Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Максим Макаренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Мои корабли

Я ложусь на траву, в тени посадочной опоры старого грузового «Норда», срываю тонкий стебелек, прикусываю зубами. Я люблю вытянуться, сложить руки за головой, и смотреть, бездумно и спокойно смотреть в это вечно голубое небо. Здесь почти всегда солнечно. И очень редко бывают облака. Такая вот причуда местного климата.

Первые годы после прибытия я с самого утра надевал на голову тонкий ободок плеера и постоянно слушал нео-рок, психолаунж, джаз-нуово, только чтобы не оставаться один на один с тишиной степи. И с угрюмым, как мне тогда казалось, молчанием списанных кораблей. Одни добирались сюда своим ходом, перегоночные экипажи торопливо передавали документы забирали акт передачи с моей подписью, и я подбрасывал их до городка Гудстар, который расположился в сорока километрах к югу от моих владений. Да, моих. Ведь я был единственным человеком, отвечающим за все эти транспортники, десантные барки, штурмовые драккары Службы изучения Внеземелья, поисковые "иглы", прогулочные яхты, спасательные модули и прочие творения рук человеческих, которые встали здесь на свою последнюю стоянку.

Многие корабли уже не могли самостоятельно пройти по своему последнему маршруту. Их доставляли гигантские лихтеры. Я получал сигнал о прибытии, приводил в рабочее положение установку антиграв-луча, и аккуратно сажал, как правило, искореженный, корабль. После чего проводил все положенные процедуры консервации.

Работы было немного и, с ней легко справлялся даже одноногий инвалид. То есть я.

В моем шкафу висит форма космодесантника. Спасательное подразделение «Плот» Службы изучения Внеземелья. Красивая форма. Жемчужно-серое сукно, серебристый аксельбант. Нашивки специалиста второго класса. И всего три рейда. Во время третьего второму звену пришлось вынимать из скорлупы джамп-модуля не только потерпевших, но и нас самих. Удар вулканической бомбы впечатал нас в раскаленную, огненно-красную грязь Тхукана.

Очнулся я только в госпитале. О периоде реабилитации вспоминать не люблю и сейчас. Вышел, опираясь на тонкую трость, с почти незаметной хромотой и металлопластовой ногой. Служба изучения предложила два варианта – почетная пенсия, неплохая компенсация за потерянную в ходе спасательной операции конечность или все тоже самое, плюс должность ответственного за объект СТБ-7 на окраинной планете Джерси-14. Иначе говоря – сторожем на свалке космических кораблей.

Я поселился в маленьком аккуратном доме на окраине тогда еще пустого поля и стал налаживать оборудование пункта приема. Только это, наверное, и спасло меня от запоя. Нужно было собрать команду роботов, настроить канал антиграв-луча, объехать всю территорию и вкопать стержни энергоограды. Да еще и не забыть выставить минимум напряжения – мне совершенно не хотелось, чтобы какой-нибудь малолетний шалопай оказался парализованным.

Через месяц начали прибывать корабли, искореженные, почерневшие, с вывороченными листами брони. Сначала они угрюмо молчали. По ночам я не мог заснуть. Подходил к окну, тихонько отодвигал занавеску и робко всматривался в мрачные темные силуэты. Мне казалось, что они потихоньку сдвигаются вокруг моего маленького белого дома. Они злы. Кораблям кажется, что их предали.

Днем затыкал уши плеером – не мог вынести давящей тишины. Но так я не мог слышать, что творится вокруг, и лихорадочно сдергивал ободок наушников каждые пять минут.

А потом, в один из монотонно солнечных дней я заснул в тени опоры старого транспортника. Накануне я вымотался, посадка искалеченного танкера, попавшего в переделку где-то около Бетельгейзе шла тяжело, луч был нестабилен, и дело затянулось до глубокой ночи.

Я привалился к опоре и незаметно задремал. Проснулся в холодном поту, резко сел. И мне показалось, что корабли вокруг тихо улыбаются, не понимая, отчего так испуган маленький бестолковый человечек. Они тихо перешептывались между собой. Такие же инвалиды, как и я. Им хотелось поделиться своими тайнами, выболтать секреты, которые они узнавали во время рейсов. Надо было только слушать.

Я потратил большую часть денег, оставшихся от компенсационной выплаты на установку системы доступа в глобальную информ-сеть. Мой почтовый ящик стал заполняться сообщениями. Я старался узнать как можно больше о каждом корабле, который попадал ко мне.

В грузовом отсеке спасателя "Вирджиния" я нашел следы. Отпечатки ботинок тяжелого десантного костюма на оплавившемся покрытии отсека. Глубокие борозды между двумя цепочками следов. Это спасатели Витторио и Сапрунов затаскивали тяжело раненого инженера с исследовательской станции, оказавшейся в зоне внезапной тектонической активности. Они едва дотянули до корабля-матки.

Исследовательская "игла" "Стардаст". Мертвый, насквозь промерзший корабль нашли вращающимся вокруг безымянной планеты в системе двойной звезды на окраине Млечного пути. Двое суток я выискивал в глобальной сети все материалы по этому короблю и его последнему рейсу. Это был обычный картографический рейд. Как он оказался в совершенно другом районе, никто не понял. Черные ящики тоже не помогли... Но иногда мне кажется, что "Стардаст" просто пока боится разговаривать со мной. Но я не тороплю ее, ведь бедняге пришлось столько выдержать.

А вот торговцу "Вилариус" просто стыдно. Его капитан струсил. Он отказался подходить к потерпевшей крушение яхте. Боялся, что двигатель яхты может взорваться. Экипаж яхты погиб. Но не от взрыва. Отказала система подачи воздуха. А "Виллариус" пять лет спустя был разбит шальным метеоритом.

Я больше не чувствую себя несчастным. Ведь я хранитель тайн. Секретов. Собиратель загадочных историй. Я должен собрать все, что можно о моих кораблях. Я их единственный друг и последняя надежда на то, что когда-нибудь люди вспомнят и захотят узнать обо всем, что было, в то время, когда Человечество рванулось в космос. Сейчас нам не до того. С детской жадностью, с нетерпением, свойственном юности, люди стараются побывать везде, узнать все. Они оставляют в тылу массу вопросов и загадок. Им обязательно надо узнать, что же там, за поворотом?

Так было всегда. И так всегда будет.

Медицинский блок все чаще начинает озадаченно мигать, когда я ложусь в бокс для очередного обследования. Многие из тех, с кем я переписывался, узнавая судьбу моих кораблей, перестали отвечать. Их дети вежливо сообщают, что их отец или дед умер. Я не скорблю об ушедших. Они прожили долгие интересные жизни. Но мне еще рано уходить. Ведь кто-то должен слушать истории кораблей. Каждое утро я встаю и объезжаю территорию. Тихонько разгорается небо, нежный голубой цвет сменяется яркой синевой. Встает солнце и его лучи падают на искореженные, но все равно прекрасные стальные тела. Они ждут меня.

Крепость

Эта крепость запирала перевал. Спуститься в долину можно было только войдя в ее огромные ворота, пройдя по площади , под пристальным взглядом узких бойниц и, выйдя через другие ворота, за которыми продолжалась дорога, уходящая вниз, в долину, к зеленым деревьям, деревням с аккуратными белеными домиками, к обычной человеческой жизни.

А здесь, наверху, господствовали ветер и солнце. Летом солнце накаливало камни, зимой – слепило, отражаясь от снега. Правда, я этого не видел. Я выхожу во двор своей крепости только ночью. Иду через площадь, поднимаюсь на стену , обхожу крепость как часовой, по кругу. Останавливаюсь там, откуда видна долина, смотрю на деревни, считаю огоньки в домах. Дышу ночным горным воздухом. Дышу одиночеством.

Я вошел в крепость сто сорок лет назад. Мне пришлось бежать из родных мест. Хотя.....

Они уже не были мне родными. Были просто привычными, густонаселенными и удобными для охоты. Приходилось был охотником, охотником поневоле, ибо устремляться в ночь, идти по следу, настигать и впиваться в горло добыче заставляла меня неуемная, холодная и неутолимая жажда крови. Я старался сохранять хотя бы остатки того, кем я был, когда был человеком. Не пил кровь женщин и детей, давал шанс своей добыче – предлагал поединок на мечах. Однако это было не более чем лукавство – поскольку меня почти невозможно одолеть один на один, да и нельзя убить сталью. Я – вампир.

Но охота в этих местах не могла продолжаться вечно. Я прорубился сквозь толпу крестьян, орудуя двумя мечами и, оскалив клыки, шипя в перекошенные от животного ужаса лица, уворачиваясь от деревянных кольев, нырнул в лес и растворился во тьме.

Долгие ночи шел я, не разбирая дороги, подкрепляясь кровью лисиц, зайцев и прочей лесной живности, пока не забрался в горы. Здесь, в свете луны, грозная и одинокая предстала передо мной крепость. Стены тяжело нависали над перевалом, ворота были крепко заперты, свет виднелся только в караульном помещении, рядом с небольшой дверцей, слева от ворот, да на стене горели редкие факелы. Я подошел к воротам и три раза постучал в них кулаком, закованным в тяжелую стальную перчатку. Спустя некоторое время раздался звук шагов, хриплый голос произнес : ·Кто?Ћ

Усмехнувшись, я дал ответ : ·Передай командиру, прибыл барон Дарк.Ћ

По другую сторону ворот воцарилась тишина, затем послышались торопливые удаляющиеся шаги. Ночь была в самом разгаре, я с наслаждением вдыхал свежий воздух, напоенный запахом горных трав и молодой свежей крови, бегущей по венам крепких, раздобревших от мирной жизни солдат. И вот, калитка скрипнула и отворилась. ·Входите, господин барон. Командир ждет вас. Я провожу.......Ћ – договорить солдат не успел, так как я был очень голоден. В мгновение ока выпустив клыки я разорвал ему горло. Должно быть я урчал, захлебываясь густой, безумно вкусной кровью. Затем я отбросил тело, выхватил меч и вошел в крепость.

До сих пор с удовольствием вспоминаю эту ночную схватку, неровный свет факелов, испуганные лица солдат, свист клинков и крики боли. Надо отдать должное их командиру. Он не стал разбираться кто перед ним, не впал в панику а попытался организовать солдат и задавить меня количеством. Однако ему это не удалось и весь гарнизон пал. В знак своего почтения к мужеству этого человека, я даровал ему смерть от меча, а не от моих клыков.

Спустя три месяца в крепость прислали второй гарнизон. Я дождался ночи, поднялся из моего убежища и вновь кружился полночи в упоительном танце боя.

Через три дня люди из долины поднялись в крепость, боязливо оглядываясь и щурясь от яркого солнечного света, забрали тела солдат и ушли. Ночью я запер ворота и, в первый раз поднялся на стену своей крепости.

С тех дней прошло сто сорок лет. Я старался не слишком тревожить жителей долины и спускался в нее нечасто, предпочитая более долгий и рискованный путь до большого города, где смерть моих жертв оставалась незамеченной.

Я проводил дни, отдыхая в одной из комнат главной башни, занавесив окна тяжелыми пыльными шторами, а ночи, если не охотился – полируя мечи и оттачивая мастерство владения ими. Иногда я тосковал по тому времени, когда был человеком и сердце мое замирало от гнева или страха в схватке с противником, когда улыбка озаряла мое лицо и лица моих солдат, при виде поверженного врага и боевой клич рвался из наших глоток, знаменуя победу!

И, вот, однажды я проснулся от звуков боя. Да нет, не боя, битвы! Обычный человек не услышал бы их но, мое ухо чутко улавливало ржание лошадей, лязг стали, рев атакующих, крики боли и хрип умирающих. Битва шла с той стороны перевала, откуда пришел и я.

К вечеру звуки битвы стихли. А ночью тяжелые боевые топоры выбили дверцу, рядом с воротами, солдаты откинули брус, запирающий створки и, измученная битвой армия потекла через крепость. Я стоял у окна своей комнаты, наблюдая за отступающими. В их лицах не было трусливого желания выжить, лишь усталость и хмурая сосредоточенность. Около ворот, через которые выходили солдаты, стоял невысокий стройный человек в легких черных доспехах, изредка он окликал одного из солдат, о чем-то говорил с ним и получал в ответ либо кивок – тогда солдат отходил от ворот и усаживался отдыхать около крепостной стены, либо отрицательное покачивание головой из стороны в сторону и, отказавшийся шел дальше.

Я сразу понял, что делает человек в черном. Он собирал отряд смертников, которым предстояло задержать наступающих и дать время остальным отойти и занять оборону, избежать удара в спину.

От армии осталась немногое и, вскоре ворота захлопнулись. Во дворе осталось пятнадцать человек. Пятнадцать воинов, готовящихся умереть. Они завалили дверцу в стене, поставили в пазы брус и часть из них сноровисто полезла на стены, в то время как другая осталась внизу, около ворот. Долго отдыхать им не дали, я увидел, как лучники на стенах выпустили в нападающих первые стрелы. Судя по крикам внизу и резкому запаху крови, который пока чувствовал только я, все стрелы нашли себе жертвы. Но – десяток лучников не мог долго сдерживать такое количество атакующих, которое скопилось под стенами и вот уже ворота затрещали под ударами тарана. Часть лучников скатилась со стены и отошла за наспех сооруженную баррикаду, перегораживающую двор. Ворота рухнули и, первые же нападающие получили по стреле. И все же их было слишком много. Атака остановилась лишь на мгновение, а затем началась рукопашная схватка.

Я с восхищением наблюдал за защитниками крепости, за холодной расчетливой яростью, с которой они отдавали свои жизни, унося за собой по пять, шесть врагов. Их командир в черном виртуозно чертил смертоносный узор своим клинком, медленно отступая к воротам в долину и, успевая отдавать приказы бойцам. Однако было ясно, что долго они не продержатся.

И, тогда я начал спускаться вниз, к площади. Я чувствовал запах крови, жаждал снова ощутить упоение схватки, а еще – хотел пожать руку человеку в черном.

Выйдя из дверей башни, я схватил первого же попавшегося солдата и, впился клыками в его глотку. Одновременно пронзил мечом второго, выдернул клинок и отбил атаку еще одного нападавшего. Отбросив тело, перехватил меч двумя руками, и, чувствуя, как внутри меня бурлит свежая человеческая кровь, испустил свой боевой клич, более двухсот лет не слышимый никем, бросился в гущу битвы. Наверное, со стороны я напоминал вихрь смерти. Рубил, колол, отражал удары, рвал глотки, успевая сделать один-два глотка живительной крови и, пробивался туда, где спиной к спине отражали атаки человек в черном и шестеро, оставшихся в живых, воинов из его отряда. За спиной послышались истошные крики : ·Вампир!!!!! Вампир!!!! Нечисть!!!Ћ. Я только ухмыльнулся и продолжил орудовать мечом.

Толпа нападавших отхлынула и, мы с командиром смертников оказались лицом к лицу. Я слегка поклонился, и он кивнул мне в ответ. Он и его солдаты настороженно рассматривали меня, но молчали. ·УходитеЋ – сказал я. Человек в черном задумался на минуту а затем негромко произнес, обращаясь словно бы к самому себе : ·Кому то все же придется остаться, чтобы запереть ворота.Ћ Коротко вздохнув, он повернулся к своим людям : ·Уходите, быстро. Передайте, что мы продержимся еще около часа.Ћ

Когда ворота были снова закрыты и брус вставлен в пазы, противник оправился от потрясения, вызванного моим появлением, и снова пошел в атаку. Мой соратник был настоящим виртуозом меча и, я наслаждался каждой секундой, проведенной рядом с ним. Я был рад, что второй и последний раз мне придется умирать рядом со столь достойным человеком. Насколько это было возможно, я старался прикрывать его, давая передохнуть но, постепенно движения его все больше и больше замедлялись и вот, одновременно два копья пробили его грудь и он умер, пришпиленный к воротам. Я взял в левую руку его меч и два клинка снова обрушились на нападавших. О, какая это была битва! У меня и мысли не было уйти от ворот и скрыться. Этим я предал бы и повисшего на копьях воина и самого себя.

Небо стало светлеть, приближался рассвет. Мое время было на исходе. И, я пошел в атаку. Клинки в моих руках пели песню битвы, я шипел, показывая клыки. Потом я кричал от счастья и боли, когда солнечные лучи коснулись кожи. Я горел. Горел и атаковал...

Сердце леса

На вершине холма остановился внедорожник. Цвет разобрать было невозможно, пыль покрывала его ровным слоем. Хлопнула дверь, водитель, постанывая от наслаждения, потянулся, прошелся, разминая ноги. Достал из внутреннего кармана темно-коричневой куртки сигареты. Курил неторопливо, с удовольствием, выпуская в свежий, пахнущий подмороженными осенними листьями воздух, длинные струи дыма. Наблюдал, как сизые облачка распадаются на медленные завитки и тают, растворяются, исчезают.

Докурил, щелчком отправил бычок на обочину, вздохнул и снова сел за руль. Чуть слышно заурчал мотор, и автомобиль неторопливо покатил вниз по склону, к кубам форта связи, серое пятно которого маячило на фоне леса, расплескавшего осенние краски сразу за пятиметровой полосой отчуждения.

Глаза внимательно, но без настороженности следили за дорогой, руки спокойно лежали на руле, но внутри все туже и туже сжималась пружина беспокойства. Водитель нервничал.

Это было вполне понятно, первый раз за все время наблюдений Слушающий вступил в контакт с людьми.

Пугающе чужеродные фигуры в серых балахонах, появились из ниоткуда. Приходили, слушали, внимательно смотрели и уходили. Куда, зачем? Никто не знал.

Впервые их заметили за пять лет до того, как ракеты с ядерными боеголовками накрыли цели, и старый мир с шумом и грохотом отдал концы, прихватив с собой большую часть населения Земли.

Только для Слушающих не изменилось, казалось, вообще ничего. Они входили в жалкие лачуги, смотрели на подыхающих, харкающих кровью людей и уходили. Равнодушно наблюдали за тем, как растут города Технологов, как снова начинают светиться экраны компьютеров, а из ворот крохотных мастерских выезжают первые автомобили на водороде.

С нечеловеческим спокойствием они наблюдали за общинами Уходящих и поселениями паранормов. Входили в залы совещаний вольных городов, пристраивались в уголке и слушали, как иерархи Параордена и старейшины Технологов заключают первые робкие союзы.

Никто и никогда не нападал на Слушающего. Их не трогали. Слишком страшно.

"Особое внимание!

В 21.47 охрана форта зафиксировала появление Слушающего. Объект вошел в ворота форта и молча передал сержант-оператору Мельнику М.Е. лист плотной бумаги синего цвета. На бумаге изображена раскрытая человеческая ладонь.

В 22.08 Слушающий прошел в глубину форта и сел на землю около блока Љ 2. Более он в контакт ни с кем не вступал. На момент отправки рапорта Слушающий сове местоположение не изменил.

Прошу прислать специалиста для изъятия листа бумаги и возможного вступления в контакт со Слушающим.

Начальник форта связи Коро-7

Капитан-оператор Владимиров С.Г."

Машина остановилась перед воротами форта. Полная тишина. Осеннее небо потихоньку наполнялось прозрачно-голубым, рассвет вступал в свои права. Мужчина поежился, поднял воротник куртки, после теплого салона познабливало. Присмотрелся к металлическим, давно не крашеным воротам и рванул под стену, в мертвую зону. Створки ворот были слегка приоткрыты.

Свободная трасса, мысли о предстоящей встрече, да и вошедшее в поговорку раздолбайство операторов – все это явно притупило его инстинкты. Следовало прислушаться к внутреннему голосу еще на холме. Сейчас-то понятно, что его должно было насторожить. В форте не было ни единого освещенного окна. А когда на территории Слушающий вряд ли даже законченные разгильдяи улеглись бы спокойно спать. Да и в помещениях пункта связи лампы никогда не гасли. И звуки... Не было их. А ведь где люди – там и шум. Пусть тихий, почти незаметный, но шумовой фон должен быть.

Прошла минута, две, три..

Мужчина расстегнул молнию куртки, осторожно достал пистолет. Движения стали плавными, текучими. Он присел на корточки, заглянул в щель между створками. Ни черта не видно. Отпрянул. Внимательно осмотрел окрестности форта. Вроде ничего подозрительного. Если бы хотели – давно прикончили. Неторопливо и со вкусом.

Тишина начинала действовать на нервы. А ведь камеры, державшие под контролем весь периметр, зафиксировали, когда автомобиль появился на вершине холма. Но по-прежнему никакого движения.

Нужно было что-то делать. Возвращаться к машине и вызывать группу, или входить в форт и смотреть самому, что же произошло. Если следовать букве Устава, то, естественно, вызывать группу, отъезжать обратно на вершину холма и наблюдать за обстановкой, дожидаясь прибытия ребят в серьезной броне и соответствующим вооружением.

Но приоткрытые ворота манили. Где-то там мог сидеть Слушающий, целый и невредимый. Ждать его, Сергея Лурдиса, капитан-информанта Службы контроля вольного города Новомосковска.

Сергей прислонился к створке ворот, закрыл глаза, стал слушать окружающее пространство так, как учили наставники, которых присылали из Параордена на курсы информантов Службы раз в полгода. Сам он паранормом не был, но орденские тренеры крепко вбивали в головы курсантов умение пользоваться внутренним голосом и доверять ему. Вроде бы прямая опасность отсутствовала. Сергей глубоко вздохнул и протиснулся в ворота. Тут же рванул под прикрытие безобразного нароста КПП.

Присел на одно колено, выглянул из-за угла, попытался рассмотреть, есть ли кто-нибудь около блока Љ2. И зигзагом, стараясь держать в поле зрения всю территорию форта, рванул к приземистому строению. Прошел вдоль стены. Завернул за угол. И второй раз за это, еще и не начавшееся толком, утро, выматерился.

На пожелтевшем газоне лежала фигура в серой хламиде. Вокруг головы расползлось темное пятно.

***

Прозрачное утреннее небо обещало чудный денек. Прохладный, солнечный, какой может случиться только осенью в славном городе Новомосковске. Подполковник-информант Константин Борисович Максименко радовался заслуженной возможности провести выходной по своему разумению. Не торопясь выпить кофе на веранде небольшого дома, сладко подымить сигаретой и неспешно двинуться в лес. Вдыхать свежий воздух, шуршать листьями. И покормить пушистиков. Эти мутировавшие потомки белок, выраставшие до размеров хорошей собаки, впадали в экстаз при виде куска твердого сыра. Чем подполковник без зазрения совести пользовался, закармливая неразумных животин до состояния сонной одури.

Константин Борисович запер дом, подхватил пакет с сыром и бодро двинулся в лес. Но отойти не успел, в кармане заверещал телефон. Подполковник посмотрел на экран и недоуменно вскинул бровь. Вот уж от кого, а от начальника отдела безопасности Службы контроля, Георга Тахашвили, он звонка не ожидал.

Максименко вздохнул и нажал кнопку ответа. Проговорил ласково:

– Гера, здравствуй. А не пойти ли тебе на хер? Я тут пушистиков кормлю...

– Костя, не до шуток. Ты Серегу Лурдиса в Коро-7 посылал?

– Ну да. Но он должен был отстучаться только завтра.

Собеседник откашлялся и продолжил:

– Раньше он на связь вышел. В общем – тяжело выдохнул в трубку Тахашвили, – в форте всех вырезали.

Помолчал и добавил:

– Слушающего тоже положили.

Максименко задумчиво почесал подбородок. Новость была не просто ошеломляющей. Он даже слов подобрать не мог. Этого не могло быть потому, что просто не могло быть никогда.

Так ничего и не придумав, просто ответил:

– Еду. Жди в конторе.

Нажал кнопку отбоя, сунул телефон в кобуру на поясе и с тоской посмотрел на лес. Чудо, как хорошо. Подполковник сошел с тропинки, около старой раздваивающейся на высоте человеческого роста березы поставил на траву пакет с сыром. Аккуратно скатал вниз боковины. Пробурчал с капризинкой, как расстроенный ребенок: "Ну и жрите сами, в одиночку".

И смешной рысцой, переваливаясь с ноги на ногу, побежал к дому.

Два часа спустя Максименко и Тахашвили вылезали из душного чрева бронированной гадины, которую конструкторы, явно имевшие извращенное чувство юмора, окрестили «Ветерок». Передвигалось это восьмиколесное сооружение, действительно, с приличной скоростью. Но вот что при этом испытывали пассажиры...

Опергруппа, шестеро невысоких, упакованных в полную броню, ловких парней, рассыпалась по форту. А в центре бетонированной площадки, которую здесь, как и в любом другом форте, гордо именовали плацем, стоял, пощипывая тонкими пальцами губу, приданный группе паранорм. Залезая в "Ветерок" он сказал только, – Меня зовут Бруно.

После чего замолчал, полуприкрыв глаза и полностью уйдя в себя.

Константин Борисович ощупал карманы куртки, добыл пачку сигарет, прикурил. Вполголоса пробормотал, обращаясь к Тахашвили:

– Георг, а с каких это пор к твоим бойцам такой довесок дают?

Орден охотно шел на сотрудничество со Службой вольных городов, особенно пограничных, но чтобы инициированный паранорм выезжал с оперативной группой, такого еще не было.

– Ты у нас спец по поствоенному развитию, вот и скажи, когда-нибудь твои клиенты Слушающего убивали? – Хмуро бросил в ответ Тахашвили. И сам ответил:

– Нет. Не было такого. Так что на ушах стоят все.

– Георг, а по твоим каналам хоть что-нибудь проходило?

– В том-то и дело. Ни-че-го. Ну, так. Обычная активность на границах "теплых" зон. Какие-то обрывочные донесения от летунов. – начальник оперативного отдела отбросил носком тяжелого ботинка камушек. – Якобы в центре горячих зон видели движение. Так его уже лет двести как видят. Особенно на рассвете или в сумерках. И чем больше высота, тем чаще.

Максименко потянулся, поплевал на пальцы, аккуратно загасил сигарету, окурок затолкал в спичечный коробок.

– Георг, я не понимаю ничего. Даже если кто-то обожрался "горячих" грибов до полного изумления и потери инстинкта самосохранения, то все равно ничего не вышло бы. Пробовал один орел это проделать. Правда не после грибов, а после дозы по вене. И решил Слушающего дубинкой приложить. Так вот, он руку даже не успел поднять. Мои умельцы его потом вскрывали. Такое впечатление, что этому идиоту мозги вкрутую сварили. Как яичко куриное, – и подполковник нервно хихикнул, – м-да. А Слушающий, между прочим, даже глаз не поднял.

У Тахашвили забормотал наушник. Георг подобрался, кивнул коллеге, – Пойдем. Связистов нашли.

***

Солнце уже начало уползать за лес, когда Тахашвили и Максименко устало привалились к нагревшемуся за день борту «Ветерка». Затих вдали рокот вертолета, увозившего синие пластиковые мешки с трупами и капитана Лурдиса, которому предстояло снова и снова отвечать на вопросы следователей и аналитиков. Заняли свои посты парни из опергруппы, тихо, уже без спешки, бродили по территории форта спецы научной бригады, которую закинул сюда вертолет. Паранорм же как встал с утра в середине плаца, так и стоял. Даже с ноги на ногу не переминался.

Константин Борисович снова похлопал по карманам, потянул измятую пачку.

– Гера, вот скажи, ты сам хоть понимаешь, какое редкостное дерьмо здесь произошло? – Подполковник с отвращением зажал зубами очередную сигарету.

Командир оперативников молчал, и Максименко продолжил, – Это не какие-то шибанутые отморозки силушку показать решили. И не контрабандисты. И не... долго можно перебирать кто "не". А вот кто мог? Положили весь расчет форта, причем всех на месте, ни одного выстрела, никто не пробовал бежать. И на каждого – по одному удару!

Старший оперативник сунул в рот пожелтевшую травинку, пожевал, – Это все фигня. А вот то, что они смогли убить Слушающего и уйти -это меня тревожит очень сильно.

Тахашвили развернулся и посмотрел Максименко в глаза, – это не то слово, Костя, как я тревожусь. Я боюсь, Костя, понимаешь? Я откровенно испуган. Потому, что понимаю, ни я, ни даже ты, и никто, не знает, как действовать.

Господа, вы разрешите поучаствовать в разговоре? -,от неожиданности оба аж подскочили, паранорм Бруно подобрался к ним совершенно незаметно. А это было весьма непросто. Стоял, слегка согнувшись в традиционном орденском поклоне, на лице – полное отсутствие какого-либо выражения.

Дождался кивка, садись мол, чего стоять. Уселся на корточки, коротко вздохнул, с силой потер ладонями лицо. И обыденным голосом, человека смертельно уставшего после тяжелой работы, попросил, – Мужики, дайте сигарету, пожалуйста.

Это было настолько неожиданно, что Максименко поперхнулся дымом. Протянул пачку.

Бруно уселся, подобрав под себя ноги, – Ну, что? Какие мысли, впечатления, соображения?

Это Вы нам скажите, какие впечатления. – хмыкнул Тахашвили. – Недаром же весь день посередь плаца статуей проторчали?

Бруно слегка нагнулся вперед, протянул руку, – Давайте на "ты"? А, господа подполковники?

Подполковники по очереди пожали сухую костистую ладонь, и Максименко повторил вопрос, – Ну, так все же, что учуять удалось? Не зря ж там стоял?

– Нет, не зря-я-я-я, – протянул паранорм – , но что я учуял и увидел... Я сам не пойму. Меня ведь не зря к вам прикрепили. Именно меня. Приходилось и в горячие зоны ездить, и в Большой Лес.

Собеседники уважительно покивали головами, а Тахашвили слегка поежился что-то такое о Большом Лесе вспоминив.

Так вот, когда в Большом Лесу стоишь и щупаешь, ощущение очень странное. Ты не чувствуешь деревья, животных, нет переплетения, нет отдельных мазков. Такое впечатление, что вокруг тебя одно большое существо. Причем не совсем живое. Примешивается такое же чувство, какое у меня бывает, когда я вхожу в ваши залы электроники.

– Ну и к чему ты это говоришь? – буркнул Тахашвили.

– Да к тому, что здесь похожая штука. Есть обычный фон людского поселения, но это вы и сами знаете, это чуять мы и ваших оперов учим. Есть фон леса. Хотя и не совсем обычный. Этот-то лес в Большой переходит. И есть два следа, от которых мне становится сильно не по себе. Один – это след Слушающего, с таким я уже сталкивался. А вот второй... Я вам объяснить не смогу, это как будто ты глядишь в спину кому-то незнакомому, очень чужому, непонятному, и он, вдруг, оборачивается, и прямо тебе в глаза смотрит. И в глазах – ничего, что было бы тебе хотя бы отдаленно знакомо. И еще, напор, мощь у этого, второго следа, совершенно запредельные.

– Вы это как вычисляете? Шкала какая-то есть? – перебил паранорма Максименко.

– Не то, чтобы шкала. Это вы, технологи, все пытаетесь привязать к точке отсчета. Но, что-то отдаленно похожее существует. Скажем так, вот у Слушающего, у него след не похож на человеческий, но по энергонасыщенности он с людским сопоставим. А вот у того, что я сегодня почуял, он гораздо больше. И при этом, он очень, очень чужой. Я не знаю, откуда на Земле мог такой взяться, – упавшим голосом добаил Бруно.

Теперь прокашлялся и вмешался практичный Тахашвили, – Бруно, а направление ты по энергоследу взять смог?

Смог. И от этого мне совсем погано,– Бруно кивнул в сторону леса, – туда они ушли. Сколько было, не знаю. От них один след остался. Общий и скрученный, как коса.