Текст книги "Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

31. Ньямбе

…он не разрешил им спать, когда луна находится на небе…

– Давай только не будем делать вид, что у нас все в порядке, – говорит Веня.

– Давай не будем.

Мы сидим в его кабинете. Кожаные кресла, кофе, коньяк, сигары и прочие приятные понты. Два сытых джентльмена наслаждаются послеобеденной жизнью, пролетарии всех стран имеют полное право схватиться за свои булыжники. Вот только перед тем, как впустить меня в квартиру, Веня поднялся сюда один и зачехлил все зеркала. Словно бы в доме покойник. Но мне и самому по душе такие предосторожности.

– На самом деле, – вдруг заявляет эта невинная жертва моих персональных кошмаров, – именно чего-то в таком роде я от тебя всегда ждал. Вот только забыл обрадоваться, когда все началось… Ну да ничего, наверстаю.

– Чего ты от меня ждал? – изумляюсь. – Чудовищ в зеркале? А чему надо радоваться? Что-то я не понимаю.

– Или прикидываешься… Ладно, не раздувай ноздри. Верю, что не понимаешь. Тогда попробую объяснить. Мне всегда, с первого дня нашего знакомства, мерещилось, что ты не так прост, как кажется. Вернее, совсем непрост. Сформулировать трудно, но, если говорить совсем примитивно, я был уверен, что жизнь твоя среди нас – лишь видимость, что на самом деле она полна чудес и прочей метафизической хренотени. Я сказал себе, что в твоих делах сам черт ногу сломит, но стоит попробовать просто держаться поблизости. Следить за тобой, как Алиса за Белым Кроликом: авось попадется на нашем общем пути некая диковинная бездонная нора. Теперь вижу, что так оно и есть. Кажется, мне выпал шанс обнаружить целый лабиринт бездонных нор. И сигать там Мартовским Зайцем до скончания времен… Правда, я как-то не подумал, что волшебное путешествие начнется с чудовищ. И не подозревал, что ты сам можешь оказаться новичком, без карты, компаса и прочих причиндалов. Ну и ладно… Помнишь, что ты сказал, когда мы «Твин Пикс» смотрели?

– Веня, – говорю укоризненно, – повторяю три тысячи девятьсот восемнадцатый раз: я ничего не помню. В том числе и «Твин Пикс». Это что? Кино?

– Именно. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что там фигурировал некий Черный Вигвам, средоточие злых сил, общежитие для ночных кошмаров местных жителей. Так вот, посмотрев последнюю серию, ты заявил: «Лучше Черный Вигвам, чем никакого!» Я, пожалуй, был склонен с тобой согласиться. И, что самое удивительное, так и не переменил мнения. Хотя, казалось бы… Но нет. Я почти мечтаю о продолжении.

– Странно, – улыбаюсь. – Я-то думал, ты сейчас не знаешь, куда бы смыться от меня и…

– Ага, и от твоих волосатых зазеркальных друзей. Ничего, ничего, я любопытный. Мне уже интересно, что будет в следующей серии. Откуда что поналезет. Из кухонной раковины? Из окна? В дверь постучится?

– Ну тебя! – сержусь. – Не нагнетай обстановку. Как мы спать-то будем?

– «Как?» – неправильная постановка вопроса. Спроси лучше: «Когда?» – и я скажу тебе: утром. Когда рассветет. Благо светает сейчас рано. Часов в пять можно отрубаться.

– Тоже верно, – соглашаюсь. – А пока…

– А пока, – перебивает Веня, – пороемся в твоем компьютере. Может быть, найдем ответы на некоторые вопросы. Не сердись, что я так бестактно лезу в твои дела, но меня, как ты понимаешь, они теперь тоже касаются.

– Отвернись, – говорю сурово.

– Зачем? – изумляется.

– Затем, что я сейчас буду рыдать от облегчения. Возможно, даже от счастья. А настоящий мужчина, хоть бревном его перешиби, нипочем не станет рыдать при посторонних.

32. Нэ-Но Катасукуни

Из упоминаний в разных литературных памятниках складывается представление, что это – большая, далекая страна, расположенная в глубине земли или на дне моря…

Помимо моральной поддержки, Венино участие избавило меня от необходимости собственноручно подключать системный блок к монитору и все это вместе – к электрическим розеткам. Разобрать-то я эту конструкцию разобрал, ломать – не строить, дурное дело нехитрое. Но что касается сборки – я не обманывался на свой счет. Понимал, что помочь мне может лишь случай. Или, еще лучше, грамотный специалист.

Пока грамотный специалист возился с моим носителем информации, я курил и нервничал. Подключение заняло минуты две, не больше, но мне казалось – вечность. Сам не знаю, чего я больше боялся: обнаружить секретную папку с какими-нибудь устрашающими откровениями или вовсе не найти ничего интересного.

– Опа! Приехали, – внезапно огорчился Веня. – У тебя хватило ума запаролить эту адскую машинку. И пароля ты, конечно же, не помнишь.

– Конечно, не помню, – отвечаю с достоинством.

– Можно зайти и так. Но тогда есть шанс, что не все файлы будут доступны. А нас это, как я понимаю, не устраивает.

– Правильно понимаешь. Может, попробую угадать?

– Попробуй. Логин zair, если тебе это хоть о чем-то говорит.

– А что, может, и говорит, – улыбаюсь. – Попробуй пароль «Тлён». Только я не знаю, как его писать: кириллицей? Латиницей?

– Щас выясним. Эмпиздрическим путем, – азартно заявляет Веня. – «Тлён», говоришь? А почему не «Алеф»? Борхеса под подушкой прячешь, небось? Это хорошо, это правильно… Но «Тлён» нас ни к чему путному не привел. Сейчас, подожди-ка… Ага, «tlen» тоже не катит. Умлаутов у тебя, как я и предполагал, нетути. Ладно. Предпоследняя попытка. «Tljon». Макс, ты был прав. Он меня пустил! Но ты-то каков извращенец, такое хорошее слово так погано, прости господи, писать!

– Так я угадал? – радуюсь.

– Как видишь. За такое дело и выпить не грех.

– Конечно, не грех. Скорее даже духовный подвиг.

«Духовный подвиг» наш свершался на скорую руку. Мы сгорали от любопытства. Веня, впрочем, находился в более выгодном положении: ему было просто интересно, а мне еще и жутковато. Кто его знает, что за зверь оскалится на меня из-за безобидных буковок? То-то и оно…

Поначалу мы столкнулись с довольно неожиданным препятствием: я, как выяснилось, успел понаписать чертовски много коротеньких текстов[5]5
  Тексты эти собраны и изданы под общим названием «Книга для таких, как я» – ежели кому интересно.


[Закрыть]. И сохранить их во множестве файлов, а те – распихать по разным папкам, чтобы мало не показалось. Чтобы в глазах рябило и ум мутился.

– Нужна какая-то система, – резюмировал Веня, когда мы с недоумением дочитали подробное описание правил игры в длинные нарды. – Аналогичное пособие для желающих стать шахматистами я не осилю.

– Я, пожалуй, тоже. Но единственная возможная система – читать все подряд. Мы же сами не знаем, что ищем.

– Да, но… Просмотри, пожалуйста, все названия файлов. Вдруг где-то сердце екнет. А если не екнет – что ж, тогда – все подряд, согласно приговору.

Следую его совету. И почти сразу же взор мой цепляется за папку под лаконичным названием «Моё».

– Может быть, это? – говорю. – Надеюсь, тут не список карточных долгов…

– А ты что, игрок? Вот уж не знал.

– Да я и сам не знаю. Я ничего о себе пока не знаю, кроме того, что ты рассказал. Зато какой простор для гипотез!

– А, ну да…

Открываю папку. Там всего три файла. Первый называется «Нижний Город», второй – просто «Город», третий – «Автоответчик».

– Господи, – бормочу, – что же это? Что это, господи?

– Понимаю, что вопрос не ко мне, но на твоем месте я бы просто открыл файл, – невозмутимо советует Веня.

– Д-д-д-да. Конечно. Да.

Первый текст оказывается совсем коротеньким.

О Нижнем Городе я не знаю практически ничего, кроме того, что он есть. Это важно.

Где? – на этот вопрос нет ответа. Но туда можно попасть. Во сне – довольно легко, наяву – непросто, но, кажется, тоже возможно. Это вселяет надежду, хоть я и не понимаю: надежду – на что?!

Мне не раз снилось, что я еду в Нижний Город на троллейбусе. Один раз такой троллейбус подобрал меня наяву; правда, довез до дома. Откуда он меня вывез – предпочитаю не задумываться. Вскоре после этого приключения я удрал в Москву, и Нижний Город перестал мне даже сниться.

В этом, к слову сказать, есть нечто неправильное. Я никогда не любил сны о Нижнем Городе, но без них жизнь как-то менее осмысленна.

Почему мне кажется, что Нижний Город – это так важно?

Потому, что кроме меня там бывала Ада. И когда мы расстались, она как раз намеревалась отправиться туда наяву. Почему-то я не сомневаюсь, что ей это удалось.

Что такое Нижний Город?

Не знаю, не понимаю. Может быть, не хочу знать?

Похоже на то.

Ада говорила, что кроме Нижнего Города, есть много удивительных мест, но все дороги туда идут именно через Нижний Город. Она полагала, что Нижний Город – это своего рода магистральная развязка. Очередной перекресток между мирами? Или как?

Нет ответа. Надо было Франка спросить, когда выпал случай. Но я не спросил.

Поэтому знаю только одно: мне обязательно нужно туда попасть. Все прочие варианты судьбы не имеют смысла.

33. Нюй-Ва

…когда обрушились четыре предела земли, Нюй-Ва расплавила разноцветные камни и зачинила дыру в небе….

– Ты хоть что-то понимаешь? – встревоженно спрашивает Веня.

– Почти ничего. Но я начинаю думать, что Ада – и есть та самая женщина, которую мне обязательно нужно найти… Или нет? Скорее все-таки она. По крайней мере, меня колбасит от одного ее имени… И, как ни странно, я, наверное, знаю, кто такой Франк. Вернее, я помню одного человека… нет, пожалуй, не человека. Некое существо по имени Франк. Я ведь говорил тебе вчера, что мне снились странные сны. Будто я призрак на какой-то вилле… Помнишь?

– Да. И что? Этот Франк – персонаж из твоего сна?

– Ага. Он был местным сторожем… нет, не так. Привратником. Впрочем, и не привратником. Управляющим? Ну, не дворецким же… Не знаю, как в точности называлась его должность. Но на нем все держалось. Он за домом ухаживал. Штопал местный микрокосм, когда тому случалось прохудиться. Запирал и отпирал двери, следил за отопительными приборами, возился в саду, присматривал за уборщицей и прачкой. Взимал плату за телефон. Решал мелкие проблемы. Встречал и провожал гостей. Раз в неделю, по средам, устраивал для всех торжественный завтрак в общей столовой. Такое светское мероприятие, никому, в сущности, не нужное, однако – традиция!

– И что?

– А то, что этот Франк не был живым человеком. Скорее уж призраком, как и я сам. Только его все видели. И никто, конечно, не догадывался о его природе. Кроме меня. Но я-то, сам понимаешь, не в счет…

– Ну да. Особенно, если учесть, что тебе все это снилось, – вздыхает Веня. – Не обижайся, но на улице уже темнеет, так что я попробую побыть скептиком. А то совсем свихнусь.

– Конечно, – улыбаюсь понимающе. – Будь скептиком, пока получается. Это даже полезно. Один вдохновенный идиот, готовый поверить в любой бред, в твоем доме уже имеется.

О

34. Оаннес

Возможно, рассказ об Оаннесе связан с <…> представлением об абгалях <…> существах, подвластных богу Энки и считавшихся основателями многих городов…

– До сих пор я как-то иначе представлял себе «вдохновенных идиотов». Для человека, на которого столько всего сразу навалилось, ты очень неплохо держишься… Я, впрочем, тоже нехуёвенько держусь, – ржет, довольный, что удалось вовремя избавить свою речь от пафоса.

– Я с тобою никогда прежде о Нижнем Городе не говорил? – осведомляюсь осторожно. Мало ли что…

– Ага, как же! Молчал как партизан, – запоздало обижается Веня. – Не думаю, что ты считал меня близким другом. Так, приятелем… Впрочем, иных отношений с людьми ты, насколько мне известно, не заводил.

– Да? Вообще-то я, кажется, вполне себе рубаха-парень, душа нараспашку…

– Ага! Это сейчас, когда тебя к стенке приперло, не знаю уж что или кто, но дело свое оно знает крепко.

– Кто – «оно»? – пугаюсь.

– Которое приперло. Не хипеши. Я не в курсе твоих дел. Так, примазался. Постарайся смириться с мыслью, что я скорее болван-захребетник, чем мудрый наставник.

– Сейчас, – говорю, – смирюсь. Вот покурю и сразу смирюсь. Честное слово.

– Ну покури, дело хорошее. И давай, открывай следующий файл. Не растягивай удовольствие. Чего уж там!

– Действительно, – киваю обреченно.

Щелкаю мышкой, открываю файл под названием «Город». Мне почему-то страшно. Как в зеркало посмотреть. Или даже хуже, не знаю.

Я не уверен, что о Городе можно писать. Вот так взять и написать, черными буквами по белому полю, не зашифровав, не позаботившись даже спрятать этот файл поглубже, подальше от чужих глаз. Если сейчас вырубится нафиг электричество, или полетит хард-диск, или даже обрушится потолок, я не удивлюсь. Скорее мне спокойнее станет, если меня остановит какая-нибудь грубая внешняя сила.

Нет, поди ж ты, не останавливает. Ну ладно. Попробую.

В общем, так.

Есть некий город в горах. Без названия – просто Город. Мое фирменное наваждение, персональная фата-моргана, сладостный, пугающий мираж. Надеюсь хоть не фамильное проклятие, это было бы совсем уж нелепо.

Хроники помешательства.

Май 92-го. Я ехал на поезде. В Москву, между прочим – вот, по всему выходит, что доехал и даже как-то прижился. Мне попался странный (это еще слабо сказано!) попутчик. Но поначалу мы вроде как поладили и стали играть в нарды. А потом он предложил мне выглянуть в окно. Я выглянул. Открывшийся ландшафт никак не мог существовать на обширной территории между моим родным городом и Москвой. Потому хотя бы, что территория эта равнинная, а за окном я увидел горы. На склоне ближайшей горы толпились причудливые тени, четко прорисованные на ультрамариновом фоне ночного неба, горели оранжевые и зеленые огни, затмевающие тонкий серп ущербной луны. Город.

Мне бросилось в глаза странное сочетание приземистых массивных зданий и хрупких, почти игрушечных башенок, и еще дом из белого кирпича, на островерхой крыше которого крутился флюгер в форме попугая.

Ясен пень, я испугался. Все известные мне географические карты многомиллионным хором массовых тиражей свидетельствуют: никакого города там быть не могло. Гор, впрочем, тоже. Мне полагалось созерцать совсем иной, скучненький ночной пейзаж: степь да степь кругом, сиротская темнота пашен, узкие полоски лесопосадок, редкие огоньки станционных будок. Но я видел город в горах, даже музыку, кажется, слышал. Какие-то сладостные обрывки старинных танцевальных мотивчиков. Прекрасный мелодический вздор.

Так страшно мне, кажется, еще никогда не было. Почему – не могу сформулировать. Не сейчас.

А в ту ночь, в поезде, я вдруг вспомнил, что этот самый город в горах часто снился мне прежде; всякий раз, оказываясь там во сне, я знал, что попал домой. Ни больше и ни меньше.

На меня тут же обрушилось множество щемящих подробностей: узкие тротуары; переулки-лестницы; цветные лоскуты бесчисленных вывесок; полосатые тенты над длинными уютными верандами; пахучая зелень живых изгородей; плетеные гамаки в садах; сладкий ванильный дух из кондитерской на центральной площади; неспешный говор завсегдатаев кофейни с огромными окнами, прозрачными, но искажающими силуэты, как озерная вода; изящно изогнутый мостик через узкую горную речку, разделяющую город на две неравные части. И еще один мостик с гладкими деревянными перилами, и ароматный дым ритуальных охранительных костров на городской окраине, и еще… И еще, и еще, и еще.

С ума сойти можно!

С ума сойти можно хотя бы потому, что снов о городе в горах я до той ночи не помнил напрочь, да и когда увидел его за окном, не встрепенулся, хмелея от узнавания. По крайней мере, поначалу – не встрепенулся. Обычно-то я запоминаю все, что мне снится; в свое время даже придумал способ ловить ускользающее сновидение. Для этого, проснувшись, надо осознать себя бодрствующим, но всего на краткий миг. Потом следует снова закрыть глаза и задремать, но не заснуть, а именно задремать, нащупать границу между сном и явью, и тогда – хлоп! – Макс хороший охотник, полузабытый уже сон занимает свое место в активной памяти. По крайней мере, вспомнить его теперь будет столь же просто, как любое другое недавнее событие.

Но вот обнаружилось, что самая ценная добыча до сих пор обходила мои капканы стороной.

Теперь главное.

Сны о Городе вернулись ко мне. Более того, в последнее время Город стал чуть ли не единственным местом, куда я могу попасть во сне. Теперь мне не приходится прикладывать усилия, чтобы вспомнить сны о Городе. Трудность лишь в том, чтобы хоть как-то отделить их от событий, которые происходят со мной наяву. Пока худо-бедно справляюсь, но…

В общем, я и записку-то эту составляю на тот случай, если все окончательно смешается. Протягиваю руку помощи себе, безумному, сую спасительную конечность в бездну, которую люди, лишенные воображения, буднично именуют «будущим».

– Какой же я молодец, – бормочу. – Вот и пригодилась эта записка. Не могу сказать, будто мне теперь все понятно, но… Хоть что-то! По крайней мере, я очень хорошо знаю, о каком городе речь…

Веня вопросительно поднимает брови. Позиционируется в качестве свидетеля монолога. Напоминает, что у меня есть слушатель. Повезло, нечего сказать. Причем обоим. Хотите, доктор, я вам все объясню? Только чур потом локти не кусать.

– Мне кажется, что я провел там несколько месяцев или лет – с восприятием времени у меня, как ты понимаешь, вообще полная лажа… И у меня была теория. Хорошая такая теория, фундаментальная. Дескать, я сам его и выдумал. А он, выдуманный мною город, каким-то неведомым образом осуществился. Мне все казалось – еще немного, и я пойму механизм этого чуда, буду точно знать, стечение каких обстоятельств необходимо для овеществления мечты… Сложносочиненный такой бред, да? Все люди как люди, ежели с ума сходить – так мания преследования какая-нибудь простенькая и понятная, на худой конец – голоса или там инопланетяне. А я выпендрился…

– Знаешь, я бы, пожалуй, съездил на экскурсию в этой твой бред, – вдруг заявляет Веня. – Красиво излагаешь, собака! Мне бы там, наверное, понравилось.

35. Оборотничество

При прибытии в место обитания своей суженой (часто относящееся к хтоническому миру) герой <…> переживает действительное или мнимое состояние немощности («полусмерти»)…

Молча киваю. Да, наверное. Понравилось бы. Если бы… Если бы да кабы во рту выросли грибы. Галлюциногенные. Вот, у меня уже, кажется, выросли. Хорошее объяснение. Наилучшее из возможных.

– И надо бы открыть третий файл, – говорю, наконец, – да вот рука не поднимается… Блин. Налей мне, что ли. Для храбрости.

– «Автоответчик» называется, – утешает меня Веня, протягивая бокал. – Все же не «Апокалипсис». Не «Рагнарёк» даже. Там, наверное, что-нибудь совсем безобидное и нафиг нам сейчас не нужное. Может быть, ты просто коллекционировал смешные монологи чужих автоответчиков? Или на свой собирался что-то остроумное наговорить. А?

– Сейчас, – вздыхаю, – проверим. Храбрости, правда, ни в одном глазу… Но одной рюмкой природу не исправишь.

– Рюмкой – нет. Тут иной тарой надо оперировать.

Вместо того чтобы «оперировать тарой», открываю наконец файл. Читаю. Поначалу не понимаю ничего.

24.09.92

Вчера какая-то старушка в булочной обозвала меня пижоном, вдохновившись не то брусничным оттенком моего плаща, не то формой твоих любимых солнцезащитных очков (кстати, и не надейся, что я верну их тебе в ближайшее время: во-первых, они дают мне возможность смотреть на мир как бы твоими глазами, а во-вторых, я в них неотразим). И стало мне хорошо, и ушел я вприпрыжку, прижимая к груди увядающий батон. А потом я спросил себя, почему так обрадовался этому упреку, и, кажется, нашел ответ. Я и правда хочу быть (или хотя бы слыть) пижоном, поскольку в глубине души уверен, что отчаянное, упрямое сопротивление миру – это и есть пижонство, самая редкая и благородная его разновидность. Возможно, самая опасная, но единственная сулящая надежду. Можно перевернуть мир, не имея даже пресловутой «точки опоры» – из чистого пижонства. Ага?

– Очень мило, – говорю растерянно. – Хорошо излагаю, да. Но к чему это? И при чем тут «автоответчик»?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет. Того хмыря, который отражается в оконном стекле.

– Кто еще?! – Веня дикими глазами смотрит на окно.

– Да нет. Никаких чудовищ. Я себя имею в виду. Себя.

– Тоже ничего себе Годзилла! – К моему другу-брату-ангелу-хранителю возвращается хорошее настроение. – А дальше там есть что-то?

– Там до фига всего есть. Пара десятков страниц.

– Ну вот и…

– Сейчас.

Послушно читаю дальше, спотыкаясь о пробелы.

Пижон ты и есть, кто ж еще!

Очки забирай, не жалко. Но учти, они вышли из моды еще в прошлом году. Что, уже передумал? Вот и молодец.

Теперь о главном. Что касается увядшего батона – неужели его дела действительно так плохи? Это прискорбно. Ибо я сегодня объявлюсь не позднее девяти вечера. Но боюсь теперь, что ты принудишь меня к совместному угрызанию твоей вчерашней добычи.

Ну, в общем, ты того… Мороженого, что ли, даме купи. И Лао Цзы с ним, с батоном-то.

– О, да это не монолог, – изумляюсь. – Диалог, точно. Вот только с кем? Голос бы услышать. Но фиг мне, да?

– В сентябре девяносто второго еще продолжался твой таинственный роман, – напоминает Веня. – Примерно к этому времени относятся Райкины сплетни, я точно помню. Вернулся из Крыма в конце сентября, и она мне новости рассказывала…

– Да, – замираю. – Конечно. Вот черт! Это мы так общались по телефону через автоответчик, наверное. А потом я, сентиментальный бугай, перевел эту интимную переписку в письменное состояние. Может такое быть?

– Если ты не мог ее забыть – вполне. – Таково заключение эксперта.

Читаю дальше. Ничего особенного. То предупреждаю, что поздно с работы вернусь, то о жизни ради собственного удовольствия разглагольствую, то Карлсона поминаю ни к селу ни к городу. И собеседница моя производит примерно такой же милый культурно-бытовой лепет. Интимное воркование счастливых образованных пустозвонов.

– Вот, подожди, – бормочет Веня из-за моего плеча. – Ох, как хорошо сказано! Не ожидал. Даже от тебя не ожидал.

– Что именно – хорошо?

– Ну вот же!

Читает вслух:

Мир, в котором мы живем – удивительное место; всякий человек – не просто прямоходящий примат, а усталое и разочарованное, но все еще могущественное божество; каждый город – священный лабиринт; докучливые условности в любое мгновение могут стать всего лишь правилами игры, трудной и опасной, но чертовски увлекательной, да?

– Ничего себе «автоответчик»! – добавляет Веня.

– Все это хорошо, но… Мне нужны ключи. Даже не мне. Нам обоим, раз уж ты так с тем зеркалом вляпался. А это – так, цацки. Клевые, да. Но цацки.

– Ты дальше листай. Где им и быть, твоим ключам, если не в коробке с такими цацками!

Про себя думаю, что Венин оптимизм – хрупкое дитя алкоголя, жизнь его будет яркой, но недолгой. Однако читаю дальше: действительно любопытный документ. И полезный. Позволяет проникнуться симпатией к себе, а такое дело никогда не помешает.

И в финале обретаю ужасающую награду за упорство.

Макс, милый Макс, так странно звонить тебе отсюда. Так странно, что здесь есть телефон. С другой стороны, а почему бы ему и не быть, телефону-то? И уж совсем странно, что я собираюсь тебе сказать: «Не волнуйся, я исчезаю, со мной все будет хорошо»… Нет, не так, я обхожусь с глаголами как иностранка. На самом деле хорошо не «будет», а «есть», и я не «исчезаю», а уже исчезла. Тут требуется прошедшее время, совершенная форма глагола. Самая совершенная из глагольных форм… А если бы мы с тобой были великими британцами, вышло бы еще лучше. Можно было бы использовать Past Perfect, поскольку я исчезла ДО ТОГО, КАК… До того, как – что? А просто – до того, как.

– Веня, – говорю, – отвернись, пожалуйста. Кажется, это очень личное. Совсем. Хуже семейного порно… Если очень захочешь, потом сам прочитаешь. Когда меня рядом не будет. Потому что – не-вы-но-си-мо!

Кивает. Отворачивается. А я читаю дальше. Каждая строчка – осиновый кол в сердце.

По большому счету, я исчезла задолго до того вечера, когда ты увидел меня на улице. И все-таки ты меня увидел, вот что славно! Но быть исчезнувшей – мое призвание, мания, мечта и единственное предназначение. Поэтому меня всегда тянуло куда-нибудь уехать: отъезд очень хороший выход для того, кто пока не научился исчезать, но непременно научится. Вот и я наконец научилась. В этом доме, куда ты меня привел, можно очень быстро научиться самым важным на свете вещам. Раз – и все.

Ты, конечно же, будешь в шоке от моей выходки. Не знаю, что бы со мной творилось, если бы ты исчез, а я осталась. Тому, кто остается, всегда трудно, а тому, кто исчезает – легко. Мне повезло, я исчезла первой. А ты остался. И я не знаю, как это можно исправить. Как сделать, чтобы тебе не было грустно без меня. Потому что ты все еще есть, и окно твое светится сейчас прекрасной бледно-изумрудной поганкой, как блуждающий огонек в московском болоте. Не грусти, не грусти, не грусти. В отличие от тебя я сейчас знаю, что расстаемся мы ненадолго. Вернее, мы вовсе не расстаемся. Потому что кроме этой судьбы, есть еще и другие, предназначенные для таких встреч, что по сравнению с ними наш московский роман – скучная, сентиментальная пьеска. Когда ты сам исчезнешь, ты поймешь, что я имела в виду. А ты непременно исчезнешь, иначе быть не может. Для того мы с тобой и родились, чтобы однажды исчезнуть.

Поэтому – ты уже понял, да? – я не приеду к тебе ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Зачем приезжать, если мы и так вместе? Всегда, везде вместе, только ты этого пока не знаешь, а я уже знаю.

И поэтому я не прощаюсь.

– Точно, точно, – бормочу как безумный. – Она исчезла! Помню. Это – помню. Не ушла от меня, не уехала, вещи не собрала, а просто исчезла. А после – позвонила. Не до, после. Оттуда. Откуда? Понятия не имею. Но там, по ту сторону жизни, на перекрестке миров есть телефон. Усраться можно. Можно ведь? Здесь и сейчас, а?

Я ни жив ни мертв, так – хлам человеческий, неразумный. Веня ведет себя как опытная сиделка. Плещет в лицо водой, вводит мне живительную влагу орально, потом заставляет запить ее коньяком, подавившись которым, я кашляю, чихаю и плююсь, и наконец внезапно успокаиваюсь. Сработало.

– Макс, – спрашивает он, – ты что, действительно все вспомнил?

– Не все, – жалобно мотаю головой. – Почти ничего. Только ее. Женщину со множеством имен и судеб, фею-лису. Она была и исчезла. С тех пор иногда является мне во сне. Но редко… Иногда это бывает очень мучительно: я знаю, что она кружит где-то поблизости, но не подходит. То ли не хочет, то ли не может. Не пускает ее что-то… Может быть, потому, что она должна сниться не мне, а тому, другому Максу?

– То есть ты уверен, что вас именно двое? – деловито уточняет Веня.

– Понимаешь… Больше всего на свете я хочу думать, что я один. Парень, который слишком часто видел странные сны, временно потерял память, маленько рехнулся, но держит себя в руках. Я, как видишь, стараюсь жить, словно так оно и есть. Но… Чудовище в зеркале было?

– Было.

– Ты его видел?

– Сам знаешь.

– А если так, то возможно все. Вообще все. И нужно иметь в виду, что любая, самая нелепая возможность однажды окажется единственной правдой.

– Не вижу логики.

– А ее и нет. Вернее, есть, просто иная какая-то.

– Нелинейная?

– Ага.

– Хорошо, – кивает Веня. – Будем иметь в виду все возможности. Но знаешь что? Попробуй еще какое-то время побыть Максом. Моим старым приятелем, который слишком часто видел странные сны и временно потерял память. Я к нему как-то уже привык… В общем, с ним мне проще.

– Мне тоже, – хмуро соглашаюсь я. – Этот вариант дарит мне надежду, что все устаканится. Рано или поздно, так или иначе.