Текст книги "Стражи. Боги холода"

Автор книги: Максим Макаренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– И как – разделяю? – теперь она была смертельно серьезна.

– Безусловно. Конечно же! Позвоните мне послезавтра, пожалуйста, я объясню, как к нам проехать. В отделе кадров вам объяснят. Да-да. Все объяснят! А сейчас, простите, мне надо бежать. Очень важная встреча! Был рад познакомиться!

Последние слова он выпалил, уже вставая из-за стола и стремительно удаляясь к выходу.

Татьяна вздохнула.

Вот, так всегда. На самом интересном месте.

Да еще и за завтрак придется самой платить.

Напротив кафе стоял неприметный темный седан. В нем сидели двое мужчин, в которых Татьяна узнала бы сотрудников Вяземского – белоголового крепыша Владимира и молчаливого скандинава Олафа.

Увидев, как вылетает из дверей Соловьев, на ходу вытаскивая мобильник и ошалело оглядываясь по сторонам, норвежец также достал мобильный телефон, нажал на кнопку вызова:

– Ян Александрович, встреча состоялась. Да. Объект отреагировал штатно. Так точно. Ведем дальше, фиксируем контакты.

После встречи с Татьяной человек с маникюром развил бурную деятельность. Он встретился с представителями нескольких рекламных агентств, затем поехал в офис своего издательства и около трех часов совещался с издателями журналов дивизиона «Хобби», о чем Олафу, представившемуся сотрудником известного телеканала, любезно сообщила секретарша Соловьева.

И все это время с лица директора по развитию не сходило встревоженно-рассеянное выражение.

Он очень старался этого не показывать, но Олаф и Владимир были опытными физиономистами, и безошибочно определили, что объект нервничает, и с каждой минутой все сильнее.

Каждый час они связывались с Вяземским и коротко докладывали о поведении Соловьева. Регистрировался каждый шаг, но никаких встреч, выходящих за рамки повседневной рутины, не происходило. Видимо, он отчитался тем, кто посылал его на встречу с Татьяной по мобильному, и прямого контакта не планировалось.

Конечно, Вяземскому очень хотелось подольше поводить гладенького директора, но время поджимало. Он буквально кожей чувствовал, как все туже натягивается тетива событий, вовлекая всё новых людей. Что-то назревало, готовилось, собиралось вот-вот прорваться. Но что? Он не знал. Каждый новый день неизвестности грозил опасностью. В том числе, – признался он самому себе, ему не давало покоя то, что он вовлек в очень опасные события Татьяну причем, разыграл ее «в темную», использовал, как живца. Независимая, колючая и удивительно обаятельная девушка вывела его из обычного состояния холодной сосредоточенности, ухитрилась, сама того не зная, нащупать крохотную трещину в той ледяной броне, которую он нарастил после смерти Анны.

Он отблагодарил ее, назначив наживкой. Нечего сказать, достойный поступок.

Дело близилось к вечеру, а новостей о Соловьеве не поступало.

Когда скандинав позвонил в следующий раз, Вяземский, выслушав все то же «ничего нового», спросил:

– Олаф, а вы сами бы стали связываться с Соловьевым на месте его шефов?

– Лично я – нет, Ян Александрович.

– Вот и я не стал бы. Теперь давать думать. Можно его просто оставить в покое, а можно попробовать нагло поколоть и посмотреть, кто и как отреагирует.

В динамике воцарилось сдержанное молчание. Вяземский первым нарушил его, сказав с досадой:

– Да знаю я, Олаф, знаю, что вы предпочитаете не ускорять развитие ситуации. Но сейчас, я чувствую, на счету каждый день. Так что, нанесите, пожалуйста, визит господину директору.

Как и положено преуспевающему менеджеру, Игорь Соловьев жил на Кутузовском проспекте. Квартира досталась ему благодаря стараниям папы, который и после выхода на пенсию сохранил самые теплые отношения с сотрудниками мэрии, ведавшими распределением жилого фонда.

Обычно Игорь вежливо кивал охраннику, пропускавшему его машину на территорию дома, отделенную от менее престижных строений оградой из прямоугольных стальных прутьев, перекидывался, пока ждал лифт, парой слов с консьержем – отставным полковником МВД Владленом Константиновичем, после чего поднимался к себе в квартиру, где ужинал обезжиренным творогом и стаканом однопроцентного питьевого йогурта.

Сегодня он даже не повернул голову в сторону охранника и промчался мимо консьержа, не отреагировав на бодрое – Добрый вечер, Игорь Эдуардович, как день прошел?

Отвратительно день прошел. И непонятно, какие это будет иметь последствия, – думал Соловьев, поднимаясь в лифте на десятый этаж.

Когда его попросили переговорить с какой-то третьеразрядной пишущей дамочкой, и немного подтолкнуть ее, с помощью одного из черных камней, он согласился не раздумывая, дело было привычным. Кто же мог знать, что девица окажется под защитой! Его никто даже не предупредил! И теперь то, что начиналось, несколько лет назад, как модная оккультная забава, могло закончиться для него большими неприятностями. Он уже давно понял, что люди, с которыми его познакомили, вовсе не безобидные шарлатаны, а обладают реальным влиянием на события, имеют власть. Но как далеко простирается эта власть начал догадываться лишь недавно, и от этих догадок у него захватывало дух. С ним согласились поделиться. Не даром, конечно, но цена была удивительно невысока. Во всяком случае, так казалось в то время. Но сегодня, доложив о разговоре, и выслушав холодное, – Ладно. Мы примем меры, – он занервничал.

Следуя указаниям, пришлось оставить в офисе черный плоский камень, с которым он обычно не расставался. Это можно было расценивать как знак явной немилости. Конечно, Игорь пытался, как советовали психологи компании, изменить отношение к ситуации и выработать позитивную программу действий, но получалось плохо. Совсем, честно говоря, не получалось.

Поэтому в квартиру Соловьев вошел донельзя расстроенным. Захлопнул дверь, и лишь тогда обратил внимание, что в комнате, которую он называл кабинетом, горит свет. Судя по неяркому желтоватому свечению на узорчатом цветном стекле – настольная лампа.

Соловьев сглотнул и попытался неслышно отжать собачку верхнего замка. Он по миллиметру сдвигал непослушный железный стержень, стараясь не обращать внимания на текущую по щеке струйку холодного пота, чувствуя, как все легче подается защелка, и уже начинал надеяться на то, что сумеет выскользнуть, когда из комнаты раздался спокойный голос:

– Игорь Эдуардович, да не стойте же вы в дверях, проходите.

Соловьев взвизгнул, и уже не скрываясь рванул защелку, одновременно, другой рукой дергая ручку входной двери.

Открылся освещенный прямоугольник коридора, но в этот момент его вежливо похлопали по плечу и другой, более молодой, голос, произнес:

– Ну зачем же вы так. Заходите, не стесняйтесь.

Как оказался в коридоре невысокий белоголовый человек, Игорь понять не мог. Окончательно его сломила противоестественная вежливость этого человека, и он, покорно закрыв входную дверь, поплелся в кабинет.

За его столом сидел второй взломщик. Хотя, зачем-то подумал Соловьев, какие они взломщики? Никаких следов. И как они через охрану просочились?

Человек за столом с интересом изучал богатую коллекцию гей-порно, которую Игорь собирал не один год.

Оторвав взгляд от глянцевого журнала с обнаженным красавцем на обложке, он сказал:

– Игорь Эдуардович, у вас на редкость разносторонние увлечения! Давайте побеседуем об этом.

Вяземский приехал через тридцать пять минут. Оставив машину за два дома от нужного, прошелся мимо огороженной территории, ничего подозрительного не заметил, и направился к проходной. Мазнул рукой перед лицом открывшего рот охранника, и тот моментально забыл о существовании непрошеного гостя. Такая же история повторилась и в подъезде. Бдительный Владлен Константинович лишь нахмурил брови и потом несколько раз тер виски, стараясь избавиться от легкой головной боли и ощущения, что он что-то упустил.

Владимир ждал шефа в прихожей. Войдя, Вяземский кивнул в сторону коридора и спросил:

– Соседи, пульт охраны?

– Конечно, Ян Александрович. По полной программе.

– Хорошо. И где хозяин дома?

В этот момент из глубины коридора, где виднелись две белые, расположенные рядом, двери, раздались звуки спускаемой воды и тихий стон.

Вяземский укоризненно посмотрел на Владимира и вышедшего из комнаты Олафа:

– Что вы ему показали?

Оперативники переглянулись. Сейчас они напоминали нашкодивших школьников.

– Да ничего особенного, правда, Ян Александрович.

– Тогда что с этим? – кивнул Вяземский в сторону дверей из-за которых продолжали доноситься стоны и звуки рвоты.

– Простите, Ян Александрович. Вы приказали подготовить клиента, мы и подготовили.

– А в качестве мер убеждения показывали Границу, так?

– Ну, только немного, – потупился Владимир.

– Ясно. Ей-богу, вы иногда бываете сущими детьми!

Оперативники смотрели преданно и несколько виновато.

– Хорошо. Что там с этим…?

– Перепугался. Блевать изволит, – со вздохом доложил Владимир. И кажется, медвежья болезнь с ним приключилась.

– Значит так. Я жду его в той комнате. – показал Вяземский на кабинет Соловьева. – Вынимайте сортирного страдальца, и чтобы через десять минут он был готов к употреблению.

С этими словами он скрылся за дверью кабинета.

Из коридора донесся стук, слабые протестующие вопли, и через пять минут перед ним предстал сильно помятый, мертвенно бледный, но вменяемый Игорь Эдуардович Соловьев. Сейчас он мало напоминал того гладкого преуспевающего человека, которого утром видела в кафе Татьяна.

– Здравствуйте, господин Соловьев, – голос Вяземского был сух и строг. – Сейчас я буду задавать вам вопросы. Вы будете отвечать. Тогда все закончится хорошо, вы ляжете спать, и завтра проснетесь свежим, бодрым и без малейших воспоминаний об этой неприятной для вас встрече. Это понятно?

Соловьев нервно кивнул.

– Вам надо описывать второй вариант? – на всякий случай спросил Вяземский, поигрывая ножом для разрезания бумаг, взятым из малахитового, советских времен, прибора.

– Не надо, – каркнул Соловьев, страдальчески морщась. – Что вам нужно, спрашивайте.

– Давайте начнем с того, кто поручил вам встретиться с Татьяной Бересневой.

– Я не знаю его имени, – потупился Соловьев, переминаясь с ноги на ногу перед столом.

– Вы присаживайтесь, в ногах правды нет, – показал Вяземский ножом на кресло, приставленной к столу сбоку.

Олаф моментально выкатил его на середину комнаты и, слегка нажав на плечо Игоря Эдуардовича, усадил.

– Хорошо, я вам верю, – ничуть не расстроился шеф Олафа. – Просто расскажите мне о нем. Как он выглядит, как вы познакомились, чем вас так привлекла госпожа Береснева. С помощью чего вы должны были получить у нее информацию.

– Они мне дали одну вещь. Не сейчас, раньше. Знаете, замечательно помогает при переговорах, – сбивчиво зачастил Соловьев, – Шаман называл их чёрные…

Страшно захрипев, Соловьев выгнулся в кресле. По комнате пронесся порыв ледяного, пахнущего несвежим мясом, воздуха, замигала лампочка в настольной лампе. Зрачки несчастного закатились, из черной дыры рта рвался непрерывный утробный стон. Вяземский крикнул:

– Олаф, держите же его!

И сам прыгнул через стол. Олаф с Владимиром уже пытались усадить пленника обратно, но тот с нечеловеческой силой отбросил беловолосого. Пролетев через всю комнату, Владимир врезался в стену.

С губ Соловьева срывались неразборчивые слова, состоявшие, казалось, из одних согласных.

Раздался ужасающий треск и на белой рубашке выгнувшегося дугой человека, показалось темное кровавое пятно.

Снова треск и утробный вой. Невидимой силой Соловьева подкинуло над креслом и его грудная клетка, разорвав кожу и рубашку, разошлась, обнажая внутренности. Торчали из истерзанной плоти белоснежные дуги ребер. Фонтанами брызнула кровь, тело Соловьева упало в кресло и все стихло.

Завозился в углу Владимир. Олаф брезгливо оттирал лицо и руки от брызг крови.

Вяземский присел на стол и, поигрывая ножом, задумчиво посмотрел на мертвеца.

– Ну, что ж. Узнали мы, конечно, удручающе мало, но хотя бы стало понятно, что против нас играют очень серьезные противники.

– Олаф, завтра же проработайте все ключевые смысловые фрагменты, упомянутые Соловьевым.

– А сейчас, господа, пойдемте отсюда.

Никого не потревожив, все трое вышли из дома, и уехали.

Мертвый Игорь Соловьев до утра просидел в кресле, глядя в потолок.

Непонятное собеседование, которое никаким собеседованием не было, оставило у Тани неприятный осадок, от которого она не могла избавиться целый день. На следующее утро, правда, стало полегче, но все равно – в голове роились вопросы. Она чувствовала, как ее привычный, одинокий, но уютный мирок, накрывает едва ощутимая, пока, но день ото дня уплотняющаяся дымка неизвестности и неопределенности.

Сначала невероятное интервью с Вяземским, странный его подарок, потом дикий, не укладывающийся ни в какие рамки разговор в кафе…

Таня всегда отличалась на редкость здравым рассудком и иногда сама себя даже жалела, считая слишком приземленной, но ничего не могла с собой поделать – любое упоминание о колдунах, магах и прочей эзотерике и Древнем Знании она считала уместным только на страницах романов в мягких обложках.

Однако события последних дней просто не укладывались в ее стройную картину мироздания.

После разговора с Соловьевым, ее не оставляло впечатление, что вот сейчас должен позвонить и Вяземский. Но, наступил вечер, а звонка не было. Засыпая, она вздохнула, и провалилась в тяжелый, полный смутных, будто затянутых клубами черного дыма, видений.

Проснулась совершенно разбитой, в голове плавал все тот же черный дым.

Затрезвонил коммуникатор на столе:

– Алло, Татьяна Владимировна, это из бухгалтерии «Москвы и Подмосковья» беспокоят. Вы можете сегодня подъехать, документы подписать?

– Да, минутку… Дайте сообразить, – Таня потерла тыльной стороной кисти глаза. Голова никак не хотела соображать. Она попыталась вспомнить, что планировала на сегодня. Так… на день, вроде бы, ничего, вечером хотела сходить, позаниматься в фитнес-клуб, а сейчас у нас? Взглянула на часы – десять с копейками.

– Во второй половине дня, часа в четыре, нормально будет?

– Да, конечно, – и собеседница повесила трубку.

Нажав кнопку отбоя, Таня задумчиво пробурчала, – Ну, и что теперь делать? – и отправилась приводить себя в работоспособное состояние.

Конечно же, чем заняться нашлось. Зарычал на столе коммуникатор, на экране текст SMS: «Проверяй почту».

Прислал на доработку верстку статьи Олег.

Дописать пару строк сюда, сократить здесь, вот тут ему нужен еще один блок на 500 знаков, сейчас найдем…

Легкий прохладный ветерок, долетающий через открытую балконную дверь, колышет шторы, переговариваются о ценах на хлеб и мясо бабушки, присевшие на скамейку, расположившуюся точно между Таниным домом и соседней одноподъездной башней, солнце золотит полупрозрачную апрельскую зелень. Хорошо. Очень хорошо ей работалось, пока не явился Мурч с требованием провести ритуал спиночесания.

Таня «вынырнула» из текста и глянула на часы.

Ойкнув, подорвалась из-за стола, побежала на кухню, щелкать выключателем чайника – времени оставалось только на то, чтобы заглотить бутерброд.

Торопливо напечатала сопроводительное письмо, отправила ответ с обработанной статьей, выключила ноутбук.

Через пятнадцать минут, подхватив рюкзак с одеждой для тренировок, она вылетела из подъезда и зашагала к метро «Первомайская».

Припекало, и она, скинув куртку, перекинула ее через плечо. Тихий квартал, ограниченный с одной стороны Нижней Первомайской улицей и опушкой Измайловского парка с другой, жил сонной дневной жизнью. Возилась на детской площадке малышня под присмотром двух, лениво потягивавших тонкие сигареты, мамаш, курсировали между магазином на углу и поликлиникой пенсионеры, да стучал с упорством отбойного молотка по своей установке юный барабанщик из первого подъезда.

По дороге решила дозвониться до Кости Нифонтова.

Костей он, конечно де, был для своих, то есть, друзей и коллег. Для всех остальных – капитан Нифонтов. Оперуполномоченный Центрального ОВД.

Когда она только начинала работать над колонкой «Тайны города», то искренне надеялась, что удастся превратить ее в эстетское эссе, повествующее о временах славных и давних, о почтенных привидениях и прочих милых происшествиях, служащих для приятного времяпрепровождения бабушек и ностальгирующих по прошлому томных юношей.

Редактор хотел мяса, крови и мертвых москвичей. Что привело к закономерному результату – Тане хотелось вести колонку и дальше, редактор жаждал трупов, нужна была информация.

Итог – Татьяна Береснева постепенно перезнакомилась со всем Центральным ОВД, заимела несколько хороших приятелей в ОВД Измайлово и многих других организациях, которые должны обеспечивать мирный сон граждан.

Последние несколько недель редактор хотел новых и новых подробностей о серии страшных убийств с расчленением, произошедших в разных районах города. Дела почему-то все не объединяли, и часть эпизодов вел как раз капитан Нифонтов.

– Слушаю, – раздалось в динамике.

Странно. Голос был не Костин, хотя звонила она на сотовый.

– Простите, капитана Нифонтова можно услышать?

– Танечка, привет. Это Паша Нижегородцев.

Татьяна искренне обрадовалась. Паша, едва ли не единственный из убойного отдела не старался с грацией носорога назначить ей романтическое свидание, плавно переходящее в романтический завтрак в постели. Счастливо женатый, отец двух прелестных до нереальности девчонок, он относился к ней как к непутевой, хотя и очень умной, младшей сестре.

– Паша, куда твои изверги дели Нифонтова?

– А вот не знаю, Танюш. Костя в расстроенных чувствах, даже телефон, вон, забыл. Дело у него отобрали.

– Да ты что? Какое?

– А вот умертвия с расчлененкой, о которых ты нас с Костей расспрашивала, и забрали. Причем, странно забрали. Даже соображения его выслушивать не стали, хотя, Костя, вроде, что-то нарыл. Ткнули, понимаешь, носом в землю, указав капитану его место.

– Вот это номер, – расстроено пробормотала Таня, – так и где он сейчас?

– Да дома, где ему быть.

– Хорошо, Паш. Я ему на домашний звякну.

– До скорого, Танюш. И скажи Косте, что мобила его у меня.

Снова отбой. Новый номер – на этот раз домашний Нифонтова.

Метро уже рядом. Таня стояла, дожидаясь зеленого сигнала светофора, постукивая носком кроссовки по асфальту.

– Нифонтов – спокойный, даже несколько сонный голос.

– Костя. И даже трезвый, с удивлением констатировала Таня. – Паша просил передать, что твоя мобилка у него. А ты, значит, решил отдохнуть.

– Я, Танюш, решил осмыслит, – задумчиво произнес Нифонтов.

– Это, случайно, не того ли дела с расчлененкой касается?

– Угу. Именно. А потому, я скушал сто пятьдесят коньяка и погрузился в раздумья. И, знаешь, я тут много разного надумал. Приезжай, чтоль, а? Адрес помнишь?

Вот это было здорово. Готовый поделиться свежатинкой капитан убойного отдела.

Таня прикинула, что у нее со временем.

– Костя, я только вечером, совсем вечером, смогу быть.

– Ну и ладно. Я все равно никуда не собирался.

И Нифонтов положил трубку.

В метро закрутила, завертела суета переполненной Арбатско-Покровской линии, выплеснула на Боровицкой, понесла к переходу.

В редакции Таня первым делом зашла к Олегу и уточнила, все ли нормально с материалом, который она правила.

Уже отходя от его стола, вернулась и наклонилась к уху редактора:

– Олежка, а тебя никто обо мне не спрашивал?

– Тань, ты о чем? – непонимающе спросил Олег, не отрываясь от монитора.

– О том! Меня кто-нибудь необычный спрашивал? После интервью этого, с Вяземским.

– А. Понял. Не, никто. А вот Вяземским, кстати, интересовались.

– И кто, интересно? – полюбопытствовала Таня.

– Да из какого-то фонда. Я уже и не помню, честно говоря. Не то эти, возрожденцы, обнаружившие у себя дворянские корни, не то любители российско-эквадорской дружбы.

– Что именно спрашивали, помнишь? – коршуном накинулась на Олега Татьяна.

– Слушай, ты чего такая заполошенная? – смотрелся тот в лицо собеседницы.

– Да так… Сама не пойму. Так помнишь, или нет?

– Да ничего особенного. Все ли вопросы и ответы попали в интервью, можно ли посмотреть исходники… Ума не приложу, зачем это им могло понадобиться.

– Спасибо, Олеж. Я побегу.

Чмокнув моментально разомлевшего от удовольствия Олега в щечку, Таня покинула комнату редакции.

В бухгалтерии оформление заняло не более десяти минут, милейшая Валентина Степановна, бессменный финансовый бог издательства, заранее подготовила все документы, и Тане осталось только вписать «цифры прописью» и расписаться в двух экземплярах договора.

Затем – снова в метро, потом фитнес-центр, «ногу! Ногу выше! Корпус не заваливаем!», и горячие струи, бьющие по сладко ноющему после тренировки, телу.

Она уже представляла, как приедет домой и заберется под одеяло со свежекупленным романом Де Линта. В этот момент и заиграл бодрую мелодию коммуникатор. Любимой подруге обязательно понадобилось именно сегодня передать для Таниной мамы привезенный из Индии чай. Будь на то ее воля, Татьяна просто заглянула бы в лавочку возле выхода из метро «Охотный ряд», да купила там точно такой же чай, но, ведь, тогда Аня обидится. Да еще и маме ее нажалуется на бессердечную дочь.

– Аня, только давай быстрее. Я после тренировки, устала как собака.

Разумеется, Аня опоздала. Татьяна уже начинала чувствовать себя по-идиотски, ловя ощупывающие взгляды из проносящихся мимо автомобилей. Да уж… стоит у тротуара в свете фонарей девица в обтягивающих джинсах, голосовать – не голосует…

Наконец, нарушая все возможные правила, притормозил рядом с ней автомобиль Ани. В ответ на язвительное замечание, что, мол, она упорно продолжает не видеть никакого смысла в передвижении по городу на автомобиле, подруга лишь посмотрела на нее обиженными укоризненными глазами, и вручила бесценный пакетик с чаем из самой Индии.

Естественно, передачей пакетика дело не закончилось, у Ани были потрясающие новости об их общей знакомой, неожиданно удачно сходившей замуж за работавшего в Москве француза. Честно говоря, похождения женщины французского менеджера Таню нисколько не интересовали, но Анька говорила с такой увлеченностью, что грех было бы ее перебивать.

Разговор удалось свернуть только через двадцать минут, и она бегом влетела в метро, надеясь, что Нифонтов не убьет ее за такое опоздание.

Таня снова утопила кнопку звонка. Пронзительный, душу вынимающий трезвон поднял бы и «в готовальню», как выражался Паша Нижегородцев, пьяного, а вот Нифонтов не реагировал.

– Сто пятьдесят, значит, – процедила сквозь зубы Таня, и глянула на часы. Однако, 22:48, а ей еще до дому добираться. А ночное метро, это, для одинокой симпатичной женщины, всегда приключение, но не всегда приятное.

Она отпустила кнопку, подождала немного, и изменила тактику. Теперь звонок, в такт коротким нажатиям, исполнял нехитрую мелодию «та-та – тааа-тааа-тааа»!

Никакого результата.

Однако, как это она не сообразила сразу? Она снова достала коммуникатор и набрала домашний номер Кости. Приложив ухо к холодному дермантину двери, послушала, как заливается телефон.

И дверной звонок, и телефонный звучали одинаково – так, как звучат звонки в пустой квартире, хозяева которой ушли. Не вышли ненадолго, а именно ушли.

Но, Костя однозначно сказал, что выходить никуда не собирается.

Она помедлила у двери. Позвонить на мобильный?

А смысл? Он все еще у Нижегородцева, а раз Пашка с ней не связался, значит и Нифонтов не объявлялся.

Увы, Татьяна очень хорошо знала одну из Костиных слабостей, а потому, махнув рукой, пробормотала: – Удачного вам кобелирования, товарищ капитан! – и побежала вниз по лестнице.

Таня была не совсем права. Капитан Нифонтов все это время находился в квартире, но подойти к двери не мог.

Поскольку был окончательно и бесповоротно мертв, и лежал на диване, устремив неподвижный взгляд в требующий покраски потолок.

Рот Кости Нифонтова застыл в немом крике, поскольку ему еще живому вскрыли грудную клетку и вырвали сердце.

Существо, проделавшее эту операцию, внешне напоминало человека – низенького, с широким плоским лицом, уродливо широкоплечего.

Сейчас обнаженный убийца неподвижно сидел, поджав ноги, на стуле, стоящем рядом с диваном.

Он не моргал, не дышал, не думал.

Жертва принесена, значит Повелитель будет доволен. Удачно получилось соединить это с устранением слишком любопытного человечка, сунувшего нос дальше, чем это разрешалось.

Такова цена любопытства. Человек оказался хорошей жертвой. Сильной и смелой. Спеленатый заклинаниями и Умением существа, он не мог кричать, не мог двигаться, но в глазах его не плескался ужас, когда обсидиановый нож опустился, рассекая мышцы и дробя кости.

Существо, некогда бывшее человеком, прислушалось.

Тот, кто звонил в дверь, ушел. Снаружи никого не было.

Аккуратно, чтобы не наступить в кровавую лужу, собравшуюся на полу, убийца слез со стула, и принялся неторопливо одеваться в черный костюм, предусмотрительно снятый перед началом ритуала.

В результате, на своей ветке метро Таня оказалась только в половине двенадцатого. Подъезжая к «Измайловской» вспомнила, что сухого корма у Мурча осталось – только зуб поточить. Это означало ранний подъем и бег к магазинчику у метро. Причем, пока она будет натягивать кроссовки и запирать дверь, в спину ей будут нестись гневные кошачьи вопли.

Взбегая по ступеням, она застегнула куртку и сунула руки в карманы. Апрель, конечно, решил показать, что он тоже может быть теплым и ласковым, но ночи все еще отдавали холодком, который хорошо чувствовался на окраинах, особенно, поблизости от лесопарков.

Дождавшись зеленого сигнала светофора, Таня перешла на противоположную строну Первомайской, и быстрым шагом двинулась в сторону дома, оставляя за спиной освещенный пятачок возле метро.

Привычно срезала дорогу, свернув во дворы, и вышла на Нижнюю Первомайскую уже около перекрестка, на котором недавно установили, наконец, светофор, сейчас, правда, бестолково мигавший желтым светом., Поэтому, посмотрев по сторонам, Таня трусцой пересекла перекресток наискосок. На середине дороги кольнуло в затылке. Снова ощущение недоброго прицельного взгляда. Таня ускорила шаг, в два прыжка оказалась на тротуаре и обернулась. Нет, никого.

Пробурчав под нос: – Дура, новопассит пей, – она пошла вдоль закрытого уже продуктового магазина, и свернула во дворы, к своему дому.

Двор соседнего с Татьяниным дома заканчивался узкой асфальтовой дорожкой, проходящей через «территорию тьмы» – неосвещенный прямоугольник гаражей-«ракушек». Стальные коробки выстроились в подобие незамкнутого каре, оставляя свободными два выезда с территории и центральную площадку, на которой разворачивались и куда выгонялись для осмотра машины.

Никакого освещения предусмотрено, конечно же, не было и сейчас, когда погасло большинство окон окрестных домов, из ночной темноты неясно выступали лишь стенки гаражей, стоявших возле дорожки.

С другой стороны тянулся пустырь, частично тоже занятый «ракушками», а дальше, за ним, светилось одинокое окно районной поликлиники.

Таня частенько возвращалась домой заполночь, но всегда старалась, в таких случаях, подходить к дому с другой стороны – через двор и детскую площадку, но сейчас там все было перекопано, и пробираться через строительные траншеи, рискуя сломать себе ногу, совершенно не хотелось.

Таня чуть не побежала, но взяла себя в руки и пошла обычным шагом.

С той стороны, где находился ее гараж, что-то звякнуло, раздалась приглушенная ругань. Снова звяканье, что-то тяжелое падает на размокшую землю.

Да это же от ее гаража звуки доносятся!

Татьяна сглотнула. Она не была героической идиоткой и не собиралась бежать в одиночку расшвыривать угонщиков. Да и, черт побери, зачем кому-то может понадобиться ее старенький «Гольф», да еще запертый в стальной коробке!

А может это бомжи или местные пьяницы?

Таня нашарила в сумочке длинный английский ключ, сжала его, пропустив между пальцев и уперев залитую пластиком головку в ладонь, как учил хороший друг Слава. Сделала пару шагов к гаражам.

В горле пересохло, она откашлялась и закричала:

– А ну пошли вон! Сейчас милицию позову!

С огромным облегчением она услышала топот ног и увидела, как от ее гаража в сторону улицы побежала темная фигура. Выдохнув, зашагала через утрамбованную площадку к своей «ракушке», посмотреть не успели ли сбить замки.

Едва она дошла до середины площадки, как в лицо ей ударил порыв ледяного, тяжелого, пахнущего какой-то мерзостью, ветра. Пространство вокруг затянуло плотной белой дымкой, в которой замелькали гибкие тени.

Видимость сузилась до пределов площадки межу гаражами и Таня с ужасом поняла, что не может понять даже, в какой стороне находится ее дом. Прохлада весенней ночи сменилась промозглым холодом, и Таня увидела, что дыхание облачками пара вырывается изо рта.

Шею ожгло, кулон, подаренный Вяземским, налился тяжестью и, чтобы не упасть, девушка резко наклонилась вперед.

Это ее и спасло. Обрезок чугунной трубы просвистел там, где только что находилась голова.

Гнущая к земле тяжесть тут же пропала, цепочка налилась приятным теплом, и Татьяна прыгнула в сторону, уходя от нового взмаха оборванца с испитым, налитым нездоровой гладкостью, лицом. Не издав ни звука, хулиган снова пошел вперед.

А с другой стороны уже появлялись новые фигуры.

Таня не дала развиться уколу тревоги в полноценную панику, уклонилась от очередного неловкого взмаха и изо всех сил пнула нападавшего в коленную чашечку.

Она явственно услышала хруст кости, но проклятый алкоголик даже не пошатнулся. Правда удалось сбить его удар, и труба всего лишь скользнула по рукаву Таниной куртки, разрывая материю.

Заорав от злости, она выбросила руку вперед, и широкий скошенный, наподобие стамески, конец ключа разорвал кожу нечистого опухшего лица.

Нападавший даже не отшатнулся, и Таня поняла, что ее будут убивать. Новый отчаянный прыжок, фигуры позади уже совсем рядом, и страшный, выбивающий воздух из легких удар поперек спины.

Ее бросило всем телом на стенку ближайшего гаража. Никак не получалось вдохнуть, она со всхлипами пыталась затолкать в себя хоть немного воздуха, шарила пальцами по железной стене, пытаясь встать, и со страшным спокойствием понимала, что это конец.

Самым жутким было молчание. За те недолгие секунды, что прошли с начала схватки, никто из нападавших не открыл рта.

Удалось развернуться.

Она увидела, что на нее наступает бомжеватого вида верзила с пустыми глазами. В руке он сжимал что-то тонкое и острое.

– Это называется заточка, – зачем-то вспомнила она, и выставила вперед руку с зажатым ключом.

Верзила даже не сбавил шага. Он начал отводить назад руку с заточкой, походка стала ныряющей, корпусом он делал обманные движения, лицо сохраняло туповато-сонное выражение.