Текст книги "Стражи. Боги холода"

Автор книги: Максим Макаренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В который уже раз, Ян задумался о том, не было ли подписание Договора Равновесия, который чаще называли Протоколом Нейтралитета, ошибкой.

Конечно, с одной стороны, этот договор ознаменовал прекращение многовековой, незаметной для большинства, но кровавой войны, между Орденом и всеми теми силами, что старались вернуть человечество в мир первобытной жестокости и кровавых жертв.

Но, многие считали, что именно этот договор поверг человеческий мир в состояние неустойчивого равновесия, и достаточно малейшего толчка, чтобы привычный порядок вещей раз и навсегда рухнул.

Находились и те, кто считал Договор извращением и предательством изначальных целей Ордена Стражи. История его зарождения в буквальном смысле слова терялась во тьме веков. Всегда, в любом племени, находились люди, чувствовавшие, что привычный человеческий мир не так прост, как казалось большинству. В те времена, когда граница между разными реальностями, населенными существами, ныне считающимися порождениями воображения, была тонка, увидеть этот мир было несложно. Маги, чародеи, колдуны, жрецы – все они черпали свою силу из окружающих наш мир пространств, пользовались силами иномирных существ. Многие из которых становились богами нашего мира.

И требовали кровавых жертв.

Но крепнущее человечество не желало мириться с таким порядком вещей и, один за другим, старые боги в сопровождении своих свит, покидали землю людей, унося свое могущество и свою жестокость. Крепла Граница между миром людей и миром магических существ.

На страже этой незримой Границы и встал Орден Стражей – людей, принявших на себя ответственность за то, чтобы больше не повторялись на земле века кровавого безумия.

Получалось это не всегда, но пока им удавалось удерживать мир от падения в пропасть Темных Веков.

Члены Ордена не были инквизиторами, они не стремились искоренить магию полностью, поскольку понимали, что это также навсегда изменит наш мир и, скорее всего, не в лучшую сторону. Они взяли на себя тяжкую ношу – сохранение равновесия, которое обеспечило бы миру плавное постепенное развитие.

Порой Вяземскому казалось, что они занимаются безнадежным делом.

Для Татьяны утро началось с воспоминаний о вчерашнем вечере.

Добравшись до дома уже заполночь, она, зевая во весь рот, поставила машину в гараж, с трудом переставляя ноги, поднялась на второй этаж, и, открыв дверь, пробормотала:

– Мурч, все завтра, все завтра.

Ужасно хотелось сразу же завалиться спать, но она заставила себя аккуратно сложить одежду и забраться под душ.

Наутро, налив традиционную чашку кофе, первым делом позвонила Олегу – редактору, отправившему ее к Вяземскому.

– А вот скажи мне, друг дорогой, сколько полос ты мне отдашь под интервью с господином Яном Александровичем Вяземским?

– Хани! Ты это сделала! Ты это правда сделала!

Улыбаясь, Таня отодвинула трубку от уха, и продолжила слушать восторженные вопли собеседника.

Выговорившись, Олег сообщил:

– Шесть полос. Минимум. Будет больше – говори, отдам еще. Фотографии?

– Вполне достаточно, – успокоила Таня. – Но только самого Вяземского, фасада дома и окрестностей. Внутри особняка снимать он не разрешил.

– Танечка, свет очей моих! Алмаз сердца моего! Когда пришлешь материал?

– А какой гонорар? – мурлыкнула Татьяна. Разговаривая с Олегом, она включила ноутбук, достала из фотоаппарата флешку, и сейчас копировала снимки на жесткий диск.

– Естественно, верхняя планка.

– Фотографии оплачиваешь отдельно.

– А когда было иначе? – возмутился Олег.

– Ладно-ладно, не изображай оскорбленную невинность. Постараюсь прислать согласованный текст до конца недели.

– Танюша, жду. Жду и верю в тебя.

– Все. Отбой. Жди и верь.

Закончив разговор, Таня отключила мобильник, проверила почту – никаких стоящих внимания писем, и надела наушники.

Расшифровывать интервью оказалось на редкость просто: у Вяземского был ясный хорошо поставленный голос и великолепная дикция. Таня даже пожалела, что в тексте не удастся полностью передать его правильную русскую речь, без ненужного мусора, характерного для жителей современных российских мегаполисов.

В какой-то момент она поняла, что вместо того, чтобы записывать расшифровку, сидит и слушает, вспоминая вчерашний день, которого, как ей казалось, не могло быть в ее размеренной замкнутой жизни.

Порывы свежего ветра, запах мокрой березовой коры, холодный старый мрамор беседки под рукой…

И спокойный, уверенный в себе, мужчина, с легкой улыбкой смотрящий на собеседницу.

Нажав на кнопку «Пауза», Татьяна встала, и потянулась. Сделала несколько наклонов в стороны, потом вперед, дотягиваясь кончиками пальцев до пола.

Вроде бы, немного успокоилась, решила она, прислушавшись к внутренним ощущениям. Только романтических мечтаний сейчас не хватало, думала она, заваривая ройбуш в стеклянном чайнике «френч-пресс». Прихватив чайник и чашку, вернулась к компьютеру, и продолжила работу, уже не отвлекаясь и не позволяя себе расслабляться.

К вечеру интервью приобрело более или менее законченную форму, и Татьяна, распечатав текст, забралась с ногами на диван, и углубилась в чтение.

На секунду оторвавшись взгляд от текста, она обвела комнату взглядом.

Полумрак, комната освещена только теплым светом прикроватного бра. В колонках на столе негромко наигрывает что-то медитативное Karunesh, темным холмиком лежит на пороге балкона Мурч, за окном деловито шелестит неожиданно сильный весенний дождь.

– А ведь хорошо. По-настоящему, хорошо, – подумала она, и, сделав глоток отдающего нездешним жарким солнцем, напитка, вернулась к распечатке.

Следующее утро она начала с того, что проработала вводный текст статьи, добавила описания самой усадьбы и внутренних интерьеров, набросала портреты Вяземского и его колоритных служащих, после чего, с чувством выполненного долга отправилась сооружать себе и Мурчателю обед.

Поев, снова просмотрела текст, выловила пару опечаток, и, решив, что дальше тянуть смысла нет, отправила его, вместе с сопроводительным письмом, в пресс-службу «Нивва Лтд.».

Конечно, стоило бы теперь поработать над колонкой «Тайны города», которую она, вот уже три года вела для газеты «Жизнь в мегаполисе», но, побродив вокруг стола, плюнула, и стала собирать спортивный рюкзак, с которым ездила на занятия в фитнесс-клуб.

К этому занятию ее приохотила Аня. Поначалу Татьяна ныла, закатывала глаза, узнав, сколько стоит клубная карта, и всячески отбрыкивалась.

Аня была неумолима. В конце концов, она привлекла тяжелую артиллерию, и, после разговора со своей мамой, Таня сдалась.

Через полгода занятий она разорилась на бутылку «Асти Мандоро», выкрала Аньку к себе на дачу, и они, в компании Татьяниной мамы, благополучно изничтожили напиток.

С того времени произошло много разных событий, Аня свои занятия бросила, а вот Татьяна втянулась настолько, что без физических нагрузок чувствовала себя некомфортно.

Сейчас она активно занималась тайбо – странной, на первый взгляд, смесью аэробики и кикбоксинга. Имитация ударов руками и ногами, силовые упражнения, жесткая ритмичная музыка, под которую проходили занятия – все это помогало ей очистить сознание от повседневных мелочей, почувствовать уверенность в себе, а приятная усталость после тренировки давала восхитительное ощущение полноты прожитого дня.

Налив Мурчателю свежей воды, она выскочила из квартиры, напевая что-то неопределенное под нос, слетела на первый этаж, и помчалась на тренировку.

Выполняя упражнения, Татьяна старалась максимально сконцентрироваться на них, изгнать из памяти воспоминание о путешествии за город, забыть человека, который, стоя у черной громады джипа, помахал ей вслед.

Тайбо свою миссию выполнил – придя домой, девушка, блаженно постанывая, стянула туфли, постояла, отмокая, под душем, и упала в кровать.

Спала крепко, без сновидений.

Утром подскочила, задыхаясь. На грани сна и яви, подстерег таки, нежданный кошмар. Вроде бы ничего особенного – она идет домой мимо гаражей. Ночь, накрапывает легкий дождь. И вдруг, из черноты, притаившейся между мусорным контейнером и стоящей поблизости ракушкой, ее окатывает холодная незримая волна. Словно кто-то очень страшный и невыносимо чуждый осмотрел с ног до головы, снял мерку. Она ускоряет шаг – вот, уже в нескольких шагах ограда палисадничка, разбитого возле дома, уже виден силуэт опера Лёши из угловой квартиры первого этажа – ходит по комнате, потягивается, ставит что-то на верхнюю полку шкафа. Татьяна во сне удивляется, как же она может видеть такие подробности, но в это время темнота вокруг резко сгущается, и дом начинает удаляться. Она бежит по дорожке, но дом делается все меньше и меньше, и все яснее ощущение недоброго взгляда в спину. И все холоднее и холоднее вокруг.

Утро… теплое, сырое, полное влажных серых туч, плывущих над Москвой. И все равно – радостное. Весеннее.

Ойкнув, она откинула одеяло, и босиком, с удовольствием ощущая ступнями холодный паркет, побежала к столу. Нашарила в сумке мобильник, и включила. Такое с ней случалось редко – телефон она отключала только, когда работала над материалом. В это время она не терпела никаких отвлекающих факторов.

Так и есть – пропущенный звонок и SMS:

– Татьяна, пожалуйста, перезвоните мне. Николай.

Сердце замерло и ухнуло куда-то вниз. Настроение почему-то ухудшилось, пол перестал приятно холодить ноги, вместо этого по телу прошла волна озноба.

Решив, не тянуть, она нажала кнопку вызова:

– Да-да, Татьяна, здравствуйте!

Корпоративно позитивный голос, совершенно непонятно, что стоит за этой вежливостью.

– Здравствуйте, Николай. Вы просили меня перезвонить.

– Именно так! Именно так, Татьяна! Я просмотрел интервью, отправил его Яну Александровичу.

– И каков вердикт? – стараясь, чтобы фраза прозвучала как можно более иронично, спросила Таня.

– Замечательно! Чудеснейшее интервью. Ян Александрович искренне тронут той деликатностью, с которой вы подали материал. Так что, мы с нетерпением ждем выхода журнала.

– Конечно. Я сразу же сообщу, – вежливо закончила разговор Таня.

Нажав кнопку отбоя, она аккуратно положила телефон на стол, после чего радостно завопила «И-и-и-и-и!», и прошлась по комнате колесом.

Увы, размеры «однушки» не давали развернуться, так что, совершив один оборот, она задела ногой кровать и шлепнулась голой попой на холодный пол.

Выдохнув, отправилась умываться и кормить недовольно орущего Мурча.

– Олежка? Ага. Все утвердили, я сейчас пришлю тебе текст и вечерком заеду сама, привезу снимки. Ну, да. Вместе и отберем.

Положив трубку, Таня сунула в бумажник флешку с отобранными снимками, и решила заняться колонкой «Тайны города».

Работа над этой колонкой была для Татьяны бесконечной борьбой с редактором, постоянно требовавшим сенсаций, кровавых подробностей, расчлененных тел, известий о незаконных застройках и оргиях олигархов. Татьяна же пыталась рассказывать об исторических личностях, приложивших руку к современному облику Москвы, загадках прошлого, показать связь тех давно ушедших времен с нынешними стремительно проносящимися днями.

Поскольку писала Татьяна хорошо, и колонку ее читали с удовольствием, то редактор заламывал руки, кричал об актуальности и требованиях издателей, но материалы принимал исправно.

Уже несколько месяцев она собиралась написать о «восстановлении» Измайловского кремля. Хватало загадок и в самом пожаре, но на них Татьяна намекала довольно скупо – точных фактов не было, а копать в этом направлении не хотелось – одинокая работающая девушка могла запросто схлопотать тяжелым предметом по голове.

Но и в самом восстановлении хватало преинтереснейших фактов. Поговорив с сотрудниками магазинчиков, открытых внутри «подворья 17-го века», она узнала, как ходил по стройке архитектор-самоучка, которому доверили руководить восстановлением, и произносил исторические фразы, вроде «я произвожу тюнинг башен».

Долгое время материал не шел, Татьяна никак не могла подобрать подходящие обороты, статья расползалась, и, шипя от злости, она удаляла файл.

А сегодня, совершенно неожиданно, все получилось словно само собой – она будто со стороны следила за своими пальцами, порхавшими по клавиатуре.

Поставив последнюю точку, она выдохнула, как после хорошей пробежки, и откинулась на стуле с удовлетворенным выдохом: – Й-е-е-с!!!

Сохранив файл, она посмотрела на часы – времени до поездки в редакцию предостаточно, можно часок побегать.

Одним из огромных преимуществ своего жилья она считала близость Измайловского парка.

Выйти из подъезда, дойти до угла, пересечь двор и, вот он, остается только наискосок пробежать по асфальтированной площадке, на которой недавно стали вырастать палатки продуктовой ярмарки.

А в парке – красота. Прозрачная весенняя тишина, запах мокрой, еще холодной, лишь недавно освободившейся от снежной шубы, земли. Пронзительное весеннее солнце раздвинуло тучи, и лужи, лужицы и ручейки вспыхнули острыми алмазными лучами.

Немногочисленные мамы с колясками и фанаты-велосипедисты не нарушали картину безмятежности, а были ее частью, еще больше подчеркивая глубокое спокойствие весеннего леса.

Необыкновенно хорошо бежать, сосредоточившись на дыхании, движении ног, понемногу выбрасывая из головы ненужные мелкие мысли, кажущиеся такими важными в городе.

Холодный прицельный взгляд кольнул бегунью в спину и пропал, ушел в сторону, вернулся.

Споткнувшись, Таня сбилась с шага.

Остановилась, согнувшись, уперлась ладонями в колени, тяжело восстанавливая ритм дыхания. Рядом никого, кто мог бы так смотреть. Возится на детской площадке, которую она только что оставила за спиной, малышня, на скамейке покуривает парочка молодых мамаш. На них неодобрительно смотрит, поджав тонкие морщинистые губы, строгая бабушка в синем берете. Эта, конечно, и словом и взглядом полоснуть может, но чтобы так…

Да и не верила Татьяна особо во все эти ощущения взгляда и прочие сглазы.

Бежать дальше не хотелось, и она, развернувшись, затрусила, постепенно наращивая темп, к дому.

Бодрую футурамовскую мелодию своего мобильника, она услышала, когда поворачивала ключ в двери. Ворвалась в квартиру с криком, – Иду! Иду! Да не надрывайся ты!

Незнакомый номер…

– Алло? Слушаю!

– Татьяна Владимировна, здравствуйте. Это Вяземский.

– Слушаю вас, Ян Александрович, – настороженно ответила Таня, присаживаясь на диван. Мурч тут же запрыгнул на колени и принялся топтаться, требуя, чтобы его чесали.

– Татьяна Владимировна, во-первых, я хотел поблагодарить вас за прекрасное интервью.

– Спасибо большое, – она постаралась скрыть облегчение. Услышав голос Вяземского, сразу же подумала, что тот передумал насчет публикации.

– А во-вторых, я хотел пригласить вас на открытие выставки. Это небольшая, но очень интересная выставка искусства индейцев Южной Америки. Буду очень рад, если вы согласитесь.

Татьяна не отвечала, сидела, кусая губы. Перед глазами пронесся тот вечер, после которого она написала заявление об уходе из крупной фирмы, где проработала четыре года и дала себе зарок никогда не связываться с «корпоративной культурой». Работала она начальником эвент-отдела. В переводе с корпоративного на русский, на ней была организация всех пресс-конференций, презентаций и прочих мероприятий.

В тот день она измоталась так, что еще до начала вечера чувствовала, как ее пошатывает. Мечтала только том, чтобы все это поскорее закончилось.

Неожиданно перед ней оказался один из гостей, перед которым директор фирмы плясал на задних лапках. Важная персона являлась совладельцем одной из крупных розничных сетей Москвы. Сейчас персона была пьяна и жаждала развлечений.

Окинув Татьяну оценивающим взглядом, персона сконцентрировалась и родила мысль:

– Деточка, ты поедешь со мной в «Дягилев». А потом мы от всех убежим ко мне на дачу. Гар-рантирую романтический завтрак.

Таня почувствовала, как ее накрывает волна веселого бешенства. Нежно положив ладошку на лацкан персоньего пиджака, она с томной хрипотцой спросила:

– А вы кто, уважаемый?

Вип-гость умолк, пытаясь сконструировать ответ. Пошатнулся, и во внезапно наступившей тишине, громко представился:

– Я – совладелец!

И застыл, вздернув подбородок,

Таня громко от души рассмеялась, дружески хлопнула его по груди, и звонко ответила:

– Пошел ты на х…й, совладелец!

Развернулась, и ушла. Из ресторана, и из фирмы.

Словно со стороны она услышала свой голос:

– Ян Александрович, спасибо, но я не сплю с теми, у кого беру интервью. Вне зависимости от их положения и достатка.

В груди разлилась холодная пустота. Показалось, что, вот прямо сейчас, она вычеркнула из своей жизни что-то хорошее и важное, что могло бы случиться, но теперь никогда не произойдет.

Сейчас Вяземский положит трубку и навсегда исчезнет из ее жизни. Потому что, таким как он нет места в однокомнатных квартирах таких, как Татьяна Береснева.

– Татьяна Владимировна, скажите, разве я дал вам повод заподозрить меня в чем-то подобном? – голос все так же спокоен и вежлив. Ни малейшего следа затаенной обиды.

– Нет, не давали, но…

– Тогда, я вас очень прошу, поверьте что, приглашая вас на открытие выставки, я имел в виду именно то, о чем говорил. Теперь, когда мы поняли друг друга, я спрошу еще раз. Вы согласны?

– Да… То есть… А когда, а где… – Таня поняла, что мямлит в трубку что-то совершенно нечленораздельное, и покраснела.

– Завтра в девятнадцать часов я заеду за вами. Хорошо?

– Да-а, но… Да мне пойти не в чем на такое мероприятие! – в отчаянии выпалила Таня, чувствуя, как наворачиваются на глаза слезы. Она явственно представляла себе дородных мужчин в смокингах, сопровождаемых сногсшибательными блондинками с пустыми глазами и сумочками от Диора или Hermes.

– Уверяю вас, Татьяна, это не светский раут и не мероприятие для миллиардеров. И потом, я уверен, вы будете выглядеть замечательно. А теперь, скажите, пожалуйста, куда за вами заехать?

С трудом соображая, что происходит, Таня продиктовала адрес. Вежливо попрощавшись, Вяземский закончил разговор.

Несколько минут, она неподвижно сидела на диване, глядя на прямоугольник коммуникатора, ойкнула, и бросилась к платяному шкафу.

Вихрем ворвавшись в редакцию, Таня выдернула Олега из курилки, усадила за рабочий компьютер, и сунула в руки флешку с фотографиями:

– На. Сливай снимки, и давай отбирать. У меня пятнадцать минут времени.

– Спокойно! Спокойно, мать! Выдохни. Сейчас разберемся.

Татьяна приплясывала у монитора, поглядывая на часы. Олег не выдержал:

– Слушай, не мельтеши! Ты куда-то опаздываешь?

– Ага. В парикмахерскую.

Олег глянул с интересом, буркнул «ну-ну», и вернул флешку:

– Все, вали. Я сам все отберу, снимки по полосам раскидаю. Если надо будет сокращать-дописывать, позвоню. Испаряйся.

Парикмахерская, салон красоты, маникюр, уже в девятом часу выловленная Аня, бракующая седьмую блузку. Дома критический осмотр брючного костюма, холодный ужас – туфли! Не подойдут!

Срочная примерка – вроде не все так страшно, теперь с блузкой, не подходит! Хотя, нет, это она уже придирается. А украшения?! А сумочка?! Не с рюкзаком же идти!

В конце концов она села посреди разгромленной в поисках сумочки комнаты, обозвала себя дурой, повесила костюм и выглаженную блузку на плечики, напомнила сама себе, что на пресс-конференции и презентации она ходит регулярно, и завалилась спать.

Утром снова начался мандраж. как ни пыталась она уговорить себя, что это всего лишь очередное скучноватое мероприятие, куда ее пригласили только из чувства благодарности – не помогало. к трем часам она уже жалела, что не курит.

В четыре – обозвала себя идиоткой и неврастеничкой и заварила очередную чашку чая – кусок в горло не лез, и за весь день она сумела затолкать в себя только бутерброд с брынзой.

К шести она решила, накладывая и стирая макияж, что звонок Вяземского не более, чем глупая шутка миллионера, и никто за ней не приедет. Одеваясь, успела придумать несколько коварных планов мести бездушному мерзавцу и представить, как горько она будет плакать, когда автомобиль так и не появится.

Без трех минут семь, она увидела, как во двор осторожно протискивается неброский, но, явно, безумно дорогой автомобиль. Марку опознать не смогла, но весь внешний вид авто говорил о неброском, но знающем себе цену, богатстве.

Звонок коммуникатора заставил ее подскочить и броситься в комнату.

– Алло?

– Здравствуйте, Татьяна. Вы не назвали номер квартиры, так что, я жду вас внизу, у машины.

– Да-да. Я видела, как вы подъехали. Я сейчас спущусь.

Закончив разговор, она зашипела от досады. Ну кто просил говорить, что она видела машину?! теперь он наверняка решит, что якобы неприступная журналисточка просто набивала себе цену, а сама только и ждет, как захомутать выгодного жениха!

Все-все, думать уже некогда. В последний момент она бросила в сумку плоский фотоаппарат-«мыльницу» и выдохнула, как перед прыжком в холодную воду.

Проверив, где изволит дремать Мурч, которому смертельно надоела хозяйкина суета, она зацокала вниз по ступенькам, моля бога, чтобы не подвернулся каблук.

Вяземский ждал ее возле машины.

– И снова, здравствуйте, Татьяна. Вы совершенно напрасно переживали – выглядите прекрасно.

Вяземский улыбнулся – искренне, без напряжения. Татьяна посмотрела ему в глаза, да, в глазах тоже прыгает сдерживаемая смешинка.

Она моментально почувствовала себя спокойно и раскрепощено.

– Здравствуйте, Ян Александрович. Хорошо, что вы одеты вот так.

– Как это, так? – удивился Вяземский.

– В обыкновенный человеческий костюм. Я уже решила – если окажется, что вы в каком-нибудь фраке-смокинге, тут же разворачиваюсь и запираюсь в квартире.

– Скажу по секрету, – понизил голос Ян, – я даже костюмы искренне ненавижу. Но, приходится носить. Положение, знаете ли, обязывает.

– Однако, садитесь, садитесь же, – открыл он заднюю дверь автомобиля, делая приглашающий жест.

Внутри пахло кожей, легким мужским одеколоном и чем-то еще, неопределенным, чуть пряным, но очень приятным. Татьяна так и не смогла определить этот запах, но он ей решительно понравился.

Никакой перегородки между ними и водительским местом не было, и это Татьяне тоже понравилось.

За рулем сидел уже знакомый крепыш Владимир. Дружески ей кивнув, он сосредоточился на нелегком деле – выезде из московского двора. С задачей он справился блестяще, и вскоре они уже двигались к центру города.

– А где все это будет происходить? Я, к стыду своему, ничего об этой выставке не слышала, хотя за такими событиями слежу, – нарушила тишину Татьяна.

– То, что не слышали, неудивительно. Это выставка из разряда «для своих», проходит она в особняке в центре Москвы. Кому особняк принадлежит, я не знаю. А вот о выставке договаривалось посольство Мексики и некий частный коллекционер. Но никаких афиш не было. Да, не было.

Последние слова Вяземский произнес с какой-то непонятной задумчивостью и на некоторое время замолчал. Таня не хотела нарушать установившуюся тишину, но бизнесмен как-то внутренне встряхнулся и снова стал радушным хозяином.

Автомобиль остановился, Владимир вышел и открыл пассажирскую дверь. Вяземский ступил на тротуар, быстро осмотрелся и нагнулся к машине, протягивая Татьяне руку:

– Позвольте вам помочь. Мы на месте.

Таня считала, что весьма неплохо знает Москву но, выйдя, совершенно растерялась. За дорогой она не следила, и сейчас не могла определить, в каком районе располагается внушительный особняк, отгороженный от улицы деревьями старого парка.

Ко входу вела широкая мраморная лестница, на которой сейчас стояли, переговариваясь, несколько человек. Оставив Владимира возле машины, Вяземский и Татьяна неторопливо поднялись к двустворчатым дверям, за которыми их ожидали встречавшие гостей люди в неброских серых костюмах, одному из которых Вяземский, не глядя, протянул пригласительные билеты.

С несколько рассеянным видом он осматривался по сторонам, словно искал кого-то знакомого. Татьяна же присматривалась к окружающей обстановке.

Поблагодарив, встретивший их молодой человек вернул билеты и предложил пройти в зал, куда вели высокие белые двери.

В зале в два ряда стояли длинные столы, на которых гостей выставки ожидали легкие закуски, фрукты, красное и белое вино, минеральная вода. Татьяна присмотрелась к бутылке, из которой девушка в белой униформе с вензелем известного ресторана разливала красное вино. И тихонько хмыкнула – недорогое чилийское. Для закрытого элитного мероприятия можно было бы и разориться на что-нибудь более впечатляющее.

Заканчивался зал широкой мраморной лестницей, по которой можно было подняться на второй этаж. Очередные высокие двери, к которым и вела лестница были открыты и с того места, где стояла Татьяна, она видела фрагмент высокого потолка с лепниной.

– Сама выставка, как я понимаю, там, наверху? – кивнула она в сторону лестницы.

– А? Да-да, там, – несколько рассеянно ответил Вяземский, и снова сделал невидимое глазу усилие, сосредотачиваясь на спутнице.

– Кстати, что же мы тут стоим, пойдемте наверх, – и он снова галантно предложил ей руку.

Татьяна вынуждена была признать, что несколько старомодная галантность Вяземского, его манеры, вызывающие в памяти образы блестящих офицеров императорской гвардии из приключенческих романов и фильмов, производили неизгладимое впечатление. В его присутствии она чувствовала себя настоящей леди, аристократкой, даже походка, с удивлением осознала она, изменилась, стала плавной и неспешной.

Она даже мимолетно пожалела, что на ней совсем не романтичный, хотя и отлично сидящей на ладной фигурке, брючный костюм, а не вечернее платье.

Впрочем, успокоилась она, обведя окружающих взглядом, она здесь не одинока. Вечерних платьев в поле зрения не наблюдалось.

Гости постоянно входили и выходили из широких дверей, обмениваясь впечатлениями, в особняке стоял негромкий плотный гул, характерный для художественных выставок и презентаций.

Татьяна и Вяземский вошли в зал.

Неяркое верхнее освещение создавало атмосферу таинственности, почти интимности, очертания зала терялись в сумерках, заставляя посетителей сразу же всматриваться в яркие световые пятна скрытых ламп, подсвечивающих стеклянные кубы.

Татьяна подошла к ближайшей стеклянной тумбе и остановилась, зачарованная.

Золотое украшение, подсвеченное холодным мертвенным светом, притягивало и отталкивало одновременно – прекрасное грубой жестокой красотой, манящее темной кровавой силой.

Вяземский подошел, остановился, глядя на украшение из-за Таниного плеча.

Она обернулась:

– Вы же жили в Эквадоре, да? Для вас, наверное, все это не так интересно.

– Зря так думаете. Да, конечно, я много общался с индейцами, но не забывайте, во-первых, я белый. Во-вторых, это выставка посвящена искусству ацтеков и тольтеков. А к ним отношение даже среди индейцев Южной Америки особое.

– Особое, это какое?

Вяземский мимолетно задумался, подбирая слова.

– Понимаете, на бытовом уровне это почти не ощущается, особенно человеком европейской культуры, рационалистом. А вот шаманы, да и просто знающие люди относятся к ним со смесью страха, ненависти и уважения.

Вяземский выделил голосом слово «знающие», как будто произносил его с заглавной буквы.

– Ненависти? – удивленно вскинула бровь Таня.

– Именно так. Цивилизация ацтеков показалась бы нам совершенно бесчеловечной. Судя по тому, что нам известно, другие племена, другие народы, служили им не более, чем источником рабов и ритуальных жертв.

Они медленно перешли к следующему экспонату. Татьяна почему-то мимолетно устыдилась, что там мало знает об этом удивительном народе, да и о Южной Америке вообще. Несмотря на любовь к истории, ее познания ограничивались фильмом Мела Гибсона «Апокалипсис», половину которого она просидела прикрыв глаза от ужаса, да несколькими приключенческими книгами, прочитанными еще в юности. Это о Москве и Питере она могла говорить часами, но Америка… Тут она была полным профаном.

Словно почувствовав ее смущение, Вяземский негромко заговорил, ненавязчиво взяв на себя роль экскурсовода. Он рассказывал об истории каждого предмета, обращал внимание своей спутницы на тот или иной особенно интересный фрагмент узора или изображение божества и, постепенно, Татьяну полностью захватил его рассказ.

Мелькнула мысль, что он знает куда больше, чем показывает, но исчезла, не оформившись.

Незаметно, она прошли вдоль всего зала и возвращались по его противоположной стороне к дверям. Судя по всему, знакомых у Вяземского здесь почти не было. Лишь пару раз он кивнул неприметным мужчинам средних лет, в одиночестве стоявшим возле стеклянных тумб. Честно говоря, этим Татьяна была несколько разочарована – по знакомым можно многое узнать о человеке.

Почти у самого выхода они столкнулись с невысоким смуглокожим человеком в темном деловом костюме и белоснежной сорочке с жемчужными запонками.

Роль галстука выполнял кожаный шнурок, прихваченный у горла золотым зажимом, изображавшим, как показалось Тане, ацтекского воина, держащего в руке связку странных изломанных копий.

Острые черты смуглого лица почти неуловимо исказились в гримасе неудовольствия, но почти сразу оно засияло лучезарной улыбкой. На прекрасном русском языке смуглолицый обратился к Вяземскому:

– Ян Александрович! Какая приятная встреча! Я искренне рад, как это правильно – свидетельствовать свое расположение?

– Свое почтение, вы хотели сказать, дон Мануэль, так? – сдержанно улыбнулся Вяземский.

– Да-да! То так! – восхитился дон Мануэль.

– Позвольте представить, Мануэль Лесто, мой хороший знакомый. – отрекомендовал смуглокожего Ян.

Латиноамериканец учтиво, как показалось Тане, даже чересчур учтиво, поклонился и, взяв ее ладонь, легонько сжал сухими горячими пальцами:

– Искренне рад познакомиться со столь очаровательной дамой! Искренне! Искренне рад!

– Моя спутница – Татьяна Владимировна Береснева. – коротко сказал Вяземский и обратился уже к Лесто:

– Дон Мануэль, уверен, наши разговоры будут невыносимо скучны Татьяне Владимировне.

– О! Конечно-конечно, я как раз собирался… я не смею вам мешать, – и смуглый дон явно собрался раствориться в полумраке зала, но Вяземский неожиданно крепко ухватил его за локоток.

– Поэтому, я думаю, госпожа Береснева простит нас, если мы ее ненадолго покинем? – вопрос явно адресовался Тане. Та почувствовала неожиданную горечь, но, протестовать, конечно же не стала.

– Я покину вас, господа. Спущусь вниз, возьму что-нибудь попить, – и, мило улыбнувшись, Таня вышла из зала. Взяв бокал красного вина, она оперлась о перила балкона и стала наблюдать за входящими и выходящими из входных дверей людьми.

Знакомые лица не попадались, и она снова подумала о том, сколько же в Москве вот таких, скрытых от посторонних глаз, мест, сколько странных, почти не пересекающихся пластов жизни одновременно существует в огромном сумасшедшем мегаполисе.