Текст книги "Егерь. Девушка с Земли"
Автор книги: Максим Хорсун
Соавторы: Игорь Минаков
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
13
Скворцов ловил рыбу шляпой.
Чиркнет кремнием зажигалки, поднесет огонек к воде. Дождется, пока у поверхности появится полупрозрачное тельце с отчетливо видимой жемчужной нитью позвоночника внутри. Потом – рывок! Взмах! И вот уже у ног Реми трепещет скользкая рыбина.
И Ремина не зевала. Урча, словно кошка, потрошила рыбешку при помощи мачете, обрезала гребенчатые плавники, насаживала на иглу, позаимствованную у дружка-иглокожего. Скоро в пещере затеплится костер. Сухих водорослей надолго не хватит, но рыбка испечься успеет.
– Какая же она… – прошипела Реми, когда добыча в очередной раз выскользнула у нее из пальцев. – Как, извиняюсь, сопля…
– Чистый белок… – проговорил Скворцов, терпеливо ожидая, когда на огонек клюнет еще одна скользкобокая.
– Странно это как-то…
– Что именно, Реми?
– Чужая планета. Чужеродные белки. А мы лопаем.
– В самом деле. Странно, – согласился егерь. И в следующий миг – плюх! – молниеносным движением зачерпнул шляпой воду. – Держи!
– Странно? – переспросила Реми, двумя руками принимая водянистое тельце. – И все?
– Первым людям на Сирене приходилось питаться только привезенными продуктами. В основе всех организмов планеты были правосторонние аминокислоты… Ты знаешь, как это? Ну да, ты ведь мечтала написать книгу и нарисовать к ней обложку… В основе биологических организмов Земли – левосторонние аминокислоты. А здесь все было наоборот. То есть смертельно для человека…
– Я поняла, – вставила Реми.
– Но люди продолжали обживать Сирену. Через какое-то время отдел колониальных исследований обнаружил виды, которые обладали как правосторонними, так и левосторонними аминокислотами, представляешь?
– С трудом.
– Я тоже. А теперь почти вся биология здесь – на левосторонних аминокислотах, как на Земле. Даже та, что год назад оставалась правосторонней.
– Не может быть, Эндрю.
– И тем не менее. От вирусов и бактерий нам достается, а ведь раньше они были инертными по отношению к людям. Лаборатории днями и ночами работают, разрабатывают новые вакцины и «разгоняют» старые. Теперь мы используем планету, а планета воздает нам по счетам.
– Планета приспосабливается к людям? – спросила Реми.
Скворцов замялся.
– Рассуждать таким образом – не научно. Не хватает данных, чтобы построить какую-то убедительную теорию.
– В общем, ты что-то такое подозреваешь, но обсуждать не торопишься, дабы не выставиться дураком?
– Реми! – Скворцов скривился.
– Реми-Реми! – передразнила она егеря. – Это ведь сенсация, Эндрю! Но я не помню, чтобы хоть на одном новостном канале Земли прозвучало полслова о том, что у вас происходит! – Она прижала руки к груди. – Я, конечно, могла пропустить. Но все равно!
– Да какая сенсация? Давай не будем об этом сейчас!
– Почему? – Реми пожала плечами. – Дикие вы какие-то… Как акслы. Зашоренные. Слишком много табу.
Егерь ничего не ответил.
На другом конце подземного озера что-то с шумным всплеском ушло в воду. Ноги Скворцова по щиколотки захлестнула волна.
– Ч-черт!
Он отпрыгнул, швырнул мокрую шляпу Реми и стал расшнуровывать ботинки.
– Сирена меняется! – продолжала тем временем Ремина. – А у вас, колонистов, нет объяснения, почему это происходит! Да о чем я говорю… Тут и других тайн хватает… Вот зачем акслы останавливают свое развитие? Не знаешь, да?.. А откуда взялся в этих пещерах сумасшедший человек в офицерском мундире? Только не нужно говорить, что у меня были галлюцинации! Я его видела так же четко, как сейчас вижу тебя! Эндрю! Вы не знаете, что происходит ночью, во время этого Карлика! Сидите, как крысы в норах, дожидаетесь рассвета. Кстати, – она поглядела вверх, на слабо светящийся свод пещеры, – ночь наступила, и нам, кажется, никто не угрожает, кроме банды головорезов и хищных тварей… которых, по-моему, и днем полно.
– А ты ожидала, что земля разверзнется, и мы провалимся в кипящую лаву? – съехидничал Скворцов. – Пусть тебя заботят только симмонсы и хищники! И этих достаточно на наши головы! – Он разулся, стащил застиранные носки, прошелся босиком по камням. – Я разожгу костер…
– Давай…
Реми присела рядом с горкой сухих водорослей. Скворцов защелкал зажигалкой. Сначала сильно запахло йодом, потом послышался треск. Через несколько минут костер запылал. Реми держала в руках по игле с нанизанными рыбешками, она ждала, когда пламя в костре угомонится и останутся угли. С рыбешек стекала слизь.
Скворцов пристроил на просушку ботинки и носки, потом прилег на бок.
– Люди, которых ночь застала вне укрытия, попросту исчезают, Реми, – сказал он, глядя на огонь. – Предположительно уходят в глубь рифового леса. Сами, без принуждения. Быть может, даже в карстовые полости, наподобие вот этих… Так что мы… хм… застряли на полпути…
– Сами уходят? – Реми нахмурилась.
– Есть предположение, что некоторые типы рифов по ночам, во время Карлика, генерируют инфразвуковые волны, которые воздействуют на психику людей. Про «голос моря» слышала?.. Так вот, это примерно то же самое.
– Зачем ты меня пугаешь, Эндрю?
– Я не пугаю. Сирена – не место для романтичных особ.
– Но волонтеры Кристо…
– Волонтеры пытаются насадить аборигенам цивилизацию, миссионеры – христианство. И те и другие действуют грубо, по наитию… И в собственных целях.
– По себе других не судят!
– Как же! Костер прогорает. Клади иглы. Не так, а вот так!.. Поперек!
Рыбкам недолго пришлось томиться на углях. Хотя Скворцов заверял, что этого времени достаточно, снедь вышла полусырой. Реми морщилась, хныкала, не решаясь приступить к трапезе. И глядела искоса на егеря, как тот уплетает сочащиеся тушки за обе щеки.
– Ешь, пока горячее, – посоветовал Скворцов. И добавил нечто совсем варварское: – Горячее сырым не бывает!
Реми вздохнула и кое-как управилась с половиной порции. Остатки отдала Скворцову.
– Что мы будем делать дальше? – спросила она.
– Надо ждать, пока Карлик не уберется, – ответил егерь. – Симмонсы дали деру, но и нам путь в рифы заказан.
– Ну а дальше?
Скворцов похлопал себя по нагрудному карману.
– У меня их карта памяти. Надо поглядеть, что хотят от твоего отца симмонсы, а прежде – сообщить ему, что ты жива и на свободе. Затем перекинем требования бандитов колохре: пусть чешутся те, кому полагается чесаться.
– Как ты полагаешь, что им нужно? Деньги?
– Может быть, – Скворцов сплюнул. – Симмонсы грабят колонии и корабли… У них есть плантации наркоты на дальних планетах, собственные рудники и заводы. Так что нищими их не назовешь. Но если речь идет об ОЧЕНЬ больших деньгах… То причина, возможно, в них.
– Я не понимаю, – Реми мотнула головой. – Разве могут быть другие основания?
– А почему нет? Тебя могли бы использовать, чтоб манипулировать мистером Марвеллом. Принудить его лоббировать интересы симмонсов в промышленной палате Федерации или отдать часть бизнеса подставным лицам. У симмонсов много помощников в Солнечной системе.
– Да уж. Не знают эти гады папа́… Манипулировать папа́! Как бы не так. Они бы разочаровались!
– Тогда бы тебя убили. Но сначала пытали и насиловали. Так что не хорохорься: ты в любом случае оказалась бы в проигрыше.
Реми некоторое время сидела словно в воду опущенная.
– Куда мы пойдем? В Персефону? – спросила она наконец жалобным голосом.
– Полагаю, да. – Скворцов сыто рыгнул. – Ох, прости. Сначала переберемся на другую сторону Барьера Хардегена, а там как карта ляжет. Деньги Марвеллов – отца и дочери – я отработал раз десять, не меньше, так что можете поразмыслить о премиальных. По крайней мере, подбрось такую мыслишку многоуважаемому папа́. Сдам тебя властям и залягу на дно, пока история не забудется. У меня худая, но своя лаборатория; у меня халтура с туристами. Забот, в общем, полон рот. Больше не собираюсь рисковать шкурой.
– Как мило, – Реми поежилась. – Теперь понятно, почему вы на Сирене ходите вокруг да около, однако не в силах разгадать ни одной ее тайны. У вас понятие работы срослось с халтурой.
Скворцов хмыкнул:
– Смотря что ты считаешь работой. Если распевание унылых песен под гитару и сочинительство книжек, то – уволь! Ты не знаешь ни черта о том, что такое работа.
Ремина оглянулась. Спросила, будто извиняясь:
– Эндрю, почему у меня появилось желание тебя ударить?
Скворцов тоже осмотрелся. Поглядел пристально на свод пещеры, подсвеченный зеленоватой флуоресценцией, потом пожал плечами:
– Инфразвук. На людей он действует по-разному…
– Глупости! Ведь на тебя он никак не действует.
– Неужели? Я хорошо знаю это ощущение, а ты столкнулась с ним впервые.
Реми нахмурилась. Замерла, прислушиваясь к себе.
На другой стороне озера снова что-то плюхнулось в воду. Поплыло, частя лапами.
– Чувствуешь? За глазами? – спросил егерь вкрадчивым голосом. – Похоже на грипп, только боли нет. И сердце учащенно стало биться, так?
– Эндрю, ты опять меня пугаешь.
– Интенсивный ультрафиолет, которым облучает Сирену Карлик, служит сигналом. На поверхности планеты происходит волна метаморфоз. Рифовый лес изменяется до неузнаваемости, дневная жизнь прячется, на охоту выбирается ночная. А рифы поют… Ты чувствуешь?
Он протянул руку и сжал ее запястье.
– Люди с точки зрения Сирены – тоже дневные существа. А о ночных соседях мы знаем с гулькин нос.
– Черт возьми, Эндрю! – Реми стряхнула пальцы егеря. – Пошли отсюда, а?
– Куда мы уйдем? Сейчас наверху – совершенно иной мир! Серебрится ночной криль, как вьюга. Между полипами бродят существа, которых мы до сих пор не смогли ни исследовать, ни классифицировать.
То, что бултыхалось в озере, повернуло к берегу. В два броска достигло кромки, выбралось на сушу, опираясь на перепончатые конечности.
Реми увидела дикого акслу.
Абориген пополз к остывающему костру, шлепая мокрыми руками. Но сил у него хватило лишь на то, чтобы преодолеть несколько метров. Потом он раззявил рот и застыл. Глаза наполовину скрылись за прозрачными веками. Горло акслы бешено пульсировало.
– Видишь, этому уже досталось! – Скворцов осторожно приблизился к аборигену, склонился над неподвижным телом. – С него кожа слезает… Вот черт! Как быстро! Аксла как будто с сейсмурией обнимался.
– Эндрю! Давай уйдем ниже! – взмолилась Реми. – Вернемся перед рассветом! Здесь опасно оставаться!
– Ладно-ладно… – Скворцов отступил от акслы. – Похоже, ты права. Чую носом, не к добру это все…
14
Они шли в полной темноте, прислушиваясь к эху собственных шагов. Время от времени им приходилось замирать на мгновение, чтобы убедиться, на самом ли деле их сопровождает лишь эхо? Иногда эхо будто подтрунивало над ними, не желая умолкать сразу. Они стояли секунду, две, три, а эхо продолжало шлепать призрачными подошвами в глубине влажного тоннеля, по которому струился узенький ручеек.
– По-моему, мы не одни, – сказала Реми.
– Я тоже заметил, – согласился Скворцов. – Они давно идут за нами, но стараются не выдать себя.
– Кто?
– Акслы.
– Уф, – выдохнула Ремина. – Лишь бы не эти ужасные крабопауки…
– Судя по твоему описанию, крабопаукам такое поведение не свойственно.
– А это не может быть… людоед?
– Вряд ли, – проговорил егерь. – Мы бы его давно, хм, почуяли… Вон как в спину дует…
– Ага, я бы сразу почувствовала этот запах… Меня при одном воспоминании выворачивает.
– Еще бы, – согласился Скворцов. – Бродяга-людоед… А вот акслы почти не пахнут…
– Почему?
– Не знаю… Акслы во многом загадочные существа… Тихо!
Реми прислушалась. Совсем рядом, вроде бы за стеной, нарастал гул. Сначала тихий, почти на пределе слышимости, он становился все громче. Легкий сквознячок, потягивающий в спину, усилился. Ремина даже ощутила капельки влаги на лице. Непонятно, с чего это вдруг, вспомнились слова безумца о придурках, что сунулись в дренажный…
– Черт! – прорычал егерь. – Бежим!
Он схватил Реми за руку и рванул вперед. Ей очень хотелось спросить: от чего нужно бежать? Но в следующий миг она увидела, что за ними по пятам, оглашая замкнутое пространство коридора ревом, катится водяной вал.
Тоннель шел под уклон, и бежать было легко. Однако вода нагоняла…
– Приготовься! – крикнул Скворцов. – Как накроет, не сопротивляйся! Плыви по течению…
Ремина не успела ответить. Ручеек вздулся рекой. Ноги захлестнуло. Сначала по щиколотку, потом до колен. Напор был сильным, но Реми до последнего пыталась устоять. Лишь когда вода поднялась до плеч, она оттолкнулась от пола (теперь уже – дна) и поплыла, стараясь держать голову над поверхностью. Тоннель заполнился больше чем до половины, напор ослаб, но течение оставалось чересчур сильным. Даже если бы Ремина и захотела, сопротивляться ему она не смогла бы. Слова сумасшедшего людоеда не шли у нее из головы.
– Эндрю! – позвала Реми жалобным голосом.
– Да! – отозвался тот. – Холодно? Потерпи, пожалуйста… Выберемся…
– Я знаю, куда нас несет, – проговорила она, отплевываясь.
– Куда же?
– Он… говорил… о дренажном тоннеле… В него попали старатели и… растворились…
– В чем?!
– Не знаю… Но он… сказал еще… их хватило на достройку… жаброхватам…
– Что ж ты раньше…
– А ты не спрашивал…
– Дьявол… Ладно, не дрейфь, детка…
Реми проглотила «детку». В другой ситуации она ни за что не стерпела бы такой фамильярности. Днем. На поверхности. Под горячими солнечными лучами.
Боже, как холодно…
Вода прибывала. А силы – наоборот. Время от времени Ремина опускала лицо в воду, так было легче плыть. Непроизвольно она открыла под водой глаза и обнаружила, что здесь совсем не темно. Толща воды, заполнившая дренажный тоннель, была пронизана мерцающими нитями. Или червячками… Червячки, похоже, чувствовали себя вполне комфортно. Они собирались стайками, прыскали в разные стороны, когда Реми попыталась до них дотянуться, поворачивали против течения, устремлялись вперед.
Рыбки, догадалась Реми. Те самые, из озера, с жемчужными хордами. Она приободрилась. Невзирая на холод и жуткую перспективу пойти на «достройку жаброхватам», плыть в компании рыбок-жемчужниц было не так уж и страшно.
Течение усилилось, но вода больше не прибывала. В ближайшее время утонуть им не грозило. Хоть что-то… Хоть что-то…
Реми совсем закоченела. Да и сил не прибавлялось. Ее охватило оцепенение. Она уже не слышала, что Скворцов настойчиво пытается до нее докричаться. Ремине чудилось, будто она купается в бассейне в саду папа́. Жаркой ночью… С золотыми рыбками… Тепло, хорошо… И вкрадчивый голос короля рок-н-ролла шепчет:
Егерь подхватил ее у самого дна, поднял голову над поверхностью, крепко встряхнул.
– Ты что, милая… – проговорил он. – Нельзя так… Держись…
– Лав ми… – только и смогла выговорить Реми.
– Хорошо, хорошо… – бормотал Скворцов. – Только держись…
Течение не просто усилилось. Вода помчалась с бешеной скоростью, спиралью закручиваясь в жерле тоннеля. Реми судорожно вцепилась в егеря, что не облегчило ему борьбу с течением.
Скворцову уже стало ясно: дело закончится вертикальным колодцем, в который обрушится вся масса воды. Оставалось надеяться, что из колодца будет выход.
Должен быть. А там посмотрим, кто кого растворит на достройку жаброхвата… а-а-а-м…
…Колодец оказался узкой трубой в своде пещерной залы. Труба обрывалась на головокружительной высоте. Стиснув почти бесчувственную Реми в объятиях, егерь принял удар на себя. Вместе с массой воды и жемчужницами они обрушились в подземное озеро. Удар оказался таким сильным, что Скворцов потерял сознание.
Очнулся он на берегу. Ремина сидела рядом, положив его голову себе на колени. Глаза у дочери миллионера были мокрые. Егерь попытался сказать ей, что он жив, что плакать не надо, но это оказалось непросто. Он закашлялся, дурнота подкатила к горлу. Скворцов откатился в сторону, и его вырвало. Водой, рыбками, пережитым страхом. Страхом не за себя, а за девушку, которая по глупости своей и отцовской попала в дурацкий переплет. Влипла в историю, из которой еще неизвестно как придется выбираться.
– Здесь красиво, – проговорила Реми безучастным голосом в то время, когда он пытался отдышаться.
Скворцов огляделся. В пещере было светло. Светилось озеро, в котором плавали тысячи рыбок-жемчужниц. Светились стены, перевитые полупрозрачными алебастровыми колонками. Они поднимались из-под воды и исчезали под куполом зала. Туда же уводила сталагмитовая галерея, что начиналась на берегу, всего в нескольких шагах от беглецов.
– Лаборатория, – проговорила Ремина все тем же равнодушным тоном.
– Как ты сказала?
– Лаборатория, – повторила она. – Почти такую же я расколошматила наверху. Только там не было озера…
– Хм, похоже, – откликнулся егерь. – И вообще, что-то в этом есть… Дренаж, растворитель, достройка… Эти вот наросты, словно трубы, чтобы откачивать воду из озера… Галерея ведет наверх… Интересно, кому она понадобилась?..
Плеснула вода. Реми пискнула, подскочила и спряталась за спиной Скворцова. Апатию с нее как рукой сняло.
На берег выполз аксла. Не обращая на людей ни малейшего внимания, он добрел до галереи и стал подниматься. За ним последовал еще один. Потом – третий. Акслы выплывали из озера один за другим. Молчаливой вереницей восходили они вдоль галереи и исчезали под потолком пещеры в путанице сталактитов. Егерь насчитал не менее пятидесяти особей. Когда последний аксла выбрался на берег, над гладью озера появились струйки пара. Сначала тонкие и редкие, они становились все гуще, затягивая озеро сизой дымкой. Рыбки-жемчужницы заметались в глубине, некоторые попытались выпрыгнуть из воды, но спастись им была не судьба. Нити их позвоночников гасли, как перегоревшие нити в лампах накаливания. В пещере стала сгущаться темнота. Появился едкий запах. Точнее – кислая, удушливая вонь.
Реми ахнула.
– Они растворяются! – догадалась она.
Скворцов обругал себя за тупость.
– Идем наверх! – сказал он. – Быстрее. Кажется, это электролит…
Егерь подтолкнул девушку к галерее. И они начали быстро подниматься, хотя сложное переплетение известковых натеков было плохо приспособлено для человеческих ног. Под куполом и впрямь обнаружился почти вертикальный лаз с узкими ступенями. Скворцов заглянул в него.
– Там свет, – сказал он. – Ты иди первой…
Ремина повиновалась. Очутившись в лазе, она поняла, почему егерь пустил ее вперед. Для его плеч здесь, пожалуй, было узковато. Она быстро вскарабкалась по покатым ступенькам и оказалась в другой пещере – куда более просторной и светлой, чем та, с кислотным озером. Правда, смотреть по сторонам было некогда. Сначала нужно было помочь Скворцову.
Реми заглянула в лаз. Егерь вытянул руки вперед. В одной – мачете и пистолет. В другой – шляпа с запасной обоймой. Как он умудрился не потерять оружие в дренажном тоннеле, оставалось загадкой.
– Возьми, – буркнул он. Голос его звучал глухо. Похоже, грудная клетка Скворцова с трудом протискивалась через лаз.
Ремина приняла оружие. Потом ухватила егеря за запястья и стала изо всех сил тащить. Скворцов извивался ужом, но почти не двигался с места. Реми обливалась потом, бормотала малопонятные ей ругательства и тянула, тянула, тянула… Наконец над лазом показалась взлохмаченная голова. Еще несколько десятков минут пыхтения пополам с руганью, и егерь выполз на пол пещеры.
– Второй раз я сюда не полезу, – пробурчал Скворцов, переводя дух.
– А как же мы выберемся на поверхность? – сказала Реми, рассматривая мерцающие зеленью стены.
– Если я правильно понимаю устройство этой подземной фабрики жизни, – егерь почесал лоб, – должен быть другой путь на поверхность. И не один.
– Фабрики? – переспросила Ремина.
– Ну-у, это только мои догадки, – смутился он. – Рифы – это ведь своего рода симбиоз великого множества организмов. Симбиоз предполагает сложные, взаимовыгодные отношения. А главное – биохимические процессы в нем взаимообусловлены… – Он осекся, едва наткнулся на взгляд девушки, полный терпеливой муки. – Впрочем, с этим потом. Давай осмотримся. Может, найдем чего поесть. Признаться, от тех рыбешек в моем брюхе мало что осталось.
Они с трудом поднялись и начали обход зала. Даже измученная Реми быстро забыла о том, что каждая жилка ее тела вопиет об отдыхе. Что уж говорить о Скворцове. Все увиденное ими прежде не шло ни в какое сравнение с этой чудо-пещерой.
Между высоких и стройных известковых колонн вились целые галактики летающего криля, который испускал ровный голубовато-белый свет. С потолка свешивались «реторты» из прозрачного и матового алебастра. «Реторты» были соединены причудливо изогнутыми «змеевиками». В них бурлили разноцветные жидкости. «Реактивы» смешивались в широких открытых чанах, над которыми лопались пузыри бурой пены. Егерь не преминул заглянуть в них. Понюхал и даже потрогал пену пальцем.
– Сожри меня бегемот, – проговорил он, – если это не протоплазма…
– А что такое протоплазма? – поинтересовалась Ремина, завороженно наблюдая за кружением криля.
– Многофазный коллоид, где дисперсионной средой служит вода, а основными дисперсными фазами – белки и липиды, – пояснил Скворцов. – Строительный материал живой материи, если хочешь знать.
– Выходит, это и вправду лаборатория?
– Пожалуй, это псевдолаборатория… Посмотри, некоторые подводящие трубки разбиты, и питательный бульон просто капает на пол… А в этом чане вся протоплазма протухла… Бардак хуже, чем у меня в лаборатории…
– Просто твой коллега, Эндрю, порядочный лентяй.
– Мой коллега?.. Хм, звучит, неплохо… Но, пожалуй, ты не права, Реми.
– В чем это я не права?
– В том, что мой «коллега» лентяй. Нет, милая, он великий работяга. И я не понимаю, как у него все получается… особенно вот это!
– Что? – Ремина оторвалась от созерцания криля и подошла к Скворцову, что столбом застыл в дальнем углу. – Тьфу, какая гадость! – поморщилась она.
– Не скажи, подруга, – откликнулся егерь. – Это настоящее чудо природы… До сих пор я сомневался, но теперь… Знаешь ли ты, что это такое?
Он обвел рукой исполинский зал псевдолаборатории и завершил жест, указав на покрытую слизью трубу, по которой пробегали судороги волнообразных сокращений.
Реми едва не стошнило.
– Не знаю и знать не хочу, – пробурчала она.
– Естественный биохимический реактор! – объявил Скворцов. – Черт! Теперь я, кажется, начинаю догадываться, что происходит на этой планетке!
Ремина хотела спросить, что именно, но ее отвлек шум. Псевдолаборатория наполнилась голосами: кваканьем и хриплым бормотанием.
Егерь прижал палец к губам и подтолкнул Реми к толстому переплетению алебастровых труб. Он сделал это вовремя – в пещеру ворвались подземные жители. Земноводные и млекопитающие. Акслы и люди, хотя зверообразных оборванцев лишь с большой натяжкой можно было назвать людьми.