Текст книги "Стальной Апостол (СИ)"

Автор книги: Максим Бугаёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

  – Сивальон, – я поймал за плечо пацана и остановил его, – Я задал тебе вопрос! Кто это был?

  Вырваться из моего захвата у пацана не удалось. Под моим хмурым взглядом он оставил свои неудачные попытки освободится.

  – Это были некросы! Ты ещё не понял этого?

  – Догадывался, – резко ему в тон ответил я.

  Вот они значить какие тут эти – некросы. А я было себе представлял некромантов из картинок, в чёрных оборванных балахонах с голым черепом вместо головы и светящимися красными глазами. Ошибся. Внезапная догадка коснулась моего сознания.

  – Писать на нашем языке умеешь?

  – Умею, – просто ответил тот, с нотками раздражения в голосе.

  Чувствуя его настроение, мне хотелось этому малому зарядить крепкий подзатыльник для стимуляции уважения к старшим.

  – Вот тебе палка, напиши на земле слово – некросы.

  'НеКрОС' написал он. Вот значить как, это просто аббревиатура получается. Свое значение она просто объединила в более удобоваримое слово для местных. Значить местные коммунисты – это и есть некросы. Отлично, с этим разобрались. То, что они имеют своё влияние на местных граждан, можно было и не упоминать.

   – Что мы делаем в городе? Для чего сюда приехали?

  – Вы же сами меня уговорили спасти вашего друга.

  – Да, мы именно об этом вас попросили, а не о том, что тут не так давно произошло.

  – Что ты имеешь ввиду?

  – То, – схватил я его за ворот, – что ты ничего нам не говорил про свои цели, которые вас привели сюда.

  – А вам про них не обязательно было знать.

  – Да что ты говоришь? Ты считаешь, что нас подставить под нож можно без предварительного уведомления, – я уже было замахнулся, чтобы хорошенько привести ему весомый аргумент в его наглое лицо про свой протест, за подобное обращение к нам.

  – Эй Макс, да угомонись ты, – услышал я Толика.

  Я отпустил пацана, нервно шаркая по камням дворика. Этот Ромео, сейчас бережно перевязывал раны Аминель. Тоже мне, романтик. Нашёл время.

  – Толя, ты хоть понимаешь, что ты наделал?

  – А что ты прикажешь мне нужно было делать? – огрызнулся тот. – Стоять и смотреть, как её порежет на куски тот маньяк? Кто мы без них и что нам тогда делать?

  В общем спорили мы долго, так и не придя к общему мнению. Я совершенно не находил поддержки у своего напарника, он не желал видеть очевидные вещи. Затем Сивальон предложил срочно отправится в порт, так как время не терпит. По его словам, скоро начнутся торги невольников и надо срочно забирать Павла и сваливать отсюда. С этим спорить я не мог, всё было правильно, но фальшь скользила в его словах. Толик ничего не заметил, он сейчас был увлечён Аминель и сюсюканьем с ней. Я махнул на всё это рукой и решил плыть по течению.

  Время показало, что я не ошибался на счёт этих двоих. Ни на какой мы рынок невольников не поехали, мы прямиком штурмовали ворота порта. На скорости пронеслись мимо пропускного пункта и направились прямиком к причалу. На пристани стоял катер и рядом с ним крутился в обыкновенной тельняшке худой матрос. Белые волосы, тельняшка, широкие белые штаны, ничего особенного.

  Что происходит Толик не понимал, я догадывался и мои мысли мне совершенно не нравились. Танк остановился и из него выскочили как ошпаренные Аминель и Сивальон. Они прямиком побежали к катеру и запрыгнули в него. Матрос отдал швартовые и катер взревев двигателем отчалил. Мы как бедные родственники остались. Никто нам и не предложил последовать с ними. Толя просто присел на корточки, не веря во все происходящее.

   Глава 8.

  Боль была адская, я всё чувствовал и ничего не мог сделать. Меня повалили на горячий и грязный железный рифлёный пол спиной вверх. Щекой я угодил в масленое пятно, возле которого валялся раздавленный таракан. Руки и ноги у меня были связанные. От пола было не оторваться, меня к нему чётко припечатали два здоровых мужика, упираясь своим коленом мне в спину. Но не это было ужасное, а было невыносимо больно из-за того, что кто-то сейчас какой-то металлической ерундой ковырялся в моей ране. По живому у меня со стороны спины буквально вырывали из плоти руки стальной осколок.

  Я орал и бился в истерике по началу, но потом просто взял всю свою волю в кулак и попытался просто и мирно не выдергиваясь лежать. Чему быть – того не миновать, решил я просто лежал на полу, гневно рыча и жадно хватая ртом воздух.

  – Глеб, плесни ему в горло горючки, заслужил, – кто-то сказал хриплым голосом сверху.

  – Да на хрен надо! Переводить на него драгоценный продукт, – протестующе ответил второй.

  – Залей ему горлянку, кому сказал! – в приказном тоне снова сказал хриплый.

  – Сильно много чести, как для безродного, – это снова был голос второго, но вскоре у меня перед губами оказалось горлышко фляги из которой хлынул самогон.

  Я противится не стал и мгновенно припал губами к подарку, жадно проглотив несколько глотком. Это была хоть какая-то анестезия, за неимением лучшего и такое обезболивающее сгодится.

  – Ты посмотри, Топор, как присосался, пёс безродный, за уши не оттащишь!

  – Посмотрел бы я на тебя, Глеб, если бы ты лежал на его месте.

  – Ну ты и сравнил!

  – А чего такого, он так же сложен, как и ты, тот же мешок с костями и мясом.

  – Нет, Топор, тут ты не прав. Как ты меня можешь сравнивать с ним? Я могу это принять и за неуважение ко мне.

  – Прими-прими, Глебушка. Ещё можешь маляву настрочить Голубеву, мол так и так: не уважают меня товарищи в отряде, подначивают на каждом шагу, проходу не дают, не дают возможности раскрыться и показать себя в полной красе.

  – Ну...

  – Не нукай мне! Салага! Рот заткнул и молча выполняй, что я говорю да сопи в две дырки.

  – Топор!

  – Какой я тебе 'Топор'? Ты чего себе прыщ позволяешь? Для тебя я товарищ Громов Сергей Денисович! Понял?

  – Понял, – кисло ответил второй, и тихо добавил, – докатился, что из-за какого-то пса получаю трынды не за что.

  – Ты мне поговори ещё!

  Дальше наступила минутная тишина и тут нас подбросило. Эти два жлоба, что коленом прижимали меня к полу при скачке больно впились мне своими ногами в спину.

  – Твою мать, суки! – от боли завопил я.

  – Не дергайся ты! – сочный подзатыльник мне выписал кто-то из двоих вверху. Да так приложился, что у меня звёзды перед глазами замерцали.

  – Зина, ну что так долго? – снова голос хриплого.

  – Да никак иголку не найду, Серёжа!

  – Давай уже порасторопней, Зинаида, ты видишь сколько крови с этого кабана натекло!

  Я так понял, что кабан, за которого говорил хриплый – это я. Меня он имел ввиду. А Зинаида, это скорее всего та, третья, кто щипцами ковырялся у меня в ране и вырывал с мясом стальной осколок. И ещё мы ехали, значить должен быть и четвёртый, водитель. В том, что мы ехали не возникало ни малейших сомнений. Я четко слышал шум ревущего двигателя, нас мерно покачивало на дороге, характерно подбрасывало на ямах и ушибах, мы точно находились в железной будке какой-то машины.

  Стоп! Я по началу не обратил на это внимание и теперь понял. Вот в чём странность. Мы ехали в машине, а не в каком-нибудь танке. Не было ни ощущения, ни характерного звука лязганья трака при езде. А машину в этих местах мне ещё не доводилось видеть. Кто они, те кто связал меня? Если припомнить все последние события, то я скорее всего нахожусь у некросов. Именно некроса тогда я увидел на танке, когда наш АМХ загнал в камыши. Именно некрос тогда и вытащил Толика, и логично предположить, что это его команда меня перетащила сюда. А что с Толиком, неужели он того... Обзор с моего положения был невелик, я только видел часть железных дверей, петли, рядом ботинки и пол, всё, больше не было возможности что-либо увидеть.

  Меня снова прижали сильнее к полу, и я ощутил снова невыносимую боль. Зинаида, очевидно, нашла иголку, так как то, что она делала, можно было сравнить только с зашиванием. Долго это не продлилось и всё довольно быстро закончилось, швов пять она наложила, если я не ошибаюсь. Затем мне на рану плеснули жгучей гадостью и туго перевязали бинтом. Больше ничего интересного не было, мне накинули мешок на голову, и я вскоре вырубился, когда на очередном ухабе приложился хорошо виском о пол.

  Провалялся в беспамятстве не долго. Очнулся от тычков под рёбра, кто-то очень добрый таким образом меня привёл в чувства. Выгрузили с машины и повели куда-то. Долго ходить не пришлось, привели в какое-то помещение. Тот, к кому обращались 'Топор' сдал меня людям в белых халатах, которые по своей доброте душевной сняли с меня мешочек на голове. Толика со мной не было, как его судьба сложилась не знаю, знаю на сто процентов только одно, попал я в не очень хорошее место.

  Когда с головы сняли мешок в глаза сразу бросились узкие окна, через которые можно было наблюдать небо в клеточку. Толстые решётки на окнах наводили на весьма неоднозначные мысли. А дядечки в халатах, которые обращались с тобой как с животным и вовсе развеяли все мифы о гостеприимстве этого места. Первым делом меня разделы и извлекли все из карманов. Содержимое уложили в небольшой пакет и герметично запечатали его. Все мои пожитки составлял смартфон в количестве одной единицы и зажигалка, тоже в количестве одной единицы. Не густо, но что есть, то есть. Прибарахлится как-то не получилось за столь короткий срок. Потом меня раздели, причём раздели весьма интересным способом. Они просто срезали одежду, находящуюся на мне. Руки и ноги освободили от веревки и надели стальные наручники, ноги не трогали. Хоть в этом небольшой плюс, а то когда вел сюда Топор, приходилось семенить мелкими шагами, от чего хотелось просто убить того, кто догадался связать мне ноги.

   На контакт, товарищи в белых халатах не шли. Все, что я не говорил с их стороны игнорировалось и не воспринималось на слух вообще. Они прекрасно понимали о чём я их спрашивал и что говорил, но как я и сказал в первый раз, ко мне тут относились как к неодухотворённому предмету. Я так и оставил эту бесполезную затею.

  После того, как меня раздели, я приступил к водным процедурам. Меня помыли. Помыли как ковёр, или машину, но не как человека. Загнали в камеру, обложенной плиткой и человек со шланга окатил меня сначала горячей водой, от которой я был просто в шоке, а потом намылил с помощью какого-то специального устройства. Затем смыл с меня пену холодной водой, от которой я просто корчился в судорогах на полу. Когда было законченно с водными процедурами меня наконец дали одежду. Обыкновенная синяя роба, штаны и пиджак, никакого нижнего белья и обуви, так и пришлось босиком ходить по холодному полу помещения. Сняли мерки, проверили рост и вес, записали в папочку и отправили в следующее безымянное помещение.

  Комната была три на три метра, выкрашенный в белый цвет потолок, голые, замазанные штукатуркой стены и пол, выложенный плиткой. Приличная плитка, должен заметить. Красивая такая, красного цвета, блестящая. На потолке висела одна блюдцевидного вида лампа. Из предметов меблировки в комнате находился скромный стол из дерева и массивный стул, один стул. Я уже было решил, что стул предназначен для меня, но ошибся. Как выяснилось, стул не про мою честь.

  В комнату вошёл невысокого роста мужчина, солидного возраста, держащий под рукой папку. Напрочь лысая голова, седые брови, пышные усы, в зубах папироса. Глаза серого цвета, прозрачные, но колючие. Высокие кирзовые сапоги, начищенные до блеска, зелёные галифе и гимнастёрка такого же защитного цвета. Из кармана гимнастёрки торчала пачка папирос, которую он вынул и положил на стол. Сам уселся на стул и предложил закурить. Я отказываться не стал. Папка легла на стол, седой её раскрыл и вынул изнутри чернильную ручку. В папке была пара чистых листов.

  Потом начался допрос, по-другому я это не могу назвать. Старик задавал ровным и тягучим голосом вопросы, на которые я отвечал не задумываясь. Ведь правильно говорят, когда задают вопросы люди, от которых не знаешь, чего ожидать, отвечай правду. Так легче и голову не стоит ломать, что и как ответить. Я был правдив как на исповеди, мне было абсолютно без разницы, что все ответы на его вопросы, все мои слова в точности от первоисточника, этот старик записывал на чистых листах, которые были в папке. Вот так заполнялось моё личное дело. Протокол допроса длился не долго, так как рассказывать было особо нечего. Старик иногда уточнял кое какие факты и бесцветно продолжал расспрашивать дальше, когда я полностью давал свои пояснения по тому, или иному поводу. Выкурив третью папиросу, я закончил свой рассказ. Особенно старика заинтересовало окончание моей истории. Если начало у него не вызывало абсолютно никаких эмоциональных всплесков, то под конец он достаточно заметно оживился. Особенно его заинтересовала та часть рассказа, когда я выбирался с порта. Он по несколько раз уточнял, как я завёл танк, как привёл его в движение и как мне удалось за такое короткое время освоить азы вождения боевой машиной.

  Дописав последний листок с моего рассказа, старик в форме расписался внизу и попросил меня поставить свою роспись ниже его. Без малейших препирательств я выполнял всё, что мне говорили. Закрыв папку, старик не прощаясь удалился с комнаты, через вторую дверь, откуда он и пришёл. Я остался один, настроения не было совсем, рука горела огнём от ожога, рана, перевязанная бинтом с каждой минутой все чаще и чаще напоминала о себе.

  Пять минут слоняясь по комнате из угла в угол меня утомили и я решил усесться на стул. Очень сейчас хотелось лечь поспать, забыться от всего этого и нормально вздремнуть, сладко раствориться в дымке сна.

  Прошло ещё с пол часа и за мной явился один здоровенный дядька.

  – На выход, – с порога приказал он.

  Где здесь выход, куда идти? По логике, дверь тут только одна открыта, та из которой показался этот здоровяк, значить надо в этом направлении двигаться.

  Не успел я выйти, как мне сразу было велено стать лицом к стене. Знакомые слова. Нет, я ни разу не находился в местах не столь отдалённых, но эта фраза постоянно звучала во всех фильмах про тюрьму в моём мире. Тут, как можно видеть, порядки и фразочки всё те же. Дверь за мной закрыли и меня повели по длинному коридору, который слава богу не уходил под землю. Больше всего я боялся оказаться под землёй, но этого не произошло.

  Всё было понятно без слов, я угодил в неволю. Вот эти товарищи коммунисты, которые меня подобрали и привезли к себе не с проста мне на запястья одели наручники. Теперь я ожидал свой номер люкс. Вопрос только в том, это будет общественная камера, или одиночка? Хотя можно было находить и положительные моменты, меня не опускали под землю, а значить все не так плохо. Ужасно не переношу неволю под землёй, мне ужас как надо солнечный свет, так хоть себя более живым ощущаешь. Спросить себя, а мне есть с чем сравнить? Такое впечатление, что я знаю, как это сидеть в подземной камере. Так я сам себе и отвечу, да не хочу я и сравнивать, как-то обойдусь без этих сравнений.

  За очередной по ходу решетчатой дверью начался коридор с дверьми по правую и левую сторону. Прочные такие двери, надёжные. Деревянные, обитые железом. Камеры – догадался я. Поселили меня в двадцать первую камеру, именно такая табличка с номером была на двери.

  – Пошёл пёс, – затолкнул рукой в спину конвоир и захлопнул за мной дверь.

  Споткнувшись о порог камеры, я по инерции полетел вперёд и врезался головой в стойку железной, двухъярусной кровати. На нижней койке кто-то лежал, верхняя была свободной.

  – Кого там черти принесли? – голос полного негодования раздался в маленькой и тесной камере.

  – Извиняюсь, – только мог и сказать я.

  Руки по-прежнему были в наручниках, конвоир их снять не удосужился. Забыл, что ли? Или так здесь принято?

  Камера была весьма тесной, три на три метра, не больше. Высота потолков тоже особо не радовала, максимум два метра и десять сантиметров. Так что, если придётся спать на втором ярусе, надо приловчится как-то залазить.

  – Ты ещё кто? – с постели встала девушка. Короткие каштановые волосы, симпатичное личико с большими глазами, пышными губами и курносым носом. Ростом она была под метр семьдесят, с довольно привлекательной фигурой, которую не смогла скрыть даже тюремная роба.

  Я не был готов к такому повороту событий. Увидеть тут девушку я совершенно не ожидал. Да и ещё такую симпатичную. Я молил бога, чтобы оказаться с людьми в камере, а не с какими-нибудь форками, или ещё кем-то мне не ведомым. Максимум я ожидал увидеть каких-то бородатых и немытых уголовников до мозга костей, а тут девушка. Нормальный расклад.

  – Меня зовут Максим, – сразу представился я, не зная, как отреагировать на вопрос 'Ты ещё кто?'.

  – Максим? – она улыбнулась, покоряя меня своей милой улыбкой, которая ей очень шла.

  – Ну да, а что в этом имени такого?

  – Ничего, кроме того, что оно не местное, – как-то загадочно ответила она.

  – Вот как, отчасти в ваших словах есть правда, я действительно не местный.

  – Пёс?

  – Что значить 'пёс'? Я такой же человек, как и вы, руки ноги и голова, не лаю, шерсть на мене не растёт, блохи по телу не бегают. Хожу на двух ногах...

  – Хватит, – оборвала меня соседка по камере, – псами здесь называют чужаков, прибывших с обратной стороны.

  – Чего?

  – Ну ведь ты же с Земли?

  – Да.

  – Прибыл недавно сюда?

  – Да.

  – Значить 'пёс'. Так здесь таких как ты называют, это местный сленг.

  – Ах вот в чём дело! – понял я. – А я-то думаю, с чего это меня эти коммунисты то собакой, то псом постоянно обзывают, вот значить откуда ноги растут.

  – Ага, – с этими словами девушка уселась на свою койку. Я никак не мог определится с её возрастом, так и остался с предположением от двадцати семи до тридцати лет. Хотя какая она уже девушка, она полноценная женщина. Но как бы там не было, а я как-то не припомню, чтобы женщина была против, чтобы её называли девушкой.

  – Вы не представились, – обратил я внимание соседки по камере на её невоспитанность.

  – Это ни к чему, тебе осталось жить совсем немного и моё имя для тебя ничего не изменит.

  Неплохое заявление. Гостеприимством тут веяло на каждом шагу. Только у этой красавицы маленькая неувязка в словах получалась. Почему меня тогда не прирезали на месте, а оставили в живых? Когда нам с Толиком удалось вырваться из порта, и я загнал танк в камыши можно было покончить с нами на месте и не заморачиваться на наш счёт. Кстати. Если быть до конца честным, то заморачивались они только со мной, на счёт Толика такого сказать не могу. В машине его не было, в которой меня привезли, я в этом точно уверен. Когда меня привезли и подняли на ноги, хоть у меня и был мешок на голове, но уши мне не заложило. Кроме четверых в машине и меня, больше никто звуков не производил. Так что, насчёт Анатолия я пытался не думать и искренне надеялся, что ему повезёт и он выживет.

  И потом, с чего это я должен верить словам этой, не знаю, как её назвать. С чего у неё такая уверенность на мой счёт и на счёт того, что дальше будет. Самая умная, что ли? Да хрен там.

  – Повезло мне с соседкой по камере. Главное доброжелательная тётка попалась, – вслух я произнёс, таким образом выразив своё недовольство. Причём специально сделав акцент на слово 'тётка'.

  Её это задело, я заметил краем глаза, как её зелёные глаза вспыхну гневным огоньком.

  Я было попытался взгромоздится на верхнюю место двухъярусной кровати, но не тут-то было. Острая боль в плече не дала это сделать и пресекла попытки на корню. Вот незадача. Я посмотрел на камеру в целом и попытался что-то придумать. Узкий проход у левой стенки, с правой стены прикручена болтами кровать, прямо у маленького зарешёченного окна умывальник и чуть правее толчок. Всё в миниатюрных размерах, ничего лишнего. Все предельно аскетично и практично. Что же делать?

  Да чего тут делать, бери да стелись. Я стащил одной рукой матрас с верхней полки и подушку, да бросил на пол. Как раз получилось впритык. Улёгся, предварительно сбив подушку рукой.

  – Слышь пёс, а как ты думаешь я вставать буду? -едко поинтересовалась со своего места моя соседка, которая молча наблюдали за моими действиями.

  – Как, как? Ногами встанешь! – сквозь зубы ответил я ей.

  – Ты не думай, что я тебе место своё уступлю. Раненный он, посмотрите. А вставать мне нужно, хоть головой тут бейся о стену и куда я по-твоему должна ноги ставить?

  – На потолок!

  – На тебя я буду становится, так что не удивляйся, если ногой тебе что-то прищемлю.

  Вот мегера попалась. Ещё немного её словесного поноса и придётся взять грех на душу, да утихомирить эту стерву.

  – Ладно пёс, я потерплю, ещё немного осталось.

  Отчего же мне так везло с представительницами слабого пола с момента моего прибытия. Что не красивая баба попадётся, то сто процентная стерва. Как так получается, скажите на милость? А может такое быть, что я ошибаюсь? На самом деле все не так, как мне кажется. Может проблема со мной? Возможно я разучился понимать и общаться с женщинами? Над этим стоит задуматься и не пускать в ход надуманные эмоции.

  – Слушай, безымянная ты наша! – решил я провести эксперимент с разговором, выезжая на одной только выгоде, – А с чего это ты решила, что мне не долго осталось?

  И это подействовало, девушка не стала отмалчиваться. Я сделал ставку на разговорчивость женского пола и не прогадал.

  – Парнишка, ты полегче на поворотах, никакая я не 'ваша', и с каких пор мы перешли на 'ты'?

  – С тех самых пор, как оказались в неприлично тесной обстановке для отдельных личностей.

  – Даже так?!

  – Ну именно так, и уже это длится порядком пятнадцати минут.

  – Ха! По-моему, ты много о себе возомнил.

  – А, по-моему, в самый раз, для того, чтобы перейти на 'ты'. Ты ведь первая решила не соблюдать правила приличия. Даже не представилась.

  – Ой-ё-ёй, как много чести, вы скажите на милость!

  Как понимать последнее, что слетело с её уст я не понимал, да и какой можно руководствоваться логикой, когда разговариваешь с женщиной? Тут надо все просто воспринимать, не заморачиваясь, но и расслабляться не стоит, а держать ухо в остро, так это просто золотое правило. Разговор заходил в тупик и я решил как-то перевести в другую сторону беседу.

  – Если ты не 'наша', то чья тогда?

  – Что?

  – То, что сама сказала. Цитирую – 'никакая я не ваша', тогда чья ты?

  – Ты посмотри на него какой приставучий хам! Всё то ему надо знать, ишь какой любопытный. Слышал в детстве пословицу – 'Любопытной Варваре на базаре нос оторвали'?

  – Слышал конечно. Только ты мне так ответила на два моих вопроса.

  – Да что ты?

  – Да!

  Её стало захватывать обыкновенное женское любопытство, тот двигатель, который я собирался использовать – заработал.

  – Ну, чего замолчал, подранок, говори, раз уж начал! – настаивала шатенка.

  – Ой, даже не знаю! – продолжал я свою игру, – Ну на первый вопрос ответ стал очевиден, ты тоже с Земли. Раз так хорошо знакома с дворовым детским фольклором.

  – Допустим, – заулыбалась она.

  – А звать тебя Варвара, это ответ на второй вопрос, – я ткнул пальцем в небо, ожидая её протеста на такое нелепое предложение. Возможно из словоохотливости и назовёт своё имя. Оно мне конечно не к чему, но потренироваться стоит.

  – И тут ты угадал, – а вот этим заявлением она меня повергла в шок, но виду я не подал, а придал лишь лицу довольно серьёзного мистера Шерлока Холмса.

  – Значить будем знакомы, Варвара. Меня зовут Максим, – я протянул девушке руку для рукопожатия.

  Она пожала мне ладонь и с ноткой интереса спросила у меня.

  – А ты как сюда попал?

  – О! это не такая уж и длинная история, но довольно утомительная, – особого желания не было ещё раз описывать свои несколько дней на этой планете. – Сейчас нет никакого желания рассказывать её в сотый раз. Давай потом?

  – Хорошо, – согласилась девушка, – Но ты должен мне пообещать, что вечером обязательно расскажешь.

  – Обещаю, – согласился я. – Значить ты уверенна, что до вечера я протяну, – начал я дергать за интересующие меня ниточки.

  – Ну в том, что ты проживёшь и до завтрашнего утра у меня сомнений нет никаких.

  – А откуда такая уверенность?

  – От верблюда! – снова уклонилась она от ответа.

  – Да что ты говоришь, – решил поддержать этот разговор я, без намеренья сдаться, пока не узнаю её источника такой осведомлённости на мой счёт, – Сколько не встречал людей, которые умеют разговаривать с верблюдами, так никто из них никогда и не признался, откуда у них такой дар. Разговаривать с животными.

  Шатенка весело рассмеялась. А продолжать удерживать нить разговора.

  – Возможны ты не только умеешь общаться с верблюдом, может и белочка тебе, что-то на ухо нашептывает?

  Тут последовала реакция, которой я не ждал. Варвара сделала вид, что обиделась. Но эта обида была напускная и показушная.

  – Я не сумасшедшая и никаких белок не вижу.

  – Понятно-понятно! Охотно тебе верю, – для пущей убедительности я положил руку на сердце, – Но как-то всегда не привычно, когда имеешь удовольствие общаться с такой красивой девушкой слышать от неё, что она общается с верблюдом.

  Лесть подействовала. Она весело рассмеялась и приняла больше выгодную позу у себя на койке.

  – Вы только посмотрите на него, какой настырный. Всё ему расскажи. А ты знаешь, Максим, ты мне даже начинаешь нравится.

  – Ох какое смелое заявление, – продолжал играть дальше я, – наверное это из-за моей неотразимой красоты?

  – Нет, не льсти себе, – отрицательно покачала головой Варвара.

  – Тогда из-за моего безудержного обаяния!

  – Ну эта песня тоже не про тебя, – снова не согласилась Варвара, – в тебе есть что-то такое ... – она не находила слов и эту паузу надо было заполнять мне.

  – Величественное?

  – Нет!

  – Могущественное? – я просто стебался над ней, не давая ей возможность зацепиться за правильный ответ, который мог возникнуть у неё в голове.

  – Да нет же!

  – Межгалактическое?

  – Ну хватит уже! Ты меня сбиваешь с мысли.

  – В общем со мной не скучно, – немного в ином направлении стал я её подталкивать.

  – И это тоже, но я хотела сказать другое...

  – Да не заморачивайся ты, потом вспомнишь.

  Она ещё немного для вида поднапряглась, чтобы найти правильное слово, но мгновенно оставила эти попытки как в дверь камеры три раза застучали. Затем щелкнул с наружи засов замка и дверь камеры открыли. Я попытался быстро встать, но у меня не с первого раза это получилось.

  – Это ещё что такое? – раздался гневный голос здорового конвоира, увидевшего моё лежбище на полу.

  – Виноват ваше благородие! – согнулся в шутовской позе я. – Никак не мог залезть на второй ярус, пришлось, ваше сиятельство, исхитрится.

  Варвара прыснула от смеха не в силах сдержать себя.

  – Клоун значить? – невесело улыбнулся охранник.

  – Никак нет, ваше благородие! – не мог остановится я, хоть и понимал, чем это для меня может обернутся. Но сейчас это была игра на публику, концерт в честь Варвары, пусть думает, что я в неё безудержно влюбился с первого взгляда.

  Надзиратель без размаха, просто сделав резкий выпад рукой вперёд ударил меня дубинкой под дых в солнечное сплетение, заставив меня согнуться в три погибели. Хорошо, что на полу был матрас и я невольно опустился на колени.

  – Хорошая собачка, смешная, – похлопал он меня своей здоровой пятернёй по щеке, – будешь нас смешить, когда нам будет очень скучно.

  Я как рыба заглатывал воздух, пытаясь как можно быстрее наладить приток воздуха в лёгкие, а надзиратель тем временем достал ключи от наручников и освободил мне руки.

  – Спасибо не говори, – продолжил он, – это тебе за твоё выступление, шут гороховый.

  – Гладкий, на выход! – раздался голос второго надзирателя, которого я не заметил, тот стоял у двери.

  Варвара осторожно переступила через меня и вышла, сказав мне на прощание,

  – Увидимся вечером, герой.

  – Увидитесь, а как же! Куда же вы денетесь, – весело заржал первый надзиратель, который услышал слова Варвары.

  Дверь за этими тремя захлопнули и поставили на засов. Я остался лежать один, приводя себя в чувства. Сквозь решётку за окном светило по-прежнему тепло солнце и лучики тепла смело проникали в мою камеру, освещая её и наполняя светом. Посмотрев на всё это с другой стороны, я понял, что не всё уж так плохо. Прорвёмся – решил для себя я, и как можно удобнее стал устраиваться на соломенном матрасе. Слышно происходящего на улице не было совсем, очевидно так было и задумано теми, кто поставил стекло на единственное окно в камере. Вентиляция была в потолке, так что от нехватки свежего воздуха тут страдать не доводилось. Под эти все мысли, а также с благодарностью, что мне освободили руки от наручников я с удовольствием, уснул.

  Сколько проспал, не помню, но проснулся я от шума открывающейся двери в камеру. В камеру вошла Варвара, за которой сразу же закрыли дверь. Вид у девушки был не очень. На её лице была нацеплена хмурая маска. Она без слов прошла к себе на койку и улеглась, отвернувшись лицом к стене.

  – Что случилось? – поинтересовался у неё я.

  Та не отвечала, и я решил пока не беспокоить девушку. Сам перевернулся на другой бой и попытался уснуть, но как-то не получалось. Так и провалявшись ещё с пол часа в неудачных попытках заснуть я услышал всхлипывания. Звук шёл от Варвары. Поднявшись с матраса, я присел на край койки Варвары.

  – У тебя всё в порядке? – дотронулся я рукой до её плеча.

  – Тебе какое дело? – плачущим голосом ответила она.

  Быть честным, так по правде сказать – никакого дела до неё, а если по-человечески, то как-то это нехорошо, просто остаться в стороне. Надо предложить помощь, или просто выслушать человека в такие минуты, уж так меня воспитали.

  – Ты права, мне до тебя никакого дела нет, но я не могу просто оставаться в стороне, когда кто-то страдает.

  – Ой какие мы заботливые, – зло огрызнулась Варвара, – а если бы я была бабкой старой и отвратной, ты бы тоже подошёл ко мне и предложил помощь?

  Я подумал и решил, что точно так же бы тогда поступил.

  – Будь ты даже дедкой, всё равно так же и было бы.

  – Не верю! – продолжая всхлипывать ответила Варвара, упираясь лицом в стенку.

  – Твоё дело! Хочешь верь, а хочешь не верь, мне как-то все равно!

  Варвара повернулась ко мне лицом и в глазах ей, распухших от слез я прочитал какую-то отчаянную безнадёжность.

  – Ты считаешь я красивая? – задала она неожиданный для меня вопрос.

  – Да, ты красивая! – честно ответил я.

  – Вот именно поэтому я тут так долго и продержалась, – убрав слёзы с глаз сказала шатенка.

  – А сколько это – долго?

  – Год с лишним.

  Ничего себе, подумал я. Шутка ли, год просидеть в этой камере. Но её интонация, с которой она это произнесла наводила на не очень хорошие выводы,