355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Пембертон » Беатриса в Венеции » Текст книги (страница 3)
Беатриса в Венеции
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 13:21

Текст книги "Беатриса в Венеции"


Автор книги: Макс Пембертон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Юноша сделал шаг вперед и, заглянув Гастону прямо в лицо, сказал:

– Маркиза желает, чтобы этот дом на время стал и вашим домом, ваше сиятельство.

Гастон откровенно рассмеялся. Если бы молодой человек сказал ему: «пожалуйста, возьмите дом „Духов“ с собой и сохраните его на память о нас», – он не был бы больше удивлен. Можно ли было сделать более оригинальное предположение, чем то, чтобы он, посол генерала Бонапарта, ненавидимый всеми, оставался под итальянской кровлей? Но во всяком случае не пускаться же в рассуждения с лакеем, он только заметил ему:

– Пожалуйста, передайте мой привет маркизе и скажите, что я, к сожалению, не могу воспользоваться ее гостеприимством. Лучше, если бы она была откровенна со мной с самого начала. Пожалуйста, позовите мою гондолу.

Он взял свой плащ и свою шпагу, говоря это, и собирался выйти из комнаты, когда юноша проговорил тем же мягким и почтительным тоном:

– Значит, ваше сиятельство не прочитали письма?

Гастон остановился в изумлении и спросил:

– Какое письмо?

– Письмо от маркизы, ваше сиятельство, вот оно лежит на столе.

Он не видел его, хотя оно все время лежало на скатерти обеденного стола. Гастон порывисто схватил письмо, разорвал конверт и начал читать с лихорадочной поспешностью.

«В оправдание моего поступка, благодаря которому вас хитростью заманили в мой дом и приняли таким странным образом, я могу сказать только одно: я это сделала ради вашей личной безопасности и ради чести и спасения моего города, к которому я привязана всем сердцем. Так как настал час истины, я должна сказать вам прямо, что только в моем доме вы можете найти надежное убежище в эту ночь, только в нем одном вы найдете защиту от людей, которые ищут вашей смерти и решили сегодня ночью покончить с вами. Останьтесь в нем, милорд, заклинаю вас, пока не минует крайняя опасность и пока я не найду средств как-нибудь иначе добиться вашей безопасности. Если вы непременно хотите предупредить своих друзей о том, где вы находитесь, доверьтесь моим слугам и пошлите известие об этом, кому найдете нужным, помните только, что чем меньше людей будет знать об этом, тем более безопасно будет это убежище. Умоляю вас, милорд, уничтожьте это письмо, как только прочтете его. Я прибегла к помощи письма только оттого, что в данную минуту не могла поступить иначе, верьте моей бескорыстной преданности. Беатриса маркиза де Сан-Реми».

Первым движением Гастона по прочтении письма было сложить его аккуратно и немедленно сжечь на одной из свеч. Покончив с письмом и бросив пепел его в камин, он оглянулся и вспомнил, что не один в комнате, он увидел, что глаза юноши устремлены на него, но он прочел в них полное одобрение своему поступку и убедился из этого, что ему известно содержание письма. Тогда Гастон спросил его:

– Как вас зовут, юноша?

– Меня зовут Галла, Джиованни Галла, ваше сиятельство.

– Вы уже давно служите у ее сиятельства?

– С самого детства, синьор, я был с ней и во Франции.

– Значит, вы – верный слуга?

– Надеюсь, что я заслуживаю это название, синьор.

– Я вижу, что вы довольны моим поступком, друг Джиованни, не так ли?

– Это дело не касается меня, синьор, но, если хотите знать мое мнение, то вы поступили очень умно.

– Вы довольны, что я сжег письмо маркизы?

– Да, ваше сиятельство, нет писем, настолько драгоценных, чтобы уничтожение их не служило нам на пользу.

– Я вижу, вы дипломат. Я еще предложу вам один вопрос: если бы вы были на моем месте, Джиованни, что бы вы сделали?

– Я приказал бы подать себе ужин, ваше сиятельство.

– Совершенно верно. Пускай подают. Пусть подают вам ужин, Джиованни, а мне гондолу. Не так ли?

– Нет, ваше сиятельство, ужинайте вы, а потом оставайтесь здесь. Зараз можно делать только одно дело, синьор.

Гастону понравились его ответы, он сел за стол и велел подавать себе ужин, который оказался достойный такого дома, как дом маркизы. Сначала подали прекрасно приготовленного голавля, потом очень вкусный суп из овощей, затем миног из Бинека, диких уток из Догадо, всемирно известную телятину из Киоджиа, перепелов из Ломбардии и, наконец, знаменитый сыр из Пиачерица. Вино подавали красное и белое, первое – производства Капри, второе – венгерского происхождения, очень распространенное во всей Венеции. Вместо десерта, так как фруктов в то время года уже не было, подали засахаренный виноград и апельсины и, наконец, флягу мараскино из Цары. От последнего, однако, Гастон отказался и, обращаясь к одному из лакеев, прислуживавших ему, приказал подать себе гондолу. Слуги молча удалились из комнаты и закрыли за собой двери.

Надо сказать, что Гастону даже и в голову не приходило оставаться дольше в доме «Духов». До тех пор, пока он рассчитывал познакомиться ближе с хозяйкой дома и насладиться ее обществом, он ничего не имел против своего пребывания в этом доме, но, как только он понял, что маркиза хитростью завлекла его сюда, он совершенно забыл о ней и о ее красоте и думал только о том, чтобы остаться верным своему долгу по отношению к Бонапарту; для этого, конечно, он должен был, как можно скорее, снова очутиться на свободе. Тот факт, что она предупредила его об опасности, глубоко тронул его, и он собирался поблагодарить ее за это при первой же возможности. Ему хорошо были известны опасности, которые подстерегали его на темных водах канала: недаром трупы его друзей свидетельствовали об этом, но за себя лично он не боялся, и даже, пожалуй, охотно встретился бы с врагами лицом к лицу. Главным образом его озабочивала теперь мысль, что он должен спешить к Вильтару и сообщить ему и другим своим соотечественникам о грозящей ему опасности.

Он обязан был это сделать, так как недаром Бонапарт поручил ему следить за безопасностью его соотечественников: они должны были знать, что, может быть, скоро лишатся его.

Прошла четверть часа, а слуги все еще не возвращались: он наконец потерял терпение и снова позвонил изо всех сил.

На этот раз звонок его остался совершенно без ответа. Ни единого звука не было слышно в доме. Гастон быстро накинул свой плащ и направился к дверям, намереваясь узнать лично, в чем дело. Он подошел к дверям комнаты, открыл ее и очутился в темной передней; пришлось вернуться в комнату и взять с собой свечу, но, когда он подошел к тяжелой двери красного дерева, ведшей из передней в коридор, и взялся за ручку ее, он убедился, что дверь заперта, и он очутился таким образом пленником в этом доме.

Он вернулся опять в салон и поставил свечу на камин. В душе он чувствовал, что невольный страх сжимает его сердце, но с виду он был совершенно спокоен, руки его не дрожали, мысли не путались. Он понял, что попал в западню, и в западню, расставленную ему женщиной. Неужели Беатриса могла предать его? Ему не хотелось верить в это, но невольно сомнение закралось в его душу, недаром он знал, сколько его соотечественников погибло таким образом бесследно в темных итальянских домах, куда их заманивали хитростью. Он знал хорошо, что услуги, которые он постоянно оказывал всем французам, заботы его о них хорошо были известны сенату, и он понимал, что инквизиторы уже давно мечтают о том, как бы навсегда отделаться от него, но неужели Беатриса согласилась быть орудием в их руках? Неужели он мог ошибиться в этой женщине, которая произвела на него такое глубокое, неизгладимое впечатление?

Он поставил свечу на место и стал внимательно прислушиваться. Затем он снова оглядел всю комнату, на этот раз уже гораздо внимательнее, и заметил еще дверь, которая раньше как-то не бросилась ему в глаза. Теперь он подошел к ней, отворил и очутился в следующей комнате, немного поменьше первой, обставленной тоже во французском вкусе и освещенной множеством восковых свечей. Посередине комнаты стояла кровать, немного подальше виднелся письменный стол-буль, кругом стояли шкафы с книгами в чудных переплетах, все вещи были почти художественной работы, и отделка многих из них была из серебра. Но все эти признаки роскоши интересовали Гастона гораздо менее, чем те приготовления, которые были сделаны, очевидно, для его приема. Все, что могло понадобиться для туалета молодого человека из хорошего общества, все это было расставлено на столе у окна; на постели лежало приготовленное ему бархатное платье венецианского покроя, и Гастон невольно подумал про себя: «она, видимо, очень желала бы сделать из меня венецианца», – но во всяком случае последнее обстоятельство значительно успокоило его относительно того, что она ничего худого не затевала против него, так как ни одна женщина не стала бы заботиться о наряде мужчины, которого бы она собиралась утопить под окнами своего дома. Наоборот, он ясно понял, что она именно и приготовила ему это платье, чтобы легче было скрыть его и сделать неузнаваемым для других. Совершенно успокоенный всем этим, он подошел к одному из двух больших окон, освещавших комнату, и отворил его. Под окном он увидел дерево и сообразил, что оно выходит в сад, тут же он вспомнил, что дом «Духов» действительно был окружен с трех сторон садом, что составляло одну из его достопримечательностей. За стеной сада возвышался величественный купол церкви святого Захария. Из этого он мог заключить, что стоило перелезть эту стену, и он очутился бы на темном канале, ведущем по направлению к его дому. Раздумывая об этом, Гастон вдруг услышал голос человека, который, по-видимому, пел в гондоле, и голос этот был так странен, так немузыкален, что он невольно рассмеялся и сказал:

– Ну, это – Вильтар, только он один может петь так.

Появление его друга под окнами в канале удивило его больше, чем что-либо, виденное им в этом доме.

V.

На следующий день после приключения Гастона, бывшего с ним в доме «Духов», ровно в пять часов слуга вошел в библиотеку палаццо Бурано и доложил лорду Брешиа, что его желает видеть Жозеф Вильтар по очень важному и спешному делу. Очень удивленный этим неожиданным посещением и застигнутый врасплох, так как он не успел сделать всех нужных приготовлений, чтобы поразить ими посетителя, Лоренцо собирался уже велеть сказать, что его нет дома, но маркиза де Сан-Реми, присутствовавшая при этом, перебила его и велела просить посетителя. По уходе слуги завязался короткий, но горячий спор между Лоренцо и его гостьей, так что он даже не успел как следует задрапироваться в свой пурпуровый плащ; этого обстоятельства он никогда в жизни не мог потом забыть.

– Я положительно не могу принять этого человека, маркиза – говорил он горячо: – ведь вы знаете, что я сегодня никого не принимаю.

– Но имейте в виду, милорд, что этот человек не придет уже к вам во второй раз.

– Если вы думаете, Беатриса, что будет умнее...

– Он уже идет по лестнице, милорд, принимайте скорее позу, я бы на вашем месте села, облокотившись на руку: это вам больше всего идет. Он, наверное, пришел сюда по делу Жоаеза. Будьте же тверды, Лоренцо, мы ничего не знаем об этом, ничего не слышали о нем.

Разговор на этом месте прервался, так как Вильтар уже входил в комнату своей осторожной кошачьей походкой. Он увидел лорда, восседавшего в своем кресле с чисто отеческим выражением лица, и маркизу, сидевшую у окна и как бы с благоговением прислушивавшуюся к словам своего почтенного родственника. Но Вильтара нелегко было обмануть подобными позами. Хотя он пробыл только двадцать четыре часа в этом городе, но он успел уже убедиться на деле, каким влиянием пользовалась здесь маркиза де Сан-Реми и каким умным государственным мужем считался всеми Лоренцо; он прекрасно понял с первой же минуты, что оба они уже приготовились, какой дать ему ответ.

– Сударыня, – сказал он, отвешивая низкий поклон маркизе, – я счастлив этой неожиданной встречей с вами, а что касается вас, милорд, я должен извиниться перед вами, что являюсь с грустным известием, но печаль моя так велика, что по-настоящему я бы мог даже не извиняться перед вами, так как я оплакиваю человека, которого любил, как брата.

– Да, конечно, это ужасно, – промолвил Лоренцо и остановился нерешительно, встретив гневный взгляд широко раскрытых глаз Беатрисы; не зная, как вывернуться из неловкого положения, он не нашел ничего иного, как сказать:

– Вы говорите об отъезде генерала Бонапарта из Граца? Конечно, мы смотрим на этот факт с различных точек зрения. Что касается меня, я должен сказать, что, как итальянец, я могу этому только радоваться, вы видите, я честно и открыто говорю вам то, что думаю.

Слова эти очень понравились самому Лоренцо, и он с достоинством откинулся на спинку стула, наблюдая за тем, какое впечатление произвела его речь на Вильтара. Тот только улыбнулся отчасти презрительно, отчасти насмешливо и, не спуская глаз с Беатрисы, ответил Лоренцо:

– Честность – великая вещь, особенно в наше время. Если господин мой, генерал Бонапарт, и вышел из Граца и направился в Верону...

– Как в Верону? – воскликнул Лоренцо: – но ведь это преступление по отношению к нам!

– Это – вопрос дипломатии, милорд. Слово «преступление» может быть применимо теперь только в разговорах с женщинами. Но уж если говорить вообще о преступлениях, то, собственно говоря, ведь я и пришел сюда, чтобы сообщить вам о вопиющем преступлении. Ведь вы знали графа Жоаеза, милорд?

Лоренцо посмотрел на Беатрису, быстрое и неровное дыхание которой не ускользнуло от наблюдательных глаз Вильтара, и, принимая небрежный вид, проговорил неохотно:

– Вы говорите о молодом французе, который совершенно неуместно взял на себя роль провокатора в нашем городе?

Вильтар отвечал совершенно спокойно, мягким голосом:

– Да, я говорю именно о нем – о флигель-адъютанте генерала Бонапарта, присланном сюда, в Венецию, когда ваша полиция уже не была больше в состоянии защищать жизнь и имущество моих соотечественников, живших здесь. Граф Жоаез убит: его убили сегодня ночью недалеко от церкви св. Захария. Мои слуги были свидетелями этого ужасного преступления, за которое дорого придется расплатиться впоследствии этому городу. Я пришел к вам первому рассказать об этом ужасном происшествии только потому, что много наслышан о вашем уме, о вашей мудрости. Я любил графа как родного брата, и я поклялся, что жестоко отомщу за него. Я пришел, милорд, сказать вам это, чтобы вы знали о моих намерениях.

На самом деле Вильтар пошел, конечно, во дворец Бурано только для того, чтобы узнать, известно ли леди Беатрисе что-нибудь о судьбе его друга, и, пока он говорил с Лоренцо, глаза его из-под опущенных век все время не переставали наблюдать за ней, и ни одно мимолетное даже выражение ее лица не ускользнуло от его зорких глаз. Сначала на лице ее выразилось самое искреннее удивление и даже ужас, но потом она, по-видимому, обдумала все, взвесила все обстоятельства этого дела и совершенно успокоилась, даже улыбнулась и с веселым видом, в совершенстве владея собою, опять лениво откинулась на спинку своего стула.

– Я удивляюсь только тому, – произнесла она вслух, – что ваши слуги присутствовали при этом убийстве и не могли захватить преступников, чтобы предать их суду.

Лоренцо остался в восторге от этого вопроса: ему казалось, что он сам именно его-то и хотел предложить в эту минуту Вильтару.

– Да это просто невероятно, – воскликнул он, – никто не поверит подобной истории. Я уверен, что ваш приятель просто уехал на время из Венеции и вернется потом обратно. Я ведь не сторож ему, я не знаю, куда он ездит и зачем. Мы ведь сами были с вами когда-то молоды. Ведь, если мы на время отлучались из родительского дома, из-за этого не обвиняли потом целую нацию в неслыханном злодействе. Как видите, мы не особенно доверяем вашим словам.

В душе, конечно, лорд Брешиа ни одной минуты не сомневался в том, что графа Жоаеза постигла печальная участь и что наконец-то он понес заслуженную кару за свое вмешательство в их дела. Человека этого он почти вовсе не знал и вряд ли бы даже узнал, а поэтому не все ли равно, если какой-нибудь наемный убийца почему-либо покончил с ним и этим освободил сенат от злейшего врага? Что ему за дело до этого?

Жозеф Вильтар сидел молча и не спускал глаз с маркизы, наконец он снова заговорил:

– Недоверие еще не всегда является признаком мудрости, милорд, призываю маркизу в свидетельницы. Я уверен, что она – всецело на стороне убитого. Не так ли, сударыня? Ведь вы не согласны с милордом? Я вижу, что так, и это дает мне смелость сказать, что я могу только пожалеть Венецию, которая из-за такой грубой ошибки, в случае если мои слуги действительно ошиблись, должна будет так дорого поплатиться. Мне кажется, однако, что я не ошибаюсь, и когда сегодня вечером я буду писать генералу Бонапарту...

Он немного остановился, как бы ожидая, что леди Беатриса взглянет на него, и не обманулся в своих ожиданиях, так как она действительно быстро взглянула на него, и по глазам ее он сразу понял, что друг его в безопасности и находится в ее доме.

– Значит, вы будете писать генералу Бонапарту? – спросила она.

– Непременно, я должен во всем отдавать ему отчет. Недаром я считаю его величайшим воином нашего времени, который в скором времени явится сюда судить вас и ваш народ. Он первый должен узнать об этом ужасном убийстве, и я очень доволен, что могу сообщить ему об этом письменно, а не устно, так как гнев его, вероятно, будет ужасен. Что касается вас, милорд, я должен вас предупредить, что лучше для вас сейчас же принять все меры к выяснению загадочного исчезновения моего друга. Убийцы должны быть найдены, и возмездие должно совершиться. Я ни днем, ни ночью не буду знать покоя, пока друг мой не будет отомщен. Даю вам клятву в этом, а я не часто прибегаю к клятвам, маркиза. Милорд, я прошу вас, обратите внимание на мои слова и не забудьте их.

Он встал, чтобы уйти, но Лоренцо, который теперь только понял, как велика опасность, стал умолять его дать ему отсрочку и дать время узнать все подробно.

– Я не верю в это убийство, – говорил он, волнуясь, – по крайней мере, прошу вас, не пишите хоть сегодня генералу, дайте время навести необходимые справки. Ни один порядочный человек в Венеции не решился бы на подобный злодейский поступок. Я говорю это смело от имени всех граждан нашего народа.

– Вы оправдываетесь и теперь, как и всегда, милорд, не забудьте, что за последнее время вам слишком во многом приходилось оправдываться. Когда генерал будет здесь, дай Бог, чтобы ваши оправдания спасли вас. Я бы со своей стороны посоветовал вам лучше заботиться о том, чтобы больше следить за безопасностью моих соотечественников и строже карать убийц их. Не забудьте об этом. А вам, сударыня, я скажу только одно: друг моего друга – опасный человек, помните об этом.

Он вежливо раскланялся и удалился, сопровождаемый Лоренцо. Выйдя на лестницу, он обернулся к нему и еще раз напомнил о том, что спасение Венеции в дружбе с Наполеоном; затем он заговорил самым равнодушным тоном о посторонних делах, Чем поверг лорда Лоренцо в немалое удивление. И только на прощание он опять повторил, что требует узнать имена убийц, а также требует немедленного суда над ними.

– Сенат должен наконец примерно наказать за убийство француза, – прибавил он, – и чем скорее, тем лучше для вас.

С этими словами он вышел из дома и направился к своей гондоле.

Лоренцо, однако, не сразу вернулся к маркизе, он остановил своего слугу Ноэлло и сказал ему:

– Вот идет человек, без которого мы можем прекрасно обойтись.

Ноэлло, как верный слуга, сейчас же направился в кухню, где всегда сидело несколько человек «bravis», так назывались наемные убийцы, и повторил им многозначительно слова своего господина: «Вот идет человек, без которого мы можем прекрасным образом обойтись». Слова эти произвели огромное впечатление. Один из злодеев, по имени Цукка, бросился к окну, чтобы посмотреть на Вильтара, садившегося в эту минуту в гондолу, Лоренцо же в это время вернулся к Беатрисе и спросил ее, не знает ли она, что хотел сказать Вильтар словами; друг моего друга – опасный человек. Не намекал ли он этими словами на то, что именно она и есть этот друг, и знала ли она уже раньше хорошо этого Вильтара? Беатриса, которая в присутствии Вильтара только два раза открывала рот и все время сидела, погруженная в глубокое раздумье, вдруг вспылила и, стремительно обернувшись к Лоренцо, сердито проговорила:

– Я вовсе не желаю разгадывать загадки, милорд, и верьте, что вам нечего разыгрывать передо мной роль дельфийского оракула. Вы спрашиваете, знала ли я Вильтара, – я говорила вам, что знала его уже пять лет тому назад в Париже, он и тогда уже славился как лучший следователь и дипломат Франции, и если вы дорожите расположением Бонапарта, постарайтесь примириться с Вильтаром: можете быть уверены, что окажете этим огромную услугу нашей бедной Венеции.

– Если бы я повторил ваши слова и стал бы их отстаивать с народной трибуны, будьте уверены, что меня тут же повесили бы на первой колонне, Беатриса. Нет, дитя мое, мы будем тверды в своем решении, мы поднимаем брошенную нам перчатку и на угрозу отвечаем угрозами. Если даже граф Жоаез убит, что же нам из этого? Неужели мы должны все стать полицейскими для того, чтобы следить за безопасностью французских граждан? Я стою только за то, чтобы сенат высказал Бонапарту свое сожаление по этому поводу, и больше ничего; это тем легче сделать, что ведь мертвые не воскресают.

– Ну, смотрите, Лоренцо, не пройдет и нескольких недель, как вы будете рады отдать половину своего состояния, только бы видеть живым этого человека. Неужели вы думаете, что Бонапарт удовольствуется вашим сожалением в такую минуту, когда он уже почти подошел к воротам города, а вы можете выставить против него не больше сотни людей, готовых пролить кровь за свой город?

Лоренцо покачал своей мудрой головой и важно заметил:

– Вы – женщина, и многого не можете понять, Беатриса, тем более, что, может быть, Вильтар и не будет в состоянии свидетельствовать против нас. Я взвесил все шансы за и против, и молчание этого человека уже принято мною во внимание.

– Милорд, вы всегда придумывали необыкновенно удачные планы. Приветствую ваше решение, но могу только сказать, что мне жаль вас, если вы высказали его действительно серьезно.

– Вы многого не понимаете, – повторил Лоренцо, думая о словах, сказанных им Ноэлло.

Смешно было бы, если бы он не мог справиться с таким человеком, как этот Вильтар, – рассуждал про себя Лоренцо. Он достал перо и бумагу и стал придумывать речь, которую он скажет в сенате после того, как будет приведено в исполнение задуманное им дело. Леди Беатриса, подсмеиваясь над ним в душе, стала деятельно помогать ему при составлении этой речи, в которой, между прочим, говорилось, что граф Жоаез погиб вследствие того, что оказался изменником и принял на себя роль шпиона в Венеции. Беатриса, подсказывая Лоренцо, что писать, в то же время думала про себя, как умно она поступила, залучив Гастона к себе и этим обеспечив в будущем примирение с Бонапартом, которое только одно и могло спасти ее родной город от гибели.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю