Текст книги "Аниськин и сельские гангстеры"

Автор книги: Максим Курочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5
Девочка из книжки

Вечером вернулся из рейса Федор. Жена выбежала ему навстречу с зареванными, но сияющими глазами и повисла на потной, горячей от разогретой солнцем кабины шее.

– Феденька, вернулся, живой, – причитала она, целуя солоноватые небритые щеки мужа.

– Да пошла ты, – вяло попытался стряхнуть ее с шеи Федя.

– Повестка на тебя пришла, – не отцеплялась Ленка, – засадят ведь.

– Черт, так и знал, что этим все кончится, – выругался Федор. – Из-за тебя, дуры, только и вернулся. Хотел же расчет взять и уехать подальше!

– И уезжай, Феденька, уезжай, – зачастила Ленка, размазывая по лицу слезы, – и расчет нечего брать, у нас накоплено немного, вот все забирай и беги. А как утихнет – я сообщу тебе, вернешься!

– Лихо ты загнула, – рассвирепел вдруг Федор, стряхивая, наконец, повисшую на шее жену. – Я в бега, а ты – в луга? Теперь и в луга бегать не придется: вот она, хата, свободная, хоть пачками принимай.

– Да что ж ты говоришь-то, когда это я пачками принимала, не греши против истины, Федька!

– С тобой сам грешником станешь, – махнул рукой Федор, – дала бы поесть что-нибудь, устал я.

Спустя время Лена пошла в отделение, как и требовала того повестка. Только пошла она туда одна, а не с мужем. Федор в это время пробирался задами к лесу, неся в двух пакетах все необходимое.

* * *

Комаров не поверил ни единому слову Елены. Мало того, что

эта женщина, из-за которой, судя по всему, пропали двое

вполне приличных мужчин, откровенно врала, так она еще и

бросала на Костю призывные взгляды, пытаясь с помощью своих

чар изменить ход следствия.

– Где был ваш муж в ночь преступления? – спрашивал у нее Костя.

– А под боком сопел, – без зазрения совести отвечала Ленка.

– Кто может подтвердить, что он всю ночь не отлучался из дома?

– Да никто. У нас, у деревенских, не принято, чтобы над супружеской постелью кто-то третий свечку держал. А у вас, городских, принято? – преувеличенно испуганно округляла глаза Ленка.

– Где Федор находится в данный момент?

– А кто его знает. Я мужу полную свободу даю. Пришел из рейса – отдыхает. А где и как – не мое дело.

– Какие отношения связывали вас лично с убитым Куроедовым Сергеем?

– Чисто товарищеские, – таращилась женщина, – честно пионерское, вот те истинный крест.

– Существовала ли причина для конфликта между вашим мужем и Куроедовым?

– Существовала, – уверенно мотнула головой Елена, – в прошлом году на Пасху мой яйцо ему сырое подарил, Серега думал, что вареное, об лоб и разбил. Вот смеху было!

– Гражданка Федорчук! – вспылил наконец Комаров, – если вы не прекратите издеваться над следствием, я буду вынужден посадить вас в камеру предварительного заключения!

– А с превеликим удовольствием, – жестом, подсмотренным на телеэкране, Елена протянула Косте руки. – Заковывай, гражданин начальник. В твоем плену – хоть всю жизнь!

Елену Федорчук пришлось отпустить. Федор, судя по всему, исчез. Скоро должны были иссякнуть и 72 часа пребывания в КПЗ Куркулева. Картина убийства, как капризный карточный домик, никак не хотела складываться в солидное крепкое здание. Оставалось рассчитывать только на помощь свидетелей и улик, найденных на месте преступления.

Свидетели не спешили объявляться, а вещественные доказательства, собранные на месте преступления, ни о чем не говорили. Синие рабочие куртки с некрасивыми черными пуговицами имелись в каждом без исключения дворе, как заметил Костя, на восьмидесяти процентах из них не хватало пуговиц, а ассортимент ботинок, носимый мужским населением Но-Пасарана, ограничивался двумя моделями.

Надо ли говорить, что зарисованный Комаровым рисунок подошвы следа, оставленного на месте преступления, мог принадлежать пятидесяти процентам но-пасаранцев, в том числе Куркулеву и Федорчуку. А «Приму» курили все, без исключения, даже женщины. Единственными зацепками оставались окурок «Парламента» и нож, найденный на груди жертвы. Сигареты дорогие, в местном магазине не продаются и популярностью в народе, как успел заметить Комаров, не пользуются. Куркулев не курил вовсе, что смолил Федорчук еще предстояло выяснить. Нож тоже сулил неплохие шансы. Во-первых, судя по Костиным познаниям, он был ручной работы. Если его делал какой-нибудь сельский умелец, то он вполне мог узнать свою работу. К тому же Комаров сразу снял с ножа довольно четкие отпечатки пальцев. Убитому они не принадлежали, значит, их оставил убийца. И почему, кстати, убийца оставил орудие убийства не в теле жертвы, а вынул его и положил на грудь? Мог бы вообще не вынимать, или забрать с собой. Или в Но-Пасаране так принято? Насмотрелись плохих боевиков, в которых киллеры оставляют рядом с жертвой орудие убийства, и копируют? С этим тоже предстояло разобраться.

Утешало то, что в совокупности все эти улики могли все-таки вывести на убийцу. Скажем, если вычислить всех, кто курит «Приму» или «Парламент», носит ботинки нужного размера и нужной модели, имеет синюю рабочую куртку с оторванными пуговицами и «потерял» нож ручной работы, то получится процентов тридцать мужского населения Но-Пасарана. Останется снять у него отпечатки пальцев и дело – в шляпе. А почему, собственно, только мужского населения? А почему Куроедова не могла убить сама Елена или еще какая дама из ревности? Ведь говорили же, что Сергей пользовался повышенным вниманием у женской части населения Но-Пасарана.

Голова гудела.

– Надо идти по домам, искать того, кто курит «Парламент» и цепляться к каждому слову, – решил Костя, – еще было бы неплохо прихватить с собой упаковку одноразовых стаканчиков, предлагать всем прохладительные напитки и снимать потом со стаканчиков отпечатки пальцев.

Комаров почесал затылок. Легко предложить человеку закурить.

А как на его глазах достать из стопки пластиковый стаканчик,

аккуратно, стараясь самому «не наследить», налить лимонада

или пива, а потом отобрать тот самый стаканчик и опять на

глазах у подозреваемого спрятать его в пластиковый пакет? Ладно, оставим стаканчики на самый пожарный случай. А пока попробуем с сигаретами.

Небольшой, но горький опыт убедил его, что официальные визиты человека в форме приносят только один результат: недоверие и враждебность. Значит, следовало пойти по стопам классических провинциальных детективов, а именно, заходить будто за какой мелочью и коварно выпытывать у сельчан все, что они знают по этому делу.

Спрашивать о том, что курят хозяева дома было бы слишком прямолинейно, поэтому Комаров поступил как настоящий разведчик: купил несколько пачек «Парламента» и рассовал их по карманам.

Следуя логике, добычу сведений следовало начинать как можно ближе к домам подозреваемых и убиенного. Так как они находились примерно в разных концах села, то расследование должно было охватить все районы Но-Пасарана. Костя взял карту, оставшуюся ему в наследство от прежнего участкового, крестиками пометил дома подозреваемых и жертвы, от каждого дома пунктиром наметил расходящиеся круги. Все дома, находящиеся на пути этих кругов, и следовало ему посетить.

Начал он с визита в семейство Куркулевых. До этого момента он уже пытался побеседовать с супругой Семена Семеновича, но все повестки, посланые с почтальоном, словно канули в Лету.

Сегодня он решил во что бы то ни стало поговорить с Еленой Степановной. Азарт его подогревался еще и тем, что Куркулева упорно не стремилась к общению. Обычно даже самые нелюбящие супруги грудью вставали на защиту мужей, попавших в неволю. Они носили передачки, писали жалобы, мотали нервы следователям, ведущим дело. Жена же Бирюка как будто специально старалась не попадаться на глаза участковому.

Высокий, слепленный из разнокалиберных материалов забор Куркулевых напоминал иллюстрацию к фантастическим романам братьев Стругацких. Криво прибитые доски, фанерные щиты, куски сетки-рабицы были переплетены колючей проволокой. С первого взгляда забор напоминал чрезвычайно ненадежную, шаткую конструкцию. Но только с первого взгляда. Сельские заборы строятся, в основном, для защиты от мелких воришек и любопытных. Даже самые опытные и отважные типы из данной категории не рискнули бы пойти на штурм этого забора. И пугала их отнюдь не колючая проволока и занозистые доски, пугало их то, что вся данная конструкция вряд ли выдержала бы вес человеческого тела. При попытке преодоления незаконным путем забор грозил рухнуть вместе с преступником, похоронив под собой заросли шиповника и крапивы, которые хозяйка разводила для красоты и витаминов.

Конечно, если бы в доме Куркулевых укрывался преступник, разыскиваемый интерполом, то любой, даже самый захудалый танк легко разнес бы это препятствие. Такому танку мог бы помешать только ров, выкопанный недавно хозяином и еще не заполненный водой. Но в замыслы мелких воришек и любопытных входило незаметное, деликатное проникновение на территорию противника и отсутствие шума, а не разнесение этой самой территории в клочки. Так что визиты нежеланных гостей Куркулевым пока не угрожали.

Это Костя понял тогда, когда попытался проникнуть за тот самый забор. Сначала он долго искал что-то наподобие калитки. Когда после трех кругов вокруг забора это ему наконец удалось, его удивило отсутствие дверной ручки. Костя попробовал попинать калитку, но она не сдавалась.

Пока Комаров сражался с калиткой, Мухтар продолжал исследовать забор. Костя ему не мешал. Интуиция животного была гораздо надежнее человеческой.

– Ага, – решил юноша, – если нет ручки и калитка не открывается с пинка, значит, где-то здесь должен быть дверной звонок!

Если кнопка звонка и была, то замаскировали ее в лучших традициях боевиков о Джеймсе Бонде. Исколов все руки о колючую проволоку и отчаявшись попасть в дом подозреваемого, Костя решил дойти до ближайших соседей Куркулевых. Те могли знать, как достучаться до Бирюков или хотя бы дать какую-нибудь информацию о подозреваемом.

– Не ходи к ней, – услышал он вдруг за спиной.

Костя обернулся. Прямо перед ним стоял человек. Возраста он был неопределенного, комплекции хилой и болезненной. Бледное тонкое лицо нимбом окружали прозрачные льняные кудряшки, светло-серые глаза смотрели по-детски доверчиво.

– Не ходи, – повторил человек, – она несчастная, кричать будет.

– А вы, собственно, кто? – поинтересовался Комаров.

– Коля, – просто ответил человек.

«Коля-Болеро», – догадался Костя. Он уже знал о сумасшедшем брате Елены Степановны.

Коля жил в местном доме престарелых, названном просто и незатейливо: «Улыбка». Располагался дом в бывшей деревянной еще школе. Был он маленький, на несколько комнат, кто его финансировал – являлось загадкой не только для сельчан, но и для его обитателей. Изредка приходили какие-то люди, привозили картошку, устраивали санитарные проверки. Готовили старикам и убирали в комнатах местные, платили им небольшие деньги – и ладно, не велика работа. Жили в «Улыбке» одни старушки, потому что хитрые и предусмотрительные старики предпочитали первыми сходить в могилу, чем вековать остаток дней без женской ласки и заботы. Пару лет назад сердобольные старушки подобрали голодного Колю-Болеро, в очередной раз выгнанного из дома сестрой и забрали его себе в качестве талисмана.

С Колей жить им и правда стало веселее. Во-первых, он был все-таки мужик, мог не ломаясь где что починить, где что поднести. Длинными зимними вечерами, когда в моде у жильцов дома были стенания на тему: «Когда ж возьмет меня сыра-земля», Коля показывал им концерты. Какой-то благодетель подарил «Улыбке» старый проигрыватель с кипой пластинок, большинство из которых были детские. Особенно нравились старушкам «Бременские музыканты». Самая просвещенная жительница ставила виниловый диск, Коля занимал место на импровизированной сцене и начинал изображать то отставшего от жизни короля, то музыкально подкованного осла, то невоспитанную хулиганку-принцессу. Мысли о сырой земле автоматически улетучивались, и жизнь снова, как в юности, сулила радости любви, голубые дали и сияющие дворцы.

Колю любили. Первое время, вспомнив молодость, старушки даже пробовали плести интриги. То одна, то другая нашептывали Коле на ухо всякие гадости на подруг, но скоро отстали. Плести интриги с Колей было неинтересно.

– Все хорошие, все красивые, – однообразно отвечал он и ласково смотрел своими безгрешными глазами.

Неспособность плести интриги была, пожалуй, единственным Колиным недостатком. И добрые старушки его прощали.

Тем временем Мухтар завершил пятый круг вокруг забора и подбежал к Коле-Болеро. Обычно козел настороженно относился к посторонним, а с некоторого времени и вообще не признавал никого, кроме Комарова и квартирной хозяйки, которой он позволял себя кормить. Но при виде Коли Мухтар повел себя неадекватно. Он совсем по-собачьи встал на задние лапы, передние положил на плечи блаженного и начал лизать ему лицо. Коля довольно щурился, подставлял Мухтару щеки, зарывался руками в его длинную шерсть.

Костя терпеливо ждал, когда обмен любезностями закончится. Как общаться с блаженными, в школе милиции их не учили, поэтому он решил положиться на свою интуицию.

– Понимаете, – сказал он как можно вежливее, – я пришел к Куркулевым по делу, а попасть в дом не могу. Вы не подскажете, где здесь звонок? Ну, динь-динь?

– Динь-динь, – счастливо запрыгал деревенский дурачок, – Коля тоже хочет динь-динь! Дай динь-динь мне, не давай Бирюкам!

– У меня динь-динь нет, – терпеливо объяснял Комаров, динь-динь должен быть у Куркулевых где-то здесь, около калитки.

– Не-е-т, – сразу поскучнел Коля, – Бирюки динь-динь не дадут, Бирюки жадные. Пойдем отсюда.

– Господи, – взмолился Костя, – ну хоть кто-нибудь из них выйдет, или нет?

Словно в ответ на его призыв за поворотом послышались быстрые легкие шаги, и вскоре перед Костей появилась девушка. Таких девушек Комаров не видел почти никогда.

Когда-то в далеком детстве у него была книжка. В этой книжке рассказывалось о девочке Аленке, которая, как помнится, призвана была служить идеалом и образцом для всех Аленок и Неаленок планеты. Аленка из книжки готовила еду на всю семью, обстирывала пол-страны, никогда не разбрасывала игрушки, а в свободное от каторжной работы время успевала бегать в школу за «пятерками».

Почти все детсадишное детство Комаров был безнадежно и предано влюблен в Аленку и даже не раз бился насмерть за ее честь с братом, который обзывал возлюбленную «Фу-ты-ну-ты-ножки-гнуты».

Спустя время Костя подзабыл о своем идеале, а книжка ушла туда, куда уходят преданные легкомысленными детьми старые игрушки и любимые книжки с наивными и добрыми картинками. И вот... Пульс Комарова заработал часто-часто, сердце сладко заныло, а слова застряли в горле.

– Вы к маме? – разрушила нереальность происходящего повзрослевшая девочка из книжки.

– Не знаю, – глупо ответил еще не пришедший в себя Костя, – а кто ваша мама?

– Я – Василиса Куркулева, – улыбнувшись, представилась Аленка.

– А почему не Аленка?

Со стороны Костя выглядел глупее некуда. Но он пока этого не понимал. Неаленка внимательно посмотрела ему в глаза и улыбнулась совсем ласково.

– Так назвали, я не виновата, – несоразмерные с логикой огромные серо-голубые глаза смеялись совсем не обидно.

Комаров понял, что если он немедленно не возьмет себя в руки, то первая встреча с живым идеалом окажется и последней. Необходимо было срочно собраться. Время на это действо совершенно бескорыстно подарила ему сама Аленка-Василиса.

– Дядя! – всплеснула руками она, увидев Колю-Болеро.

Из всей семьи только Василиса не чуралась родства с блаженным, из всей семьи только она действительно любила его.

Коля заплясал на месте как марионетка, нелепо взмахивая руками и привставая на цыпочки.

– Пойдем к нам, – смело предложила Василиса.

– Нет, – испугался Коля, – Коля не пойдет, Коля боится. Колю ругать будут.

Тень набежала на лицо девушки.

– Не уходи тогда. Я тебе вкусненького принесу, —

пообещала она.

Времени, затраченного на диалог дяди и племянницы, Косте вполне хватило для реабилитации.

– Я хотел бы видеть Елену Степановну Куркулеву, – откашлившись, пробасил он.

– Заходите, она дома.

Василиса достала из рюкзачка за спиной огромный, длиной около двадцати сантиметров, ключ и просунула его в тщательно замаскированную замочную скважину. Ключ, отчаяно скрипя, повернулся, и калитка неохотно пропустила дочь хозяйки и непрошенного гостя. Мухтара Комаров решил не брать. Кто знает, как отреагирует Вера Степановна на его визит, а тут еще и козел. Мухтар выразительно проблеял что-то обидное в спину хозяина, но услышав уже знакомое: «ждать», послушно улегся, заблокировав выход из усадьбы.

Изнутри двор Куркулевых был еще необычнее, чем снаружи. В принципе, от обычного сельского двора он отличался только размерами. Да еще надписями. На всех подсобных помещениях висели аккуратно выполненные таблички с пояснением, что именно находиться за стенами данного объекта.

«Whaterclose» – поясняла табличка предназначение «скворечника», окрашенного темно-зеленой краской. Whaterclose имел два отделения: «for lady» и «for man». На этом англоязычные пояснения заканчивались и начинались наши, родные, исконно русские, такие, например, как «Хранилище продуктов питания для крупного рогатого скота», «Помещение для содержания домашней птицы» или «Автопарк».

Василиса провела Комарова через двор, попутно приласкав огромного дога по кличке «Френд» (девушка называла его просто Дружок) и завела в дом.

– Мама, ты дома? – крикнула она с порога.

– Не отвлекай, у меня медитация, – услышал Костя неприятный высокий голос.

– Мама, к нам гости, – повторила девушка.

– Какого пола и статуса?

– Новый участковый.

– Пусть пройдет ко мне в будуар, – спустя минуту последовало разрешение.

Василиса провела Костю в то, что Вера Степановна называла будуаром. На старой кровати с панцирной сеткой возлежала полная дама в бигуди и розовом халате. Оборок на халате было, вероятно, метров тридцать, тонкие металлические бигуди лежали ровными, организованными рядами, лицо... На практике Костя видел всякое. Но чтобы лицо пожилой, вероятно, женщины так легкомысленно и небрежно расписали дилетанты бодиарта! Глазные впадины были выложены угрожающе зеленым тоном, нос цвета аквамарина одиноко возвышался над клубнично-красными щеками, незакрашенные места удостоились массы цвета охры. Это было покруче, чем Мальвина, забавляющаяся человеческим ухом.

– Мама нанесла клубнично-глиняную маску, – пояснила Василиса, которая уже успела переодеться. – Разговаривать она может, так что задавайте ваши вопросы.

Косте первый раз в жизни приходилось разговаривать с человеком в клубнично-глиняной маске. И уже второй раз за день он не знал, как вести разговор. Все первоначальные намерения идти по стопам классических провинциальных детективов и маскировать свои истинные намерения мгновенно позабылись, и Комаров начал с того, чем начинают официальные визиты типичные следователи:

– Я хочу поговорить о причастности вашего супруга к убийству. Мне необходимо знать, где был ваш муж, Куркулев Семен Семенович, в ночь совершения преступления и нет ли у него алиби.

– Алиби, скорее всего, у него нет, – начала маска, не разлипая глаз, – вы же забрали его так неожиданно, так спешено, он просто не успел собрать узелок. К тому же обычно в тюрьмах при обыске забирают даже деньги и инструменты, а не то, что такую ценную вещь, как алибя. И вообще, откуда вы взяли, что это именно он украл эту алибю? Мы люди обеспеченные, украденная алибя и рядом не может стоять с нашими фамильными драгоценностями.

– Я имею в виду не это.

Василиса уже ушла, Вера Степановна не могла видеть выражение лица участкового, а дела участкового были плохи. Он с трудом удерживался от смеха.

– Я спрашиваю, где был ваш муж в ночь совершения убийства?

– Ах, вы об этом? – женщина с трудом сдержала зевок. —

Почему вы думаете, что дона Педро убил Сема? Он и самолет-то

водить не умеет. Зря, зря. Я уже давно простила дону Педро

надругание над своей девственностью. И никаких конфликтов

между Семой и Педрой быть не может.

– Мама, – раздался за спиной Комарова голос Василисы, – сериал только через час, а это Комаров, наш новый участковый.

– А-а-а, участковый, – будто только что поняла Вера Степановна, – так бы сразу и сказали, я же не могу открыть глаза, я медицирую. Что новенького? Нашли убий... – собеседница Кости замолчала на полуслове.

– Она спит, сегодня вы уже ничего не добьетесь, – спокойно сказала Василиса. – Пойдемте на кухню. Я напою вас чаем, а вы зададите мне свои вопросы.

– Сколько вам лет? – спросил Комаров, идя следом за девушкой.

– Пятнадцать, – ответила она.

«Совсем девчонка, – восхищенно подумал Костя, – а ведет себя как умудренная годами женщина. Я бы со стыда сгорел, если бы у меня была такая мать, а она – хоть бы хны! А в селе говорят, что еще и все хозяйство держится только на ней».

Тем временем девушка накрывала на стол. У Комарова появилась возможность хорошенько рассмотреть ее. Василиса совсем не была похожа на классическую сказочную Василису-прекрасную. Маленькая, очень худенькая, с короткой стрижкой, нос усыпан маленькими аккуратными конопушками. Девчонка – как девчонка. Сказочными были только глаза.

Тем временем девушка достала из рюкзачка кирпичик белого хлеба и стала ловко готовить бутерброды с маслом. Ломтики получались тонкими, почти прозрачными, желтое ароматное масло сливочно пахло и почти добровольно ложилось на хлеб красивым волнистым слоем. Костя как завороженный наблюдал за приготовлением бутербродов.

– Скажите, Василиса, – как можно непринужденнее спросил он, – где вы достали такой хорошенький ножечек?

– А это у нас в колонии такие делают, – улыбнулась она, – уголовники делают, а начальство на натуральные продукты их меняет. И не только ножи. У нас много чего наменяно. Вот, табуретка, на которой вы сидите. Хлебница. Тапочки. Только не подумайте, ради бога, что тюремное начальство себе продукты забирает! Это для общей кухни, – испугалась она своей болтливости.

– И много Но-Пасаранцев этим обменом занимается?

– Да все! А вы интересуетесь по поводу ножа, которым убили Сергея? Так его владельца найти будет нелегко.

В качестве иллюстрации Василиса выдвинула ящик стола и пригласила исследовать его содержимое Костика. Костя заглянул. В отдельной ячейке ящика аккуратно лежали пять одинаковых близнецов орудия убийства.

– У них сталь очень хорошая, закаленная, не тупятся долго, – словно оправдываясь, пояснила такой обилие ножей Василиса.

«Так, – почесал затылок Комаров, – значит, владельца можно будет найти только по отпечаткам пальцев». Впрочем, то, что отпечатки не Куркулева, он знал уже точно. Он сверил их сразу же после задержания.

– Я не могу предоставить вам доказательств, – прервала его мысли девушка, усевшись напротив Кости и пододвинув к нем чашку, – но папа не мог убить человека. Я даже не знаю этого точно, я просто это чувствую. Да, он любит покричать, помахать кулаками, но все это только от того, что он не терпит, когда люди лезут ему в душу. Вы же видите, какие проблемы с мамой, с дядей Колей, а но-пасаранцев медом не корми, только дай посплетничать. Вот папа и огородился забором и в прямом, и в переносном смысле. К тому же он очень любит шампиньоны и выращивает их, а народу все равно куда ходить по грибы – в лес или к Куркулевым. К нам даже интереснее – опаснее. Вот отец и лютует, заборы строит, ров выкопал. Только никого это не останавливает, молодежь даже свидания назначает в нашей усадьбе. Вы найдите, пожалуйста, настоящего убийцу, а то если папу посадят, я одна с братьями и мамой не управлюсь.

Сказочные глаза стали еще прекраснее от непролившихся слез.

«Для нее я сделаю все, – решил про себя Комаров, – разгромлю сицилийскую мафию, выучу английский, научусь танцевать в балете и найду убийцу Федорчука. Правда, им вполне может оказаться ее отец. Но может и не оказаться».

– А не известно ли вам, что говорят на селе об убийстве? – решил узнать Костя.

– Все говорят, что убил отец, – прямо ответила она, – а что считают, я не знаю: со мной не больно-то откровенничают, нас в Но-Пасаране не любят.

Костя задал еще несколько официальных вопросов и не узнав из ответов девушки ничего нового по делу, распрощался. Визит к Куркулевым ни на йоту не продвинул расследование. Но он дал гораздо больше: он вернул Косте то состояние романтической, нереальной влюбленности, которое ему довелось испытать только в раннем детсадишном детстве.