Текст книги "Ее превосходительство адмирал Браге (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

К третьему стакану она уже твердо знала, что мнение, – в большой степени являвшееся отражением взглядов ее матери, сестер и братьев, – что Ара лишена женской привлекательности, ошибочно. Взгляд на себя, как на женский вариант парнишки-сорванца – в корне неверен. И, вообще, все оценки ее внешности, и связанных с нею перспектив оказаться предметом чей-нибудь любви и страсти, являются предвзятыми и неосновательными. Она нормальная, не лишенная привлекательности и даже особого, как раз вошедшего в моду шарма в стиле Гарсон. Миниатюрная, стройная, но при этом отнюдь не слабая девушка, обладающая к тому же приятным лицом, красивыми глазами и выразительным ртом. Вот такая она могла понравиться и себе, и другим.

Эти мысли неминуемо заставили ее вспомнить о Викторе, чем она, собственно, и занялась под третий стакан наливки. Разумеется, тогда, почти год назад, мичман поступил, как козел, выставив напоказ свои чувства к красавице боярыне Селифонтовой. Впрочем, сейчас Ара была уже не столь категорична, как в тот вечер в опере. Тогда она обиделась, конечно, но кто бы на ее месте остался равнодушным? И то, что передумала звать его к себе и пускать в свою постель, чтобы предаться там с ним любовным утехам, было абсолютно правильно. Однако делать из этой истории столь далеко идущие выводы явно не стоило. Что, собственно, случилось-то? В чем трагедия? Ну, встретил твой парень свою бывшую и вспомнил, наверное, про то, что и как там у них было до того, как эта бывшая вышла замуж за другого, а то, что дело именно так и обстоит, Ара не сомневалась. Вопрос, однако, в чем крамола? Отнюдь не грех, если подумать. Во всяком случае, не большой грех, да и, в любом случае, не смертный. Не криминал, одним словом, и нечего ей было раздувать из мухи слона. Обиделась? Бывает. Не дала – ее право. Но зачем было дуться на парня едва ли не целый год? А затем, наверное, поняла она сейчас, что история эта хорошо легла на глубоко скрытое в душе Ары чувство собственной женской неполноценности. Сравнила себя с боярыней Селифонтовой, и осталась этим сравнением недовольна. Отсюда и ноги у ее проблемы растут.

Но в результате, вроде бы, и не поссорились окончательно, – с чего бы вдруг? – но то, что начало было возникать между ними двоими, куда-то неожиданно ушло. Остались холодноватая доброжелательность и приятельский интерес, но вот о любви речь явно больше не шла. Виделись нечасто, тем более, что Виктор бывал в академии лишь наездами, но встречались при этом, как друзья, и могли даже провести за разговором вечер в пивной. Пара-другая кружек ола[63]63
  Ол – густое крепкое пиво типа портера, которое варилось из ячменя с добавлением хмеля и полыни.


[Закрыть], вареные раки, вяленый лещ и разговоры буквально обо всем на свете. Еще и переписывались. Нечасто и без подробностей, но по факту, писали друг другу письма и посылали поздравительные открытки на Рождество и по случаю именин. И все, собственно. Даже не дружба, – во всяком случае, не настоящая дружба, – а скорее хорошее знакомство. Хотя, положа руку на сердце, Виктор Аре нравился, как мужчина. Любовь – не любовь, но увлечение и, пожалуй, даже влечение – на лицо…

4. Псков, Луга, база Флота Унд-озеро[64]64
  Унд-озеро – пресноводное озеро в западной части Плесецкого района Архангельской области. Высота над уровнем моря – 118 м. Площадь поверхности озера – около 44,7 км.


[Закрыть], июнь-июль, 1952

Тринадцатого июня, как раз за две недели до начала сессии, она снова и опять же совершенно неожиданно увиделась с Виктором. Он приехал в Псков на неделю из Каргополя, где служил на испытательном полигоне «Воронье поле», и сразу же, не откладывая, наведался к Аре. Она как раз находилась в 8-й аудитории на лекции по оперативному искусству, когда дежурный по курсу вызвал ее в коридор. Ну а там ее уже ждал радостно улыбающийся лейтенант Якунов-Загородский. Вообще-то, это было более, чем странно. Она не его девушка. В лучшем случае, она ему приятель женского пола. И тем не менее, вот он стоит под портретом адмирала Токарева, улыбается и, кажется, ждет, что они сейчас обнимутся от полноты чувств. Даже руки, что характерно, развел, приглашая с разбегу прыгнуть в братские объятия. И что с этим делать?

Если честно, Ара не знала, как будет правильно поступить: оставить все, как есть, или поддаться соблазну и перевести дружеские отношения в разряд любовных. Виктор явно ожидал второго, но был осторожен и, пожалуй, даже деликатен, боясь, как видно, отпугнуть Ару напористостью, характерной для флотских пилотов, вообще, и для истребителей, в частности. О том, чего он добивается, Ара догадалась не сегодня и даже не вчера. Он весь год ее обхаживал, как провинившийся жених «надувшую губки» невесту, и получалось, что не напрасно старается, поскольку на данный момент он ей нравился куда больше, чем все прочие ее ухажеры вместе взятые.

На втором курсе, – и, в особенности, после зачетной практики в Саратове, где она, наконец, почувствовала себя не только пилотом, но и женщиной, – Ара вдруг стала в Академии необычайно популярна в том самом, прямом смысле слова, который подразумевается, когда говорят о популярности девушек. Причем клеились к ней не столько однокурсники, честно сказать, зело робевшие перед девушкой-истребителем, сколько курсанты 3-го и 4-го годов обучения. И не только пилоты, что характерно, но и штурмана с инженерами. Ей это было, по правде сказать, жуть, как приятно, и Ара не только благосклонно принимала выпадавшие на ее долю знаки внимания, но и сама сделала целых четыре попытки сблизиться с представителями противоположного пола. Впрочем, ничего путного из этого не вышло. С Ваней Скопиным четверокурсником с инженерного факультета отношения зашли так далеко, что дело едва не завершилось постелью «со всеми вытекающими», но «едва», как известно, в Себерии не засчитывается. А греха не случилось, поскольку в самый последний момент, – оставалось только избавиться от бюстгальтера и трусов, в чем Ваня уже готов был ей великодушно помочь, – Ара спросила себя вдруг: «А оно мне надо?». И сразу же поняла главное: раз задается вопросом, значит не нужно.

Так что у будущего флотского инженера случился форменный облом, но вот Ара не расстроилась. Напротив, испытала род облегчения, «отряхнулась и пошла дальше». Но, уходя в «туманную даль» от брошенного ею на произвол судьбы Ванечки Скопина, Ара вынуждена была признаться самой себе, что будь на месте Ивана Виктор, она бы его в тот момент, скорее всего, не остановила. Поэтому, собственно, и сейчас не стала противиться дружеским объятиям, предпочитая пока не задумываться над тем, дружественные ли они, или Витьке просто остро захотелось ее помацать.

– Привет! – сказал он, аккуратно чмокнув Ару в щечку и выпустив из своих как бы дружеских объятий. – Ты как?

– Да, что мне сделается, – пожала она плечами. – Это ты у нас испытываешь новую технику, за тобой и рассказ.

– Давай, тогда, посидим завтра в чайной Прокопьева, – сразу же предложил Виктор, – вот я тебе там все и расскажу.

– Я-то не против, – усмехнулась Ара, вспомнив про «сладкое или соленое» в чайной Пантелеймона Прокопьева, – но это не от меня зависит, Вить. Дадут увольнительную, посидим, не дадут – увы, – развела она руками. – Мы люди военные, подчиняемся приказам.

Разумеется, она лукавила, и увольнительную ей, естественно, дали, так как лейтенант Якунов-Загородский визит свой подгадал точнехонько к пятнице, а увольняли второкурсников «на берег» – если ненароком не проштрафились, – по субботам в 16.00. Так что, в пять часов вечера Ара была уже в чайной, где ее ждали Виктор и заказанный им на «свой вкус» обед: осетровая калья[65]65
  Калья – пряный, густой суп с острым и плотным по консистенции бульоном, рыбный или мясной, сваренный на огуречном рассоле.


[Закрыть], щука, запеченная в тесте, и разнообразные пироги, калитки[66]66
  Калитки – небольшие открытые пирожки из ржаного пресного теста с различными начинками, наливками, намазками или припёками. Традиционное блюдо карельской, вепсской и северорусской кухни.


[Закрыть], накрёпки[67]67
  Накрёпок – русский пирог с кашей (гречневой, овсяной или рисовой), поверху закреплён тонкими ломтиками солёной красной рыбы и тестом.


[Закрыть] и прочие шаньги. И все это под пиво, разумеется, и с парой рюмок полугара, который ей теперь полагался, как взрослой девушке и авиатору. Лучше обеда и вообразить нельзя, тем более, что все это было с пылу с жару, вкусно и сытно. И просидели они за обедом и разговорами без малого два часа. И вот, что любопытно: по ощущениям, словно бы, и не было никакой разлуки. И ссоры, – или ее подобия, – не было тоже. Сидели за столом, – она и он, – трепались, рассказывая друг другу новости, смеялись и снова были близки, как в самом начале, сразу после их странного знакомства. Свободны от обид и неловкости, и, может быть, даже немного влюблены. Совсем чуть-чуть. Самую малость, достаточную, впрочем, чтобы оказаться ночью в одной постели с Виктором. Однако не срослось и на этот раз. На поздний вечер, как выяснилось, у Виктора имелись определенные планы: пьянка в стопроцентно мужской компании. На этом и расстались в восьмом часу вечера, и увиделись в следующий раз уже в июле при довольно необычных обстоятельствах.

А дело было так. Сразу после окончания сессии, которую она сдала, как и следует, на «ять»[68]68
  На ять – в функции наречия, разг. безукоризненно, отлично, на отлично.


[Закрыть], Ару вызвал к себе начальник летной практики кадваранг Бессонов и сообщил ей новость невиданной разрушительной силы. Учитывая успешную прошлогоднюю практику в Саратове и по отличным результатам осенне-зимних и весенних полетов на истребителях и торпедоносцах, Ару и еще двух курсантов – в качестве однозначного исключения из правил, – посылают для прохождения летней практики на авиаматку «Архангельск».

– Пилотом палубной авиации? – не веря своему счастью, переспросила Ара. – На «Архангельск»?!

«Архангельск» – это ведь тот самый авианосец, как теперь называли в Себерии корабли этого класса, на котором ее крестная адмирал Браге-Рощина воевала в прошлую войну. И не просто воевала, а умудрилась обидеть, «унизив в ближке», великобританскую эскадру, за что тогда же, однако, и поплатилась. Политика, черти бы ее побрали! Но корабль-то от этого хуже не стал. На тот момент это был новейший и крупнейший авианосец Себерии, но он и сейчас, спустя почти двадцать лет, оставался серьезной боевой единицей. И базировались на нем самые современные истребители, торпедоносцы и разведчики. Так что, услышав новость, Ара наполнилась гордостью за себя любимую и счастьем, которому не было конца и края. А еще через три дня случилось такое, чего она и вовсе не могла ожидать, хотя, учитывая ее чреватые протекцией связи в верхних эшелонах власти, могла, на самом деле, если не предвидеть, то хотя бы объяснить.

Ей прямо в Академию телефонировал Виктор и сообщил, что для перегона на «Архангельск» двух экспериментальных машин ему нужен напарник. Вот он и попросил академическое начальство «одолжить» ему для такой оказии курсанта Бекетову. Кадваранг Бессонов не возражает, и теперь дело за малым: согласится ли на это Ара.

– Ты серьезно? – осторожно спросила она. Все-таки, если без шуток, посадка на палубу – это настоящая жесть, тем более, что она этого ни разу в жизни еще не делала.

– Абсолютно! – сразу же ответил Виктор. – Но, если не хочешь…

– Хочу! – заорала Ара, до смерти напугав секретаршу начальника курса, говорила-то она из его приемной. – Очень хочу.

– А справишься? – поинтересовался тогда Якунов-Загородский.

– Сам же знаешь!

– Я-то знаю, – согласился лейтенант, – но тут важно, чтобы и ты, Ара, об этом не забывала.

– Не забуду! – пообещала Ара. – Когда летим?

– Завтра с утра! – объявил Виктор. – Так что собирай вещи, курсант. Перегоним истребители и уже останешься на авианосце. Чего два раза летать? Успеешь?

– А то! – довольно ухмыльнулась Ара. – Нищему собраться – только подпоясаться.

– Глупости! – возразил Виктор. – На пять недель едешь и служить будешь, считай, на закрытой базе. С авианосца в ближайший город за покупками не сбегаешь, только на геликоптере.

И он был прав. Как ни мало вещей нужно курсанту для скромного существования в казарме, все равно, коли собираешься прожить на авиаматке целых пять недель, ничего лишним не будет: ни сменное белье, ни гигиенические принадлежности в ассортименте, ни пара бутылок старки для снятия стресса и усмирения прочих жизненных невзгод.

– А что за машина? – спохватилась Ара. – Грузовой отсек-то в ней есть?

– Машина секретная, – усмехнулся в ответ Виктор. – Но отсек есть. Только маленький. Не больше ста кило полезного груза… И это… Твое начальство уже готовит на тебя документы, так что утром их получишь и в путь. Я за тобой заеду часов в девять утра.

Ну, он и заехал. Но полетели они чуть позже, поскольку Аре требовалось взять кое-что из своей съемной квартиры, но и тогда отправились они не на аэрополе Псков-Главный и не на базу Флота в Голованово, а на служебную площадку, притулившуюся к железнодорожной станции Черёхи. Там, оказывается, их дожидался геликоптер, на котором Виктор и доставил Ару на заводское аэрополе товарищества «Зенит» в Зеленом Бору – поселке, расположенном в пяти километрах южнее Луги. Вот там, в ангаре и стояли те самые истребители, которые требовалось перегнать на базу в Унд-озере, где квартировал сейчас «Архангельск».

– Смотри! – кивнул Виктор на двух писанных красавцев, замерших у самого входа. – Это «Девятки-ММ». Их мы и должны перегнать.

То, что это «Коч-9», сомнения не вызывало. Очень уж характерный силуэт, но что, тогда, означают буквы ММ? Между тем, штурмовики были уже готовы к вылету, снаряжены, заправлены и обихожены стараниями техников и мотористов, все еще колдовавших вокруг машин.

– ММ – означает «Морской, модернизированный» – догадавшись, по-видимому, о вопросе, вызревающем в возбужденном увиденным мозгу Ары, объяснил Виктор. – У него, Ара, увеличен почти вдвое боевой радиус и все положенные по регламенту штурманские приборы размещены в кабине пилота. Можно летать ночью и над морем в низкой облачности. Я имею в виду, без видимых ориентиров.

– С приборами понятно, – кивнула Ара. – А за счет чего увеличен радиус? Габариты-то не изменились, и внешняя подвеска под 250-кг бомбу осталась на месте.

– У него машина[69]69
  В данном случае – паровая машина.


[Закрыть] новая, – улыбнулся лейтенант, оценивший скорость, с которой его подруга разобралась в вопросе, довольно сложном не только для курсанта, едва завершившего второй год обучения, но и для многих опытных пилотов. – Более мощная при тех же массе и размерностях. Собственно, ее-то я и испытывал. А теперь должны освоить пилоты палубной авиации.

– То есть, в смысле пилотирования изменений нет? – Ара летала не только на «Девятках», но и на «Одиннадцатых» – спасибо Саратовской практике, – однако сейчас-то ей предстоял не простой вылет, а перегон на добрых тысячу двести километров и посадка на бронепалубу авианосца. Так что никакой вопрос лишним не будет.

– Только приборы, – кивнул Виктор. – Но они тебе сегодня без надобности. Летим днем, погода, как утверждает метеосводка, хорошая – ясная и солнечная, – и от ориентиров отходить не станем. Пойдем курсом норд-тень-ост до Ниена, а потом на норд-норд-ост в направлении на Архангельск. Да ты не бойся, вот тебе полетная карта, – протянул он ей планшет. – Курс проложен, и я рядом. Пойду чуть впереди и выше, иди за мной, и будет тебе счастье! Даже если бы у нас не было радио, но радио-то у нас тоже есть, потеряться будет сложно. Долетим. Ты только при посадке не облажайся!

– Не дрейфь, Витя! – улыбнулась в ответ Ара, хотя сейчас ее немного потряхивало, все-таки первый полет на авианосец, да еще и через полстраны. – Не облажаюсь и тебя не опозорю.

– Тогда, грузись, и полетели!

Ара загрузилась, всунув в багажный отсек, – небольшую нишу, расположенную сразу за бронеспинкой кресла пилота, – свои баул и флотский сак, надела парашют, благо летный комбинезон и шлем она натянула заранее, и наконец заняла свое место в кокпите. Застегнула упряжь привязных ремней, подключила гарнитуру шлема к кабелю с разъемом, запустила машину и, набрав минимально необходимую мощность, снялась с тормозов. Самолет показался ей в меру послушным, но при том не чрезмерно податливым, что было хорошо, поскольку позволяло достаточно легко соразмерять свои действия с ответом аппарата. Во всяком случае, ее так учили, и сейчас она снова, в который уже раз, убедилась, что это была правильная наука.

– Слышишь меня? – спросил Виктор.

– Ты кого спрашиваешь? – напомнила ему Ара о позывном.

– Ладно, Второй, как слышишь меня? Прием!

– Слышу тебя хорошо, Первый. Иду за тобой, – как раз в этот момент ее коч выкатился из ангара, и Ара вслед за Виктором начала выруливать к ВПП.

Шла змейкой, чтобы видеть поле перед собой. Новая аэродинамическая форма носа самолета порядком закрывала обзор вниз. Впрочем, старая, – на коче пятой серии, например, – была ничуть не лучше. Заглянуть под нос коча, – тупой он или острый, – было затруднительно, тем более, что пропеллер у Девятки тянущий, а не толкающий, и расположен спереди, а не сзади.

– Второй, я Первый, как слышишь меня?

«Зря я, наверное, начала к нему прикапываться, – вздохнула мысленно Ара, – но, как говорится, сделанного не воротишь. Сама напросилась».

– Первый, здесь Второй! Слышу тебя хорошо. Извини, больше не буду!

– То-то же! – хохотнул Виктор в ушные телефоны. – Никогда, девушка, не связывайтесь со своим командиром!

– А с чего ты взял, что я девушка?

Виктор не ответил. Наверное, переваривал.

– Нас слушают, – сказал он, наконец.

– Я сказала что-то не то?

– Да, нет, все правильно. Взлетаешь сразу за мной!

– Есть, взлетать за тобой.

Взлет прошел штатно. «Девятка ММ» – машина мощная и довольно тяжелая, но явно заточенная под палубную авиацию. Разбег, как и предупреждал Виктор, оказался коротким, а отрыв резким и почти автоматическим, что для подобного класса машин являлось большой редкостью. Максимум двести метров разбега, никак не больше. Как раз подойдет для «Архангельска», у которого взлетная палуба имеет в длину двести тридцать метров. Впрочем, посадка не взлет, все равно придется цеплять тормозным гаком трос аэрофинишёра. Иначе вылетишь с палубы, никто не поймает!

– Ну, ты и даешь! – восхитился в эфире лейтенант, верно, видевший ее взлет.

– Вопрос, кому? – снова заелась Ара, которой смертельно надоело оставаться одной, наедине со своей невинностью. И хотелось любви и понимания, с тем же Виктором, например. Почему бы нет?

– Нас слушают, – напомнил Виктор.

– Пусть слушают, – откликнулась Ара. – Извини! Критические дни, вот характер и прет!

На самом деле, до месячных оставалось еще дней шесть, но сослаться на разрешенное законом женское нездоровье показалось хорошей идей. Подумалось, что прокатит, и, по-видимому, так и случилось. Виктор заткнулся, и после этого говорили во время полета только по делу.

Между тем лететь было далеко и долго. Почти 1200 километров, а крейсерская скорость «Девятки» в эшелоне 3000 метров, который им выделили для перегона, всего 450 км/ч. Так что, тащиться, как минимум, два с половиной часа, но Ара даже заскучать не успела, такое это было запредельное удовольствие – пилотировать морской ударный истребитель. Она, и вообще-то, любила летать, – причем, на всем подряд, лишь бы можно было поднять это нечто в воздух, – но пилотировать такую машину, как «Коч-9ММ», новую, сильную, способную совершить перелет едва ли не через всю страну, – это, вообще, уже нечто ни с чем не сравнимое. Полный улет, короче, как говорили у них в гимназии девочки старших классов. К тому же, пейзаж. Над головой голубое в синь небо, а под крылом то города и веси[70]70
  Весь – современное польское и древнерусское слово для обозначения деревни.


[Закрыть], то поля и леса, а еще реки и озера. Зелень всех оттенков, темные лоскутья пашни и сверкающая под солнцем водяная гладь. И чем дальше на север, тем более дикие места. Прошли над краем Ладожского моря, пересекли Онежское, и вот она – девственная красота таежных массивов. Темнохвойные леса – это вам не лиственный лес. Совсем другие краски, да и характер леса иной.

В общем, Ара оглянуться не успела, а их уже вызывает диспетчер Архангельской зоны ПВО. Ну, эти-то быстро разобрались, а вот с «башней» авианосца возникли трудности. Дежурный офицер не знал о том, что к ним – сегодня, сейчас, – должны перегнать два новых истребителя. Хорошо хоть у них с Виктором имелся приличный запас хода, смогли продержаться в воздухе лишних четверть часа, пока там, на «Архангельске», разыскивали начальство, имеющее право выдать разрешение на посадку. В конечном итоге, нашли, но перспектива садиться на воду, – а больше в этом медвежьем углу садиться было попросту некуда, – сильно испортила Аре настроение, и это было первое, но, увы, не последнее огорчение постигшее ее в тот день.

Вторым на очереди стал разнос, устроенный ей и Виктору командиром корабля капитаном 1-го ранга Погадаевым. Павел Евгеньевич пришел в дикое бешенство, когда осознал, что, во-первых, на практику к нему прислали девку, и, во-вторых, что эта «мокрощелка» – цитата, – сажала на вверенный его командованию авианосец тяжелую экспериментальную машину. А ведь могла бы сопля грабануться, и что тогда? Бабу не жаль – расходный материал, но она ж зассыха бронепалубу могла повредить. И так минут двадцать подряд и все при свидетелях. Ара таких обормотов прежде уже встречала, но все как-то «по касательной». В открытый конфликт никогда не вступала, а тут, как кур в ощип, сразу и по полной программе. И озверела она не из-за того, что каперанг через каждое второе слово сыпал матом, – на Флоте без мата никуда, – и даже не из-за того, что он испугался за свой корабль. В конце концов, курсант Академии – это еще никак не полноценный пилот. Ара рассвирепела из-за того откровенно пренебрежительного отношения к женщинам, которое неприкрыто звучало в гневных филиппиках Погадаева. Поэтому на каком-то этапе разноса, она шагнула навстречу каперангу и бросила руку к виску:

– Курсант Бекетова! Господин капитан 1-го ранга, разрешите обратиться по личному вопросу!

– Что? – обалдело уставился на нее «сбитый с мысли» каперанг.

– По личному вопросу, – объяснила Ара и, сделав в это время три быстрых шага, приблизилась к хаму практически вплотную.

– Не хочу позорить вас при свидетелях, – тихо сказала она Погадаеву, – но не могу не задать вам вопрос. Все вами сказанное в адрес «ссыкух» относится так же и к адмиралу Браге-Рощиной?

– А? – не врубился сходу разгневанный каперанг. – Что?

– А то, что Елизавета Аркадиевна – моя крестная мать. Хотите, чтобы я передала ей ваш монолог дословно или все-таки смягчить некоторые формулировки?

Видит бог, Ара ни разу в жизни не козырнула ни фамилией отца, ни близким знакомством с адмиралом Браге и многими другими адмиралами и генералами, запросто бывавшими в доме Авенира Кокорева. Но сейчас она попросту озверела от солдафонского хамства, продемонстрированного самодуром, командовавшим авианосцем, первым капитаном которого была именно женщина – капитан 1-го ранга Браге.

– Браге? – дошло наконец до мужчины. – Браге она…

– Она женщина и командовала этим авианосцем в бою, – напомнила ему Ара. – Так что, мне нажаловаться тете Лизе или спустим на тормозах?

– Лучше на тормозах, – тихо ответил каперанг после секундной паузы.

– Ну, и ладно, тогда, – закрыла тему Ара и добавила уже громче, для всех присутствовавших:

– Благодарю вас, господин капитан 1-го ранга!

С этими словами она по-уставному повернулась через левое плечо и вернулась к Виктору.

– Значит, так, – скомандовал успевший взять себя в руки Погадаев, – вы, курсант приступаете к тренировочным полетам завтра с утра. Ответственным за вашу практику назначаю лейтенанта Мальцева. А вам, господин лейтенант, мы сегодня же организуем оказию до Плесецка… у нас туда как раз летит связной самолет…

И это было третье огорчение, выпавшее Аре в тот день. Виктор улетал, и объясниться с ним они тогда так и не успели.

5. Каргополь, испытательный полигон Флота «Воронье поле», октябрь 1952

В тот день Виктор испытывал новый ударный истребитель «Бэ-47» – «Байда»[71]71
  Байда – промысловое судно, самодельная деревянная лодка с одним или несколькими подвесными моторами.


[Закрыть]. Машины этого типа – тип тяжелого двухмоторного штурмовика, – на вооружение еще не поступали. Решался вопрос, какой из трех прототипов «47-й», «32-й» или «50-й», пойдет в серию. «47-й» был неплох и, по итогам предварительных испытаний, набрал девяносто три очка из ста возможных, примерив на себя «майку лидера». Однако пятого октября цель полета была иной, испытывались реактивные бустеры[72]72
  Бустер – вспомогательное устройство для увеличения силы и скорости действия основного механизма (агрегата). В данном случае, бустер – это ускоритель.


[Закрыть] для «Байды», которые, если бы их удалось довести до ума, подошли бы любому из трех прототипов. Быстрый взлет по тревоге мог оказаться для боевого самолета более, чем полезным качеством. Не менее важными могли стать дополнительные пятьдесят километров в час во время погони за быстроходной целью: фрегатом или эсминцем противника. «Байда» потому и была двухмоторной, что, «затачивалась» на охоту на крупного зверя и вооружалась, соответственно: трехствольным «гатлингом»[73]73
  Картечница Гатлинга, также орудие Гатлинга, иногда – просто «Гатлинг» – многоствольное скорострельное стрелковое оружие револьверного типа.


[Закрыть] калибра 37-мм, стрелявшим бронебойными и зажигательными снарядами. Но дела с бустерами шли плохо, и в тот пасмурный день на высоте около трех тысяч метров один из двух ускорителей попросту рванул во время включения. «Байде» сходу оторвало половину хвостового оперения и сильно повредило заднюю оконечность фюзеляжа и моторную гондолу на левом крыле. Самолет, впрочем, не упал, однако сажать его пришлось на вынужденную, на брюхо и на неподготовленную площадку. Приземление, как и следовало ожидать, получилось жестким, так что очнулся Виктор после этого только в госпитале в Каргополе, куда его вывезли с места аварии на геликоптере.

Очнулся, открыл глаза и сперва не понял, где находится и что с ним приключилось. Просто не успел сообразить, но потом его догнала боль, и чуть позже, ощутив, все еще не осознавая этого в полной мере, всю прелесть своего положения, Виктор начал вспоминать.

«Вот же, черт!»

Он вспомнил наконец, как сажал штурмовик на какое-то вспаханное под озимые поле, и ему снова стало плохо. Очень уж невеселая получилась история. Да и боль все время напоминала ему о том, что приземляться надо уметь, тем более, если идешь на вынужденную. Впрочем, боль болью, однако ничего существенного он себе, к счастью, не повредил.

– Ничего критического, – успокоил его лечащий врач, когда провел очередной осмотр. – Сотрясение мозга и перелом плечевой кости и трех ребер. Ушибы не в счет…

Синяки и шишки никто считать и не собирался. Плечевая кость, как обещал ему доктор, должна была вскоре срастись, как, впрочем, и ребра, а сотрясение мозга проявлялось лишь в нечастых приступах головокружения и устойчивой боли в висках и затылке. Все это можно было терпеть, хотя, правду сказать, чувствовал себя Виктор хреново. Но мир не без добрых людей, да и чудеса порой еще случаются. На отделении служила сестрой милосердия одна чудная девушка с глазами, как васильки, и волосами цвета льна, заплетенными в длинную и толстую косу. Звали ее Глашей Никитиной, и она в Викторе души не чаяла. Ну, и развлекала его, как могла, скрашивая тем и сем его пребывание в больнице. И вот на третий день его страданий случился у Виктора с этими «тем и сем» большой конфуз. Вставшая на колени рядом с кроватью, Глафира только забралась головой ему под одеяло, чтобы побаловать Виктора «па-де-буре»[74]74
  Па-де-буре – делать минет (сленг). Не путать с па-де-Бурре – танцевальным па.


[Закрыть], как дверь в палату открылась, и на пороге возникла Варвара Бекетова собственной персоной.

– Продолжайте, пожалуйста! – совершенно не смутившись, попросила она, увидев, как Виктор лихорадочно пытается остановить не подозревающую о случившемся реприманде[75]75
  Реприманд – неожиданность, неожиданный оборот дела.


[Закрыть] Глафиру. – Я подожду в коридоре.

И все, собственно. Если бы специально захотел испортить с ней отношения, и то ничего лучше, наверняка, не придумал бы. А так… Только-только, – после той дурацкой истории в псковской опере, – дела помаленьку стали налаживаться, и надо же, чтобы так влипнуть! Разумеется, Виктор не испытывал никаких угрызений совести ни по отношению к Глаше, ни по отношению к Варе. Он мужчина молодой, ему нужно и можно. Другое дело, что курсанту Бекетовой об этом знать ни к чему. Но подвела дружба.

Едва только Виктор оказался на больничной койке, его командир старший лейтенант Северцев, видевший в комнате своего подчиненного фотографический портрет курсанта Бекетовой и знавший, – в общих словах, разумеется, – о нежной дружбе, связывающей двух пилотов, телефонировал в Академию и попросил известить Варвару о случившемся. Ну, а там, как водится, вступила в действие знаменитая пилотская солидарность, и уже через сутки Бекетовой организовали увольнительную «по семейным обстоятельствам», и она рванула в Каргополь. Больше девятисот километров и, большей частью, не по центральным трактам, а по дорогам местного значения. Двадцать часов без сна, и вот она на месте.

«Сюрприз удался!» – вздохнул Виктор, видя, как закрывается за девушкой дверь.

И не то, чтобы она стала ему пенять или выговаривать. Ничуть не бывало. Она же ему друг или кто? Получалось, что друг – то есть, свой парень в доску, – но он-то уже хотел другого. Во всяком случае, иногда. Поскольку никак не мог понять, что ему с такой девушкой делать? Женится? Он был пока к этому не готов. Сделаться любовником? Это было бы неплохо, но иди знай, как она отнесется к такому повороту, да не на словах, а на самом деле! В результате всех этих метаний, ему потребовалось еще почти целых полгода, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах и потихоньку, не форсируя событий, снова наладить с Варей доверительные отношения, которые уже не дружба, но все еще не любовь.