Текст книги "Казнить нельзя помиловать"

Автор книги: Максим Чертанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

… декабря 200… года, пятница

Итак – хвала тебе, Чума!

Нам не страшна могилы тьма,

нас не смутит твое призванье!

Бокалы пеним дружно мы,

и девы?розы пьем дыханье, —

быть может – полное Чумы!

Александр Пушкин. «Пир во время чумы»

Все утро убил на идиотское занятие: на старых коробках из?под обуви писал строфы из гимна «Единой партии» – из пневматического, разумеется. Хорошо было в старину: сколько хочешь у себя дома сади из боевого, соседи не заругаются, и патроны не по карточкам. Увы, увы. Капитана Дыбенко больше всего умиляло, что мне безразлично, с какой руки. Но теперь с левой что?то стало не то; наверное, она слишком к сердцу близко. Пустое сердце бьется ровно… Если в первом действии на сцене висит ружье, оно обязано выстрелить? Но мы не в пьесе. В жизни все не так. Наш бронепоезд давно укатил в депо…

Погулял, подстригся, купил новый пуловер под цвет глаз (Дориан, вас даже могила не исправит!), вернулся, проверил автоответчик: ничего. Игра продолжается? В боевиках и триллерах меня всегда умиляет пионерское любопытство героев: кидаются расследовать что ни попадя, даже когда происходящее их совершенно не касается. Ходят, расспрашивают, организуют слежку, проникают в логово злодея, сидят в засаде, сходятся в рукопашной. Лично у меня нет ни малейшего желания что?либо расследовать. Я одного хочу: чтобы как можно скорей от меня отстали. С другой стороны, если бы не вся эта история, я бы не познакомился… но, может, так было бы лучше, для всех лучше, и для меня в том числе.

Телевизор не сообщил мне ничего интересного. Насчет Генки, естественно молчок, и в Сети тоже ничего. Коли бедолагу менты грохнули – все, концы в воду. Кто следующий на вылет? Марина назвала Олега. И я про себя знаю: если кем?то придется пожертвовать – то им. Позвонить – жив ли? Вот еще! Нельзя потакать своим глупым страхам.

Ясное дело, не выдержал, позвонил. Домашний и мобильный молчат. На работе сказали, что программист Холодов взял отпуск без содержания и уже четвертый день не выходит. Впрочем, это я знал и без них. Наверно, отключил все средства связи и пьет горькую. Но где же Татьяна? И есть еще Лиза… Элегантная, деловитая «яппи», пропирсованная с ног до головы, закаленная подвальной, чердачной юностью? Таких нечистая сила не берет.

Но если другого выхода нет – берите его, берите ее. Только не Алекса, только не Марину. Бога нет, и черта нет, но на всякий случай, пожалуйста, их не трогайте, никогда, никогда.

Позвонила Маринка – голосок спокойный, безмятежный. О бедном Геныче – ни словечка. Сказала между прочим, что разговаривала по телефону с Лизой насчет судебного иска, к которому они готовятся. Сообщила, что на вечер приглашены не только мы с Лехой, но и Олег, дабы не сидел один и не киснул. Ура! Лиза жива, Олег в здравии! Видимо, просто выходил куда?нибудь или отключал телефон, когда я его разыскивал. А я распсиховался, навоображал ужасов!

Вечером хотел купить Маринке цветы, но киоск оказался уже закрыт. В другой раз. Успеется. Ведь мы все будем жить долго и счастливо, и умрем в один день.

Открыл мне гость, а не хозяйка. Сердце сделало несколько лишних ударов. Алекс был небрит, свинцовые тени под глазами. Стол посреди комнаты, накрыто на четверых. Правильно, еще ведь Олег придет…

– Леха, у тебя не возникает желания посетить правоохранительные органы? – спросил я. – Мы?то с Мусей не вполне лояльные граждане, нам не с руки.

– Иван, мне туда идти еще более нежелательно, – сказал он, разваливаясь в своем кресле привольно и лениво, – видишь ли, я ведь по чужим документам живу.

– Серьезно? Никогда бы не подумал, – сказал я довольно лицемерно: допускал что угодно.

– Несколько лет назад мне нужны были бабки, – спокойно пояснил он. – Сильно нужны, матери на операцию. У нее, кроме меня, никого нет. Герыч возил. Сначала просто возил, потом повысили в должности. А в конце концов начались проблемы.

– Проблемы?

– Нет, Иван, даже не пробовал. Меня на это не тянет. Потом, дилер и не должен употреблять. Другие проблемы. У нашей фирмы с конкурирующей. Все шло к тому, что нужно уезжать. Один из наших смог сделать мне хорошие документы. В Москве затеряться легче всего…

Еще один затерявшийся! Затерянные души. Весь сброд, какой есть, – все валите в Москву, место найдется. Но я рад, что он сам не балуется героином. Хуже герыча до сих пор ничего не придумали; во всяком случае, из распространенных средств. Мой кокс по сравнению с герой – все равно что пиво безалкогольное супротив сорокаградусной водки.

– Так ты на нелегальном положении? – спросил я. – А как же работа, прописка?

– Для устройства на работу и прочей цивильной жизни мои ксивы достаточно хороши, – объяснил Алекс. – Но для ментов – не очень годятся.

«Ксивы» резанули мне ухо. Так может выражаться Марина, так могу говорить я, но ему определенно не идет. А с чего я, интересно, взял, что он сейчас говорит о себе правду? Все мы только и делаем, что притворяемся друг перед другом. Ничуть не удивлюсь, если на самом деле он героина и в глаза никогда не видел.

– Понимаешь, – продолжал он, – была бы какая?то простая история: я бы заявил, что с меня на улице шапку сняли. А так… приду и начну излагать: какие?то граждане в париках, дискеты, списки, того задавили, у этого жена пропала… Начнут самого проверять… А если все инсценировка, в том числе с Генычем, так ты же знаешь: Останкино в таких случаях всегда с МВД договаривается, они все равно не расколются.

– Н?да, – усмехнулся я, – теперь окажется, что Лизка в прошлом была американским резидентом и тоже никуда не пойдет…

Простучали каблучки, появилась хозяйка: цыганская юбка вилась, кофточка спадала с левого плеча. В руках она несла огромную хрустальную менажницу с салатами.

– Проголодались? Где Олега черти носят? Он мне клялся, что до вечера капли в рот не возьмет, а я обещала его хорошим виски угостить…

– Марусенька, почему ты взяла на себя заботу о нем? – спросил Алекс – как мне показалось, с легким недовольством. – У него близких нет? Родственников? Коллег?

– Лешик, что ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю?!

Марина демонстративно передернула худеньким плечом: футболка сползла еще ниже, на секунду показав крошечный бледный сосок. Бюстгальтера не имелось. Нулевой номер? Минус первый? Однако клиенты ее неплохо содержат – стало быть, нравится. А я почему?то всегда думал, что генералы любят толстых, пышных теток. Мои представления о частной жизни генералов столь же стереотипны, как и о проституции. Не приходилось мне близко дружить с генералами: полковник – мой потолок. Пока.

– Вроде бы он говорил, что родственников нет, – продолжала Марина, движением плеча вернув беленькую майку на место, – а коллеги – с какой стати они с ним будут возиться! Ему бы, конечно, не виски надо, а реланиум прокапать, но не станешь ведь постороннего человека насильно заставлять. Хочет пить – пускай. Может, у него катарсис произойдет.

– Белая горячка у него произойдет, а не катарсис, – мрачно сказал я. – Ты, милая моя, не знаешь алкоголиков. Я сам был алкоголиком.

– По тебе никогда не скажешь, – заявил Леха.

– По мне очень многого никогда не скажешь, – ответил я. – А Олега бы лучше не поить.

– Ванечка, что я могу сделать?! – рассердилась Маринка. – Поговорить с ним, естественно, попробую. Но он не послушает.

– Он насчет Таньки заяву не подавал?

– Он из дому?то не выходит, насколько я поняла. Да и не станет ее никто искать. Пропавшими отродясь никто особо не занимался, а тут и вовсе: поссорились, подружка сбежала, вот и все. Может, как сядем за стол, он скорей появится: примета такая.

Время шло, тарелки и бутылки пустели, но старая примета не оправдывалась. И все же не стоит себя накручивать. Пьющий человек в какую угодно историю может вляпаться. Ведь Олегу я даже в шутку не желал пропасть! Да, я согласился, что других жальче, но ведь это не одно и то же? Или одно? Когда идет бой – наверное, одно. Убивай, или убьют тебя.

– Знаете, мальчики, – сказала Марина, ловя на вилку скользкий гриб, – все?таки я думаю, что Геныч – подставной. Вспомните: мы про смерть Артема узнали с его слов, с Генкиных! Очень чисто, даже инсценировать ничего не нужно. А мы поверили. Мифический Савельев, Артем, Гена – все они актеры! Теперь сосед мне по телефону сообщил, что Гена убит. А это не сосед никакой, а тоже работник телевидения! Патруль приплели – поскольку такую информацию проверить в принципе невозможно. Вот и все! Пора судиться. Во вторник мой знакомый юрист приезжает. С Лизкой пойдем к нему. Вы присоединитесь к иску?

– Маруська, прости, – произнес я виновато, – не хочу никаких публичных процессов.

– Лично мне они вообще не мешают, – сказал Алекс, с аппетитом жуя, – пусть живут.

– Вот такие вы все, мужчины. Только бы с газеткой на диване валяться, а где ж активная жизненная позиция?..

Когда все было съедено вчистую, Марина зажгла ароматические свечки и взяла гитару. У нее оказался безупречный слух и обольстительный голос. Романсы! Никогда б не подумал, что она может петь романсы. Твоих лучей небесной силою… но где ж Олег?

– Мальчики, – хозяйка отложила гитару, – а не может так быть, что Олег все?таки Таньку пришил? Ножичком. А труп растворил в ванне. В кислоте.

– Что он, совсем дебил? – возразил я. – Сразу же вычислят. Да он не так уж ее ненавидел. Просто разозлился, что ее угораздило забеременеть. Зачем убивать? Отправил бы к родителям.

– Иногда убить человека легче, чем сказать, что ты его не любишь, – вздохнул Алекс.

– Если б я сочиняла триллер, – вдохновенно завела Марина, – я бы написала так: всю нашу бодягу затеял Олег, чтобы расправиться с Татьяной. А навертел вокруг этого таинственностей нарочно. Чтоб обзавестись кучей свидетелей, которые, как придет время, поведают следователю эту сумасшедшую историю.

– Да, сценарист бы так и написал, – согласился Леха. – Значит, Олег убил Савельева, Артема и Гену, только чтобы следствие запутать!

– И тот седой – тоже Олег, – прибавил я. – В гриме и парике. В кино стоит человеку напялить парик, как его никто не узнает, даже жена. Ложится с ним в постель и не чувствует разницы, пока парик не свалится.

– Седой находился одновременно в двух местах, – напомнил нам Леха. – В вашем, как его… в «Перекрестке». И в нашем с Лизкой супермаркете. Как сценарист это объяснит?

– Вношу коррективу, – откликнулась Марина. – У Олега есть сообщник: Гена, к примеру. Или Артем, смерти которого никто из нас тоже воочию не видел.

– Олег нанял сообщника? Он же гол как сокол.

– А наследство?то! Таня получила наследство! Из него и расплатится.

– Олег не может наследовать Тане, – возразил я. – Они не женаты.

– Это он тебе так сказал! А ты уши развесил. Мы все чрезмерно доверчивы. Словам верить вообще нельзя…

Я ведь не сказал: Олег. Я ведь не сказал: Лиза. Только сказал: ради бога, не Лешка и не Марина, а это не одно и то же, не одно!.. Умру ли я – ты над могилою… Интересно, психоаналитики вправду помогают или так просто бабки дерут? Какой у нее голос!.. Звон бокалов звучит, с молодою женой мой соперник стоит…

– …поехал я как?то в деревню…

– …Муся, а каэспэшные песни почему не поешь…

– …представляете, геноссе Жирик вчера…

Горели венчальные свечи, невеста стояла бледна, священнику клятвенной речи сказать не хотела она… Притворяемся мы все, что нам не страшно, или это я один притворяюсь? Собственно говоря, им?то с чего будет страшно? Они ни о чем не подозревают. У них этой силы убийственной – нет. И выбора перед ними – нет.

В «Войне миров» персонажи, замурованные под марсианскими цилиндрами, самозабвенно играли в покер – кажется, на приходские участки. Я неоднократно читал, что приговоренные к смерти – в те времена и в тех местах, где их содержат в общей камере, – говорят отнюдь не о предстоящих неприятностях, а рассказывают анекдоты, чтобы поддержать друг друга. Тоже противошоковый барьер.

– …Мусенька, ты в музыкалке училась?

– …если еще раз услышу слово «метафизический», выгоню…

Не уходи, побудь со мною, здесь так отрадно, так светло… Разве я всерьез просил, чтоб Артем умер? Что мне до него! Если всех ксенофобов мочить, народу в России практически не останется. Танька, уж ей?то я совсем ничего плохого не желал! Владивосток… если он не захотел жить, я что сделаю? Олег не позвонит… Нельзя столько читать фантастики… Восторг любви нас ждет с тобою… Эта Лолита на полголовы меня выше и шире в плечах… Олег не позвонит…

– Бергсон говорит, что основная функция мозга – отфильтровывать большинство явлений действительности, чтобы мы могли сосредоточиться на простейших жизненных задачах, – с глубокомысленным видом изрек Леха. – А если фильтр каким?то образом ослабел или рухнул – все то, что мы видим в этом случае, не иллюзии, а чистая правда.

Я ухмыльнулся про себя. Допускаю, что он проходил Бергсона в институте, но совсем недавно эта фраза мне встречалась у Стивена Кинга с указанием источника. Маринка сейчас даст ему гитарой по башке: не любит метафизики. А сама ведь тоже не прочь поразглагольствовать про всяких… форзи. Каждый сходит с ума по?своему!

– Леха, тебе Маринка про форзи рассказывала? – спросил я.

– Это кто такие? – Он широко распахнул глаза. Невнимательный человек назвал бы их карими, но ничего коричневого в них не было: вишня. А черные ресницы – как крылья бабочки.

– Муся любит кричать в окно: «форзи, заберите меня отсюда», – сказал я и с привычным удовлетворением убедился, что ни тембр голоса, ни интонация не выдают степени моего опьяненения. – Это вроде чертей таких, из кино.

– Ванька, какое же ты гнусное трепло! – притворно укорила меня Марина. – А знаете, в юности я сталкивалась с необъяснимым явлением. На сеансах спиритизма в общежитии МГУ.

– Бог ты мой, – с любопытством сказал Леха, – в жизни бы не подумал, что ты занималась такими штучками. И как вас из комсомола не поперли?

– В те времена стукачества было мало, не как теперь.

– И каких духов вы приглашали, если не секрет?

– Ленина, Карла Маркса, Высоцкого, Есенина, Оскара Уайльда, Эдгара По… Всех и не упомню. Ленин, падла, ни разу не пришел. А Высоцкий ходил к нам каждую ночь и охотно болтал. Мы его обо всем спрашивали, начиная от политики и кончая брачными прогнозами.

– Сбылось что?нибудь?

– Представьте себе, многое! В частности, тот же Высоцкий с точностью до месяца сообщил, когда СССР развалится. И еще предсказал две свадьбы между людьми, которые в то время совсем друг дружке не нравились. И ведь женились! Именно в предсказанные сроки!

– Маруська, признайся, что ты это все только сейчас выдумала! – сказал я.

– С тобой, душенька, конечно, никогда ничего эдакого не происходит?

– Конечно, – сказал я. – Никогда и ничего.

– Я тоже однажды столкнулся с необъяснимым, – задумчиво сказал Леха. – Ко мне на улице привязалась цыганка. Заболтала меня до такой степени, что я уже вынул из кармана лопатник, чтоб деньги ей отдать. Но все же вовремя опомнился и дал деру. А она вслед мне кричит: «Придешь домой – кровью умоешься, сучонок!» И что вы думаете: вошел в подъезд, стал подниматься по лестнице, наступил на банановую корку и навернулся башкой о ступеньки… Вся лестница была в кровище. Две недели в больнице пролежал.

– Это самовнушение, – сказал я с укоризной. – Взрослые люди! Форзи, цыганки, блюдца…

Олег не позвонит. Я знаю, что не позвонит. Скатерть, несмотря на все это томление и чепуху, бела и крахмальна, гитара нежно и глухо: трень… Когда ей священник на палец надел золотое кольцо… Сердце тяжелое, бесформенное, как студень, лежит в ледяной воронке с острыми краями, дергается, режется о край. Это пустяки. Побудь со мной, побудь со мной…

В половине одиннадцатого Марина наконец принялась звонить Олегу Холодову. Он не отозвался.

– Знаете что, товарищи, – решительно произнесла она, – нужно к нему сходить. Наверняка отключил телефоны, все мои знакомые алкоголики так делают, дабы их не тревожили. Может, он уже до того допился, что нуждается в немедленной госпитализации.

– Хорошо, – сказал Алекс, – мы с Иваном сходим, посмотрим, как и что.

– Толку от вас! Да погодите, не вскакивайте, я переодеться должна…

… декабря 200… года, пятница, ночь

Благие намерения – это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета.

Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея»

Небо было беззвездное, мутно?серое. Марина облачилась в свою бесформенную куртку и «левисы»; со стороны казалось, что идут трое парней: два побольше и один совсем мелкий пацан. Сейчас окажется: дверь открыта, а на полу лежит Олег с простреленным виском. Нет, на диване… Что за вздор! Вздор? Но ведь очередь его пришла! После Гены – Олег! И Маринка именно в таком порядке называла, не я один!

…Мы идем сквозь ночь и тьму, касаясь друг друга плечами, готовые драться, один за всех, все за одного, мы ниндзя, мы крадемся как тени… блин!!! Я ведь паспорт в тех, старых штанах оставил. Не хватало сейчас на патруль нарваться: положим, не застрелят, но на трое суток…

Никто нам не встретился. Леха нажал кнопку звонка – тишина. Позвонили еще, потом начали стучать, я хорошенько пнул дверь, послышалось шуршание, звук падения тяжелого тела, слабые возгласы, ворчание, снова что?то упало, щелкнул замок, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Олег. Испит, прокурен, грязен – краше в гроб кладут.

– З?заходите. – Покачнувшись, он широким жестом махнул куда?то в сторону ванной. – М?марина… М?мариночка… А я тут это… собирался к тебе…

В квартире царил невероятный разгром. Повсюду бутылки, пустые и полупустые. Посреди этого бардака, в сигаретном дыму, в грязи, я испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. С души свалился камень, нет, даже не камень, а целая гора. Говорят, счастье – это всего лишь прекращение страдания. Не было бы мук, не было и блаженства. Я всех любил, мне хотелось совершать хорошие, добрые поступки. Если нужно, буду месяц сидеть около Олега и следить, чтоб не пил. Маринке принесу такой букет роз, какого ни один генерал никогда не купит. Алекса оставлю в покое, будем просто дружить… то есть… да, просто дружить. Ведь за все нужно платить – и я заплачу.

Олег на первый взгляд казался умеренно пьяным, только очень замурзанным и потрепанным; но, взглянув ему в глаза, я заметил, что они совершенно остекленели. Вряд ли он отдавал себе отчет в том, кто мы такие и как оказались в его доме; да и где сам находится, по?моему, он тоже не вполне осознавал. Маринка усадила его на диван и начала успокаивающе ворковать. Он начал что?то бормотать ей на ухо. Она помахала ладошкой, показывая, чтоб мы с Лехой убрались в кухню. Мы вышли и закрыли дверь.

– Леха, тебе Марина нравится? – спросил я. Хотелось сразу расставить точки над всем, над чем только можно, и все отрезать… хм, отрезать…

– Ну… – нерешительно сказал он, – да, нравится. А тебе?

– Если мешаю, ты только скажи, – самоотверженно попросил я.

– Мне казалось, это я вам мешаю…

Голоса в комнате смолкли, и Марина просочилась в дверь:

– Пациент заснул… Ладно, пошли отсюда…

– Претендентов на выигрыш не осталось! – заметил Леха. – Гена подставной, этот всю дорогу пьяный. Ну и набрали же они игроков – один другого хлеще! Может, в понедельник нам, наконец, сообщат, что все отменяется?

– А Татьяна, Татьяна?! Где ж она все?таки? Олег ничего не узнал?

– Говорит, ничего, – ответила Марина. – Небось, сидит у родителей, рада?радешенька, что отделалась от этого алкаша. Конечно, надо бы ему вытрезвиловку… но, в конце концов, он взрослый дядя и сам себе хозяин. Потом, они могут его насильно увезти. А я представила себя на его месте – очнуться в больнице… Ему и так тошно. Пусть спит.

По настоянию Марины мы вылили остатки водки в раковину и ушли. Ветер разогнал тучи, и небо стало все в клочьях, сквозь которые проблескивали редкие звезды. Я с наслаждением закурил «Парламент». Сейчас дойдем до Маринкиного дома и распрощаемся, все отправимся по домам. И хорошо, и правильно, так лучше. Мы прошли метров сто, когда из?за угла дома выросли двое амбалов – один повыше, другой пошире, – в штатском, с трехцветными свастиками на рукавах. Партийные дружинники! Эти еще хуже ментов, им вообще закон не писан. Я отшвырнул сигарету в снег. Патруль… Генка… У одного правая рука в кармане… Неужели все?таки…

Широкий выпятил грудь, щелкнул каблуками, лихо выбросил руку вперед и вверх и сказал: «Мир вам, православные». Марина чуть слышно прошептала: «Матка, курка, яйки, шнапс, капут…» Я сжал зубы: нашла время выделываться! Баба!

– Ваши документы, господа, – потребовал тот, что повыше.

Вот оно – начинается. Они, конечно, вооружены. Никакой это не патруль, это за нами. Черт, у меня паранойя! Патруль как патруль. Или…

Леха смотрит на меня и говорит взглядом: если что, беру на себя того, кто справа, а ты – второго. Я взглядом же отвечаю: понял тебя. Коленом по яйцам, ботинком по голени, головой в лицо, и желательно все это одновременно. У длинного рука по?прежнему в кармане. Кисть лежала бы немножко не так, если б он держал пистолет. Паранойя?

Марина спокойно открыла сумку и достала паспорт. Леха, чуть помедлив – тоже.

– Почему, господа, после комендантского часа гуляем? Почему курим на муниципальной территории, штраф хотим платить? – лениво поинтересовался патрульный, разглядывая прописку в Лехином паспорте. – А вы, товарищ, в Зюзино прописаны. Что здесь делаете ночью?

– В гости иду к этой девушке. – Леха дружелюбно улыбнулся. – Водочки выпить…

– Ладно, товарищ, идите. А ваши документы, гражданин?

– Дома оставил, – произнес я голосом кротким и законопослушным. – Понимаете, надел другие брюки…

– Это мой брат, – вмешалась Маринка, одаряя дружинника ослепительной улыбкой. – Он тоже ко мне идет. Именины у меня.

– Так и быть, проходите. А вы, гражданин, не надо больше курить в общественных местах, и до семи часов утра чтобы больше не перемещаться без документов. С наступающим вас, господа! – Патрульный откозырял, приложив руку к норковой шапке.

Пройдя несколько шагов, мы переглянулись и чуть не сползли на снег от смеха.

– Fuck! – запрещенным словом выругался Леха.

– Shit, – согласился я. – Нервы ни к черту.

– Толку от этих патрулей – хрен, – сказала Марина. – С соседки моей позавчера опять наркоманы шапку сняли: вторую за зиму, а еще только декабрь. Когда надо, их не дозовешься. В этом отношении наша реальность ничем не отличается от любой другой: Россия всюду одинакова… Мальчики, а как насчет вернуться и допить? – радостно предложила она, подпрыгивая и обнимая нас за плечи. – Лично я не против продолжения банкета. Что?то спать не хочется.

– Why бы и not? – отозвался Алекс. – Я тоже не хочу спать. Иван, как ты?

Мы уже добрались до самого Маринкиного дома. Я покачал головой:

– Не пойду.

– Разумеется, пойдет! – заявила Марина. – Ему же велено больше никуда не перемещаться. Станет дорогу переходить – тут и сцапают, и некому будет заступиться. А через часик все патрули спать отправятся – тогда и вы по домам.

Я не устоял. Скатерть бела и крахмальна… Как здесь отрадно, как светло… Никаких ужасов не существует. Мотор, стоп; массовка, по местам. Геныч – актер. Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера! А где ж все?таки камеры? Раз их нет у Маринки, то у меня тем более, мы ведь все время у нее собираемся. Каким образом организаторы шоу за нами наблюдают?

Ерунда. Телевизионщики что?нибудь да придумают. Небось, этот «патруль» – тоже актеры, проверяющие нашу реакцию. И как она им показалась, хотел бы я знать? Заметили ли они мой страх и нашу готовность драться? Понравилось ли им это?

– Леха, ты что подумал, когда патруль подошел?

– То же, что и ты, – усмехнулся он. – Сперва пожалел, что волыну дома оставил, а потом вспомнил Геныча… (Меня опять покоробило: до такой степени неестественно выходили у него все эти «ксивы» и «волыны».) А ты с оружием ходишь?

– Нет, что ты. Даже слабо представляю, с какого конца заряжают…

– И в армии не был? – удивился он.

– Какая армия… Мы только в области балета…

Лгать меня побуждал спортивный азарт: я не хотел романтизировать себя, подчеркивать свою мужественность, которая, без сомнения, ему импонировала бы. Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит!.. Эй, Дориан, вы уже забыли о своем решении оставить человека в покое?! Но слово – не воробей. Придется остаться в образе беспомощного штафирки.

– А Марина носит в сумочке, – сказал Алекс. – Видел, когда она паспорт доставала.

– Газовый, поди.

– Посмотри на нее, – сказал Леха, кивая на вошедшую Марину. – По?твоему, такая амазонка станет валандаться с газовым пистолетом? Мусенька, Иван думает, что у тебя в сумке газовая волына, а я считаю, что боевая. Как на самом деле?

– Кого ты сейчас испугаешь газовым, если все ходят с настоящими? – пожала плечами Марина. – Стрелять имеет смысл только на поражение.

– Золотые слова, – хмыкнул Леха. (Такой же идиот, как и она. На поражение! В большинстве случаев в локоть или в кисть вполне достаточно.) – Муся, ну покажи пушку, покажи!

Марина демонстративно вздохнула, но принесла «беретту» старого образца. Леха тотчас схватил ее и стал разглядывать. Сказал уважительно:

– Серьезная игрушечка! На вооружении в американской армии…

Мысленно я возвел очи горе. Дурачок ты мой, дурашка! Американская армия! Он даже не видит, что эта модель не под девятимиллиметровый патрон, а под семимиллиметровый, – куда уж дальше ехать! А, пускай выделывается. Раз все обошлось, – я буду кроток аки агнец.

Они болтали. Они смеялись. Я молчал. Резвитесь, дети мои, резвитесь, вы счастливы и невинны, а я старый солдат и не знаю слов любви, моя участь – платить налоги и спать спокойно. С молодою женой мой соперник стоит…

– Друзья, мы собирались сходить куда?нибудь развеяться, – напомнил Алекс. – Завтра не могу, а послезавтра приглашаю вас обоих. Например, в «Стоунхендж».

– Давайте в воскресенье, – поддержала его Марина. – Завтра я тоже не могу: надо к одним знакомым съездить. Скучный визит, но необходимый. Ванечка, ты как?

– В воскресенье так в воскресенье. В «Стоунхендж» так в «Стоунхендж». Мне все равно, у меня нет светских обязанностей, – вздохнул я.

Марина снова взяла гитару. Очи черные, очи жгучие… Скатерть белая залита вином… Неужели кошмар закончился, все будет хорошо? Подойди ко мне, ты мне нравишься, поцелуй меня – не отравишься… Ей бы на сцену, черт возьми! За душу берет, за сердце хватает. Все забытое вспоминается – нет, нет, только ни о чем не вспоминать.

Сперва ты меня, потом я тебя, потом вместе мы расцелуемся… Жалко, нет у меня связей в шоу?бизнесе, ей бы промоушн хороший… какой голос пропадает – теплый, нежный… Поцелуй меня – не отравишься, сперва ты… гитара нежно и глухо…

Какое счастье, что этот дурацкий Олег жив и здоров. Завтра зайду к нему – может, сумею чем?нибудь помочь. Я должен принести искупительную жертву, задобрить злых духов, вести себя тише воды, ниже травы, быть добродетельным, и все обойдется, чаша сия минует нас. Нет, разумеется, все, что я навоображал и навыдумывал – просто бред, но на всякий случай постараюсь задобрить судьбу: все люди так делают, даже самые умные, даже самые материалистичные. Однако мне пора домой: уже два часа ночи.

– Муся, спасибо, был классный вечер, – сказал я. – Патрули уже спят. Позволь откланяться.

Леха тоже встал. Дурак – оставайся. Отныне я чужой на этом празднике жизни. Если случится, что друг влюблен, а я на его пути – уйду с дороги, таков закон…

– Мальчики, не выдумывайте глупостей! – пропела Маринка тоненьким голоском. – Куда вы пойдете посреди ночи, в наше?то время да без оружия? Хозяин собаку не выгонит! Непременно вляпаетесь в историю, и депортируют вас в какое?нибудь Зюзино без права переписки.

– Нет, спасибо, – сухо сказал я. – Пойду. Авось не депортируют.

– Этот диван если разобрать – на нем восемь человек помещаются. Оставайтесь!

Я закусил губу чуть не в кровь. В эту минуту я бы мог Маринку ударить. Да она больная: маньячка, сводня! Все?таки проститутка есть проститутка. Может, у нее в стене между гостиной и спальней – дырка? Бесплатное кино хочется посмотреть? Однако интересно: как только я решил стать добродетельным человеком – так сразу начал всех окружающих судить, на всех злиться…

– …Ванька, что ты, ей?богу? – продолжала Марина. – Не все равно тебе, где спать? А мне спокойнее, не переживать за тебя. Можете телевизор включать как угодно громко, у меня в спальне полная звукоизоляция. Немецкая система, кучу бабок стоила… Постельное белье вон в том ящике. Леха, смотри: чтоб диван этот разложить, нажми вот сюда, потом дерни за ручку…

Завершив инструктаж, коварная хозяйка мгновенно улетучилась из комнаты. Я подошел к окну и прижал лоб к ледяному стеклу. Но лоб не пылал, а был тоже холодный. В голове с калейдоскопической быстротой завертелись всякие… ага, угадали, доверчивые вы мои: цитаты и литературные реминесценции. Сперва ты меня… ах, потом я тебя… о?о, черт, что мне теперь – руки себе рубить, как отцу Сергию, или дрова колоть, как Челентано? Дориан, возьмите себя в ру… поручик Ржевский, молчаать…

– Чур, я не у стенки, – сказал Леха, расстегивая рубашку.

Вид у него был абсолютно невозмутимый, непроницаемый, невинный. Надеюсь, у меня тоже – как всегда. Он держался так, что можно было с равным успехом предположить: да, парень все понимает совершенно правильно, или: нет, парень вообще ни сном ни духом. Он очень аккуратно повесил свою пижонскую рубаху на стул. Я не оборачивался: следил за его отражением в темном стекле. Нет, Дориан, еще не поздно уйти! Человек слаб, и дорога в ад вымощена благими намерениями… Сперва ты… А, пропади все пропадом! Я расстегнул ремень на джинсах.

И тут по нервам ударил омерзительный Маринкин дверной звонок.

– Это, наверное, генерал пришел! – сказал я. Голос не выдавал моего состояния, пряжка только не сразу попала в дырку ремня, но этого никто не видел. – Теперь нас точно замочат.

Леха расхохотался, но, тем не менее, принялся поспешно надевать рубаху. Как знать: вдруг и впрямь хозяйкин любовник пришел?

– Прыгаем в окно? – предложил он. – Бедная Маруська!

Прошлепали босые ноги, в дверь слегка поскреблись. Хозяйка вошла, окинув нас взглядом, в котором мне почудилось разочарование. А она что думала – тут уже дым коромыслом?

– Вообще?то я не открываю, если меня не предупредили о визите по телефону, – сказала она серьезно, – но учитывая последние события… у нас, к сожалению, нет глазка на двери…

– Кто?то из твоих? – спросил я.

– Исключено, – она поджала губы. – Никакие форс?мажорные обстоятельства не заставят моих знакомых неожиданно ввалиться ко мне ночью.

– Предлагаю открыть, – сказал я. – Муся, с нами можешь ничего не бояться. Впрочем, тебе решать. Если это все?таки окажется генерал, и мы тебя скомпрометируем…