер, директор Бишоп-Ридли-колледжа в Онтарио, видел начало всех добродетелей в «самообладании, основе любого характера» (1904).[550]550
382. Adolf Hitler, Monologe im Fuhrerhauptquartier. Hrsg. von W. Jochmann (Hamburg, 1980), S. 213:18./19. Januar 1942; Mangan, Games and the ethics of Imperialism, p. 147.
[Закрыть] Человека с такими взглядами изобразил Джозеф Конрад (1857–1924): его Олвен Гарвей боится выражения чувств и проявления энтузиазма больше, чем огня, войны или чумы. Если что-то и следует подавлять любой ценой, так это эмоции, – считает герой Конрада.[551]551
383. Joseph Conrad, «The Return» (Tales of Unrest): J. Conrad, El Regreso (Mexico City, 1995), p. 6, 8, 10ff.
[Закрыть] Опыт изучения нацистских почитателей «британской расы господ» привел Ханну Арендт к выводу, что представление об утрате самообладания как о величайшем грехе («самообладание <как> первая и последняя из добродетелей»[552]552
384. Arendt, S. 312.
[Закрыть]) дало начало «нравственному кодексу убийц».[553]553
385. Brenda Colloms, Charles Kingsley. The Lion of Everley (London, 1975), p. 288.
[Закрыть] (О стремлении эсэсовцев воспитать в себе твердый, жесткий характер говорил оберфюрер СС Вернер Бест, долго работавший под руководством Гейдриха: «Сознательное подавление чувств… стало… неотъемлемой чертой фюреров СС».) В соответствии с этим кодексом деятельность какого-нибудь Рейнхарда Гейдриха* – в частности, подготовка им массовых убийств – считалась бы менее «греховной», чем его игра на скрипке.
(* Гейдрих Рейнхард (1904–1942) – шеф Главного управления имперской безопасности (PCXA), с 1941 г. – зам. имперского протектора Богемии и Моравии, один из создателей системы концлагерей.)
Ведь первое требовало от него самого жесткого самообладания, второе же было обусловлено избытком чувств и отсутствием самоконтроля. Еще военный инструктор Гейдриха насмехался над «вдохновенной игрой» и эстетическим самозабвением своего подчиненного: «Гейдрих, можете идти. Вы меня растрогали!».[554]554
386. Gunther Deschner, Reinhard Heydrich. Statthalterdertotalen Macht. Eine Biographie (Esslingcn, 1977), S.29, 30; Ulrich Herbert, Best. Biographische Studien (iber Radikaiismus, Weltanschauung und V ernunft 1903–1989 (bonn, 1996), s. 24, 44, 227, 421.
[Закрыть] Чтобы «видеть горы трупов и сохранять приличие», необходимо проявлять самообладание: так объяснял эсэсовцам целесообразность этого качества Генрих Гиммлер. Сам Гиммлер сетовал на изнеженность человеческого материала, из которого ему приходилось делать фюреров для своих СС: «И что это нынче многие из молодых вождей, молодых людей нежны как мимозы… они могут умереть просто от мировой скорби». Конечно, мировая скорбь представляется нецелесообразной для дела таких людей, как Гиммлер, для тех, чей императив – неизменно стиснутые зубы.
Идея приспособления к биологически целесообразным вещам составляла и суть воззрений на государство соперника Генриха Гиммлера – Альфреда Розенберга. «Целесообразность означает развитие живого существа, нецелесообразность – его гибель… Форма и целесообразность – не «части вечной истины», а сама истина…»[555]555
387. Heinrich Himmler, Geheimrden, S. 44: Rede (vor SS-Fuhrern) vom 8. November 1938; Rudolf Hoss, Kommandant in Auschwitz. Autobiographische Aufzeichnungen von Rudolf Hoss (Stuttgart, 1961), S. 15; Harold Welzer, «Massenmord und Moral», in: M. Dabag und K. Platt (Hrsg.), Genozid und Moderne (Opladen, 1998), S. 270; Alfred Rosenberg, Der Mythus des zwanzigsten Jahrhundert, S. 683.
[Закрыть]«Утилитаристскую истину» английского обывателя – идею целесообразности, пользы – разоблачал еще поэт Мэтью Арнольд. Он, в частности, выступал против системы воспитания в паблик-скул, основанной на утилитаристской традиции.[556]556
388. Houghton, p. 118.
[Закрыть] Что полезного в живописи и музыке? «Цветы выглядят мило, но это бесполезные цветы», – так звучит кредо английских буржуазных утилитаристов.[557]557
389. Ibid., p. 115, quotes: Athenaeum, Nr. 418 of 31. October 1835, p. 817.
[Закрыть] Естественно, что в такой мещанской системе ценностей искусство и философия – собственно культура – считались бесполезными.[558]558
390. Houghton, p. 115.
[Закрыть]
Если же буржуа в результате утраты положения теряет свою идентичность, лишается своих средств – а тем самым и смысла своей жизни – он начинает искать вождей, которые выведут его из возникшего онтологического вакуума;[559]559
391. James M. Rhodes, The Hitler Movement. A modern millenarian movement (Stanford, 1980), p. 146.
[Закрыть] и такое положение вещей представляется вполне закономерным. Мещанский утилитаризм выливается в нигилизм, как, например, в заявлении персонажа Ханса Йоста*: «Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету».[560]560
392. Hanns Johst, Schtageter, Schauspiel (Munchen, 1933), S. 26f.
[Закрыть]
(* Йост Ханс (1890–1978) – нем. драматург и поэт, с 1935 г. – председатель Имперской палаты литераторов, автор пьесы «Шлагетер», в которой появляется цитируемое изречение.)
Именно в увиливании от подобного использования револьвера обвинял немецкий образованный класс Йозеф Геббельс в журнале «Das Reich». Он критиковал «интеллектуалов» и им подобных за то, что они менее мужественны и храбры, чем простые люди.[561]561
393. Deutscher Kurzwellensender, Berlin (Zeesen) in einer Sendung von 1939.
[Закрыть] В таком контексте формулу «Как человек немецкой крови может быть интеллектуалом?», которую лондонское радио, вещавшее на немецком языке (в 1940 г., когда над Англией нависла смертельная опасность) повторяло вслед за национал-социалистами, не следует расценивать как риторический поклеп. Правда, доктор Геббельс мог бы запросто сослаться на изречение Джона Рёскина (1819–1900) (но уж никак не на немецкую классическую традицию, ни на прусские порядки), звучавшее совершенно в буржуазно-британском духе; во всяком случае, оно целиком соответствовало воззрениям Геббельса: «…Метафизики и философы… – величайшее в мире зло… Тираны могут принести какую-то пользу, поскольку учат людей покорности… метафизики же всегда вводят людей в заблуждение… их всех надо вымести прочь… словно пауков, мешающих… делу».[562]562
394. John Ruskin, Works. Edited by E. T. Cook & Ado Waderburn, Vol. V (London, 1902), S. 334.
[Закрыть]
Еще в 1880 г. проповедник британского империализма и служитель «мускулистого христианства» Чарлз Кингсли[563]563
395. David Newsome, Godliness and good learning (London, 1961), p. 197f.
[Закрыть] высказывал идеи, звучавшие совершенно в духе будущего «гитлерюгенда» (особенно времен Олимпиады 1936 г.): если благодаря тренировке тела «расширяется грудь и твердеют мышцы, то уменьшается и склонность раздумывать о несправедливости судьбы и обвинять общество за его недостатки».[564]564
396. Charles Kingsley, «Great cities and their influence for good and evil»: Sanitary and Social Lectures and Essays (1880) = Ch. Kingsley, Works, Ы. XVIII (London, 1961), p. 210–212.
[Закрыть] «Больше спорта, меньше чтения – от этого работники станут энергичней и преданней».[565]565
397. Houghton, p. 121.
[Закрыть]
Однако даже в 1880 г. эти «взгляды» не были новыми. В 1779 г., в эпоху французского Просвещения Эдмунд Бёрк говорил о необходимости подчинить себе невежество и предрассудки, чтобы с их помощью заставить массы охотно соглашаться со своим положением. Лорд Кеймс предупреждал, что знание является опасным приобретением для бедняков: «образование… вкладывает им в головы химерические представления и нелепые фантазии – тем, кому в руках следует держать кайло…» После того, как свершилась французская революция, в периодическом издании «John Bull» было опубликовано такое предупреждение: «Мы обучаем бедных, и что они говорят в ответ? Они утверждают, что они слишком хороши для нудной и тяжелой работы…»
Полемика считалась «ядом для умов простого народа». Она вела к нарушению субординации и требованиям равенства. Поэтому необходимо было не давать низшему классу «возможности вступать в дискуссии… получать образование и выражать протесты». «Разум выступает за критику, традиция – за безоговорочное почтение», следовательно, «образованный народ осмелится подвергнуть сомнению авторитет власти», а это не может не вызывать беспокойства. Все тот же «John Bull» кричал об опасностях, возникающих в момент, «когда слуги идут против своих хозяев, а ремесленники начинают строить из себя философов».[566]566
397a. Don Herzog, Poisoning the Mind of the Lower Orders (Princeton, N.J., USA, 1998), pp. 47, 78, 92f (quoting John Bull of 30. October, 1825, № 5 (44), p. 348), XI, 37, 84 (quoting «A Country Gentleman, Consequences of scientific education to the working classes of the country» (London, 1826), p. 277; Brian Simon, Studies in the history of Education 1780–1870 (London, 1969), p. 134, quoting B. Hammond, The Town Labourer. 1760–1832 (1917), p. 321.
[Закрыть] «Низшие классы станут бороться за привилегии, и в результате само подчинение – основа управляемости – перестанет существовать».
Тревогу вызывала и мысль о всеобщей грамотности. Яростным противником идеи предоставить рабочим возможность получать высшее образование был Артур Веллингтон: «Люди подобного сорта становятся так называемыми юристами, склонными оспаривать приказы и проворачивать махинации, направленные против их начальства».[567]567
397b. G. R. Gleig, A life of Arthur Duke of Wellington (London, 1973), p. 401, quoted by Peter Stanley, White Mutiny. British military culture in India (New York, 1998), p. 21.
[Закрыть] Еще в 1800 г. архиепископ Сэм Хорсли утверждал, что чернь не должна интересоваться законами, а должна лишь слепо подчиняться им. Школы, по мнению этого архиепископа, могли научить низшие сословия только неуважению к господам.[568]568
397c. Don Herzog, p. 79.
[Закрыть] В такой ситуации возражения партии тори против распространения образования получили широкую и длительную поддержку. «Образование… может нанести вред нравственному состоянию и счастью… неимущих… Вместо того, чтобы сделать из них хороших слуг… как предназначено им судьбой, вместо того, чтобы учить их подчиняться, образование сделает их… упрямыми; получив образование они смогут читать бунтарские… книги… оно воспитает в них дерзкое отношение к своим властителям».[569]569
397d. Brian Simon, Studies in the History of Education, 1780–1870 (London, 1969), p. 132, quoting Davies Giddy from Parliamentary Debates (Hansard), Vol. IX, p. 798:13. July, 1807.
[Закрыть] В 1832 г. истеблишмент отреагировал на призывы дать народу образование следующим образом (вероятно, исходя из собственного опыта): «Знание только вносит беспокойство в умы и отвлекает людей от полезной работы».[570]570
398. Wilhelm Dibelius, England (Leipzig, 1929). Halbband II, S. 145.
[Закрыть] Еще более серьезные подозрения вызывало поощрение образования и чтения среди солдат, грозившее подорвать политическую надежность королевской армии. Даже реформатор Генри Маршалл отмечал, что книги «заставляют солдат подвергать сомнению мудрость командующих ими офицеров и превращают солдат в бунтовщиков».[571]571
398a. Peter Stanley, White Mutiny. British military culture in India (New York, 1998), p. 43, quoting William Marshall, Military Miscellany (London, 1846), p. 320.
[Закрыть]
Страхи консерваторов перед распространением знаний среди низших сословий достигли своего апогея в книге «Опасности философии». Одно только выслушивание философских доводов способно свести с ума и погубить героиню этого романа.[572]572
398b. Sophia King Waldorf, or The Dangers of Philosophy (London, 1798), I, pp. 117–127, cited by Don Herzog, Poisoning the Mind of the Lower Orders (Princeton, N.J., USA, 1998), p. 105.
[Закрыть] Хотя эта книга вышла в 1798 г., некоторые особенности ее подхода к данной проблеме сохранялись на протяжении всей эпохи британского империализма.
Антиинтеллектуализм карлейлев и кингсли соответствовал тому менталитету, который нашел свое олицетворение в аллегорическом образе Джона Буля – практичного человека, косноязычного и невежественного, но при этом берущего верх над ученым и красноречивым оратором, действующим в согласии с логикой. Джон Буль побеждает потому, что понимает «факты природы» и следует именно законам природы[573]573
399. Thomas Carlyle, Past and Present (1843), Book III, Chapter v (London, 1897), p. 158.
[Закрыть] – то есть «железным законам бытия», на которые ссылался Адольф Гитлер.
Согласно Чарлзу Кингсли, который прошел путь от проповедника расового империализма до кембриджского профессора (истории…), «для исцеления» (sic: видимо, для «исцеления социальных проблем») «разум не столь важен, как привычка». Гитлер – как и Кингсли, глашатай империи – считал, что доверия заслуживают не ум, не сознание, не «мудрствование наших интеллектуалов», а инстинкты.[574]574
399a. Hitlers Zweites Buch = Institut fur Zeitgeschichte, Quellen und Darstellungen, VII (Stungart, 1961), S. 76; Hermann Rauschning, Gesprache mit Hitler (Zurich, 1940), S. 211.
[Закрыть] В конечном счете и Чарлз Кингсли, и Адольф Гитлер в принципе сошлись бы на следующем императиве:[575]575
400. Charles Kingsley, His Letters and Memories of his Life (London, 1877), Ы. I, p. 66–70.
[Закрыть] «Думай мало, а читай еще меньше».
Согласно Джеймсу Энтони Фруду (1888)*, даже в делах «религии важна не ее истинность, а успех»;[576]576
401. J. A. Froude, Short Studies on great subjects (London, 1888), IV, p. 238.
[Закрыть] в еще большей степени это относилось к пропаганде.
(* Фруд Джеймс Энтони (1818–1894) – англ. историк и публицист, автор «Истории английской Реформации», друг Т. Карлейля.)
Создатель Третьего рейха также подчеркивал (в «Mein Kampf»), что главное – это успех, а отнюдь не мораль: «Победителя… не спрашивают, правду он сказал или нет. Когда начинаешь войну, важно не право, а успех».[577]577
402. Adolf Hitler, Rede vom 22. August 1939 vor den Oberbefehlshabem: Ernst Klee & Willi Dressen, «Gott mit uns». Deutscher Vernichtungskrieg im Osten (Frankfurt, 1989), S. 12.
[Закрыть]
Британцам присуще «умение подстраивать средства под цели», утверждал историк Уолтер Хотон. И действительно, оправдание средств целями с давних времен было характерной чертой англичан, которую полностью выявили строители Британской империи.
Хотон отмечал также «нелюбовь британцев к абстрактному мышлению и мечтательности», поясняя, что «среднее и высшее сословия были проникнуты презрением или же страхом по отношению к интеллектуальной жизни, как умозрительной, так и художественной, и к либеральному образованию, которое питало ее». (Словосочетание «либеральное образование» до сих пор пугает англичан. Именно с этим словосочетанием связывается «презрение, которое испытывает средний класс по отношению к знаниям и культуре вообще», – писал Т. Уорсли.)
Прагматическая подгонка средств под цель давно стала нормой для англичан, а тем более для создателей Британской империи. В период ее высшего расцвета как буржуазия Англии, так и высшее общество были полны презрения к интеллектуальной жизни и даже испытывали страх перед ней. Еще Ричард Кроссмен** говорил о том, что «интерес к идеям или беспокойство по поводу соблюдения принципов в британской политике считаются недостатками».[578]578
403. R. H. Crossman, Introduction to W. Bagehot, The English Constitution (1974), p. 32; Houghton, p. 110.
[Закрыть]
(** Кроссмен Ричард Хоувард Стаффорд (1907–1975) – англ. полит. деятель и психолог.)
«Антиинтеллектуализм – почти столь же английское, сколь и викторианское явление», – пишет Уолтер Хотон в своем исследовании, посвященном британскому менталитету в 1830–1870 гг.[579]579
404. Houghton, p. 105.
[Закрыть] Философствование и «вообще умозрительные рассуждения в Англии времен творцов империи оказались в немилости. Они были не по вкусу английскому «воспитанному классу». Ведь в других местах – начиная с Франции – политическое теоретизирование привело к революции». Поэтому для «англичан… идеи стали объектом антипатии, а мыслители представлялись злодеями». «Размышления революции» Бёрка (1790) – еще один контрреволюционный трактат. Радикальный интеллектуал становится чем-то вроде пугала… Одно время слово «философ» расценивалось в Англии как ругательство… обозначавшее атеиста и бунтовщика». «Контрреволюция защищается антиинтеллектуализмом»; «разум и инициатива отдельных мыслителей всегда подпадают под подозрение», – писал М. Батлер.[580]580
405. Matthew Arnold, «The function of Criticism at the present time» (1864): Essays in Criticism, First Series (London, 1875), p. 18; Matthew Arnold, Philistinism in England and America (Ann Arbor, 1974): Houghton, p. 112f; Marilyn Butler, Romantics, Rebels and Reactionaries. English Literature and its backgrounds 1760–1830 (Oxford, 1981), pp. 55, 165.
[Закрыть] Талантливым людям, обладавшим блестящим умом, давали обидные прозвища: «мозговитый», «высоколобый», отражавшие враждебное отношение «самодовольного, не думающего общества ко всякой странной рыбе, осмеливавшейся потревожить стоячую воду демонстрацией своего ума», – писал автор книги «Эсквайр и его родичи». Об этом говорится и в «Истории английского патриотизма» (1913) (за пятнадцать лет до того, как Геббельс пожаловался, что интеллект «отравил» немецкий народ): «Самое большее, на что способен интеллект, – … создавать хитрых мошенников, каждый <из которых> действует ради достижения своих целей, предавая… остальных». Зато «совершенный патриот воистину близок к совершенному святому…»[581]581
406. Wingfield-Stratford, The Squire and his Relations, p. 412; J. Goebbels, Michael. Ein deutsches Schicksal in Tagebuchblattern (Munchen, 1931), S. 76; Wingfield-Stratford, History of English Patriotism, p. XXXII, XXXIII.
[Закрыть]
Британские воспитатели вождей-патриотов в полной мере отдавали должное подобному «мускулистому благочестию», которое должно было сделать их питомцев неуязвимыми для соблазнов интеллекта. О том, что воспитание имперских вождей не подразумевает формирования ни духа, ни сердца, громогласно заявляли сами панегиристы британских паблик-скул. Они вновь и вновь открыто говорили, что будущие вожди должны быть сверхдисциплинированными. Ведь, в конечном счете, именно этому качеству Англия обязана «приобретением, сохранением и дальнейшим развитием… империи», – так лет за пять до учреждения Адольфом Гитлером «наполас» утверждал директор школы Харроу, Сирил Норвуд (1875–1956).[582]582
407. Cyril Norwood. The English tradition of education (London, 1929), p. 3–7, cited in: Edward Mack, Public Schools and British opinion since 1860 … The evolution of an English institution (New York, 1941 – reprint 1973), p. 422; Henry S. Salt, Memories of bygone Eton (London, n. d.), p. 210.
[Закрыть] В 1936 году – год мирового успеха Гитлера, которого он добился благодаря проведению Берлинских Олимпийских игр, – в той же Англии все еще бесспорным считалось, что при воспитании будущих британских вождей спорту надо придавать намного больше значения, нежели интеллекту; при этом «никого не беспокоило, что паблик-скул-бойз не станут мыслить самостоятельно – неважно, о политике или о чем-то другом… Для большинства учеников и их наставников наука оставалась чем-то недостойным джентльмена…»[583]583
408. Mack, p. 370.
[Закрыть] И замечание Бернарда Шоу (сделанное им в пьесе «На мели» в 1933 г. – год захвата Гитлером власти) о «широко распространенном в Англии недуге – атрофии мозга»[584]584
409. R. Griffiths, Fellow-Travellers of the Right … for Nazi Germany (Oxford, 1983), p. 29;
[Закрыть] вряд ли могло ослабить волю англосаксонской расы к власти во имя собственного благоденствия. Соответственно и наблюдение пионера вильгельмовского империализма Карла Петерса о том, что англичанин не читает серьезных книг,[585]585
410. На мели / Пер. E. Голышевой // Шоу Б. Поли. собр. соч. Т. 6. Л., 1981. С. 66.
[Закрыть] в основном оправдывалось следующим образом: для борьбы за «место под солнцем» важны не книги… и тем более не ум. (Ведь Карл Петерс как-то заявил: «По мне приятней… заниматься торговлей свиньями, чем… иметь дело с „Критикой чистого разума“» (Канта); «когда профессор излагает свои взгляды… это… не более чем вой собаки на луну».[586]586
411. Carl Peters, Die Grundung von Deutsch-Ostarika. Kolonialpolitische Erinnerungen und Betrachtungen (Berlin, 1906), S. 27, 35.
[Закрыть]) Тот факт, что в Англии и поныне считается бестактным говорить о книгах – поскольку собеседник, возможно, не читал их, – не нанес никакого ущерба «изящным английским манерам», а скорее сделал их еще более образцовыми для Германии.
Тем временем совет, данный англичанином в 1856 г.: «Держи свой интеллект в тайне, используй простые слова, говори то, чего от тебя ожидают»,[587]587
412. Walter Bagehot, «The character of Sir Robert Peel»: Works, III, p. 5, quoted in: Houghton, p. 124.
[Закрыть] – уже давно годился не только для англоязычного мира. «Спасение твоей страны, твоей карьеры, сохранение твоего душевного мира – в этом была неотразимая притягательность антиинтеллектуализма».[588]588
413. Houghton, p. 128.
[Закрыть] «Атрофию способности иметь собственное мнение усиливала боязнь нарушить традиционный кодекс поведения, кодекс, который от всех требует компромисса в выборе между справедливостью и несправедливостью, правдой и неправдой – и люди идут на этот компромисс, боясь быть непохожими на других и <в результате> нажить врагов».[589]589
414. Edinburgh Review, 1897, p. 355, 360, 368, 371, quoted in: Mack, p. 216.
[Закрыть] Никто не должен выступать против общественного мнения, пусть даже во имя совести. Стать воплощением представлений общества о ценностях – вот идеал английских элитных школ. «Ничто в системе не дает ученикам стимула проявлять какие-либо индивидуальные особенности. Воспитание служит для того, чтобы в существенных вещах никто не желал отличаться от ближнего: ведь привилегированные особы отождествляются с расовым единством».[590]590
415. Robert Cecil, The Myth of the Master Race (London, 1972), p. 147.
[Закрыть]
