Текст книги "Постчеловечество"

Автор книги: Максим Калашников

Соавторы: Нина Некрасова,Заряна Некрасова,Анатолий Баранов,Михаил Делягин,Наталья Вакурова,Лев Московкин,Владимир Видеман,Владислав Иноземцев,Михаил Ходорковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

В отличие от нас, «обычный предсказатель» ищет будущее не за горизонтом пути, а в глазах своего коммуниканта, которого он зомбирует. У него своя сиюминутная цель – заявить о себе или заработать, взяв на себя труд актуализации ожиданий, формулировки и предъявления картины будущего, как она видится здесь и сейчас. В тревожное время жанр пророчества популяризуется и в ответ на спрос плодятся кликуши и другие алармисты. Но и сжигание ведьм – PR-акция не ради спокойствия человечества, а для обогащения их имуществом.

Учитывая, что человеческое будущее, как плавило, действительно ограничено сегодняшни ожиданиями, мы в его познании пытаемся идти непопулярным исчислимым путем. И по крайней мере для самих авторов попытка уже принесла ощутимые плоды понимании происходящего. «Забота» о народе, стране и мире появляется на системном уровне человеческой общественной игры. Мотивация принимаемых решений, как правило, противоречит тому, что потом, а все чаще и до того, говорят народу.

Есть еще обозначенная эволюционистом Верном Грантом «удачливость эволюционной судьбы», нашедшая свое применение в России, где для PR почва исключительно благодарная.

Структура общества самоорганизовалась в сложнейший организм со своими облигатной и факультативной компонентами, на ней эффективно работает полигон отработки стереотипов и сценариев для идеологических диверсий через время и пространство. Есть свой «молекулярный драйв» – орган генерации и эмиссии кризисов, причем профессионалы эффективно борются с конкуренцией на этом поле, внутренней и внешней, включая мощное давление из-за океана.

Прогрессивная эволюция общественной сферы в своей морфологии повторяет большую эволюцию самой жизни на Земле. Чем сложнее морфология общества, тем больше на публичном информационном поле «терминов», применяемых в широком спектре между значениям антонимов: нация, информация, связи с общественностью. В узко-профессиональном смысле PR применяется для обозначения того, что можно преподавать и чему можно научить. Например, в продвижении товара или услуги. Форма развития профессиональною направления выродилась в рекламирование рекламы в т.ч. в спаме. На практике «связи с общественностью» превратились в политический PR как полноценную биотехнологию управления массовым сознанием. Этому никто никого не учит, идет отчаянная конкуренция за скорейшие разработки нового оружия массового PR-поражения. Делается это опять же не с гуманными целями, а потому, что дешевле и эффективнее испытаний новых американских средств убийства людей и разрушения инфраструктуры. Полный пролет на PR-направлении в Ираке отбросил США на старт игры вопреки одержанной военной победе.

Убийства и теракты могут подкрепить PR-процесс, будучи грамотно встроенными в него. Но как самоцель ведут к вырождению.

Мы же наблюдаем за происходящим с нами из эпицентра «лаборатории будущего» в Госдуме, причем сугубо как натуралисты, в рамках подхода, описанного фантастом Станиславом Лемом и примененного политологом Григорием Белонучкиным.

В отсутствии тревожного фона общество очень сильно стабилизировано. Уникальные события становятся ключевыми в основе новых эволюционных треков (филем) при условии синергизма ряда причин. И при одном обязательном условии – они находят себе место на пике кризисов, последовательность которых определяется турбулентностью в структуре хаоса. У человека сложилась биотехнология управления кризисами. Унаследованный от обезьян племенной вождизм преадаптировал как патриотизм в основе государственного устройства, так и новый механизм выдвижения социально значимых личностей с «синдромом звезды» ври условии высокого гормонального фона в организме таких людей (получается типа воспитания «суперкрысы»). Обилие социальных ниш создает возможность разнообразия неконкурентных типов конструктивной реализации творческой агрессивности человека. Кроме того, процесс создания новых социальных ниш не только прекратился, а развернулся на основе новых многоролевых игр. В частности, Интернета, как до него – ТВ транспортной инфраструктуры, банковской системы или бюрократии, избирательной демократии типа бинарной патрнцианско-плебейской модели, также многое другое, включая олимпийское спортивное соперничество и конкурентные выставки сннантропных животных.

По итогам кровавого XX века, богатого на технические, социальные и цивилизационные изобретения, нам придется сделать вывод о трансформации человечества в принципиально новую надвидовую форму. Отмеченная по ряду признаков с начала XIX века мощная волна тревожности перешла в перманентный режим. Глобализация вывела общественную самоорганизацию на более высокий стартовый уровень, тревожные личности с высоким гормональным фоном получили массовое преимущество, «вождизм» расползся амебой по разным общественным сферам вплоть до шоу-бизнеса или футбольного фанатизма.

С другой стороны, новая форма человека стала в столь красочной форме полноценным «проявителем» структуры хаоса в самых незначительных ее завитках. Это стало возможным благодаря возникновению биотехнологии превентивных катастроф.

Если мы правы в наших построениях, то выбор будущего человека из двух групп вариантов – Posthomo sapiense versus Homo postsapiense – до 2020 года должен состояться в пол у обозначенной нами новой формы человека Homo super-sapiense, или кульминации развития ноосферы в понимании Владимира Вернадского. Имеется в виду явление, которое Михаил Делягин назвал «коллективным разумом». Частным его проявлением является то, что те же самые решения, например, предпринятые с корыстными или властными целями, на системном уровне приобретают государственнический смысл и даже действуют на благо народа. У нас такое возможно благородя тому, что Россия сохранилась как большая система. Однако нестабильность миру придает то, что США благодаря глобализации с семидесятых годов прошлого века законсервировались. Чем более в этой стране нарастают кризисные явления без реформ, в частности, монетарной или избирательной систем, тем глубже будет форс-мажор и соответственно меньше возможностей на него повлиять. Влияние США на мир столь огромно, что невозможно предсказать изменения геополитического расклада в итоге неизбежного кризиса этой страны. Сейчас вопрос в том, захотят ли США выскочить из кризиса, кто это будет делать и как. Ускорить решение может только волна антиамериканизма, пока проблема провала в имидже страны только обсуждается и не переводится в практическую плоскость изменений внешнеполитического курса, дальше рассылки пропагандистов мудрой политики США в Ираке дело не идет. Однако пока люди верят в доллар и в превосходство американской культуры или технологии, США экспортировать кризисы, это соответствует их традиционной позиции национального превосходства.

В любом случае какой-то глобальный кризис человечества до 2020 года неизбежен и скорее всего он будет преодолен путем трансформации генетической конституции Homo sapiense благодаря действию молекулярного драйва под действием синергизма множества факторов, включая изменения климата, исчерпание углеводородов, провал денежно-кредитной системы и превращение невозобновляемых углеводородов в единственную меру ценности, демографические проблемы и старение человечества. Мы предполагаем, что направление к исход такого глобального кризиса, как и прошедшего холокоста XX века, не будет зависеть от «окраски» ожиданий массового сознания, т.е. какие нации и категории населения сыграют роль подлежащих уничтожению изгоев, будет ли развиваться антиамериканизм, что произойдет с верой и рынок и либеральной идеей.

Сам по себе холокост никаких положительных ассоциаций не вызывает, и апологеты силы, казалось бы, должны понимать, что их вариант развития человечества подразумевает некую итерацию, в которой они станут всего лишь одним из первых этапов. Остается вопрос – по может ли кризис сохраниться человечеству в форме такой относительной преемственности, которая позволит через сто или двести лет нашим потомкам сохранить как внешнее сходство с нами, так и строчку «Homo sapiense» в биологической таксономии.

Альтернативный вариант пост-человеческой жизни (в алармическом выражении – «конец света») у биолога должен вызывать не ужас, но любопытство. Чтобы мы уступили эволюционную арену кому-то другому, необходимо достаточно серьезное изменение параметров со столь мощным завихрением в структуре хаоса, что сама идея турбулентного мира уступит место в основе науки чему-то другому. И в любом случае наши преемники унаследуют какие-то из преднакопленных нами признаков.

Сама по себе жизнь вечна, она не возникает и не исчезает, а продолжается в форме эволюции информации.

16. Источники и благодарности

Мы приносим извинения специалистам за примененные в статье упрощения и многочисленные повторы. Наша цель состояла в том числе и в том, чтобы их идеи более не оставались далее за пределами учебников.

Авторы статьи нарисовали словами модель эволюции человека, которая стала возможной благодаря собственным экспериментам, кинологии, контент-анализу телепередач, но прежде – соединению в нашем союзе полученного от наших учителей: Тимофеева-Ресовского, Вадима Ратнера, Энвера Багирова. Ясена Засурского и многих других. При подготовке материала использованы их идеи, также логические и терминологические изобретения эволюционистов Юрия Чайковского и Владимира Красилова, специалиста в области физики турбулентности Юрия Климонтовича, синергетика Сергея Курдюмова, математиков Хинчина и Колмогорова, генетиков Сергея Гершензона, Романа Хессина-Лурье, Михаила Голубовского, палеонтолога Александра Раутиана, политолога-натуралиста Григория Белонучкина, столь же натуралистических депутатов Думы Василия Шульгина, Алексея Митрофанова и Владимира Жириновского, кинологов Юдифи Шар и Марии Сотской, правозащитницы Людмилы Алексеевой, политтехнолога Глеба Павловского, также сотрудника Института генетики РАН Александра Рубановича, соединившего в себе возможности всех перечисленных. И многих других, как упомянутых в тексте, так и незаслуженно забытых его авторами – в прошлом, когда мы только учились, невозможно было предвидеть, что макроэволюционные построения станут основой моделирования работы Государственной Думы в ее роли поиска конструктивных форм будущего.

Тут, конечно, наблюдается эволюционное развитие системы идей, хотя нам и не очень удобно ставить свои имена в череду признанных обществом эволюционистов – творцов science fiction Эразма и Чарльза Дарвиных, Аркадия и Бориса Стругацких, Станислава Лема, Тейяра де Шардена, Густава Лебона, Михаила Меня.

Иллюстрируя наши построения, в числе побудительных мотивов необходимо подчеркнуть позитивную роль в инициации латерального мышления моббинга и социального садизма. Попросту говоря, наши по жизни личные враги стали мощными факторами экстенсивного, эвристического творчества. Описанные нами системные эффекты самоорганизации публичной арены придают геростратической мотивации обратный, высокопозитивный смысл. Невозможно сказать точно, что надо сделать правительству или депутатам для предотвращения фашизма или войны. Тем более, что там и нет такой цели, а коррупционно-лоббистские механизмы становятся двигателями государственного развития. Однако нарисованный нами механизм все же содержит скорее позитивный, чем негативный, вектор развития человека на Земле, способного к глубоким генетическим трансформациям без заметных изменений в комплексе видовых признаков.

Оптимизация указанного соотношения выполняет в большой эволюции роль аналога оценки «цена – качество» в рыночных моделях и является в эстетическом направлении эволюции Жизни ее вершиной. Пока человек создает себе проблемы сам, но эта динамическая тренировка популяции способна повысить вероятность переживания крупнейших природных катастроф типа нового оледенения.

Хотя мы не думаем, что еще через несколько миллиардов лет, когда умирающее Солнце расширится до орбиты Земли, на ней будут обитать наши прямые потомки, которые будучи лучше нас, перелетят на другие планеты. Однако многие из ныне живущих на земле двуногих смогут с интересом наблюдать, как человечество преодолеет последствия кризиса семьи и демографического коллапса, а затем справится с коллапсом мировой денежной системы и исчерпанием последней ценности – углеводородных источников энергии, чтобы затем пережить глобальную катастрофу очередного оледенения.

Картина не может быть полной без ссылки на Михаила Задорного: «Я недавно понял, почему мы живем так неустроенно: веками, поколениями… Потому что у нас – славянских народов – величайшая миссия: сохранить жизнь на Земле после того, как наступит конец света!» В миниатюре на 5,5 страниц юморист четко изложил суть всего, чему мы пытались создать научное обоснование. Там же есть краткое описание того, что такое «конец света». Творчество юмориста Задорнова в который раз подтверждает, что макроэволюционные истины легко найти, но трудно доказать. «Нам к концам света не привыкать», – написал Задорнов и присовокупил: мы их навидались – в 17-м, 37-м, 41-м, 93-м и 96-м. «Апокалипсис для нас девальвировался, как и российский рубль! У нас уже десять лет каждую пятницу в газете пишут, что в понедельник наступит конец света. И тут же под этой статьей печатают телевизионную программу на следующую неделю».

Юморист среди прочего по факту дал определение конца света: «Вообще, что такое конец света? Это взрывы, землетрясения, грязь, слякоть, бездорожье, повсюду мусор… Отопление, газ, электричество – все отключится. То есть практически во многих наших северных городах прихода конца света даже не заметят».

Михаил Делягин
МЕСТО ИНФОРМАЦИОННОЙ РЕВОЛЮЦИИ В ЭВОЛЮЦИИ ЧЕЛОВЕКА

Многообразие человеческой эволюции

Сознание своей особости и уникальности, по-видимому, изначально заложено в природе человека и ощутимо помогает в повседневной жизни как индивидууму, так и человечеству в I целом.

Человек осознает себя как нечто отдельное, обособленное от его соплеменников – точно так же, как человечество осознает себя, как нечто бесповоротно выделенное из остальной живой природы и потому якобы независимое от нее. Всякое напоминание о сохраняющемся единстве и зависимости вызывает волну инстинктивной паники и стремления подтвердить поставленную под сомнение независимость, разорвав еще уцелевшие связи – как с природой, так и собственными соплеменниками и соотечественниками.

Как хочется отличаться! Как хочется вырваться из толпы мириадов безвестных и безымянных предков и современников, в неузнанном молчании стекающих в небытие и безвестность. Как хочется согреться в беспощадном равнодушии истории сознанием своей исключительности, – а еще лучше исключительности заслуженной…

Этому чувству не стоит поддаваться. Надо быть скромней.

Наиболее разумное отношение к натужной пропаганде исключительности своего времени случилось продемонстрировать перед лицом потомков Джеку Кеннеди, который, нежась в ванне и регулируя ногой кран горячей воды, следующим образом резюмировал одному из своих советников доклад другого: «Он сказал, что сейчас в мире происходит шесть революций. Первая – революция растущих ожиданий, а остальные пять я не запомнил».

Равнодушие к действительно революционным изменениям, проявленное самым динамичным лидером самой динамичной страны мира не когда-нибудь, а на первом и наиболее впечатлившем человечество пике ускорения научно-технического прогресса, – достойный апокриф всей нашей цивилизации. Ибо в истории человечества нет ничего более постоянного, чем изменения, открытия и возникновение каких-то явлений в первый раз.

Прошлое кажется монолитом, застывшим в далекой незыблемости – но почитайте, почитайте воспоминания современников: они были наполнены постоянными и неизменно остро воспринимаемыми переменами. Из нашего исторического далека они кажутся нам незначительными, – но для своего времени были серьезными и переживались весьма глубоко. Жизнь неуклонно, день за днем не только ставит, но и ставила перед живущими все новые и новые проблемы, решение которых требовало решительного обновления даже самого инертного, что только есть у человека, – его сознания.

Самый ранний из древнеегипетских памятников письменности – страстная жалоба на молодежь, отвергающую общепринятые традиции поведения и мышления и совершающую поэтому многочисленные ужасные и бессмысленные ошибки.

И сегодня, терпя поражения и потери, по привычке и традиции обрекая себя и своих близких на не всегда неизбежные лишения, мы не имеем права оправдываться уникальностью своей эпохи и исключительной якобы сложностью своих проблем. Не только потому, что это деморализует нас, но и потому, что это неправильно.

Каждый из нас живет в рутинное и обыденное время планетарных бурь и принципиальных переворотов, время мучительного пересмотра традиционных ценностей и решительного отказа от выработанных поколениями привычек. Не от всех – но тех, что остаются в неприкосновенности, мы ведь и не замечаем.

С момента появления человека процесс его изменения идет постоянно – и с нарастающей скоростью. Это почувствовал еще премьер-министр Веймарского герцогства Гете, без малейших колебаний отправивший своего героя в ад за одно только пожелание остановить прекрасное мгновенье, то есть замедлить ускорение изменения человечества.

Пора привыкать.

Пора привыкать к собственной изменчивости и к тому, что в исключительности, пусть даже и собственной, нет, строго говоря, ничего, услуживающего внимания не говоря уже о гордости.

Мелкая исключительность естественна и обыденна, потому что каждое из следующих друг за другом изменений глубже, быстрее и необычнее предыдущего. Каждый шаг человечества вперед, каким бы робким он ни был, делается не в неподвижном пространстве закованной в учебнике истории, но по разгоняемому им самим многоярусному эскалатору прогресса. Сначала только биологический прогресс, затем – технический и социальный, к которым, вероятно, уже в обозримом будущем добавятся еще многие другие виды прогресса, которым еще только предстоит неудержимо понести нас во все более и более неведомее.

И это неведомое образует такую же рутину и обыденность, как известная вам до последней точки квартира или работа.

Привыкайте: чем больше вы знаете и умеете, тем с большим неизведанным и тем более внезапно вы обречены сталкиваться нос к носу в темном подъезде своей повседневности. Именно поэтому большинство мудрецов, не говоря уже о творцах, истово верит в бога:[79]79
  Вера в бога, даже истовая, отнюдь не подразумевает терпимого отношения к церкви. Религиозность шире воцерковленности: бога принимает значительное количество людей, не приемлющих церковь за безнадежно мирские цели, которые та преследует, и за столь же мирские (мягко говоря) методы, которые она использует.
  Неразумно винить в этом церковь, за исключением совсем уж вопиющих случаев, так как она является не только духовным, но и общественным институтом. Соответственно, она вынуждена действовать не только в духовной, но и в остальных сферах общественной жизни, – в том числе и в тех, правила и требования которых прямо противоречат правилам и требованиям духовной жизни. Это тот самый случай, про который сказано: «Если ты не будешь заниматься политикой, политика займется тобой».
  Внутренне противоречивое положение церкви и его негативные последствия необходимо как учитывать, так и прощать, то есть понимать, что указанные последствия и даже пороки являются хотя и сглаживаемыми, но до конца не неискоренимыми иначе как вместе с самой церковью или иным институтом, выполняющим соответствующую (преимущественно компенсаторную) общественную функцию.
  В общем, как сказал один из великих российских адвокатов, защищая проштрафившегося священника: «Всю свою жизнь этот человек занимался тем, что прощал ваши грехи. Простите и вы ему – хотя бы один-единственны раз».


[Закрыть] бог для человека – это то самое неведомое, с которым он непосредственно соприкасается и которое непосредственно и повсеместно, хотя пока и непознаваемо, влияет на его жизнь.

Человечество меняется все больше, все быстрее и все по большему числу направлений. Человечество меняется, используя сам технический прогресс преимущественно как инструмент этих изменений, как костыль для все большей и большей – не только скорости изменений, но и, что принципиально важно, их вариативности.

Теория эволюции учит: рост числа вариаций является весьма убедительным признаком достаточно серьезных изменений уже в близком будущем. Романтики говорят о «предчувствии» видов изменения среды обитания и повышении им своей изменчивости ради повышения вероятности приспособления, классики указывают на реакцию вида на незаметные сторонним наблюдателям изменения окружающей среды, лишь позднее выходящие «на поверхность», статистики порой отмечают, что грядущие изменения сами в значительной степени становятся результатами повышения степени разнородности вида. Однако нас в данном случае интересует практический аспект этих умозаключений.

Повторим еще раз: рост числа направлений изменений вида предвещает качественный скачок развития, переход его в новую плоскость, новое измерение.

О каких же направлениях изменений человеческого вида может идти речь сейчас?

По степени увеличения скорости соответствующих видов изменений следует выделить прежде всего биологическую, социальную и технологическую эволюции, существующие бесспорно, а также эволюцию массового и индивидуального сознания, сам факт существования, которой требует если и не убедительного доказательства, то, во всяком случае, более тщательного, чем это возможно в рамках данной работы, описания и исследования.

Биологическая эволюция

Первый и наиболее, если можно так выразиться, «естественный» вид изменений человека – его биологическая эволюция, наиболее длительный и изученный (хотя и по-прежнему во многом оспариваемый) процесс. Вместе с тем почему-то принято считать, что с началом совершенствования орудий труда, то есть технологической эволюции, биологическая эволюция человека прекратилась.

Непростительная самонадеянность! – как будто простое выделение человека из остальной живой природы, вызванное появлением орудий труда, способно само по себе отменить или по крайней мере компенсировать воздействие на него значительно более глубоких и масштабных естественно-природных законов.

Да, действительно, с началом технологической эволюции эволюция биологическая неуклонно теряла свою значимость как фактор выживания человека в меняющейся внешней среде. Вместо того, чтобы медленно и мучительно менять себя, неосознанно приспосабливая свой биологический облик к внешним требованиям природы, человек начал значительно более осознанно и, соответственно, быстро менять саму эту природу, приспосабливая ее к своим потребностям при помощи все более мощных орудий труда. Однако это приспособление не носит и не может носить абсолютно полного характера. Поэтому влияние природы на человеческий вид по-прежнему остается причиной его эволюции, пусть даже и опосредованной осознанным вмешательством человека в состояние этой природы.

Биологическая эволюция человека продолжалась и продолжается – достаточно обратить внимание на изменение среднего роста, мышечной массы и телосложения людей разных эпох. Однако биологическая эволюция мало заметна для самого человека, так как сроки даже самых незначительных изменений, как правило, существенно превышают сроки его жизни. Как всякое естественное (то есть стихийное) изменение сложного биологического вида, она идет очень медленного.

С началом совершенствования орудий труда возникло человеческое общество, и эволюция человека получила качественно новые – технологическую и социальную – составляющие. Развитие технологий и подталкиваемое изменение общественных структур шло уже на порядок быстрее биологического, и потому последнее стало незаметным по сравнению с ним, как бы «ушло в тень».

Здесь мы впервые сталкиваемся с принципиально важным для рассмотрения развития эффектом «относительности времени». С точки зрения протяженности эволюции человека как биологического вида последние пять тысяч лет непрерывной письменной истории являются совершенно незначительным сроком. Для развития же технологий и социальных структур это подлинная вечность, за которую успевали возникнуть, разрушиться и воскреснуть – и нередко по нескольку раз – высокоразвитые цивилизации, претерпевавшие глубокую и разнообразную эволюцию.

Таким образом, на самом деле биологический прогресс не прекратился: мы не замечаем его потому, что, во-первых (и как отдельные люди, и как целые общества) живем недостаточно долго, и, во-вторых, наше внимание отвлекают более быстрые, более насущные и более серьезно влияющие на нас изменения первую очередь общественные.

Более того – как представляется, по мере совершенствования орудий труда биологическая эволюция человека весьма существенно ускорялась и ускоряется по сравнению с неразумной частью живого мира. Ведь активное применение орудий труда оказывает дополнительное влияние и самого человека – как непосредственно, так и через средне– и долгосрочное влияние на него природы, измененной им же самим в соответствии с его краткосрочными нуждами.

Классическими примерами, уже очевидными на сегодняшний день, представляются акселерация, снижение иммунитета из-за изменения (отнюдь не только путем вульгарного «загрязнения») окружающей среды, последствия резкого изменения образа жизни, стрессов и использования непроверенных медикаментов и их комбинаций (не говоря уже о пищевых добавках и генетически измененных продуктах).

Долгосрочные (то есть оказывающие влияние на несколько поколений вперед) результаты сочетания перечисленных факторов друг с другом не только по-прежнему остаются terra incognita, но даже не является систематических комплексных исследований.

Нельзя забывать и о сознательном подстегивании человеком своей биологической эволюции. Наглядным выражением того, как технологическая эволюция ускоряет биологическую, служит генная инженерия. Красивые слова о моральных ограничениях в таком случае не могут нести содержательной нагрузки. «Нравственность» человечества как целого проявляется почти исключительно в сожалении о поступках, которые признаются им безнравственными, и в стремлении скрыть эти поступки и даже забыть о них, но ни в коей мере не в воздержании от них, если они диктуются материальными интересами, в том числе и сиюминутными либо страстью к познанию. Остановить любопытство гораздо сложнее, чем алчность.

В отношении прогресса технологий для человечества как целого никаких моральных ограничений не существует и, по-видимому, не может существовать в принципе. Ведь абсолютный приоритет технологического прогресса над всеми остальными интересами и представлениями исторически был прямым условием выживания человечества как биологического вида, категорическим условием успеха в конкуренции между различными человеческими обществами (то есть во внутривидовой конкуренции) и, вероятно, приобрел характер своего рода условного рефлекса.

С этой точки зрения технологический прогресс является для человечества значительно более категорическим императивом, чем для отдельного человека – так называемые первичные индивидуальные потребности (в любви, власти и деньгах). Случаи добровольного отказа от них отдельных односторонне развитых личностей известны и достаточно многочисленны. Случаев же отказа от совершенствования технологий целых человеческих обществ (после индейцев Центральной Америки и отдельных полинезийских племен, для которых этот отказ был опять-таки технологически обусловлен) история не знает.

Поэтому мы можем быть уверенными в том, что в то самое время, когда в Великобритании полусумасшедшие «зеленые» взрывают медиков, смеющих ради спасения людей ставить опыты на лабораторных крысах, где-то в значительно более близких и фешенебельных местах, во всех этих Лос-Аламосах и Горках-17 отнюдь не менее сумасшедшие высоколобые наверняка занимаются – одни улучшением биологической породы homo sapiens’а, другие – генетическим оружием, поражающим только избранные народы или же только внуков жертв применения, третьи – наделением человека принципиально новыми качествами, «по недосмотру природы» отсутствующими у него вовсе или же существующими в зародыше.

Таким образом, человек в силу свой разумности является единственным видом живых существ, для которого изменения, определяющие его биологический облик, носят уже не столько внешний, сколько внутренний характер. Биологическая эволюция человека уже сегодня в неизмеримо меньшей степени определяется внешними для него как вида, чем внутренними условиями – технологиями и социальной структурой, активно и беспрепятственно преобразующими в соответствии с его потребностями уже не только внешний для него мир, но и его самого.

Технологический прогресс

Появление уже следующего после биологи ческой эволюции типа развития – технологического – полностью заслонило от человека процесс его собственного изменения, сделало биологическую эволюцию производной от других, значительно более быстрых видов человеческой эволюции.

При этом следует сразу же подчеркнуть, что, говоря о влиянии технологий на общество, мы тем самым автоматически рассматриваем только господствующие технологии, носящие не просто массовый, но преобладающий в данном обществе характер. Поэтому отдельные, «точечные» технологические достижения (типа северокорейских баллистических ракет, южноафриканской атомной бомбы или российских компьютерных разработок), не влияющие на состояние соответствующего общества в целом, не представляют для нас интереса.

Более того: производственные технологии важны с этой точки зрения не сами, но лишь в их взаимообусловленном соединении с соответствующими им технологиями управления, в том числе управления обществом.

Технологический прогресс, будучи следующим этапом развития после биологического, увеличил число направлений эволюции человека, расширив как его собственные масштабы, так и масштабы происходящих с ним изменений. С одной стороны, это расширение носило качественный характер и шло путем формирования и структурирования общества и начала социальной эволюции. С другой – оно было количественным и выражалось в увеличении масштаба влияния человека на всю Землю и ускорением за счет этого влияния уже не только собственной биологической эволюции человека, но и эволюции всей биосферы планеты как единого целого.

Технологическая эволюция человека стала движущей силой не только социальной, но и биосферной эволюции (и являющейся ее частью биологической эволюции человека) подобно тому, как раньше ее движущей силой были преимущественно космические и тектонические явления.

Важно, что воздействия человека на окружающую среду уже не гасятся и не поглощаются ею, а немедленно «возвращаются» человеку в виде соответствующих природных реакций. Это значит, что «экологический демпфер» исчерпан: человечество стало столь большим, что масштаб его влияния на природу совпал с штабами самой природы. Человек вырос настолько, что стал одной из природных сил – не только изменяющей каждую из остальных и процесс их взаимодействия, но и прямо зависящей от них.

Следовательно, антропогенная нагрузка на биосферу приближается к своему пределу: ее дальнейшее механическое наращивание может привести к непредсказуемым обратным реакциям, в том числе и в результате дестабилизации или даже слома сформировавшихся механизмов поддержания экологического равновесия.

С этой точки зрения заслуживают внимания гипотезы, по которым нарастающие во всем их разнообразии проблемы человечества (от ухудшения наследственности до роста международной напряженности), равно как и появление новых направлений его развития, во многом являются проявлением стихийного торможения со стороны биосферы его линейно-поступательного развития, близкого к исчерпанию своих возможностей.