Текст книги "Пэпэла (Бабочка) Часть 3"

Автор книги: Максимилиан Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Желание тяжелой волной прошлось по всему телу и замерло внизу живота. Илико то срывал поцелуи с губ Кемала, то, откинув голову назад, ловил губы Бату. Ему не было страшно или неловко. Мыслей о том, что это неправильно или неестественно, тоже не было. Ощущение того, что он отдался власти этих губ и рук, было легким и воздушным, как только что исполненный танец.

Они переместились в спальню, на огромную кровать, и Илико утонул в нежном касании рук и губ к своей разгоряченной коже. Открыв глаза, в ярком свете Луны он увидел бледное лицо Кемала. Тот улыбнулся ему, и на его щеках заиграли милые ямочки. Илико обхватил Кемала руками и, перевернувшись, лег на него сверху. Он целовал губы, срывая с них легкие стоны, как нежные бутоны роз. Он гладил его узкие бедра, вдыхал острый запах его тела. Но видел он не Кемала.

Это был Изя… Изя лежал перед ним, закинув руки за голову. Его большие карие глаза были широко открыты, губы – распахнуты навстречу поцелуям, а тело нервно дрожало, напрягаясь от страсти.

Илико медленно двигался, стараясь не причинить неудобства, но когда он услышал тихое: «Сильнее!», страсть окончательно заполнила его голову.

Когда он почувствовал, как тело Бату накрыло его со спины и его горячее желание уверенно вошло в него, Илико не сопротивлялся. Ощутив внутри себя сладкие толчки, он не сдержался и громко закричал, откинув голову назад.

В открытое окно светила яркая белая Луна. Илико устало откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Мне холодно, – прошептал Кемал и, положив голову на плечо Илико, прижался к нему всем телом. Тот, не открывая глаз, обнял за плечи… Изю… и прижал к себе. Бату прижался к спине Илико и, перекинув руку через его грудь, тут же уснул.

========== Глава 10 ==========

Эти странные танцы продолжались каждую ночь. Яркий свет Луны освещал переплетенные мокрые от пота тела. Комната наполнялась запахом и звуками страсти.

А днем было море, солнце, разговоры под бутылочку холодного вина в дыму ароматного кальяна и танура… Ее Илико танцевал по первому требованию друзей. Он чувствовал почти физическую потребность в этом.

Как только Илико слышал призывную дробь барабана и начинал кружиться, подняв руки к небу, его душа взмывала вверх и улетала далеко-далеко от чужого берега.

Илико видел горы, верхушки которых были залиты солнечным светом. Между ними серебристой змейкой бежала река, пряча свое блестящее тело между камней. Она тянулась через широкие поля в ровных полосах виноградников и огибала окраину города, где по каменным мостовым цокала копытами лошадь, везущая арбу, груженную кожаными флягами, полными молодого вина. Там, между старыми двухэтажными домами, тянулись длинные веревки, на которых сушилось пахнущее речной водой и солнцем белье. Илико видел небольшую комнату, наполненную утренним светом, отца, мастерящего что-то за столом, и маму, готовящую на печке обед.

Картина перед глазами Илико менялась, и вот он уже у реки, в зарослях высоких кустов. Рядом с ним Сонька и Изя. Они сидят на корточках у самой кромки воды и, как завороженные, смотрят на самодельные поплавки, качающиеся над водой.

Перед глазами Илико вспыхивал яркий свет софитов, и вот он уже видит себя на сцене. Перед ним замерший в ожидании зал и строгое жюри. Звучит музыка, и Илико взлетает над сценой в танце.

И снова темная комната, яркий свет Луны, нагло заглядывающей в окно, занавеска, которой играет теплый ветер, и Изя… Он спит, тихо посапывая на ухо Илико, и улыбается...

– Кто такая Иза? – спросил у Илико Кемал, собирая в сумку вещи. – Подруга?

– Изя! Это мой… брат, – Илико на секунду замер на месте со свернутой в руках рубашкой.

– Послушай меня, Илхами, – Кемал подошел к Илико и положил руку ему на плечо. – Ты ведь вспоминаешь его, не только когда занимаешься любовью?

– Верно, – согласился Илико. – Каждый раз, танцуя, я вижу его лицо. А иногда он мне снится, и я просыпаюсь с улыбкой на губах.

– Разберись в себе, Илхами. Ты можешь и дальше жить с этим и можешь причинить много страданий людям, которые тебя любят. Не проще ли принять себя? – спросил подошедший Бату и положил Илико руку на другое плечо.

Небольшой баркас пришвартовался в гавани на окраине города. Илико поднял с палубы свою сумку и закинул ее за плечи.

– Я рад нашему знакомству, – сказал он друзьям. – Я буду вспоминать вас и этот чудесный отдых в рыбацком домике, – Илико повернулся и пошел в сторону спущенного трапа.

– Илхами! Погоди! – остановил его Бату. Он достал из кармана кошелек и протянул Илико несколько купюр. – Эй, Илхами! Не сердись, – добавил он, заметив, как изменился в лице Илико. – Это только за тануру. И вообще, тебе нужны деньги. Поэтому прими это как дружескую помощь.

– Ну же, Илхами! – Кемал забрал деньги у друга и, подойдя к Илико, сунул их ему в карман. – Я буду рад, если мы еще когда-нибудь встретимся в жизни, Илхами, – сказал Кемал.

– Илико… Меня зовут Илико, – улыбнулся друзьям Илико и шагнул на берег.

В квартире было тихо и душно. Илико распахнул пыльные занавески и пустил в окно солнце. На столе стояла початая бутылка вина и заплесневелый сыр в тарелке. Было похоже, что Веры Павловны давно не было дома. Нет, Илико не ревновал баронессу к пьянице князю и был уверен, что местных юношей ей нечем было заинтересовать, но в это время Вера, как правило, отсыпалась после ночной пьянки, и ее отсутствие настораживало.

Илико прошел по длинному коридору и стукнул в дверь князя Вронского.

– Вронский, Веру Павловну не видел? – буркнул Илико, не здороваясь.

– Верунчика видел дня три назад, – ответила опухшая от пьянства княжеская морда из узкой щелочки. Вронский побаивался молодого любовника баронессы, поэтому дверь открывать ему не стал.

– Ее дома нет, – продолжил Илико, – и похоже, не один день. Где ты ее видел последний раз?

– Значится, на бережку мы с ней сидели, третьего дня, – начал вспоминать Вронский, почесывая заросший подбородок. – Потом они меня за бутылочкой послали, а я по дороге с есаулом Мелявским встретился. Ну мы и сцепились на почве политических разногласий. Нас забрали в полицию, и я только сегодня с утра выбрался.

– Выбрался он, пьяница проклятый! – раздался недовольный женский голос из недр комнаты. – Это я за тебя заплатила. Крест фамильный продала. Прости, Господи, грехи наши!

– Цыть, сестра! – рявкнул Вронский и снова сунул толстый нос в щель двери. – Так, ежели чего, я и показать могу, где мы с Верунчиком сидели. Я за нее шибко переживаю. Только… Илья… как по батюшке величать, не знаю, мне б выпить немного, а то сами понимаете, три дня уже говею.

Князь мелко семенил по дороге, ведущей за город. Немого прокисшее вино, оставленное на столе Верой Павловной, прибавило ему сил и сделало не в меру разговорчивым.

– Я очень уважаю Верпалну. Вот ежели что, так я за нее глотку перегрызу. Но мы с ней не любовники. Нет! Даже не подумайте про это, Илья Иракливич! Ни-ни! Даже мыслей не было. А как Верунчик поет, слышали? Просто ангельские трели выдает.

– Слышал, – буркнул Илико, переступая арык с нечистотами.

– Вот, почти пришли, – Вронский показал рукой в сторону небольшого кустарника, растущего недалеко от кромки воды. – Мы тут с Верунчиком часто сидим. И до лавки с вином тут недалеко, и солнце не палит. Вот мы тут и… – князь раздвинул ветки и замер на полуслове.

Баронесса лежала на песке в луже собственной блевотины. Ее лицо было черным и распухшим, а глаза выклевали птицы. Смрадный запах, исходивший от трупа, резко ударил в нос, и Илико качнулся в сторону.

– Видать, упала и уснула, а потом захлебнулась блевотой, – сделал вывод всезнающий Вронский.

– Как ты мог ее оставить тут одну? – возмутился Илико, прикрывая нос рукой.

– А сами-то вы где были? Небось, с молодкой забавлялись? – зло бросил Вронский. Илико только отвел глаза. Князь был прав. Илико оставил Веру Павловну и тоже был виноват в ее гибели.

Моросил мелкий холодный дождь. Ноги разъезжались на скользкой глине, которой было покрыто все кладбище. Денег на гроб не хватило, поэтому хоронили баронессу, обернув тело в старый ковер.

– Как говорится… Земля ей пухом, – вздохнул Вронский и сделал большой глоток из бутылки. – Золотая женщина была. Красавица.

– Откуда тебе знать, какой она была? – бросил ему Илико и, отобрав бутылку, глотнул дешевого кислого пойла. – Ты знал ее уже спившуюся и опустившуюся. Я помню ее другой. Веселой, красивой, доброй.

– Вам виднее, – отозвался князь, с грустью наблюдая, как вино из бутылки перетекает в рот Илико. – Пошлите, что ли, в кабаке посидим, помянем? – с надеждой в голосе спросил Вронский. – Деньги-то у вас еще остались?

– Иди к черту, Вронский! – ответил ему Илико и кинул пустую бутылку в кусты.

В комнате было темно и пусто. Илико поставил на стол бутылку вина и разложил скромную закуску. Плеснув себе в стакан прозрачный и душистый напиток, Илико выпил, поморщился и сунул в рот янтарную ягоду винограда. Он хотел вспомнить что-то хорошее, связанное с Верой Павловной, но почему-то кроме перекошенного злобой лица с размазанной красной помадой на губах в голову ничего не приходило.

Почувствовав себя одиноким, Илико вынул из кармана потертый кошелек и достал из него старую фотографию. С нее улыбался счастливый Изя с ярким пятном от медузы на животе. «Чтобы помнил, что у тебя есть я!» – прочитал Илико на обороте.

Он достал из ящика в тумбочке несколько листов бумаги, положил их на стол, макнул ручку в склянку с чернилами и уверенно написал:

«Здравствуй, дорогой мой Изя!

Пишет тебе непутевый и вконец запутавшийся Илико. Не буду врать, что живу хорошо и в достатке. Я танцую на площади и обитаю в нищенской квартирке на окраине города. Денег с трудом хватает на еду и на оплату жилья, но я не жалуюсь. Я заслужил такую жизнь.

Я сам виноват в том, что уехал, бросив тебя и Нану. Я виноват во всем. И самое главное, в том, что ничего тебе не объяснил. Я испугался… Испугался ответственности, испугался чувств, которые неожиданно накрыли меня. Я думал, что все это помешает мне добиться своей цели, но я ошибался. Ты и Нана всегда поддерживали меня, создавали уют и дарили тепло. И вот теперь я один в чужом городе. Без денег, без мечты и без любви… Прости меня, если сможешь.

Твой Илико».

Илико посмотрел на неровные строчки на бумаге, на перепачканные чернилами руки, на бутылку вина. Плеснув из нее в стакан, он залпом выпил, скомкал бумагу и бросил ее на пол.

========== Глава 11 ==========

Как ни странно, но после смерти Веры Павловны жизнь у Илико наладилась. Каждый день он танцевал на площади тануру. Молва о талантливом танцоре с площади быстро облетела город, и Илико стали приглашать на свадьбы и праздники. Благодаря этому он без труда оплачивал жилье. Ему даже удалось обновить реквизит, заказав для танца широкие шаровары и новые юбки.

Только вот вечера стали для него мучением. Ему было одиноко и пусто. Нет, он не скучал по баронессе, но одиночество душило его. Он попытался завести роман с одинокой вышивальщицей Тангюль, но после первой же встречи в подвале лавки ее дяди Илико понял, что роскошное женское тело, коим обладала Тангюль, не возбуждает его. Да и по темпераменту женщина не могла сравниться с Бату и Кемалом.

Танцуя на площади, Илико давно приметил высокого господина средних лет, который каждое выступление садился за столик в кофейне напротив и, смакуя по глоточку напиток, смотрел на Илико.

Мужчина был ухожен и явно небеден. На его руке поблескивали дорогие золотые часы, да и одет он был с иголочки. Сам таинственный поклонник был, пожалуй, красив. Густые черные волосы с проседью были уложены назад, а борода и усы – аккуратно пострижены.

В один из дней вконец изголодавшийся по ласке Илико набрался наглости, сложив юбки в сумку, быстро перебежал улицу и остановился возле столика, где сидел мужчина.

– Господин позволит мне присесть за столик? – спросил Илико, подарив незнакомцу самую обольстительную улыбку.

– Прошу, – кивнул ему мужчина и сделал приглашающий жест рукой.

– Господин скучает? – Илико подозвал официанта, и тот поставил перед ним стаканчик с чаем.

– Я просто прихожу сюда отдохнуть и посмотреть твой танец, – сухо ответил ему мужчина.

– Тогда… возможно… господин захочет отдохнуть вместе со мной? – наконец выдавил из себя Илико.

Мужчина молча достал книжицу в кожаном переплете, вырвал из нее листок и, написав что-то на нем, подвинул Илико.

– Что это? – Илико удивленно смотрел на цифры, аккуратно выведенные на бумаге.

– Мало? – приподнял брови мужчина. – Могу накинуть еще десять лир. Не больше. За такую цену я в борделе могу двоих снять. Но ты мне нравишься, поэтому даю тридцать лир.

Щеки Илико жарко вспыхнули. Такого поворота событий он не ожидал. Ему всего лишь были нужны тепло и ласка. Как этот человек мог принять его за проститутку?

Илико вскочил с места, быстрым шагом перешел улицу, схватил лежащую возле музыкантов сумку с костюмом и убежал в арку между домами.

И снова одинокая квартира, бутылка вина на столе и простая еда в виде сыра и лепешки. Илико сделал глоток прохладного напитка, отломил кусок сыра и разгладил рукой лист бумаги, лежащий перед ним.

«Сегодня случилось странное. Меня приняли за проститутку. Представляешь, как меня это задело? Неужели я так дешево выгляжу? Да, Изя, жизнь очень изменила меня. Я стал злым и мелочным, жадным и жестоким. Я похоронил единственного близкого мне тут человека и, не поверишь, даже не вспоминаю о нем. Я беру деньги, полученные после выступления, и борюсь с желанием обсчитать моих необразованных компаньонов. Я спокойно прохожу мимо уличной голодной дворняги, неся в сумке кусок сыра, и мне даже не приходит в голову накормить ее. Что со мной происходит, Изя? Я потерялся в этом чужом мире. У меня больше нет мечты, только одна пустота. Единственное, что во мне осталось настоящего, – это воспоминания о тебе. Только они помогли мне не согласиться с предложением богатого господина купить меня на ночь. Только ты…»

И снова скомканная бумага улетела под стол. И снова безнадежность, бутылка вина и одиночество…

– Откуда ты такой веселый идешь, князь? – Илико возвращался домой после удачного выступления на празднике в богатом доме и пересекся в коридоре с князем Вронским. Тот был в явном подпитии, о чем говорила идиотская улыбка на его лице.

– Сегодня в бане был, – сообщил ему князь. – Помылся вон. Винца выпили с Мелявским. Отдохнули. Представляете, захожу я в парилку, а там… – князь сделал брезгливое лицо, – теплак гостя развлекает.

– Кто? – не понял Илико.

– Ну, теплак, помощник банщика. Они за деньги, говорят, что угодно тебе сделают, получше любой бабы, – Вронского немного повело в сторону, и он оперся спиной о стену.

– И что, попробовал? – усмехнулся Илико.

– Окстись, батюшка! – перекрестился левой рукой князь. – Чай я нехристь? Я вот по молодости до баб был охоч. А что касаемо мужеложства, то нет! Увольте-с! Не мое!

Илико закрыл за собой дверь комнаты и тяжело откинулся на нее спиной. Вот оно… Вот где он может отвести душу. Вот где он найдет тепло и любовь. Баня…

В бане было душно. Купол потолка тонул в клубах пара. В круглом главном зале были расположены мраморные лежаки для массажа, на которых лежали смуглые тела посетителей. В стороны солнечными лучами отходили ниши-парилки с разной температурой.

– Эй! – окликнул Илико высокого мускулистого мужчину, который взбивал в большом мешке мыльную пену.

– Что желает молодой господин? – с услужливой улыбкой спросил банщик.

– Нужны услуги теплака, – ответил Илико.

Банщику не нужно было объяснить, что за услуги желает молодой господин. Он окликнул одного из помощников, относившего чай в прохладное помещение. Тот обернулся и быстро подбежал к мужчине.

– Керим подойдет? – спросил у Илико банщик.

– А что он умеет? – Илико разглядывал невысокого, но складного Керима.

– Все, что будет угодно молодому господину, за определенную плату, – улыбнулся ему Керим.

В небольшом помещении, больше похожем на келью, не было ничего кроме узкой мраморной скамьи. Керим закрыл за Илико дверь на щеколду и с интересом стал разглядывать своего гостя.

– Что? Не нравлюсь? – нахмурился Илико. Ему было немного неловко в незнакомой обстановке и в достаточно щепетильной ситуации.

– Кериму сегодня повезло, – ответил теплак с улыбкой. – Не каждый день попадаются такие клиенты.

– Какие? – спросил Илико, садясь на топчан.

– Красивые, как боги, – Керим опустился перед Илико на колени и, посмотрев на него снизу вверх, спросил, проводя рукой по его бедру: – Так что угодно молодому богу от простого помощника банщика?

– Все… – выдохнул Илико, чувствуя, как сильная волна возбуждения накрывает его с головой.

Было солнечное воскресное утро. Народа на рыночной площади было много. Лотошники зазывали покупателей, тряся перед ними яркими полотнами тканей и сочными спелыми фруктами. Праздные гуляки смотрели выступление факиров и фокусников. Дети стайками бегали между рядов, воруя у зазевавшихся продавцов лепешки.

После очередного посещения турецкой бани и страстного секса с Керимом у Илико было приподнятое настроение. Он отработал танец и уже собирался уйти с площади к морю, как вдруг ему бросился в глаза ярко-красный платок, который держала в руках молодая девушка.

Илико кивнул барабанщику, выхватил платок из рук удивленной барышни, снял большую кепку с головы ее кавалера и, заслышав барабанную дробь, начал танцевать давно забытое кинтаури.

Толпа с удивлением смотрела на незнакомый танец, восторженно хлопая каждому удачному па. В завершение танца Илико уронил платок на мостовую и, сев на полушпагат, поднял его с земли зубами. Толпа взвыла от восторга. В кепку, которую Илико проносил мимо зрителей, посыпались звонкие монеты.

– Чантурия! – услышал вдруг Илико из толпы.

Он поднял глаза и увидел крепкого молодого человека в элегантном костюме и в котелке на светлых волосах.

– Смирнов? – удивленно поднял брови Илико. – Сашка! Смирнов! – и он кинулся вперед, раздвигая толпу руками.

========== Глава 12 ==========

Они уселись в небольшом кафе на площади, и Илико с аппетитом накинулся на заказанные им овощи. Смирнов медленно пил черный кофе, презрительно глядя на Илико.

– Странно… – сказал наконец он, прикуривая от спички, поднесенной услужливым официантом, дорогую сигарету.

– Чему ты так удивлен? – Илико выдохнул и отодвинул от себя пустую тарелку.

– Я слышал, что ты эмигрировал, но почему-то считал, что в Европу или в Америку. Думал, что скоро услышу о блистательном Илие Чантурии в постановках Михаила Мордкина или Адольфа Больма, – ухмыльнулся Сашка. – И вдруг вижу тебя, исполняющего для толпы зевак кинтаури.

– Вообще, я танцую тануру, – Илико махнул рукой официанту, и тот принес чашечку кофе. – И да… я уличный танцор. Но времена сейчас тяжелые, и думаю, не только у меня.

– О балете совсем забыл? – Смирнов затушил сигарету и допил кофе.

– Совсем, – вздохнул Илико.

– Жаль… Ты талантлив, и у тебя были амбиции. Что тебя толкнуло на эмиграцию в эту дикую страну? – Сашка лег локтями на стол и придвинулся ближе к Илико.

– Я сбежал. От нищеты и революции, – ответил Илико, отведя глаза.

– Не ври мне, Чантурия! Ты всегда был аполитичен. Да и вряд ли новое правительство чем-то мог заинтересовать сын врача и учительницы, – Сашка откинулся на спинку стула и довольно улыбнулся. – Ну да бог с ним. Можешь мне не отвечать. Но я догадываюсь, что ты, скорее всего, смалодушничал и сбежал, как трус.

– С чего ты это взял? – напрягся Илико.

– Ты сильная натура, Чантурия, и как любая сильная натура ты способен делать красивые поступки, но с такой же вероятностью – и подлости. Ты не на вершине славы, а в сточной канаве Константинополя, следовательно, ты где-то споткнулся и принял неверное решение, – Сашка говорил громко, выплевывая слова в лицо Илико, и они хлестали его, как пощечины.

– Ты прав, – вздохнул Илико. – абсолютно прав. Я сбежал, как трус. Я испортил свою жизнь и жизнь еще одного человека.

– Послушай меня, Чантурия! Ты еще не на самом дне и вполне можешь выплыть. Тебе просто нужна цель в жизни. Сейчас у тебя ее нет, – сделал заключение Смирнов и внимательно посмотрел на Илико.

– Балет? – спросил его Илико.

– Тебе самому это решать, – ответил Сашка, пожав плечами.

– А сам-то ты чего добился, чтобы учить меня жизни? – кинул Илико с вызовом.

– Живу в Париже. Работаю в мьюзик-холле. Ставлю танцы и небольшие пьесы, – ответил Смирнов, одарив Илико гордым взглядом.

– А про наших ничего не слышал? Давно был в Тифлисе? Как там? Что? – сбавил пыл Илико.

– Нет. Как уехал в Петербург, а оттуда в Париж, не бывал там. Но буквально на той неделе встретил Псешинского в Египте. Они с Жаном тоже в Каир приехали смотреть Павлову. Школа зимой сгорела, и восстанавливать ее не собираются. Советы так заняты строительством социализма, что о духовной пище не думают. В Тифлисе голод, все безумно дорого. Свет дают только на два часа. Воду берут из колонок и греют ее на керогазе. Псешинский последние полгода ухаживал за Гогонавой. Старик слег с воспалением легких и так и не поднялся больше. Псешинский собрал вещи и рванул к своему Жану в Петербург, а потом они перебрались в Нью-Йорк, – Смирнов снова закурил и продолжил: – Он там работает в школе, учит детей танцам. А Жан открыл свое ателье.

– Жаль Гогонаву. Хороший был человек, – вздохнул Илико и сделал глоток кофе. – А про Соньку слышно что-нибудь? – спросил Илико, не заметив, как напрягся Сашка. – Я потерял ее из вида, когда они с отцом эмигрировали в Польшу.

– Она тут, со мной, – мрачно ответил Смирнов. – Танцует мои постановки в мьюзик-холле, – он снова прикурил сигарету.

– Муха здесь? – Илико даже подскочил на месте. – И ты про это молчишь? Веди меня к ней! Немедленно!

– Погоди… – Сашка схватил Илико за руку и усадил его на место. – Я отведу тебя к ней, только… обещай мне, Чантурия, клянись, что не испортишь ей жизнь.

– Ты о чем, Сашка? – улыбнулся ему Илико. – Муха мой друг, и ей ничего не грозит.

Сашка привел Илико в гостиницу и стукнул три раза в дверь номера.

– Сонечка, дорогая, – сказал он закрытой двери. – Ты только посмотри, кого я встретил на базарной площади.

– Сейчас, минутку, Сашенька! – послышался знакомый голос. – Я почти готова, – дверь приоткрылась, и на пороге появилась Сонька. – Я только шляпку надену, и мы…

Сонька замерла на полуслове, удивленно глядя на Илико. Она почти не изменилась: все та же тонкая воздушная фигурка, грива ярко-рыжих волос и глаза цвета весенней листвы. Это была все та же Муха, милая и добрая. Только в ее глазах больше не было чертинки, которая загоралась, когда она придумывала очередную шалость.

– Илюшка! Илюшенька! – она бросилась на грудь Илико, окутав его пламенем волос. – Где же ты был? Я писала тебе, но письма возвращались обратно!

– Я ничего не получал с тех пор, как ты уехала в Варшаву, – Илико гладил ее по голове, вдыхая знакомый запах земляники.

– Что же мы стоим? – Сонька отстранилась от Илико и незаметно вытерла пальчиком набежавшую слезу. – Ну, рассказывай про себя. Где ты? Как ты? – спросила она, садясь рядом с Илико на диван.

– Снимаю квартиру. Танцую тануру на площади и на праздниках, когда приглашают. На жизнь хватает, – улыбнулся Илико.

– На площади? – Сонька удивленно подняла брови. – Илюшенька, но это ведь не твой уровень! Ты рожден блистать на сцене, а не развлекать толпу зевак!

– Не говори так, Муха! Пусть мои зрители и простые люди, но они любят меня. И для них я звезда, – улыбнулся Илико.

– Ты счастлив? – серьезно спросила Сонька.

– Нет, – честно ответил Илико и тут же попытался перевести разговор в другое русло. – Как поживает полковник Раевский? Здоров ли?

– У папа́ больное сердце, но он держится, – улыбнулась Сонька. – Он очень скучает по России. Говорит, что надоела ему эта чопорная Европа. А как там Изя, Сандро и Нана?

– Сандро погиб на фронте два года назад. Нана с Изей очень переживали, – охотно рассказывал Илико. – Я ездил к ним в Тифлис после его смерти. Потом я переехал сюда, и наша связь с ними… прервалась.

Илико бросил взгляд на Смирнова, сидящего в кресле напротив дивана. Все время, пока Илико с Сонькой разговаривали, Сашка внимательно следил за ними. После последних слов Илико Смирнов нахмурился и задумчиво почесал подбородок.

– Мальчики, а давайте поедем к морю, а потом поужинаем в каком-нибудь тихом ресторанчике? – предложила Сонька.

– Мне только нужно ополоснуться и переодеться, – ответил Илико, поднимаясь с дивана. – Скажите, куда мне подъехать и во сколько.

– Илюша! – Сонька схватила Илико за руку, словно боялась его отпустить от себя. – Ты только снова не пропади!

– Не волнуйся, Сонечка! – ответил за Илико Смирнов. – Никуда он не денется. Пойдем, Чантурия! Я провожу тебя.

Смирнов толкнул входную дверь и, нагнувшись к самому уху Илико, тихо сказал:

– Я не знаю, что у тебя произошло со Шнипперсоном, но обидеть Сонечку я тебе не позволю, слышишь? – и уже громче добавил: – В восемь на главной площади у фонтана! Не опаздывай!

========== Глава 13 ==========

– Ах, мальчики! Вы только посмотрите, как красиво! – Сонька стояла на берегу моря, расставив руки в стороны, и восхищенно смотрела на закат. – Мне это напоминает детство. Ты помнишь, Илюша? Лето, море, я, ты и Изя.

– Помню, – на Илико нахлынули воспоминания. Перед его глазами встала маленькая Сонька в зеленом купальном костюме. Из-под шапочки для плаванья торчали непослушные рыжие вихры, а ее глаза искрились, как весенний луч солнца. – Мы были детьми. У нас были чистые души и искренние мечты.

– А что в тебе сейчас изменилось, Илюша? – Сонька обернулась и внимательно посмотрела Илико в глаза.

– Не могу тебе всего рассказать, Муха, – грустно улыбнулся ей Илико.

– А раньше мог, – Сонька подошла ближе и провела рукой по его шоколадным волосам.

– Это и доказывает, что я уже не так чист, – Илико взял ее руку и поцеловал в ладонь.

– Ты стал мелким и жалким, Чантурия, – нахмурился Смирнов. – Ты потерял себя. Правда, не знаю, в какой момент. Возможно, когда отказался от мечты о балете и стал танцевать эту свою тануру перед кучкой зевак?

– Ты грубый, Сашенька! – Сонька бросила на Сашку негодующий взгляд.

– Ты не прав, Смирнов, – Илико выпустил Сонькину руку. – Танура не причина моего падения. Вообще, это необычный танец.

– Чем же? – усмехнулся Смирнов. – Я видел, как ты его танцевал до кинтаури. Красиво? Да. Изящно? Пожалуй. Но не больше. Никакого особого мастерства для него не нужно.

– Все не так просто, Смирнов! Этому танцу нужно отдаться как молодой любовнице. Так говорил мне мой учитель. Почувствовать его душой, и он перевернет твой мир, – ответил Илико и, взяв Соньку под руку, повел ее в сторону ресторана на берегу моря.

Ресторан был небольшим, но уютным. Прямо перед входом стояли несколько жаровен, на которых запекалось мясо. В дальнем углу зала расположились три музыканта, развлекающих публику национальными мелодиями. В полумраке между столиками бегали загорелые официанты в белых рубашках, похожие на светлячков. Пахло свежей выпечкой и специями.

Расположившись перед столом на низких диванах, усыпанных подушечками, друзья с аппетитом принялись за еду, запивая ее молодым вином.

– Расскажи о себе. Как ты попала в мьюзик-холл? – спросил Илико, потягивая легкое игристое из бокала.

– Мы с отцом уехали из Польши полтора года назад из-за волнений. Решили обосноваться в Европе. Приехав в Париж, я встретила Сашеньку. Он меня и устроил в мьюзик-холл, – охотно рассказала Сонька.

– И какие у вас планы? Что нового ставите? – Илико затянулся кальяном и выдохнул в потолок струйку дыма.

– У меня есть готовая постановка. Мы хотим ее показать на отборочном туре в Гранд Опера. Там осенью будут набирать новую труппу. Нужны будут танцоры и хореографы. Вот думаем рискнуть и поучаствовать, – Сашка бросил взгляд на Соньку и поймал ее одобрительный кивок. – Но нам не хватает исполнителя главной мужской партии.

– Что за постановка? – с любопытством спросил Илико.

– Сказка, – ответил Сашка. – Главный герой – эльф с крыльями бабочки.

– Сашенька! – воскликнула Сонька. – Да что ты тянешь? Илюшка! Мы хотели тебе предложить танцевать в этой постановке главную роль! – выпалила она и с любопытством посмотрела на Илико. – Мы сегодня это часа три с Сашенькой обсуждали. Я, как увидела тебя сегодня, сразу поняла, что это судьба нас свела.

– Не захочешь, упрашивать не стану, – нахмурился Смирнов.

– Врешь! – хлопнула Сонька по столу ладошкой. – Сам знаешь, что эта партия как для Илюшки написана! Ну, что скажешь, Илюш?

– Сколько у меня есть времени, чтобы дать ответ? – Илико серьезно посмотрел на Смирнова и Соньку.

– Шесть дней, – ответил Сашка. – За деньги на переезд не переживай. Найдем. Но предупреждаю, работать будешь как лошадь. У нас очень требовательные преподаватели хореографии. Придется наверстывать упущенное время.

Илико лежал на кровати и смотрел в потолок. Сон не шел. В голове метались беспокойные мысли. «Стоит ли уезжать? Тут есть жилье и какая-никакая работа. А что меня ждет там? А если у меня не получится? Если я растерял свои навыки вместе с талантом?»

Он поднялся с кровати, зажег лампу, достал лист бумаги, окунул ручку в склянку с чернилами и начал писать очередное письмо.

«Сегодня случилось невероятное! Это просто чудо, встретить тут Смирнова и Муху. Представляешь, Изя! Наша Сонька тут! Когда я общался с ней, мне показалось, что время вернулось обратно. Как будто не было трех лет скитания и нищеты. Не было войны и потерь. Мне кажется, что я вернулся к жизни. Очнулся от тяжелого и душного сна.

Смирнов предложил мне выступать в его постановке. А я боюсь. Чего, спросишь ты меня? Боюсь, что потерял тот лучик света, который мне помогал танцевать. И еще я боюсь, что стану там второсортным танцоришкой. Нет, Изя! Я должен быть лучшим! Я снова переверну свою жизнь и добьюсь успеха, и ты еще услышишь о великом и блистательном танцоре балета Илие Чантурии!»

Скомканная бумажка снова полетела в угол, а Илико лег в кровать и спокойно уснул.

В субботу в бане было особенно много народа. Илико прошел в общий зал и подозвал движением руки знакомого банщика.

– Позови Керима, – сказал Илико мужчине. Тот кивнул и быстрым шагом вышел в дверь подсобного помещения.

– Мой молодой господин снова захотел видеть Керима? – улыбнулся ему теплак и повел в отдельную парилку.

– Я пришел попрощаться с тобой, Керим, – сказал Илико, садясь на скамью. – Я уезжаю к новой жизни, и старым привычкам там нет места.

– Мой господин сильно ошибается, – грустно улыбнулся Керим. – Нельзя начать новую жизнь, забыв себя.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Илико.