Текст книги "Диктатор Одессы. Зигзаги судьбы белого генерала"

Автор книги: Максим Ивлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Подробности се смерти рассказал мне значительно позже, уже в Константинополе, один знакомый мне до того человек, разыскавший меня. Разыскать кого-нибудь в Константинополе было трудно. Не только не было адресного стола, но не было названия улиц, не говоря уже о номерах.

Этот человек, разыскавший меня, с места брякнул:

– Я был последним любовником Веры Холодной!

– И для того чтобы мне это сообщить, вы проделали невозможное, отыскали меня?

– Я не знаю, почему я пришел к вам. Должно быть, она мне это приказала перед смертью. Вы думаете, она меня любила? Ничуть! Дело было так. У нес была дочка восьмилетняя. Девочка где-то застряла. На улицах шла стрельба. Я под пулеметами притащил ее и отдал матери. Так вот – в благодарность...

Прошли года и года, больше 10 лет. Я был в Варшаве. В одном из театров шли старые фильмы, в том числе кинокартины с Верой Холодной. Три сеанса в день, театр всегда переполнен. А затем Холодная, прожив свой век, исчезла, и позднейшие поколения о ней не знают ничего. Sic transit gloria mundi!» [38]38
  Так проходит земная слава (лат.).


[Закрыть].

Первое христианское кладбище, на котором похоронили Веру Холодную, было уничтожено в тридцатых годах, и на его месте, на костях людей, разбит парк имени Ильича. Могилы Веры Холодной не сохранилось – она была уничтожена, как и сотни других надгробий, в том числе и могилы Льва Сергеевича Пушкина, брата поэта, генерала Ф.Ф. Радецкого, героя Кавказа и Шипки, и еще многих и многих. Здесь есть какое-то мистическое совпадение: Гришин-Алмазов, переживший Веру Холодную всего на два с половиной месяца, также остался без последнего земного пристанища...

Могилы Веры не осталось, но в 2003 году, на Преображенской улице в Одессе, напротив дома, где она умерла, был поставлен изящный бронзовый памятник работы скульптора Александра Токарева, и поклонники ее творчества и таланта, могут постоять около него и отдать долг памяти несравненной «королеве экрана».

Глава X. ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНИЕ

Еще до эвакуации Одессы, 18/31 марта, город покинул Особый татарский отряд во главе с ротмистром Бекирбеком Масловским. На судне «Георгий» он отплыл в Ялту для развертывания отряда, а вернее, как писал подпоручик Б.Д. Зернов, «чтобы 10—15 дней пожить в свое удовольствие в тепле и солнце», несмотря на то, что накануне от Алмазова была получена радиограмма: «Деникин одобрил поездку в Сибирь. [С] татарами немедленно ехать в Екатеринодар. Нужны деньги. Брать кого-либо, кроме офицеров и татар, воспрещено». 20 марта отряд сошел на берег, разместившись в Ливадии, где, очевидно, и пробыл около десяти дней, вместо пополнения заметно уменьшившись за это время.

По прибытии в Екатеринодар Алексей Николаевич встретился с Деникиным и доложил ему о сложившейся в Одессе обстановке. Почему-то Деникин не предложил ему никакой должности в Вооруженных силах Юга России, а решил отправить его на восток, в Сибирь. За то время, что Гришин-Алмазов был на юге, в Омске многое переменилось – произошли события, полностью изменившие расстановку сил. Временное Сибирское правительство сменила Директория, а та, в свою очередь, была свергнута в ноябре 1918 года военно-казачьим переворотом. К власти пришел Верховный правитель России – адмирал Александр Васильевич Колчак.

                  

Генерал-майор Л.Н. Гришин-Алмазов. Рисунок В. Желдакова, 1918 г.

                   

                   

Управделами Временного Сибирского Правительства Г. К. Гинс

              

Екатерининская площадь в старой Одессе. Открытка начала XXв.

              

Дерибасовская улица в старой Одессе. Открытка начала XX в.

              

Участники политического совещания в Челябинске. Сидит пятый слева А.Н.Гришин-Алмазов. Июль 1918г.

               

Вступление частей Григорьева в Одессу в апреле 1919 г.

               

Встреча союзников на Украине. – «А ведь это те самые вилы которыми ты собирал снопы для немцев». Карикатура из газеты «Одесский листок»

               

              

Морской кортик А.Н. Гришина-Алмазова, снятый с его тела краснофлотцами. Ныне хранится в Музее политической истории России в Санкт-Петербурге

              

Берега Мангышлака в районе Форта -Александровска. Фото 2008 г.

              

Форт-Александровск (ныне Форт-Шевченко). Фото 2007 г.

Деникин поручил Гришину новое важное задание – пробраться в Сибирь, к Колчаку с рядом важных документов, обзоров и докладов о положении дел на Юге России и дальнейших планах и задачах. Вероятно, мысль о командировке в Сибирь мелькала у Гришина еще в Одессе – тогда В.В. Шульгин дал ему свое письмо для адмирала. Неприкаянный генерал стал собираться в дальний путь.

Маршрут для путешествия Гришин выбрал такой же, как и полгода назад, только в обратном направлении – Петровск-Порт, затем через Каспий в Гурьев, а оттуда по территории Уральского казачьего войска в Омск. С собой он решил взять достаточно сильный отряд, чтобы в случае необходимости, силой пробиться по направлению к Омску. «Вчера пришел из Ялты отряд Масловского, 20 всадников едут с нами», – записал в дневнике адъютант Гришина-Алмазова Б.Д. Зернов 3/16 апреля в Екатсринодаре. По другим сведениям, с Гришиным-Алмазовым отправился отряд из 16 офицеров и 25 солдат, Шульгин же пишет о 12 офицерах, отправившихся с ним в опасную экспедицию.

Как бы то ни было, отряд Гришина-Алмазова выехал из Екатеринодара в Петровск-Порт, для того, чтобы начать свое последнее плавание на пароходике «Лейла». Незадолго перед отплытием побывал генерал в Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск), где находилась английская миссия.

Об этом последнем пути и гибели А.Н. Гришина-Алмазова существует целая масса различных источников – как белых, так и советских, в некоторых деталях не совпадающих друг с другом. Попытаемся же и мы, на основании всех этих данных, восстановить все подробности произошедших событий...

Прежде всего, необходимо пояснить, что собой представляла весной 1919 года акватория Каспийского моря. На севере, в дельте Волги и в районе Астрахани, держалась советская 11-я армия (командарм Н.А. Жданов), защищавшаяся со стороны моря Астрахано-Каспийской флотилией под руководством С.Е. Сакса, бывшего прапорщика. С востока, со стороны Гурьева и Урала, на 11-ю армию красных напирала белоказачья Уральская армия под командованием атамана Уральского казачьего войска генерала B.C. Толстова, поддерживаемая небольшими отрядами алашордынцев [39]39
  Алашордынцы – киргизские (казахские) милиционные отряды, формировавшиеся т.н. правительством Алаш-Орды.


[Закрыть]. По восточному берегу Каспия, почти пустынному, стояли только небольшие гарнизоны белых в Александровском форту (ныне Форт-Шевченко) и Красноводске (ныне Туркменбаши), из состава Уральской и Туркестанской армий. Персидское побережье Каспия контролировалось английскими войсками и флотом с базой в порту Энзели. По западному побережью, от персидской границы на юге и до Дербента, тянулась территория провозгласившего независимость Азербайджана (в Баку также находились английские войска и база флота). Далее на север, почти до дельты Волги, территорию занимали части из терских, кубанских и астраханских казаков, вошедшие вскоре в состав Кавказской армии генерал-лейтенанта барона П.Н. Врангеля, стремившиеся прорвать фронт красных и соединиться с уральцами. На самом море полновластным хозяином была английская военная флотилия, состоявшая в основном из вооруженных старых русских пароходов и возглавлявшаяся коммодором Дэвидом Норрисом. В Петровск-Порте располагались гарнизон и база небольшой, только формирующейся Каспийской флотилии белых под командованием капитана 1-го ранга А.И. Сергеева.

Надо сказать, что переход через Каспий отряда генерала Гришина-Алмазова был достаточно хорошо подготовлен и держался в строгом секрете. Для перевозки отряда был зафрахтован частный бакинский пароходик яхточного типа – «Лейла» («Чайка»). Как сам капитан «Лейлы» Мирза, так и все матросы вплоть до выхода в рейс не знали, куда направится судно.

По воспоминаниям лейтенанта Н.Н. Лишина, служившего у англичан и лейтенанта белой Каспийской флотилии Н.З. Кадесникова, 27 апреля (нового стиля. – М.И.) 1919 года «Чайка» пришла на якорную стоянку английской флотилии у острова Чечень. Генерал Гришин-Алмазов и сопровождающие его офицеры были приглашены на английский флагманский крейсер «Президент Крюгер» [40]40
  «Президент Крюгер» – бывший русский пароход, построенный в 1902 году в Воткинске и названный в честь президента бурской республики Трансвааль Пауля Крюгера, злейшего врага англичан. Англичане решили не переименовывать судно, разместили на нем штаб своей флотилии и вооружили его пятью английскими морскими пушками.


[Закрыть], где коммодор Норрис принял их исключительно любезно, а узнав о цели их поездки, предложил генералу эскортировать его через море, плавание по которому было небезопасно, ввиду частого появления в этих водах кораблей Астрахано-Каспийской флотилии красных. Коммодор Норрис настоятельно советовал также Алмазову изменить курс на более спокойный, с его точки зрения, то есть двигаться из Петровска не прямо на Гурьев, а с заходом в Форт-Александровск на полуострове Мангышлак, где стоял небольшой гарнизон белых и имелась радиостанция, связывавшая Петровск с Гурьевом, а фактически – войска Деникина и Колчака, через посредство Уральской армии. Генерал согласился с предложением коммодора.

Лишин вспоминает, что пароходик «Лейла» пришвартовался к «Крюгеру» и Гришин-Алмазов ответил на прием англичан, пригласив тсс к себе. Штаб генерала состоял почти сплошь из молодых офицеров, которые относились с каким-то обожанием к своему шефу, а последний производил впечатление сильного, энергичного и умного человека, тактичного, сдержанного и осторожного в своих суждениях.

«Лейла» простояла на якорной стоянке у острова два дня, а вечером 28-го апреля состоялся конфиденциальный разговор лейтенанта Ли шина с генералом в его каюте.

Подробный доклад русского морского лейтенанта, находившегося в силу обстоятельств на английской службе, продолжался всю ночь, и к утру, 29-го в руках генерала осталось множество листов сделанных им записей. В результате этого доклада Верховный правитель адмирал Колчак должен был получить точную информацию из первых рук и с объяснительными комментариями, обо всем, что происходило на Каспии, о неприемлемых для русских действиях англичан, о сложившейся обстановке и вытекающих из нее опасностях, а также некоторые соображения о мерах, которые следовало бы предпринять дипломатическим путем. Огромное большинство тех фактов, о которых Лишин доложил генералу, было, по словам последнего, абсолютно неизвестно в штабе Деникина, а тем паче не могло быть известно Колчаку. Гришин-Алмазов был неприятно поражен и подавлен – хорошо знакомая ему по Одессе двуличная и эгоистическая политика «союзников» по Антанте продолжалась и здесь, на Каспии. Перед расставанием он сказал Лишину:

– Вес, что вы мне доложили, будет доложено адмиралу. Это будет сильным и необходимым ударом по вере в союзников. Может быть, и удастся что-нибудь сделать, чтобы спасти положение. Но как же здесь будет тем временем? Ведь несомненно, что много важных событий еще впереди. На них надо реагировать, о них надо знать. А между тем у нас нет связи. Вы находитесь в центре событий, в боевом и политическом штабе Каспия, и никто из русских офицеров, кроме вас, не обладает возможностями знать почти все происходящее. Вам должна быть дана возможность пересылать мне для доклада Верховному правителю ваши дальнейшие донесения.

Затем Гришин-Алмазов подошел к столику, вынул свою визитную карточку и написал на ней:

«Генералу от инфантерии Пржевальскому [41]41
  Пржевальский Михаил Алексеевич (1859—1934)—из дворян. Закончил Полтавскую военную гимназию, Михайловское артиллерийское училище, Михайловскую артиллерийскую академию и Николаевскую академию Генерального штаба. В 1892—1901 гт. секретарь российского генерального консульства в Эрзеруме, занимался сбором разведывательной информации в регионе. Участник Первой мировой войны. Отличился в Сарыкамышской и Эрзерумской операциях. Ордена Св. Георгия 4-й и 3-й ст. Генерал от инфантерии (1916). В 1917 г. командующий Кавказской армией и главнокомандующий Кавказским фронтом. С 1918 г. командующий добровольческими войсками на Кавказе. С 1920 г. в эмиграции в Югославии. Умер 13.12.1934 г. в Белграде.


[Закрыть]. Ваше Высокопревосходительство, отправляясь по поручению Главнокомандующего к Верховному Правителю Адм. Колчаку, прошу Вас предоставить Лейт. Яншину возможность отправлять на мое имя через Гурьев для доклада Адм. Колчаку донесения. Прошу простить, что пишу так – на карточке. Готовый к услугам А.Н. Гришин-Алмазов. 28.4.919».

Передавая карточку, генерал сказал Лишину:

–Держитесь на английской службе до последней возможности и посылайте регулярные донесения мне через генерала Пржевальского. Мы еще с вами увидимся, когда я вернусь сюда из Петровска. Мы, наверное, переночуем у острова Чечень.

Впоследствии обстоятельства сложились так, что лейтенанту Лишину не пришлось передать эту визитную карточку генералу Пржевальскому, и она осталась у него.

Утром 29-го апреля Гришин-Алмазов ушел со своим штабом на пароходе в Петровск, а Лишин на «Президенте Крюгере» отправился крейсировать по северной части Каспия. Плавание «Крюгера» продолжалось несколько дней, во время которых вдали ясно виднелись силуэты красных миноносцев. Вернувшись на Чечень, «Крюгер» снова застал там Гришина-Алмазова на своем пароходе «Лейла», возвратившегося из Петровска.

Коммодор Норрис еще раз повторил ему свое предложение конвоировать его, но на этот раз предложил свои услуги только до Форта-Александровска, причем было решено, что «Крюгер» возьмет пароходик-яхту на буксир. Коммодор предложил генералу проделать поход на «Крюгере», и только уже у Форта-Александровска пересесть на «Лейлу», но Гришин отказался от этого, ссылаясь на большое количество работы.

Лейтенанту Лишину удалось еще раз переговорить с генералом с глазу на глаз. Тот был задумчив и как будто расстроен. Расставаясь, он вдруг сказал:

– Если со мною что-нибудь случится в пути, то я беру с вас слово, что вы сами проедете к Верховному правителю и сделаете ваш доклад лично. Поезжайте тогда через Гурьев и там явитесь генерал-майору Владимиру Сергеевичу Толстому, атаману Уральского казачьего войска. Он устроит для вас все, что надо, чтобы проехать в Омск с наивозможной скоростью.

Написав несколько слов на своей карточке, генерал передал ее Лишину. Затем они попрощались, чрезвычайно сердечно. (Забегая вперед, следует упомянуть, что лейтенант Н.Н. Лишин выполнил пожелание генерала – уже в июле он был в Омске и сделал там подробный доклад лично адмиралу Колчаку.) Последние слова Гришина-Алмазова при этой встрече были такими:

– Возможно, что верховный найдет нужным послать к вам офицера для связи. Если со мной ничего не случится и я благополучно доеду до Омска, оставайтесь на «Крюгере» во что бы то ни стало и старайтесь поменьше рисковать порчей ваших отношений с англичанами и вашей службой у них. Мы связь с вами наладим.

Для подстраховки рейса генерала через Каспий решено было связаться с радиостанцией в Форте-Александровском, а через нее и в Гурьеве, чтобы проконтролировать прохождение «Лейлы» и встретить там миссию Гришина-Алмазова, обеспечив ее дальнейшее продвижение к Омску.

Все бы так и вышло, если бы не одно обстоятельство... Дело в том, что 30 апреля (нового стиля) отрядом кораблей Астрахано-Каспийской флотилии под командованием А.В. Сабурова был захвачен Форт-Александровский и находившаяся там радиостанция. Причем красные, пользуясь удаленностью форта от других гарнизонов белых, решили не раскрывать карты, а продолжить радиоигру с ними в Петровск-Порте и Гурьеве. Получив в свои руки коды и шифры, они продолжали регулярно выходить на прием. Под наблюдением матроса Никиты Чемрукова радиотелеграфист Александровского форта Калиновский получал шифротелеграммы белых, которые просматривались большевиками, а потом, в зависимости от обстоятельств, или отправлялись далее, или вообще не доходили до адресата. Известный казахстанский журналист Ракип Насыров писал, что этим радиотелеграфистом был не Калиновский, а добровольно согласившийся работать на красных П.М. Шпанов-Егоров, впоследствии известный советский полярник. Как бы то ни было, уловка подействовала, и уже 3 мая большевиками были задержаны две шхуны, идущие из Гурьева в Петровск с грузом табака и продовольствия. Конечно, мистификация не могла продолжаться слишком долго, но вскоре красным несказанно повезло...

В ночь на 5 мая была получена шифровка: «Пароходе «Лейла» сопровождении «Президента Крюгера» выехал Петровска Гришин-Алмазов тчк Примете меры быстрейшей доставки его через Гурьев ставку верховного правителя тчк». В ответ полетела радиограмма о готовности Александровска к встрече.

«Лейла» на буксире у «Президента Крюгера» и в самом деле вышла к Александровску 21 апреля/4 мая в шесть часов вечера. Как и было условлено, капитан Мирза и его команда, которых не выпускали на берег до отплытия, только в морс узнали конечный пункт своего следования. Лейтенанты Н.З. Кадесников и Н.Н. Лишин пишут, что помимо «Крюгера» в кильватере «Лейлы» шел еще один английский корабль – «Вентюр» (бывший русский пароход «Австралия»). Советские источники об этом почему-то умалчивают. Ночь прошла спокойно.

Наступило утро 22 апреля/5 мая 1919 года. Лейтенант Лишин часто выходил на корму «Президента Крюгера», чтобы посмотреть, как ведет себя пароходик на буксире, и чтобы обменяться приветствием с кем-нибудь из офицеров Гришина-Алмазова, выходивших на палубу. Плавание проходило в спокойной обстановке, неприятеля нигде не было видно.

Не доходя двух десятков миль до Форта-Александровского, коммодор Норрис приказал отдать буксир и попросил Лишина передать в рупор на «Лейлу», что опасности больше нет и генералу Гришину-Алмазову предлагается самостоятельно идти к форту. Лишин в мегафон передал все на пароходик. Генерал вышел на палубу «Лейлы» и приветливо помахал рукой. Затем он взял в руки мегафон и крикнул:

– Передайте, пожалуйста, коммодору Норрису и всем офицерам мою благодарность за любезный прием и за помощь. Вам же желаю всего наилучшего.

– Счастливого пути, ваше превосходительство, желаю всяческой удачи и благополучного прибытия в Омск, – ответил Лишин.

– Спасибо, прощайте, – еле слышно донеслись слова с удаляющейся «Лейлы».

«Крюгер» и «Вентюр» развернулись и пошли обратно к Чеченю. Лейтенант Лишин еще долго стоял на палубе и следил за удаляющимся пароходиком, пока на горизонте не осталась лишь узкая полоска дыма.

Было почти безоблачное небо и совершенно гладкое море, весеннее солнце ласково согревало своими лучами скалистые берега Мангышлака и каспийские воды. Казалось, ничто не предвещало опасности...

Около полудня, через пару часов после того, как «Крюгер» и «Вентюр» покинули «Лейлу» (или через полчаса, по другим источникам), со стороны Форта-Александровского показались красные корабли. Это были эсминец «Карл Либкнехт» (бывший миноносец «Финн», переброшенный с Балтики), шедший на перехват, и крейсер «Красное Знамя» (бывший сухогруз «Коломна»), прикрывавший операцию (по другим источникам, советских кораблей было три). «Карл Либкнехт» на всех парах пошел наперерез «Лейле». Вероятно, на «Лейле» сперва не поняли, что это красные, приняв эсминец за свой корабль, посланный из Гурьева. Когда же ошибка обнаружилась, та резко изменила курс и стала уходить на запад, в сторону Кавказского побережья.

Но эсминец неотвратимо настигал пароходик. Командир «Карла Либкнехта» М.С. Россет, кстати, бывший офицер Российского Императорского флота, наблюдая в бинокль с капитанского мостика за происходящим, приказал сделать несколько предупредительных выстрелов по «Лейле» из бокового орудия. Фонтаны каспийской воды взметнулись неподалеку от ее бортов. «Лейла» застопорила машины. Миноносец подошел к ней метров на сто.

И тут на пароходике началась паника – из открытых иллюминаторов в воду полетели какие-то бумаги, несколько офицеров выпрыгнули за борт и поплыли к берегу. С мостика эсминца в рупор предупредили: «Немедленно закрыть все иллюминаторы, иначе пароход будет расстрелян в упор!» Предупреждение подействовало. С миноносца спустили шлюпку. Десяток моряков во главе с боцманом А. Болонкиным спустились в нее, и она ходко пошла к «Лейле».

Гришин-Алмазов, видя, что сопротивление бесполезно, спустился в свою каюту и стал сжигать какие-то документы. Затем он приготовил револьвер и стал ждать...

Десантная группа военморов во главе с Болонкиным взобралась на палубу, и сразу же несколько человек кинулись вниз, в кают-компанию. Оттуда раздались выстрелы и боцман, схватившись за ногу, стал сползать вниз, по крутому трапу. Военморы бросились к каюте, срывая двери, и в этот момент прогремел еще один выстрел. Когда они ворвались, Алексей Николаевич был уже мертв – последней пулей он застрелился.

Кроме генерала на «Лейле» успели покончить с собой его адъютант подпоручик Зернов и начальник личного конвоя (вероятно, это был ротмистр Бекирбек Масловский, исполнивший свою клятву до конца).

Как вспоминали затем участники захвата «Лейлы», оказавшись в каюте генерала, они увидели там страшный беспорядок. На узком кожаном диване лежал покончивший с собой бывший «одесский диктатор», на полу валялись раскрытые чемоданы и саквояжи, кругом были разбросаны какие-то бумаги, письма и газеты. Среди этих бумаг они нашли и запечатанный пакет с личным посланием главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России генерала Деникина Верховному правителю адмиралу Колчаку, который так и не успел уничтожить Гришин-Алмазов. Там же находился подлинник секретного письма, отправленного французским консулом в Одессе Энно в Париж, но перехваченный белогвардейской контрразведкой, сообщавший о положении на Юге России и в Добровольческой армии, а также письмо деникинского генерала Поживина колчаковскому генералу Лебедеву, содержавшее весьма ценные для большевиков сведения о комплектовании ВСЮР. Нашли военморы и письмо Шульгина Колчаку, которое, как вспоминал затем Шульгин, было потом большевиками где-то напечатано.

Но самое главное было в личном послании Деникина к Колчаку, которое содержало ближайшие планы военной борьбы с Советской республикой, планы совместного похода на Москву. Деникин предлагал соединить оба белых фронта в Саратове.

«В предыдущем письме своем, – писал Деникин, – которое Вы теперь несомненно получили, я высказывал свой взгляд на необходимость – после нашего реального соединения – установления единой власти, слив Восток и Юг. Мысль эта была выражена почти тожественно тому, как это сделано в последнем Вашем письме. Очень рад. Даст Бог – встретимся в Саратове и решим вопрос на благо Родине <.. .>

Те обстоятельства, о которых Вам доложит ген. Гришин-Алмазов, указывают на необходимость нам рассчитывать только на свои русские силы. Союзники близки к повторению знакомых нам чудес русской жизни <.. .> Роль “Политического совещания” в Париже и его политика для меня не вполне ясны. И поэтому никакого признания этого совещания с моей стороны не было. Официальные сношения ведутся исключительно с Сазоновым, который считается представителем Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. С ним Маклаков и Гире. Участие Львова и Чайковского приемлемо.

Французское командование на Юге России оправдывало свой ложный шаг (Одесса) одобрением “русского правительства в Париже”. Отнюдь не признаю и считаю полным недоразумением. Полагаю, что француз не понял роли совещания.

В данное время получаем широкую помощь снабжением от англичан и широкое противодействие со стороны французов. Но все это менее важно, чем наше соединение, которого жду с величайшим нетерпением<.. .> Главное, – призывал Деникин, – не останавливаться на Волге, а бить дальше по сердцу большевизма – Москве... Поляки будут делать свое дело, что же касается Юденича, он готов и не замедлит ударить на Петроград».

Когда эти и многие другие захваченные документы передали в Астрахань С.М. Кирову, члену Реввоенсовета 11-й Красной армии, он вроде бы воскликнул:

– Такой улов можно приравнять к выигрышу крупного сражения!

Наиболее важные материалы были тщательно упакованы и немедленно отправлены из Астрахани в Москву. Письмо Деникина было напечатано в московской «Правде» и вскоре послужило причиной очередной размолвки белых с французами, вызвав сильнейший гнев премьера Жоржа Клемансо.

Операция по захвату «Лейлы» была закончена. На судне начался допрос арестованных. Кроме капитана Мирзы и его команды сдались еще семь белых офицеров, английский капитан, французский майор и бывший саратовский губернатор Соколов. Нигде ничего не упоминается о судьбе татарского конвоя, бывшего с Гришиным-Алмазовым.

Это только одна версия случившегося... Другие несколько разнятся.

Лейтенанты Лишин и Кадесников упоминают о перестрелке на борту «Лейлы», во время которой Гришин-Алмазов был ранен в ногу, а затем, выпустив все пули из своего револьвера, застрелился. Сопровождающие его офицеры были частью убиты, а частью изранены и захвачены в плен живыми. Конечно, сам Лишин, как и Кадесников не были участниками этой драмы, так как находились вдали от места событий. Подробности трагедии стали известны Лишину позже, когда по дороге в Омск, к адмиралу Колчаку, он встретился с солдатом, бежавшим от большевиков из Форта-Александровска к белым в Гурьев.

Вряд ли справедливы и обвинения Кадесникова англичан в произошедшем, сводящиеся к тому, что «коммодор Норрис не мог не знать, что Гурьев (? – М.И.) был в руках красных, что на большевистской базе в Форт-Александровском стояли в готовности и нередко выходили в море вооруженные пароходы «Дело», «Бомбак», «Коломна» и переброшенные с Балтийского моря миноносцы «Деятельный», «Дельный», «Расторопный», «Финн» и «Эмир Бухарский».

Как бы ни была своекорыстна политика англичан, они вряд ли бы стали заведомо подставлять группу офицеров, среди которых находились и иностранцы – английский капитан и французский майор. У Кадесникова же были свои счеты с англичанами, но об этом не место здесь говорить...

Р. Насыров упоминает о двух застрелившихся адъютантах генерала и начальнике конвоя...

Очевидцем этих событий оказался и будущий советский адмирал флота Н.Е. Басистый (1898—1971), который в своей книге «Море и берег» пишет, что Гришин-Алмазов застрелился в котельном отделении «Лейлы», где сжигал бумаги. Правда, Басистый тоже не был непосредственным участником этих событий – он находился тогда не на «Карле Либкнехте», а на крейсере «Красное Знамя» (бывшая «Коломна»), обеспечивавшем эту операцию.

В.В. Шульгин, который вообще был тогда в Екатеринодаре и пользовался чьими-то рассказами, пишет о двенадцати молодых офицерах, бросившихся в морс, часть из которых добралась до берега, где, вероятно, они были расстреляны.

Наконец Деникин, опираясь на данные своей разведки, так описал конец генерала:

«Не пожелав дождаться нормального рейса, он нанял частный катер и с бывшими при нем офицерами и командой вышел из Петровска на Форт-Александровск в сопровождении английского военного судна. 5 мая в виду Александровска английское судно ушло на север, а катер в четырех верстах от форта неожиданно подвергся нападению большевистских миноносцев... Выхода не было никакого... Генерал Гришин-Алмазов, уйдя в каюту, выстрелом из револьвера смертельно ранил себя и умер под смех и надругательства большевицких матросов. Его примеру последовали четыре офицера; один бросился в море; остальных большевики увезли в Астрахань, и судьба их неизвестна (со слов механика катера – единственного человека, которому удалось потом уйти от большевиков)».

Как бы то ни было, ясно, что молодой, талантливый и многообещавший генерал А.Н. Гришин-Алмазов нашел свой конец среди вод Каспийского моря 5 мая 1919 года.

«Умер героем. Героем, Гришин-Алмазов! Подчеркиваю, героем», – подражая его манере, писала затем Тэффи.

Интересно, что даже его трагическая гибель послужила поводом для разных сплетен о нем, распространявшихся его недоброжелателями еще по омскому периоду. Так, председатель Временного Сибирского правительства, а затем премьер в правительстве Колчака П.В. Вологодский, немало постаравшийся для снятия Гришина с поста управляющего Военным министерством, распространял о нем самые нелепые слухи – генерал якобы продался большевикам, предав на смерть весь свой отряд, а сам свободно разгуливает по улицам Самары. Все эти нелепости, конечно, выявились уже к осени 1919 года, что вынужден был признать и сам Вологодский.

На Каспии же ситуация для белых прояснилась гораздо быстрее. Уже утром следующего дня, 23 апреля/6 мая, Гурьев запросил Форт-Апександровск: «Сообщите, прошел ли мимо форта пароход “Лейла”». Продолжая радиоигру, красные ответили: «Прошел». Через некоторое время над фортом появился английский гидросамолет. С его борта были прекрасно видны красные военные корабли, стоявшие в бухте, и плененная «Чайка». Игра была окончена...

Через несколько дней, во время очередного крейсерства «Крюгера», он наткнулся на два парусника, стоявших на якоре на линии Форт-Александровск—Астрахань, милях в сорока от форта. Парусники оказались большевицкими, и, забрав команду и документы, англичане потопили их артиллерийским огнем. От забранной команды белые и англичане подтвердили информацию о том, что Форт-Александровск находится в руках большевиков, оборудовавших там базу.

– Будем надеяться, что генерал Гришин-Алмазов избежал плена, – сказал тогда коммодор Норрис, хотя почти всем было ясно, что генерал погиб.

Поняв, что форт в руках красных, соединенная флотилия английских и белогвардейских кораблей, усиленная гидросамолетами, уже 21 мая (нового стиля) дала бой большевикам у двенадцатифутовой банки в Тюб-Караганском заливе близ Апександровска, вынудив их оставить его. Все суда красных, включая и «Лейлу» (переименованную в июле в «Товарищ Петров»), ушли в Астрахань. Чтобы предотвратить впоследствии попытки захвата форта, на усиление его гарнизона атаманом Уральского казачества генералом B.C. Толстовым была направлена сотня казаков во главе с генералом Железновым.

О гибели Гришина-Алмазова и его миссии вскоре сообщили большевистские газеты. В потрясающем дневнике И.А. Бунина «Окаянные дни», в записи от 11 июня 1919 года, мы читаем:

«Едва дождался газет. Все очень хорошо:

«Мы оставили Богучар... Мы в 120 верстах западнее Царицына... Палач Колчак идет на соединение с Деникиным...»

И вдруг:

«Угнетатель рабочих Гришин-Алмазов застрелился... Троцкий в поездной газете сообщает, что наш миноносец захватил в Азовском море пароход, на котором известный черносотенец и душегуб Гришин-Алмазов вез Колчаку письмо Деникина. Гришин-Алмазов застрелился».

«Ужасная весть!» – заключает Бунин. Он находился тогда в красной Одессе и с огромным нетерпением просматривал большевистские газеты, в надежде на скорое соединение Деникина с Колчаком и освобождение от коммунизма Москвы и всей России. Гришин-Алмазов же был хорошо знаком ему по деятельности на посту военного губернатора Одессы, где Бунин жил с июня 1918 года.

Деникин, долгое время настороженно и предубежденно относившийся к Гришину-Алмазову, уже в эмиграции написал честные и справедливые слова о нем:

«...Трагически окончил свою молодую и бурную жизнь человек далеко не заурядный, не оцененный в Сибири, недооцененный на Юге и имевший много данных для того, чтобы играть видную роль в рядах белого движения».