Текст книги "Гнезда Химер. Хроники Овётганны"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Да какое там. Они просто беглые слуги альганцев. Ты же видел небось, какие у них слуги, – снисходительно сказал он. – А у этих хватило ума дать деру. Одним приспичило носить белую одежду, другие проворовались на кухне и испугались, что их посадят в цакку, третьим просто стало скучно сидеть за оградой. А в лесу им хорошо. Здесь даже последний болван прокормится. Болотная умала растет круглый год – хоть и мелкая, да вкусная. И стада литя[24]24
  Литя – очень глупое травоядное животное. Является основным источником мясной пищи повсюду на Хомана, поскольку очень многочисленны, быстро размножаются, а их мясо – настоящий деликатес.


[Закрыть] повсюду бродят, а такого неуклюжего зверя даже безрукий подстрелит. И ни одного альганца – чем не житуха!

– А что, разве их не ловят, этих разбойников?

– Да кому они нужны! Их бывшим хозяевам плевать, сколько никчемных болванов бродит по замку: несколько сотен или несколько сотен без одного десятка… Зря они так, конечно. Переловили бы своих красавцев – житья от них нет!

– Понятно, – кивнул я. – А чего ты с ними не поделил?

– Так у них же почти нет дерьмоедов, – он хлопнул рукой по колену и расхохотался. – Только в одной банде и есть: они его как-то с собой со двора сманили, молодцы! Крутые ребята: все в сиреневом – Таонкрахт бы их голыми руками задушил, если бы увидел. А остальным приходится складывать свое дерьмо в мешки и таскать за собой до лучших времен. Поначалу они пробовали гадить где попало, но после того как в лес пришли Хинфа и извели несколько десятков немытых засранцев, до всех дошло, что с такими вещами лучше не шутить… А у меня дерьмоедов полным-полно: я же их ловлю. Вот они губу и раскатали. Все время пытаются стащить хоть одного плохонького грэу: ловить-то их эти болваны не умеют, для охоты особая смекалка нужна. А я решил, что бесплатно у меня никто ничего не получит!

Я озадаченно покачал головой. Вся эта история с дерьмоедами совершенно не укладывалась в рамки моих представлений о человеческой жизни. Да уж, ну и проблемы у некоторых.

– А вот сейчас и посмотришь, как я развлекаюсь, – весело сказал Мэсэн. – Везучий ты, однако, Ронхул!

– Что ты имеешь в виду? – переполошился я.

– Вон там в кустах – засада, – жизнерадостно объяснил Мэсэн. – Эти дурни думают, что они хорошо спрятались!

Про себя я подумал, что дурни спрятались неплохо: лично я до сих пор никого не заметил. Свист летящего дротика тут же положил конец моим сомнениям. Впрочем, немудреное метательное оружие вонзилось в землю в нескольких шагах от телеги.

– Ничего не умеют, косорукие! Ну сейчас мы им зададим жару! Йох! Унлах! – Мэсэн одним молниеносным движением распряг своего «свинозайца».

– Чужие! – повелительно сказал он, указывая на густые заросли кустов впереди.

Огромный неповоротливый зверь перешел на какой-то неописуемый галоп. Через несколько секунд он вломился в кустарник. Оттуда немедленно раздались отчаянные вопли. Мэсэн ухмыльнулся, спрыгнул с телеги и устремился вслед за своим домашним любимцем, устрашающе размахивая здоровенной дубиной – я так и не заметил, как она оказалась в его руках. Не успел я и глазом моргнуть, а он уже вытаскивал из кустов двух отчаянно сопротивляющихся и громко визжащих типов, пестрые лохмотья которых были до боли похожи на сомнительные наряды таонкрахтовых слуг. Одного Мэсэн сразу же огрел своей кошмарной дубиной, другой, голову которого украшал не то шлем, не то причудливой формы ночной горшок, как-то умудрился вырваться и даже пробежал несколько шагов. Мэсэн настиг его одним прыжком и со всего размаха опустил свое грозное оружие на причудливый головной убор. Парень хлопнулся на землю, продолжая вопить и ругаться – тут ему явно не хватало интеллекта: до меня долетало исключительно слово «жопа» в самых разных падежах. Из кустов тем временем выскочили еще несколько разбойников. Я сразу заметил, что среди них была женщина – высокая, очень худая, что-то без умолку верещащая. Она показалась мне самой бесстрашной – или самой невменяемой – из них, поскольку сразу поперла на Мэсэна, кидая в него дротики, пучок которых сжимала в одной руке. Самое удивительное, что она умудрилась промахнуться даже с расстояния двух шагов! Дело кончилось тем, что Мэсэн огрел ее дубиной – мне показалось, что вполсилы: она бухнулась на землю, но явно не слишком пострадала. Последним из кустов вышел «свинозаяц». К моему безмерному ужасу, он вяло жевал окровавленный продолговатый предмет, который оказался человеческой рукой. Зверь огляделся по сторонам и направился к лежащим на земле людям. Он с явным удовольствием прошелся по телу отчаянно визжащей женщины, она задергалась и затихла – не то умерла, не то просто потеряла сознание. Остальные разбойники окончательно запаниковали и бросились в бегство. Кошмарный «свинозаяц» тем временем с наслаждением топтал еще одно лежащее на земле тело. Парень с горшком на голове отчаянно пытался подняться на ноги. Мэсэн неожиданно проникся к нему сочувствием: легко, как ребенка, поднял за шиворот, одним проворным движением обшарил его карманы, ничего там не нашел и укоризненно покачал головой, потом извлек из-за пояса своей жертвы связку дротиков, небрежным, но удивительно ловким движением зашвырнул их в телегу – дротики шмякнулись в нескольких сантиметрах от моей левой ступни. Закончив обыск, Мэсэн поставил парня на ноги и легонько подтолкнул в спину.

– Беги, дурак, а то умрешь! – с заметным сочувствием сказал он.

Горемычный разбойник старательно выполнил его инструкцию: на полусогнутых ногах припустил вслед за своими товарищами. Мэсэн одобрительно кивнул и лениво позвал свое ручное чудовище.

– Все, Куптик, иди сюда. Успокойся, чужие ушли.

Зверь тут же послушно прекратил топтать кровавую массу, в которую превратилось тело незадачливого разбойника, подошел к хозяину и подставил ему свою ушастую голову, требуя заслуженной ласки.

– Ты мой умник, – Мэсэн почесал его за ухом. – Молодец, хорошо поработал.

– Да уж, – растерянно подтвердил я.

– Ну как, тебе понравилось, Ронхул? – Мэсэн лукаво щурился, трепал по щетинистому загривку свою боевую скотину.

– На их месте я бы обходил тебя стороной, – признал я. – Или эти еще не знали, кто ты такой?

– Да знали они, знали, – отмахнулся он. – Просто эти дурачки тут же забывают, что с ними случилось. Уверен, уже завтра они будут гадать: куда подевались их дружки, а послезавтра даже не вспомнят, что те когда-то были рядом…

– Что, правда забывают? – изумился я.

– А то! С другой стороны, если бы они все помнили, их жизнь была бы совсем хреновой, – рассудительно заметил Мэсэн.

Он подошел к затоптанной женщине, деловито обшарил ее неподвижное тело, изъял еще одну связку дротиков и большой нож топорной работы.

– В хозяйстве пригодится, – пояснил он. И добавил, возвращаясь к только что прерванному разговору: – Когда у тебя такая хреновая жизнь, лучше забывать как можно больше.

– Тебе их жаль? – спросил я. – Тогда зачем ты так круто с ними обошелся?

– Докучают, – коротко объяснил он. Немного подумал и решительно сказал: – Нет, Ронхул, мне их не жаль. Еще чего не хватало! Просто я рад, что сам таким не родился. Сколько живу на свете, столько радуюсь. Моя мать была из касты Ханара, а отец… кто его знает! Мать говорила, что какой-то шархи из Клохда. Думаю, так оно и было. Повезло дуре. Ну а мне-то как повезло!

Я не стал углубляться в дебри незнакомых терминов: если честно, мне было глубоко плевать и на генеалогическое древо своего нового приятеля, и на всякие там невразумительные «шархи», «клохды» и «ханары». Кровавая мазня на темной траве не давала мне сосредоточиться на процессе познания. Впрочем, Мэсэн мне по-прежнему вполне нравился, а расправа с несчастными разбойниками внушала уверенность, что этот дядя вполне способен оградить меня от всех неприятностей, которые ждут одинокого путника в незнакомых лесах. Больше мне ничего и не требовалось, кроме разве вот загадочной Быстрой Тропы, которую он обещал для меня поискать.

Мэсэн неторопливо запряг свое кровожадное чудовище в телегу. Я внутренне содрогнулся оттого, что был вынужден находиться в непосредственной близости от этого плотоядного бегемота с обманчивой внешностью плюшевой игрушки, но взял себя в руки и сделал вид, что мне абсолютно по фигу, кто там тянет эту телегу, лишь бы пешком не ходить. Мэсэн, к счастью, не заметил моей внутренней борьбы, уселся рядом, ободряюще похлопал кошмарное создание местной природы по жирной заднице, и мы отправились дальше.

* * *

Приближался вечер, в лесу быстро сгущались сумерки. Почва становилась все более топкой, колеса телеги то и дело увязали, и «свинозайцу» приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы тащить ее дальше. Я отметил, что здесь нет ни мух, ни комаров, ни их эквивалентов, и это был приятный сюрприз. Вскоре мы подъехали к высокой ограде, сплетенной из тонких древесных стволов. Впрочем, сооружение производило впечатление прочного и вполне надежного.

– Приехали, – объявил Мэсэн. – Это мой дом, Ронхул. Сейчас повеселимся!

– Что, еще одна засада? – понимающе спросил я. – Опять разбойники?

– Да нет, какая там засада! Жрать будем. Не знаю, как ты, а я проголодался.

Двор за забором оказался просторным и порядком запущенным: то тут, то там росли пучки странной изжелта-бледной травы, повсюду валялись обрывки веревок и старые тряпки, под высоким кривым деревом, усеянным огромными белыми цветами, стояли латаные сапоги.

Рядом с сапогами топталось совершенно голое, невероятно уродливое существо, отдаленно напоминающее человека. У него была темная кожа цвета хаки, гладкая и блестящая, словно ее смазали маслом. Тело казалось невысоким, но очень массивным, с широченной грудной клеткой, руки существа почти достигали земли, а ноги были непропорционально короткими, толстыми и кривыми, совсем как у полоумного Таонкрахтова скотника. Лицо существа даже нельзя было назвать топорной работой: топор – слишком ювелирный инструмент для такой работы! Скорее уж тут поработал экскаватор: выкопал две ямы для глаз, еще одну – для рта, а излишки ссыпал в центре лица, благодаря чему существо обзавелось большим плоским носом. Этот красавчик издавал тихие звуки, похожие на удовлетворенное ворчание. Кажется, он был нам рад.

– Кто это? – шепотом спросил я.

Мэсэн насмешливо покачал головой.

– Кто, кто… Ну не жена же! Дерьмоед мой, разве не видно?

– А я еще никогда их не видел, – объяснил я.

– Ну и дела! – удивился Мэсэн.

– Я был у Таонкрахта всего два дня. А у Ургов – пару часов.

– Да ну тебя! Зачем Ургам-то дерьмоеды? – испуганно сказал он. – Не гневи судьбу, Ронхул. Ну и язык у тебя!

– Язык как язык, – вздохнул я. – Слушай, а он – человек?

– Он – дерьмоед, – авторитетно объяснил Мэсэн. – А пока я его не поймал, он был болотным бэу.

– Значит, не человек, – с непонятным мне самому облегчением заключил я.

– Ты уже налюбовался? – вежливо осведомился он. – Пошли жрать, Ронхул. А то я один пойду, а ты осматривайся.

– Лучше я пойду с тобой. Будем считать, что уже налюбовался.

В глубине двора стоял небольшой одноэтажный домик с жизнерадостной остроконечной крышей и маленькими окошками. Его стены были увиты толстыми черными стеблями каких-то вьющихся растений, которые я не мог отождествить ни с лианой, ни с лозой: почти без листьев, зато усеяны многочисленными красными цветами. Домик произвел на меня хорошее впечатление: он был обшарпанным, но уютным, как старая дача, хозяева которой предпочитают отдыхать на природе, а не заниматься бесконечным ремонтом.

Внутри царил типичный холостяцкий беспорядок. Посреди большой комнаты стоял длинный узкий стол на коротеньких ножках. Возле стола примостилось такое же низкое ложе, покрытое рыжей шкурой какого-то огромного жесткошерстного зверя. Напротив ложа, с другой стороны стола – широкая деревянная скамья, тоже укрытая меховой подстилкой. В глубине комнаты стоял сундук, такой огромный, что в нем вполне можно было поселиться – в свое время мне доводилось жить и в более тесных помещениях. Повсюду валялся какой-то хлам, ценный и не очень, но меня никогда не смущал беспорядок в чужих жилищах. Так даже лучше: стеснительный гость, вроде меня, в неприбранном доме чувствует себя свободнее, чем в стерильной гостиной, больше похожей на музей мебели.

Мэсэн огляделся по сторонам, прошелся по комнате, то и дело пиная ногами свое добро, – явно что-то искал. Наконец извлек из-под скамьи большую свечу, куда-то вышел и через мгновение вернулся. Теперь свеча в его руках горела ярким красноватым пламенем. Он торжественно водрузил ее в центре стола.

– А это «правильный огонь» или как? – опасливо спросил я. – А то Таонкрахт мне говорил, что есть такой огонь, который лишает памяти. Не хотелось бы разделить печальную участь этих ваших забывчивых разбойников!

– Я что, похож на идиота? – возмутился Мэсэн. – Это обыкновенный огонь. Я сам его разводил. Он приносит только свет и тепло – и ничего больше. Мой огонь не даст тебе новых знаний, как огонь Ургов, но и дураком не станешь, не бойся.

Я испытующе посмотрел на Мэсэна. Он действительно не был похож на идиота. По правде сказать, он производил впечатление самого нормального человека в этом Мире, так что я расслабился.

– Садись. Или ложись, если хочешь поваляться. Не стесняйся! На кухню я тебя все равно не пущу, не люблю, когда мне мешают хозяйничать, – добродушно сказал Мэсэн.

Я с удовольствием принял его предложение и вытянулся на рыжей шкуре. Ноги, утомленные долгой прогулкой, а потом еще и вынужденной неподвижностью во время поездки в телеге, тут же принялись объяснять мне, что я плохо с ними обращаюсь. Впрочем, через несколько минут их возмущение превратилось в приятную тяжесть, я окончательно расслабился и чуть было не задремал.

Задремать мне не дал Мэсэн. Он вернулся, большой, шумный, чрезвычайно довольный собой и жизнью, водрузил на стол невероятных размеров блюдо с огромными кусками жареного мяса. Аромат, исходивший от блюда, кружил голову и заставлял желудок болезненно сжиматься от сладких предчувствий: то ли мой новый приятель был обалденным поваром, то ли я так проголодался.

За едой мы молчали. Собственно говоря, у Мэсэна просто не было возможности говорить: он ел с такой невероятной скоростью и столь глубокой концентрацией, словно поглощение пищи было своего рода боевым искусством, в котором он достиг невиданных высот. Я всю жизнь был не дурак пожрать, особенно после долгой прогулки на свежем воздухе, но рядом с этим дядей мои усилия были почти незаметны. Впрочем, я наелся до состояния анабиоза: понял, что просто не смогу встать из-за стола и вообще ничего не смогу – никогда.

– Йох! Хорошо повеселились, – наконец вымолвил Мэсэн, отваливаясь от опустевшего блюда и утирая пот с раскрасневшегося лица. Посмотрел на меня и умилился: – Эк тебя сморило! Ладно уж, дрыхни здесь.

– А ты? – вяло спросил я.

– А у меня есть хорошее ложе на кухне. Заодно присмотрю, чтобы дерьмоед туда не забрался.

– А что, бывает? – Я не удержался от кривой улыбки.

– Один раз было, – мрачно сказал Мэсэн. – Сожрал все мои припасы, коврик, скатерть и два табурета, сволочь. Я его тут же продал, конечно, и завел нового – а толку-то! Убытки были большие… Ладно, я пошел. Завтра еще наговоримся.

Я положил под голову одеяло, подаренное Ургом, и заснул прежде, чем хозяин дома задул свечу, – вот это, я понимаю, наркоз! Ужин Мэсэна подействовал на меня куда сокрушительнее, чем давешняя попытка утопить свои беды в Таонкрахтовом пойле: на какое-то время я стал человеком без проблем, просто куском сытой, довольной спящей плоти, и это было восхитительно.

* * *

Мэсэн поднял меня на рассвете. Он был бодр и свеж и жаждал отправиться на охоту – непременно в моем обществе. Послать его подальше я, разумеется, не мог: обещание поискать для меня Быструю Тропу связало меня по рукам и ногам. Это было чертовски неприятно: ни тебе возмутиться, ни тебе кофе в постель потребовать. Впрочем, какой уж тут кофе.

Пришлось ограничиться умыванием. Никакой ванной комнаты тут, понятное дело, не было, так что я предавался водным процедурам во дворе, где обнаружилась бочка с холодной водой, прозрачной, как слеза человека-невидимки. Мои страдания были вознаграждены еще при жизни. Во-первых, умывшись, я почувствовал себя так, словно только что на халяву разжился новым телом, которое всю жизнь делало утреннюю зарядку, исповедовало раздельное питание по Бреггу, никогда не курило, ложилось спать на закате, поднималось с петухами и исполняло еще несколько дюжин утомительных ритуалов, продлевающих жизнь в среднем на пятнадцать суток. А во-вторых, хозяин дома ждал меня за накрытым столом, чтобы напоить почти настоящим чаем. Вообще-то это был прозрачный темно-красный отвар из местной растительности, но он произвел на меня неизгладимое впечатление: чертовски вкусно! Эту роскошь следовало закусывать светло-оранжевым медом, большие, почти идеально круглые комки которого лежали в огромном тазу. Мед тоже был совершенно изумителен: не такой сладкий, как знакомые мне версии, с кисловатым привкусом лесных ягод и тонким ароматом цветов.

– Йох! Поехали! – решительно сказал Мэсэн, когда я покончил с третьей кружкой его божественного утреннего пойла. – Путь неблизкий, а дело хлопотное.

Он запряг в телегу своего кошмарного «свинозайца», и мы отправились в путь.

– Страшный все-таки у тебя зверь! – искренне сказал я, припоминая вчерашнюю расправу с разбойниками. – Такого в лесу встретить – невелика радость.

– Куптик, что ли? Да ну тебя, Ронхул! Эти звери – самые безобидные создания! Они боятся не только людей, а вообще всего, что движется, даже питупов[25]25
  Питуп – птица, глупая настолько, что ее едят (если верить утверждениям моих приятелей, выходит, что обитатели планеты Хомана едят только очень глупых животных и птиц, а съесть разумное существо любого вида равносильно каннибализму, который среди цивилизованных обитателей Хомана резко осуждается, хотя и является предметом постоянных шуток, совершенно не смешных для пришельцев из иных Миров). Летает питуп плохо, очень низко и на небольшие расстояния. Охотники особенно ценят эту птицу за милую привычку то и дело падать с деревьев, на ветках которых питупы обычно дремлют целыми днями.


[Закрыть]. Просто своего я хорошо выдрессировал, – объяснил он. – А что делать, когда такая жизнь?

– А кто такие «питупы»? – поинтересовался я.

– Питупы – это наш сегодняшний обед, если повезет. Толстые глупые птицы, которые с перепугу сами падают в руки хорошему охотнику.

– Не говорящие, часом? – встревожился я, вспомнив своего приятеля Бурухи.

– Да ну тебя, тоже мне сказал! – ухмыльнулся он. – Говорящие – это только птицы Бэ, других говорящих птиц здесь нет… Слушай, так ты что, вообще ничего не знаешь?

– Почти ничего, – вздохнул я. – По крайней мере, ничего такого, что могло бы мне здесь пригодиться. Может, хоть ты меня просветишь?

– А я-то думал, что ты меня будешь развлекать, – огорчился он. – Ладно, давай так: сначала ты расскажешь, как живут демоны, а на обратной дороге я буду языком молоть. Сообщу тебе все, что захочешь.

– Ладно, – согласился я, – могу и рассказать. Дурное дело нехитрое!

Часа два я трепался, не закрывая рот. Получился этакий дикий коктейль из воспоминаний детства и последних страниц славной истории Тайного Сыска[26]26
  Следует напомнить, что детство Макса проходило в том же Мире, в котором живут его читатели, а Тайный Сыск находится в совсем ином пространстве, поэтому определение «дикий коктейль» употреблено здесь не для красного словца.


[Закрыть]. Это звучало так нелепо, что я сам себе не верил – а ведь говорил чистую правду, словно поклялся на Библии с утра пораньше. Мэсэн слушал меня, затаив дыхание. Сначала он то и дело перебивал меня недоверчивыми репликами типа «Врешь небось», «Ну, не заливай!» – но потом добровольно прекратил комментаторскую деятельность: очевидно, понял, что ТАКОЕ придумать никому не под силу.

Наконец мой бенефис подошел к концу. Телега остановилась: почва под колесами к этому времени стала уже такой топкой, что даже могучий «свинозаяц» не смог тащить нас дальше.

– Хорошо ты рассказывал, – мечтательно сказал Мэсэн. – И жил ты, видать, неплохо. Знал бы заранее, сам бы демоном родился! Ну да чего уж теперь жалеть: дело сделано. Ладно, пошли. Попробую тебя удивить.

Я подумал, что лучше бы не надо, но промолчал. Все равно ведь удивит, даже если специально стараться не будет.

Мэсэн тем временем достал из телеги целую кучу хлама: сначала на свет божий была извлечена давешняя дубина, потом – круглый металлический шлем, похожий на казан для плова, и ветхая шапка из толстого войлока. Шапку он напялил на свою кудрявую голову, сверху водрузил «казан» – вид у него при этом стал совершенно идиотским. Напоследок он вывалил на траву огромные сапоги, столь уродливые и бесформенные, что я их почти испугался.

– Надень, – великодушно предложил он. – У тебя вон какая красота на ногах. Не убережешь. Это же болото!

Я все взвесил и понял, что он прав. Мои башмаки были мне дороги не только как память о доме: ни летать, ни тем более ходить босиком я не умею.

Я быстро переобулся, удивляясь тому, что не поместился в один из этих чудовищных сапог целиком, и мы занялись пешей ходьбой по болоту. Сделав несколько шагов, я понял, что мой приятель оказал мне неоценимую услугу: ноги увязали почти по щиколотку. Я заметил, что у самого Мэсэна была совершенно особая, нелепая, но идеально подходящая для данных условий походка: он шел короткими шагами, высоко поднимая ноги, чуть ли не касаясь коленями подбородка, но очень быстро, так что каким-то чудом не успевал увязнуть. Создавалось впечатление, что он весит раз в пять меньше, чем я, или же земное притяжение не очень-то над ним властно. Я попробовал скопировать его манеру ходьбы – не могу сказать, что очень удачно, но через некоторое время заметил, что ноги проваливаются уже не столь глубоко.

– А теперь стоп! – жизнерадостно скомандовал Мэсэн.

Я послушно остановился.

– Что, пришли?

Он кивнул и указал пальцем вперед.

– Видишь кочки? Вот там они и сидят. Хорошие взрослые грэу, худые и голодные. Из таких получаются самые лучшие дерьмоеды! Бэу тоже ничего, но их сначала надо дрессировать: очень уж глупые, все норовят земли нажраться, а потом от дерьма нос воротят. Впрочем, для себя я всегда оставляю бэу. Их гораздо меньше, поэтому мне все завидуют.

– Еще бы, – с сарказмом сказал я. – Как такому счастью не позавидовать!

Мэсэн с энтузиазмом закивал. Он абсолютно не уловил моей иронии – оно и к лучшему.

– И как ты их будешь ловить? – с любопытством спросил я.

– Сейчас увидишь. Только держись в стороне и помалкивай: у тебя же нет шлема.

– А это обязательно? – встревожился я.

– Как тебе сказать. В общем-то, совершенно необязательно, если только ты не собираешься поохотиться на грэу.

Любезно подарив мне сие объяснение, Мэсэн – я глазам своим не поверил! – принялся лупить дубиной по своему шлему. Он выдерживал какой-то своеобразный ритм, от которого мне стало не по себе: начало подташнивать, да и голова тут же заныла, словно ко мне вернулось давно позабытое похмелье – сколько можно-то?! Сам же Мэсэн, судя по всему, чувствовал себя просто великолепно: он еще и пританцовывать начал, так увлекся.

Ближайшая к нам кочка тем временем зашевелилась. Только сейчас я понял, что на ней сидело трое существ, очень похожих на дерьмоеда, которого я видел вчера во дворе у Мэсэна. Правда, эти были повыше и гораздо тоньше. Грэу, как он их величал, были голые, безволосые, с блестящей кожей цвета хаки, они сливались с темным мокрым грунтом и такой же темной растительностью – не удивительно, что я не сразу их углядел. «Мимикрия называется», – насмешливо подумал я и внутренне содрогнулся, поскольку вдруг осознал, какая невероятная, непреодолимая пропасть отделяет меня от того мальчика, который когда-то узнал это мудреное слово в средней школе, на уроке зоологии, по которой у него всегда были пятерки.

Грэу тем временем неторопливо брели навстречу Мэсэну. Я заметил, что в своих тонких, свисающих почти до земли руках они сжимали дубинки – не такие огромные, как у моего приятеля, но все-таки вполне внушительные. Впрочем, судьба Мэсэна не вызывала у меня ни малейшей тревоги: я отлично помнил подробности «великой битвы» с разбойниками, а эти несчастные болотные жители с длинными тощими телами и паучьими конечностями выглядели куда более жалкими и беспомощными, чем наши вчерашние недоброжелатели. Они были похожи на больных обезьян: такие же человекообразные и длиннорукие, но при этом напрочь лишенные обезьяньей жизнерадостности и тяжелой, но мощной природной энергии, которой обладают только звери, не испорченные длительным общением с человеком, а иногда – годовалые дети, выросшие на природе. Грэу показались мне вялыми и апатичными, как старые обитатели обнищавшего захолустного зоопарка.

Наконец один из них добрел до Мэсэна и несколько раз огрел его своей дубиной по голове. Удар был не слишком сильным, хотя голове, не защищенной шлемом, такие испытания явно противопоказаны. Что касается Мэсэна, он и бровью не повел, а ответил своему оппоненту полной взаимностью: пустил в ход свое грозное оружие. Грэу тут же свалился к ногам победителя. К моему величайшему изумлению, его товарищи не пустились наутек. Они по очереди подошли к Мэсэну и обменялись с ним некоторым количеством ударов. Через минуту на земле валялись три неподвижных тела, а Мэсэн с довольной улыбкой повернулся ко мне.

– Йох! Унлах! Вот так я ловлю грэу! – гордо сказал он. Ну прямо Геракл, только что одолевший Гидру.

– Круто, – уважительно сказал я. И тактично поинтересовался: – А почему ты позволил им бить тебя по голове? Ты же легко мог увернуться!

– Ха! Конечно, мог, – согласился он. – Но в том-то и вся хитрость, чтобы не уворачиваться от их ударов – если, конечно, хочешь добыть больше одного грэу зараз. Если бы я увернулся от первого грэу, его приятели тут же удрали бы обратно в болото. А так они видели, что мы с их сородичем беседуем, значит, все в порядке.

«Беседуете»?! – изумился я. – А мне показалось, вы просто лупили друг друга дубинами по голове.

– Ты не поверишь, Ронхул, но именно таким способом они разговаривают! – Мэсэн одарил меня снисходительной улыбкой, обнажив желтые, но крепкие зубы, заостренные, как у зверя. – И я знаю их язык. У грэу не слишком сильный удар, и они немногословны, поэтому их вполне устраивает такой способ общения. Но долгий разговор с ними мало кто выдержит. Думаешь, зачем бы я стал надевать на голову эту тяжеленную дрянь? Я и шапки-то не люблю носить: голове тесно.

– И о чем вы говорили? – растерянно поинтересовался я.

– Грэу поздоровался, а потом спросил меня, чего мне нужно, – невозмутимо объяснил Мэсэн. – А я честно сказал ему, что пришел за ним, чтобы отвести его туда, где много еды. Дальше он не смог слушать, как видишь. С остальными я говорил о том же. Ничего, к ночи оклемаются, черепа у них крепкие! Пошли, поможешь мне допереть их до телеги. Я затем тебя и позвал на охоту: трудно одному троих утащить, а туда-сюда ходить неохота.

С этими словами Мэсэн подхватил двух бесчувственных грэу – по одному в каждую руку – и неторопливо пошел назад. Теперь его ноги то и дело погружались в зыбкую почву чуть ли не до колена, а длинные конечности его жертв волочились за ним, вычерчивая причудливую колею. Я с отвращением посмотрел на темное грязное тело, которое мне предстояло тащить на себе. Больше всего на свете мне хотелось все бросить и смыться, но деваться было некуда. Мэсэн был моей смутной надеждой быстро добраться до загадочных Вурундшундба, которые, в свою очередь, были моей еще более смутной, но единственной надеждой вернуться домой. Я окончательно запутался в паутине собственного производства, сотканной исключительно из многочисленных надежд.

Одним словом, у меня не было выбора. Поэтому я стиснул зубы и схватил в охапку мерзкую тварь.

К моему величайшему удивлению, от тела грэу исходил тонкий аромат каких-то неизвестных специй, совершенно не похожий на звериную вонь или даже на запах вспотевшего человеческого тела. Это была хорошая новость. Впрочем, меня поджидал и неприятный сюрприз: грэу весил несколько больше, чем мне бы хотелось. Промычав «Но пасаран!» сквозь стиснутые зубы, я кое-как приподнял его с земли и поволок по следам Мэсэна. Следующие полтора часа были чуть ли не самыми ужасными в моей жизни: я пыхтел, хрипел, чертыхался, потел, как борец на ринге, то и дело ронял бесчувственную тварь на землю, но все-таки допер тяжеленную тушу до телеги. До сих пор не знаю, как мне это удалось. Мэсэн смотрел на меня со снисходительной улыбкой: он-то, гад, даже не запыхался!

– Да, они тяжелые, – сочувственно сказал он, – а на вид и не скажешь. Это потому, что не гадят никогда: все, что сожрали, при них остается. Хорошо еще, что ты демон: обыкновенный человек его нипочем не дотащил бы.

– Ты-то двоих уволок! – завистливо сказал я.

– Так то я, – Мэсэн пожал плечами и просто пояснил: – Я же этим всю жизнь занимаюсь. Это мой хлеб… Кстати, о хлебе: пока ты там возился, я-таки поймал питупа. Так что живем, Ронхул! Знал бы ты, как я их жарю: обмазав глиной, чтобы ни капли жира не утекло. Эх, теперь поскорее бы до дома доехать!

Его здоровый оптимизм оказывал на меня самое благотворное воздействие. На какое-то мгновение я поверил, что загадочный питуп, запеченный в глине, действительно способен сделать меня счастливым, и гори все огнем! Потом я, конечно, вспомнил, что мы так и не поискали путь к Вурундшундба, и решил, что сегодня нам уже будет не до того. Я слегка приуныл, но надо отдать должное Мэсэну: с тех пор как мы встретились, меня перестали терзать приступы депрессии, больше похожие на официальные дружеские визиты в ад. Мои беды, конечно, оставались со мной, но рядом с этим неунывающим дядей они казались вполне преодолимыми.

Мы уложили свою добычу в телегу. Я с удовольствием переобулся: тяжеленные болотные сапожищи к этому моменту вызывали у меня тихую, почти сладкую ненависть. Я забился в дальний угол телеги, подальше от начинающих шевелиться грэу. Мэсэн же невозмутимо уселся прямо на одно из тел, как на большую жесткую подушку. Зубастый «свинозаяц» прекратил обгладывать симпатичный колючий кустик, состояние которого к этому моменту было более чем плачевным, и мы наконец-то поехали.

– Ты обещал рассказать мне об этом Мире, – напомнил я Мэсэну.

– Ну, обо всем Мире я не так уж много знаю, – беспечно признался он. – Мне это ни к чему… А вот об этой земле – запросто! Я объездил весь Альган – от Грэнг Пастпта до Кейр Шантамонта.

– Таонкрахт все время говорил: «Альган, Альган». Дескать, он Великий Рандан Альгана, и все такое… Альган – это государство? – спросил я.

– Альган – имя этой земли, – авторитетно заявил Мэсэн. Немного подумал и добавил: – Вообще-то Альган – часть Земли Нао. Нао – большая земля, поэтому ее поделили на три части, и каждая часть как-то называется. Здесь – Альган. А еще есть Эльройн-Макт и Шантамонт, и в каждой из этих областей до хрена всяких местечек. Всех и не упомнишь, я ведь не путешественник – так, езжу по своим торговым делам от замка к замку, да иногда еще на ярмарку в Бондох, на берег залива Шан.

– А Земля Нао – это материк? – спросил я. Вообще-то у меня не было уверенности, что мой наставник поймет слово «материк», но он понял.

– Нет, – он покачал своей лохматой головой, – материк называется Мурбангон, это кто угодно знает. А Земля Нао – часть Мурбангона. Кроме нее, есть и другие земли, в том числе и земля, принадлежащая Вурундшундбам, которых ты ищешь. Но я там никогда не был.