Текст книги "Зашифрованный план (Повести, рассказы)"

Автор книги: Максимилиан Кравков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

5

Арендатор все еще здесь. Я не знаю, как решило поступить начальство. У меня очень много работы, и я забываю о его присутствии. К весне мы должны организовать разведочные операции, и мне нужно учесть потребность в деньгах, инструментах и людях. Кроме того, мне поручили спроектировать план. Я беспрерывно езжу по точкам и совсем оторвался от конторы.

Сейчас я брожу по долине Теи. Берегами ее тянутся плосковерхие горы старых отвалов и бесконечные насыпи когда-то отмытых галек, перемешанных с глиной и песком.

Ребятишки роются в этих грудах и нередко приносят порядочные золотинки.

Мы считаем отвальное золото пустяком, а сметливый арендатор уже подсчитывает барыши. Досадно!

Еще мало у нас заинтересованности в производстве. Подал рабочий в известное время нужный объем земли – и баста, получай паек. А есть там золото или нет – дело десятое, контора пишет, она и знает! Много сейчас на прииске ненормальностей… Мои думы обрывает чей-то оклик:

– Здорово, товарищ техник!

Вот встреча! Это, оказывается, Максаков. С группой старателей он возится у отвала. Берет, вероятно, пробу.

– Здравствуйте, – говорю я и подхожу ближе.

Мороз не шутит, вода ледяная. А Максаков в коротеньком полушубке, расставив толстые ноги, отбивает кайлой породу. С грохотом сыплется она в подставленный лоток. Натуживаясь так, что даже щеки краснеют, арендатор подымает лоток и бежит с ним к ручью.

Невольно хочется посмотреть. Уж очень уверенные у него движения. Я останавливаюсь.

Рукава у него засучены. Породу он перемешивает в поде голыми руками, потом молодецки встряхивает лоток, сбрасывает пустые камни. Полощет долго, опять встряхивает. В лотке остается один черный шлих. Тогда он слегка плескает водицей, шутя наклоняет лоток – шлих разбегается. В лотке блестит золото… Ловко! Прямо как фокусник.

Максаков знает, что здорово вышло, и весело смеется, потирая остуженные пальцы.

– Ну и моете вы! – одобряет его один старатель. Улыбаются и другие.

– Этаким вот, – поднимает Максаков над снегом ладонь, – без порток по приискам бегал. Пора научиться!

Знает он дело. Этого не отнять. И действует, разумеется, на зрителей. Его слушают, и просьбы его уже звучат приказаниями.

Меня трогают за плечо. Отзывают в сторонку. За отвалами дожидается человек. Узнаю его издали. Это тот, что беседовал с инженером, Бахтеев, язвительный спорщик.

Он идет мне навстречу. Без всяких предисловий, пытливо всматриваясь в мои глаза, Бахтеев значительно говорит:

– Вас Иван Григорьевич просил поспешить на прииск… Очень нужное дело.

В словах его слышится доброжелательство.

– Хорошо, сейчас поеду, – тихо отвечаю я.

– Поезжайте! Нужное дело, – повторяет Бахтеев и кивает головой в сторону отвала. – Видали птицу? Совсем как хозяин! Я старый рабочий и должен сказать, – не даром все это!..

Я быстро иду к своей лошади. В голове рой мыслей… Чувствуется, что Бахтеев связан с Иваном Григорьевичем какой-то тайной. А сейчас и меня вплетают в узел. Это трогает и интригует…

Прежде чем я успеваю дойти до лошади, меня догоняет Максаков. Он отводит меня в сторону. Рука его ложится мне на плечо. Он говорит быстро, решительно:

– Владимир Сергеевич, человек я коммерческий и прямой. Откровенно скажу: свою выгоду соблюдаю! Сколько вы получаете жалования?

От неожиданности я называю сумму.

– Так-с, – продолжает Максаков. – Мне нужен топограф и техник. Для начала даю вам вдвое. Идет?

– То есть как? – Я даже остановился. – Вы предлагаете перейти к вам на службу?

– А как же! – Максаков раскатывается своим добродушным смехом. – Все оформление я беру на себя. Можете не бояться!

Я смотрю пристально в его наглое, здоровенное лицо. Несколько секунд длится молчание. Кажется, что он начинает понимать мои чувства. Смех запинается и тухнет. Лицо Максакова багровеет:

– Ну чего вы на меня так уставились?.. Не хотите – не надо!

Он резко поворачивается и уходит, подергивая плечами.

– Враг! – говорю я сквозь зубы.

6

На прииске что-то случилось. Это я вижу по растерянным и недоумевающим лицам. Толком никто ничего не знает, но все насторожились и чего-то ждут.

Конюх, которому я возвращаю лошадь, тихо спрашивает меня:

– Перемены, говорят, товарищ техник?

– Ничего я не знаю…

В конторе праздное настроение. Сидят на столах, болтают. Один бухгалтер угрюмо перелистывает свои отчеты. Всегда приветливый, сейчас он едва отвечает на мой поклон.

B коридоре я сталкиваюсь с инженером.

– Вы приехали? Хорошо. Идемте-ка в кабинет…

Подогретое общим смущением, мое беспокойство возрастает уже в тревогу.

В кабинете обычная обстановка. Натоптано и накурено. Здесь целый день толкутся посетители. Сюда идут за каждой мелочью: из-за пары ботинок, из-за вороха сена.

Инженер запирает за собою дверь, словно подчеркивает необыкновенность событий.

– Итак, хотите знать новость? – многозначительно говорит он, когда мы усаживаемся, друг против друга.

– Ну?..

– Контора расформировывается, а наш прииск сдается в концессию целиком!

– Кому?..

– Максакову!..

Из моих рук на пол с грохотом падает кусок кварца, который я машинально взял со стола.

– Директива треста. Так, видимо, нужно!

Инженер разводит руками. Очевидно, он и сам не подготовлен к такому внезапному обороту дела.

– Впрочем, – продолжает он, – удивляться особенно не приходится. Можем мы дать в год столько золота, сколько запроектировал трест? Разумеется, нет!.. А Максаков берется… В чем тут дело – понять трудно… Может быть, на отвалы надеется? Но плохо ему будет, если он не выполнит договор – опишут его до ниточки…

– А черт с ним совсем! – срывается у меня невольное ругательство. – Противная у него морда!.. И думать о нем не хочется.

– Он – историческая необходимость, – криво усмехается инженер. – А мы с вами откомандировываемся в трест!

«Здорово! – думаю я, выходя из кабинета. – Не успел приехать и уже откомандировываюсь. Ну и арендатор! Втихомолку обстряпал какое дело!..»

Во мне закипает буря. Взорванный острой досадой, я быстро иду в чертежную комнату. Отпираю шкафы с планами. Нахожу папку с надписью «Неизвестные» и решительно завертываю ее в газету.

В это время в комнату входят Максаков и управляющий. Арендатор уже осматривает помещения.

Я спешу уйти. Готов об заклад побиться, что Максаков подозрительно покосился на сверток, который я уносил.

Или, может быть, это мне так только показалось?

Вечером в замороженное окно моей горницы осторожно скребутся. Я знаю, что это Иван Григорьевич, одеваюсь и выхожу.

На улице – мороз. Кругом безлюдие, тишина. Редко взлаивает собака. Домики потемнели, стали как будто ниже, словно вдавились в снег. Скудным, огнем светятся пятна окон… Редкие тусклые дыры в завесе ночи.

Что делают сейчас люди, спят или тоскуют?.. А может быть, под какой-нибудь крышей, как и мы, затевают необычайное? Кто их знает!.. Прячет думы свои ночной поселок…

Со двора мы идем в школу. Я ничего не спрашиваю. Во всем я положился на Ивана Григорьевича.

– Сюда!..

Мы заходим к Анисье Петровне. Она встречает нас у порога. В очках, в кружевной наколке на седых волосах, в руках клубок и спицы. Шаркая валеными туфлями, она проводит нас в темную свою комнатку с самоваром, с зеленой лампой, с полками книг.

Анисья Петровна – приисковая старожилка. Ей уже много лет, но она неустанно заведует школой. Седая ее голова всегда серебрится на женских собраниях.

Значит, и она в сговоре! – думаю я. – Однако не ошиблись они, избрав меня поверенным общей их тайны! Мне, конечно, предназначена роль, и если она направлена непосредственно против Максакова, я постараюсь сыграть ее со всей нелюбовью к этому человеку и с достоинством…

Едва мы усаживаемся за стол, как снова стучат. Я настораживаюсь. Обстановка конспирации действует.

Входит Бахтеев, потирая озябшие руки. Он почему-то конфузливо улыбается. Ну совсем он сейчас не похож на занозистого «агитатора» с речки Теи!

Час от часу становится интереснее… У этих людей все уже, как видно, сговорено заранее. Дело только за мной!

Заправилой, как видно, выступает Иван Григорьевич. Спаял нас этот немудрый старичонка!

– Голубчик, Владимир Сергеевич, – говорит мне просто старушка. – Помоложе вы нас да порезвее. И должны помочь… При мне в семнадцатом году бежал отсюда золотопромышленник Рудаков. До станций он не доехал: умер от сыпного тифа. Была с ним жена и приемная дочь Ириша, девчурка двенадцати лет. Возчики, что Рудаковых на станцию отвозили, после рассказывали, как все дело было… Одним словом, похоронила Рудакова мужа, собрала все вещи и уехала вместе с Иришей в Ленинград… От Ириши я вскоре открыточку получила. Писала она мне, что доехали они хорошо, и адрес мне свой сообщила.

Семь лет прошло с тех, пор. Больше за это время я от Ириши весточек не получала. Жива ли она, моя девочка, или нет – не знаю…

Анисья Петровна стала быстро вытирать набежавшие слезы.

– Понимаешь, Владимир Сергеевич, – сильно любила меня Ириша…

Анисья Петровна снова торопится вытереть слезы. Я с напряжением слежу за ее движениями. Хочется скорей знать – что же дальше? Нить рассказа где-то путается, и мысли мои беспорядочно громоздятся одна на другую.

Но вот Анисья Петровна снова продолжает рассказ:

– Когда Рудаковы взяли к себе Иришу, жила я с ними рядом. Вся жизнь их мне известна…

Жена Рудакова скучала, детей у них не было, поэтому и взяли они воспитанницу… Осталась Ириша сироткой, когда отца ее штейгера Макарова в штольне задавило…

Хоть и не плохо жилось Ирише у Рудаковых, никогда она меня не забывала. Все, бывало, забежит ко мне, пощебечет. С самого раннего детства она ко мне привыкла. А уж до чего привязана была – и передать трудно… Все это я тебе, Владимир Сергеевич, рассказываю к тому, что, если жива Ириша, в нашем деле она нам очень полезной может быть… А теперь о главном. Дело-то в том, что увез с собой Рудаков материалы большой разведки по реке Буринде. Это я хорошо знаю, потому что много об этом шумелось на прииске…

Уложил он бумаги в сундук. Туда же запрятал и книгу одну в красненьком сафьяновом переплете…

Говорит старуха и при каждой фразе значительно головой кивает. И каждый раз подтверждаюше взглядывают на меня Бахтеев и Иван Григорьевич. Лучше, дескать, парень, лучше слушай!

– На книге буква золотом отпечатана: «Р»… Знаешь нас, баб? Мы секреты любим! Так вот, жена Рудакова и шепнула мне на ушко, что муж за книгу эту полжизни отдаст. И дальше, глупая, рассказала, что как только вернутся они…

– Воротиться, гады, хотели! – вырывается вдруг свирепо у Бахтеева.

– Да ну тебя, погоди! – машет рукой старуха. – Так вот, как только, мол, вернутся, сейчас же Буринду станут работать, потому что золото там богатейшее. А уж где именно то золото, так про то в этой красненькой книжечке и сказано…

Вот, голубчик, Владимир Сергеевич, какая история!

Старуха положила мне на плечо свою руку. Я гляжу на нее и жду поручений…

– А теперь я добавлю, – говорит Бахтеев. Брови он нахмурил, вид у него суровый. – На прииске нашем для рабочего класса сейчас тревожное обстоятельство! Шепчутся по углам ребята и, думаю я, не даром!.. Отвалами старыми арендатор глаза отводит. Метит же он в другое, прохвост, – в Буринду. Недаром он планы искал!

Бахтеев вскакивает и, волнуясь, начинает ходить по комнате.

– Неужели же классовому врагу мы должны россыпь отдать?! Ведь он, гад, выхватит из нее все богатство, а потом испоганит и бросит!

– Али не было случаев? – сейчас же поддерживает Иван Григорьевич. – На хищничестве капиталы наживали!..

– И думаем мы… – спокойно говорит Бахтеев, но я прерываю его и за него доканчиваю:

– Что надо найти тетрадь в сафьяновом переплете!

– Во-во! – с облегчением и восторженно заключают они оба.

Я наклоняюсь к столу, подавленный увлекательной тяжестью предприятия… Что же придумать?!

– Посмотри, – обращается ко мне Анисья Петровна, – вот книги, что остались от Рудакова. Должно быть, в сундук не ушли… Может, пригодятся?

Перелистываю. Книги по горному делу. На заглавной странице у каждой почему-то штамп «Розенфельд». Не нужны!

И опять тихо и взволнованно начинает говорить Бахтеев:

– Мы бы по партлинии к властям давно обратились. Да ведь не с чем! Арендатор и есть арендатор. Это все знают. И сейчас ему палки в колеса совать нельзя. На данном этапе он нужен… Но вот если он действительно рудаковские материалы имеет, а нас только за нос водит, – тогда другое! Тогда уж выйдет, что он обманом концессию получил, потому что богатую россыпь советскими силами выгоднее разрабатывать!.. Вот и надо раскопать эту штуку. Доказать нам надо… Берись-ка ты за это, Володя!

– Поезжай в Ленинград, – шепчет Анисья Петровна, – разыщи жену Рудакова и Иришу. Она уже большая теперь девушка, все понимает. У нее спроси о тетради…

– С женой помолчи, – советует Бахтеев. – Да и Ирину сначала узнай, чем она дышит, а уж потом говори. А если случится такое, что обе упрутся, тогда, понятно, к властям!

Отечески наставляет и Иван Григорьевич:

– Город ты знаешь, человек ты ученый. Отсюда тебя все равно выставляют, в чем же дело?

– Пятнадцать лет, как не был в Ленинграде, со времени ссылки… Но – поеду, конечно!

– Денег мы тебе собрали, – говорит Бахтеев. – Двадцать червонцев хватит?

– Денег мне, пожалуй, не надо, – отвечаю я. – У меня как раз двухнедельный отпуск, да за трестом зарплаты много! Ведь некуда здесь тратить…

– Нельзя, – гудят в один голос мои соучастники. – Дело артельное!

Широченные, совершенно нечаянные горизонты распахиваются передо мною! Я увижу жизнь, от которой был оторван долгие годы… Огромный город, новые люди!.. Заманчиво после снежных хребтов Алатау!..

– Я письмо напишу, – говорит Анисья Петровна, – там примут тебя, как родного!

Когда мы топчемся в темных сенях, отыскивая ручку двери, Иван Григорьевич беспокойно вдруг вспоминает;

– А где план?

Я прикладываю руку к боковому карману:

– Здесь!..

Когда я пришел домой, мне показалось, что кто-то был в моей комнатке. Замок у нее простой. Отпирается любым ключом, а соседи давно заснули.

Ну, право же, был! Залезал даже в ящик стола – готовальня заложена не туда, куда я ее обычно прячу!..

7

Итак, я уехал.

Сейчас я в нашем городе. Хлопочу, получаю деньги. Билет на ленинградский поезд лежит уже у меня в кармане.

Я в вихре действий. Бегаю, устраиваю свои дела, – целиком захвачен поездкой.

Проекты, один другого увлекательнее, воздвигаются в моем воображении блещущей пирамидой.

Отпуск свой я использую до последней возможности. Забираю даже свои этюды: может быть, при случае покажу их художникам.

Новые люди, книги, музеи, музыка – черт возьми, какой ошеломляющий водопад человеческих достижений ожидает меня! Но стержень всего – все же мое поручение. Оно – моя нить, вдоль которой я буду идти в страну чудес!

Между делом забегаю домой к старичку – горному инженеру, давнишнему моему наставнику в приисковом деле.

По своему обычаю он сидит и пишет. Увидев меня, обрадованно снимает очки. Когда-то мы много горя хватили вместе в научной экспедиции по горам Саяна.

– В отпуск отправились? Хорошо! Но за другое хвалить не могу…

– За что? – удивляюсь я.

– Что за история у вас с арендатором вышла? Он приехал и всюду кричит, что вы ему план какой-то не дали. И, знаете, даже больше! Он утверждает, что план этот вы взяли себе. Хочет возбудить дело. А может быть, уже и возбудил!

У меня невольно сжимаются кулаки. Я начинаю обстоятельно все рассказывать. Но о лицах, пославших меня в Ленинград, и о самом поручении не упоминаю. Представляю все дело как исключительно личную попытку, связанную с поездкой в отпуск.

Он слушает напряженно. Задумывается, когда я заканчиваю.

– Может быть, – осторожно соглашается старик. – От Максакова станет! Уголовщина раньше была делом обычным. Пустые площади продавали, – улыбается он. – Бывало, подсыпят золото в контрольные шурфы и продадут! Не то, что тетрадь какую-то упереть!

– А теперь, – окрыляюсь я его словами, – из ненависти к революции и подавно устроят!

– Не был ли этот Максаков в деле у Рудакова? – продолжает старик. – Как будто бы оба они из Ленинграда?.. Возможно, от Рудакова он и знал о богатстве Буринды. А о плане ему могли сообщить сотрудники вашей конторы. Ведь так?..

Я молча киваю головой.

– Положение, конечно, нелепое. У вас есть план, но нет описания, а у Максакова – какие-то сведения, но нет плана! И обе стороны бессильны…

Старик разводит руками, думает, а потом вдруг озабоченно предостерегает меня:

– Но вы рискуете. И серьезно рискуете, милый! Утайку документа Максаков представит как попытку сорвать у него работу…

– Пусть представляет, – упорствую я.

– Срыв его работы, понимаете сами, это срыв золотой программы. Придравшись к случаю, он недодаст государству металла, а виновником выставит вас…

– Мошеннику не поверят.

– Раньше попробуйте доказать. А он, несомненно, всю эту историю объяснит как кражу, совершенную вами в собственных интересах!.. Только горячиться не стоит, – удерживает он мое порывистое движение и добро смотрит поверх очков. – У вас в Ленинграде знакомые есть?..

– Ни души!

– Тогда я дам вам письмо к приятелю моему, доктору Корневу. Он очень хороший человек и во многом вам сможет помочь. Про меня расскажете… Разве в тамошний трест вам зайти? Попробуйте – вдруг рудаковские материалы найдете? Тогда сообщите, мы все оформим… Кстати, этот Максаков тоже интересовался ленинградским трестом…

На прощание этот добрый человек с серебряной головою крепко жмет мне руку..

Я бегу на вокзал…

Глава вторая
1

– Сказано вам, никаких Рудаковых здесь нет! Дом этот куплен машинотрестом, и живут в нем только наши сотрудники!

С этими словами человек в полушубке звонко захлопывает передо мною дверь…

Я спускаюсь по лестнице медленными шагами… Все еще не верится. Нет – и все! Уж слишком просто. Стоило ли приезжать, чтобы пламенное мое устремление, прочертившее тысячи километров пути, тупо расплюснулось о захлопнутую дверь!

Впереди пустота широкой и снежной улицы с одинокими пешеходами… Рассматривать город у меня нет желания.

Сегодня утром, при выходе из вагона, я думал о том, что могу не найти Рудаковых. И эта мысль ударила по нервам настоящим страхом. Именно сегодня, когда я стоял у начала! Раньше думалось об этом много проще.

Теперь для меня перестали звучать даже самые ощущения новизны Ленинграда.

И надо же, чтобы главный опорный мой пункт – рудаковский адрес – первым же лопнул, как мыльный пузырь!

Но нет! У меня остаются еще две зацепки. Я не сдамся без боя!..

Я направляюсь к первой зацепке – в адресный стол. По дороге льнут ко мне впечатления. Только дразнят сейчас и мешают. Тревога моя растет.

В людном и грязном зале адресного стола меня удивляют барабаны за барьером. Они набиты карточками бесконечных горожан. Весь город собран сюда – отвлеченный, спрессованный в пачки, статистически обработанный город.

С волнением я заполняю бланк. Жду. Барабаны кажутся колесами лотереи, а себя я начинаю чувствовать рискнувшим на большую ставку игроком… Как много могу я выиграть! Улыбнется мне фарт, и опять я счастливый путник в страну чудес!..

Проходит пятнадцать минут… Я проиграл. На бланке отметка, что Рудаковы в Ленинграде не числятся.

Что же мне делать? Спорить, но с кем?..

Я смотрю на часы. Служебное время еще не вышло. Отправляюсь в последний поход, искать последнюю зацепку. Иду в трест.

По мрачной, затоптанной лестнице поднимаюсь я к освещенной площадке. Рядом с дверью висит доска, на ней – расписание комнат.

На минуту задумываюсь – куда идти? Выбираю N 16. Это плановый отдел. Там я подхожу к горбатенькому человечку, еле видному из-за зеленой конторки.

Горбатенький пишет, высовывая кончик языка. На желтом лице его недовольная гримаса.

– Нет ли у вас в архиве каких-нибудь материалов по приискам бывшего золотопромышленника Рудакова? – робко спрашиваю я.

– Я же вчера вам сказал, что нет! – раздраженно отрезает горбатый, даже не взглянув на меня.

– Это ошибка. Я приехал только сегодня утром…

Горбатый вскидывает голову и смотрит на меня подозрительно. Потом он слезает с табуретки и быстро ковыляет к двери.

– Подождите немного, я справлюсь…

Во мне опять оживает тепло надежды, и в окна начинает заглядывать Ленинград.

Горбуна мне приходится ждать очень долго. Возвращается он в сопровождении какого-то рыжего человека, который сразу задает мне вопрос:

– Как ваша фамилия, товарищ?

Когда дело идет о документах по золотой промышленности, такой вопрос уместен, поэтому я доверчиво называю свою фамилию.

Записав ее в блокнот, рыжий убедительно говорит:

– В архиве что-то, как будто, есть. Мы попросим вас еще подождать…

Я, конечно, соглашаюсь и с благодарностью смотрю ему вслед. И вдруг цепенею… Когда рыжий выходит в коридор, перед дверью мелькает знакомое лицо. Он поспешно скрывается во мгле коридора. Но глаза мои фотографируют его моментально…

Максаков!.. Я и верю и не верю себе. Но это он, он!

Я растерянно озираюсь. В голове моментально рождаются мысли о недобром… Немного помедлив, я шагаю к двери.

– Куда же вы? Куда?.. – пытается остановить меня горбатый.

Он порывается даже бежать, но застревает между конторкой и табуретом.

Все острее чувствуя опасность, я волчьим, размашистым шагом прохожу коридор и выскакиваю на улицу.