Текст книги "Знак Сатаны"

Автор книги: Мануэль Кинто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

В этот самый момент, словно по велению сценариста, подкатывает черный лимузин, и перед нами предстают судья и эксперт. Чиновник из магистрата приодет по случаю в черный смокинг, усы его аккуратно подстрижены, правый глаз, одержимый тиком, залихватски подмигивает с регулярностью светофора. «Помощник смерти», напротив, будто только что сошел с паперти. Из надорванного кармана пиджака торчит чья-то плохо обглоданная кость, и доктор время от времени впивается в нее зубами.

– Нуте-с, где тут наша… м-м-м… холодная закуска? – цыкая зубом, наконец интересуется он.

Мы расступаемся, пропуская обоих в хлев. Бормоча что-то под нос и сыто отрыгивая, эксперт склоняется над трупом. Судейский держится поодаль.

– Так, значит… Ей повредили горло. Судя по всему, чем-то таким острым, – выслушиваем мы диагноз. – Эй, пострадавшая! – легкий пинок под ребра. – Давай вставай – простудишься! Сеньоры, она, похоже, мертва…

– А кроме этого, есть что-нибудь еще достойное внимания? К примеру, следы укусов…

Во взгляде эксперта читается неподдельное изумление: откуда, мол, и какими судьбами донеслась до него эта реплика. Но судя по всему, он не из тех, кто долго ломает голову над решением метафизических проблем.

– Так, значит, и здесь толкуют об этом вампире, – с урчанием догрызает он кость. – Ну, если угодно… Похоже, вдоль раны заметны какие-то кровоподтеки.

– А нет ли следов насилия?

– Кто ж его знает… Вскрытие покажет, чего уж там. Ну, пора нам и закругляться. Дон Кукуфате! – обращается он к судье. – Труп надо бы поднять да перетащить куда следует.

Судья обводит нас взглядом, молящим о помощи. Вложив грязные пальцы в рот, эксперт издает разбойничий посвист, и из тьмы тут же выныривает карета «Скорой». Из нее на землю сыпятся шустрые санитары. Дон Кукуфате пытается с приличествующей обходительностью взять девушку под мышки.

– Но… – вмешивается комиссар, – так, знаете, труп поднимать не принято.

– Ах, нет? А… простите, как же?

– Вам надлежит обнародовать решение суда, – суфлирует эксперт, – которым труп изымается с места происшествия и переходит уже в наши владения.

– По правде сказать, я в этом деле новичок, к тому же по натуре своей весьма впечатлителен, – тщательно отерев ладони крахмальным платком, чиновник приосанивается:

– Сеньора, решением суда вы изымаетесь с места происшествия… Я правильно выразился? – обводит он взглядом присутствующих.

Суси рвется прикрыть чем-нибудь тело несчастной, и, не найдя ничего подходящего, срывает с себя плащ. Всеобщая реакция – повальная эрекция. Лишь видавший виды эксперт остается абсолютно равнодушным к пикантной сцене. Помогая Суси накрыть труп, он бесстрастно замечает:

– Так, пожалуй, будет вполне пристойно… Хорошо бы сейчас слегка промочить горло: жизнь, как видите, полна всяческих перипетий. Кстати, сеньорита, спойте нам что-нибудь.

– …Твою мать! – одергивает его Суси.

– Ошибаетесь, моя матушка не поет. Лучше уж вы, – упорствует доблестный эскулап.

Пытаясь смягчить напрягшуюся по-мужски ситуацию, я водворяю плащ на плечи подруги. Санитары тащат носилки и покрывало.

– Тэк-с, – подводит итог потрошитель с дипломом. – Нам, пожалуй, делать здесь больше нечего.

– О да, абсолютно нечего! – с восторгом подхватывает судья. – И да поможет вам бог, – напутствует он санитаров. Я дергаю инспектора за рукав.

– Послушай, Пуча, скажи им, что задержишься с нами. Поедешь в нашей машине.

Выслушав подчиненного, Родриго пожимает плечами, одарив нас напоследок взглядом, полным тщательно отработанного презрения. Кортеж наконец трогается. Впереди – судейский лимузин, за ним следует «Оживиловка», в арьергарде – полицейский патруль. Общество полицейских разделил арендатор как главный свидетель печального происшествия.

– Чем обычно заняты сыщики, оказавшись на месте преступления? – интересуюсь я у Пучадеса.

– Ну, для порядка ищут некоторое время следы. Ничего не обнаружив, плюют на это дело и идут в ближайший кабак – отвести со спокойной совестью душу.

Мы тотчас приступаем к первой части ритуала. Особенно усердствует Пучадес, трусцой исследующий злополучный коровник.

– Ну чего ты тут копаешься? – не выдержав наконец, подталкивает он меня к выходу. – Или и впрямь ищешь что-нибудь?

– Да. Оборотный крест.

Для инспектора это – полная абракадабра, и ничего не остается, как рассказать ему о нашей находке в Старом Квартале.

– Выходит, убийца свой автограф оставил? – оживляется Пучадес.

– Похоже, да. А вот здесь я что-то не вижу… Если это маньяк, он во всем должен быть пунктуален.

– А разве не мог его вспугнуть некстати заявившийся сюда арендатор? – подает Суси свою версию.

– Вот именно, арендатор… А ну-ка, Пуча, расскажи нам еще что-нибудь об этой девочке.

– Так я уже говорил… Ну, значит, сиротой ее приютила чета этих фермеров, как их… Ага, Касахустов. Скучно им стало, когда дочка замуж выскочила и дала с муженьком деру в Барселону, вот и взяли девочку у монашек – на воспитание, и была она здесь вроде прислуги. А этот арендатор, говорят, втрескался в нее по уши – так и ходил по пятам. Еще бы, такой лакомый кусочек, да не отпробовать…

– То-то, я ведь к тому и веду. Глянь-ка сюда!

Следы чьих-то громадных ступней резко выделяются среди множества оттисков наших подошв. Особенно четко они обозначились в навозной жиже, размазавшейся у входа.

– Кому же это в голову придет ночью босиком шастать? – задался шарадой наш фараон.

– Думаю, убийце.

– Ты на что намекаешь?

– На то, Пуча, что девицу вполне мог прихлопнуть и арендатор.

– Ну ты даешь, парень! – Пучадес даже облизывается от удовольствия. – А он, значит, у нас в кармане… Вот это ловко! Кстати, как тебе такое в голову-то пришло – его заподозрить?

– Следы босых ног… И потом – рана. Ты же сам говорил, что по горлу полоснули скорее всего серпом. Значит, так, Пуча: мужик остается жить вдвоем с этой девицей, день ото дня распаляясь все пуще, пока одним прекрасным вечером не решается пойти следом за ней в хлев, куда она отправилась поухаживать за своими буренками. Там он на нее накидывается, она не уступает, и насильник хватается за серп… Но вот до него доходит наконец ужасный смысл происшедшего. Что делать, что делать?! Как замести следы… И вдруг – о, эврика! – ему приходит идея свалить всю вину на знаменитого вампира.

– Стоп, стоп… – настораживается Пучадес. – Эврика, говоришь? Что за баба такая, почему не знаю?

– Справишься на досуге в толковом словаре, – перевожу я дух. – В моей версии есть закавыка и посерьезней…

– Час от часу не легче, – Пучадес не на шутку встревожен таким оборотом дела, уже, казалось, сулившего ему блестящие перспективы.

– Как этот тип мог узнать о вампире, если ни одна газета и словом не обмолвилась по этому поводу?

Облегченно вздохнув, инспектор с торжествующим видом потирает ладони:

– А очень просто. Откуда тебе было знать, что этот незадачливый убийца – его, кстати, Фиделем зовут, – приходится племянником этому… Ну как его… Кличка у него еще чудная такая… Ну да, Похлебке!

– Тому бродяге, что обнаружил первый труп?

– Так точно-с. Бьюсь об заклад, что племяш навестил его в женском монастыре, и хотя мы этому дерьмовому пьянице строго-настрого наказали помалкивать, он, ясное дело, раскололся Фиделю по пьянке… Нет, Буэнавентура, ты просто уникум!

– А, пустое – ведь это всего лишь предположение… Не вздумай на нем зацикливаться!

– Не-ет, будем брать его тепленьким! – Пучадес уже бьет копытом.

– Да не закусывай ты удила. Если я попал в точку, получается, что убийц-то двое! Ведь не арендатор же, в самом деле, убил ту медичку.

– Почему бы и нет? – хорохорится Пучадес.

– Гляди, ошибок не наворочай. А ну как убийца – действительно маньяк? Тогда рано или поздно он вновь выйдет на охоту – и тем выставит тебя на посмешище.

Такая перспектива заставляет его призадуматься. Нелегко дается ему это усилие: нейроны так и скрипят, перемалывая информацию. В итоге все выливается в излюбленный рефрен:

– Перво-наперво допрошу-ка я этого говнюка.

– Послушай, Пуча, это всего-навсего гипотеза, не больше…

Но он уже не слышит меня, – плюхнувшись на заднее сиденье, дает знак заводить мотор.

* * *

Одержимый жаждой свидания с бедным Фиделем, Пучадес ^-покидает нас у дверей комиссариата, а, мы направляемся к гостинице. Пока Суси доукомплектовывает в номере свой костюм, я в ближайшем киоске приобретаю местную газетенку, и на развороте ее нахожу комментарий из полицейской хроники: «Странные и тревожные, хуже того – туманные обстоятельства окружают это дело. Похоже, это дело рук садиста… А может быть, обыкновенного ревнивца? Выбор слишком разбросан, он заставляет задуматься, следует ли по-прежнему жить в уверенности, что городок наш – образчик смиренного бытия? Или отныне нам предстоит с вечера запираться покрепче, боясь высунуть нос на улицу?»

Когда Суси наконец, выходит, блеклые лучи солнца уже слегка золотят Главную площадь. Потянулись на рынок, груженые всякой живностью грузовики, а мы с подругой, свернув на одну из тянущихся к собору улочек, заскакиваем в кафетерий. Заведение еще только открылось, однако в качестве одной из услуг уже предлагает поглазеть на двух изрядно изголодавшихся здоровенных швейцарцев, при одном виде которых у Суси тоже просыпается аппетит, но несколько иного свойства – правда, дальше кокетливых взоров и пары соблазнительных поз дело пока не зашло. А у меня из головы не идет, что сейчас, пока мы копаемся в меню, несчастного арендатора подвергают допросу с пристрастием, и ведь по моей милости… Жмурясь, как кошка, Суси слизывает сливочный крем.

– Да брось ты… Вовсе не так уж глупо было поделиться своими соображениями. И что тут гадать, если у этого мужлана на роже написано, кто он такой.

– Ага. Ты еще поведай мне кое-что из теории о криминогенных типах.

– А ты не пыли так, – она поправляет локон, измазанный в ананасовом соке. – Полиция допрашивает подозреваемого номер один, и, скажу я, имеет право… С кого-то ведь все равно надо начать.

– Ну пусть даже он убил эту девицу, это ведь не путь к разгадке преступления в Старом Квартале! Вампир на свободе, может, бродит где-то здесь, неподалеку… Я, если хочешь знать, вообще считаю, что ключ к этому делу – в событиях пятнадцатилетней давности.

– Хорошенькое дельце! Значит, так: какой-то псих, работая под вампира, набрасывается на местную шлюшку, но… поживиться не довелось: помешали. Полтора десятка лет он, значит, оклемывается, да и аппетит нагуливает. Новая вылазка – удача! Утолил наконец жажду крови. К тому же стерильной, ведь убитая оказалась медичкой. Только вот какой у меня вопрос: что это он так припоздал в осуществлении заветного замысла?

– А черт его знает, тут и впрямь что-то не так.

Ноги сами приводят нас к просторной площади Святых Епископов, притулившейся к громаде Епископского дворца, выдержанного в стиле позднего барокко. Фасад его заштрихован изящной колоннадой полированного дерева.

– Да, что ни говори, – меня отчего-то так и тянет заглянуть в темные дворцовые окна, – а нападение, случившееся пятнадцать лет назад, и убийство, совершенное в понедельник, удивительно тесно соседствуют… Как тебе это нравится?

Та часть Старого Квартала, где ютился старый бродяга, рассыпалась по склонам холма, выходящим за спину резиденции прелата.

– Никак, – качает головой Суси, – пятнадцать лет назад газета писала, что на проститутку напали совсем в другом месте. Тебе как это нравится?

– Пальяс раскопал, что журналисты «перенесли» место событий на другую сторону Старого Квартала.

– Ну, ошиблись – бывает.

– Крутая, однако, ошибка случилась в этом игрушечном городишке. И ведь, не заезжие – местные репортеры напутали… Да чушь это все, дорогая! И все-таки, все-таки… Ей-богу, странно, что преступник решился напасть на открытой всем ветрам площади. К тому же, помнится, на крики жертвы сбежались какие-то люди, что и спасло ей жизнь… Откуда бы взяться здесь такой скорой помощи?

Вымощенной плитами дорожкой мы идем в парк, ведущий к кафедральному собору. Я оборачиваюсь, чтобы еще раз глянуть на Святых Епископов. Площадь спланирована в форме треугольника, верхний угол которого образует церковь; неподалеку от нее – роскошный особняк, сложенный из розового камня и одетый в сетку лесов: сейчас здесь хозяйничают реставраторы. В основании треугольника высится застекленная галерея в несколько этажей, за которой прячется мрачноватое серое здание, подпираемое с боков двумя невысокими домами, где в старину размещались службы муниципального суда.

Интерьер храма образуют три нефа готических арк. Под искрящимся ожерельем громадных цветных витражей замерли боковые алтари, и ни один из них не имеет здесь близнеца. Ранние прихожане стекаются к Создателю – время начинать первую мессу. Не торопясь, мы проходим вдоль левого нефа. Запыленные картины в стиле барокко живописуют нам известные библейские сюжеты. Торжественно, пышно, покойно… Но вот одна из них, писанная маслом по дереву, приковывает мое внимание. Молча рванув за руку поотставшую подругу, я киваю в сторону странного украшения алтаря; в отличие от других картин, на эту падает мощный световой поток.

Сюжет не нов – человечество в день Страшного Суда. Осужденные на адские муки мутной толпой теснятся по левую руку от божественного судии. Демон клеймит им лбы раскаленным железом, и багровыми рубцами на челах обреченных алеет сатанинский знак – оборотный крест; его стилизация удивительно напоминает…

– Господи! – срывается у меня. – Да ведь убийца будто скопировал этот ужасный символ!

– Клеймо Сатаны!..

Чье-то неодобрительное шушуканье заставляет нас обернуться, и мы едва не попадаем в объятия игриво настроенного Пальяса.

– Ай-я-яй!.. – притворно жмурится он. – Культ все-таки надо бы уважать. Право, здесь не место для эмоций, и пусть мы не верим во все эти инфернальные штучки, следует уважать мнение других пришедших во храм.

– Понимаете, эта… Эта доска…

– Но-но… Жемчужина Вальделапланы, вы хотите сказать!

– Так поведайте нам о жемчужине!

– Т-с-с, только шепотом. Итак, эта версия Страшного Суда принадлежит кисти легендарного художника XV века, известного под именем Маэстро Серралада.

– Легендарного? Что вы хотите этим сказать?

– Ни одно из дошедших сведений о нем особого доверия не заслуживает. Авторство его приписывается не одному десятку работ, но лишь однажды оно было доказано со всей достоверностью, и эта работа – перед вами. Немало ходит о нем легенд, и каждая – будто глава из книги ужасов. Его мать обвинили в колдовстве и тайных сношениях с дьяволом. Бедняжка, она взошла на костер… Сам Серралада, похоже, страдал эпилепсией или чем-то в этом духе. Люди считали его бесноватым, то есть сыном Сатаны.

– Что еще говорят легенды?

– В ту пору Вальделаплана слыла одной из опор инквизиции, и местные ревнители веры выжгли на лбу художника тавро – позднее Серралада заклеймил им вот этих грешников…

– Оборотный крест! – не выдерживаю я.

Мы вынуждены срочно ретироваться: священник выразительным взглядом пригласил нас покинуть святилище. По дороге в парк я рассказываю Пальясу о находке в Старом Квартале.

– А вы уверены, что тот рисунок по времени совпадает с убийством? Может быть, он сделан значительно раньше и совсем по другому поводу?

– Эх, кабы знать! А между тем, этой ночью совершено еще одно убийство. Полиция держит тут одного под подозрением, но, сдается мне, все обстоит далеко не так просто.

Едва Пальяс приходит в себя от новости, я прошу его поподробней исследовать все, что имеет хоть какое-то отношение к Маэстро Серралада.

– Есть здесь один старец-каноник, воистину одержимый двумя страстями: песнями Луиса Мариано и готической живописью. Вот с ним я и потолкую. Стало быть, опять выхожу на след, а?..

* * *

Не успели мы очутиться в комиссариате, как Пучадес со всех ног ринулся нам навстречу. Давно я не видел такого счастливого человека.

– Этот тип уже на изломе, а ведь мы еще не применяли допрос с пристрастием… Вконец запутался, сам себе противоречит. Вот-вот признается наконец, что убил эту девицу.

– А как насчет другого преступления? Хотите и его навесить на бедолагу?

– Всему свое, время, милый мой Буэнавентура…

– Если вы еще подзажмете гайки, он признается, что давно уже работает на Моссад, собственноручно шлепнул генерала Прим…

– Ну, эта сторона деятельности нас пока не интересует. Возможно, первое убийство не на его совести; просто, зная обстоятельства, Фидель сработал под вампира.

– Убийство на почве страсти исключает продуманную, скрупулезную подготовку.

– Вовсе нет, ты же сам прекрасно мне все растолковал. Убийство Фидель совершил в состоянии аффекта, потом, когда до него дошло наконец, жутко перепугался, а тут на память пришла дядюшкина болтовня… Оно, конечно, – может, и противно кусать покойницу, да своя-то рубашка ближе к телу… Словом, задумано ловко, да не на тех он напал, верно?

– Какое там ловко… Я, если хочешь знать, уверен, что оба эти преступления напрямую связаны с тем, что случилось здесь пятнадцать лет назад.

– Нашел, когда прошлогодний снег вспоминать! Нет, уж лучше синица в руках, и я ей головку набок сверну… А то Родригес вон филином смотрит.

– Ты еще рассчитываешь на меня? Тогда подскажи, где разыскать ту птичку, которой перышки потрепали, да неудачно.

– Э, вон ты куда, – мрачнеет Пучадес, – подожди, я сейчас.

На мгновение выглянув в коридор, он плотно закрывает дверь кабинета. И только после этого оборачивается ко мне.

– Все уж быльем поросло, а ты, значит, решил выйти на след той бабы? Да она уж небось давно бабушка!

– Это роли не играет. Мне нужны двое: она и бывший комиссар Пуэртолас. Встреча с ними все и решит.

– Черт с тобой, – сникает Пучадес. – Эту мокрицу зовут Соледад Тибурсио, больше нам ничего не известно…

– Так-таки, ничего?

– Ровным счетом… Ну, вроде бы живет в Барселоне, а сестрица ее – здесь, в квартале Вирхен дель Климатерио… Все. А о комиссаре Пуэртоласе забудь – не было такого, понял?

Я все понял, но ничего не забыл, и первым делом отправил Суси в гости к местным коллегам – поспрашивает одного-другого, глядишь, что-нибудь путное и наскребется. Ну, а нужную мне информацию удалось раздобыть у первой же овощной лавки.

Квартал Вирхен дель Климатерио целиком состоит из блоков дешевых построек, этажи здесь лепятся, как соты в ульях. Лестница нужного мне подъезда пропахла кошками, помойкой и подгорелой кашей. Дверь на втором этаже открывает женщина средних лет, облаченная в халат далеко не первой свежести.

– Ой, дядя! И чего же вам надя? – корчит рожи выскочивший из-за ее спины мальчишка.

– А ну цыц, пострел! – отвешивает она оплеуху. – Да, собственно, вы к кому?

– Простите, вы – сестра сеньориты Соледад Тибурсио?

– Да хоть бы и я, так что? Я с этой гулящей девкой не якшаюсь, ясно?

– Нам бы только узнать, где можно ее найти Есть о чем поболтать, прямо сил никаких нет, до чего хочется.

– Так вы из полиции? Да что ты все вертишься по ногами, негодник!

– Я сотрудничаю с полицией.

– А, стукач, значит… Вот уж не думала, что с этой публикой придется общаться.

– Да никакой я не стукач! – огрызаюсь, – просто инспектор Пучадес поручил мне заняться убийством этой несчастной медсестры.

– Ну, что у шлюхи может быть общего со взбесившимся дебилом, который потрошит благочестивых граждан этого богом забытого городка? Она давно уже живет в Барселоне.

– Пятнадцать лет назад на вашу сестру здесь напали, но тогда ей повезло…

– Да как сказать… Не по своей воле она убралась отсюда: нашлись советчики. А живет она в пансионе на улице Сан-Бониато… Правда, это было года два назад, с тех пор мне ничего о ней не известно…

– Вы тут обмолвились о каких-то советчиках. Кто они?

– Да из вашей же братии, из фараонов. В ту пору здесь заправлял порядком некто Пуэртолас, так у него под контролем были все наперечет проститутки. Ну, он и предупредил Соледад, что сильно осложнит ей существование, если она не уберется отсюда.

– Но почему? Разве человек виноват в том, что на него напали?

– Откуда мне знать… Дождусь я наконец в этом доме покоя?!

Сняв тапок, она не глядя швыряет его в коридор.

– Ну зачем же так… Мальчик ничего такого…

– А я не в него, с чего вы взяли? Беда с этими мухами! Парень-то диабетик, вот они к нему и липнут…

– Так где, вы говорите, я могу разыскать вашу сестру?

– Опять двадцать пять… Повторяю для дураков: в последний раз мы виделись с ней года два назад, и тогда она сильно напоминала мне откормившееся вороньем пугало: ее дико мучили газы… Так вот, пансион называется «Умывальник с секретом», его все на Сан-Бониато знают. Ну, чем вам еще услужить?

Дверь с треском захлопывается, я вылетаю на улицу.

…В местной газете «Дела хозяйские» никто понятия не имеет о нынешней стоянке сеньора Пуэртоласа. Суси обескуражена неудачей и чувствует себя передо мной виноватой; уже ничего не стоит уговорить ее отдать мне машину, а самой остаться: кто знает, может, еще удастся напасть на след экс-комиссара, пока я утрясаю дела в Барселоне.

* * *

А теперь, друзья мои, у вас есть прекрасная возможность, по достоинству оценить, каков я на скоростной автостраде – весь во власти стихий, солнцу и ветру навстречу… Ну, признайтесь, ведь хорош, а? О Барселона, древняя обитель королей, город-легенда… Впрочем, я отвлекся, как бы ненароком не проскочить мимо… Но вот, наконец, я со всего маху ныряю в бурный автопоток метрополии и, совершив ряд хитроумных маневров, – хорошо, вы мне под руку ничего не говорили, – припарковываюсь у площади Кардуньи. Ну, где этот «Хитрый рукомойник» или как его там?.. Заведение я отыскиваю в Китайском квартале, и, боже мой! – вы представить себе не можете, до чего беспросветно убог его вид, эти ввалившиеся щеки окон и вывеска – рука просящего подаяние. Персонал пансиона состоит из пары арабов, глядящих на все исподлобья, немощного старика и до чрезвычайности подвижной карлицы, исполняющей роль патронессы.

– Мне бы повидать сеньориту Соледад Тибурсио, – обращаюсь к ней.

– А, наконец-то! Она с утра пораньше как завелась – сладу нет. Вот чертовка – всю приличную клиентуру распугает. Ты уж, дружок, сыпани ей дозу, чтоб заткнулась наконец. Чего? Да вон, по коридору вторая дверь направо.

В комнате – застоявшийся мрак, и мне не сразу удается разглядеть, что к чему. А тут еще натыкаюсь на какой-то тюфяк, и из тучи поднятой пыли до меня доносится оглушительный кашель переходящий в хриплые стенанья. Пыль постепенно оседает, и я обнаруживаю наконец валяющуюся на тюфяке груду тряпья. Приглядевшись, приходится признать в ней лежащую ничком женщину. Вот она с усилием опирается на локоть, и глаза ее дрейфуют, как у матросов, заплывших в безысходное море.

– Это ты, Махдур? – пахнуло наркотиками.

– Нет. Меня зовут Пале, я пришел задать вам пару вопросов.

– Убирайся… Ты что, не видишь, я жду Махдура.

Рука тянется к ночному горшку, но попытка запустить им в меня неудачна – горшок выпадает из трясущихся пальцев.

– Вот черт… Куда запропастился Махдур? Ну чего ты тут пялишься? Мне плохо, плохо… Тащи сюда Махдура!

– Вы только не беспокойтесь, я мигом… Но сперва давайте поговорим.

– Да катись ты… Махдур, дай ему раза!

Растерявшись, я отступаю к двери, но тут будто из-под земли вырастает карлица.

– Хлопот с ней не оберешься. Она сейчас в таком трансе – похуже зомби. А ты, значит, от Махдура?

– Нет. Я пришел спросить одну вещь…

– Стало быть, ты не из этой компашки. Я так сразу и поняла – людей Махдура за квартал чую. А кто тебя сюда подослал?

– Один добрый человек попросил, да видно, не в добрый час я заявился.

– Ладно, не расстраивайся – ты, я вижу, парень неплохой, у фараонов таких не водится. Ну так слушай: без Махдура тебе эту бабу по частям не собрать, а он за «травку» три шкуры сдерет… Словом, поступай как знаешь, он в эту пору сидит в баре «Синдбад Мореход». Узнать Махдура нетрудно: из всех завсегдатаев только он «Спорт» читает.

…Вот и «Синдбад» – притон шулеров и проституток, настоенный на крепкой брани, винных парах и портовом табаке. За дальним столиком примостился какой-то щеголь в белом костюме и черной рубашке, углубившийся в чтение спортивных новостей. Он смугл и меланхолически задумчив, ни дать ни взять дипломированный верблюд. Словно только для того, чтобы рассеять мои последние сомнения, бармен подзывает его к телефону:

– Махдур, опять по твою душу!

Вернувшись за столик, Махдур вновь отгораживается от прочей братии своим «Спортом». Я застываю у стойки. Ситуация становится неподвижной, здесь требуется чье-то вмешательство… Нет, все и так обходится – сложив газету, Махдур идет к выходу. Выждав с минуту, я следую за ним. Пройдя каким-то путанным переулком, он сворачивает за угол, еще чуть-чуть… И широкое лезвие навахи твердо упирается мне под ребра.

– Пикнешь – мигом отправлю к праотцам. А ну давай в этот подъезд!

Не дожидаясь дальнейших приглашений, я бью ребром ладони. Еще пару минут он приходит в себя и уже вполне миролюбиво интересуется:

– И что ты за птица такая, шуток не понимаешь… Тебя Эктор подослал?..

– А ты помалкивай, гони сюда «травку». Живо, тебе говорю!

– Экий ты шутник, парень. Даром такие вещи не делаются. Сегодня ты, завтра, глядишь, я…

Не зная, что с ним еще предпринять, я изо всех сил бодаю Махдура в живот, и тот как подкошенный валится на тротуар. В кармане его лощеного пиджака нашариваю три самокрутки… Поправив прическу и галстук, нарочито неторопливым шагом покидаю наше ристалище.

…Блаженно затянувшись, Соледад оживает:

– Кто ты, что ты, какая разница. Я будто с того света выкарабкалась, вовремя ты подоспел…

– У меня еще парочка есть. Отдам в обмен на маленькую информацию.

– Не обманешь? А что тебе нужно?

– Не обману. Расскажи-ка мне, что случилось в Вальделаплане пятнадцать лет назад.

– И только-то? Ну, парень какой-то пристал ко мне на площади Святых Епископов. Ткнул ножом в горло, мерзавец – кровушки моей, видишь ли, захотелось испить.

– Значит, это был парень?

– Молокосос лет шестнадцати, не больше, но коренастый такой, крепкий. Насилу вырвалась…

– Что сказали тебе в полиции?

– А ничего. Поначалу, похоже, всерьез принялись за дело: в Вальделаплане скандалов не любят, там каждый на виду.

– Но комиссар Пуэртолас рекомендовал тебе убраться оттуда, разве не так?

– Ты, я вижу, поднатаскался, прямо бакалавр истории. Что тебе нужно? Ты часом не частный детектив?

– Да я толком и сам не знаю, какой.

– А плевать. Мне уже ничем не навредишь. Но с чего тебе вздумалось ворошить весь этот хлам? Дело выеденного яйца не стоит, просто мне показалось, что малец из хорошей семьи, и Пуэртоласу приказали прекратить следствие.

– С чего ты так решила?

– Этот козел в комиссарских погонах не просто посоветовал мне убраться – еще и денег предложил на дорогу, лишь бы я уехала в Барселону. В общем, недолго думая, я на паровоз и ту-ту. А здесь меня ждал жених – он содержал игорный дом в Остафранхе. Парень был… Не поверишь! – она вдруг улыбнулась. – Но вот не поделил чего-то с суданцами, те его и напичкали свинцом.

– Пуэртолас дал тебе денег…

– Да, и мне казалось, что еще смогу начать новую жизнь. Да вот видишь, куда дорожка-то завела… Мне кажется, там никто не хотел, чтобы как-нибудь походя, на улице я узнала того парня. Вальделаплана – маленький городок, но большую власть имеют там богатые люди.

– Эй, парень! – прерывает нашу беседу хозяйка. – На улице уже черт-те что творится, и лучше бы тебе уносить ноги подобру-поздорову. И вообще я не терплю скандалов в моем доме. Так что, оставь нас в покое.

Там, внизу, небольшая толпа соплеменников провожает Махдура в «Синдбад», оглашая квартал нестройными выкриками – надо думать, в мой адрес. Я пытаюсь незаметно выскользнуть из подъезда, но двое парней увязываются следом. Петляя, как заяц, я несусь какими-то кварталами, чуть не на лету хватаю такси…

– Куда? – хмуро интересуется шофер.

– До первого бара… Но чтоб он был подальше отсюда.

…Слегка передохнув у стойки, звоню в Вальделаплану. Суси тотчас выпаливает последние новости: Фидель только что признался в убийстве на ферме. Пучадес на седьмом небе от счастья.

– Понимаешь, какая-то глупая и грустная история вышла, – пускается в объяснения Суси. – Старый фермер, оказывается, частенько развлекался с этой девицей в коровнике: его жена страдает подагрой и редко выходит во двор. А когда они укатили в Барселону, Фидель тоже решил попытать счастья.

– А она не захотела.

– Вот именно. Девица отчитала его как мальчишку, потом стала кричать, отбиваться… Ну, Фидель сгоряча и придушил ее. А потом все как по твоему сценарию: он вспорол ей горло и, следуя дядюшкиным россказням, прикусил рану – для пущего правдоподобия. Даже кровь, говорит, попробовал было, да не в ту глотку пошла с непривычки. Орудие убийства и заляпанную кровью робу Пучадес отыскал в баке из-под бензина.

– Что нового насчет преступления в Старом Квартале?

– Пучадес шьет его арендатору, но тот ни в какую – делайте, говорит, со мной, что хотите, но я вам не кровосос какой-нибудь, а только под него работал…

– Мало ли, что он говорит. Они как поднажмут – Фидель в чем хочешь признается… Черт, только этого не хватало! Что слышно о Пуэртоласе?

– А, да… И передать тебе не могу, что за чушь мне наговорили. Пуэртолас, оказывается был рьяным болельщиком местного футбольного клуба, в юности даже выступал за него. Руководство до сих пор отсылает ему пригласительные билеты на свои сборища…

– Адрес! Адрес скажи!

– Барселона, район Сагрера. Улица Генерала Миаха, 17.

Невысок – всего в один этаж – и неказист дом бывшего комиссара Вальделапланы. Стены сложены из серого камня, пара нешироких окон, глядящих на мощеную улицу. Дверь окрашена ядовито-синей краской. На мой звонок дверь открывает юное создание с огромными глазами и спокойными чертами миловидного лица.

– Вы – друг сеньора Мариано?

– Отнюдь, сеньорита. Я привез хозяину привет от его бывших коллег в Вальделаплане.

– Кто там, Анхела? – доносится слабый голос.

– Как здорово, что вы собрались навестить его, – шепчет Анхела, пропуская меня вперед. – Никто к нему не приходит, а старик очень болен и одинок.

– Вы его родственница?

– О, что вы! – улыбка ее восхитительна. – Я из социальной службы нашего муниципалитета. На моем попечении все старики в этом районе. Вот Мариано, к примеру… Сеньор Пуэртолас очень плох. Боюсь, ему совсем немного осталось…

– Весьма сожалею. Я и не знал, – лепечу я первое, что приходит на ум.

– Я только что сделала инъекцию, он хоть стал поспокойней.

Мы проходим в его комнату. Здесь царит полумрак, скрадывающий скудость обстановки.

– Мариано, – поправляет она постель, – к вам пожаловал в гости старый приятель. – Пожалуй, я вас оставлю, вам ведь есть о чем поговорить.