Текст книги "Художник (СИ)"

Автор книги: Максим Венедиктов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

  «Франц, какой же у тебя беспорядок. Но картина....очень хороша.»

  Я вздохнул, уже даже не знаю какой за сегодня раз и зашёл в мастерскую. Будь я настолько испуган, я бы конечно вскрикнул, но сейчас я даже не смог бы выпустить воздух из своих легких. На меня из центра комнаты смотрела Анна, настоящая. Что стояла близ картины, невероятным образом поднявшейся с пола. С картины обнаженная и властная Анна смотрела на меня с таким же вожделением, как её реальный аналог, ещё вчерашним вечером. Я вытер со лба выступившую испарину, колени мои дрожали будто мне 12 лет и я захожу в дальний конец амбара, возле дома моего деда. Чёрт, так страшно тогда не было. Так сюрреалистично тем более...

  «Франц, я конечно чувствовала что вы талантливый автор, но это...» сказала она, выделяя слово чувствовала, на мою картину. А после приблизилась ко мне. Я слегка отошёл, но смысла в этом уже не было, она удерживала мою голову своей властительной, холодной и белой рукой, второй же рукой, удерживала меня за сюртук. Лицо её снова приблизилось ко мне и мы слились в поцелуе. Нельзя сказать, что мне омерзительно, мне как наверняка и любому другому мужчине вполне себе нравится это странное действо, доминирование Анны, конечно, оставляло свои отпечатки, но я искренне порывался закончить все, но тело мое не слушалось велений мозга моего и было в фактической власти Анны Александровны. Когда ей надоест меня использовать, тогда видимо и закончится все, сейчас же видимо, время не пришло.

  Наконец Анна остановила наш поцелуй и отошла к окну мастерской. Откуда виднелись уже порядком надоевшие мне лодки белого цвета. Какие к черту лодки, тут стоит Анна, говорил мне мозг, впрочем, может и не он. Голос в голове....да голос в голове, это наиболее подходящее слово. Анна невероятно красивая женщина сейчас стояла у окна, а ты вспоминаешь не её тело, не ощущения нахождения рядом с ней, а какие-то лодки. Франц что с тобой....

  Я покачал головой, ударил себя по щекам и вроде бы вернулся в реальность. Анна же нарушила странную, почти интимную тишину и сказала:

  «Франц, а мог бы ты написать ещё одну картину?»

  «Написать...ещё одну...эм, я ведь художник...если будет случай...то да...наверно.»

  «Нет ты не понимаешь, можешь ли ты сейчас написать мой портрет.» Анна повернулась ко мне слегка присев на подоконник. Смотрела она максимально серьезно, не просто с издевкой там и прочее...

  «Напишешь и....и я может быть уйду от тебя навсегда.»

  «Серьезно? ВЫ МНЕ ЭТО ГОВОРИТЕ СЕРЬЕЗНО!? ДА КАК ВЫ!»

  Анна усмехнулась, а после залилась девичьим, почти детским смехом, отраженным от стен мастерской несколько раз. После же Анна сказала:

  «Франц...ты не понимаешь нечего...видимо, ты ведь не мой муженек, вроде бы, не настолько глуп. По крайней мере вчера ты был другим.»

  «ВЧЕРА БЫЛО ВЧЕРА...Я ВООБЩЕ....черт...» я ударил кулаком по столику с кистями и краской, те естественно повалились на пол и разлетелись все кто куда.

  «Так сможешь написать мой портрет, прямо здесь и прямо сейчас, во всех красках. Я заплачу тебе...»

  Я закрыл глаза и задумался. Во что я попал, проклиная свою жизнь, работу, жену, Фёдора и все пропахшую алкоголем Синюю Собаку, проклиная Небесных Верблюжат, Софию Ивановну и всех моих знакомых...Я задумался, на миг казалось в голове были уже не мои мысли, тело мое снова не было моим в полной мере, но в какой-то момент мой язык просто сказал:

  «Хорошо. Портрет. Сегодня, прямо сейчас и вы навсегда уходите из моей жизни. Анна Александровна.»

  Анна снова рассмеялась, но на этот раз тише. Она полноценно села на подоконник окна, казалось... казалось можно было бы толкнуть её и она бы выпала в окно. Ушла из моей жизни навсегда. Чёрт, да откуда эти мысли. Я точно схожу с ума. И свела с ума и правильной дорожки меня именно она. Горделивая и властная Анна Александровна. Проклинаю тот день, когда я пришёл в салон...проклинаю.

  Проклиная все и всех про себя, я медленно подготавливал рабочее место. На душе хоть и скребли кошки, исключительно с максимально длинными когтями. Тем не менее, несмотря на все это обще ужасающие ощущение на душе, у меня было желание написать портрет Анны. На этот раз с натуры, на этот раз, сделать его ещё живее. Куда живее того практически порнографического изображения с подданными. Оно теперь не казалось мне гениальной и страшной работой. Теперь оно было провалом, недостойным меня, недостойным даже Анны Александровны.

  Наконец рабочее место было готово, Анна Александровна, сидящая на подоконнике, уже в одном нижнем белье смотрела на меня глазами полными огня, я же нервно сглотнул и начал делать черновую зарисовку, все такой же дрожащей рукой. Ненароком я вспомнил руку Сальвадора. Не знаю почему...почему именно сейчас.

  Работа шла размеренно. Времени попусту я не тратил. Анна же было невероятной натурщицей, не говоря не слова, она каждыми изгибами тела, своим взглядом говорила мне что и как нужно показывать. Насколько живо и насколько натурально. Ближе к середине выполнения работы, я заметил, что взгляд у Анны был менее выразителен, огонь, почему то ушел из них, Анна явно заскучала. Видимо не думала, что настолько долго все это продлится. В один из моментов она встала с подоконника и посмотрела на меня. Моя кисть остановилась в миллиметре от холста. Взгляд её пугал и одновременно завораживал. Это было чем то завлекающим, не приводящим в транс, нет это было зазывающее и вызывающее, как и все что делала Анна Александровна и я к своему стыду вошел в её сети уже второй раз за несколько дней. Как же легко ей действовать на меня, мое тело и мой мозг, пугающие картины вчерашнего вечера уходили, а передо мной разворачивалось новое представление, куда ярче, громче и крикливей, на грязном полу, залитым краской, заваленной хламом и покрытым пылью я входил в Анну и каждую секунду роднил нас, каждую секунду я казалось, становился ей ближе, мы были одним целым. Анна кричала во весь голос, пространство казалось даже сжималось, беря пример с определенных частей её тела, но все же через час все закончилось, испачканная Анна вернулась к окну, уже полностью обнаженная, мокрая, она, тяжело вздыхая, смотрела на меня невероятно горячим взором. Грязный же я вернулся на рабочее место и пытался завершить эту работу. Завершить все это, закончить все это.

  Наконец работа, прерываемая на поцелую, соития и прочее была закончена. За окном уже вечерело. Анна одевалась в углу, я угрюмо рассматривал картину. Обнаженная дама сидела на подоконнике, освещаемого светом Солнца. Его блики красиво играли на теле женщины, сзади неё виднелась Фонтанка, по ней плыли те самые лодочки белого цвета. Но теперь на них случайно затесались уже казалось привычными, в разговоре о Анне, подданные обнаженные почти полностью и истекающие слюнями. Анна же показана на картине максимально близко, не знаю, как точно объяснить, но я смог передать её огенно-вожделеющий взгляд практически достоверно. Картина была больше похожа на фото, казалось, даже обнаженная грудь Анны вздымалась, когда в легкие попадал воздух. Настоящая Анна склонилась ко мне и внимательно рассматривала картину. А после она, поцеловав меня в щеку, сказала:

  «Она прекрасна, прямо как и я...Если ты привезешь её завтра в галерею...будешь самым успешным художником.»

  «Нет...это нужно тебе, забирай её, и вторую....и уходи из моей жизни.» Сказал я, в душе порываясь конечно начать избивать Анну. Чёрт...откуда же это все в моей голове...

  Анна усмехнулась и проплыла мимо меня, а после встала в дверном проеме.

  «Завтра я приду и заберу картину. Я обещала тебе...жаль конечно так заканчивать все...но и мне надоело уже, прощайте...Франц.»

  Анна сказав это также медленно поплелась на выход. Мой воспаленный разум страшным голосом говорил мне убить её, уничтожить, лишить жизни, она не нужна никому, тебе она не нужна. Голос в голове звучал все громче и нужно было его заткнуть...нужно...я должен был.

  Я быстро встал с места и направился в след за Анной, в голове вспыхивал образ топора, который я недавно заметил стоящим в прихожей, естественно....именно им я и сделаю все...как завещал Достоевский. Я вышел из мастерской и заметил что Анна внимательно рассматривает блокнот Виктории, пройдя мимо и дойдя до прихожей я набросил на себя пальто, притворяясь, что собрался уходить, а может даже проводить Анну, сам я тем не менее косился на рукоятку топора, скрытую упавшим пальто Виктории, которое она уже несколько лет не носила. Повезло, что Анна не видит, замечательно. Расплывшись в оскале, подобном тем подданным с картины я улыбался ведьме по имени Анна, она же улыбалась в ответ мне, конечно не понимая, что закончились дни её, что закончит мучить меня она, именно сегодня все завершится. Я подошёл чуть ближе к рукоятке и даже потрогал её пальцами, дерево, лакированное, прекрасное и удобное. Анна прошла в прихожу, быстро нацепив верхнюю одежда она отвернулась и хотела было открыть дверь, но я опустил руку, крепко схватил топор, выудил его из под одежды и со всей силы ударил им по голове Анны. Удар был действительно сильным, женщина не успела вскрикнуть, топор вошёл в череп, забрызгав меня, стены и дверь кровью Анны, звук раздробленной кости слегка испугал меня, далее я испугался ещё больше, тело Анны опало на пол, с головы по её лицу, на пол и одежду лилась кровь, практически фонтаном она летела во все стороны, я выудил топор из головы Анны, занес его ещё раз и уронил тупым концом прямо на её лицо. Затем ещё раз...и ещё раз, голос в голове требовал расправы, а я не мог с ним не согласится, я ронял и ронял ей на лицо топор, железный наконечник уже был залит кровью, лицо Анны было не узнать, все, что виднелось там это кровавая каша, наконец, в последний раз я уронил топор и рухнул наземь без сил. Мертвое тело Анны лежало подле меня, от безысходности, внутреннего шока и боли, я протянул руки и притянул ближе к себе окровавленное тело женщины. Заключив его в эдакие мертвые, кровавые объятья.

  ГЛАВА 6

  Наутро я вышел из квартиры, предварительно смыв с себя всю кровь. Тело Анны все также лежало в коридоре, его я с отвращением перешагнул и закрыл дверь немного быстрее, дабы не видеть эту картину. В кровь разбитое лицо Анны это моя худшая картина...да...именно. Худшая.

  Ветреная улица встретила меня пустотой, запахом предстоящей грозы и изредка проходящими мимо полицейские. От них я отводил взгляд очень быстро. Мне казалось, что я весь облит кровью, облит с ног до головы, руки мои не отмыты, несмотря на то, что я битый час вымывал все....Слезы катились по моему лицу и падали на землю. Через час я оказался на Елагином острове и сидел между деревьев на небольшом камне и думал...думал, что мне делать дальше.

  Мимо проходили группы людей, издали слышались крики, смех и даже выстрелы. Возможно, сейчас проходил какой то праздник, а может...а может революция? Может...черт, о чем я...все уже произошло, все уже не вернуть назад, пришел конец, никчемной моей жизни. Виктория не вернулась домой, может и не вернется больше, я никчемный человек....я убийца...пошто я убил её...зачем...голос....да голос, что это за голос в голове? Откуда он взялся, почему он настолько кровожаден, почему....почему все это произошло именно со мной....ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!

  Вспылив, я пнул небольшой камень и тот пролетел почти десять метров, врезавшись в дерево. Я вздохнул, вытер лицо, и хотел было пойти дальше, но заметил, как ко мне идет, чья-то фигура. Подняв голову я увидел Викторию, она с заплаканными глазами и слегка грязном платье подошла ко мне. Я встал и протянул к ней руки, не знаю, просил ли я прощения за измену, за то, что бросил её в Синей Собаке или может даже за убийство в нашей квартире, в любом случае я хотел прикоснуться именно к ней...почувствовать теплые руки, а не полные холода. Виктория взяла меня за руки и рыдая уткнулась мне в плечо, я поглаживал её по спине и не мог сказать ни слова. Чего мне говорить, я даже не знаю почему она плачет, я не знаю вообще нечего. Бедная женщина, на кой ты связалась со мной...я ужасный человек, меня вместо того плотника надо было распять...

  «Я...я...Виктория, отчего ты плачешь?»

  «Ты будто бы не знаешь...ты бросил меня....ты бросил меня в Синей собаке....я осталась там одна, Фёдор отвел меня до дома....но тебя там не было и я ночевала у подруги....где ты был, что происходит с тобой....я видела картину в мастерской, какой же ужас, что все это....почему...»

  «Я не знаю, но теперь точно все закончилось, можешь не сомневаться, но тебе придется ещё пожить у своей подруги...или лучше вернись к сестрице своей....я серьезно. Ближайшие 10 лет ты меня не увидишь.»

  Виктория подняла на меня свое заплаканное лицо и удивленно спросила:

  «Почему это...почему не увижу и почему 10 лет?»

  «Я буду осужден....я....я совершил ошибку...я убийца Виктория...я убил человека....его тело сейчас лежит в прихожей квартиры....я ужасный человек...оступившийся, оступившийся идиот. Лучше мне пойти сдаться, да лучше пойти сдаться. Прямо сейчас пойду в полицию....а ты...ты возвращайся к подруге...сиди там, скажи что не видела меня 3 дня, скажи что запил....скажи что сошел с ума, не....не говори им нечего про себя....»

  «Я не понимаю...почему...кого ты убил, что это все значит?»

  «Я убил Анну Александровну....художницу из Москвы, она приехала к нам...я встретился с ней в галерее у Софии Ивановны....нарисовал ей ряд картин, но она настоящая ведьма, выжила из меня все соки, свела с ума....я убил её....я разорвал нить...я уничтожил её...»

  Виктория отшатнулась от меня и заплакала пуще прежнего, я хотел было протянуть к ней руки, притянуть к себе, разделить с ней горе, но она лишь отошла от меня дальше, а после просто развернулась и ушла. Я смотрел ей вслед, порывался пойти за ней, остановить, схватить за руку, сказать, что все это дрянная шутка, что на самом деле все хорошо, давай вернемся в дом, ты прочитаешь мне ряд стихов....но нет....к сожалению, шуткой это не было.

  Через 2 часа, уже в полдень я прибыл в Собор Воскресенья Христова. Я не был верующим, более того, никто из моих друзей или семьи не верил в бога, тем не менее сейчас, оказавшись на распутье я мог пойти только сюда. Войдя внутрь я даже не знал куда податься, стояли люди, у свечей тихо молились и ставили свои, я же как бельмо на глазу торчал практически по центру помещения, глаза мои цеплялись за сени, где якобы осталась часть мостовой с кровью Александра 2, надо было написать картину по мотивам этого события...но уже поздно.

  Понятно, что подобного мне никогда не простит ни кто, ни родственники, ни друзья, ни даже бог, который казалось бы, существует лишь для того, чтобы прощать. Ему молятся убийцы, террористы, большевики, чем я хуже? Неужели я взорвал поезд с сотней человек или убил несколько миллионов, может, отправил кого-то на верную смерть в Австрию? НЕТ...я лишь убил ведьму....я убил ужасную женщину, я убил её....ПРОСТИ ЖЕ МЕНЯ БОГ, УЖ ИЗВИНИ ЧТО НЕ ВЫПОЛНИЛ ТВОЙ БОЖЕСТВЕННЫЙ ПЛАН, ПРОСТИ ЧТО НЕ СТРОЮ ДОМА....ЧТО НЕ ПОМОГАЮ ДЕТЯМ, ОДНОГО Я ВЧЕРА ЧУТЬ НЕ ПРИБИЛ....ПРОСТО ЧТО НЕ ПОМОГАЮ.....не помогаю обездоленным, не даю им деньги....я даю деньги Семёну...Тинякову и другим....не все же...на всех денег не напасешься. Анна умерла и черт с ней...черт с тобой и со всеми....Я не верю в тебя и твое прощение мне не нужно....

  Я сжал кулаки, порываясь, что то сказать, но вздохнул, перекрестился и после этого вышел из собора. К черту бога, меня ждет исключительное правосудие.

  ******************************************************************************

  В тот же день я прибыл к полицейским. Рассказал о совершенном деянии, сказал, что был пьян, был не в себе, казалось, я даже сошел с ума. Объяснил им, что ближе к 8 вечера, я убил топором в своей квартире, гражданку Анну Александровну, как оказалось её фамилия была Державина, что в царской России бы посчиталось наверняка ещё и оскорбление статных членом правительства...или что там было я уже не знаю....к черту это все. Топором я ударил её по голове, нанеся уже первым ударом смертельную рану, истекающую кровью Анну Александровну Державину я добивал ещё по меньшей мере минут 5, превращая её лицо в кровавую кашу, пытаясь видимо в припадке сумасшествия замести таким образом следы. Рассказал, что хотел было покинуть страну, быстро ретировавшись в Финляндию, а оттуда...а оттуда уже куда глаза глядят, но как видите, сказал я полицейским. Я не смог нечего сделать, духа хватило лишь на убийство и признание, жить в вечных бегах мне не хотелось, для меня это ужасное бремя, в котором я не хотел находиться, никчемность своего положения, своей жизни, своих действий я понимал. Потом ещё раз сообщил, что обманул и полицейских, что бы абсолютно и кристально трезв во время убийства, сказал что имел постельный опыт с Анной Александровной, сказал что и перед убийством это имело место быть, сказал, что в итоге после всего этого не захотел отпускать её, решил лишить её жизни, решил...решил что так лучше будет для меня и для неё. В тот момент был припадок сумасшествия....да именно так.

  Полицейские быстро заковали меня, а через несколько дней был суд. Впрочем, я бы назвал это и судилищем, к тому же абсолютно не нужным в данный момент, я признался, прекрасно понимал, что светит мне от 10 до 14 лет каторги, чего мне ещё нужно было оглашать и знать, зачем надо было говорить это пришедшим тогда в суд Степану или Виктории, зачем это сказали пьяному вдрызг Тинякову ворвавшемуся в суд, его потом выводили полицейские, под белы рученьки. Я вздыхал, кивал головой на вопросы судьи и даже пару раз рассмеялся. На вопрос судьи что смешного, я и объяснил, что смысла в этом нет, отправляйте меня уже на верную смерть...к чему эти прелюдии. Таким образом, я художник Белочкин Франц Дмитреевич был осужден на 13,5 лет каторги, где то на северных рубежах нашей родины, там где медведи может белые есть, и где круглый год ходят в шубах, убивая китов....наверно это подобное место. Сказав уже, что пора меня туда отправлять, судья с нескрываемой злобой, стукнул молотком и крикнул, чтобы меня поскорее вывели отсюда. Я конечно же был выведен.

  Через 2 дня я был отправлен на север. Через год получил письмо из Петрограда. Точнее я бы сказал что получил ряд писем. Одно письмо было от Софии Ивановны, она сожалела обо всем и сказала, что картины мои были изъяты из галереи. В том числе две последние. Под названиями «Обнаженная Анна» и «У Окна», названия как понимаете, им дала сама Софии Ивановна. Также извинилась предо мной, за то, что не смогла побывать на суде. Однако с ужасом восприняло событие, спрашивала, зачем я это сделал. Сказала, что узнав о произошедшем с женой, муж Державиной– Василий Михайлович Венедиктов залез в петлю, быстро покончил с собой. Все художники из моих знакомых в шоке. Софии Ивановна также спрашивала, можно ли выставить в виде сувениров галереи мою коллекцию литографии за авторством Гончаровой. Я про себя ответил, что конечно, но ответных писем тут слать мне запрещено.

  Второе письмо было от Семёна, что удивительно. Философ-странник сказал, что познакомился с молодым человеком– Игорем Алексеевичем, мол, он очень шокирован произошедшим со мной и постарается сделать так, чтобы я вышел на свободу, как можно скорее. Семен, правда, не знает, почему такой интерес к моей персоне с его стороны, да и как конечно он будет меня пытаться освободить, ему тоже не известно.

  Пришло также письмо от Виктории. Она сказала, что официально развелась со мной. Также рассказала, что выпустила новый сборник, под названием «Ужасающие Встречи» написала она его во Франции, куда неожиданно уехала вместе с неким незнакомым мне Петром Фёдоровичем, видимо новым мужем. Он писатель, как пишет мне Виктория и уже издавался во Франции, поэтому помог в издании и ей. Читая письмо от Виктории, слезы на глазах моих выступили сами собой, я в очередной раз проклял себя. В очередной раз сказал, что идиот, сам лишивший себя нормальной жизни. Я скомкал её письмо и отбросил в сторону. Также мне пришло письмо от Степана.

  Там он писал, что жалеет о том, что не поговорил со мной. Что не выслушал меня. Что не был настоящим другом и товарищем. Что не помог, может смог бы увести меня от убийства, от Анны Александровны вообще. Письмо его я не прочитал, надзиратель потащил меня на очередную работу и я отбросив письмо под пинками и ударами шел на свою, заслуженную каторгу.

  Работали мы в эдакой шахте, шла она с вполне живой и настоящей русской деревней. Покосившееся домики, окна в которых стоят люди, вытирают посуду там или режут овощи на обед. Рядом была церквушка, школа, небольшая сельская, возможно в подобной, когда то учился Есенин какой-нибудь, может ещё ряд поэтов из крестьян. Виктории бы понравилась такая близость. И к народу, и к крестьянам....и к реальной жизни.

  Работали мы вполне себе привычно, дробили породу в этой шахте, какие-то местные нашли тут руду, государство узнало про это, решило и использовать труд осужденных, дабы и нам легко не жилось и им деньги в карман шли. Эшелонами отсюда отправляли руду, золото, также частично встречалось и железо, последнее переплавляли недалеко отсюда, в 100км были заводы, на коих плавили руду, делали железо и все такое прочее. Уж не знаю, как конкретно все это выглядит и происходит, мое дело малое, бить камень, в надежде что под ним руда. Работа тяжелая, но простая как три копейки. А мне ужасному человеку иного и не нужно было.

  Надзиратели не очень злые, вполне себе достопочтенные люди. Меня избивают редко, бывает, конечно, но я оправдываю это своим исключительным злом. Я ужасный человек, поэтому меня нужно бить. Бьют меня, смеясь, а я смеюсь в ответ. Смех продлевает жизнь. В таких местах это нужно позарез. 20.03.2020