Текст книги "Егор Булычов и другие"

Автор книги: Максим Горький

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Б у л ы ч о в. Что?

П а в л и н. Зрелище человека ведомого...

Б у л ы ч о в. Ведомого! Ноги у человека отнимаются, вот его и ведут! Ведомого... Мокей – Яшутку освободили?

Б а ш к и н. Да. Всех арестантов освободили.

З в о н ц о в. Политических.

Б у л ы ч о в. Якову Лаптеву свобода, а царя – под арест! Вот как, отец Павлин! Что скажешь, а?

П а в л и н. Неискушён в делах этих... но – по малому разумению моему – сначала осведомился бы, что именно намерены говорить и делать эти лица...

Б у л ы ч о в. Царя выбирать. Без царя – перегрызётесь вы все...

П а в л и н. Воодушевлённое лицо у вас сегодня, очевидно преодолеваете недуг?

Б у л ы ч о в. Вот, вот... преодолеваю! Вы, супруги, и ты, Мокей, оставьте-ко нас, меня с Павлином. Ты, Шурёнок, не уходи.

(Башкин ушёл в прихожую. Звонцовы и Достигаевы – наверх. Минуты через две Варвара, сойдя до половины лестницы, слушает.)

Ш у р а. Ты – ляг.

Б у л ы ч о в. Не хочу. Ну что, отец Павлин, ты насчёт колокола – что ли?

П а в л и н. Нет, заглянул в надежде увидеть вас в лучшем положении, в чём и не ошибся. Но, конечно, памятуя щедрые и великодушные в прошлом деяния ваши, направленные к благолепию града сего и храма...

Б у л ы ч о в. Плохо ты молишься за меня, мне вот всё хуже. И неохота платить богу. За что платить-то? Плачено немало, а толку нет.

П а в л и н. Жертвы ваши...

Б у л ы ч о в. Постой! Есть вопрос: как богу не стыдно? За что смерть?

Ш у р а. Не говори о смерти, не надо!

Б у л ы ч о в. Ты – молчи! Ты – слушай. Это я – не о себе.

П а в л и н. Напрасно раздражаете себя такими мыслями. И что значит смерть, когда душа бессмертна?

Б у л ы ч о в. А зачем она втиснута в грязную-то, тесную плоть?

П а в л и н. Вопрос этот церковь считает не токмо праздным, но и...

(Варвара – на лестнице – смеётся, прижав платок ко рту.)

Б у л ы ч о в. Ты – не `икай! Говори прямо. Шура, – трубача помнишь, а?

П а в л и н. В присутствии Александры Егоровны...

Б у л ы ч о в. Это – брось! Ей – жить, ей – знать! Я вот жил-жил, да и спрашиваю: ты зачем живёшь?

П а в л и н. Служу во храме...

Б у л ы ч о в. Знаю я, знаю – служишь! А ведь придётся тебе умирать. Что это значит? Что значит – смерть нам, – Павлин?

П а в л и н. Вопрошаете... нелогично и бесплодно! И – простите! Но уже не о земном надо бы...

Ш у р а. Не смейте так говорить!

Б у л ы ч о в. Я – земной! Я – насквозь земной!

П а в л и н (встаёт). Земля есть прах...

Б у л ы ч о в. Прах? Так, вы, мма... Так вы это, что земля – прах, сами должны понять! Прах, а – ряса шёлковая на тебе. Прах, а – крест золочёный! Прах, а – жадничаете...

П а в л и н. Злое и пагубное творите в присутствии отроковицы...

Б у л ы ч о в. От рукавицы, от рукавицы...

(Варвара быстро ушла наверх.)

Б у л ы ч о в. Обучают вас, дураков, как собак на зайцев... Разбогатели от нищего Христа...

П а в л и н. Озлобляет вас болезнь, и, озлобляясь, рычите, подобно вепрю...

Б у л ы ч о в. Уходишь? Ага...

Ш у р а. Напрасно ты волнуешься, от этого хуже тебе. Какой ты... неугомонный...

Б у л ы ч о в. Ничего! Жалеть – нечего! Ух, не люблю этого попа! Ты гляди, слушай, я нарочно показываю...

Ш у р а. Я сама всё вижу... не маленькая, не дура!

(Звонцов на лестнице.)

Б у л ы ч о в. Они, после трубача, решили, что я с ума сошёл, а доктора говорят: врёте! Ты ведь докторам веришь, Шура? Докторам-то?

Ш у р а. Я тебе верю... тебе...

Б у л ы ч о в. Ну, то-то! Нет, у меня разум в порядке! Доктора знают. Действительно, я наткнулся на острое. Ну, ведь всякому... интересно; что значит – смерть? Или, например, жизнь? Понимаешь?

Ш у р а. Не верю я, что ты сильно болен. Тебе надо уехать из дома. Глафира верно говорит! Надо лечиться серьёзно. Ты – никого не слушаешь.

Б у л ы ч о в. Всех слушаю! Вот знахарку попробуем. Вдруг – поможет? Ей бы пора прийти. Грызёт меня боль... как тоска!

Ш у р а. Перестань, милый! Не надо, родной мой! Ты – ляг...

Б у л ы ч о в. Лежать – хуже. Лёг – значит – сдался. Это – как в кулачном бою. И – хочется мне говорить. Мне надо тебе рассказать. Понимаешь... какой случай... не на той улице я живу! В чужие люди попал, лет тридцать всё с чужими. Вот чего я тебе не хочу! Отец мой плоты гонял. А я вот... Этого я тебе не могу выразить.

Ш у р а. Ты говори тише, спокойнее... Говори, как, бывало, сказки мне рассказывал.

Б у л ы ч о в. Я тебе – не сказки, я тебе всегда правду говорил. Видишь ли... Попы, цари, губернаторы... на кой чёрт они мне надобны? В бога – я не верю. Где тут бог? Сама видишь... И людей хороших – нет. Хорошие редки, как... фальшивые деньги! Видишь, какие все? Вот они теперь запутались, завоевались... очумели! А – мне какое дело до них? Булычову-то Егору – зачем они? И тебе... ну, как тебе с ними жить?

Ш у р а. Ты не беспокойся обо мне...

К с е н и я (идёт). Александра, к тебе Тоня с братом пришла и этот...

Ш у р а. Подождут.

К с е н и я. А ты – иди-ко! Мне с отцом поговорить надо...

Б у л ы ч о в. А мне – надо?

Ш у р а. Вы – не очень много – говорите...

К с е н и я. Учи, учи меня! Егор Васильевич – Зобунова пришла...

Б у л ы ч о в. Шурок, ты потом веди их сюда, молодёжь-то... Ну, давай Зобунову!

К с е н и я. Сейчас. Я хочу сказать, что Лександра подружилась с прощелыгой этим, с двоюродным братом Андрея. Сам понимаешь: это ей не пара. Одного нищего приютили мы, так он – вон как командует.

Б у л ы ч о в. Ты, Аксинья, совсем... как дурной сон, – право!

К с е н и я. Бог с тобой, обижай! Ты бы запретил ей амурничать с Тятиным-то.

Б у л ы ч о в. А ещё что?

К с е н и я. Мелания у нас...

Б у л ы ч о в. Зачем?

К с е н и я. Несчастие с ней. Солдаты беглые напали на обитель, корову зарезали, два топора украли, заступ, связку верёвок, вон что делается! А Донат, лесник наш, нехороших людей привечает, живут они в бараке, на лесорубке...

Б у л ы ч о в. Заметно, что ежели какой человек приятен мне, так он уж никому не приятен.

К с е н и я. Ты бы помирился с ней...

Б у л ы ч о в. С Маланьей? Зачем?

К с е н и я. Да – как же? Здоровье твоё...

Б у л ы ч о в. Ладно. Давай... помирюсь! Я ей скажу: "И остави нам долги наша".

К с е н и я. Ты – поласковее. (Ушла.)

Б у л ы ч о в (бормочет). "И остави нам долги..." "Яко же и мы оставляем..." Кругом враньё... Ох, черти...

В а р в а р а. Папаша! Я слышала, как мать говорила о Степане Тятине...

Б у л ы ч о в. Да... Ты – всё слышишь, всё знаешь...

В а р в а р а. Тятин – скромный человек, он не потребует большого приданого за Александрой и очень хорошая пара для неё.

Б у л ы ч о в. Заботливая ты...

В а р в а р а. Я присмотрелась к нему...

Б у л ы ч о в. О ком ты заботишься? Эх вы... черти домашние!

(Идут Мелания, Ксения, в дверях остановилась служка Таисья.)

Б у л ы ч о в. Ну что, Малаша? Помиримся, что ли?

М е л а н и я. То-то. Воин! Обижаешь всех... ни за что ни про что...

Б у л ы ч о в. "И остави нам долги наша" – Малаша!

М е л а н и я. Не о долгах речь. Не озоруй! Вон какие дела-то начались. Царя, помазанника божия, свергли с престола. Ведь это – что значит? Обрушил господь на люди своя тьму смятения, обезумели все, сами у себя под ногами яму роют. Чернь бунтуется. Копосовские бабы в лицо мне кричали, мы, дескать, народ! Наши мужья, солдаты – народ! Каково? Подумай, когда это солдаты за народ считались?

К с е н и я. Это вот всё Яков Лаптев доказывает...

М е л а н и я. Губернатора власти лишили, а на место его нотариус Осмоловский посажен...

Б у л ы ч о в. Тоже толстый.

М е л а н и я. Вчера владыко Никандр говорил: "Живём накануне происшествий сокрушительных; разве, говорит, штатская власть возможна? От времён библейских народами управляла рука, вооружённая мечом и крестом..."

В а р в а р а. В библейские времена кресту не поклонялись...

М е л а н и я. А ты помолчи, умница... евангелие-то в одном переплёте с библией. А крест есть – меч! Туда же! Владыко-то лучше тебя знает, когда чему поклонялись. Вы, честолюбцы, радуетесь падению престола. Не обернулась бы радость в горькие вам слёзы. Егорушко, мне с тобой надо бы глаз на глаз поговорить...

Б у л ы ч о в. Эдак – опять поругаемся мы с тобой? Однако – можно и поговорить, ну – после! Сейчас лекариха придёт. Выздороветь хочется мне, Малаша!

М е л а н и я. Зобунова – лекариха знаменитая. Докторам – далеко до неё! А потом ты бы с блаженным Прокопием поговорил...

Б у л ы ч о в. Это – которого мальчишки Пропотеем зовут? Жулик он, говорят?

М е л а н и я. Ну, что ты, что ты! Как это можно! Ты прими-ко его...

Б у л ы ч о в. Можно и Пропотея. Мне сегодня что-то лучше... Только вот ноги... Веселее будто. Всё что-то смешно... смешным кажется! Зови знахарку, Аксинья.

(Ксения ушла.)

М е л а н и я. Эх, Егорий... много ещё в тебе... осталось!

Б у л ы ч о в. Вот то-то и есть, что много...

К с е н и я [входя]. Она говорит, чтобы все ушли...

М е л а н и я. Ну, надо уйти...

(Все ушли. Булычов, усмехаясь, гладит бок, грудь. Входит Зобунова. Незаметно, однако так, чтобы было замечено, она, кривя рот, дует в правую сторону от себя, правая рука прижата к сердцу, а ладонью левой, как рыбьим плавником, отмахивается. Остановилась, провела правой рукой по лицу.)

Б у л ы ч о в. Это ты – чертям молишься?

З о б у н о в а (певуче). Ой вы, злые недуги, телесные печали! Отвяжитесь, откачнитесь, от раба божия удалитесь! В сей день, в сей час, отгоняю вас по всю жизнь крепким моим словом во веки веков! Здравствуйте, благомилостивый человек, по имени Егорий!..

Б у л ы ч о в. Здравствуй, тётка! Это ты чертей отгоняла?

З о б у н о в а. Что ты, роженый, разве с ними можно дело иметь?

Б у л ы ч о в. Надо, так можно! Богу – попы молятся, а ты – не поп, ты должна – чертям.

З о б у н о в а. Ну, что это какие страхи ты говоришь! Про меня только глупые рассказывают, будто я с нечистой силой знаюсь.

Б у л ы ч о в. Ну, тогда у тебя, тётка, толка не будет! Попы богу за меня молились, бог – отказался, не помогает мне!

З о б у н о в а. Это ты шутишь, дорогой человек, это ты потому, что не веришь мне.

Б у л ы ч о в. Я бы поверил, если бы ты от чертей пришла. Ты ведь, конечно, знаешь, слышала; я распутный, с людьми – жестокий, до денег жадный...

З о б у н о в а. Слыхала, да не верю, что ты пожалеешь дать мне добрую денежку.

Б у л ы ч о в. Я, тётка, великий грешник, и богу дела нет до меня. Отрёкся бог от Егора Булычова. Так что, если ты с чертями не знакома, иди, выкидыши девкам делать! Это – твоё ремесло, так?

З о б у н о в а. Ой, верная слава про тебя, что ты – напористый, озорной человек!

Б у л ы ч о в. Ну? Чего соврать хочешь? Валяй!

З о б у н о в а. Врать не обучена. Ты скажи-ко мне: что у тебя болит, как болит, где?

Б у л ы ч о в. Живот. Сильно болит. Вот здесь.

З о б у н о в а. Видишь ли... только ты не говори никому, ни-ни!

Б у л ы ч о в. Не скажу. Не бойся.

З о б у н о в а. Есть недуги – жёлтые и есть – чёрные. Жёлтый недуг его и доктор может вылечить, а – чёрный – ни поп, ни монах не замолят! Чёрный – это уже от нечистой силы, и против него – одно средство...

Б у л ы ч о в. Сразу: пан или пропал? Так?

З о б у н о в а. Средство это – дорогое!

Б у л ы ч о в. Конечно! Понимаю.

З о б у н о в а. Тут действительно с нечистой силой надобно дело иметь.

Б у л ы ч о в. С самим сатаной?

З о б у н о в а. Ну, не прямо с ним, а всё-таки...

Б у л ы ч о в. Можешь?

З о б у н о в а. Только ты – никому ни словечка...

Б у л ы ч о в. Иди к чертям, тётка!

З о б у н о в а. Погоди-ко...

Б у л ы ч о в. Иди прочь, а то ушибу...

З о б у н о в а. Ты послушай-ко...

Г л а ф и р а (из прихожей). Тебе сказано – уходи!

З о б у н о в а. Что это вы какие...

Б у л ы ч о в. Гони её, гони!

Г л а ф и р а. Туда же, ведьмой притворяешься!

З о б у н о в а. Ты сама – ведьма! Ишь рожа-то... Эх вы... Ни сна вам, ни покоя!

(Ушли.)

Б у л ы ч о в (оглядывается, вздыхает). Ф-фу...

(Входят Мелания, Ксения.)

М е л а н и я. Не понравилась Зобунова, не угодила?

(Булычов молчит, глядя на неё.)

К с е н и я. Она – тоже нравная. Захвалена, зазналась.

Б у л ы ч о в. Малаша, – как думаешь: у бога живот болит?

М е л а н и я. А ты – не дури...

Б у л ы ч о в. У Христа, наверное, болел. Христос рыбой питался...

М е л а н и я. Перестань, Егор. Что ты меня дразнишь?

Г л а ф и р а. Она денег просит за беспокойство.

Б у л ы ч о в. Дай, Аксинья! Ты, Малаша, извини, я – устал, пойду к себе. С дураками – хуже всего устаёшь. Ну-ко, Глаха, помоги...

(Глафира уводит его. Возвратилась Ксения, вопросительно смотрит на сестру.)

М е л а н и я. Притворяется он сумасшедшим. Притворяется...

К с е н и я. Ой ли? Где уж ему...

М е л а н и я. Это – ничего! Пусть играет. Это против него же обернётся, если духовное-то завещание судом оспаривать надо будет. Таисья будет свидетельницей, Зобунова, отец Павлин, трубач этот, да мало ли? Докажем, что завещатель не в своём уме был...

К с е н и я. Ох, уж не знаю, как тут быть...

М е л а н и я. Вот я тебя и учу! Эх ты... Выскочила замуж! Я тебе говорила – выходи за Башкина.

К с е н и я. Ну... Когда это было! А он-то какой был орёл... Ты сама завидовала.

М е л а н и я. Я? Ты что? Очумела?

К с е н и я. Ну, что уж вспоминать...

М е л а н и я. Господи, помилуй! Завидовала! Я?

К с е н и я. Как – Прокофья-то? Может – не надо?

М е л а н и я. Почему это – не надо? Призвали, уговорились и – вдруг не надо! Ты – не мешай мне! Иди приготовь его да приведи. Таисья!

(Таисья выходит из прихожей.)

М е л а н и я. Ну, что?

Т а и с ь я. Ничего не узнала я.

(Ксения ушла.)

М е л а н и я. Почему?

Т а и с ь я. Не говорит она ничего.

М е л а н и я. Как это – не говорит? Ты должна была выспросить.

Т а и с ь я. Выспрашивала я, а она – фыркает, будто – кошка. Ругает всех.

М е л а н и я. Как ругает?

Т а и с ь я. Жуликами.

М е л а н и я. За что же она?

Т а и с ь я. С ума, говорит, хотите свести человека...

М е л а н и я. Это она тебе сказала?

Т а и с ь я. Нет, Пропотею, блаженному.

М е л а н и я. А он – что?

Т а и с ь я. Он всё прибаутки говорит...

М е л а н и я. Прибаутки?.. Ах ты... лапоть! Он – блаженный, прорицает, дура! Сядь в прихожей, не уходи никуда... В кухне был ещё кто-нибудь?

Т а и с ь я. Мокей...

М е л а н и я. Ну, ступай. (Подходит к дверям комнаты Булычова, стучит.) Егорий, блаженный пришёл.

(Идёт, сопровождаемый Ксенией и Башкиным, Пропотей, в лаптях, в длинной, до щиколоток, холщовой рубахе, со множеством медных крестов и образков на груди. Страховиден: густые, встрёпанные волосы, длинная, узкая, редкая борода, движения резки и судорожны.)

П р о п о т е й. Ух, накурено! Душа задыхается...

К с е н и я. Тут, батюшка, никто не курит.

(Пропотей гудит, подражая зимнему ветру.)

М е л а н и я. Ты – погоди, дай выйти...

Б у л ы ч о в (его ведёт под руку Глафира). Ишь ты, какой... явился!

П р о п о т е й. Не бойся. Не страшись. (Гудит.) Всё тлён, всё пройдёт! Жил Гриша, лез выше, стукнулся в потолок, – чёрт его и уволок.

Б у л ы ч о в. Это – про Распутина, что ли?

П р о п о т е й. Вот – низвергнут царь, и погибает царство, иде же царствует грех, смерть и смрад! Гудит метелица, гудит распутица. (Гудит. Указывая посохом на Глафиру.) Дьявол во образе женском рядом с тобой отгони.

Б у л ы ч о в. Я те отгоню! Болтай, да знай меру. Маланья, это ты, что ли, обучила его?

М е л а н и я. Что выдумываешь? Разве безумного можно научить?

Б у л ы ч о в. Похоже, что можно...

(С лестницы бежит Шура, за нею Антонина, Тятин. Постепенно сверху спускаются Звонцовы, Достигаевы. Пропотей молча чертит палкой в воздухе и на полу. Стоит задумчиво, опустив голову.)

Ш у р а (подбегая к отцу). Это что ещё? Что за представление?

М е л а н и я. А ты – молчи!

П р о п о т е й (как бы с трудом). Не спит еретик, а часики – тик да тик!.. Кабы – бог... да – кабы мог... да я – не плох, да, да! А – чья беда? Играй, сатана, тебе – воля дана! Стукнула полночь... спел петух ку-ка-ре-ку... тут – конец еретику...

Б у л ы ч о в. Складно тебя научили...

М е л а н и я. Не мешай, Егор, не мешай!..

П р о п о т е й. Что делать будем?.. Что скажем людям?

А н т о н и н а (с сожалением). Он – не страшный... Нет!

П р о п о т е й. Убили гниду – поют панихиду. А может, плясать надо? Ну-ко, спляшем и нашим и вашим! (Притоптывает, напевая, сначала – негромко, затем всё более сильно, и – пляшет.) Астарот, Сабатан, Аскафат, Идумей, Неумней. Не умей, карра тили – бом, бом, бейся в стену лбом, лбом! Эх, юхала, юхала, ты чего нанюхала? Дыб-дыб, дым, дым! Сатана играет им! Згин-гин-гин, он на свете один, его ведьма Закатама в свои ляжки закатала! От греха, от блуда не денешься никуда! Вот он, Егорий, родился на горе...

Ш у р а (кричит). Прогоните его!

Б у л ы ч о в. Вы что... чёрт вас... испугать меня хотите?

З в о н ц о в. Надо прекратить это безобразие...

(Глафира подбегает к Пропотею, он, не переставая кружиться, замахнулся на неё палкой.)

П р о п о т е й. Их, эх, ох, ах! ух-чух, злой дух...

(Тятин вырвал палку из руки Пропотея.)

М е л а н и я. Да ты – что? Да ты – кто?

Ш у р а. Отец, прогони всех... Что ты молчишь?

Б у л ы ч о в (машет руками). Погоди... погоди...

(Пропотей сел на пол, гудит, взвизгивает.)

М е л а н и я. Его – нельзя трогать! Он – в наитии... в восторге!

Д о с т и г а е в. За такие восторги, мать Меланья, по шее бьют.

З в о н ц о в. Вставай и уходи... живо!

П р о п о т е й. А – куда? (Гудит.)

(Ксения плачет.)

Е л и з а в е т а. Как это он ловко... в два голоса!

Б у л ы ч о в. Идите... прочь, все! Нагляделись...

Ш у р а (топая на блаженного). Уходи, урод! Стёпа – выгоните его!

Т я т и н (берёт Пропотея за шиворот). Идём, святой... вставай!

Т а и с ь я. Он сегодня не больно страшно... он гораздо страшнее умеет это делать. Кабы ему вина дали...

М е л а н и я. Ты – что болтаешь? (Бьёт её по щеке.)

З в о н ц о в. Как вам не стыдно?

М е л а н и я. Кого? Тебя стыдно?

В а р в а р а. Успокойся, тётя...

К с е н и я. Господи... Ну, что же это?

(Шура и Глафира укладывают Булычова на диван, Достигаев внимательно рассматривает его. Звонцовы уводят Ксению с Меланией.)

Д о с т и г а е в (жене). Едем домой, Лиза, домой! Булычов – нехорош! Весьма... И демонстрация идёт... Надобно примкнуть.

Е л и з а в е т а. Как это он гудел, а? Ничего подобного не воображала...

Б у л ы ч о в (Шуре). Всё это – игуменья придумала...

Ш у р а. Тебе нехорошо?

Б у л ы ч о в. Она... Вроде панихиды... по живому...

Ш у р а. Скажи – нехорошо тебе? Послать за доктором?

Б у л ы ч о в. Не надо. А насчёт царства паяц этот от себя махнул... Кабы – бог да кабы мог, – слышала? Не может!

Ш у р а. Всё это надобно забыть...

Б у л ы ч о в. Забудем! Ты взгляни – как, что они там... Глафиру не обидели бы... Чего на улице поют?

Ш у р а. Ты не вставай!

Б у л ы ч о в. И погибнет царство, где смрад. Ничего не вижу... (Встал, держась за стол, протирает глаза.) Царствие твое... Какое царствие? Звери! Царствие... Отче наш... Нет... плохо! Какой ты мне отец, если на смерть осудил? За что? Все умирают? Зачем? Ну, пускай – все! А я – зачем? (Покачнулся.) Ну? Что, Егор? (Хрипло кричит.) Шура... Глаха – доктора! Эй... кто-нибудь, черти! Егор... Булычов... Егор!..

(Шура, Глафира, Тятин, Таисья, – Булычов почти падает навстречу им. За окнами – густо поют. Глафира, Тятин поддерживают Булычова. Шура – бежит к окну, открывает его, врывается пение.)

Б у л ы ч о в. Чего это? Панихида... опять отпевают! Шура! Кто это?

Ш у р а. Иди сюда, иди... смотри!

Б у л ы ч о в. Эх, Шура...

Занавес

1931 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано отдельной книгой в издании "Книга", 1932. В 1933 году пьеса была вновь отредактирована М.Горьким и опубликована в альманахе "Год шестнадцатый. Альманах первый", М. 1933.

В начале тридцатых годов М.Горький задумал написать драматический цикл, который должен был отобразить большой исторический период – от кануна Великой Октябрьской социалистической революции до событий современности. Началом этого цикла явилась пьеса "Егор Булычов и другие", продолжением пьеса "Достигаев и другие".

В Архиве А.М.Горького сохранились заметки и наброски писателя, свидетельствующие о том, что в последние годы своей жизни он работал над продолжением этого цикла.

Первые сведения о работе М.Горького над пьесой "Егор Булычов и другие" (первоначальное название "Накануне") относятся к началу 1931 года. Некоторое время М.Горький работал одновременно над этой пьесой и пьесой "Сомов и другие", начатой им ранее. Летом 1931 года писатель закончил первую редакцию пьесы "Егор Булычов и другие". Тогда же пьеса была передана автором в Государственный театр им. Евг.Вахтангова, директор которого – в письме, датированном 10 июля 1931 года, – известил М.Горького о принятии пьесы к постановке (Архив А.М.Горького). По просьбе театра М.Горький внёс в пьесу некоторые дополнения, в частности – во втором действии ввёл сцену с Лаптевым. В связи с введением этой сцены в тексте пьесы оказалось несоответствие, не замеченное автором: в этом же действии идёт речь о том, что Лаптев ночью арестован.

Пьеса "Егор Булычев и другие" была также передана для постановки Ленинградскому Большому драматическому театру. Премьера пьесы в обоих театрах состоялась 25 сентября 1932 года. В 1934 году эта пьеса была поставлена Московским Художественным театром. В Архиве А.М.Горького сохранились наброски двух вариантов первого действия незаконченной пьесы, относящиеся к двадцатым годам, под названием ["Евграф Букеев"] и ["Христофор Букеев"] (опубликованы в "Архиве А.М.Горького, т. II, Пьесы и сценарии", Гослитиздат, М. 1941). Образ главного героя задуманной пьесы близок образу Егора Булычова.

Большой интерес представляет письмо М.Горького К.А.Федину о "Егоре Булычове..." от 21 декабря 1932 года.

В Архиве сохранилась выправленная М.Горьким стенограмма его замечаний, сделанных 19 сентября 1932 года, после просмотра генеральной репетиции пьесы "Егор Булычов и другие" в театре им. Евг.Вахтангова.

Ряд писателей и деятелей искусства – А.Н.Толстой, К.С.Станиславский, В.И.Немирович-Данченко, А.П.Чапыгин, Л.Н.Сейфуллина, С.Н.Сергеев-Ценский и другие – откликнулись на появление пьесы письмами к её автору. В письме М.Горькому, датированном 22 декабря 1932 года, В.И.Немирович-Данченко писал:

"...давно не читал пьесы такой пленительной. Право, точно Вам только что стукнуло 32 года! До того свежи краски. Молодо, ярко, сочно, жизненно, просто, – фигуры как из бронзы... И при всём том, – это уже от 60-летнего возраста и это уже на пятнадцатом году: – мудро, мудро, мудро! Бесстрашно, широкодушно. Такая пьеса, такое мужественное отношение к прошлому, такая смелость правды – говорят о победе, окончательной и полнейшей победе революции больше, чем сотни плакатов и демонстраций. И опять: молодо, свежо и – пленительно...

Все образы до единого замечательно ярки...

"Сцены"? Нет! Сценами привыкли называть нечто, что – не пьеса. Это цельное драматическое произведение, – но больше пьесы. Это надо назвать как-то иначе" (Архив А.М.Горького).

В феврале 1933 года А.Н.Толстой писал А.М.Горькому:

"На днях видел у вахтанговцев "Булычова". Вы никогда не поднимались до такой простоты искусства. Именно таким должно быть искусство, – о самом важном, словами, идущими из мозга, – прямо и просто – без условности форм. Спектакль производит огромное и высокое впечатление. Изумительно, что, пройдя такой путь, Вы подошли к такому свежему и молодому искусству..." (Архив А.М.Горького.).

При жизни автора пьеса "Егор Булычов и другие" в собрания сочинений не включалась.

Печатается по тексту альманаха "Год шестнадцатый", сверенному с рукописью и авторскими корректурами (Архив А.М.Горького).