355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Пембертон » Беатриса в Венеции » Текст книги (страница 18)
Беатриса в Венеции
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 13:21

Текст книги "Беатриса в Венеции"


Автор книги: Макс Пембертон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Но разве вы забыли, – сказала она, – что в Боволетте вы тоже хотели вернуться через час, а между тем сколько времени прошло, пока мы опять увидались, я так хорошо помню то утро. Да, вы прислали тогда странного гонца, Гастон. Уверены ли вы в том, что он придет и на этот раз по вашему зову?

Он рассмеялся при этом воспоминании и заглянул в глаза, смотревшие на него с упреком.

– Он не хотел дать мне ни одного часа срока, он верил в то, что я могу спасти Верону, а между тем, что я вместо того наделал? Да, я знаю, мне уже суждена на роду всегда неудача, но что же я могу сделать? Я приехал сюда с добрыми намерениями, мечтал о примирении, о дружбе. Они ответили мне на это камнями. На вашей родине, в Венеции, я тоже старался установить более дружеские отношения между двумя нациями, и чем же это кончилось? Я должен был бежать, как вор, оставив после себя только ненависть и недоверие.

– Всем этим вы обязаны Вильтару, – сказала Беатриса, и лицо ее затуманилось, – да, Гастон, этот человек имеет роковое влияние на нашу судьбу, я и сегодня чувствую, что обязана ему тем, что вы хотите покинуть меня. Все несчастья наши произошли только благодаря ему. И вы отправляетесь к нему в Падую, и еще верите в то, что он вам друг?

– По моему мнению, Беатриса, – сказал он, – есть два Вильтара: один из них – друг Франции, другой – мой друг. Я докажу вам это. Когда я приеду в Падую, я явлюсь прямо к Бонапарту и возьму с собой свидетелей. Мне, кажется, что особенной опасности быть не может. Я перееду реку на лодке, а на том берегу уже вполне безопасно, да, впрочем, теперь не время думать о собственной безопасности.

Беатриса видела, что Гастон теперь только жил мыслью перебраться на тот берег и поднять на ноги весь лагерь Бонапарта, но она все же сделала еще попытку остановить его.

– Умный человек всегда обдумает все, – проговорила она, – подумали ли вы о том, что будет лучше, если вы поедете не один? Разве только один человек может пробраться через неприятельскую сторону? Разве нельзя чем-нибудь помочь этим беднягам? Подумайте об этом, пока не поздно, ведь они все доверились нашей чести, разве мы только и можем посоветовать им, что ждать?

Высказанная маркизой мысль поразила Гастона своей неожиданностью.

– Вы хотите сказать, что я должен взять всех с собой? – спросил он в недоумении.

– Я говорю, что следовало бы подумать об этом. Если вы можете свободно переправиться через реку, почему бы другим не попробовать этого же? Я знаю, что это вам не приходило совсем в голову, обдумайте же теперь все, пока еще не поздно. Они ведь надеются на нас, дорогой, мы не можем бросить их. Мы должны пожалеть их, они, право, заслуживают этого.

Слова ее поразили его, и он невольно спросил себя, что он может возразить против ее предложения. Ведь французские шлюпки еще стоят у берега в саду дворца. Почему бы всем этим несчастным, запертым во дворце, не отправиться вместе с ними к Бонапарту? Действительно, мысль об этом не приходила ему в голову; теперь он всецело предался заботе, как бы исполнить ее.

– Я прежде всего переговорю с Дженси, – сказал он, выходя из комнаты.

Она осталась одна и опустилась на колени, чтобы помолиться за него.

Старик Дженси был ранен пулей в колено и лежал на траве, медленно прихлебывая из кубка воду и проклиная веронских жителей на трех языках. Когда пришел Гастон и сообщил ему план Беатрисы, последний так поразил старика своею неожиданностью и простотою, что даже он прослезился и совершенно забыл о своей ноге.

– Боже мой, – воскликнул он, – я, право же, не достоин даже поцеловать подол ее платья. Конечно, надо будет взять их с собой, граф, и как это только нам раньше не пришло в голову? Помогите мне встать на ноги, чтобы я все лучше мог обдумать. Черт побери человека, прострелившего мне ногу, которая мне как раз так нужна теперь! Она говорит, что крепость должна будет защищать нас, совершенно верно, да благословит ее Бог за эту счастливую мысль. Вы бы, граф, сейчас собрали всех господ и объявили им об этом, пока мы здесь приготовим все со своей стороны. Сегодня ночью мы еще, пожалуй, доберемся до Падуи, если у нас хватит мужества.

Гастон быстро удалился и минуту спусти уже собирал всех находящихся во дворце, как гостей, так и слуг, а между тем Дженси ломал себе голову, как бы лучше выполнить план, придуманный умной женщиной. Он не мог сомневаться в том, что им удастся перебраться через реку, но он думал о том, как бы, благодаря какой-нибудь хитрости, устроить эту переправу как можно лучше, и эта мысль так заняла его, что он даже забыл про свою больную ногу. Было уже четыре часа утра, небо было пасмурно, шел мелкий дождик, несколько лодок, атаковавших ночью дворец, все еще сновали взад и вперед по реке, но сидевшие в них, очевидно, уже не решались предпринимать что-либо, а просто оставались там из любопытства, чтобы посмотреть, что будет дальше. Дело в том, что эта толпа, как и всякая бессмысленная случайная толпа, вовсе не желала рисковать собственной шкурой, и как только она узнала, что дворец защищается вооруженными людьми, она сразу остыла и стала ждать благоприятного случая для своего нападения. Ведь в сущности, и помимо этих людей во дворце было еще достаточно других французов во всем городе, в домах и особенно в церквях. Один за другим все заговорщики отходили от больших ворот и небольшими группами, с кинжалами в руках, отправлялись в город на поиски жертв. Во дворце об этом узнали, потому что перестал раздаваться гул голосов за воротами, и, конечно, порадовались, что хоть с этой стороны опасность на время миновала. На реке же неприятельские лодки продолжали сновать по-прежнему, так что старый Дженси велел поднять себя, чтобы лучше сосчитать эту вражескую флотилию и соответственно этому уже составить план бегства.

– Надо будет прибегнуть к хитрости, дети мои, – говорил он, – и чем скорее, тем лучше. Посмотрите, на этот раз они все вооружены ружьями, и нам нечего ждать пощады, если мы отважимся прямо выплыть им навстречу. Но во всяком случае не будем ждать, пока они первые нападут на нас. Мне понадобится теперь двадцать человек из вас, выберите их сами, но помните, что вас ждет почти верная смерть.

Затем он объявил, что решил сделать так. Двадцать человек сядет в один из катеров и поплывет по направлению к крепости св. Феликса, чтобы отвлечь на себя все внимание неприятеля, а в это время остальные катера со своим беззащитным экипажем постараются переплыть на ту сторону реки. Нечего и говорить, что люди в первом катере подвергнутся смертельной опасности, так как неприятель, конечно, будет стрелять в них. Несмотря, однако, на то, что в последнем никто не сомневался, желающих ехать именно в этом капере нашлось так много, что решено было прибегнуть к жребию. Когда через некоторое время Гастон вернулся, он застал уже все в порядке: двадцать человек во главе с сержантом Дженси сидели уже в первом катере, остальные стояли на берегу, держа наготове свои ружья.

– Хромой человек может видеть и командовать, хотя он и не может ходить, – весело крикнул Дженси Гастону. – Мы поедем по течению и обогнем выступ реки, а вы в это время рассаживайтесь по лодкам и поезжайте с Богом. Только смотрите, не сажайте слишком много сразу, чтобы не потопить лодок. Я уверен, что в крепости увидят, что мы делаем, и поспешат к нам на помощь. Я нарочно еду вперед, чтобы поспеть с вами потом встретиться на том берегу. Однако, если нам суждено больше не встретиться, то да благословит вас Бог, но я все же, откровенно говоря, верю в свою счастливую звезду и верю в то, что мы еще увидимся с вами.

Он протянул свою грубую загорелую руку, Гастон пожал ее с большим чувством. Затем Дженси скомандовал «вперед», и лодка быстро помчалась по направлению к крепости.

Гастон в это время уже успел предупредить всех гостей Беатрисы о том, что он собирается предпринять для их спасения; он ходил из комнаты в комнату, уговаривая и успокаивая всех, и, наконец, собрал их всех в саду. В это время катер, на котором ехал Дженси, уже обогнул изгиб реки и скрылся из виду, но, очевидно, он достиг своей цели и отвлек внимание неприятеля, так как сейчас же вслед за тем раздался ружейный залп. В ответ на этот залп раздалась правильная перестрелка: по-видимому, люди Дженси не теряли времени и стреляли в свою очередь. Гастон в душе порадовался этому, но тут же увидел, что им грозит новая опасность: множество лодок, привлеченных шумом выстрелов, отделилось от берега, направляясь к месту происшествия; каждая минута была дорога, он должен был спешить с переправой своих пассажиров, если не хотел подвергнуть их новой опасности.

– Мы должны трогаться в путь, Джером, – сказал он, обращаясь к молодому офицеру, стоявшему рядом с ним, – покажите нам дорогу и скорее рассаживайте всех в лодки, чтобы как можно скорее плыть к тому берегу, пока еще есть время, я же со своей стороны еще постараюсь задать баню неприятелю.

Молодой француз быстро вскочил в первый попавшийся катер, посадил туда дюжину мушкетеров и предложил близ стоящим женщинам садиться тоже быстрее в катер. Бедные женщины, большею частью еще молоденькие существа, которые только и думали всю свою жизнь о веселье и танцах, теперь же бледные и перепуганные, в эту минуту поняли, что такое смертельная опасность. Трудно передать чувства, волновавшие их, когда они садились в лодку, поддерживаемые грубыми солдатскими руками, владетели которых старались ободрить и развеселить их. Но вот лодка полна, она отчалила от берега и понеслась быстро, как стрела, по направлению к противоположному берегу.

Много глаз следило за этой лодкой, но никто не приветствовал ее так радостно, как небольшая шлюпка, вдруг отчалившая от берега немного ниже крепости и наполненная разным сбродом, который уже давно поджидал здесь верную добычу.

Эти люди до сих пор сидели в кабаке, но, привлеченные выстрелами, они бросились к своей лодке и увидели, что напротив в саду дворца аристократы собираются рассаживаться по лодкам и плыть на ту сторону. Они подстерегли лодку и подпустили ее совершенно близко, а затем вдруг сразу атаковали ее, когда все уже думали, что она почти в безопасности. Это смелое нападение и, по-видимому, предстоящий полный успех сразу ободрили и других негодяев, все они бросились в первые попавшиеся суденышки, чтобы плыть к месту происшествия. Хитрость старого Дженси, по-видимому, не удалась. Бедные, беззащитные женщины были окружены теперь со всех сторон разъяренными извергами, жаждавшими их крови. С берега, где остались стоять остальные гости Беатрисы, раздались отчаянные крики, поощрявшие их двигаться как можно скорее вперед. Гастон подумал, что все потеряно, и сердце его забилось от сострадания к этим несчастным, но он ошибся: старые ветераны и предводительствующий ими Джером не растерялись: они схватили свои ружья и стали стрелять в своих преследователей, прицеливаясь как можно лучше; результатом этого залпа было несколько убитых и раненых среди неприятеля, но зато и несколько из них поплатились жизнью за свое мужество.

Нечего и говорить о том, с каким напряжением следили оставшиеся на берегу за судьбой своих товарищей по несчастью; они стояли под дождем, дрожа всем телом от холода и от страха.

Что касается Гастона, никогда еще он не испытывал чувства такой ответственности, как в этот знаменательный день. Он не знал, на что решиться: продолжать ли переправу на тот берег, или же снова скрываться во дворце, чтобы защищаться в нем до последней возможности; решение этого вопроса зависело всецело от него. Беатриса сказала ему:

– Делайте, как найдете нужным, Гастон.

Его соотечественники тоже не знали, что лучше посоветовать. Он должен был решить один за всех.

– Если бы мы могли дать сигнал в крепость, – повторял он не раз. – Не понимаю, почему они не слышат нас. Неужели Эмили занял крепость, или там случилось что-нибудь другое?

И затем, обращаясь к окружающим, он спросил:

– Как по-вашему, господа, что лучше: остаться здесь или попробовать перебраться на ту сторону?

Все решили в один голос, что лучше рискнуть переправиться. Но когда он огляделся кругом, увидел рыдающих женщин, увидел точно окаменелое лицо Беатрисы, ему показалось, что он переживает самый трудный час в своей жизни. Он хорошо сознавал, что если переправа не удастся, его будут упрекать в том, что они не остались во дворце; если, наоборот, будет взят приступом дворец, его станут упрекать за то, что он не решился на переправу.

Наконец он решился и велел приготовить остальные лодки.

– Друзья мои, – сказал он, – другого выхода нет, рассчитываю на вас, что вы будете благоразумны, поможете мне устроить все, как следует.

Все с облегчением выслушали его решение, всякий риск был приятнее, чем эта неизвестность; он отобрал несколько человек солдат, посадил их в третью лодку и посадил туда же около двадцати женщин; лодка сейчас же отвалила от берега. Оставалась только еще одна лодка и сто человек на берегу, из них каждый просил, чтобы его взяли в эту лодку. Когда последняя лодка тоже была уже полна, Гастон обернулся к Беатрисе и сказал:

– Есть еще одно место: сядьте в лодку, Беатриса, вы знаете, что вы успокоите этим меня.

Она покачала головой и тихо шепнула ему:

– Нет, мы лучше останемся вдвоем там, где мы есть.

Лодки поплыли по направлению к крепости, появление их вызвало крик восторга у нападавших негодяев; с дикими воплями окружили они лодку с беззащитными женщинами, и невольно у оставшихся на берегу мелькнула мысль, что настал конец и несчастные сейчас очутятся в воде. Но в эту секунду в дело вмешалась наконец артиллерия крепости, молчавшая так долго. Комендант крепости, видя, что и на воде вспыхнули схватки, решил положить конец этому и приказал стрелять из пушек, не разбирая, попадут ли ядра в друзей или в врагов, и первое же ядро попало прямо в лодку, где сидели инсургенты, и разбило ее в щепки: сидевшие в ней бросились в воду, испуская дикие крики. На воде поднялся невообразимый переполох, все старались скрыться, кто куда мог, так как ядра со свистом летели во всех направлениях, не щадя ни правого, ни виноватого. Но это еще не все: в самый разгар сумятицы из-за поворота реки показалась вдруг лодка, в которой сидели только старик и девушка, последняя стояла на корме и говорила всем попадавшимся ей навстречу: «Бонапарт в городе, спасайтесь!» Слова эти произвели еще большее впечатление, чем пушки крепости; в одно мгновение ока они облетели почти все население Вероны; никто не думал о том, чтобы проверять их достоверность: настолько был велик страх пред этим магическим именем. Все спешили укрыться, кто куда мог, и несколько минут спустя на воде остались только шлюпки французов, уже подплывавшие к противоположному берегу, к крепости. Слова, сказанные этой женщиной, спасли их от гибели, Гастон, всматриваясь в нее, понял, что это не кто иной, как Бианка Пезаро, и сообщил об этом Беатрисе; она низко склонила голову и в душе простила все этой девушке за ее хитрость, спасшую жизнь стольким людям.

Комендант крепости, которому был дан приказ Валландом, чтобы отнюдь не выводить гарнизона за пределы крепостного вала, до сих пор не принимал никакого участия в подавлении бунта, так как и не догадывался даже о размерах его, но когда ему доложили, в чем дело, и он увидел лодки, переполненные спасавшимися французами, он сейчас же прекратил пальбу и выслал сто пятьдесят лучших стрелков, чтобы встретить их на берегу и проводить под охраной в крепость, где они могли быть в полной безопасности. Последними вошедшими в ворота крепости оказались Гастон и маркиза де Сан-Реми. Они последними отчалили также от берега, где стоял дворец, и то они сели в лодку только после того, как принесли туда Джиованни, еще очень слабого, но жизнь которого была в безопасности, как подтвердил это опять присутствующий при этом врач. Гастон и Беатриса велели снести Джиованни в лодку, после чего сели в нее сами, в последний раз оглянувшись на только что покинутый дворец, который неминуемо должен был сделаться жертвой разъяренной толпы. Так и случилось на самом деле: не успела отчалить последняя лодка с французами, как уже нашлись смельчаки, которые перелезли через ворота, никем теперь не защищаемые, открыли их, и во двор ворвалась вся толпа, ринувшаяся сейчас же во дворец, в котором скоро было разграблено, все дотла. Этот факт настолько расстроил Беатрису, что на глазах ее выступили слезы, которых не было там в минуту смертельной опасности.

– Вот чем все должно было кончиться, – сказала она, нежно сжимая руку Гастона и отворачиваясь от него, чтобы скрыть свои слезы, – я не могу винить свой народ за это, потому что он слишком долго терпел целый ряд унижений и бедствий, но больше я не в силах выносить всего этого.

– Да и незачем, Беатриса, – ответил ей Гастон, – перед нами весь мир. Мне кажется, в каждой жизни бывает нечто подобное, но потом вслед за горем должно наступить мирное, радостное время. Если хотите, мы поедем с вами в Рим; ни Верона, ни Венеция не могут быть больше вашей родиной.

– Да, Гастон, – ответила она, – но что же вы будете делать с собой? Ведь не можете же вы пожертвовать своей блестящей карьерой ради меня, вы должны продолжать ее, чтобы служить человеку, гений которого нельзя отрицать. Я теперь вижу, что мы были слишком неблагоразумны и отвергли его дружбу, мы должны поплатиться теперь за это. Будьте же счастливы, мой друг, забудьте меня и идите туда, куда вас зовет честь ваша и слава.

– Как, Беатриса, вы этого хотите? Повторите мне это еще раз, тогда я только поверю вам, но вы молчите. Что мне до славы, когда сердце мое наконец заговорило? Неужели я буду жить во Франции, когда душа моя в Риме? Нет, Беатриса, я посвящу себя теперь югу: где вы, там и я. Запретите мне находиться в вашем присутствии, я буду издали следовать за вами, но покинуть вас я не в силах.

Он нагнулся и поцеловал ее руки, будучи не в силах говорить дальше.

XXXI.

Двадцать четыре часа спустя после того, как в Вероне инсургенты выпустили последний выстрел. Вильтар разгуливал по двору дворца в Падуе, и по лицу его и жестам было видно, как его мучит любопытство узнать, что происходит в эту минуту в стенах этого дворца.

Это был знаменательный день. Послы из Венеции целый час уже сидели, запершись с Бонапартом, и все еще не уходили от него. Адъютанты, сновавшие по всем направлениям по двору дворца, не могли ничего рассказать Вильтару, так как сами они не присутствовали в той комнате, где происходило совещание. А между тем Вильтар сгорал от нетерпения узнать решение Бонапарта относительно судьбы Венеции. Будет ли этот город подвергнут разрушению, или дело кончится мирным путем? Вильтар не верил в последнее, он слишком хорошо подтасовал свои карты, сначала он написал из Венеции длинное письмо, в котором подробно излагал все страдания и мучения своих соотечественников в этом городе, потом он много толковал о том, что честь армии требует мщения, а затем, ведь благодаря только его проискам, устроена была эта бойня французов в Вероне. Нет, Жозефу Вильтару нечего было опасаться, что замысел его не удастся. Ведь к этому он стремился с той минуты, как Бонапарт выбрал его своим эмиссаром в Венеции. Ему долго пришлось ждать, и теперь он верил в то, что терпение его будет вознаграждено. Теперь во дворце послы дожа Лоренцо, Пезаро и Ренальди, наверное, чуть ли не на коленях молят пощадить несчастный город. Разве можно было сомневаться в том, какой ответ им даст Бонапарт? Изредка из открытого окна доносился его грозный, сердитый голос. Затем послышались чьи-то рыдания, очевидно, Пезаро умолял не губить его бедной родины. Вильтар смеялся, прислушиваясь к этим рыданиям, и, остановив генерала Моро, проходившего в эту минуту по двору, он начал расспрашивать того, не знает ли он чего-нибудь.

– На рассвете мы выступаем, – ответил ему генерал. – Не думаю, чтобы что-нибудь могло помешать нам. Валланд отправляется в Верону с десятью тысячами войска. В Венеции мы, вероятно, не встретим никакого сопротивления, так как, говорят, дож уже укладывает свои вещи, а сенат готовится следовать за ним. Но я все же надеюсь, что гнев Бонапарта еще смягчится немного, ведь не забудьте, что на свете есть только одна Венеция.

– Да, это верно, – ответил Вильтар, улыбаясь. – Конечно, следует щадить, например, произведения искусства, мы должны отвезти в Париж все их картины и статуи, в палаццо Бурано я уже облюбовал себе одну картину Тициана. Не мешает и вам выбрать себе что-нибудь. Впрочем, шутки в сторону, пора вообще покончить с этим.

– Да, это дело решенное, – ответил Моро. – Мы выступаем на рассвете, а вы ведь знаете, что это значит. Но, во всяком случае, я надеюсь, что все обойдется как-нибудь. Да, между прочим, слышали вы, что ваш друг Гастон де Жоаез здесь, в гостинице «Золотых рогов»? Мы все считали его уже мертвым. Я иду к генералу доложить об этом.

Вильтар был очень удивлен. Он тоже полагал, что Гастон погиб в Вероне; он сделал вид, что обрадовался этому известию, и сказал:

– Не может быть! Вот порадовали меня, генерал. Вы говорите, что он в гостинице «Золотых рогов», я сейчас же отправлюсь к нему.

– В таком случае передайте мой привет также и маркизе де Сан-Реми.

– Вы хотите сказать этим, что она с графом?

– Так говорят. Вы знаете ведь, что дело без женщины не обходится, – добавил он шутя.

Лицо Вильтара омрачилось, он не выдержал и сказал:

– Эта женщина очень опасна для нас в данную минуту. Бонапарту она нравится, она так умна и находчива. Я готов бы дать тысячу луидоров, только бы не слышать ваших вестей.

– В таком случае сделайте вид, что не слышали их, – ответил ему генерал, смеясь и направляясь во дворец.

Вильтар продолжал ходить по двору с видом человека, которому нанесли ужасный удар. Хотя он и был уверен в том, что его дело еще не потеряно, тем не менее он готов был сделать что угодно, только бы не допустить Гастона к Бонапарту. Он не знал, ехать ли ему самому к нему или послать кого-нибудь, как вдруг большие ворота распахнулись, и показались венецианские послы. Их лица были так грустны, они имели такой убитый вид, что Вильтар сразу же понял, что дело их проиграно, и воспрянул духом.

– Вот и конец всей комедии, – сказал он, когда они проходили мимо него.

В эту минуту в дверях показался Бонапарт, который обратился к послам со следующими словами:

– Господа, помните, что я враждую с Венецией, но не с вами. Если вы пожелаете воспользоваться моим гостеприимством, милости прошу, считайте себя во дворце моем, как дома; вы приехали издалека и, вероятно, нуждаетесь в подкреплении.

Ренальди со слезами на глазах отвесил низкий поклон и объявил, что тотчас же должен вернуться домой. Лоренцо, волоча в пыли свое великолепное одеяние, дрожал весь, как в лихорадке. Пезаро поблагодарил Бонапарта, но не принял его предложения и ответил ему твердо и с достоинством:

– Я не могу воспользоваться гостеприимством врага моего отечества.

Они поехали все втроем по направлению к гостинице, где остановились. Бонапарт посмотрел им задумчиво вслед и затем спросил, обращаясь к Вильтару, что ему нужно. Вильтар быстро решился и спросил его:

– Итак, значит, мы выступаем на рассвете, генерал?

– Да, на рассвете.

– Слава Богу, – воскликнул Вильтар. – Дни нерешительности миновали.

– Лучше благодарите простую случайность, – ответил Бонапарт и прибавил: – Я пойду в гостиницу «Золотых рогов». Хотите пойти со мной?

Вильтар быстро взглянул на него, как бы собираясь что-то сказать, но, при виде лица Бонапарта, счел за лучшее благоразумно промолчать. Он понял, что в эту минуту он бессилен и должен молча покориться тому, что готовит ему судьба.

«Дело никогда не обойдется без женщины», сказал он когда-то своему другу Гастону, и вот именно эту женщину и Бонапарт собирался навестить теперь. Маркиза де Сан-Реми не собиралась пока еще в Рим, она не думала о собственной безопасности, она нарочно приехала в Падую, чтоб попробовать еще раз спасти Венецию от гнева Бонапарта. Гастон в этом вполне сочувствовал ей, так как надеялся, что, добившись прощения своего родного города, она, наконец, будет считать себя вправе вполне отдаться своему чувству, не думая больше о судьбе своих соотечественников.

Они вместе приехали из Вероны, при чем по дороге не испытали никаких приключений и препятствий, и как только прибыли в гостиницу, Гастон сейчас же послал во дворец к Бонапарту, чтобы попросить у него аудиенцию для маркизы де Сан-Реми. В ответ на это послание Бонапарт отправился сам в гостиницу, к огорчению Вильтара, молча следовавшего за ним.

Гастон стоял в дверях гостиницы в момент прибытия Бонапарта, и встреча их была самая радостная, как будто два брата встретились после долгой разлуки. Затем Бонапарт спросил о Беатрисе. Здорова ли она, не потерпела ли она в ту ужасную ночь в Вероне? Она сделала много для французов в Вероне, и он готов вознаградить ее, чем она хочет, за оказанную ему услугу. Гастон ответил, что Беатриса в саду гостиницы, где она отдыхает после утомительного путешествия, и что она безмерно будет рада видеть человека, которого «уважает так глубоко». Бонапарт тотчас же отправился в сад.

Он вышел оттуда два часа спустя. Венеция была спасена, благодаря женщине, пожертвовавшей ей так многим и выстрадавшей столько из-за нее.

Да, Беатриса спасла Венецию. Стоя в саду, окруженная розами и жасмином, она прямо смотрела в глаза человека, которого научилась бояться вся Европа, и говорила ему:

– Как будут судить о вас, если вы допустите подобную вещь? Какая вам будет польза от того, что имя ваше будет погребено вместе с развалинами Венеции? Пощадите этот несчастный народ, пусть скажут, что Венеция возродилась благодаря вам. Ведь вы потом ничем не исправите того, что намерены сделать завтра; сегодня есть еще время. Я молю Бога о том, чтобы завтра уже не было слишком поздно.

Голос ее звучал, как музыка, слова ее опьяняли его. Разве он не мог обойтись без Венеции, этой крошечной жемчужины в его короне? Разве ему не все равно, будут ли разрушены или сохранены дома этого жалкого народа? Ее слова произвели на него магическое действие. Да, ради нее он откажется от мысли уничтожить Венецию и за это получит право поцеловать ее руку. Целая нация была спасена в эту минуту, сама не сознавая того.

Затем он уехал, и тотчас во дворце был отдан новый приказ:

«Граф де Жоаез назначается губернатором города Венеции, маркиза де Сан-Реми отправляется вместе с ним».

Первый поздравить с победой явился, конечно, Вильтар, низко склонивший колени перед очаровательной маркизой.

Беатриса, обнимая наедине Гастона, передала ему свой разговор с Бонапартом:

– Я спасла свой народ, теперь я спокойна, – сказала она, теперь я могу отдохнуть.

Он нежно в губы поцеловал свою будущую жену, сжимая ее в объятиях.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю