Текст книги "Хозяйка Судьба"
Автор книги: Макс Мах
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Там, где неслись сейчас сквозь вечность Кости Судьбы, по-видимому, не существовало ни обычного – соразмерного смертным – времени, ни того, что человеческие восприятие и разум могли счесть подобающей такому полету скоростью. Неторопливо вращаясь вдоль случайным образом возникших осей, замедленно «кувыркаясь», огромные, как саманные кирпичи, Кости медленно плыли, едва смещаясь – или не смещаясь вовсе – в пространстве, не обладающем размерностью, которая позволила бы судить об их движении наверняка.
Взгляд Карла непроизвольно остановился на вставшем на угол и как раз в это мгновение заканчивавшим оборот рубине, и не в силах удержаться от этого бессмысленного во всех отношениях жеста, Карл протянул руку во тьму, как будто захотел поймать выпущенное им однажды на волю, но так и оставшееся неизвестным ему самому, желание. Вытянутые пальцы приблизились – во всяком случае, так ему показалось – к неторопливо дрейфующим, рассыпая вокруг себя цветные блики изумительной чистоты, камням. И оказалось, что ему удалось совершить невозможное. Это не было иллюзией, его пальцы и в самом деле вплотную приблизились к Костям Судьбы. Кожу на их кончиках обожгло холодным пламенем, рубин завершил свой медлительный оборот, и средний палец Карла не во сне, а наяву, коснулся кроваво-красного кубика.
Карл ощутил удар, сотрясший не только его тело, но и разум, заставивший вздрогнуть и замереть душу и остановиться сердце.
Глава 4
Капет
1В глаза ударил ярчайший свет, Карл отшатнулся и замер, инстинктивно смежив веки, из-под которых тут же градом хлынули слезы. Ему потребовалось совершить неимоверное усилие, чтобы снова открыть глаза, но смотреть и видеть мешала соленая влага слез. Впрочем, невыносимый свет уже исчез, и вокруг Карла было сейчас скорее темно, чем светло, да горели в размытой слезами мгле какие-то невнятные огни.
«Свечи?» – спросил себя Карл, одновременно пытаясь понять, что с ним произошло и где он, собственно, находится. Однако сосредоточиться на поиске ответов на эти простые вопросы ему не удалось.
– Со слов его императорского величества божественного Дмитрия, – неожиданно услышал он скрипучий старческий голос. – В присутствии трех положенных свидетелей, собственноручные подписи которых и печати подтверждают подлинность и законную силу сего документа, записал Первый Нотарий Городской Общины Цэйра Александр Ной и большую печать гильдии Нотариев к сему приложил.
Внезапно, как будто скребущий по сердцу голос этот был способен прояснять зрение, влажная пелена упала с глаз Карла, и он увидел, что тревожные огни, которые он заметил с самого начала, и в самом деле, являлись множеством зажженных свечей. Теперь, когда взгляд Карла очистился, ему стало понятно, что находится он в просторном, изрядно обветшавшем, но, тем не менее, все еще роскошном спальном покое. Между тем, комнату эту он хорошо помнил и узнал ее сразу, хотя и не мог сейчас с определенностью сказать, как здесь теперь очутился. Однако, так или иначе, одно Карл знал наверняка, он не был здесь очень-очень давно.
2За пять лет до битвы при Констанце[15]15
Битва при Констанце произошла за сорок три года до событий, описываемых в книге, в год смерти императора Евгения Яра (см. книгу Карл Ругер. Боец).
[Закрыть]
– Глаза, – задумчиво сказал Гавриель, откидываясь на спинку кресла. В голосе его звучало приглушенное воспитанием и самодисциплиной восхищение. – Все дело в глазах, Карл. Впрочем, я думаю, ты это понимаешь не хуже меня.
– Разумеется, – согласился с маршалом Карл, раскуривая, между тем, свою глиняную трубочку и размышляя над тем, что оба они, по-видимому, споткнулись об один и тот же предмет. – Разумеется, глаза.
«Глаза…»
– Я писал их множество раз, – Гавриель грустно улыбнулся, как бы заранее, раньше, чем будут произнесены разъясняющие вводную фразу слова, признавая свое поражение. – Но мне не дается это сияющее золото, вот в чем дело.
– Мед, – предположил Карл. – Такой, знаешь ли, золотисто-красный, как в предгорьях Высоких гор, в солнечный день…
Он представил себе этот мед, стекающий из кувшина в плоскую глиняную миску медлительной плавной струёй, пронизанной лучами встающего из-за гор солнца, и почувствовал бессилие перед неисчерпаемым великолепием природы, которое никому не дано отобразить на холсте.
– Гаранс[16]16
Краплак красный, гаранс – принадлежит к краскам древних времен. Со времен эпохи Возрождения и до нашего времени он имеет очень широкое применение в живописи. Краплаки подвержены некоторому выцветанию на свету, особенно розовый и розово-золотистый, причем выцветание происходит тем сильнее, чем цвет краплака светлее.
[Закрыть] и золото? Может быть, флорианская желтая[17]17
Флорианская желтая – имеется в виду индийская желтая, обладающая очень красивым прозрачным золотисто-желтым цветом. Оттенки, получающиеся при лессировках, трудно заменимы другими красками, но эта краска не очень светостойка, как и большинство красок органического происхождения. В масляной живописи она прочнее, чем в акварельной.
[Закрыть]?… – он перепробовал все эти пигменты, но результат неизменно не соответствовал ожиданиям. – Кармин[18]18
Кармин (от араб. кирмиз – кошениль и лат. minium – киноварь) – красный краситель, получаемый из карминовой кислоты, производимой самками насекомых кошенили.
[Закрыть] и янтарь?
– Возможно, – кивнул Гавриель и, подняв глаза, с интересом посмотрел на Карла. – Значит, ты тоже пытался… Я исследовал все возможные сочетания, Карл. Красный краплак с серной кислотой[19]19
Красный краплак с разбавленными серной и соляной кислотами дает желтую окраску.
[Закрыть]… красный кадмий… – он говорил медленно, явным образом погрузившись в свои воспоминания. – Но ты же знаешь, краплаки выцветают, особенно золотисто-розовый. Флорианская желтая тоже. Впрочем, на масле…
– Она вам нравится, Гавриель? – в голосе Эф, устроившегося, как всегда, когда они собирались втроем, чуть в стороне, звучала растерянность. Он ничего, бедный, не понимал, к тому же сегодня ему приходилось делить сундук, поставленный у окна, с Еленой, обильные прелести которой рвались на волю из тесного плена узковатого для такой женщины платья, синего, отделанного белыми кружевами. Девушку разговор не интересовал вообще. Она его просто не понимала, и оживилась на мгновение только при последней реплике Горца. Елена была слишком тупа и необразованна, но Карл ценил ее не за ум. Она была чудной моделью и изобретательной любовницей, этого было вполне достаточно.
– Она вам нравится, Гавриель? – судя по всему, Эф тоже ничего не понял. Его никогда не знавшая покоя ревность не ведала границ.
– О, да, – усмехнулся Гавриель и снисходительно посмотрел на юношу. – А тебе, Эф, стало быть, нет?
– Она моя императрица, – коротко, но с внезапно прорвавшейся в голосе злобой, выдохнул Эфраим.
– Разумеется, – снова, но уже несколько иначе улыбнулся Гавриель. – Разумеется, она твоя императрица.
«Но не твоя, и не моя, не так ли?»
– И это все, что ты можешь о ней сказать? – а сейчас в голосе маршала звучала ирония.
– Я… – Эф был в явном затруднении. Как выяснилось, при всем своем незаурядном уме, он и сейчас не понимал, о чем, собственно, Карл и Гавриель говорят. Впрочем, в рамках его видения мира, ничего другого от Горца нельзя было и ожидать.
Карл перевел взгляд на окно. На улице шел дождь. Долгий, унылый, он заливал город уже второй день подряд, и точно так же, как медленно уходило из воздуха смываемое дождем тепло прошедшего лета, исчезали с лиц горожан улыбки, и блекли их глаза. Осень, холод и медленные стылые дожди, перемежающиеся серыми унылыми туманами.
– Иногда у нее бывает такое выражение глаз, – нарушил повисшее в комнате молчание Карл. – Что я ощущаю некоторую неловкость.
Это все, что он мог сказать при свидетелях, и почти все, в чем осмеливался признаться самому себе. Но вот, слова прозвучали, и стало ли от этого легче? Ответом ему были недоумевающий взгляд Горца и понимающий – Гавриеля.
«Что означает твой взгляд, Гаври? – спросил он себя, с привычным спокойствием принимая взгляд друга. – Что ты об этом знаешь? Что вообще можешь знать?»
– Итак, – сказал Гавриель. – Ты ее тоже писал.
– Писал, – не стал возражать Карл, тем более что он уже и сам все сказал. – Писал, да только так и не написал.
– Глаза, – усмехнулся он и пожал плечами, признавая свое поражение в этом поединке с моделью. – И еще, пожалуй, губы.
«Губы».
При их первой встрече, воображение сыграло с ним злую шутку. Представляясь Ребекке Яристе, он увидел ее глаза и на мгновение утонул в густом золотом сиянии. Такого с ним не происходило уже давным-давно, возможно, с тех самых пор, как он покинул Линд. Но в следующее мгновение Карл испытал уже настоящее потрясение, когда ощутил на губах медовый вкус ее губ. Проблема, однако, состояла не в том, на что оказалось способно его художественное чувство. О силе своего воображения Карл в то время знал достаточно, чтобы не удивляться. Но, размышляя об этом на утро, оставшись, наконец, наедине с самим собой, он должен был признать, что сила испытанных им чувств была явно не соразмерна имевшей место ситуации. Впрочем, мысль, о том, что, возможно, он просто влюблен, даже не пришла ему в голову.
Была ли это, и в самом деле, любовь, внезапно вспыхнувшая в его холодном, как полагал тогда сам Карл, сердце? Он не был готов принять такое объяснение, но, если быть предельно откровенным, никакого другого ему найти так и не удалось. Однако факт остается фактом, и Карл, который уважал истину, ценя ее, как краеугольный камень мироздания, должен был признать, что не будь этого мимолетного, но такого яркого, впечатления, скорее всего, он не пошел бы на императорскую службу. В конце концов, торговля кожами Карла тогда вполне устраивала, и Яру нечего было ему предложить взамен. Во всяком случае, ничто из того, что мог предложить император своему слуге, ни богатство, ни титулы и власть, не стоили того, чтобы лить из-за них свою и чужую кровь.
Итак, это была их первая встреча. Ребекке тогда было едва за двадцать. Молодая женщина, измученная долгими тяжелыми родами, подняла на него свой взгляд, и Карла окатила волна жаркого золота.
«Именно так!»
– Глаза, – грустно усмехнулся он. – И еще, пожалуй, губы.
Но все это случилось потом, а в начале…
3За семнадцать лет до битвы при Констанце
Звонили колокола, и раздавались взрывы петард. Ночное небо Цейра, и без того горделиво сиявшее множеством великолепных звезд, горело многоцветными «мерванскими огнями». Звезды и огни фейерверков отражались в спокойных водах Данубы, и, если глядеть на реку так, как смотрел на нее сейчас Карл – стоя прямо над ней, перегнувшись через перила Горбатого моста – трудно было отделаться от впечатления, что смотришь не вниз, а вверх.
– Мастер! – позвал из-за спины чей-то напряженный, «на нерве», голос. – Мастер!
Карл нехотя отвел глаза от полыхавшей всеми цветами радуги воды и обернулся. Прямо перед ним, едва не теряя сознание от переживаемого им верноподданнического ужаса, стоял высокий плечистый парень, одетый в статс-секретарскую, зеленую с лиловым, ливрею. Разумеется, это не был сам имперский секретарь Вайда, но и без того было очевидно, что сегодня в роли посыльного выступал не последний из чиновников дворцового управления. А его юный возраст добавлял ситуации известную долю пикантности. Похоже, что за безвестным торговцем кожами, мастером Карлом из Линда Евгений Яр прислал отпрыска одной из первых фамилий своей молодой, но быстро растущей империи.
– Не правда ли, красиво? – спросил Карл, рассматривая парня и пытаясь, забавы ради, определить, какой именно титул носит его отец.
– Д-да, – с трудом выдавил из себя посланец. – Мастер…
– Я заставляю ждать священную особу императора?
– Да!
Ну, что ж, будущее этого паренька могло оказаться гораздо интереснее, чем можно было предположить по его ливрее. Он, разумеется, боялся не выполнить приказ Евгения, но, с другой стороны, в его глазах горел огонь любопытства, что было совсем неплохо. Впрочем, это могло быть всего лишь отражением гулявшего по небу зарева. Однако интуиция подсказывала, что это не так. Судя по всему, у парня был живой ум, а отсутствие наглости указывало или на внезапное возвышение его родителя, которое еще не удалось толком переварить и усвоить, или на хорошее воспитание.
«Для начала совсем не дурно».
– Меня зовут Карл Ругер, – сказал он вслух. – А вас?
– К-Карл, – слова по-прежнему давались парню с трудом. – Карл Дороган, мастер, к вашим услугам.
– Так ты сын барона Дорогана? – что ж, интуиция не подвела Карла и на этот раз. – И к тому же мой тезка?
– Да, мастер Карл, – ответил начавший приходить в себя посыльный. – Я тоже Карл.
«Очень неплохо», – подытожил свои впечатления Карл.
Любой другой на месте Дорогана уже вспылил бы от одного только предположения, что какой-то торговец кожами может считать себя его тезкой. Однако парень, по-видимому, умел «читать» не только слова, записанные на пергаменте. А император вряд ли послал бы баронского сына за простым негоциантом, да и вообще не стал бы приглашать к себе человека такого сорта, тем более, ночью.
«Тем более в такую ночь».
– Император ждет вас, – напомнил Карл Дороган.
– Давно? – Карл достал из кармана трубку и стал ее неторопливо набивать. Он все еще не был уверен, что хочет идти на встречу с императором.
«Но тогда мне просто не следовало приезжать в Цейр»
– Я ищу вас уже более получаса, – признался Дороган, снова начиная нервничать. – Квартирная хозяйка сказала, что вы ушли гулять.
– Как видите, она вас не обманула, – Карл высек огонь и стал раскуривать едва затлевший табак. По-видимому, загорское зелье успело немного отсыреть на влажном ночном воздухе, но, как говорится, не беда. Был бы табак, а остальное…
– Ну, что ж, пойдемте, Карл, – сказал он вслух. – Не будем заставлять императора ждать.
Они протолкались сквозь густую пьяную толпу на Сенной площади, и по Шпалерной – не смотря на ночь, тоже запруженной народом – вышли ко дворцу. На площади между фонтанами жарили на вертелах быков, и разливали «дареное» вино. Император Яр отмечал рождение наследника со всей пышностью, которой это событие заслуживало. Впрочем, основные празднества ожидались позже, когда в Цейр съедется вся имперская знать. Сегодня, гулял, в основном, простой народ, но кто, как не он, составлял основу благополучия и самого Яра, и его империи?
Карл втянул ноздрями прохладный ночной воздух, пахнущий дымом и жареным мясом, и, пожав мысленно плечами, последовал за спешащим выполнить свою миссию молодым секретарем. На самом деле, никуда идти ему сейчас не хотелось. С большим удовольствием Карл остался бы теперь на этой шумной, кипящей людскими страстями площади. Погулял бы среди костров, поел горячего мяса, выпил дармового вина, хотя оно, наверняка, было дрянным, послушал цеховые песни, посмотрел на танцы, да и сам бы потанцевал и попел вместе с другими простыми людьми, которым нежданно-негаданно выпал случай повеселиться от души. Однако дело было сделано. Дороган его нашел и передал приглашение, а он, Карл, и не подумал отказаться.
Они миновали караулы, выставленные у ворот в дворцовой ограде и на пологой лестнице, ведущей к парадным, высоким и широким, украшенным позолоченным бронзовым литьем, дверям, и вошли во дворец. Здесь было тише, чем на улице, но тоже стоял ровный гул от множества возбужденных голосов. Тут и там слышались короткие властные команды, которые на один и тот же манер отдавали своим людям гвардейские командиры и старшины дворцового штата. Со всех сторон доносились восклицания придворных, окликавших друг друга в царившей на лестницах, в залах и коридорах дворца сумятице. Люди были везде. Они стояли группами, бродили без дела, обмениваясь на ходу короткими репликами, бессмысленно улыбались, часто и без причины смеялись, пили вино, которое в изобилии разносили снующие между ними многочисленные слуги, и что-то жевали. Несмотря на позднюю ночь, все они были разодеты, как если бы заранее готовились к празднику. Впрочем, так оно все, скорее всего, и обстояло, и люди эти уже которую ночь ложились спать готовые в любую минуту – как только ударят колокола – вскочить и бежать во дворец. Карлу придворная жизнь была хорошо знакома. Во всяком случае, он достаточно пожил при разных дворах, чтобы придти к выводу, что такая жизнь ему не нравится. Впрочем, он умел принимать обстоятельства такими, какими они были, а не такими, какими ему хотелось бы их видеть. И, если существовали веские причины, по которым он принужден был все-таки жить при дворе, то принимал все связанные с этим обстоятельством издержки с равнодушным спокойствием, не расходуя понапрасну силы своей души.
Вскоре, однако, он и его провожатый покинули парадную часть императорского дворца и оказались во внутренних покоях. Здесь было совсем тихо, лишь издали – приглушенные расстоянием и толщиной стен – доносились взрывы петард и удары колоколов. Еще несколько десятков шагов по пустынным узким коридорам, и они, наконец, добрались до цели своего путешествия. Император ожидал Карла в приватном кабинете, своими размерами, впрочем, едва ли уступавшем приемной зале. Евгений сидел в резном кресле из черного дерева, у ног его лежали два огромных пса-волкодава из тех, что охраняют отары овец в убрской степи. В руке император держал золотой кубок.
– Ваше величество… – начал было Дороган, но Яр его сразу же остановил.
– Спасибо, Карл, – сказал он, глядя, однако, не на своего посыльного, а на гостя, так что слова его можно было отнести к ним обоим. – Вы свободны.
А вот это уже, наверняка, относилось именно к Дорогану.
– Примите мои поздравления, ваше величество, – поклонился Карл.
– Спасибо, мастер Карл, – улыбнулся император, а за спиной Карла тихо клацнула закрывающаяся за Дороганом дверь. – Проходите, садитесь.
Император указал рукой с кубком на стоящий перед ним стул с высокой спинкой. Это была честь, за которую многое бы отдал практически любой из царедворцев Яра, но Карл сделал вид, что принимает предложение императора, как должное. Таковы были правила начинавшейся между ними игры.
– Благодарю вас, ваше величество, – ответил на приглашение Карл, не торопясь, подошел к приготовленному для него стулу, и без стеснения сел напротив императора.
– Как идет торговля? – не скрывая иронии, спросил Евгений. Он был высок и хорошо сложен. Его узкое лицо, обрамленное длинными светлыми волосами, было выразительно, хотя по-настоящему красивым императора назвать было трудно.
– Спасибо, ваше величество, – Карл был спокоен, голос его звучал почти равнодушно. – Боги благоприятствуют торговле, а спрос на кожи неизменно остается высоким, особенно в Приморье.
– Рад за вас, – улыбнулся Яр. – Процветающая торговля – хороший знак.
– Кожами торгуют и во время войны, – пожал плечами Карл. – Приличных размеров армия съедает любые запасы.
– Ну, что ж, уговорили, – почти серьезно кивнул Яр. – Я подумаю, с кем можно было бы теперь повоевать. Как вам нравится, например, Амст?
– Никак, – покачал головой Карл. – Король будет защищать свои владения тем более яростно, что он молод и честолюбив.
– И глуп.
– Что ж, в данном случае, это более недостаток для вас, чем для него.
– Тоже верно, – согласился император. – А вы, Карл, не хотите поучаствовать в охоте?
– Я торгую кожами, – сухо ответил Карл.
– И то верно, – открыто усмехнулся император. – Но вот мне рассказывали про некоего Карла Ругера из Линда, который, будто бы, был некогда капитаном в армии герцога Венедского… Впрочем, тот Карл, сдается мне, был посвящен в рыцари еще лет десять назад и вряд ли стал бы торговать кожами.
– Да, я служил в армии герцога Якова, – Карл выдержал взгляд Яра и никак не отреагировал на его слова.
– А в Дарме тоже были вы или все-таки кто-то другой?
– В Дарме я командовал дружиной Владыки, – произнося эти слова, Карл, наконец, пришел к выводу, что первое впечатление оказалось верным. Евгений Яр был именно тем, за кого себя выдавал. Вернее он ни за кого себя не выдавал, вот в чем, собственно, было дело. Императору не зачем было кем-то прикидываться. Он именно таким и был, упорным, властным человеком, умным и энергичным, тщеславие которого не мешало ему совершать правильные поступки.
«Не знаю, какой ты стратег, Евгений Яр, но тактикой ты владеешь мастерски».
– Два года назад вы покинули владыку Дарма, – сказал Яр. – Почему?
– Потому что надоело, – безразличным тоном ответил Карл, уже представляя, каким будет портрет императора, если конечно будет.
– А чем вы занимались между Венедой и Дармом? – у императора был красивый голос, в меру низкий, сильный и звучный. Голубые внимательные глаза открыто изучали Карла, по-видимому, подмечая все, что тот готов был Евгению показать или не мог от него скрыть.
– А чем вы занимались между Венедой и Дармом? – императору было интересно, и он этого не скрывал.
– Не помню, – улыбнулся Карл. – Наверное, торговал кожей, или расписывал стены, или учился в Университете. В мире, ваше величество, существует огромное множество занятий, гораздо более интересных, чем война.
«Живопись, например».
А еще можно просто идти туда, куда несут тебя ноги, или куда приводят обстоятельства. Мир ведь огромен, и чтобы пройти ойкумену из конца в конец требуется много времени, особенно если ты никуда не спешишь. Женева, Гайда и Гаросса, Капойя и Флора, Неминген, Каффа, Менск и Во, Новый город… Спасибо добрым богам, с тех пор, как умер его благодетель – лорд Томас Альба, Карл повидал немало интересных мест. С того памятного похода – первого в его жизни – прошло уже много лет. Еще больше времени утекло с того дня, когда он покинул Линд, и ни разу за все эти годы Карл не оставался на одном месте больше, чем на год, максимум два. Всегда находилась причина, чтобы оставить насиженное место и идти дальше. Впрочем, Карл об этом никогда не жалел, не пожалел и сейчас.
– Значит, не помните, лорд Карл? – император вдруг стал задумчив, как будто слова Карла навели его на какую-то важную мысль. – Ну не помните, и ладно. Зато теперь вы торгуете кожами.
– Да, ваше величество, – Карл догадывался, что теперь, когда все свечи зажжены, Яр сделает ему предложение, от которого трудно, если вообще возможно, отказаться. Впрочем, сам Карл уже все для себя решил. Если уж менять на что-нибудь счетные костяшки торговца, то, уж верно, не на меч, а на кисть. Во всяком случае, уже некоторое время, как случалось с ним и раньше, Карл чувствовал нарастающее в его сердце желание писать. Ну, а отказываться от предложений, которые ему не подходили – кто бы такое предложение ни сделал – Карл научился давно. И, как ни жаль, ему было разочаровывать императора, все-таки тому предстояло обойтись без услуг Карла.
Однако Евгений повел себя совсем не так, как предполагал Карл. Он вообще, как показало будущее, оказался одним из немногих людей, которые могли удивить Карла Ругера неожиданными решениями, на которые были способны их умы.
– Сегодня у меня родился сын, – сказал Евгений Яр. – Вы не будете возражать, лорд Карл, если я представлю вас моей супруге?
«Зачем?» – вот это был вопрос, на который Карл так и не смог найти ответа, ни тогда, ни позже. Возможно, это было интуитивное «прозрение» императора, но, тогда, что – ради всех богов Высокого Неба – увидел там, в грядущем, Евгений Яр? Что?
– Почту за честь, – Карл, как того требовали этикет и простая вежливость, встал и поклонился императору. Это ведь, и в самом деле, была неслыханная честь. Особенно, учитывая тот факт, что посетить свою жену, только несколько часов назад разрешившуюся от бремени, император приглашал никому неизвестного в Цейре человека, который, возможно, являлся именно тем, за кого был готов принять его Евгений, а, возможно, был тем, кем и представлялся – простым торговцем кожами.