Текст книги "Сто боев – сто побед"

Автор книги: Максим Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

56

Логинов с Плотниковым вошли в затемненную спецкомнату отдела контрразведки КЧФ. Из-за стола с видео-, аудиоаппаратурой быстро поднялся офицер-контрразведчик в морской форме. Плотников знаком показал ему садиться. В комнате было два окна односторонней видимости. В первом было видно, как следователь ГВП начал допрашивать Лизу.

Плотников взял наушники, вторые протянул Логинову. Виктор надел их и тут же услышал голос следователя:

– Так по заданию какой разведки вы внедрились в окружение Мони? МИ-6, ЦРУ, БНД?

– О господи! Да не внедрялась я к нему! Он меня сам снял, в Ялте!

– Так! Откуда снял?

– С набережной! За четыреста баксов! Но если б я знала, что будет дальше, я б и за тысячу не пошла, клянусь!

– А что было дальше?

– Моня, сволочь, – шмыгнула носом Лиза, осторожно потрогав себя за фингал. – То есть он бывает нормальный, но в тот раз упился в хламину, гад…

– И что?

– И ничего! Не хочу я про это рассказывать!

– Елизавета, вам лучше сотрудничать со следствием. Вас задержали обвешанной гранатами на подводной лодке. В любой стране мира за такое вам бы дали минимум пять пожизненных сроков. А у нас, если вы будете сотрудничать со следствием, отошьете где-нибудь под Пермью рукавицы годков десять да и выйдете за примерное поведение!

– Как десять? За что? Не виноватая я! Я ж просто во Францию хотела смыться от Мони!

– Ага! Отлично! Значит, вы работали на ДЖСЕ?

– На какого дэ-жэ-е?..

– На Главное управление внешней безопасности Франции!

– Да на Моню я работала! После того, как он меня снял! В Ялте! С набережной! За четыреста баксов! Но если б я…

– Стоп, стоп! Это я уже слышал! Значит, вы отрицаете, что работали на ДЖСЕ?

– Отрицаю! – кивнула Лиза.

– Но признаете, что работали на Моню!

– Признаю! – закивала головой Лиза. – На него, гада!

– Ясно! Так как началось ваше сотрудничество?

– Как-как!.. Ты когда-нибудь в ресторане голым с павлиньим пером в заднице танцевал?! – вдруг выпалила Лиза, наклонившись к следователю.

– Нет, конечно! – подался тот назад и невольно ослабил узел галстука.

– А я танцевала! Вот так и началось… Слушай, я ж не умею шить рукавицы, понимаешь?.. – всхлипнула Лиза.

– Понимаю, – кивнул следователь.

– И вообще сирота я! Мамаша ж меня кинула у бабки вот такулечкой и поехала в Воркуту…

– По этапу?

– По какому этапу? За отцом, летчиком-полярником! Он просто не знал, что у него я родилась, понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот! И они там пропали, без вести! А так бы я, думаешь, пошла на набережную? При таком отце, если б он был живой?

– Пошла бы, – кивнул следователь. – Туда идут не по отцовской линии, а по материнской.

Лиза мгновенно перестала плакать и уставилась на следователя.

– Но за это же не садют, правильно?

– Правильно.

– Так вы меня отпустите?

– Обязательно, – кивнул следователь, затягивая узел галстука и снова облокачиваясь о стол. – Как только вы скажете, на какую разведку вы работали! МИ-6, ЦРУ, БНД или все-таки ДЖСЕ!

Логинов повернулся к Плотникову. Тот опустил наушники на шею и спросил:

– Послушаем вторую?

Виктор кивнул и повернулся ко второму окну.

Моня сидел перед следователем, развалившись на стуле и закинув ступню левой ноги на колено правой. Небрежно стряхнув пепел мимо пепельницы на стол, он скривился:

– Да че ты мне туфту паришь, начальник? Какой, блин, терроризм?

– Вас задержали на захваченной подводной лодке с оружием! Надеюсь, это вы признаете? – посмотрел на Моню следователь.

– Нет! – отрезал Моня. – Меня не задержали. Я сам сдался Вите! Если есть какие-то непонятки, тащи его сюда за бивни и проводи «очняк»! А насчет захвата – назначай трассологическую экспертизу! И одорологическую! Или просто дай мои говнодавы какому-нибудь Тузику понюхать! И увидишь, че в лодке моей ноги не было! Я не при делах, начальник! Зуб даю!

– Если бы вы были не при делах, вы бы не оказались с оружием на лодке!

– Да я ж сто раз объяснял, из-за Лизки я там оказался! Не верите, колите ее! Я ее на лодке поколол слегка, – почесал кулак Моня, – она мне все сразу и выложила! Про мужика этого, что ей лапши на уши навешал, и про все остальное… Слушай, начальник! – вдруг наклонился над столом Моня. – А как тут у вас насчет ларька тюремного? А то я на ваших морских макаронах уже, блин, обдристался! Мне разносолов не надо – икорки бы с кило да балыка севрьюжьего, а? А расчет хоть налом, хоть без – мне по фигу!

Логинов снял наушники и повернулся к Плотникову.

– Ну что, будем заходить? – спросил тот.

– Да нет, – махнул головой Логинов. – Пусть следователи их еще попытают! Давай сходим перекусим, а то я забыл, когда ел…

57

Тяжелый ковш плавучего крана шел ко дну. Кащееву ничего не оставалось, как ухватить загубник акваланга, приложить его ко рту и быстро отвернуть вентиль. Из баллона забулькал живительный воздух. Сверху донесся шум отплывшего катера. В тот же миг ковш мягко ткнулся о дно и замер…

Кащеев, сжав зубами загубник, удивленно потрогал бок ковша рукой. Однако тот даже не шевельнулся. Это означало, что по чистой случайности Моня сбросил ковш с катера над одной из отмелей, которых у побережья Одессы тьма-тьмущая. Так что глубина, на которой находился Кащеев, не превышала пяти-шести метров.

Но это ровным счетом ничего не значило. Кащеев все равно оставался в железной клетке, выбраться из которой было невозможно. Однако он вдруг вспомнил, что обращенные вниз «челюсти» ковша смыкаются под силой собственного веса. А в воде все намного легче…

Надежда словно окрылила Кащеева. Он быстро ощупал ковш руками и, сориентировавшись, попробовал нажать на одну створку. Но она даже не пошевелилась. Тогда Кащеев уперся в одну половину ковша ногами, а на вторую налег руками. Но и тут его ожидало полное фиаско.

Ковш был слишком тяжелым. Так что потеря части веса в воде особого значения не имела. Плюс стальные «челюсти» увязли в илистом дне. Будь у Кащеева с собой гидравлический домкрат, он бы, конечно, раздвинул их без особого труда и выскользнул в щель. Но домкрата у Кащеева не было. У него оставался только акваланг, из которого пузырьками выходил не воздух, а его жизнь…

Кащеев понимал, что времени у него на раздумья все меньше. Поэтому он решил надеть акваланг как положено и попытаться, собрав все силы, раздвинуть створки ковша ногами и плечами хотя бы чуть-чуть. Ведь ничего другого ему не оставалось.

В темноте он быстро нащупал баллон со сбруей и тут ему под руку вдруг попалось что-то плоское и тонкое. Кащеев не мог осветить свою находку фонарем, но тут же сообразил, что это универсальный ключ – вроде велосипедного. Дрожащими руками Кащеев вытащил его из держателя и подался к люку.

Нащупав руками прорезь ковша, он высунул в нее ключ и попытался дотянуться до гайки. И у него это получилось. Труднее всего оказалось сдвинуть затянутую Моней гайку из первоначальной точки. Но Кащееву это все же удалось. Дальше гайка отвинчивалась свободно.

Но к этому времени воздух в баллоне стал кончаться. Кащеев лихорадочными движениями провернул гайку еще на пару оборотов и попытался сбросить накидной болт. Ключ при этом он выронил. Но и болт наконец выскочил из паза.

Кащеев налег на крышку, и она легко откинулась. Выплюнув загубник, воздух из которого уже едва поступал, Кащеев вынырнул в люк и устремился к поверхности…

58

Следователь Генпрокуратуры радостно сообщил:

– У меня для вас хорошие новости, Елизавета!

– Принц Чарлз таки решил бросить свою грымзу и жениться на мне?..

– Стоп! – насторожился следователь. – А откуда вы знакомы с членами английской королевской семьи?

– О, господи! Та не знакомая я! Пошутковала просто!

– А-а… Вы лучше так больше не шутите, Елизавета, – попенял Лизе следователь. – Дело-то у нас серьезное.

– Не буду больше. Так, а че за новость-то?..

– По ходу проведения доследственной проверки следователи Главной военной прокуратуры пришли к выводу, что состава воинских преступлений в ваших действиях не усматривается…

– Ура! – вскрикнула Лиза, перегнулась через стол и расцеловала следователя. – Так я свободная? Да?!

– Вы что, подозреваемая?.. – с трудом вырвался следователь. – Зачем это?..

– Да я ж вам просто благодарная! А вы сегодня вечером что делаете, товарищ следователь?

– Сегодня вечером я вас допрашиваю, Елизавета…

– Как допрашиваете?.. – плюхнулась на стул Лизка.

– Согласно графика, Елизавета! У Главной военной прокуратуры к вам вопросов больше нет. А вот у Генеральной еще предостаточно!

– Да какие вопросы? Я ж уже все рассказала! Тридцать раз! Про то, как с Моней в Ялте познакомилась! И про Васю этого, сутика проклятого!

– Вот как раз этот Вася нас и интересует…

– Да я ж вам про него тоже тридцать раз все рассказала!

– То, что вы рассказали, Елизавета, вам зачлось. Но пока этот, как вы его называете, Вася на свободе, мы имеем все основания считать вас его сообщницей!

– Меня?!

– А кто тайно пронес на борт захваченной подводной лодки самодельное взрывное устройство, замаскированное под мобильный телефон? Не вы?

– Ну я, я!

– Ну вот! А где гарантия, что вы не сделали этого на почве личных неприязненных отношений с Моней? По предварительному сговору с Васей?

– Да не знала я, что в этом чертовом телефоне взрывчатка! Я думала, что он платиновый!

– То есть вы утверждаете, что вы его просто украли?

– Да не крала я его, а подобрала, когда он случайно выпал… Ну, товарищ следователь, я ж девушка одинокая, а тут мобильник типа платиновый, штуки на три баксов потянет! Вот я его и того! Взяла! Отпустите меня, а? Я ж сирота! Дважды брошенная!

– Это как?

– Меня ж мать от «Песняров» нагуляла!

– От каких песняров? – не понял следователь.

– Ну этих: «Где ты, моя черноглазая, где, в Вологде-где-где… где-где-где… В доме, где резной палисад…»

– А, понял… Так, а вы-то к этому палисаду с какой стороны?

– Как с какой? Этот усатый кобель, главный который у них, и есть мой папаша!

– Шутите?

– Клянусь, товарищ следователь! Он мою мать на гастролях забрюхатил… А когда я родилась, мать меня у бабки оставила, а сама поехала к нему, в Белоруссию, ну в ту, над которой белый аист… – зашмыгала носом Лиза.

– Насчет аиста я в курсе! И что?.. – сочувственно посмотрел на Лизку следователь.

– Как что? Денег-то у нее уже не было, все мне на молоко ушло, вот она и прыгнула на ходу на «товарняк». И не удержалась… Напополам перерезало! А так бы я при таком отце, думаете, пошла бы на набережную-у-у? Отпустите меня, товарищ следователь! Мне ж к мамке на могилку надо съездить, прибраться! – Здесь Лизка уцепилась в руку следователя и навалилась грудью на стол. – А я вам, товарищ следователь, буду такая благодарная, такая благодарная, не пожалеете…

Следователь быстро покосился на окно односторонней видимости и отдернул руку. Официальным тоном сказал:

– Прекратите немедленно!

– Чего прекратить? Я ж еще и не начинала! – удивленно уставилась на следователя Лиза.

– И не начинайте! Потому что со мной эти фокусы не пройдут!

– Какие фокусы, мой сладкий…

– Прекратите! – грохнул кулаком по столу следователь.

– Ну ладно! – вдруг окрысилась Лизка. – Не захотел по-хорошему, вот тебе!

Следователь уставился на сунутый под нос кукиш.

– Это что? – сухо спросил он.

– Это то, что я как дочка «песняра» требую встречи с батькой Лукашенком и вообще буду жаловаться на вас в ООН! Устроили в Крыму Гуантанамо, империалисты проклятые!

– Вы хорошо подумали, прежде чем это сказать, Елизавета?

– А чего тут думать! Я вообще объявляю голодовку!

59

– Хр-р! – судорожно вдохнул Кащеев и снова проснулся.

Он, как и в первый раз, тяжело дышал. Но на этот раз пробуждение было не таким безнадежным. Он, как и тогда в Одессе, словно бы вынырнул на поверхность. И, так же как и в тот раз, обессиленно откинулся на спину и прикрыл глаза…

Он все же вырвался из цепких лап смерти. Спасся, когда надежды уже не было. Можно сказать, вынырнул из самой преисподней. И, слегка отдышавшись, поплыл к одесскому берегу. Там, на берегу, Кащеев выбрался на небольшой пляж. На нем, как и на всех одесских пляжах, не то чтобы кипела, но уж точно била ключом ночная жизнь.

Кащеев без труда утащил у кого-то шорты, сухую майку и тапочки. В этом стандартном для курортного сезона прикиде он и добрался до стоянки, на которой оставил машину. В ней были деньги из двух ограбленных банков – «Биг-Таврического» и «Капро-банка». С ними Кащеев и перебрался в ту же ночь в Приднестровье…

Там он сделал еще одну пластическую операцию. Доктор-хирург этому даже не удивился – «пластика» затягивает почище «винта». Тот же Майкл Джексон потратил на пластические операции бешеные деньги. Кащеев, конечно, платил значительно меньше Джексона, но зато регулярно. За что приднестровский «лепила» был ему искренне благодарен и лишних вопросов не задавал. После краткого курса реабилитации он тепло попрощался с пациентом, сказав, что всегда к его услугам…

60

– Здравия желаю, товарищ генерал! Это полковник Логинов, из Севастополя…

– Здравствуйте, полковник! Ну как там у вас, в Севастополе, успехи? – спросил замдиректора ФСБ.

– Совместно с контрразведкой ЧФ перебрали все ниточки в деле о захвате «Варшавянки», товарищ генерал…

– Ну и?..

– Ни по одной из них выйти на след Кащеева не удалось, товарищ генерал!

– Замечательно! И что прикажете? Ожидать, когда Кащеев организует какую-нибудь новую провокацию?

– Мы сделали все возможное, товарищ генерал, но…

– Значит, делайте невозможное! Не можете сами, обращайтесь к астрологам, ведунам, колдуньям! Вам дан полный карт-бланш! Но достать Кащеева вы просто обязаны! Я же вам, по-моему, это внятно объяснил! Или нет?

– Так точно, товарищ генерал, внятно…

– Ну?.. Так какие у вас предложения?

– Да какие тут могут быть предложения… Единственный шанс – это выпустить Моню с компанией, мне к ним присоединиться и помелькать на людях. Кащеев, если он еще не смылся, должен по-любому попытаться довести дело до конца… Вот такое у меня предложение, товарищ генерал.

– Ясно. Вызывать огонь на себя – это, конечно, очень героический поступок, полковник. Очень. Только для этого Академию ФСБ заканчивать было совсем не обязательно. С этим любой солдат-срочник справится…

– Ну а как еще можно заставить его себя проявить, товарищ генерал?

– Да нет, я не спорю. Просто констатирую факт, что Кащееев, в отличие от вас, поизобретательней будет, полковник. Он «Варшавянку» захватил, но сам тут же ушел, подставив под удар Моню…

– У Кащеева развязаны руки, товарищ генерал.

– А я вам их что, связывал? Но если ума на большее нет, дерзайте!

– Спасибо, товарищ генерал! Тогда нужно согласовать вопрос со следствием.

– Согласуем, полковник…

61

Обретя в Приднестровье новое лицо, Кащеев отнюдь не обрел вместе с ним душевного равновесия. Наоборот, ужасный сон-воспоминание преследовал его каждую ночь. Кащеев понял, что, если ничего не предпринимать, он очень скоро превратится в жалкого неврастеника. Развалину с трясущимися руками. Обращаться к психиатрам было без толку. За время работы в спецслужбах Кащеев достаточно общался с ними, чтобы знать, что они скажут. Для лечения любого расстройства нужно прежде всего убрать раздражитель. Но сказать это было легко. А вот сделать…

Раздражителей было два – Моня и Логинов. У первого – вышколенная охрана, бронированный джип и все остальное, что положено отошедшему от дел бандиту. У второго охраны и джипа не было. Но работал Логинов в центральном аппарате ФСБ, на Лубянке. А это означало, что так или иначе он постоянно находился в поле зрения оперативников УСБ. Потому что те по графику вели превентивное наблюдение за всеми сотрудниками центрального аппарата. Так что, даже если лично за Логиновым и не следили, то могли приглядывать за кем-то из его коллег. И Логинов, передвигаясь по городу с этими коллегами, попадал под наблюдение чисто автоматически…

Именно поэтому Кащеев, как бывший полковник УСБ, прекрасно понимал, что соваться в Москву и пытаться свести там счеты с Логиновым – это почти самоубийство. То есть рассчитаться с Логиновым он теоретически еще мог, но вот уйти после этого из Москвы, чтобы расквитаться и с Моней, – уже навряд ли.

И тогда Кащеева вдруг осенило. После прихода к власти на Украине «оранжевых» на волне обострения ситуации вокруг базирования ЧФ в некоторых СМИ промелькнули заявления о том, что на Черноморском флоте есть ядерное оружие.

ФСБ заподозрило утечку информации. Проверку этой версии поручили Управлению собственной безопасности. Кащеева в составе специальной оперативной группы командировали в Новороссийск. Оперативники, как и положено, прошлись по всей «цепочке» транспортировки ядерных боеприпасов. Начиная с мичмана Новороссийской базы и заканчивая любовницей начальника штаба дивизиона подводных лодок ЧФ.

Масштабная негласная проверка выявила кучу злоупотреблений и даже должностных преступлений. Однако предателей среди моряков не оказалось. Спирт воровали, консервы красной рыбы в сухпаях на кильку меняли, положенное подводникам белье из чистого хлопка тырили и продавали, это было. Но Родиной никто не торговал…

Именно об этом эпизоде своей службы вдруг вспомнил в Приднестровье Кащеев. И вдруг понял, как можно, не особо рискуя, рассчитаться одним махом и с Логиновым, и с Моней. И Кащеев отправился в Севастополь.

Он обладал настолько детальной информацией, что смог все подготовить и провернуть за какой-то месяц. Только вот не сработало самое главное – подслушивающе-взрывное устройство, которое Кащеев так мастерски подсунул Лизе в машине…

62

Дверь комнаты для допросов распахнулась, конвойный приказал:

– Вперед!

На пороге возник Моня – в матросской робе и матросских «гадах» без шнурков, с заложенными за спину руками. При виде Логинова за следовательским столом хмурая физиономия Мони слегка повеселела.

– Здорово, Витек! На «свиданку» пришел?

– Вроде того, Монь! Здорово! Ну как ты тут?

– Лучше не спрашивай… – скривился Моня, наконец вынимая руки из-за спины и проходя к столу. – С унитаза не слезаю. Сегодня ночью спал на нем, с подушкой…

Отодвинув стул, Моня поддернул матросские штаны и присел. Логинов молча подвинул к нему сигареты и зажигалку.

– Кучеряво живешь, брателла! – криво усмехнулся Моня, открывая пачку. – «Житан» куришь. А я, блин, от вашей дукатовской «Примы», наверное, кони двину… Грудина хрипит, шо петлюровская гармошка!

Показно закашлявшись, Моня наконец закурил и выпустил дым под настольную лампу. Логинов наблюдал за ним с едва заметной ухмылкой, откинувшись на спинку стула.

63

– Ублюдки!!! – прорычал Кащеев, хватаясь руками за покрывало.

Впрочем, он прекрасно понимал, что криками тут не поможешь. Нужно было принимать решение. И либо срочно уезжать из Крыма, либо готовить новую операцию.

Разжав кулаки, Кащеев открыл глаза и сел на диване. Уехать он не мог. Чтобы не сойти с ума, он должен был остаться и убрать хотя бы один раздражитель, если не получилось стереть с лица земли оба…

Кащеев решительно поднялся с дивана. И его тут же резко повело в сторону.

– Твою мать! – проговорил он, плюхаясь обратно на диван и хватаясь рукой за голову.

Только теперь он вспомнил, что не ел уже около двух суток. В таком состоянии приниматься за ликвидацию кого бы то ни было абсолютно невозможно. Поэтому Кащеев осторожно, без резких движений, поднялся на ноги, отправился на кухню и заглянул в холодильник.

Полчаса спустя он уже сидел перед тарелкой с тремя огромными кусками стейка. Пахли они аппетитно, но лезли в горло с большим трудом. Кащеев, решивший тридцать минут назад больше не пить, вздохнул, отерся салфеткой и отправился к бару.

Коньяк в терапевтических дозах сперва пробудил аппетит, а потом и возродил в Кащееве потерянный было интерес к жизни. Закончив есть, он вдруг подумал, что не спал с женщиной уже почти три недели. С тех пор, как вплотную приступил к реализации плана по захвату «Варшавянки»…

– Так! – сказал Кащеев, посмотрев на часы. – Ага!..

После неудачи он совершенно потерял ориентацию во времени. Оказалось, что натикало около семи вечера. Это было хорошее время, и Кащеев отправился в ванную приводить себя в порядок.

Спустя пол часа выбритый и порозовевший после душа Кащеев переоделся и спустился в подвал. Там, в углу, он устроил тайник, где лежали украденные в одесских банках деньги. Точнее, их остатки. В пылу подготовки захвата «Варшавянки» Кащеев на такие мелочи, как деньги, внимания не обращал.

Сейчас же пелена словно спала с его глаз. Сперва он пересчитал «сковородки». Так Кащеев окрестил украинские купюры по пятьсот гривен, поскольку на них был изображен философ Григорий Сковорода. Учитывая, что философам на деньги наплевать в принципе, украсить портретом Сковороды самую крупную купюру – это надо было додуматься. Не иначе в украинском нацбанке засел какой-то резидент «Камеди-клаба». После «сковородок» Кащеев пересчитал «леськи». Так он называл двухсотгривневые купюры, поскольку на них законспирированный резидент «Камеди-клаба» додумался изобразить Лесю Украинку, которая, согласно последним исследованиям известных историографов-литературоведов, была махровой лесбиянкой…

Оставшаяся в наличии сумма повергла Кащеева в смятение. Если после бегства из Одессы он мог окопаться в Приднестровье и прожить там безбедно не один год, то теперь на это рассчитывать не приходилось.

– Ублюдки!!! – прошипел Кащеев, сжав в руке пачку денег.

Сунув ее в карман, он привел тайник в порядок и поднялся в дом. Там часть денег Кащеев положил в «оперативный» тайник, оставив себе на расходы около двухсот долларов в эквиваленте.

Это было не жмотство. Просто Кащеев как сотрудник спецслужб отлично знал, что стремление обладать самым-самым: самой красивой женщиной, самой дорогой машиной и самым вычурным домом – это проявление комплекса неполноценности. Именно на этих желаниях и ловят своих клиентов и сотрудники элитных спецслужб, и самые примитивные уголовники.

Напоследок Кащеев сунул в рот две таблетки «антиполицая» и вышел из дома. Вскоре его неприметный «Фольксваген Гольф» уже направился по дороге к Севастополю.