Текст книги "Логово тьмы"

Автор книги: Максим Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Вдруг, один из уголков украшения слабо щелкнул, драгоценный камень сдвинулся в сторону, открывая крошечное потайное хранилище. Изо всех сил напрягая зрение, я вгляделся внутрь, стараясь в тусклом отсвете уличного фонаря рассмотреть содержимое.

Некоторое время я не мог понять, что же вижу. А когда осознал… Волна дрожи прошла по телу; сердце кольнуло болью, ревностью; на голову будто ушат ледяной воды вылили. Стало очень горько и тоскливо.

Я защелкнул кулон, бережно вернув его на место. Двигаясь, словно во сне, принялся одеваться.

Как там сказал Джон? Замкнутая. Преданная. Вот только кому она предана? Мне ли? Черная тень сомнения коснулась души.

Одевшись, я вышел из гостиницы, ноги сами понесли к дирижаблю. Горечь душила, в голове творился полнейший сумбур.

"Любого можно воскресить, – говорила она, – Достаточно… иметь пучок волос…"

Печальная ухмылка застыла на моей физиономии. Потому что там, в кулоне, я видел именно пучок волос. А вернее… Готов поклясться, это был клок черной волчьей шерсти!

Она надеется воскресить Вольфа? Неужели… Неужто только ради этого она… Дала именно такие показания на суде. Чтобы полететь на дирижабле, а не остаться в Республике… И сегодняшняя ночь… Только ради этого?

Я сам не заметил, как оказался у трапа "Расторопного". Рядом не было ни души, я поднялся внутрь, осматриваясь. В рубке – никого, кают-компания пустая. Двери личных кают распахнуты настежь. Приглушенный голос послышался из-за не до конца прикрытой двери машинного отделения.

Григорий? Все еще не спит?

Я тихо прошел к переборке, взгляд аккуратно скользнул в щель.

Химик стоял у того самого загадочного шкафа, руки танцевали на тумблерах, он тихонько бормотал под нос. Я хотел было зайти и спросить, чем он занят… Но не стал. Потому что вспомнил.

Внезапное озарение осветило разум; память, наконец, подсказала, где я уже видел подобный агрегат.

"Радиограф! – так мне когда-то представил это чудо техники майор Кольт, – Новомодная штучка! Передает речь прямо по воздуху."

Правда, помнится, радиус действия тогда был ограничен. Но… кто знает, как далеко шагнула Прусская наука?

Я тихонечко, не издав ни звука, попятился. Спустился по трапу, прикрыв за собой дверь. Ноги беспомощно согнулись, с тяжелым вздохом я присел на крайнюю ступеньку.

Значит, Григорий передает донесения. Интересно, кому? Врагам или друзьям? И вообще, остались ли у меня еще друзья? Пошел ли хоть кто-то со мной из дружбы, а не потому, что надеется чего-то поиметь?

Далеко на востоке небо принялось краснеть, солнце стрельнуло первым лучиком, а я все сидел, пригорюнившись.

– Глеб? Ты чего тут? – Доусон подошел незаметно, внимательно всмотрелся в мою унылую физиономию, – Грустишь?

Я сделал усилие, вымученная улыбка скривила губы.

– Ничего… Так… Задумался… – пробормотал я, – Поднимайся, буди Григория. Готовьте дирижабль, пока схожу за Анжелой.

Джон проводил меня подозрительным взглядом, лишь потом взявшись за выполнение приказа. Я шел той же дорогой, оказавшись у постоялого двора через считанные минуты.

У входа стоял, блистая белизной, гномий дилижанс. Двигатель чуть слышно урчал, в приопущенном окне кабины торчала голова Мрора. Он заметил меня, дружески махнул рукой.

– Отбываем, стал быть, – пояснил гном, – Вечером лекция уже в Сурдоне.

Махнув гному рукой, я проник в гостиницу. Ступал осторожно, стараясь не шуметь, скрипучие ступени не издали ни звука. Дойдя до второго этажа, я внезапно заметил серую тень, крадущуюся к нашей с Анжелой комнате.

Тандалин, облаченный в темный плащ, практически растворился в полумраке коридора. Его выдавал лишь блеск стали, в руке эльф держал зловещего вида кинжал. Ушастый стоял у двери, спиной ко мне, напряженно прислушиваясь.

"А ведь прирезал бы во сне, – подумал я, – Если бы застал меня спящим…"

Ладонь эльфа потянулась к дверной ручке, тело напряглось, я незаметно подкрался сзади.

– Бу! – громким шепотом гаркнул я.

Эльф подскочил, как ужаленный, громко взвизгнув, но я уже ухватил неудачника за шкирку. Контролируя вооруженную конечность, плавно оттащил брыкающегося ушастика в дальний конец коридора.

– Ну что, Пенталгин, я предупреждал… – зловеще прошептал я.

Бедняга задергался, завертелся ужом. Был он жилистый, ловкий, но против грубой силы сопротивляться трудно. Я перехватил горло локтем и слегка придушил несостоявшегося убийцу, чтобы поменьше трепыхался. Некоторое время он еще брыкался, потом затих. Я понемногу ослабил хватку.

– Эх, молодые люди, – услышал я у себя за спиной, – Шли бы вы в номер, ребята, там ведь гораздо сподручнее!

Из открывшейся двери крайней комнаты показался одетый по-походному профессор Успенский. Смотрел он не то чтобы неодобрительно, но… с легким осуждением.

– Да мы, собственно, не…

– Ладно, чего уж, – отмахнулся профессор, – Молодо-зелено…

В этот момент затаившийся Тандалин рванулся. Я не ожидал от эльфа подобной прыти, руки машинально дернули ушастика к себе. Дальнейшее произошло совершенно случайно, без злого умысла, по крайней мере с моей стороны.

Эльф, успев вывернуться из захвата, завалился вниз, его рука изогнулась под странным углом, клинок сам собой вошел в тело ушастого, прямо в район солнечного сплетения. Хриплый стон вырвался из глотки Тандалина, он осел на пол, тело пару раз дернулось и затихло. Я стоял столбом, ошарашенно глядя на труп ушастика.

– Т-а-а-а-а-а-к… – протянул Успенский, – Ну это уже ни в какие… Пожалуй, я вынужден позвать стражу.

Но прежде чем профессор успел что-нибудь предпринять, я очутился подле него, кулак с размаха вошел в живот человека. Его согнуло пополам, скукожило, воздух резко вышел из легких. С тяжелым стоном Успенский завалился внутрь комнаты.

Я лихорадочно соображал, и никакой из вариантов мне не нравился. Нужно действовать, срочно! Иначе… город проснется, и все это может закончиться очень плохо.

Я затащил ушастое тело в комнату, прикрыл дверь. Пока профессор кочеряжился на полу, я метался в поисках веревки. Удалось найти только бельевую, но для моих целей хватило и ее. Быстро и, по возможности, аккуратно, я спеленал Успенского. Подождав, пока человек отдышался, сунул ему в рот импровизированный кляп.

Шляпа и плащ профессора легко повисли на худой фигуре эльфа. Я подхватил Тандалина под мышки, тело ушастика с трудом приняло якобы стоячее положение, вместе, в обнимку, мы вывалились из номера. Ни в коридоре, ни на первом этаже не было ни души – все-таки время для самых сладких снов. Только дойдя до входной двери, я сделал глубокий вдох.

– Ну так вот, профессор! – громко заговорил я, вытаскивая эльфа из двери, – Спасибо за ваши разъяснения! Очень, очень познавательно! Надеюсь, еще увидимся! Вы уж, пожалуйста, больше так не напивайтесь!

Произнося тираду, я не стоял на месте. Приоткрыв дверь дилижанса, запихнул туда липового профессора, глаза неотрывно следили за кабиной, а руки сами утрамбовывали непослушное тело эльфа в сиденье.

Гном выглянул из кабины, посмотрел на меня с легким недоумением. Я захлопнул дверцу, кивнул на мнимого Успенского и пожал плечами – случается, мол, и такое!

– Удачи Мрор! Бывай!

Гном важно кивнул, шоферские очки опустились на глаза, голова скрылась в окне. Дилижанс вздрогнул, загудел, колеса сдвинулись, механизм плавно принялся набирать скорость. Я постоял, провожая разгоняющийся мехмобиль взглядом.

Взлетев по лестнице, я вломился в дверь. Анжела открыла почти сразу, девушка уже оделась и собралась. Не обращая внимания на удивленный взгляд, я метнулся в конец коридора, выволакивая связанного профессора.

– Можешь его вырубить? – зашептал я, – И сделать невидимым?

Брови Анжелы взлетели вверх, глаза округлились от изумления, но, надо отдать должное, руки действовали независимо от эмоций. Несколько заклинаний обрушились на Успенского, глаза мужчины закатились, тело обвисло, покрывшись словно бы темным саваном. И, кстати, стало гораздо меньше весить.

– Быстро! Уходим! – я взвалил профессора на плечо, как обычный куль.

Скорым шагом мы покинули постоялый двор и направились прямиком к дирижаблю.

– Смотрю, ты даром времени не терял… – раздраженно констатировала девушка, шагая за мной по пятам.

Я понимал, что ей очень хочется добавить гораздо больше. Как минимум, расспросить, что же, черт побери, происходит. Но Анжела сдерживалась. Пока…

Запихнув тело в дирижабль, я бросился отвязывать швартовные тросы. Справившись, отпихнул трап, едва успел забраться внутрь, люк с мягким шипением встал на место.

– Григорий, взлетаем! Быстро! – крикнул в рубку, но Химик и так уже шуровал рычагами.

Анжела уселась в кресло, недовольно зыркая на меня; Доусон налил девушке кофе.

– Причиняешь добро? – поинтересовался Джон, прихлебывая из своего стакана.

Я оттащил тело профессора к дивану, ответив шутнику неприязненным взглядом.

– И пусть никто не уйдет обиженным… – глубокомысленно продолжил Доусон.

– Все не так… – пробормотал я, с натугой затаскивая Успенского на мягкие подушки, – Все совсем не то, чем кажется…

Глава №2. Революция

Я в пятый раз прихожу получать документ,

У меня все время чего-нибудь нет.

Ксерокопии, справки – накаляются нервы.

Я пришел пораньше, но снова не первый.

– Нет-нет-нет! Это уже ни в каких ворота не лезет! – яростно возопил профессор Успенский, – Убийства! Избиения! Похищения! И где? Ладно бы на задворках, в глуши, в лесу на худой конец. Так нет же – на виду у всех, в центре, можно сказать, цивилизованного мира!

Я молча выслушал гневную тираду, сочувственно кивая головой. Признаюсь, у профессора имелись веские причины для столь категоричных высказываний, но, в то же самое время, я бы не стал называть крохотный городок посреди Диких Земель центром цивилизации. У нас, в Республике, всех, кто проживает за Великой Стеной, считали никем иными, как варварами. Ну и относились соответственно.

– Послушайте, профессор, я ведь уже объяснил вам, – терпеливо завожу всю ту же песню по десятому кругу, – У меня просто не было выбора!

– Как это? Как это? – Успенский аж подпрыгнул на диване и стал похож при этом на кудахчущую несушку, – Конечно же был! Например – не избивать и не похищать меня! Уж не знаю, что вы не поделили со своим… любовничком, но…

– Да никакой это не любовничек! – вспылил я, поглядывая краем глаза на веселящуюся Анжелу, – Глупый эльф пытался меня убить!

– Попрошу! – возмущению ученого не было предела, – Расовая принадлежность не является поводом для дискриминации, ровно как и ваши сексуальные предпочтения! Запомните, молодой человек, и намотайте себе на ус – никогда, я подчеркиваю – никогда! – не стоит доводить сцены ревности до смертоубийства! И тем более втягивать в них других… почтенных мужей. Тоже мне, Отелло доморощенный!

Я устало прикрыл лицо ладонями, руки заметно подрагивали, левый глаз принялся нервно подергиваться. Признаться, я был близок к тому, чтобы открыть люк "Расторопного" и отправить Успенского в свободный полет. Заметив мое состояние, Анжела перестала хихикать, я почувствовал, как в кресло рядом опускается теплое девичье бедро, нежная ладонь сочувственно погладила волосы.

– Спокойно, профессор, – послышался голос Григория, – Вот возьмите, выпейте чая, подкрепитесь. Это совершенно необходимо после столь существенных потрясений.

Ученый с благодарностью принял в руки сосуд с дымящейся жидкостью, второй стакан Химик передал мне. Я печально кивнул, пригубив напиток, по горлу протекла струя расслабляющего огня. Через минуту я растекся по креслу, мышцы будто взяли выходной, мощный релаксант заставил почувствовать себя слабой тряпкой.

– Ммм… интересный вкус, – уже совершенно спокойным тоном проговорил Успенский, – Что за состав? Чувствую следы мандрагоры и гидраргурума, но это ведь далеко не все?

– Да уж, – усмехнулся Химик, – Другие ингредиенты гораздо более редкие и… действенные.

– Вижу, – развеселился профессор, – То-то молодого человека так развезло!

– Глеб? Да… У него, похоже, повышенная чувствительность к некоторым нейротоксинам. Ничего, через пару минут пройдет.

Я расплылся в блаженной неге, не в силах двинуть даже языком. Подумаешь, повышенная чувствительность! Не очень-то и хотелось… Приятная слабость и абсолютное равнодушие заполнили тело, я полностью растворился в общемировой гармонии.

Первым звоночком, нарушившим нирвану, оказался неожиданный укол в желудке. Я поморщился, досадуя на неприятность, мешающую погружению в астрал. Второй укол не заставил себя ждать, я терпеливо снес и его. Вскоре все тело было атаковано чередой болезненных прикосновений, больше всего похожих на укус пчелы. О расслаблении речь уже не шла, я выгнулся дугой, ища наименее раздражающую позу, а потом с криком вскочил на ноги.

Раз! – и все неприятные ощущения как ветром сдуло. Мышцы налились силой и упругостью, разум очистился от наносных эмоций, я ощущал небывалый подъем и бодрость.

– Очень познавательный эффект, – констатировал пожилой историк, – Не подскажете название поразительного снадобья?

– Да, Химик! – с вызовом поддержал я, – Что это за ядреный коктейль?

Григорий загадочно улыбнулся, старательно нарезая вяленое мясо тонкими ломтиками.

– О! Это экспериментальный состав, – мечтательно ответил он, – Название еще не придумал. Может, "Глебовал" подойдет?

– Или "Глебосон", – поддержала Анжела.

– Не-не-не, – включился в игру Успенский, – Пусть будет по-научному… "Глебус Релаксиус".

– А может, хватит… ставить на мне эксперименты!? – возмутился я, – Я тебе что, мышка подопытная?

– Конечно же нет, Глеб, – сконфузился Григорий, – Конечно, ты не мышка.

Грянул взрыв смеха, невольная улыбка коснулась и моих губ. Вот ведь! А насчет подопытного ничего не сказал… Ладно, главное напряжение на борту спало, по крайней мере никто никого не хочет убить… прямо сейчас. Мирная трапеза, совместное преломление хлеба, есть все-таки что-то в этом допотопном ритуале.

– Давайте так, профессор, – пробубнил я с набитым ртом, – Вы ведь все равно направлялись в Пари, не правда ли? Мы просто доставим вас туда несколько быстрее, за… – я глянул на Григория, – …за десять часов. Там, если желаете, мы расстанемся без лишних обид и споров.

– Хм… доставите… и заплатите! – Успенский строго посмотрел на меня.

– Заплатим?

– А как же? Из-за вашей выходки я пропущу две лекции в промежуточных пунктах! Кто, по-вашему, возместит убытки? Мне, знаете ли, нужно на что-то жить.

– Мы компенсируем вероятный доход от несостоявшихся выступлений, – подумав, согласился я, – Но… тогда вам придется поделиться знаниями с нами. Провести, так сказать, ликбез в походных условиях.

Профессор тщательно пережевывал пищу, налегая, в основном, на мясные блюда.

– Справедливо… – нехотя согласился он после продолжительных раздумий.

– Отлично! Доедим и начинаем!

Дальнейшая трапеза прошла за малозначительной болтовней. Пожилой ученый успокоился, навеянное большим жизненным опытом умиротворение коснулось его лица. Он больше не сыпал сарказмом, злая ирония ушла из голоса, Успенский, видимо, свыкся с приключившимися неприятностями.

После еды, едва успели убрать со стола, Григорий расстелил карту, профессор бросил на бумагу благосклонный взгляд, взявшись за разъяснения.

– Насколько я понимаю, вас интересует география так называемых Диких Земель… – начал Успенский.

Он рассказывал, Химик слушал очень внимательно, Доусон ушел дежурить в рубку, Анжела практически не следила за повествованием, задумавшись о чем-то своем. Я, как мог, воспринимал информацию, хотя после бессонной ночи сохранять сосредоточенность становилось все труднее.

Со слов профессора выходило, что территория, известная в Республике как "Дикая", на самом деле не только не является таковой, но и наоборот, представляет из себя чуть ли не образец цивилизованности, населенный исключительно прогрессивной частью человечества.

– Весь север, включая огромный Скандинавский полуостров – крайне безопасные и комфортный для жизни станы, – вещал Успенский, водя пальцем по карте, – Острова, называемые Британскими, заселены слабо, ввиду сурового климата, там в основном обитают отсталые варварские племена, вполне, впрочем, безобидные. Центральную часть континента занимают обширные Мертвые Пустоши, это очень плохое место.

– А что такое? – заинтересовался Григорий.

– Хм… Хороший вопрос. Скажу честно – я недостаточно компетентен, чтобы осветить все детали… Знаю лишь то, что оказавшись там, человек может быстро и тяжело заболеть. Причем, болезнь не связна ни с вирусами, ни с магией, лекарство не удалось обнаружить даже лучшим алхимикам. Тело заболевшего начинает гнить, разлагаться, пока пациент не умирает от внутреннего кровотечения или отказа жизненно важных органов.

– И что, никто не знает, как бороться с немочью?

– Говорят, некромантам удалось что-то нащупать, – нехотя признал профессор, – Но, сами понимаете, некроманты…

– Вы же сами не так давно читали мне лекцию про толерантность и взаимную терпимость, – устало поддел я, – А теперь с неприкрытым скепсисом отзываетесь о чужих наработках.

– Ну знаете, терпимость – это одно, а некромантия – совершенно другое…

– Хорошо, философский диспут устроим позже, – оборвал рассуждения Григорий, – Пока расскажите, что дальше, за Пустошами?

– Дальше, вплоть до самой окраины молодой Мадридской Республики тянутся буквально райские сады: плодородные земли, засаженные зерновыми и плодовыми культурами. Восточнее Мадрида, находится Рим, город меритократии…

– Чего-чего? – сонно уточнил я.

– Э-э-э… Меритократия. То бишь – власть достойных. На руководящие должности там назначаются люди, социальная значимость которых определена сложной системой специальных коэффициентов, а не их родословной или богатством.

– Э-м… А разве в других местах не так? Избирают достойнейших…

– Ой… Не смеши, выборы – это вообще самая большая фикция, придуманная человечеством… Но сейчас не об этом.

Профессор раздухарился, его речь стала живой, тон повысился, голос обрел силу и мощь, затронутые темы задевали ученого за живое.

– А вот южнее… Громадная Средиземная Соляная Пустыня, плавно переходящая в Черный Континент. Именно там, воистину, вотчина дикарей и варваров. Одичалые массы быстро плодящихся орков; бессчетные полчища злобных гоблинов; людские кочевые племена берберов – исконных охотников за головами и головорезов… Именно оттуда прут неприкаянные орды искателей легкой наживы. Большую часть набегов удается отражать объединенными дружинами Княжеств, но, порой, особо крупные атаки докатываются и до Пруссии.

– Вы хотите сказать…

– Да-да, мой друг, – снисходительно покивал Успенский, – То, что у вас, в зажиточной Пруссии, почитается за несметные армии дикарей, по сути – лишь малые отголоски по-настоящему крупных атак, что отражают Княжества, невольно служащие своеобразным щитом для вашей Республики.

– Ну и ну, – недоверчиво покачал головой Григорий.

Я слушал и двойственное чувство появлялось в голове. С одной стороны, я не мог не верить искренним словам ученого, настолько убедительно и достоверно они звучали. Однако, его утверждения противоречили всему, что я знал до сих пор. Не только примитивным школьным знаниям, но и данным, полученным позднее, из гораздо более авторитетных источников. Таким образом, я не мог слепо довериться профессору, но и отбросить его слова, как никчемный вздор, означало бы совершить огромную глупость.

Григорий склонился над картой. Он принялся расспрашивать профессора о каждом мало-мальски крупном населенном пункте, выяснял особенности той или иной местности, какие там можно встретить опасности, к чему следует быть готовым, какие нравы и законы царят в том или ином Княжестве. Успенский отвечал подробно, развернуто, порой даже слишком. Помимо географии, он зачастую опускался в исторические дебри, повествуя о далеком прошлом и исторических предпосылках, приведших к образованию того или иного образования.

По уму, мне бы тоже следовало внимательно слушать и запоминать. Но… беспокойная ночь дала о себе знать. Под успокаивающий аккомпанемент мерной речи, я стал мало-помалу клевать носом, глаза сами собой закрывались, разум помимо воли погружался в царство сна. В какой-то момент я просто выключился, хорошо, если хотя бы не начал храпеть.

Меня разбудила внезапно наступившая тишина и ощущение, что я пропускаю нечто значительное. Приподнялся в кресле, затекшее тело слушалось с трудом, шея едва ворочалась. Я встал на ноги, проделал несколько махов, чтобы разогреться. Попутно внимательно осматривался, стараясь понять, что же происходит.

В открытой двери рубки виднелось столпотворение – в тесное помещение с трудом вместилась вся команда вместе с профессором. И, что удивительно, я не слышал голосов, люди просто стояли и смотрели на что-то невидимое мне.

– Эй, что там? – я протиснулся в рубку, и тут же оказался зажатым между Анжелой и пожилым ученым.

Девушка бросила на меня странный взгляд, ее рука приобняла за шею, заставив повернуться и посмотреть в окно.

Зрелище и впрямь завораживало, я застыл, от удивления забыв про тесноту и неудобство.

Вечерняя полутьма только-только начала сгущаться, небо заалело далеко на западе. Света как раз хватало, чтобы подробно рассмотреть то, что находилось прямо под нами, на земле.

Мы медленно пролетали над окраиной чего-то, начинавшегося как небольшая деревушка. Широкая дорога петляла между появлявшимися то тут, то там деревянными одноэтажными домами. Постепенно их становилось все больше, формировались улицы и переулки, появлялись поперечные проспекты, виднелись двух и трехэтажные здания. Ничего удивительного, если бы селение на этом и заканчивалось, но… Не было видно ему ни конца, ни края.

Дома, улицы, здания, становившиеся все больше и выше, тянулись бесконечной чередой, продолжаясь до самого горизонта, и, по всей видимости, далеко за него. Город разрастался во всех направлениях – вдаль, вширь, в высоту. Я видел бесчисленное количество мехмобилей, петляющих по магистралям; толпы прохожих, снующих туда и обратно, словно муравьи в гигантском, невообразимом муравейнике. Дома, улицы, дома, улицы – всевозможных размеров, форм, сочетаний и комбинаций. Я видел лишь малую часть, начало чего-то невообразимого, нескончаемого, по-настоящему громадного.

И вся эта монументальность светилась. В каждом доме, почти в каждом окне горел огонек; мехмобили мигали фарами; уличные фонари разгоняли тьму над широкими мостовыми. Громадная россыпь огней, заполняющая, казалось, весь мир отсель и далее, заставила почувствовать себя крошечным и незначительным. Никогда прежде я не видел настолько величественного и завораживающего зрелища! На этом фоне потерялся бы не только любой человек, дирижабль казался крошечной песчинкой. Даже, страшно подумать, крупнейший город Республики – Берлин – сошел бы за пригород, муниципальный округ этого бесконечного мегаполиса.

– Что… это? – хрипло выдавил я.

– Это – Пари! – с благоговейным придохом вымолвил Успенский.

– Но как… Не может быть настолько громадного города! Здесь же миллионы жителей… Что все они едят? Пьют? Где работают? На что живут?

– Эх, Глеб… Похоже ты не совсем понимаешь значение таких слов, как логистика, снабжение, плановая экономика, свободный рынок… В Пари так или иначе, прямо или опосредовано, вливаются денежные потоки со всех Княжеств. Мегаполис – сам, как отдельное княжество, страна в стране. Здесь, именно здесь центр мира! Трудно представить, какими суммами оперирует правительство Пари. Поверь, там сидят отнюдь не дураки…

Только теперь я стал замечать видимые невооруженным взглядом признаки зажиточности, можно даже сказать богатства. Дома, все как один, даже те, что деревянные, одноэтажные – красивой, нестандартной архитектуры, украшены великолепной окантовкой, с большими витражными окнами и высокими потолками. Просторные улицы, с идеально ровной поверхностью проезжей части; широкие тротуары; выложенные геометрическими узорами площади; просторные перекрестки; зеленые насаждения, переходящие местами в обширные парки; повсюду золото храмов и серебро крыш, многочисленные вышки, башни, дворцы. И везде свет, свет – бесчисленное число фонарей, трудно представить сколько энергии требуется для освещения таких пространств!

– Нас встречают, – спокойно заметил Григорий, кивнув за окно.

На фоне городского пейзажа по небу плавно плыли два суровых боевых дирижабля, дула орудий, как бы невзначай, направлены в нашу сторону. Они не делали никаких попыток остановить или направить полет "Расторопного", не передавали никаких команд и сигналов. Просто наблюдали, в голове само собой рождалось понимание: за вами следят, не делайте глупостей.

Уже давно скрылась из виду окраина города, бесконечные населенные пространства раздались во все стороны, насколько хватало глаз. Мы продолжали полет над жилыми массивами, и не было этому ни конца, ни края.

Вдалеке показался огромный стальной остов, торчащий над окружающими домами высоко вверх. Громадный шпиль треугольной башни взлетал к небесам, ее верхушка царапала облака, возле основания проезжали мехмобили, сновали люди, казавшиеся отсюда мелкими букашками.

– Башня Эйфеля… – выдохнул профессор.

– А нам, похоже, туда, – Григорий плавно повернул штурвал.

Вначале я подумал, что Пари, наконец-то, показал свой противоположный край, но нет – взору открылось широченное пространство гигантского воздушного порта. Взлетно-посадочная площадь по размерам превосходила иной городок средней руки, тысячи дирижаблей стояли у пристани, сотни швартовались или отправлялись в полет прямо сейчас. Мощные прожектора разгоняли ночную тьму, над полем было светло, как днем. Сновали служебные мехмобили, швартовочные мачты стояли ровными рядами, белая разметка с непонятными мне указателями предписывала место для посадки и траектории подлета.

Я бы растерялся, слишком много было суеты, непонятных движений по незнакомым правилам. Страх напортачить, помешать кому-то или, не приведи Единый, врезаться, сковал с головы до ног. Но Григорий вел "Расторопного" уверенно, ориентируясь по одному ему понятным знакам, как будто был тут не первый раз.

Дирижабль прошел по пологой траектории над дальней частью порта, Химик не без труда отыскал свободное место в череде пришвартованных судов, на минуту мы зависли, ожидая появления внизу швартовочной команды. Встречать прилет вышло всего несколько человек, Григорий заставил "Расторопного" снижаться, упали гайдропы, их тут же растащили в разные стороны, закрепив каждый в собственный особый механизм. Заработали лебедки, сматывая провисание тросов, дирижабль ровно и плавно притянули практически к самой поверхности. Меньше, чем через полминуты к борту уже подкатили небольшой раскладной трап.

Химик вздохнул с облегчением, вытер выступивший пот.

– Предлагаю всем отдыхать, – сказал он, – Поиски начнем завтра. Глеб, ты, раз уж хорошенько выспался в полете, будь добр, реши формальности с встречающими.

Я кивнул, хоть и не очень-то горел желанием разбираться с порядками в новом месте в одиночку. Но, действительно, пока другие бодрствовали, я дремал, теперь можно и поработать.

Город встретил освежающей прохладой, ледяные порывы ветра заставили запахнуть полы плаща. Возле трапа с усталым видом дожидался лысоватый мужичок, держа в руках увесистую бумажную папку.

– Добро пожаловать в Пари, – даже не стараясь имитировать радушие, явно заученной фразой проговорил он, – Вот ваш парковочный талон. Квитанция за швартовку, счет за обслуживание, такса на недельный простой…

– А если мы улетим раньше?

– Напишите заявление, остаток средств вам вернут, – не моргнув глазом тараторил клерк, – Идите вон в то здание, на первом этаже найдете кассу, с оплаченными счетами шагайте на второй, там канцелярия номер… – он сверился с бумагой, – … двести пятнадцать, там оформите допуск к полетам, после чего можете быть свободны, как ветер.

Он стоял, уставившись на меня, я отвечал ему тем же, не понимая, что от меня требуется.

– Вам нужна помощь в оформлении? – спросил мужчина.

– Э-э-э… я думаю, справлюсь сам.

– Первый раз у нас? – на губах клерка появилась нехорошая усмешка.

– Да… – с сомнением подтвердил я.

– Ну… удачи! – он развернулся и быстрым шагом пошел прочь.

Я растеряно смотрел вслед, вертя в руках кипу выданных бумажек.

Административное здание встретило меня многолюдным столпотворением. Несмотря на просторные холлы и широкие двери, протиснуться сквозь толпу оказалось куда как непросто. Многочисленные очереди петляли по залу, начинаясь где-то в недрах человеческой массы, а заканчиваясь далеко в коридорах или даже на улице.

Стоял гвалт голосов, на первый взгляд трудно было разобраться в царящем тут хаосе. Некоторые люди стояли, как вкопанные, терпеливо ожидая очереди. Другие суетливо вертелись, переходя из потока в поток, где, как им казалось, дело движется быстрее. Находились и те, кто лез в самое начало, игнорируя гневные оклики и призывы соблюдать строй.

Тем удивительнее для меня оказалась скорость, с которой я достиг кассы. Все-таки что-что, а изъем денег из граждан всегда и везде стремятся сделать как можно более необременительным.

Очередь двигалась практически без задержек, я даже не обращал особого внимания на хитрожопых, лезущих "только спросить". Примерно через полчаса толкучка донесла меня до окошка кассы, где восседала хмурая уставшая женщина. В других обстоятельствах она могла бы показаться красивой, но царивший вокруг канцеляризм накладывал какой-то неживой отпечаток на природное обаяние.

Не говоря ни слова, женщина выхватила бумаги, глаза быстро пробежали по строчкам, писчее перо бодро заполняло бланк. Она глянула вопросительно и требовательно, я понял, что пришла пора раскошеливаться.

Так же молча кассирша приняла Прусские марки, не выказав ни тени удивления. Сноровисто отсчитала сдачу, печать ловко проштамповала кипу квитанций, я стал обладателем разрастающейся горы бумаг, что норовили вывалиться из рук.

– Это все? – ошарашено спросил я.

Но женщина уже забыла про меня, ее руки мелькали над документами следующего посетителя. Невежливыми толчками я был оттеснен прочь, толчея возобновилась с новой силой. Кое-как я продирался к лестнице на второй этаж.

Там пришлось долго шляться в поисках нужной канцелярии. Во все стороны сновали такие же неприкаянные, с напряженными и испуганными лицами. Мне все меньше и меньше нравилось происходящее.

Кабинет двести пятнадцать был отнюдь не последним, я с нарастающим ужасом глянул в коридор, казавшийся бесконечным. Двери, двери, двери… Количество приемных не поддавалось осмыслению, а ведь за каждой работают чиновники… Сколько же человек занимается только учетом новоприбывших?

Очередь у канцелярии оказалась не столь большой, гораздо более цивилизованной и устаканившейся, зато и продвигалась она значительно медленнее. Каждый входящий отсутствовал минут десять, появлялся обратно с кислой физиономией и невнятными ругательствами. За время, проведенное перед дверью, я не увидел никого, кто покинул бы приемную с довольным видом.