Текст книги "Оборона тупика"

Автор книги: Максим Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Максим ЖУКОВ
ОБОРОНА ТУПИКА

…Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя Апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы.

(Откровение Святого Иоанна. Гл. 2, Стих 2/2 Кор. 11:13, 2 Тим. 2:19/)

…У них всего две дороги,

И обе ведут в тупик:

Направо «патриа», налево «муерте» -

Выбор не слишком велик.

М. Леонидов

Я узнал, кто построил Город. У меня появились свой долг и свое назначение.

X. Мураками

– Какова вероятность встретить за углом динозавра?

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Это как же?!

– Да так: или встретишь, или нет.

Из анекдота

Пролог

Околоземная орбита. Борт шаттла «Колумбия».

Суббота, 1 февраля 2003 г.

12:03 по московскому времени.

Рик Хазбанд до сегодняшнего дня не понимал, зачем на шаттле нужна отдельная командирская каюта и зачем она оборудована отдельной линией связи. После возвращения на борт Рамона и МакКула ему сразу все стало ясно. А после сегодняшнего завершения работы Андерсона и Брауна в открытом космосе ему стало страшно. Страшно не за свою жизнь: он свыкся с мыслью, что может погибнуть в любой момент, его профессией было рисковать жизнью. Ему даже не было страшно за оставленную на Земле семью: он знал, что о них позаботятся, а его имя станет именем героя, которое какое-то время будет знать каждый школьник. Страх был иного рода. За последние сутки он узнал о мире больше, чем за всю предшествующую жизнь. Сколько ни читай Стивена Кинга, сколько ни смотри «Секретные материалы», сколько ни слушай байки ветеранов вьетнамской войны, все равно то, что он узнал и понял теперь, рождало страх, пересилить который выше человеческих сил. И еще было омерзение. Он плыл к своей каюте, чтобы связаться с Хьюстоном, и уже знал, что произойдет. Страх и омерзение – вот что испытывал Хазбанд.

Настройка связи заняла совсем немного времени.

– Хьюстон, говорит командир Хазбанд, – произнес он в микрофон стандартную фразу. – Как меня слышно?

В динамике раздался шорох. Это не было шорохом помех, на том конце кто-то вставал из-за пульта связи, а кто-то занимал его место.

– На связи Хьюстон, – наконец услышал командир из динамика, – здесь генерал Саттер.

– Слушаю, сэр.

– Вы уже подготовили доклад о работе астронавтов Рамона и МакКула?

– Да, сэр.

– В ближайшие двадцать минут вы должны передать его этим же каналом связи сюда.

– Да, сэр.

– Вы можете в двух словах описать, что произошло?

– Ничего особенного не произошло, сэр, – Хазбанд вдруг успокоился. – Видимо, я просто сошел с ума.

– Перестаньте пороть чушь, Хазбанд! – усталым и одновременно жестким голосом отозвался Саттер. – Говорите.

– Да, сэр. Мы сблизились с внеземным объектом и зацепились за него. Илан Рамон и Уильям МакКул вышли в открытый космос, добрались до объекта и проникли вовнутрь. Все э-э-э, хм… существа были мертвы. Однако Рамон и МакКул обнаружили там человека.

– Человека?!

– Он выглядел как человек, сэр, – ответил Хазбанд, – на нем не было скафандра, только какое-то устройство у носа и рта.

– Что он делал на объекте?

– Рамон и МакКул… Вернее, это мнение Рамона, сэр… Видимо, он занимался там тем же, чем собирались заниматься мы. МакКул и Рамон утверждают, что он общался с ними телепатически.

– Ну-ну. И что дальше?

– Дальше этот странный человек сказал…

– Телепатически, конечно?

– Так утверждают мои астронавты, сэр. Он сказал: «Ржавая старая жестянка». И еще: «Я разочарован не меньше вас». Затем астронавты, видимо, потеряли сознание, поскольку связь с ними прервалась примерно на 15 минут. Затем связь восстановилась, и они вернулись на шаттл.

– Я понял вас, Хазбанд, – сказал Саттер. – Немедленно переправляйте отчет, включая видеосъемку, на Землю. Затем готовьте шаттл к приземлению.

– Сэр, я как раз хотел… Дело в том, что Андерсон и Браун выходили в космос и проверяли обшивку корабля. Термоизоляционная обшивка повреждена. Сильно повреждена, сэр, видимо, при старте. Шаттл не выдержит торможения в атмосфере Земли.

– Что же вы предлагаете, Хазбанд?

Командир шаттла уже ни на что не рассчитывал, но все же попытался:

– Сэр, Лорел Кларк сделала расчеты. Мы вполне, я бы даже сказал, с приличным запасом дотягиваем до станции «Альфа». Кроме того…

– Вы в своем уме, Хазбанд?! – в голосе Саттера появился металл. – Вы еще предложите стыковку с парочкой русских «Союзов»!

– Однако, сэр…

– Выполняйте приказ, Хазбанд! Сделайте это для своей страны. И если вам каким-то невероятным образом удастся приземлиться, вы долго не увидите свою семью. И вот еще что. Андерсон и Браун все поймут. Проведите с ними беседу. Надеюсь, они не стали распространять панику среди экипажа?

– Нет, сэр.

– Хорошо. Остальным скажете, что все еще раз перепроверено, и опасности нет. Теперь этот израильтянин. Как его, черт… Рамон. Его надо нейтрализовать до начала торможения. Как угодно. Лучше всего накачать чем-нибудь и принести в кресло непосредственно перед торможением. В любом случае он не должен помешать вам выполнить свой долг. Понятно?

– Да, сэр.

– Когда вы начнете передачу информации?

– Минут через пять, сэр.

– Хорошо. Храни тебя бог, сынок.

– Шел бы ты в задницу, папаша! – выругался Хазбанд, когда связь была отключена.

Как только Хазбанд открыл люк своей каюты, он увидел Рамона. Тот расположился напротив входа в каюту и улыбался, глядя Хазбанду прямо в глаза.

– Ну что, Рик, тебе легко будет убить нас всех?

– Я не понимаю, Илан…

– Чего ты не понимаешь, Рик?

– Послушай, Илан, ты знаешь, что я обязан.

– Кому ты обязан, Рик?

– Я давал присягу своей стране.

– А я своей. И я думаю, что не в ее интересах, чтобы мы сгорели в атмосфере.

– Давай зайдем ко мне и все обсудим.

– Обязательно зайдем, – отозвался Рамон, оттолкнулся от переборки и прыгнул на Хазбанда. Они оба влетели в каюту, и люк автоматически закрылся.

У Хазбанда была только одна проблема: он не ожидал нападения. Но у Рамона их было целых три: он не был вооружен, ему было что терять и он был физически слабее Хазбанда, а приемы рукопашного боя, которому его прекрасно обучили в Хайфе, теряли всякий смысл в невесомости.

* * *

Москва. Ул. Тверская.

Среда, 12 февраля 2003 г. 14:15.

Суворов обнаружил себя стоящим на улице перед кофейней и в первое мгновение даже растерялся. Он обернулся и увидел свою припаркованную машину. Под дворник работник парковки уже подсовывал бумажку.

– Эй, – окликнул его Суворов, – тронь мою тачку, и у тебя сразу образуется куча проблем.

– У нас стоянка стоит 50 рублей в час, – ответил парковщик.

– Хорошо, – отозвался Суворов, – а где кассовый аппарат?

– Какой кассовый аппарат? – растерянно промямлил парковщик.

– Вали отсюда! – заключил Суворов и вошел в кофейню.

Он сел за столик напротив Струева, который уже ждал его.

– Ну что, доцент, – спросил Суворов, – ты заказал мне «Черный лесной»?

Струев кивнул.

– Слышь, чудик, еще раз программнешь меня, шею сверну, понял?!

Струев снова кивнул.

– И как ты умудрился? Мы говорили по телефону?

– Угу.

– Ну и что ты хочешь мне сказать?

– Я придумал, – ответил Струев.

– Что ты придумал?

– Я придумал, как все можно сделать.

– Ты что, серьезно?

– Абсолютно, – Струев закурил и откинулся на спинку стула. – Я придумал. Все может получиться.

– Может? И какова вероятность успеха? – спросил Суворов.

– Двадцать три процента, – ответил Струев.

Официантка принесла кофе. Пока она не ушла, оба молчали.

– Негусто, – произнес наконец Суворов, – совсем негусто.

– Больше уже не будет, Данила, – сказал Струев, – да и времени не осталось совсем. Так что или прекращай свой треп про Россию и мир, или давай браться за дело.

Суворов высыпал в свою чашку сахар, размешал его и стал пить кофе. Допив до половины, закурил сигарету и уставился куда-то в сторону.

– Ладно, – наконец прервал он молчание. – Кому-то, может быть, и не хочется, чтобы моя страна жила, кто-то вообще не понимает, какого черта русские живут на такой большой и богатой территории, но вот хрен им с маслом! Доцент, ты за базар отвечаешь про свои эти чертовы двадцать три процента?

Струев только развел руками. Суворов мрачно хмыкнул и, понизив голос, глядя прямо в глаза собеседнику, сказал:

– Я убью тебя и всю твою семью, родных и близких, если ты предашь. Сделай со мной то же самое, если предам я.

Струев, не отводя глаз, придвинулся поближе к Суворову и сипло повторил:

– Я убью тебя и всю твою семью, родных и близких, если ты предашь. Сделай со мной то же самое, если предам я.

– Расплатись за кофе, – сказал Суворов, вставая. – Я позвоню тебе завтра.

– Так мы начинаем? – спросил Струев.

– Уже начали. Надо заняться семьюдесятью семью процентами.

Глава 1

Амстердам. Отель «Элиби».

Четверг, 16 мая 2024 г. 22:15.

В беспросветном отчаянии, не приносящем никакого физического дискомфорта, кроме похмелья, в сочетании с пьяным цинизмом есть своя особая сладость. В просмотре телевизионных программ, особенно когда уже ополовинена бутылка виски, тоже есть своя особая сладость. Сочетать же эти два соблазна еще слаще, тем более так забавно прыгать с канала «RussTV» на «Sky News» и обратно, смеяться, обзывать всех болванами, прерывать смех и ругательства чуть ли не слезами прозрения и знать, знать всю реальную подноготную, предвидеть… что? Не важно. Быть пьяным обладателем истины в последней инстанции перед экраном телевизора очень приятно. И горько. А в такой горечи и кроется сладость. И надо быть закоренелым трезвенником и необразованным, непросвещенным идиотом, чтобы этого не понимать.

Иван Андреевич Струев, обладатель ветеранской карточки инженерно-спасательной службы, бывший Советник, жил в Амстердаме уже 12 лет, куда уехал из России, разругавшись со своими бывшими коллегами и заявив о бессрочном отпуске. Ветеранская карточка давала возможность жить безбедно неограниченное время в любом городе Европы. Струев снял квартиру и зажил тихой жизнью интеллигента-алкоголика. Время между чтением и питием делилось примерно поровну, на себя и на все остальное ему было глубоко наплевать, поэтому менять что-либо в своей жизни ему было не к чему. Через два года, сразу после нашумевшего гамбургского кризиса, он почти перестал пить и большую часть времени проводил за чтением в своей квартире и центральной библиотеке, стал завсегдатаем букинистических магазинов. Однажды он даже сдул пыль со своего уже устаревшего ноутбука, написал довольно объемный отчет, зашифровал его и переслал по электронной почте в российское посольство. Ответа не последовало, хотя он его и не ждал. Однажды он увидел по телевизору свою физиономию. Мельком и совершенно случайно. Струев купил в ближайшем киоске все сколь-нибудь значимые газеты и раскопал статью про себя. Оказывается, он уехал из России из-за несогласия с курсом «нового русского тоталитаризма». Пару дней Струев был в замешательстве, откуда мог появиться этот бред. Но затем его по телефону разыскал корреспондент «Times» и попросил дать интервью. Струев не без садистского удовольствия выразился в том смысле, что и он, и подполковник Петренко готовы повстречаться с представителем уважаемого издания. Корреспондент, естественно, тут же исчез из поля зрения. То, что ни по каким своим каналам он не смог ничего прознать про подполковника Петренко (а такого в природе и не существовало), видимо, напугало корреспондента еще больше. Через день позвонили из российского посольства и поинтересовались, не требуется ли помощь. «А в чем, собственно, дело?» – спросил Струев. – «Ничего особенного, мы просто интересуемся, не нужна ли вам какая-либо помощь». Струев вежливо отказался и сменил квартиру.

Пару лет назад Струеву захотелось на море, и он полетел на испанский курорт. Он испытал смешанные чувства, когда поднимался на борт российского «Ту-404» европейской авиакомпании «Star Alliance Air». Тур был на удивление дешевым, но летевшие с ним туристы все равно оккупировали только половину самолета. Еще летело человек десять какого-то абсолютно левого народа и один китайский бизнесмен, всю дорогу работавший на компьютере. Лежа на пляже, Струев затосковал. Ему вдруг пришло в голову, что мог бы он слетать и в Россию. Пронзительно захотелось в старенькое грязное «Шереметьево», чтобы встретил его тогдашний водитель, усадил в прокуренную «Волгу» и вез, вез бы через промозглый серый город… К этому времени пассажирского терминала «Шереметьево» уже не было – все международные рейсы принимал терминал «Внуково-3», а его водителя не было в живых. Струев знал все это. Он снова запил и даже не помнил, как его доставили назад в Амстердам.

Неделю назад он поцапался с хозяйкой дома, где снимал этаж, и пока нанятый им агент не подыскал ему новую квартиру, жил в отеле. Он даже стал редко выходить на улицу. Он пил, ел и пялился в экран ящика. Так жить средний европеец не мог. На 500—600 евро в месяц сильно не разгуляешься. Это с ветеранской карточкой русской инженерно-спасательной службы, ИСС и с российской пенсией, номинированной в мегаваттах, можно было летать в Испанию и не то что неделями, а месяцами жить в отелях. За это русских и недолюбливали, многие даже обвиняли в произошедших изменениях русских и китайцев, несмотря на все, что сделали русские для Европы 10—12 лет назад. Аналитики и социологи всех мастей так и эдак переворачивали произошедшие события и делали выводы и заключения, от которых Струев заходился в приступе пьяного отчаянного смеха.

Сегодня по «RussTV» показывали очередную так называемую информационно-аналитическую программу. Мир агитировали аккуратно и вкрадчиво, без перегибов и излишнего нажима, с сострадательным пониманием и сочувствием. Даже в критике российской политики международный русский канал всегда перехватывал инициативу. Но и критика была такая, что располагала зрителя, заставляла верить, завлекала и учила мыслить так, как мыслили русские идеологи. Любая позитивная информация затем падала на уже подготовленную почву. Нечего удивляться: чувствовалась рука Толика Никитина. Струев и сам в свое время принимал участие в разработке этой методы. Когда Струев переключился на «RussTV», обсуждали в целом не очень приятную для России тему: отказ от большей части очередного технологического трансферта. Это означало для Европы потерю нескольких сотен миллиардов мегаватт на ровном месте, разорение нескольких компаний, сокращение большого количества рабочих мест. В программе показали даже небольшой австрийский городок, практически весь работавший на фирму-изготовителя каких-то там миниатюрных электромагнитных клапанов. Три года назад разработки фирмы были куплены, но затем отбракованы в этом году, так что городок полностью попал под сокращение закупок технологий. Картинка была щемяще-тоскливой: растерянные люди, закрытые лаборатории, отъезд многих семей из города. Диктор поддал жару: «Еще 5-7 лет назад европейские технологии были самым желанным товаром как для русских компаний, так и для самой России. Для европейцев же технологические трансферты стали серьезным источником доходов, причем в мегаваттах, самой твердой валюте в нынешнее нелегкое время. Теперь же…» Все было ясно. Во-первых, лишний раз пропечатали в мозгах европейцев, что расчеты в мегаваттах – это надежно и, так сказать, правильно. Во-вторых, как бы уже и не обсуждается, что технологические трансферты – это тоже правильно. Дальше понятно. Мы снова сами на себя наедем, например, за то, что нас теперь больше интересует технологическое сотрудничество с Кореей и Китаем, за то, что мегаватты в настоящее время больше нужны внутри России, и т. п. и т. д. Потом наверняка выведут кривую рассуждений, например, на то, что позиция российского руководства понятна, правда, несколько неэтична, но вот Европе требуется повысить свою конкурентоспособность. Или еще на что-нибудь. Уже не важно. Убито сразу несколько зайцев, в том числе упрятан под ковер тот факт, что толпа немцев, французов, итальянцев уже увезла с собой в Россию все технологические секреты. Все эти специалисты-прикладники давно трудятся в Екатеринбурге, Самаре, Нижнем Новгороде, Новосибирске и везде, где есть заводы и КБ. Это, не говоря обо всем том, что привезли с собой русские эмигранты, которых удалось собрать назад со всего мира. Так что теперь в трансфертах шли уже не секреты, а секретики, не то что в каком-нибудь 2010 году, когда за реализацию этой идеи дрались. Честно говоря, Струев с самого начала был уверен в ее бесперспективности. Все это придумал Олег Тёмин еще в 2006 году, когда все они тряслись со страху, когда любая случайность могла стоить жизни всем им, и когда вся вот эта ныне холодная и полунищая Европа была теплой, до одури богатой и самодовольной. Самое интересное, что тогда мало кто верил Тёмину и его ребяткам, что климатические изменения примут такой драматический оборот. Даже их лидер Данила Суворов сомневался.

– Вот вам, ребятки, и Тёмины бредни! – проронил вслух Струев и, переключившись на «Sky News», налил себе еще виски в стакан.

Британский международный новостной канал показывал говорящие головы. Сразу три. Ведущий, он же аналитик, двое других – эксперты, один из которых, насколько помнил Струев, был министром чего-то там такого в правительстве ЕС. Они не нашли лучшей темы, чем обсуждать текущее экономическое положение Европы. Есть ли выход? Как оживить экономику, сделать жизнь в Европе более обеспеченной?

– Господи, ну и идиоты! – Струев выпил содержимое стакана почти залпом и, закурив сигарету, продолжил смотреть телепрограмму. – Прости, господи, ну просто полные идиоты!

Как будто за пятнадцать лет не стало ясно, что мир изменился всерьез и надолго, что Европа не вернет себе сытую и уверенную жизнь, если только арабы, русские и китайцы не сойдут разом с ума и не побегут снова кланяться и отдавать свои ресурсы, товары и труд европейцам задарма, возрождая великое неравенство. Собственно, та же Россия и тем более Китай вовсе не купались в роскоши. Струев давно не был на родине, закрытых данных не получал, но, даже судя по открытой информации из СМИ и Интернета, благополучие России представлялось довольно умеренным. Однако основное из запланированного было сделано, теперь шла медленная, но уверенная ликвидация большинства связей с Европой. После гамбургского кризиса прошло десять лет, десять лет стабильности, и даже параноидально настроенный Струев не видел оснований для каких бы то ни было экстремистских настроений в Европе: парадоксальным образом Европа не была унижена. Она даже разорена была не дотла. И ласкал, ласкал нервы и души европейцев «RussTV», успокаивал и снимал раздражение. Вопрос был только в том, что произойдет, когда европейские товары будут иметь совсем низкий спрос. Впрочем, возможно, до этого и не дойдет… Но не следовало русским так явно лезть в Европу, надо было программу Тёмина претворять в жизнь дистанционно или, черт с ней совсем с этой программой, до добра выход за пределы России не доведет. Ох, не доведет…

– Нечего русским здесь делать, – пробурчал Струев, – разве что в турпоездке… ик!.. желательно краткосрочной.

«На сегодняшний день наблюдается практически полное разрушение экономики, направленной на эффективность, – вещал второй эксперт, тот, который не министр, – традиционные инструменты рынка уступили место регуляторам более грубым, потребности на рынке примитивные, маркетинг в его традиционном понимании просто невозможен. При этом конкуренция имеется, но создает на рынке вектор, отличный от того, который создавался в начале века…»

– Да, ребятки, – осушив очередной стакан, сказал Струев, – извините, что мы не покупаем так много «Мерседесов», как раньше…

Еще на старой квартире Струева как-то разбудил ночью шум трамвая. От этого звука он давно отвык, уехав из России. Со сна он не разобрал, что произошло. На следующий день он увидел чудо-юдо, разбудившее его накануне. Это был поразительно напоминавший даже не российскую, а изрядно подзабытую советскую модель трамвай, который в отличие от предыдущих гремел, как привычный русский собрат. Кому нужен суперкомфорт теперь, если за него приходится переплачивать драгоценными теплом и светом?

«Стоит обратить внимание также на то, как утончились глобальные экономические связи, – подхватил тему министр, – посмотрите на Соединенные Штаты: они практически полностью устранились с международных рынков…» Это почти соответствовало истине. Получив собственные источники углеводородного сырья на Ближнем Востоке и в Южной Америке, США фактически самоизолировались, уже в 2010 году убрав из Европы свои военные базы, оставив серьезное военное присутствие только там, где добывалась их нефть. Выплату своих внешних долгов Америка заморозила, прилично подкосив этим экономику Китая, доллар был девальвирован. Мексика практически вошла в состав США, а главными торговыми партнерами США стали латиноамериканские страны.

– Шли бы вы спать, ребятки, – сказал, наконец, Струев, налил себе еще стакан, выпил его, закусил орешком, выключил телевизор и стал разбирать кровать.

Спал Струев беспокойно, возможно, от количества выпитого, возможно, от постоянно съедавшего его беспокойства и даже страха, страха, которому он не находил объяснения. Ему снилось, что он сидит в закрытой комнате, забаррикадировавшись изнутри, и ждет чего-то ужасного. Выручить его должен конечно же Данила Суворов. Струев звонил Суворову по телефону, орал и просил помощи. «Спокойно, доцент», – говорил Суворов и отключался. Струев снова набирал номер…

– Спокойно, доцент! – очень ясно услышал Струев. В глаза откуда-то ударил свет, и вдруг в фокусе взгляда появилось лицо Данилы.

– Данила, ну где ты был? – промямлил Струев.

– Поздоровался бы, что ли, – упрекнул его Суворов, и тут Струев понял, что уже утро, и он проснулся.

Он рывком сел, засучил ногами и отодвинулся к спинке кровати. Сердце бешено колотилось, лицо залил холодный пот. Шторы в номере были раздвинуты, из окон лился утренний свет. Свет не резал глаза, что удивило Струева не меньше всего остального, происходившего в комнате. Страшно болела левая рука… а вот голова… голова не болела совсем и была поразительно светла. Струев опустил взгляд на левую руку. На сгибе локтя с внутренней стороны постепенно таяло красное пятнышко, в середине которого, прямо на вене, ясно был виден след от иглы.

В комнате, помимо Струева, были четверо. Один стоял в отдалении у двери, второй стоял спиной к окну. Правой рукой, согнутой в локте, он держался за пуговицу пиджака. Хотя и против света, Струев ясно различил на запонке двуглавого орла. В ухе у него торчал беспроводной коммуникатор с таким же орлом. «Медведи», – пронеслось в голове у Струева. На стуле тихо сидел неприметный человек в белом халате. Рядом с ним стояла на штативе капельница. Центральной же фигурой «пришествия» был Данила Суворов собственной персоной. Первой мыслью Струева было: «Боже, неужели и я так постарел?»

– Привет, чудик, – сказал Суворов, – ожил?

– Что ты мне вколол? – не своим голосом проговорил Струев.

– Это капельница, доцент, – ответил Суворов. – Я тебя из запоя выводил.

Струев выпутал ноги из одеяла, встал, прокашлялся и спросил:

– А на хрена?

– Поговорить надо.

– Гы, – хихикнул Струев. – Вас тут вон сколько. Друг с другом и поговорите.

– Нам нужен ты, – возразил Суворов.

– С чего бы это? – Струев махнул рукой и направился в санузел.

– У нас ситуация 23, доцент, – глухо произнес Суворов.

– Да хоть 28, – бросил через плечо Струев и скрылся за дверцей.

Он вернулся через десять минут. Врач по-прежнему тихо сидел на стуле, «медведи» как будто и не двигались со своих мест вовсе, только окно рядом с одним из них было раскрыто. Суворов сидел за столиком и курил. Откуда-то появившаяся горничная прибирала кровать.

Струев глянул на часы на стене и ахнул:

– Проклятие! Какая рань!

Он открыл дверцу мини-бара, достал бутылку апельсинового сока и осушил ее залпом.

– Какие же дерьмовые тут стали соки, Данила! – сказал Струев, отдавая бутылку уходящей горничной.

– Пожалуй, соглашусь, – отозвался Суворов. – На что еще пожалуемся?

– Трамваи шумные стали, – сказал Струев, натягивая штаны, – а у вас?

– Я же сказал: у нас ситуация 23, – напомнил Суворов.

– Я тебе на это уже ответил: хоть 28.

– Ну, положим, ситуация 28 тоже обнаружилась, – Суворов криво улыбнулся и затушил сигарету в пепельнице. Горничная сразу заменила ее на чистую. – Конечно, если тебе это интересно.

– Давно? – поинтересовался Струев.

Горничная остановилась у двери и по-английски поинтересовалась, не хотят ли русские джентльмены (так и выразилась: «Russian gentlemen») отведать второй завтрак. Потом помялась и нерешительно предложила:

– May be vodka?

Врач, доселе спокойно и безразлично сидевший на стуле, лишь изредка поглядывая на Струева, обернулся к горничной всем корпусом. Суворов тоже обернулся, громогласно прочистил горло, но стоило ему раскрыть рот, как горничная исчезла за дверью. «Медведь» у окна вытащил из кармана маленький приборчик и включил его. Уверенно горел зеленый глазок. «Отпустите ее», – скривив губы к коммуникатору, тихо произнес «медведь».

– Так что ты там про 28 говорил, Данила?

Суворов только хмыкнул. Врач посмотрел на часы, встал, подошел к Струеву, быстро померил пульс. Видимо, удовлетворившись результатом, он кивнул Суворову и, прихватив стойку с капельницей, вышел за дверь.

– Ситуация 28, доцент, – сказал Суворов, – проявилась еще тогда, когда ты был с нами. Сейчас данных больше.

– Что, маленькие зеленые человечки?

– Ты же знаешь, что серые.

– Какая, на фиг, разница! Ты мне не давал заниматься этой темой.

– Доцент, мы занимались защитой Родины и не имели права…

– Ах, перестань, ради бога! – отмахнулся Струев. – Защиту Родины надо было начинать с того, чтобы изолировать себя от…

– То-то ты обустроился в Амстердаме, а не в Урюпинске! – хмыкнул Суворов. – Хватит, доцент. Давай по делу. У нас ситуация 23, и мы не можем разобраться что к чему. Возможно, тебе это будет приятно услышать: я в растерянности.

Струев присел на краешек заправленной кровати.

– Дайте сигарету, – попросил он. Суворов сел рядом со Струевым и протянул ему пачку сигарет. – Что еще вы там нарыли за эти годы?

– Все расскажу, родной, все расскажу как на духу, только поехали…

– Я не хочу, Данила, – тихо проговорил Струев, закуривая, – я уехал не для того, чтобы снова вляпываться в то, с чем не согласен.

– Если нас скинут, если вернутся девяностые годы прошлого века, с этим ты будешь согласен?

– Мне надо подумать, – тяжело вздохнул Струев.

– О, вот в самолете и подумаешь.

– Лихой ты, однако…

– Когда-то был другим?

– Почему ты так уверен, что я соглашусь, Данила?

– Я не для себя прошу, доцент, – ответил Суворов, – и ты не можешь отказать. Формулу ты слышал: ты нам нужен. Собирайся, Ваня, собирайся.

– Да мне только подпоясаться, – пробормотал Струев. – Слушай, вот на фига ты меня напичкал этой капельницей?! Через пару часов начнутся жуткие головные боли…

– Не начнутся, – широко улыбнулся Суворов, приобняв Струева за плечо, – это новый состав, доцент. Никаких побочных эффектов. Триумф отечественной медицины, так сказать…

Уходили из гостиницы хитро, в лучших традициях шпионского жанра. Эскорт черных автомобилей отъехал от парадного входа. Количество людей, рассевшихся по автомобилям, было ровно на одного человека больше, чем вышедших из них три часа назад. Трое сели в лимузин, окруженный со всех сторон джипами, не по своей воле, но для стороннего наблюдателя это было незаметно. Кортеж рванул к зданию российского посольства. В это же время из черного хода гостиницы вышли три человека и направились к остановке трамвая. Проехав на трамвае четыре остановки, они скрылись в проходном дворе, откуда через минуту выехал видавший виды «уазик» с эмблемой аэропорта «Шипол».

– Ну и как тебе за рулем этого мастодонта? – поинтересовался Струев с заднего сиденья.

– Во-первых, – поднял вверх указательный палец Суворов, – я в отличие от некоторых не терял формы. А во-вторых, это не мастодонт, доцент, это не карета прошлого, это, дорогой мой, если угодно, джип настоящего. Без кожаных сидений, кондиционеров, бортовых компьютеров и прочего барахла.

– Детали хоть на ходу не отваливаются?

– Обижаешь, – протянул Суворов, – с этим, слава богу, наладилось. Европейцы сами попросили поставлять им эти машинки. Это по надежности не «Гелендваген», конечно, но…

– Давно ты видел «Гелендваген»? – фыркнул Струев.

– Недавно, – ответил Суворов, – непосредственно в Германии. В армейском варианте. Стоят и гниют. Делают также в гражданском варианте для китайских бизнесменов и американских мафиози.

– Кстати, мою форму сможешь скоро проверить, – буркнул Струев после паузы.

– Читал я твой отчет, посланный в посольство, – отозвался Суворов, – неплохо, но это не ты, доцент.

– В смысле?

– Тебя надо хорошенько разозлить, чтобы тебе не было равных, – усмехнулся Суворов, вписывая «уазик» в очередной поворот. – Поверь, я помогу тебе разозлиться.

– Да шел бы ты… – отмахнулся Струев.

Машина въехала на территорию аэропорта через служебные ворота и, миновав техническую зону, подъехала к неприметной стеклянной дверце в основном здании. У двери стояла женщина в униформе служащих аэропорта.

– Это «лиса»? – с ухмылкой спросил Струев.

– Не чуди, доцент, – ответил Суворов, – эта милая леди проводит нас на нашу «птичку».

Практически сразу подъехал пустой автобус, раскрылись дверцы, и все четверо вошли в него. Автобус долго кружил по летному полю, затем вырулил из-за очередного «Боинга», и глазам Струева предстала «птичка», подобной которой он никогда не видел.

– Что это? – спросил он. – НЛО в отечественном исполнении?

– Лучше, – широко улыбаясь, ответил Суворов, – это, доцент, новенький «ИЛ-206». Только что запустили на международные рейсы. Чудесная предзвуковая машина. Турборакетные движки, изменяемая геометрия и все такое прочее.

– А кондиционеры и кожа?

– Исключительно для тебя.

По основному трапу поднимались люди, «Стало быть, не спецрейс», – определил Струев. У самого носа самолета был приставлен еще один трап. По нему им и предстояло подняться на борт. Там, где их трап упирался в люк, находилось странное утолщение на днище. Собственно, в него Суворов, Струев и сопровождающий их «медведь» и попали. Это был роскошный салон с семью креслами, телевизорами, пультом связи и широким фронтальным иллюминатором. В иллюминатор было видно все, что находилось прямо по курсу самолета и под ним. Струеву очень хотелось скрыть удивление, но он откровенно обалдел.

– Что это за хоромы?

– Салон первого класса, доцент, – ответил Суворов, садясь в одно из кресел, – сейчас это спецсалон.

Люк закрылся. Почти одновременно открылась дверца позади кресел и вошел высокий светловолосый стюард. Следом за ним появился второй «медведь» и… столик с напитками. Столик безо всякой посторонней помощи вышагивал на восьми железных лапах.