Текст книги "Чародеи (СИ)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Двое, – говорит она. – Майка в машине сидит, на переднем сиденье. Один – рядом, за рулём. Второй – сзади. Он её сзади хватает за шарф и душит.

– Отлично, – говорит Ванечка. – Легковая машина?

– Да, – Юлька дышит всё ровнее. Успокаивается.

– Хоть одного из злодеев видишь хорошо?

– Того, что за рулём. Молодой. Лет двадцать, наверное, – Юлька присматривается. – Лицо такое… длинное… длинный подбородок. Губы толстые. Нос большой, густые брови, а глаза довольно маленькие. Он на Майку не смотрит. Волосы чёрные, лохматые…

– Отлично, – говорит Ванечка. – А посмотри: у него на скуле нет маленького такого светлого шрама? С полпальца длиной?

– Нет.

– Смотри внимательно. Может, есть что-то другое, тоже необычное?

Юлька успокоилась совсем. Она рассматривает собственное видение, как стоп-кадр:

– У него вот тут – такая коричневая родинка… или бородавка. Небольшая. Куртка кожаная, вроде вашей, только новее.

– Очень хорошо, – говорит Ванечка. – А теперь давай попробуем посмотреть на убийцу.

– Я его плохо вижу. Его Майкина голова закрывает.

– Попробуй немного отодвинуться назад и в сторону.

– Ой, получается! Он старше, но не старый… у него так морда перекосилась, он так оскалился… Ой, у него на пальцах наколки! С зоны наколки, перстни, два.

– Молодчина, коллега. А теперь выходим из машины, не из нашей, из их машины. Надо посмотреть её снаружи.

– Я не могу… нет… наверное, могу…

В обществе Ванечки страх уходит совсем. Пространство, которое освещает прожектор, раздвигается, а свет всё сильнее.

– У них «копейка» серая! – радостно говорит она.

– Великолепно. Смотри номер.

– Сейчас. Вот. Эл, двадцать два – семьдесят, о… Не вижу последнюю букву. То ли эр, то ли вэ.

– Замечательно у тебя выходит. Просто отлично. А теперь давай оглядимся вокруг.

– Ну… лес.

– Шоссе или грунтовка?

– Шоссе. Только узкое и щербатое всё. Но заасфальтированное. Всё, не могу больше, – и Юлька выпадает из прожекторного луча, мокрая от пота.

Зоя подаёт ей бутылку с водой, Юлька жадно пьёт. Её сердце колотится часто и сильно. Давний ужас перед собственным даром сменился жарким незнакомым чувством.

Ванечка вытаскивает потрясающую штуковину, похожую на полицейскую рацию – но, кажется, ещё сложнее и удивительнее. Проделывает с ней пару хитрых манипуляций:

– Олег, на месте? Приём… Так. Пиши: срочно пробить серые жигули, ВАЗ двадцать один ноль один, номер эл, двадцать два семьдесят, о и либо эр, либо вэ. Как понял, приём… Я буду в управлении через час, постарайся к этому времени закончить, приём… Так. До связи.

Юлька смотрит – и у неё горят щёки.

– Есть шанс? – спрашивает Зоя.

– Найдём гадов, – уверенно говорит Ванечка. – Девочка – сокровище. Самый яркий фонарик из всех, с кем работал. Даже Рудик послабее – ну, да у него другая специализация. Поезжайте домой, дальше я сам.

И Юлька вдруг говорит:

– А возьмите меня с собой? Вдруг надо будет ещё посмотреть. Я смогу.

– А тебе не станет страшно? – спрашивает Ванечка ласково.

– Нет, – совершенно уверенно отвечает Юлька. Прошлое окончательно рассыпалось прахом. Она вдруг ощущает внутри себя свой внутренний прожектор как оружие – как оружие справедливости и добра. – Мне кажется, я могу работать в полиции. Можно попробовать?

– Отпустишь? – спрашивает Ванечка у Зои.

Зоя смотрит на Юльку – и делает вывод:

– Под твою ответственность. Для неё это важно.

* * *

– Вот, значит, как это было с твоей точки зрения… – задумчиво говорит Майя и ставит на стол вазочку с мёдом. – Я-то запомнила ту ночь и тот день совершенно иначе. И что думали вы – меня не интересовало, я была погружена в себя по самые уши.

– Ещё бы, – чуть улыбается Юлия. – Тебя же убивали.

– Знаешь, Юлечка, – говорит Майя, – ты не поверишь: меня больше всего ранило не то, что меня убивали, а то, что меня предал этот… Феликс. Я же была влюблена, как кошка. Строила какие-то нелепые детские планы: клады, свадьба, фантастические путешествия… в Южную Америку почему-то, – и смеётся. – Я была уверена тогда, что клады там на каждом шагу.

– Ну, наварились бы эти уроды на тебе основательно, – говорит Юлия. – В том кладе одного золота, помнится, было почти полтора килограмма.

– Купеческая роскошь, – улыбается Майя. – Приданое какой-то богатой купеческой девицы, не иначе. Килограмм семьсот шестьдесят восемь граммов, врезалось в память. Тяжеленные побрякушки, с камешками, варварской роскоши. Но как меня ослепило… Помнишь, как Ванечка надел на меня фероньерку и колье – на мой застиранный свитерок, в РУВД, перед слепым каким-то зеркальцем…

– Хотел тебя утешить, – говорит Юлия. – Ты так плакала… даже Зоя, стомегатонный целитель, никак не могла тебя успокоить.

– У меня же тогда прежняя жизнь сломалась в самой основе, – кивает Майя с грустной улыбкой. – Мой прекрасный принц оказался не принцем и не Индианой Джонсом, даже не Феликсом – мелким подлым жуликом, да ещё и сообщником убийцы. Ты тогда сказала, что собираешься работать в полиции, у тебя был такой триумфальный вид, когда их повязали… И я решила, что тоже пойду в полицию. Чтобы страшно мстить злодеям! – и смеётся, уже веселее.

– Не жалеешь, товарищ эксперт? – спрашивает Юлия.

– Никогда не жалела, товарищ следователь, – браво отвечает Майя. – Ни минуты. Кстати, не знаешь, Ванечка будет сегодня?

– Дежурит, – говорит Юлия. – Кто-то же должен стоять на страже в такую ночь… Эх, врагу не пожелаешь дежурить в праздник. Будь я настоящей ведьмой – организовала бы страшное колдунство по превращению всего спиртного в Городе в чистую водичку.

Майя хихикает. Дочь Майи, такая же тоненькая, беленькая, с губками уточкой, как и Майя в её года, с сильным смешанным даром, заглядывает в гостиную:

– Тётя Юля, мама, Золушка приехала!

Могла бы и не говорить: внизу радостно орут дети Золушки, они видят маму не чаще, чем её старые подруги.

Золушка появляется в гостиной, как сказочная героиня, и пажом при ней – её старший сын, Роман, которого романтичные родители в своё время едва не назвали Робингудом. Зоя спасла парня. Он пирокинетик, на изумление отлично владеющий собой. У него восхитительные глазища Золушки в длинных ресницах и оттопыренные уши Жорки.

– Здорово, красивые! – возглашает Золушка с порога, сияя улыбкой.

Юлия вскакивает ей навстречу, обнимает и прижимает к себе. От волос Золушки пахнет снегом, корицей и её обожаемыми духами, сладкими, как карамелька.

Прикосновение на миг включает ослепительный тёмный прожектор: болит у неё ещё, болит. До полной нестерпимости. Здесь – особенно.

Наверное, будет болеть всегда.

Они с Жоркой работали вместе. Золушка – реаниматолог милостью божьей: Жорка говорил, что она обворовывает смерть элегантно и бессовестно. Жорка был МЧСником. Золушка не видела, как он погиб, но прожектор Юлии светит сквозь неё. После страшного подземного толчка группа Жорки выводила людей из тоннеля, который держался на честном слове. Когда трещины стали расширяться, Жорка держал. Он держал сотни тонн три минуты, четыре минуты, пока не вышли все. Сам – не успел.

Юлия вздыхает и втягивает собственную тоску подальше внутрь.

Золушка, очевидно, тоже что-то ощущает от прикосновения.

Они встречаются глазами.

– Рудольф не будет? – спрашивает Золушка.

Юлия пожимает плечами. Там, где работает Рудольф, телефонов нет – приедет ли он, никому не ведомо. Но, засыпая, Юлия слышит его сердцебиение и дыхание – и знает, что он жив. Знает, что и он о ней знает. И всё.

Работа Рудольфа выше её понимания.

И именно Рудольф – больше чародей, чем кто-то из одноклассников. Он стихийная сила, которую удерживает почти нечеловеческая воля.

Юлия до ледяного озноба боялась, что Галка унаследует смертный дар отца, следила за ней с напряжённым вниманием, как за ребёнком с генетической болячкой. Но Галка выросла весёлой пышкой, непробиваемой оптимисткой и хохотушкой: ни тени жуткого дара Рудольфа, ни отблеска внутреннего прожектора – разве что чрезмерно развитая интуиция.

Поэтому за Ваньку Юлия уже не опасалась нимало. Успокоилась. И Ваньке было уже лет пять, когда Юлия осознала: этот юный человек, тихонький, беленький, умненький и не в сестру замкнутый, вычерпал из неё и отца всё, что смог. Вообще всё. Прожектор, смертный дар и телепатию – и в таких масштабах, что Юлии это было тяжело себе представить.

А он, глядя ей в лицо прозрачными серыми глазами, сказал как-то раз, что ощущать побуждения и мысли других людей для него абсолютно естественно с младенчества. Как видеть и слышать.

Ванька думал, что так могут все, до того возраста, в каком обычно перестают верить в Деда Мороза. А Юлия была уверена, что её внезапные озарения насчёт маленьких Ванькиных дел, желаний и проблем – это обострившаяся материнская интуиция плюс её собственный прожектор.

Рудольф и Ванька её случайно надули.

Или не случайно. Возможно, эти двое просто не хотели её пугать раньше времени. Рудольф-то играл с Ванькой в аутотренинг чуть ли не раньше, чем дитя научилось говорить, а эмпатии у малыша хватило бы на целую толпу взрослых.

Он понимал слишком много.

Мои пальцы становятся тёплыми.

Как естественно, что все наши дети здесь.

Ведь всё может случиться. Мы ещё ничего толком не знаем. Наш дар наследуется, он может проявиться в семь лет, в десять. В двенадцать, как у у Золушкиной Розы. Наши дети должны быть готовы.

Слишком больно и страшно не знать, что делать с собой. Ещё хуже – чувствовать одиночество и чуждость. Этого больше не будет.

Интернат теперь не узнать. В новом корпусе учатся сейчас шестьдесят пять юных чародеев с самыми разными задатками. При взаимодействии у ребят внезапно открываются странные способности, каких раньше никто и вообразить не мог. Трое малышей левитируют. Трёхлетняя внучка Ванечки каким-то образом выбирается из запертых помещений – она ещё ничего не может толком объяснить, но не телепортация ли это? Чародеи ищут пути в прошлое, будущее и космос.

Есть ощущение, что найдут.

В старом корпусе дети не живут. Здесь останавливаются гости и живут воспоминания.

– А вот и сюрприз! – весело сообщает Зоя, распахивая дверь.

Кроме прочих сверхспособностей Зоя властна ещё и над временем: она почти не меняется, даже её аккуратно уложенные и никогда не крашенные волосы не седеют. Она, улыбаясь, обнимает за плечи Евгению.

– Жека! – визжит Золушка, как в детстве.

Юлия обнимает подругу. Несколько секунд они обе – в прожекторном луче.

Нет, Жека снова не вышла замуж. Ей опять надоело. Ей никогда не надоедают только архивы. К выпускному классу она нашла область, включающую её прожектор на полную мощность: архивные бумаги разного рода тайных канцелярий, протоколы допросов, доносы, письма, приложенные к закрытым делам… Подпись под каким-нибудь протоколом погружает её в чужую реальность на часы.

Жека – эксперт с мировым именем по части архивов, спорных дел, тайных расследований и прочих мрачных загадок. Человек, который находит ответы.

Научное сообщество дивится её фантастической интуиции, подсказывающей, где искать, с невероятной точностью. Жека даже не заикается о своих методах: она не доверяет ортодоксам.

И дельно: стоит заикнуться, как её норовят обозвать мракобесом. Она ещё студенткой доверилась обожаемому профессору – и даже тщательно собранные доказательства ей не помогли. «Вам повезло, милочка, а вы выводите из этого какие-то завиральные теории», – сказал он и разбил Жеке сердце.

– Из Москвы, Женечка? – спрашивает Майя.

Жека кивает:

– Переписка Василия Долгорукого, совершенно удивительные бумаги.

– Спорим, Жеку оторвали от них силой? – улыбается Юлия.

– Новый год, Юлька, – хихикает Жека.

Золушка зажигает маленькую серебряную ёлку и выключает лампу. В гостиной – уютнейший мерцающий сумрак. Галка и Роза тащат пирог, а Ванька – поднос с чайником, сахарницей, молочником и прочими инструментами праздника. Мелюзга суетится вокруг.

И в тот момент, когда все заняты пирогом, внутренний прожектор Юльки вспыхивает звёздным каким-то огнём.

Она оборачивается – и видит Рудольфа, стоящего в тени у дверного косяка. С новым шрамом на скуле. В старом, любимом Юлькой свитере. Рудольф держит на руках живого и плюшевого щенка бульдога.

К нему сразу кидаются все. И перед тем, как обнять Рудольфа, Юлька выдыхает – и гасит сияние внутри. Потом. Всё – потом.

Всё равно она успела узнать главное.

Рудольф – надолго. А щенок – Федя.

Был ли Рудольф в собственном прошлом, был ли по ту сторону, или смерти нет вовсе – Юлька собирается спросить уже после боя курантов. Пусть лучше он расскажет сам.