Текст книги "Старик"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Д е в и ц а. Ой, барыня, больно дорого нашей сестре доброта обходится! Была я разок добра – девятый год кляну себя за это, дуру...
С о ф ь я М а р к о в н а. Мы все несчастны...
Д е в и ц а (оглядывая её). Ну, не все... Где же все? (Думает вслух.) Конешно, если секрет ваш в моих руках, вы меня не обидите... Хоша... (Пристально, с улыбкой смотрит на неё.) Окормить можно...
С о ф ь я М а р к о в н а (нетерпеливо). Кого?
Д е в и ц а. Всякого. Хоша – с деньгами можно далеко уйти... Я бы ушла. А он – пожил на свой пай, старец-то...
С о ф ь я М а р к о в н а. Он плохо обходится с вами?..
Д е в и ц а. Ну... разно!
С о ф ь я М а р к о в н а. Вы ему – чужая?
Д е в и ц а (вздохнув). Собака я ему. Пристала по дороге собака, идёт. Нужна – ласкают, надоела – бьют. Все добры по нужде, а по своей воле звери. Хозяин-то – любезный ваш?
С о ф ь я М а р к о в н а. Он – хороший человек.
Д е в и ц а. Все хороши, когда просят. Ну, что ж, надо мне идти!
С о ф ь я М а р к о в н а. Вы мне поможете, да?
Д е в и ц а. Видно, надо помочь.
С о ф ь я М а р к о в н а. Я была уверена, что у вас доброе сердце!
Д е в и ц а. Баба, ну, и сердце бабье. Пойду... Надо со старушкой вашей потолковать...
С о ф ь я М а р к о в н а (беспокойно). Вы с ней... осторожно! Она не совсем в своём уме.
Д е в и ц а. В старости все так. Она – хорошая старушка однако... Барыня, что я попрошу вас!
С о ф ь я М а р к о в н а. Что такое? Пожалуйста!
Д е в и ц а (нищенски). Нет ли у вас платьишка, обносочка какого? И сапожки бы! Платьишко-то особо хорошо бы мне – вроде бы того, что на вас. Очень уж ловконькое...
С о ф ь я М а р к о в н а (изумлённо). Да ведь вы... ведь вам... Хорошо, я найду для вас платье, не одно... И ботинки...
Д е в и ц а. Во-от! Уж я так-то благодарна буду...
Т а н я (входит). Эта зачем здесь?
С о ф ь я М а р к о в н а. Подожди, Таня!
Д е в и ц а. Дочь его?
С о ф ь я М а р к о в н а. Да.
Д е в и ц а. А кудрявый – сын?
Т а н я. Что ей надо?
С о ф ь я М а р к о в н а. Молчи, Таня, прошу тебя!
Д е в и ц а. Вот как – сын да дочь! Ой, барыня, не легко, чай, тебе! Видно, бабье сердце и у тебя плохо свою выгоду понимает.
(Ушла.)
Т а н я (удивлённо). Что такое? Что такое она говорит? Она гадала вам?
С о ф ь я М а р к о в н а (торопливо). Да, да, гадала! Что с тобой? Ты взволнована?
Т а н я (растерянно). Я не знаю что, я боюсь! Захаровна бормочет о каком-то несчастии...
С о ф ь я М а р к о в н а (испуганно). О несчастии? Каком?
Т а н я. Ах, я не знаю... Она всегда дразнит меня, пугает... Здесь жить нельзя... Павел влюбился в вас...
С о ф ь я М а р к о в н а. Не говори чепухи!
Т а н я. Конечно! Оттого он и злится. Влюблённые всегда злятся. Он целует ваши перчатки... Вы бы надрали уши ему.
С о ф ь я М а р к о в н а. Подожди... Какая путаница!
Т а н я. Нет... Я ничего не понимаю, сегодня такой день – ужасно! Это удивительно – я училась в гимназии и ничего не понимаю, а Захаровна неграмотная, а всё понимает! О каком несчастии говорит она?
С о ф ь я М а р к о в н а (гневно). Она глупая старуха! Я сейчас скажу ей это!
(Идёт к двери.)
Т а н я. Не уходите! Я хочу спросить... Убежала... Так не солидно. (Перебирает вещи на столе, напевая.) Он прискачет на белом коне, Стукнет шпагой в окно ко мне...
П а в е л. Где вотчим?
Т а н я. Не знаю. Паша, отчего у нас сегодня так беспокойно?
П а в е л. Дремать тебе мешают? Ведь ты не живёшь, а дремлешь.
Т а н я. А что значит – жить? Целовать дамские перчатки?
П а в е л. Это кто целует перчатки?
Т а н я. Ты.
П а в е л. Дура!
Т а н я. Не смей ругаться!
П а в е л. Тебя бить надо!
Т а н я. Ступай вон!
П а в е л. Сама убирайся к чорту!
Т а н я (сквозь слёзы). И уйду... Дрянь!
П а в е л. Клякса! Мякиш!
(Оставшись один, сердито ходит по комнате, закуривает. Вдруг – остановился, вслушиваясь, осторожно подвигается к окну.)
С т а р и к (за окном). Ласкам ихним не верь. Всяк милостив будет, коли его за горло взять.
(Павел, оглядываясь, растерянно улыбается, ерошит волосы, снова слушает.)
С т а р и к. Я его знаю, он и молодой таков был...
М а с т а к о в (входит, смотрит на Павла, идёт к нему, тот не слышит шагов. Кладёт Павлу руку на плечо). Ты что?
П а в е л (отскочив). Ничего...
(Смотрит на отчима со страхом и идёт к двери. Мастаков выглянул в окно, быстро оборачивается к нему, протягивая руку.)
М а с т а к о в. Павел... Паша...
(Павел ушёл, громко хлопнув дверью.)
М а с т а к о в. Знает!.. Ну что ж...
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лунная ночь, очень светло. Задний фасад старого дома. На ступенях чёрного крыльца сидят З а х а р о в н а и Т а н я, выше – в двери – Д е в и ц а, она что-то жуёт. Налево решётка сада, с калиткой в ней. Слева от крыльца освещённое окно кухни, справа – окна комнаты Мастакова, под ними широкая скамья.
Т а н я. Ну?
З а х а р о в н а. Ась?
Т а н я. Рассказывай!
З а х а р о в н а. Задумалась я чегой-то... Вот, значит, любила я трёх...
Т а н я. Троих.
З а х а р о в н а. Ну, ладно, троёх. И так можно сказать, от этого не прибудет, не убавится. Мужа я тоже любила, очень жалела! Омману его с кем, и так-то ли жалко станет мужика, – беда! Даже – плакала. Бывало – думаешь: "Ах ты, милый мой, ты мне веришь, ты меня любишь, а я тебя омманула, с другим поиграла..." и так-то ли залюбишь, заласкаешь его...
Т а н я. Разве это хорошо?
З а х а р о в н а. Погоди, сама узнаешь.
Т а н я. Все так делают?
З а х а р о в н а. Поди – все, которые побойчее. Я бойкая была.
Т а н я. А кто у тебя первый был?
З а х а р о в н а. Землемер, межевщик. Гладенький такой, как мышь. А у меня двое братьев было, строгие. Как он меня, девушку, испортил, повезли они его рыбу лучить да и утопили...
Т а н я (задумчиво). Как ты говоришь... не страшно...
З а х а р о в н а. Чего?
Т а н я. О страшном говоришь, а – не страшно.
З а х а р о в н а. Я не о страшном, а про любовь.
Т а н я. Жалко тебе было его?
З а х а р о в н а. Кого?
Т а н я. Ах! Землемера, конечно.
З а х а р о в н а. Ревела. Молода ещё была, жалостлива. Наше бабье дело жалостливое – назначено нам мужиков любить, ну, и любим. Иной раз – не любовь, а казнь, ну – иначе нельзя! Одного – жалко, другого – боязно, третий – хорош удался, всех и любишь.
П а в е л (в двери, сзади Девицы). Опять ты, старая ведьма, разговоры эти завела? А тебе, Татьяна, не стыдно? Ну – погодите!
(Исчезает.)
З а х а р о в н а (шутит). Ой, напугал! Во всех углах он, как нечистый дух. Опять про это! А – про что мне? Я – неучёная, кроме своей жизни, ничего не знаю...
Т а н я. Меня стыдит, а у самого любовница в городе.
Д е в и ц а. Сами стыд творят, а нас судят за это.
З а х а р о в н а. Спит бродяжка твой?
Д е в и ц а. Лежит.
Т а н я (Девице). Ты гадаешь?
Д е в и ц а. Это как? На картах?
Т а н я. Я не знаю – на картах, по руке...
Д е в и ц а. Что ты, барышня, это грех! Я ведь не цыганка.
Т а н я. А как же давеча Софье Марковне гадала?
Д е в и ц а. И не думала!
З а х а р о в н а (тревожно). Это они так – беседовали...
Т а н я. Неправда! Мне сама Софья Марковна сказала. Вы что-то скрываете от меня...
З а х а р о в н а. Ну, полно-ка, господь с тобой! Что от тебя, умненькой, скроешь? Ты сама обо всём догадаешься.
С т а р и к (вышел на крыльцо). О чём беседа?
З а х а р о в н а. Бабьи погудки, курицы да утки, как коров доить, как парней любить...
С т а р и к. Стара ты будто для шуток этих.
З а х а р о в н а. Я смолоду шутливо живу.
Т а н я. Что он тут распоряжается? Удивительно!
С т а р и к. И девицу не хитро учишь, слышал я речи твои поганые...
З а х а р о в н а. Девушка не цыган, зачем ей хитрость? Ей не лошадями торговать...
Т а н я. Ты что тут распоряжаешься, скажи, пожалуйста?
З а х а р о в н а. Ты бы, строгий, рассказал нам чего-нибудь...
С т а р и к. Я до сказок не охоч.
З а х а р о в н а. А ты – правду!
С т а р и к. Правда – не забава.
(Сходит с крыльца, остановился, поглядел в небо, идёт вдоль решётки сада.)
Т а н я. Противный какой! Распоряжается, как дома...
З а х а р о в н а. Танюша, поди, милая, спать, а? Пора уж!
Т а н я. Не хочу!
З а х а р о в н а. Ну... принеси мне шаль, а то – холодно старухе! Сходи, Таня, пожалуй!
Т а н я. Ладно... лиса!
(Ушла.)
З а х а р о в н а (тихо Девице). Ну – как же?
Д е в и ц а. Уж больно много сулите вы...
З а х а р о в н а. Кто это – мы? Кроме меня, и знать ни душа не будет.
Д е в и ц а. А – барыня? Она тоже просила об этом.
З а х а р о в н а (испуганно). Просила? Полно-ка!
Д е в и ц а. Да уж так!
З а х а р о в н а (беспокойно). Ах, ты, господи... Послушай, ведь в этом счастье твоё... Ты слушай меня, старуху...
П а в е л (выходит из кухни). Не слушай её, молодых слушай!
Д е в и ц а. Молодым верить погодим.
П а в е л. Пойдём в сад со мной?
Д е в и ц а. Боюсь я тебя.
П а в е л. Чем я страшней других?
Д е в и ц а. Кудряв больно.
П а в е л. Идём, ну?
Д е в и ц а. Что ж, можно...
З а х а р о в н а. О, господи... И ничего не можешь, ничем не помешаешь...
С т а р и к (идёт, заглядывая в сад). С кем это она?
З а х а р о в н а. С хозяйским сыном.
С т а р и к. Мм... Лошадь! Чего не спишь?
З а х а р о в н а (вставая). А ты?
(Старик, не ответив, присел на лавку под окнами. Захаровна, сердито посмотрев на него, ушла в кухню.)
М а с т а к о в (в окне). Антон!
С т а р и к (вздрогнул, но не встал, не обернулся). Чего?
М а с т а к о в. Что же будет?
С т а р и к (не глядя на него). Сотряс я твою жизнь, Гусев, во прах сотряс, а?
М а с т а к о в. Чему радуешься, подумай!
С т а р и к. Ты – года гнездо каменное строил себе, а я – в один день всё твоё строение нарушил!.. Кто сильнее – ты, богач, аль я – бездомный бродяга, кто?
М а с т а к о в. Чего тебе надо, чего? Неужели только казнить меня?
С т а р и к. А ты вот тресни меня по голове, сверху-то тебе ловко это...
М а с т а к о в. Подумай – около меня до трёх тысяч человек кормится...
С т а р и к. И тебя не будет – прокормятся! Народ хозяина найдёт!
М а с т а к о в. Я – значительный человек...
С т а р и к. Это – в людях. А перед богом – значителен?
М а с т а к о в. О том богу судить, а не тебе.
С т а р и к. И не тебе тоже.
М а с т а к о в. Чего ты хочешь?
С т а р и к. Дай подумаю... потом скажу. Вон – приятель твой идёт, пьяница этот...
Х а р и т о н о в (заспанный, измятый, идёт из сада, увидав издали Мастакова в окне). А я прилёг вздремнуть в беседке, да и – того. Вдруг слышу голоса... м-да... Открыл глаза, гляжу на часы, а уж около полуночи! Стало быть, я здесь ночую...
(Мастаков исчез.)
Х а р и т о н о в. Вежливо! (Присел на крыльцо, позёвывая.) Ну, что же, старче, ходишь, бога хвалишь, кур воруешь?..
С т а р и к. В похвале нашей бог не нуждается, ему покаяние нужно.
Х а р и т о н о в. Покаяние? Гмм... А ежели мне не в чем каяться?
С т а р и к. Врёшь!
Х а р и т о н о в (рассердился). Ты что как говоришь, старый пес? Я с тобой вежливо, а ты...
С т а р и к (встал и идёт на крыльцо). Пусти... Ну!
Х а р и т о н о в (невольно отодвигаясь). Постой, да ты чего это...
(Старик прошёл мимо него, задев его полой.)
Х а р и т о н о в (встряхиваясь). Ах ты, негодяй, а?
(Павел идёт из сада оживлённый, за ним – Девица.)
Х а р и т о н о в. Что это за старичишка дерзкий явился тут у вас?
П а в е л. Он вотчима давно знает...
Х а р и т о н о в. Ну, так что? И я его давно знаю!
П а в е л. Ещё в молодости...
Х а р и т о н о в. В молодости? Ну?
П а в е л. Приятелями были...
Х а р и т о н о в (задумчиво). Так... Мм... Это он сам сказал?
П а в е л. Она вот...
Х а р и т о н о в (присматриваясь к Девице). Она? А отчего это не спят все?
П а в е л. Яков спит.
Х а р и т о н о в. Где?
П а в е л. У меня.
Х а р и т о н о в (помолчав). Квасу бы выпить или чаю...
П а в е л. В столовой самовар кипит.
Х а р и т о н о в. В полночь-то? Гм...
(Встал, идёт в кухню, манит Павла за собою, Павел неохотно следует за ним. Девица стоит у крыльца, мечтательно улыбаясь. Из кухни выглянула Захаровна.)
Д е в и ц а. Поди-ка сюда!
З а х а р о в н а. Что?
Д е в и ц а. Посиди со мной...
З а х а р о в н а. Спать пора.
Д е в и ц а. Ничего, посиди! (Помолчав.) Паренёк-то этот...
З а х а р о в н а (тревожно). А что?
Д е в и ц а. Хорош. Ласковый.
З а х а р о в н а. Он что тебе говорил?
Д е в и ц а. Так, разное...
З а х а р о в н а. А всё-таки?
Д е в и ц а. Ну, сама знаешь, что девицам говорят.
З а х а р о в н а. О, господи Исусе... Да ты... (Сдержалась.) Ты с ним много не болтай про вотчима-то...
Д е в и ц а. Больно мне нужно.
З а х а р о в н а. То-то!.. Он ещё глуп...
Д е в и ц а (вздохнув). Молоденький...
П а в е л (кричит из дома). Захаровна!
З а х а р о в н а. Иду... Эх, досадушка моя...
С т а р и к (из окна). Марина!
Д е в и ц а. Чего?
С т а р и к. Ты тут?
Д е в и ц а. Ну да.
С т а р и к (вышел на крыльцо, оглядывается). О чём с парнем говорила?
Д е в и ц а. Имя спрашивал, сколько лет мне, откуда я... Слушай-ко...
С т а р и к. Ну, что?
Д е в и ц а. Брось-ка всё это...
С т а р и к (настораживаясь). Бросить? Зачем?
Д е в и ц а. Возьми с них денег побольше да и ладно! А то запутают они нас.
С т а р и к (помолчав). Тебе жалко их, что ли?
Д е в и ц а. И жалко. Они – смирные. Живут – хорошо, всё есть... Три коровы, лошади, до полуста кур, гуси... Свиньи тоже...
С т а р и к (спокойно). Дура!
Д е в и ц а (помолчав). Слушай-ко...
С т а р и к. Ещё что?
Д е в и ц а. У тебя сила на них, вот ты бы велел хозяйскому-то сыну замуж меня взять... Я бы с ним жила, а ты – при нас. Я тебя не обижу...
С т а р и к. И опять дура!
Д е в и ц а. Что ты заладил – дура да дура? Гляди – сам не дурак ли. Вот они дадут тебе порошок выпить, ты и кончишься.
С т а р и к (оживлённо). А хотят дать?
Д е в и ц а. Это я к примеру сказала. Я не знаю, кто чего хочет. А извести человека – трудно ли?
С т а р и к (ухмыляясь). Больше ничего нет у них против меня. Нечем отбиться им, нечем! Тут – цепь, на цепи они! Звено за звеном! Грех плодовит... Ага-а?
Д е в и ц а. Бросить бы всё, да взять с них рублей тыщу... А то десять тысяч, а? Слушай-ко...
С т а р и к (весело). Значит – извести меня хотят они? Решили?
Д е в и ц а. Разве я это говорю? Я этого не сказала.
С т а р и к. И не говори, не надо! Это – барынькина затея! Ишь ты, змея! Ох, вредная она... (Строго.) Ты у меня – гляди! Слова ихнего не забывай! Перемигнутся – и то запомни!
Д е в и ц а. Запутают они... Их – много. Старушка тут... старушка тоже догадливая... Она – умная...
С т а р и к. Молчи, идут! Подь-ка сюда...
(Уводит её за угол дома. На крыльцо выходят озабоченный Харитонов и Захаровна, растерянная.)
Х а р и т о н о в. И здесь нет его... Куда ж это он скрылся, жулябия, а?
З а х а р о в н а. Не надо эдак... Бог даст, обойдётся...
Х а р и т о н о в. Что – обойдётся?
З а х а р о в н а. А старичок этот...
Х а р и т о н о в. Старичок? А – кому надо, чтоб он обошёлся?
З а х а р о в н а. Всем надо, Яким Лукич.
Х а р и т о н о в. Постой, постой! Мне, например, не надо, мне – чорт его дери!..
З а х а р о в н а. Ну, как же не надо? Ходит злой человек...
Х а р и т о н о в. Злой? Слушай, старуха, что такое, происходит у вас, а?
З а х а р о в н а. Не знаю я...
Х а р и т о н о в. Врёшь!
З а х а р о в н а. Не обижай меня, Яким Лукич, я – старая, глупая...
Х а р и т о н о в. В старости и врут больше всего.
З а х а р о в н а. Поговорил бы ты с Иваном-то Васильичем по душам. Ты – мужчина...
Х а р и т о н о в. Нет, ты мне скажи...
(Из-за угла идут Мастаков и Софья Марковна, одетая в дорогу.)
Х а р и т о н о в. Это вы куда собрались, на ночь глядя?
С о ф ь я М а р к о в н а. Я еду домой, а Иван Васильевич провожает меня.
М а с т а к о в. До экипажа только. Не убегу.
Х а р и т о н о в (негромко). Кум...
М а с т а к о в. Что?
С о ф ь я М а р к о в н а. Идёмте. До свиданья, Аким Лукич.
Х а р и т о н о в (загораживая ей дорогу). Погодите, полковница! Вам известно, что я Ивану многим обязан и вообще – благодарен... Что случилось, а? Ведь я вижу...
М а с т а к о в (глухо, с усмешкой). А случилось, Яким...
С о ф ь я М а р к о в н а (с досадой). Ах, боже мой! После скажете...
М а с т а к о в. После чего? Был у меня в молодости...
С о ф ь я М а р к о в н а. Несчастный случай...
М а с т а к о в. Был я в молодости осуждён и сослан... на поселение, а оттуда – бежал...
Х а р и т о н о в (изумлён). Ты? Шутишь! Шутит он?
М а с т а к о в. Настоящая фамилия моя Гусев, а зовут меня – Митрий...
Х а р и т о н о в. Да не может быть!.. Ну, брат, это... уж я не знаю что...
М а с т а к о в. Старик этот знал меня в то время...
Х а р и т о н о в. Вот оно что! Ч-чорт! Что же... Много просит старик, а?
М а с т а к о в. Ничего не просит. Донести он хочет на меня.
Х а р и т о н о в. Донести? Ого...
С о ф ь я М а р к о в н а. Аким Лукич, я убедительно прошу вас молчать об этом...
Х а р и т о н о в (подавлен). Господи – я же не дурак...
С о ф ь я М а р к о в н а. Ведь вы не захотите поссориться со мной да?
Х а р и т о н о в. Эх, полковница...
С о ф ь я М а р к о в н а (значительно). Итак – вы молчите? А я завтра же начну хлопотать по этому делу...
М а с т а к о в. О чём тут хлопотать?
Х а р и т о н о в. Н-ну, история...
М а с т а к о в. Скажи, Яким, – можно меня простить?
Х а р и т о н о в. Да ведь я... что же я...
М а с т а к о в. Веришь ты в невиновность мою?
Х а р и т о н о в. Если бы я решал... Простить... я же ничего не знаю, не понимаю! И, главное, не я тут решаю, а множество людей! Газеты, знаешь... Ежели одному простить – все взвоют: а мы? Вот в чём дело!
С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, довольно, Аким Лукич. (Мастакову.) Идёмте!
М а с т а к о в. Сейчас...
Х а р и т о н о в. Вы не сердитесь, полковница. Разве я что-нибудь разрешаю? Я просто хочу сообразить. Все заорут: и нас простите... Тогда такая юрунда начнётся... Вы меня в город не возьмёте?
М а с т а к о в. Ты хотел остаться ночевать?
Х а р и т о н о в. Могу и ночевать... что же? Где это Яков?.. Яша!
(Поспешно идёт в кухню.)
С о ф ь я М а р к о в н а. Зачем вы сказали ему, зачем? Ведь я убеждала вас!
М а с т а к о в. Хочу в мыслях моих утвердиться. Вот – видели? Кум, приятель, а – как испугался, а? Да ещё я ему про каторгу не сказал...
С о ф ь я М а р к о в н а. Пустой человек. Если он... он не может сделать ничего дурного вам!
М а с т а к о в. Потому, что у вас его векселя? Захочет – сделает. Бывший друг – злейший враг.
С о ф ь я М а р к о в н а. Ну, довольно! Завтра утром вы приедете в город, завтра же сделаем заявление прокурору...
М а с т а к о в. Что мне прокурор? Мне – перед вами стыдно.
С о ф ь я М а р к о в н а. Оставьте это! Вы должны помнить, что я люблю вас, люблю и буду защищать...
(Мастаков молча целует руки ей.)
С о ф ь я М а р к о в н а. У меня есть связи, есть деньги, и главное с вами моё сердце. Я не отдам вас этому старику на истязание. Он считает себя мстителем, он – страдал! Ненавижу страдание. В нём нет правды, нет! Дорогой мой, – больше спокойствия, и верьте в меня. Не отдам вас... Вы слышите?
М а с т а к о в. Вышло так, что я обманывал вас, самого близкого человека...
С о ф ь я М а р к о в н а (сердито). Довольно же! Надо больше верить в людей...
М а с т а к о в. Я знаю их лучше вас.
С о ф ь я М а р к о в н а. Они добрее, чем вы думаете...
М а с т а к о в. Все меряют жизнь своим горем, все к чужому глухи. Все живут обидами, и каждый ищет – кому отомстить за обиду свою... Нет, я пропал! Я спокойно говорю – я пропал!
С о ф ь я М а р к о в н а. Дайте руку... На счастье! Милый, мы победим...
М а с т а к о в. Софья Марковна – поцелуйте меня, Христа ради!
С о ф ь я М а р к о в н а. Что за глупости? При чём тут – Христа ради?
М а с т а к о в. Господи... как бы любил я вас... Как бы жили мы...
(Обнялись крепко. Из кухонной двери на них смотрят Харитонов и Яков, очень испуганный.)
С о ф ь я М а р к о в н а. Ну – я еду! Держите себя в руках, милый! Завтра – увидимся. Помните о Захаровне, не спускайте глаз с неё понимаете? Это – удивительный человек... Ну, проводите меня до лошадей. Милый мой – я понимаю, как вам трудно, но – надо уметь защищаться. Помните: вас ждёт счастье. Я это знаю, это в моих руках, клянусь вам! Ведь вы любите меня, да? Да?
М а с т а к о в. Сердце вы моё милое...
С о ф ь я М а р к о в н а. Старик – замучен, он больной, болен от злобы, неизлечимо болен. Он может только страдать, он ни на что не способен, кроме этого; страдание для него профессия, мастерство. О, таких людей много! Они любят страдание, потому что оно даёт им право мстить, право портить людям жизнь. Нет людей самолюбивых более, чем несчастные...
М а с т а к о в. Так ли? Не знаю. Вот я – несчастен. А разве я люблю себя? Не умею. Нет, бросьте всё это, не говорите. Прощайте! Какой радостью были вы для меня!
С о ф ь я М а р к о в н а. Была? Почему же была? Разве вы...
(Уходят. Харитонов с Яковом тихо спускаются с крыльца.)
Я к о в. Значит – теперь Павел хозяин?
Х а р и т о н о в. Иди, ищи лошадь! Надо скорей уехать...
Я к о в. А может, с Павлом я скорей сойдусь насчёт Татьяны...
Х а р и т о н о в (задумчиво). Н-нда?.. Попробуй! Теперь, по случаю срама, приданого можно взять гораздо больше – понял? Нет – каков случай? Ф-фу! И вдруг меня коснется что-нибудь, а? Ну, чего торчишь? Иди, ищи лошадь...
(Ходит по двору, закуривает, что-то говорит про себя. В окне кухни – Павел, осматривает двор.)
П а в е л. Яким Лукич...
Х а р и т о н о в (негромко). Ну, что?
П а в е л. Странника нет на дворе?
Х а р и т о н о в. Нет.
П а в е л. И здесь нет. Куда же он пропал?
Х а р и т о н о в. Черти утащили. Подь-ка сюда...
П а в е л (выходя на крыльцо). А полковница уехала?
Х а р и т о н о в. Слушай, Пашук... Гмм... Конечно, пасынок вотчиму, как и сын отцу, – не воевода... но однако, ежели дело касается економического вопроса, тут – уж ни родства, ни дружбы не соблюдается. Это вроде игры в стуколку... Гмм... да, так вот – ты понимаешь, что в доме у вас неблагополучно?..
П а в е л (насторожился). А что?
Х а р и т о н о в. Вообще – чувствуешь?
П а в е л (подозрительно). Вы о чём?
Х а р и т о н о в. Например – о старике этом, о страннике...
П а в е л. Ну, так что?
Х а р и т о н о в. А вот что: ты на моих глазах рос... и такое прочее... Значит – я имею к тебе чувства... заботит меня твоя судьба...
П а в е л (усмехаясь). Первый раз слышу.
Х а р и т о н о в. Первый? Н-да... Ну, когда-нибудь надо же начало положить!.. Я старше тебя, лет эдак на двадцать пять... я могу тебя поучить...
П а в е л. Поучите... что же...
Х а р и т о н о в. Ты не усмехайся... погоди! Я, может, такое скажу тебе, что у тебя ноги подогнутся...
П а в е л. Про вотчима?
Х а р и т о н о в. Видишь ли – все мы одного плетня колья... и, значит, должны друг друга поддерживать – так?
П а в е л. Ну, так!
Х а р и т о н о в (прислушиваясь). Стой... Татьяна идёт... Ей эти дела не надо знать! Пойдём-ка в сад, поговорим.
(Из кухни идут Таня и Захаровна. Харитонов оглядывается на них.)
Х а р и т о н о в. Запоздал я, заспался, а у меня завтра в городе рано утром дела...
(Ушёл.)
З а х а р о в н а. Ну, куда ты? Спать пора!
Т а н я. Никто не спит – видишь? Нянька, скажи мне – что такое делается у нас?
З а х а р о в н а. Ничего не делается,
Т а н я. Неправда!
З а х а р о в н а. Ночь светлая, вот и не спит никто.
Т а н я. Неправда!
З а х а р о в н а. Как это – неправда? Сама видишь – никто не спит, и ты не спишь...
Т а н я. Ты думаешь – ты хитрая?
(Выстрел за садом.)
Т а н я. Ой, что это? Ты слышишь!.. Вот – я чувствовала...
З а х а р о в н а (с досадой). Да что ты чувствовала? Степаныч воров пугает, а ты...
Т а н я. Воров? А чему Павел радуется? Это нехорошо, если Павел весёлый, – уж я знаю!
(Из-за угла дома поспешно идёт Старик.)
С т а р и к. Кто это стреляет?
З а х а р о в н а. Сторож.
С т а р и к. Стрелять – нельзя!
З а х а р о в н а. У нас – можно, мы за городом живём...
Т а н я (строго, но всё-таки тревожно) И – это не твоё дело, кто стреляет!
С т а р и к. Ты, девушка, моих дел не знаешь. А узнаешь восплачешь...
З а х а р о в н а (торопливо, примирительно). В постройке ночуют босяки, жулики разные – вот он и стреляет, чтоб они знали...
Т а н я. Ты как смеешь, старичишко...
С т е п а н ы ч (бежит, задыхаясь). Эй, идите... Захаровна – скорее... Иван Васильич убился!
Т а н я (кричит). Вот! Вот – видишь?..
(Бежит в дом.)
З а х а р о в н а (за ней). Стой!.. Господи...
С т е п а н ы ч. Захаровна – воды надо, полотенцев...
С т а р и к (бегая по двору). Марина – где ты?.. Ма-рина-а!
П а в е л (бежит из сада). Нянька, скорее! Степаныч, в город, за доктором...
С т а р и к (убежал в кухню). Марина...
Х а р и т о н о в (из сада). Как это он?
С т е п а н ы ч. Нечаянно. Взял у меня ружьё – что ты, говорит, не почистишь его, ржавое всё? Отошёл несколько, а оно и выстрелило, да прямо в рот ему...
Х а р и т о н о в. В рот? Ох...
С т е п а н ы ч. Так всю голову и снесло, одна шея осталась, ей-богу...
П а в е л. Запрягай...
С т е п а н ы ч (бессильно опускаясь на крыльцо). Да чего же тут какой тут доктор!
Х а р и т о н о в. Павел – идём! Где Яков?
П а в е л. Я боюсь... Идём, Степаныч...
С т е п а н ы ч. Да чего же... куда же уж... Вот те и хозяин! А какой ведь был человек...
П а в е л. Попадёт тебе за ружьё...
С т е п а н ы ч. Ну... чего уж... пускай!
(Ушли. Из кухни выбегает Старик с палкой и котомкой в руках, за ним Девица, тоже с котомкой.)
С т а р и к (бормочет). Ах ты, глупый, ах, хитрый...
Д е в и ц а. Я тебе говорила...
С т а р и к (трясётся). Надень котомку мне... Ах, еретик!
Д е в и ц а. Что теперь будет с нами?
С т а р и к. Уходить надо, изобьют! В город надо. Там – не найдут. Живее, ты! Всё ли взяла?
Д е в и ц а. Чего брать-то? Говорила я – запутают они!
С т а р и к. Молчи! Струсил... испугался он...
Д е в и ц а. Не так надо было...
С т а р и к. Молчи, говорю...
(Захаровна и Таня с полотенцами и ведром воды.)
З а х а р о в н а (кричит). Ну, что, старый пёс, казнил человека?
Т а н я. Его задержать надо!
З а х а р о в н а. На что? Полно-ка!
(Убежали.)
Д е в и ц а (со слезами). Да возись ты скорее! Какая выгода нам? А взять бы с них...
С т а р и к. Идём, Маринушка, идём!
Д е в и ц а. Зря вышло... Перемучил ты его, перемучил, вот...
С т а р и к. Господь лучше нас знает, что вышло! (Крестясь, идёт в сад.) Там дыра есть в заборе, мы с тобой в дыру...
Д е в и ц а. Догонят они нас...
С т а р и к. Не до того им! Ну, идём с богом, скоренько... Ах, еретик, а? Покарал господь, ага! (Грозит палкой дому.) Насорил вас господь на земле, окаянных, насорил червей... Сметёт он вас в геенну рукою моею, сорьё... хлам червивый!
Д е в и ц а (толкая его). Иди-и уж! Тоже – праведник! Обманул меня...
С т а р и к. Ты – погоди!.. Ты....
Д е в и ц а. Прежде чем божьи-то дела устраивать, свои бы устроил, старый пёс...
С т а р и к. Маринушка...
Д е в и ц а. Обманул ты меня... "Большими кораблями поплывём отсюда"... Вот – поплыли! Эх, ты-и...
С т а р и к (бешено). Молчи, девка!
Д е в и ц а. Чего орёшь? Не боюсь я тебя!
С т а р и к. Гляди!
Д е в и ц а. Чем ты меня удержишь теперь? Иди уж, пёс! Дура я... послушать бы мне добрых людей... Эх, дура!
С т а р и к (бормочет). Господи! Господи!
Занавес 1915 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания; повидимому, не позднее 1921 года).
Пьеса "Старик", как указывал М.Горький, написана в 1915 году. Впервые поставлена 1 января 1919 года на сцене Государственного Академического Малого театра.
Как показывают машинописные копии с авторской правкой (Архив А.М.Горького) и режиссёрский экземпляр пьесы, хранящийся в музее Малого театра и датированный 23 октября 1918 года, первопечатный текст "Старика" в издании И.П.Ладыжникова воспроизводил первоначальную редакцию пьесы. По этому тексту пьеса печаталась позднее в собраниях сочинений М.Горького. Однако этот текст не является последним авторизованным текстом пьесы "Старик". В 1922 году "Старик" был опубликован в новой редакции в "Петербургском альманахе", Петербург – Берлин, 1922, книга первая. Но и эта редакция не была последней. В Архиве А.М.Горького хранится экземпляр отдельного издания пьесы в издании И.П.Ладыжникова, содержащий очень существенную авторскую правку и три авторских рукописных дополнения (одно к третьему и два – к четвёртому действиям). В этой последней редакции пьеса была напечатана одним из нью-йоркских издательств на английском языке в 1924 году под названием "Судья".
Пьеса "Старик" тесно связана с опубликованными в 1913 году публицистическими статьями М.Горького "О карамазовщине" и "Еще о "карамазовщине". В предисловии к указанному американскому изданию пьесы М.Горький писал: "В пьесе "Старик" я старался указать, как отвратителен человек, влюблённый в своё страдание, считающий, что оно даёт ему право мести за всё то, что ему пришлось перенести. Но если человек убеждён в том, что страдание даёт ему право считать себя исключительной личностью и мстить другим за свои несчастья, – такой человек, по моему мнению, не принадлежит к людям, заслуживающим уважения других. Вам это будет понятно, если вы представите себе человека, поджигающего дома и города только по той причине, что ему холодно!" (Архив А.М.Горького.)
Сохранилась следующая авторская характеристика действующих лиц пьесы: "М а с т а к о в – лет 40-45; светловолосый, бородатый, типичное лицо хорошего русского мужика. Неспокойная совесть вызывает у него неуверенность речи, осторожность движений. Но когда возбуждается – в сцене со Стариком страшен. Однако – ненадолго. В общем – добрый, мягкий человек. П а в е л лет 20-22. Лицо туповатое. Самолюбив, зол, глуп. Двигается тяжело, неловко. Т а т ь я н а – 17-19 лет. Милое, наивное лицо, одета просто и красиво. Избалована, капризна. З а х а р о в а – лет 60. Бодрая старуха, к людям равнодушна, но любит дом, в котором живёт, хозяйство, этим и объясняется её забота о людях. С т е п а н ы ч – лет 50. Тупой, равнодушный человек. С о ф ь я – 30-35 лет. Энергична, насмешлива, самоуверенна. Красива. Любит покровительственно относиться ко всем, как старшая. Х а р и т о н о в – лет 45-50. Живой, подвижный человечек с острой бородкой, с наклонностью к юмору и клоунаде, эксцентричен, говорит бойко. В общем неудачник и жуликоват. Я к о в – лет 25. Слащаво красив, глуповат. Одет, как приказчик модного магазина, – щёголь дурного тона. К а м е н щ и к – старый человек, о чём-то задумавшийся, о важном, может быть – о цели жизни, о боге. Живёт, как во сне. С т а р и к – лет 60-65. Одет в полумонашеское платье, – и длинный подрясник. Лицо злое, взгляд исподлобья. Движения гибкие, змеиные. Притворяется сутулым, но вдруг – выпрямится и страшен в ненависти к людям. Считает себя пострадавшим невинно и любит заставить людей страдать, любит мучить их. В этом – всё наслаждение его жизни. Мастер, художник страдания. В минуты возбуждения отвратителен и страшен, как всякий садист. В конце пьесы его поражает неудача мести, он чувствует себя проигравшим последнюю игру и боится, как бы полиция не привлекла его к делу о самоубийстве. В сцене с Софьей он сначала испугался, но быстро понял, что Софья не страшна, ибо неспособна отнестись к нему, как к вредному насекомому, не сможет раздавить. Д е в и ц а – тупое, животное лицо с неподвижными глазами. Жадна, чувственна, глупа. Держится почти неподвижно и мёртвыми глазами щупает все вещи, всех людей." (Архив А.М.Горького).
