Текст книги "Беатриса в Венеции"

Автор книги: Макс Пембертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

XI.

На третий день после отъезда Гастона Беатриса отправилась, как всегда, к ранней обедне в собор, она встала опять на то же место, где впервые увидела любимого человека, и, сама не зная почему, бросила на пол белую розу, хотя на этот раз некому было поднимать ее, и она увяла, растоптанная чужими ногами. Беатриса не могла дать себе отчета, почему она сделала это, она просто чувствовала безотчетное стремление хоть этим помянуть прежнее, в душе при этом она невольно подумала: как эта роза растоптана ногами посторонних лиц, так и моя любовь, наверное, погибнет в самом расцвете.

Она была настолько умная женщина, что не могла не понимать человека, ради которого она пожертвовала так много и ради которого ей еще, может быть, предстояло выстрадать даже еще больше. Она понимала, что Гастона подкупила жалость к ней, а, может быть, и ее красота, а на самом деле он оставался таким же свободным и независимым, как и до первой их встречи. Галантный, вежливый, любитель приключений, он еще не научился любить как следует ни одну женщину. Беатриса не скрывала от себя, что та, которая сумеет пробудить в его сердце истинную любовь, – пробудит в нем и все лучшие, дремавшие еще в его душе чувства, но будет ли она этой счастливицей или кто-нибудь другой, этого она не знала и даже боялась задумываться над этим. Она осторожно опустила на пол свою белую розу и подумала о том, что на кусте вскоре распустится другая такая же роза, подобно тому, как и для нее начнется теперь другая жизнь, еще не известная ей.

Она довольно долго оставалась в церкви и, когда, наконец, вышла из нее в сопровождении своего верного Джиованни, с удивлением заметила, что на площади перед собором собралась целая толпа молодых людей и молодых девушек. Сначала она думала, что какая-нибудь знаменитость прошла в церковь и все ожидают теперь ее выхода оттуда, но потом еще больше удивилась, когда при виде ее все расступились и чей-то голос громко крикнул из задних рядов:

– Да здравствует Беатриса!

Крик этот был восторженно повторен всей толпой, и все кругом на улице и по дороге к ее гондоле провожали ее этими криками, из лавок повысыпали все приказчики, из домов выбежала прислуга, все смотрели вслед маркизе и громко кричали:

– Да здравствует Беатриса!

Беатриса испугалась сама не зная чего, нервная дрожь пробежала по ее телу. «Почему они так приветствуют меня? – подумала она. – В чем дело?»

И она обратилась с этим вопросом к шедшему рядом с ней Джиованни:

– В чем дело, Джиованни? Почему эти люди следуют за нами?

– Они следуют все за нами, маркиза, чтобы выразить вам свои чувства.

– Но почему это им вдруг вздумалось, Джиованни, чем вызваны эти чувства ко мне?

– Они считают, что вы много сделали для них, для их города.

– Я не понимаю ничего, Джиованни, говори яснее.

– Мне кажется, они узнали все про графа де Жоаеза, маркиза.

– В таком случае мне грозит неминуемая опасность, Джиованни.

– Опасность уже давно грозит вам, маркиза, только сегодня она немного ближе, чем прежде.

Толпа сопровождала их до гондолы, а затем, усевшись в другие гондолы, проводила их аж до самого дома. К месту происшествия поспешили цветочницы, и многие купили цветы для того, чтобы бросить их теперь в каюту, где сидела Беатриса. Всем жителям Венеции, по-видимому, очень понравилась подобная забава, они стекались со всех концов, и число гондол все возрастало, и наконец они совершенно запрудили узкий канал, ведущий к дому Беатрисы так, что в дело вмешалась полиция. Никогда Беатриса еще не радовалась тому, что наконец-то она дома, как именно в этот день, но и тут ее ждал новый сюрприз. В доме все было пусто, на лестнице не видно было лакеев в красных ливреях, и только одна служанка, по имени Фиаметта, явилась откуда-то на зов своей госпожи.

– Куда делись все слуги? – спросила Беатриса дрожащим голосом.

– Они все покинули ваш дом, маркиза, они ушли уже час тому назад.

– Но кто же приказал им уйти, дитя, говори скорее!

– Не знаю, маркиза, я знаю только, что сюда приходил посланный из дворца. Они сейчас же после его ухода разбежались все в разные стороны.

– Ты говоришь, был посланный из дворца? Ты не знаешь его имени?

– Это был капитан Пауль да Понте, ваше сиятельство.

Джиованни при этом имени сделал шаг вперед, а Беатриса схватилась рукой за перила, чтобы не упасть. Лицо ее было белее мраморных стен. Она уже раньше слышала имя этого человека, который один во всей Венеции мог вселить в нее чувство страха и ужаса. Пауль да Понте – в этом имени сосредоточивалось все, что может быть низкого, жестокого и подлого на земле. Зачем они присылали его к ней?

– Оставил ли он мне какую-нибудь записку? – спросила она слабым голосом.

– Нет, ваше сиятельство, он сказал только, что скоро вернется опять.

Она больше не могла оставаться равнодушной при этом известии и, ни слова не говоря, поднялась наверх по лестнице, прошла анфиладу пустых комнат и, погруженная в глубокое раздумье, остановилась, наконец, у одного из окон своего салона. Настал роковой час, она знала, что жребий брошен, но каков был результат этого, она еще не знала, и поэтому, содрогаясь от ужаса, отошла опять от окна в нерешительности. В это время кто-то постучал внизу, и в дверях в скором времени появился лорд Брешиа, улыбающийся и довольный. Он пришел объявить, что теперь все уже известно, и просил ее прислать скорее Гастона де Жоаеза в сенат.

– Что случилось в вашем доме, что мне приходится являться к вам без доклада, Беатриса? – сказал он, улыбаясь иронической и многозначительной улыбкой. – Неужели для услуг вашего гостя нужно столько людей, что даже некому доложить вам о приходе близких родственников? Понимаю, понимаю все, милое дитя, и так как мы – все люди, все грешны, то я и не осуждаю вас. Час осуждения прошел, настал час торжества, все прославляют имя Беатрисы. Зачем я стану бранить ее?

– Дорогой лорд, – сказала Беатриса холодно, – вы, кажется, явились ко мне прямо с веселого ужина? Пожалуйста, опомнитесь и подумайте о том, где вы находитесь. Вы находитесь в доме «Духов» у своей родственницы. Вы, кажется, забыли это?

Лоренцо всегда немного трусил Беатрисы, даже когда она была в хорошем настроении духа, и теперь ее слова произвели на него отрезвляющее впечатление; он сразу принял смиренный и покорный вид и заметил заискивающим тоном:

– Я шучу, конечно. Но все же я хотел бы узнать истину, Беатриса. Все говорят, что этот человек находится в вашем доме, что его присутствие здесь выручит нас и спасет город. Я пришел сюда узнать, следует ли заставить замолчать эти колокола, откройте окно, и вы услышите их звон. Расскажите же мне скорее всю правду, маркиза!

Беатриса, все еще стоя у окна, тоже слышала этот веселый звон колоколов, говоривший о том, как удалось обмануть ненавистного Бонапарта, но она ничем не выдала своего волнения и спокойно сказала:

– Я скажу вам правду: граф де Жоаез покинул этот дом три дня тому назад.

– Он покинул этот дом, превосходно, значит, честь наша спасена! Молодой человек скрывается до тех пор, пока не потребуется его отсутствие. Ловко придумано! Я бы никогда ничего подобного не придумал, Беатриса.

– Я не сомневаюсь в этом, Лоренцо.

Слова эти были сказаны с горькой усмешкой. Беатриса медленно отошла от окна и приблизилась к креслу, где сидел Лоренцо.

Она чувствовала, что играет опасную игру, что каждый шаг приближает ее к опасности, и, тем не менее, она в совершенстве владела собой, говоря Лоренцо:

– Да, граф покинул этот дом и не вернется обратно. Ваши колокола должны были бы звонить немного раньше, теперь уже слишком поздно.

Лоренцо громко рассмеялся, приняв ее слова за остроумную шутку.

– Понимаю, понимаю, молодой человек отправился на континент, а там стража арестует его и вернет обратно. Трудно придумать что-нибудь более умное, вы – положительно гений, Беатриса... Я сегодня же расскажу это светлейшему и сенату, они вспомнят тогда, что вы мне родственница. Итак, значит, вы послали его в Маэстрэ?

Он был так доволен этой удачной шуткой, что долго не мог успокоиться и смеялся так, что слезы выступили у него на глазах.

– На чьей же гондоле спасся этот молодой человек? – спросил он, наконец, немного успокоившись.

– На одной из ваших гондол, Лоренцо, которую доставил сюда из дворца Джиованни.

– Но ведь в таком случае заслуга в этом деле, главным образом, моя, маркиза?

– Не могу отказать вам в этом, особенно если это доставляет вам такое большое удовольствие, Лоренцо.

– Вы положительно для меня лучше родной дочери, Беатриса. Я расскажу об этом сегодня же в утреннем заседании в сенате. Это подольет масла в огонь, Беатриса, и надо, чтобы народ тоже узнал об этом. Ведь вы не захотите этого скрыть от народа, Беатриса?

– Ничего не имею против этого, пока народ в таком же настроении, как теперь.

– Вы думаете, что настроение это изменится?

– В настоящее время все возможно.

– Ну, что заглядывать в будущее? Надо жить настоящим. Что может случиться сегодня? Ведь не пробрался же ваш Гастон мимо стражи и не добрался же он до Бонапарта?

– Почему же и нет, Лоренцо?

– Ах, пустяки, но какой же офицер решится пропустить его?

– Тот, кто прочтет ваш пропуск.

– Какой пропуск?

– Данный вами в моем же доме, вы забыли про него?

– Но ведь я же его дал юноше по имени Бернадин.

– Нет, вы дали этот пропуск на имя графа де Жоаеза, я сама прочла его.

Лоренцо вскочил с места как ужаленный. Ужас окрылил его.

– Как, вы говорите, что это не был пропуск на имя Бернадина?

Спросите стражу в Маэстрэ, кто проехал там на рассвете.

– Но ведь это может стоить мне головы, маркиза. Вы не понимаете того, что говорите.

– В таком случае можете мне не верить, Лоренцо. Предоставим все времени, как вы говорите. Зачем заглядывать в будущее?

– Умоляю вас, будьте откровенны со мной, Беатриса. Был ли тот юноша, которому я дал пропуск, который выехал из вашего дома в моей гондоле, Бернадин, или нет?

– Нет, Лоренцо, это не был Бернадин.

– В таком случае, кто же это был?

– Гастон де Жоаез.

– Господь да хранит меня – я погиб, в этом не может быть сомнения!

– А вы за меня тоже не хотите помолиться, Лоренцо?

– Нет, не хочу, вы ведь и так насмеялись надо мной, к тому же вы – женщина и умны как бес. Велите позвать мою гондолу. Я сейчас же поеду во дворец, надо сейчас же принять какие-нибудь меры.

Беатриса весело рассмеялась и протянула ему руку.

– Так как у меня не осталось больше слуг, Лоренцо, то некому позвать вашу гондолу. Но не бойтесь так за себя: у нас ведь так мало великих людей, – кто решится дотронуться до вас.

Он обдумывал тот же вопрос, интересовавший его, и казался таким беспомощным, таким жалким в эту минуту, что будь это не он, а кто-нибудь другой на его месте, маркиза непременно пожалела бы его, но в этом случае она не чувствовала ни малейшей жалости, так как в эту минуту опасности он даже ни разу не вспомнил о ней самой.

– Я пойду во дворец, они выслушают меня, я обращусь, наконец, к народу. А вы, маркиза, молитесь, больше вам ничего не остается делать. Может быть, сегодня еще я буду лишен свободы. О, милосердный Боже!..

Он ушел, а Беатриса осталась одна в пустом доме.

XII.

Беатриса и не заметила даже, как пусто было в ее доме, пока не стало совсем темно, и в ее комнату вошел Джиованни, чтобы зажечь свечи. Увидев свою госпожу, сидящую в глубокой задумчивости над разбросанными по столу бумагами, он спросил ее нерешительно:

– В котором часу, ваше сиятельство, будете ужинать?

Беатриса подняла голову, отложила перо, которое она держала в руке, и спросила его в свою очередь:

– Разве слуги вернулись, Джиованни?

– Нет, ваше сиятельство, но мой отец здесь, и, кроме того, сестра Фиаметты тоже еще здесь.

– Ну, в таком случае, мы справимся и без других. Но скажи мне, Джиованни, откровенно, почему все остальные слуги покинули меня.

– Я уже думал об этом, ваше сиятельство, но...

– Говори, Джиованни, я слушаю.

– Они все видели капитана да Понте и знают его, ваше сиятельство.

Беатриса вздохнула, и при виде ее огорченного личика Джиованни стал смелее; он подошел к ней, опустился перед ней на колени и умолял ее выслушать его.

– Ваше сиятельство, они умно сделали, что ушли, – сказал он. – Ради Бога, выслушайте меня до конца. Когда капитан вернется, вы будете одна. Этот дом уже не может больше служить вам защитой, послушайтесь моего совета и позвольте отвезти вас в дом моего отца: там вы будете в безопасности. У меня много друзей среди народа, ваше сиятельство. Теперь еще не поздно, но каждая минута дорога. Ради Бога, послушайтесь моего совета.

Никогда еще в продолжение своей десятилетней службы в доме «Духов» Джиованни не обращался так смело к Беатрисе, и теперь он сам был так поражен своей смелостью, что ноги его дрожали, и он должен был опереться на руку, чтобы не упасть. Его глаза, казалось, читали на ее лице и старались угадать, что она изберет: смерть или жизнь, но она отвернулась от него, чтобы скрыть выражение своего лица, скрыть свои слезы.

– Благодарю вас, Джиованни, – сказала она тихим голосом, – благодарю вас за вашу любовь, за вашу преданность, я нуждаюсь в них сегодня больше, чем когда-либо, но о том, чтобы я ушла отсюда, не может быть и речи, это невозможно! В Венеции мужчины иногда бегут от женщин, а не наоборот, я не уйду отсюда. Это – мой дом, и я останусь в нем, пока у меня есть такие верные слуги, как вы. Теперь уходите, я вполне поняла вас и благодарна вам, но скажите и другим, что я ничего не боюсь.

Он покинул ее очень неохотно, а она опять принялась писать что-то. В доме было тихо, как в могиле, но эта была зловещая тишина. Беатриса сидела теперь в комнате, которую недавно еще занимал Гастон; всякая вещица в ней напоминала ей о человеке, которого она так сильно и едва ли не напрасно любила. Зачем он покинул ее? – спрашивала она себя. – Разве они не могли вместе бежать из этого города, добраться до Маэстрэ, а затем укрыться где-нибудь в горах? Она говорила себе, что Гастон чувствует к ней жалость, похожую на любовь, но это не есть настоящая любовь. Когда-нибудь другая женщина научит его любить как следует, она будет счастлива там, где бедная Беатриса пожертвовала всем и не выиграла ничего. Горечь наполнила ее душу. Но какие же недостатки мог он найти в ней? Неужели она была недостаточно хороша собой, недостаточно умна, недостаточно любила его? Она взглянула на себя в зеркало и убедилась в том, что красивее ее трудно было найти другую женщину, и зеркало ей действительно говорило правду.

Да, она была прекрасна, и новый фасон платьев времен Директории, только что полученный ею из Парижа, удивительно шел к ней и еще больше оттенял ее редкую красоту. А между тем, кому нужна бы ла теперь ее красота? Кто будет любоваться ею? Капитан да Понте – величайший негодяй всей Венеции! Беатриса прекрасно знала, какая опасность грозит ей от этого человека, а между тем, несмотря на свой страх перед ним, она решилась мужественно встретиться с ним лицом к лицу. Она ждала его теперь и считала минуты до его прихода; как тревожная тень, мелькала она по темным комнатам и останавливалась, прислушиваясь на верху лестницы, чтобы посмотреть, не идет ли он.

Что-то ждало ее впереди? – думала она со страхом и трепетом. Наконец внизу раздался сильный стук в дверь: это пришел Пауль да Понте. Она стояла наверху на площадке и смотрела, как он поднимался по лестнице в сопровождении своих помощников. Она хорошо знала этих помощников: это были самые свирепые, самые жестокие люди, состоявшие на службе великой инквизиции. Она подождала немного наверху, потом медленно прошла в комнату, где только что сидела перед тем.

Паулю да Понте пришлось пройти через много комнат, пока он добрался наконец до маленького салона, и Беатриса ясно слышала по его твердым, решительным шагам, что он совершенно уверен теперь в том, что птичка сидит в клетке и уже не улетит от него. Когда он вошел наконец в комнату, где она сидела, он остановился на минуту, ослепленный ярким светом и удивленный тем, что застал ее за письменным столом с пером в руках: она как раз перелистывала бумаги, когда он появился на пороге ее комнаты. Пауль да Понте запер за собою дверь и вежливо поклонился маркизе. У него были довольно приличные манеры и даже представительная наружность.

– Простите, маркиза, что я беспокою вас, – проговорил он громко, – но я уверен, что вас уже предупредили о моем посещении.

Беатриса сейчас же отложила в сторону перо и сказала:

– Да, синьор, и я вас жду уже с полудня.

Он сделал шаг вперед, так, что свет свечей падал прямо на него и освещал его большие рыжие усы. Одет он был в зеленый кафтан с золотыми пуговицами, на ногах были высокие сапоги, на плечах виднелся темный плащ, на голове возвышалась треугольная шляпа. Он улыбнулся на слова маркизы и показал свои превосходные зубы. Руки у него были грубые и некрасивые, губы – слегка оттопыренные и ярко-красные.

– Я очень рад, что вы ждали меня, – сказал он, опять кланяясь, – а то неприятно врываться насильно, особенно к женщине. Я явился к вам только по приказанию свыше, маркиза.

Он достал какую-то бумагу из своего кармана и подал ее маркизе. Пока она читала ее, он ясно выражал признаки нетерпения.

– Вы, вероятно, осведомлены насчет содержания этой бумаги? – спросила она.

– Да, конечно, маркиза. Наши сенаторы остались очень довольны вашим поступком и хотят теперь продолжать дело уже сами. Я явился сюда за тем, чтобы снять с вас ношу и взвалить ее на их плечи.

– Найдете ли вы эту ношу, синьор? Вы не подумали об этом?

– Я решил во что бы то ни стало ее найти.

Беатриса встала с места так спокойно и с таким достоинством, что капитан вообразил, что она сразу сдалась и идет выполнять его поручение, но она остановилась посередине комнаты и сказала:

– Иногда решимость менее полезна, чем покорность, капитан. Позвольте же вам прямо сказать, что графа де Жоаеза нет в моем доме.

– Как вам угодно, сударыня, – сказал он, улыбаясь и еще раз кланяясь. – Я подожду, пока он вернется сюда. Не бойтесь, что окажусь слишком навязчивым: я постараюсь ничем не беспокоить вас.

Она вздрогнула, услышав в его голосе насмешку, и холодно ответила:

– Я никаких беспокойств не боюсь. Граф покинул мой дом три дня тому назад и, вероятно, на следующий же день проехал уже Маэстрэ. Стража подтвердит это. Пусть сенаторы пошлют справиться на континент и напрасно не беспокоят меня по этому поводу.

Капитан Пауль выслушал ее с восторгом, он радовался тому, что она говорит заведомую ложь, так как это давало ему возможность остаться дольше в ее доме. «А ведь прекраснее этой женщины нет никого в этом городе», – думал он про себя, любуясь ею.

– Сударыня, – сказал он, опускаясь в кресло и многозначительно покачивая головой, – я вижу, вы не доверяете мне, позвольте повторить вам данные мне инструкции. Прежде всего мне велено явиться к вам и поблагодарить вас от лица светлейшего принца: это – первый мой долг. А затем можно уже приступить к делу. Ваш друг, граф Гастон, и я должны немедленно же вместе явиться в сенат. Теперь, как видите, мы с вами говорим вполне откровенно: вы сказали мне то, что считали нужным сказать, я говорю то, что должен сказать. Покончим же на этом и посмотрим теперь, что скажет сам граф.

– Если вы желаете говорить с графом, – сказала маркиза, – вам придется ехать в Маэстрэ. Конечно, вы не верите мне, но, тем не менее, я повторяю вам, что граф Гастон отправился в Грац.

– Это неправда, маркиза, вы лжете.

Она отпрянула назад, и руки ее судорожно сжались: если бы у нее было бы какое-нибудь оружие в руках, она бы бросилась на капитана.

– Капитан да Понте, это сенат поручил вам сказать мне это?

Он грубо ответил ей:

– Сенаторы велели мне исполнить мой долг. Послушайте, чего вы боитесь? Ведь в Венеции всем известна эта история. Неужели вы думаете, что можете спрятать этого человека как жемчужину? Нет, сударыня, я должен его увидеть сейчас же, здесь же, он должен отправиться со мной в сенат. Что касается Маэстрэ, мне нечего отправляться туда, так как стража там уже давно допрошена, и оказывается, что в продолжение целой недели ни один француз не переходил там границы. Вы все это придумали очень правдоподобно, сударыня, но, тем не менее, будет лучше, если вы все же скажете мне, наконец, правду. Будьте же благоразумны!

Более проницательный и чуткий человек, чем капитан да Понте, по лицу маркизы угадал бы, что она говорит правду, так как при известии, что ни один француз не проезжал Маэстрэ, она вдруг зашаталась и чуть не упала; на лице ее выразилось глубокое удивление и затем почти отчаяние. Значит, человек, которому она доверяла, который дал ей слово, не сдержал его.

– Послушайте! – воскликнула она вдруг с отчаянием, – даю вам слово, клянусь вам, что граф де Жоаез находится теперь на пути в Грац.

– Напрасно все, сударыня, я знаю, что он находится в этом доме!

– В таком случае, ищите его, синьор, и найдите, если можете.

Так говорила она презрительно, в то время, как все, казалось, было уже потеряно, и вся комната кружилась перед ее глазами. Она не думала ни об опасности, угрожавшей ей самой, ни о злых языках, которые, конечно, не пощадят ее репутации; в сердце ее кипела только обида при мысли о том, что человек, которому она доверилась, обманул, по-видимому, ее доверие, и мысль об этом заставила ее содрогнуться на мгновение. Пауль да Понте, зорко следивший за ней, увидел ее колебание и истолковал его по-своему.

– Да, маркиза, – сказал он, – я буду искать его, и очень сожалею о том, что вы только напрасно затрудните меня. Я обещаю вам со своей стороны, что не сделаю вам никакого вреда, но предупреждаю, что не могу поручиться за своих людей. Они побывали не раз на войне и выучились там жечь дома и грабить их в честь нашей великой республики. Я слышал, что их называют славянскими дьяволами, посмотрим, оправдают ли они свою репутацию.

Он отвернулся, грубо рассмеявшись, и позвал своих людей; они бросились все сразу наверх и через секунду рассыпались по всем комнатам, как собаки в поисках добычи. Сам же да Понте остался стоять в дверях будуара и оттуда отдавал им свои приказания. Они бродили повсюду, срывая везде занавесы и портьеры, разбивая вдребезги все запертые двери. Их громкие грубые голоса слышались решительно со всех сторон. И когда вдруг где-то вдали раздался громкий женский крик, да Понте впервые взглянул опять на маркизу, как бы наблюдая за тем, какое впечатление этот крик произвел на нее.

– Как видите, они допрашивают ваших слуг, – сказал он, – я вижу, что вам это неприятно, что делать! Зачем вы заставляете меня это делать, маркиза? Почему вы не хотите быть благоразумной?

– Я ведь уже сказала вам все, что знаю, – ответила она ему спокойно и с достоинством.

– Вы не сказали мне правды, а я только и добиваюсь ее. Вы слышите, как действуют там мои люди, они, по-видимому, не верят вам, да и я ведь тоже не верю вам. Неужели вы думаете, что мы съедим его? Ничего подобного. Нам пришлось заплатить большую сумму за его тень, и теперь мы хотим вернуть хоть часть денег обратно. Пусть он доверится мне и пойдет со мной, и я ручаюсь вам, что худшее из того, что его ждет, – это хороший ужин и пропуск в Маэстрэ. Вы должны знать, зачем он нам нужен, маркиза. Я не верю в то, что вы этого не знаете, а что вы думаете выиграть своим молчанием, право, я не знаю. По-моему, ровно ничего.

Беатриса слушала его молча, она стояла и обдумывала все то, что он ей сказал относительно любимого человека, и чем больше она думала, тем тверже становилось ее убеждение, что да Понте обманул ее, и Гастон уже давно миновал Маэстрэ. Ну, а если он даже и не проезжал Маэстрэ, – думала она, – разве это значит, что он еще находится в Венеции? Очень может быть, что обстоятельства сложились так, что ему вовсе незачем было ехать туда. Может быть, он просто сел на одно из французских судов, стоявших в Лидо. Да, это было крайне неблагоразумно – сомневаться в его верности и неподкупности. Она могла обвинить Гастона в легкомыслии, но сомневаться в его честности и правдивости она не имела ни малейшего права.

Пауль да Понте не спускал с нее глаз и к удивлению своему заметил, что, несмотря на все еще большую бледность, она как будто сразу ожила, и на устах ее даже появилась улыбка, – он положительно не знал, чем объяснить эту видимую перемену в ней.

– Капитан да Понте, – сказала она, и по голосу ее он слышал, что всякий страх к нему исчез с ее стороны, – вы совершенно правы в том, что мне незачем скрывать графа де Жоаеза, если бы он еще находился в моем доме. И к чему мне лгать, если после десятиминутного обыска все равно присутствие его выяснилось бы непременно? Вы положительно оскорбляете меня, но не забывайте, что у меня хорошая память и что я обещаю при первой же возможности припомнить вам сегодняшний день.

Эта угроза показалась ему настолько смешной в данную минуту, что он рассмеялся, подошел к дверям и широко распахнул их, чтобы она могла лучше видеть все, что происходит в доме. Он с удовольствием прислушивался к тому, как его люди с дикими криками и воплями бегали по всем комнатам, повсюду втыкали свои длинные штыки и кинжалы и осматривали тщательно каждый уголок; они походили на свору собак, только что спущенных с цепи. Наверху на площадке виднелись Джиованни и его отец Педро, связанные по рукам и ногам. Негодяи с громким криком стали скатывать их вниз по ступеням. Фиаметта, горничная маркизы, бросилась откуда-то к своей госпоже и, упав к ее ногам, воскликнула с мольбой:

– Спасите меня от них, ваше сиятельство, ради Бога, спасите!

Беатриса крепко прижала к себе девушку, но не сказала ни слова, чтобы еще больше не раздразнить да Понте. Он пришел сюда только затем, чтобы убедиться, что графа действительно здесь нет, но он хорошо понимал, что, позволив своим людям искать его, как и где они захотят, он в то же время не должен был забывать, что не следует переходить известных границ, иначе ему придется отвечать перед сенатом. Он крикнул им, чтобы все они шли вниз искать там, и только некоторым из них приказал оставаться с ним в салоне.

– Маркиза, – сказал он с напускной вежливостью, – вы позволите мне допросить ваших слуг? Я думаю начать прежде всего с этой девушки.

Около дюжины его слуг выстроились шпалерами около обеих женщин так близко, что Беатриса чувствовала их дыхание на своем лице. Сам да Понте уселся в другом конце комнаты, у стола и, взяв перо в руки, начал свой допрос, обращаясь к Фиаметте со словами:

– Послушайте, кто вы и как вас зовут?

Фиаметта дрожала так сильно, что только крепче прижалась к своей госпоже и не могла вымолвить ни единого слова. Терпение да Понте быстро истощилось.

– Заставь ее отвечать, Джузеппе, – сказал он, обращаясь к своему сержанту, – заставь говорить эту кошечку.

Джузеппе не стал ждать вторичного приказания. Огромного роста, с большими черными усами и маленькими хитрыми глазками, он ринулся на девушку, грубо схватил ее за руку и поволок к столу.

– Ты слышала, что сказал капитан? Так отвечай ему.

Беатриса задрожала, но не вмешивалась ни во что. Она знала, что каждое слово подвергнет ее только лишним оскорблениям. Когда-нибудь да Понте дорого заплатит за эту ночь, – думала она. Ему, по-видимому, понравился страх и ужас этой несчастной девушки; он схватил ее за руки и потащил к себе:

– Говори свое имя! – крикнул он.

Фиаметта молчала. Страх лишил ее языка. Три раза да Понте повторил свой вопрос и наконец с нетерпением отбросил перо, которое держал в руке.

– Отведи ее вниз, Джузеппе, там ей развяжут язык. Пусть она покричит немного.

Бедную девушку схватили и потащили вниз, не слушая ее отчаянных криков. Беатриса бросилась к ней, но ее схватили и оттолкнули в сторону, при чем платье ее разорвали в клочки, и на ее нежных плечах появились синяки от грубых рук, схвативших ее. Почти в полуобморочном состоянии она опустилась на стул. Да Понте снова взялся за свое перо.

– Я вижу, вы хорошо тренировали своих слуг, маркиза, – сказал он. – Но мы начнем снова, если позволите, – и затем, обращаясь к Джузеппе, добавил: – Пусть приведут сюда отца и сына. Я уверен, что они наверное расскажут нам что-нибудь.

Сейчас же в комнату были введены Джиованни и его отец, веревки с них были сняты, у старика на лбу сочилась из раны кровь, губы Джиованни были плотно сжаты, он оглядывался кругом, как будто глаза его, ослепленные внезапным светом, плохо различали окружающие его предметы; он старался не встречаться, однако, глазами со своей госпожой, а при виде да Понте лицо его сразу вспыхнуло гневом.

– Итак, значит, это вы – Джиованни Галла?

– Точно так, ваше сиятельство, я – Джиованни Галла.

– Я вижу, что вы будете отвечать, и даже очень вежливо. Прекрасно. Я должен предложить вам несколько вопросов, Джиованни Галла. Прошу отвечать на них как можно внимательнее и осторожнее.

– Отвечать надо всегда осторожно, ваше сиятельство.

– В таком случае, в данную минуту будьте же вдвойне осторожны. Вы знакомы с графом де Жоаезом, Галла?

– Да, я прекрасно знаю его, ваше сиятельство.

– И вы знаете, что он находится в этом доме, так как вы прислуживали ему?

– Вы говорите истину, ваше сиятельство.

– А вот наконец-то мы доберемся до правды. И граф, значит, уехал из этого дома, Джиованни Галла, не так ли? Когда же он покинул вас?

– Третьего дня, в полночь, ваше сиятельство.

– Очень послушный лжец, а мы пока допросим вот этого почтенного и древнего оракула. Это – ваш отец, если не ошибаюсь? Итак, старина, я вижу, с вами обошлись немного жестоко, но это ваша вина. Будьте же хоть теперь благоразумны. Я пришел сюда не для того, чтобы причинять неприятности вашей госпоже, но для того, чтобы оказать ей услугу. Скажите мне, где я могу найти графа, и я сию же минуту покину этот дом.

Старик поднял голову, посмотрел да Понте в лицо и, сделав шаг вперед, произнес:

– Вы никогда не найдете графа де Жоаеза, для этого вы слишком глупы.

Гневный шепот, пробежавший по ряду слуг да Понте, не нашел в нем, однако, отголоска; ему, по-видимому, напротив, понравилась смелость старика. Он ведь и не мечтал вовсе быть умным, он предоставлял это духовенству и старым бабам, заседавшим в сенате. Он был солдат в глубине своей души и вовсе не желал обладать большим умом.

– Может быть, я и недостаточно умен, старик, – проговорил он, – но вам-то незачем мне было это говорить. Скажите мне, где я найду графа, и я готов простить эту дерзость.

И он угрожающе посмотрел на старика.

– Если вы не скажете мне правды, – добавил он грозно, – я велю вам вырвать язык.

Старик выслушал эту угрозу совершенно спокойно и сказал:

– Клянусь небом, я не скажу вам больше ни слова.